Жила-была жадная, да сварливая баба. И всё-то было ей не так: и люди не такие, и жизнь не такая, и погода; зима - не зима, и лето - не лето. Ну, словом, зануда и сквалыга. И не было у неё никого поэтому, кроме шальной курицы. Отчего шальной? Так с такой хозяйкой и не такой ещё станешь.
Копала как-то баба огород. Скворушкам-то, бедолагам, охота червячков да жучков поклевать; а она не столько копает, сколько лопатой машет.
- Кыш, дармоеды! Мои червяки. Ату - ату!
В один раз махнула и вдруг, - Дзиньк, - как кто камушком - в штык лопаты. Огляделась баба; никого, да и кому быть-то - одна, на отшибе, жила. Мальчишки и те чурались её: себе дороже выйдет.
- Ах, мерзавцы, так и в глаз недолго угодить! А без глазу-то, кривая, кому я нужна?! Вот попадётесь мне, я ужо не спущу!
И понесла и посыпала: да только ветру-то всё едино, что гром, что ругань, что тишь. Отвела душу, взялась было снова копать. Наклонилась с лопатой; глядь, в земле что-то сверкнуло. Нагнулась, ком земли откинула - муха: да не простая, а вся как из золота. Схватила баба муху, зажала в кулак. Огляделась: не видал ли кто? Вышла с огорода, бросила лопату и бегом на базар, к скупщику золота.
- Червонное золото. Высшей пробы! - глядя в стёклышко увеличительное, сказал скупщик, - Но, больше десяти монет не дам: тут и карата нет!
А у самого глаз загорелся: вещь-то - уникальная.
- Да, ты что ж это, мироед! Совсем ограбить хочешь?! Посмотри, бесстыжие твои глаза, работа-то какая!
- Да, работа - филигрань. Ну, прям, поди ж ты, живая: и крылушки-то, как слюдяные, и хоботок - гвоздиком, и глазки - в сеточку, а ножки-то, ножки - с волосиками! Ну, три монеты ещё надбавлю, а больше - ни!
- Э-э, стыда на тебе нет, - завела баба, - Давай сюда муху. В город пойду, к настоящим мастерам; не чета тебе. У, мироед!
Возвращаясь домой, всё мечтала о богатстве несметном, о зажиточной жизни: "Только, как бы не продешевить-то? Настоящую-то цену взять!" Да не заметила лопаты, брошенной давеча, споткнулась и растянулась во весь рост во дворе; а муха-то и выскочи из горсти. А тут, курица шальная, как назло: склевала муху-то! Хозяйка и рта открыть не успела. Вскочила, погналась - да куда там; взлетела окаянная на насест и таращится круглым глазом: - Чего? - мол.
Погоревала баба, покостила курицу от души, да делать нечего; пошла огород докапывать. Утром услышала, квохчет шальная курица. Да только странно как-то: - Снеслась, верно. Полезла на насест. Точно. Спустилась, вышла на свет: яйцо-то странное - золотом отливает, всё в крупинках золотых. Очистила баба скорлупу, смолола и снесла скупщику. Песок - золотой! Аж семь монет дал.
- Обманул, поди, негодяй! Да я в другой раз умнее буду: в город пойду, там настоящую цену дадут. Не то, что этот, скупердяй!
Через день несла шальная курица золотые яйца. Дела бабы в гору пошли, безбедно зажила. Да, вот незадача: курица что-то занемогла. Вялая стала; в тёмный угол забьётся и молчит, а по перу золотистый отлив пошёл. Баба и так, и эдак: и водицы ей ключевой, и зерна отборного, и уж хлеба, и то, не пожалела. Нет проку: чахнет кормилица, и яйца нести перестала, только что золотом вся покрылась. Вскорости так погрузнела, что и вовсе встать не смогла. Вот беда-то. Решила баба забить курицу, пока не издохла; жаль - пропадёт добро-то! Ощипала, да сварила. А пёрышки-то - все золотые, как с жар-птицы, одно к одному, сверкают.
- Ну, - думает, - хоть тут разживусь. Вот поем супчику куриного и в город подамся, с утра - пораньше.
Поутру собираться стала, перед зеркалом волосы в пучок прибирать; чудно - золотой отлив по волосам будто, или мерещится. Идти, а тут дождь стеной хлынул, да с грозой. Пристало назавтра отложить. Сходила, таки, в город, снесла два пера. Чуть с руками не оторвали, и цену дали. Просили:
- Будет ли ещё? - и - Что за чудо-мастер такой, неслыханный?
- Ага, как же. Так прям сразу вам и сказала. Держи карман шире!
Бегом домой на радостях. И всё бы ладно: вот только что-то неможется бабе, тело как не своё; и корысть-то не в радость. Легла спать с расстройства. На утро встала и - к зеркалу. Ужас! Всё тело золотистым отливает, ни рук, ни ног не поднять. Плохо бабе. Испугалась, шлёпнулась на лавку. Хотела людей кликнуть, открыла рот, да так и застыла золотым истуканом.
Немного погодя, из её открытого рта выползла золотистая муха, почистила лапками крылышки и, - фи-ить, - через окно - вон.