Буров Владимир Борисович : другие произведения.

Семнадцатый Год

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это Роман-пьеса про тех необыкновенных людей, кто штурмовал Зимний. Почитайте ее в Новогоднюю ночь, или хотя бы 1-го утром с похмелья. Это не хуже, чем фильм про Баню, или Кубанские Казаки. По крайней мере, Вы еще этого не знаете.

   Семнадцатый Год
  
   Роман-пьеса
  
  
   О произведении:
  
   Роман-пьеса - жанр, скорее всего, не мной придуманный. Но я всё равно додумался до этого сам. В том смысле, что верю в его существование. Теперь никто не скажет, что нельзя писать романы одними диалогами. А что делать, если всё остальное я воспринимаю, как то, что было, но чего, увы, уже нет. Это печально. Жизнь-то еще перед нами, она еще идет.
   Собственно, отличие от пьесы в том, что комментарии, которые в обычной пьесе пишутся мелким шрифтом, и не входят в текст, предназначенный для героев - здесь это часть основного текста.
  
   Можно бы пояснить на примере, но, к сожалению, я не знаю таких примеров, кроме одного 18-го века. И это... Маркиз де Сад. Да, друзья мои, он делал именно так. Сцена строится внутри повествования. Настоящее время соседствует с прошедшим. Например, представим себе сцену, или:
   - Построим сцену: сидит, стоит, лежит и так далее. А до этого было:
   - Сидел, стоял, лежал. - И всё это рядом в соседних абзацах.
   По сути дела, время зрителей в спектакле тоже существует, а не только то время, которое идет на сцене. Показывается театр, не только, как сцена, но и как зрительный зал.
  
   В обычной же пьесе, комментарии, которые можно считать не только словами автора, но словами зрителя, читателя, служат только для пояснения декораций и т.п.
   Этим же этот роман отличается от обычного романа. Очевидное отличие:
   - Много диалогов.
   Раньше я вообще писал почти одни диалоги, но редакторы говорили, что так делать нельзя. Потом я узнал, что можно, но было поздно:
   - Я уже научился, привык писать пояснения.
   Пока всё.
  
   С Новым Годом, Дорогие Читатели!
   Это роман-пьеса про тех необыкновенных людей, кто штурмовал Зимний. Почитайте ее в Новогоднюю ночь, или хотя бы 1-го утром, с похмелья. Это не хуже, чем фильм про Баню, или Кубанские Казаки. По крайней мере, Вы еще этого не знаете.
  
  
  
  
   Пьеса для чтения, в виде небольшого романа
  
  
   Семнадцатый Год
  
   17-й Год
  
  
   Сцены из Космической и Земной Жизни
  
   в четырех действиях
  
  
  
  
   Эпиграф
  
   Помню тебя перед боем
   В дыме разрывов грана-а-а-т
   Платье твое голубое-е
   Голос, улыбочку, взгляд.
  
   Много улыбок на свете,
   Много чарующих гла-а-з,
   Только такие, как эти-и-и
   В жизни встречаются раз.
  
   Ансамбль Аринушка
   Песня, которую пел Владимир Ильич
   Александре Коллонтай
   Перед Штурмом Зимнего
  
  
  
  
   Действие первое
  
  
   Сцена 1
  
   Сад. Видна часть дома с винтовой лестницей. На аллее под недавно посаженной березой с бриллиантовыми сережками, изумрудными листьями и рубиновыми плодами стол без скатерти, с изображенным по середине жарящимся на вертеле быком. Скоро должны принести чай, но сервировки для чая нет. Почему? Непонятно. За домом, огороженным заборчиком тоже стоит стол. Здесь две яблони. Двое едят нарезанные помидоры с нарезанным полукольцами луком. Чеснока почему-то добавлено немного. Соль, растительное масло - в достаточном количестве.
  
   Достаточное количество мягких и легких кресел сложено около дома. Диван, чтобы можно было полежать нормально, не только, как обычно, карабкаться в гамак. В котором, кстати сейчас лежит гитара. Недалеко от стола настольный теннис. Ракетка на ближней стороне стола прикрывает фиолетовый шарик. Третий час дня, но пасмурно. Теперь экран закрывал правое солнце на час раньше.
  
   - Чай, кофе, квас? - спрашивает молодая красивая девушка, похожая на библиотекаршу. Передняя часть тела у нее изгибается вперед, как будто она всегда летит в объятия любимому, которого давно не видела. Зад тормозится, как будто принадлежит кому-то другому, а не ей же.
   - Не знаю, не знаю, что и выпить, - вздыхает парень с маленькой бородкой, в галстуке, почти лысый.
   - Может быть, водки?
   - На сон грядущий?
   - Ты еще спать собираешься?
   - Почему бы нет? До четырех можно.
   - Ой, смотри, парень, не уснешь опять до часу ночи.
   - Ты права, с утра хорошие мысли приходят.
   - Действительно приходят?
   - Да. И в последнее время все чаще и чаще. Так и кажется, что на меня опять навели Ретранслятор.
  
   - Серьезно? - спрашивает девушка, и ставит перед парнем рюмку водки и банку пива с заклеенной этикеткой. В последнее время, чтобы прекратить опять вспыхнувшие споры о праве рекламы на десять процентов потенциальной памяти человеческого мозга, вообще решили переждать с рекламой и стали все этикетки заклеивать или белой бумагой, или черной. Изредка с изображением цветов. Роз, георгинов, и орхидей.
  
   - Кто-то уже дал взятку и запустил гладиолусы, - говорит парень. - А ведь черным по белому договаривались: только три цвета.
   - Цветка, - ты хотел сказать.
   - Без сомнения. И вот теперь я должен гадать, что лучше водка или пиво?
   - Можно попытаться определить по запаху.
   - Да? Как? Я ведь должен буду открыть хотя бы одну из этих жидкостей. - А закон предписывал обязательно допивать все жидкости, которые были открыты. И в течении пятнадцати минут. Иначе они испарялись без следа, а это наносило урон народному хозяйству Плоскогорья.
  
   - Надо больше есть, - говорит девушка.
   - Ты права. В еде есть вода. Можно готовить с водкой или с пивом.
   - Действительно. Только этот новый повар - все забываю его необыкновенное имя - говорит, что водка в процессе приготовления первых, а также и вторых блюд полностью испаряется. И даже быстрее, чем так, без приготовления.
   - Думаю, гнать его надо.
   - Нет, он хороший.
   - Чем?
   - Мне нравится.
   - Тем более, лучше с ним не связываться.
   - Он мог бы сделать мне ребенка.
   - Да? А я зачем?
   - У тебя не получается.
   - Нервы, знаешь ли. Все думаю:
   - Лететь, или нет, не лететь на Землю. Ведь уверен: ничего хорошего все равно не получится. Так, прокатимся туда-сюда.
  
   - Это бы еще хорошо - говорит девушка.
   - Думаешь, бывает хуже?
   - Однозначно.
   - Что бы такое это могло быть?
   - А знаешь, что? останешься там навсегда - вот и все. Нав-сег-да!
   - Неужели есть такой риск? Нет, тогда я откажусь. Пусть летит...
   - Кто?
   - Да вот хоть этот новый повар, Ти, кажется, его зовут.
   - Ох, у тебя память, дорогой, а я никак не могу пока запомнить. Имечко надо сказать удивительное. Наверное, он не отсюда.
  
   - А откуда? - парень гадает:
   - Не по эту - ни по ту, а по эту... - он открывает глаза, рука его на бутылке водки. - Из Таукитян?
   - Если бы. Говорят, с Альфы, нашей, Центавра.
   - Туда же давно взорвали все мосты. - Парень выпивает рюмку водки, и машет рукой, что должно означать возмущение отсутствием закуски. Девушка бежит к яблоне с фиолетовыми яблоками, но парень открывает пиво.
   - Зачем ты открыл пиво? - спрашивает она, прибежав с двумя яблоками - для него одно и для себя одно. - Не выпьешь же.
   - Не имеет значения, все штрафы отменили недавно.
   - Ты уверен? Я такого постановления не видела. Более того, никто в него не верит, как в реальность.
   - Ты думаешь, врут?
   - Однозначно.
  
   Далее, это Ле и Ня. Они скелеты. Всеми их вкусами и эмоциями, в том числе и при проглатывании пищи управляет Центр, находящийся на Горе. Скелет глотает пиво, водку, или мясо - правда здесь мяса не было - и чувствует то же, что человек, который нарастил себе вкусовые рецепторы, нервы, вообще мясо и кожу. Дело в том, что здесь на людях не держалась кожа. Пытались сначала жить без кожи, так, с одним только мясом, но оно быстро сохло, обмен веществ нарушался, и человек довольно быстро протухал. Как обычный дикий зверь. Ученые даже выдвинули гипотезу, что люди - это, собственно, не кто иные, как тоже животные. Но никто этому, разумеется, не верил. Хотя теория была, как сказал один Академик:
   - Действительно интересной.
  
   Как говорится:
   - Инти-инти-интирес: выходи на букву эС.
   - А что у нас на букву эС? - спросил парень, посмотрев на вторую, уже налитую рюмку.
   - Так этот, как его?.. - махнула рукой девушка, как будто отгоняла помехи, мешавшие ее хорошей памяти проявить себя.
   - Кто? Я тоже не знаю.
   - А! Серый.
   - Никогда не слышал ничего подобного.
   - А вот сегодня и услышишь.
  
   Далее, Серый - это: шесть человек. Нет, здесь его имя, как у всех из двух букв: Си. Точнее, шесть - это уже не Серый, а, как будет ясно дальше:
   - Лаки Сто.
   Имена: Ле - будущий Швейцарец Ня - будущая Библиотекарша, Ко - Матросская, Си - не будущий Лаки Сто, а будущий грабитель банков Серый, Ся - Хог - Напильник, Ти - Испанец, или Испанский, Бы - Усов, Ви - Сенной-Граблин, Ки - Ник Бальский, Лы - премьер-министр Киевский, Ра - Амон Ра, Зи, - Молочник- по партийному псевдониму, Ме - Инженер, тоже по партийному псевдониму. Вообще, здесь многие - хотя и не все - имеют именно:
   - Партийные псевдонимы.
  
   Входят Зи и Ме. Предлагают Ле допить его пиво.
   - Ты больше не будешь? - говорит Зи. - Можно я допью? Ты не против, Ле?
   - Так нет, разумеется, - говорит Ле.
   - Мы вместе допьем, - добавляет Ме.
   - Давайте все полетим, - говорит Ле, - пусть здесь Козлы правят.
  
   Козлами называли Центры Ретрансляции. Люди считали, что эти Козлы им совсем не нужны, так как Люди - самодостаточные существа, и никакие Центры Ретро им абсолютно не нужны.
   - Я предлагаю вам остаться здесь, - говорит Ле. - И знаете почему?
   - Я могу вам принести новые банки, - говорит Ня.
   - Не надо, - говорит Ле, - они и это-то не допьют. Кстати, до меня дошел слух, что вы тоже летите.
   - Неужели это правда?! - вскрикивает Ня. - Тогда и я полечу.
  
   - Почему? - спрашивает Зи, погладив себя по животу в серебристой жилетке. Дело в том, что сами люди думали, что они не скелеты, а намного более совершенные существа. Ну, раз они носят отличную одежду. Однако даже не знали, что одежду надо покупать в магазинах. Так проснутся утром, увидят, что у них новая серебристая жилетка, или новые брюхи цвета хаки, и говорят, красуясь перед зеркалом:
   - Это то, что я хотел. Или хотела. - Хотя даже не задают себе вопроса откуда взялось это богатство. - Это речь Центра на Горе.
  
   - Я один справлюсь.
   - Да, действительно, там и одному делать нечего, - говорит Ня, хотя ясно, что она очень хочет, чтобы эти ребята тоже полетели. Ясно: любовники.
   - Не справишься, - говорит Зи, и добавляет: - И знаешь почему?
   - Нет.
   - Так узнай, - говорит Ня, - Си тоже летит!
   - Да? Странно. А ты, кстати, откуда знаешь? - И Ле смотрит не на нее, а на ребят Зи и Ме. Ясно, что накануне с кем-то из них она была вместе в одном гамаке. Скелеты не любили спасть в гамаках, но почему-то везде были навешаны гамаки, диванов было очень мало. Периодические возмущение скелетов, то есть людей ни к чему не приводили. Да они и сами, немного по возмущавшись, опять начинали считать:
  
   - Что так надо. - Как китайцы носят деревянные башмаки на высокой подошве. Неудобно, но так надо. А зачем, спрашивается? И тем, кто очень пристает можно дать ответ:
   - Не надо бегать, не надо прыгать, не надо поднимать тяжести - в таких чубуках не попрыгаешь. Более того, и это самое главное:
   - Не надо никуда спешить! - Так что это только с первого взгляда кажется, что неудобно, а на самом деле, даже очень хорошо.
  
   Например, в данном конкретном случае, гамак хорош тем, что очень развивает гибкость костей. А для скелета это очень хорошо, ибо в случае жесткой посадки, можно остаться с костями, а не наоборот.
  
   Входит Ко.
   - Ты зачем пришла? - первым спрашивает Ле.
   - Так по делам я пришла. Неужели не видно?
   Ме и Зи встают и внимательно ее осматривают.
   - Какие дела? - недовольно, но корректно говорит Ня. И добавляет: - Дела знаешь у кого?
   - У кого? - спрашивает Ко.
   - У этого... как его?
   - А ведь я вас предупреждала, - говорит Ко, - не надо было ругать Ретро Центры на Горе.
  
   - Почему? - машинально спрашивает Ле.
   - Так вот теперь у вас и замыкает, - Ко хотела поднести руку и постучать пальцем по голове, но на полпути задержала. Она сказала: - Я сюда не за тем пришла, чтобы ссориться.
   - А зачем? - придирчиво спросил Ме.
   - Наверное, хочет напроситься в дальнее плаванье, - ухмыльнулся Зи.
   - Да она и так уже едет, - сказал Ле, - че ей напрашиваться?
   - Я принесла то, что мы повезем с собой на Землю, - сказала Ко.
   - И это? - спрашивает Ня.
   Не успела Ко ответить, что они должны взять с собой, как появился повар Ти, сказал, что:
   - Между прочим, я тоже получил повестку.
   - Куда? - не поняли и хором спросили Ме и Зи.
   - Лечу, так сказать на Землю, - говорит Ти.
   - Зачем? - тоже не понимает Ле. - Мне там конкуренты не нужны.
   - Не зря говорят, что голова у вас работает Ле, - ответил Ти. - И знаете почему?
   - Почему?
   - Я лечу именно как ваш конкурент.
   - Здорово! Отлично сказано, а?! - восклицает Ле.
   - Вы не подумайте ничего плохого, я не претендую на самую Гору, так только в смысле обеспечения питанием на самом Плоскогорье.
   - Питанием? - переспросила Ко.
   - А чему вы удивляетесь, дорогая? Он повар.
   - Повар делает котлеты и меняет на монеты, - произносит Ме.
   А Зи добавляет:
   - Только банкира нам не хватало.
  
   Далее, Ня удивляется, почему Ле использовал в отношении Ко термин:
   - Дорогая.
   - Ты почему назвал ее:
   - Дорогая? - Ня.
   - Напрасно вы беспокоитесь, - говорит Ко, и хочет пояснить свою позицию, но Ня ее перебивает.
   - Не надо подсказывать. Я не тебя спрашиваю. Говори сам, Ле, не жди, не жди, когда за тебя все сделают другие.
   - Ясно почему, - говорит Ле, - летит за свой счет.
  
   Все всплескивают руками.
   - Да разве она подпольная миллионерша?! - Хватаются руками за головы Ме и Зи.
   Входят Ки и Лы. Второй почти с порога высказывает то, что многих шокирует. - Пороги здесь были символические. Так как домов не было, то порогом назывался изумрудный камень в виде шести порогов - три вверх и потом три вниз, в самой середине чистыми брилликами было вмуровано имя владельца этого места. И это место - в отличие от других рядом находящийся мест имело название:
   - Овин. - Раньше, как и везде люди здесь жили Под Плоскогорьем, и были натуральным:
   - Андеграундом, - теперь сверху, т.е. Овер, превращенное для благозвучия в Овин.
  
   Детям советовали запоминать это слово, как восхищенное восклицание:
   - О! - Винчестер. - Хотя никто давно не знал, что такое Винчестер. И на вопрос ребенка, что все-таки это такое? - обычно в шутку отвечали:
   - Не помню уже, на Горе все Винчестеры, мы легко можем обходиться без них. И вообще, - добавляли они свою коронную фразу:
   - У нас все есть. И почти всегда без слова:
   - Почти.
   Но почему-то оказалось, что чего-то все-таки очень не хватает. Иначе зачем лететь туда, куда не дойти пешком, а именно на Землю.
  
   - На ее имя пришло завещание, - говорит Лы.
   - Насколько большое? - спрашивает Ле, - даже не подождав, пока Лы и Ки спустятся с изумрудно-бриллиантового входа в Овин.
   - Несколько миллионов, - говорит Лы.
   - Больше - говорит кто-то. Его не видят, так как внимание всех сосредоточено на Ки и Лы, которые укладываются на полу, на мягкой шкуре, снятой с большой с большой птицы Я.
  
   - Миллиардное, - говорит вошедший и добавляет: - И не в Плошках, а Горах.
   - Шутите? - спросил Ле. - Откуда такие деньжищи. Более того, на такие Горы можно создать там хорошую ударную группу. Я бы даже женился на Ко, - сказал он и добавил: - Если бы это же самое не обещал уже Ня. - Жаль, жаль, такие деньги.
  
   - Да кто же их вам обменяет? - говорит вошедший вместе с Лы Ки.
   - Вы и обменяете, - невозмутимо говорит Ра, последний вошедший, который еще стоял на верхней бриллиантовой площадке.
   - Я?! - удивляется Ки. - Я еще не знаю толком своего назначения.
   - Я знаю, - говорит Ра. Он берет одно из мягких кресел и тащит его на середину. Где и садится. - Ты будешь... - Ра замедляет свою речь. И говорит то, после чего всего все раскрывают рты. Или наоборот, закрывают, если до этого рты были уже открыты. Итак, он говорит:
   - Ты будешь мной. - Ра добавляет: - Не в том смысле, как вы подумали, мы не будем меняться местами. Более того, я бы... - тут он опять начал тянуть время, - я бы согласился. Ты будешь не мной, а просто Ра - богом солнца, которое когда-то светило над многими Горами. Более того, могу предположить, что на Земле Солнце еще светит.
  
   Многие только машут руками.
   - Насчет того, что Ки будет Царем, Ра, то есть, еще можно поверить, - говорит Ле. - А вот по поводу все еще работающего Солнца ты загнул Ра. Все наши Горы однозначно утверждают, что вероятность этого равна одной сто миллиардной, что означает практически нулю.
  
   Никто не верит Ра, что Ки будет на земле Ра, Царем, но только на словах. На самом деле, наоборот, все были шокированы этим сообщением. Ибо все знали, что Ра ошибается редко. Да и то была вероятность, что и в ошибочных предсказаниях Ра прав, только люди боялись в них верить.
   Ко говорит, что покажет подарок только в кабаке.
   - И знаете почему? - говорит она. - Я хочу есть. - Все соглашаются, так как Ко еще опережает Царя Ки по рейтингу внимания.
  
  
   Сцена 2
  
   Те же и группа Ся: Си, Бы, Ви, они уже сидят за столом в углу около оркестра. Ресторан представляет собой помещение с высоким потолком фиолетового цвета. Но это только световой эффект, здесь, как и везде, не было ни стен, ни крыши.
  
   Ко сорвала яблочко с яблони у входа в ресторан, откусила и прошла прямо к стойке бара, чтобы сделать заказ для всех. Но Ле успел сорвать с грядки огромный арбуз, и обогнал Ко у самой стойки.
   - Опасно рулишь, парень, - сказала Ко, и даже чуть не подавилась яблочком. Она проглотила его, схватилась за горло, и тут Ле поставил свой большой арбуз на прилавок, и так хлопнул девушку по горбу, что райское яблочко вылетело изо рта девушки, как камень из пращи, и попало в нос бармену. Он залился кровью.
  
   - Приложи к носу полотенце со льдом, - сказала Ко.
   - Лед есть? - спросил Ле.
   - Пошли вы знаете, куда? - сказал бармен, но все же сделал то, о чем его просили. А именно приложил к носу полотенце со льдом, и... и ушел. Хотя его просили:
   - Заодно налить, два виски с содой.
   - Не обращай внимания, - говорит Ко.
   - Да, - говорит Ле. - Кто-нибудь подойдет все равно.
   И действительно, в бар входит парень в матроске, в тельняшке, виднеющейся из-под нее, и в бескозырке с ленточками. Он положил гитару, и спросил:
  
   - Что угодно приказать? Водки ли виски с содой?
   - Какой красивый молодой человек, - говорит Ко.
   - Виски, пожалуйста, - говорит Ле.
   - Два?
   - Да, - опережает Ко ответ неугомонного Ле.
  
   Далее, стол Ся.
  
   Стол Ся
  
   Ся манит Си, сгибая и разгибая указательный палец. Неохотно, как медведь Си нагибается.
   - Да? - говорит он, - я слушаю.
   - Точно? - спрашивает Ся.
   - Да, теперь точно.
   - Мы должны лететь на Землю, - говорит Ся.
   - Я не полечу. - Си.
   - Я скажу не только полетишь - побежишь, Звездолет обгонишь!
   - Ну, хорошо, может быть, я и побегу, а ты-то сам хоть думаешь, зачем нам это?
  
   - Будешь там банки брать.
   - В натуре?
   - Точно тебе говорю, не в воображении.
   А надо сказать, что Си был большим любителем воображаемых игр.
   - Мне нужен человек, который будет добывать деньги.
   - Плошки?
   - Горы.
   - Откуда информация?
   - Уже готов пакет документов, - вмешался Бы. И Ви кивком головы подтвердил эту информацию.
   - Так ты летишь? - спросил Си.
   - Да, но... - Ся приложил палец к губам, - они ничего не должны знать, - он кивнул на Ле и Ко у барной стойки, и добавил: - Особенно Ле.
   - Почему? - спросил Си. - Мы летим, как запасной вариант? Я правильно понял?
   - Правильно.
   - Чтобы всем была ясна реальная опасность создавшего положения, - сказал Ви, - я поставлю точки над некоторыми буквами.
   - А именно? - Си.
   - Должны лететь другие Три Мушкетера, - ответил Бы.
   - Я сам скажу, - попросил товарища попридержать язык Ви. - На самом деле летят:
  
   - Де, Ва, Ка и Мо.
   - И Мо? - спросил Ся. И добавил: - Я не слышал ни о каком И. Кто это?
   - Это просто междометие, - поддержал товарища Бы.
   - Между чем и чем? - спросил Си.
   - Если я правильно понял, - предупредил ответ Ви или Бы Ся, мы должны втереться в очередь где-то между этой группировкой, и СП, Смещающим Параболоидом.
   - Совершенно верно.
   - Какое будет смещение? - спросил Си. - Красное?
   - Фиолетовое, - ответил Ся.
   - Далеко.
   - Далеко, - подтвердил Ся слова Си.
   - Но не дальше, чем Эпсилон...
   - Нет, конечно.
   - В три раза ближе.
   - Хотя все равно лететь и лететь.
   - Это понятно.
  
   Все расселись за большим столом, а за стойкой к Ле и Ко присоединилась Ня, которая должна была стать женой Ле.
   Бармен вышел в зал принять заказ.
   - Больше никого нет, что ли, кроме вас? - спросил почти насмешливо Лы.
   - А чем я вас не устраиваю? Я не пьяный, - сказал бармен.
   - Так у тебя, эта... как его? Нос разбит, - говорит Ки.
   - И что? Кто-то разбил нечаянно. Я сам разберусь. Заказывайте.
   - Деваться некуда, мы, конечно, закажем, - говорит Зи, а Ме его поддерживает: - Раз пришли. Но, я не понимаю, как вы будете носить эксклюзивные блюда.
   - Я на носу не ношу.
   - Это хорошо, - говорит Ра, а Ки добавляет:
   - Очень хорошо.
   - Неужели вы не понимаете, что кровь будет капать на быков, - Зи.
   - Я в этом уверен, - Ме.
   - Не будет. Могу поспорить.
  
   - Сначала причеши свой скелет, - говорит Ра.
   - Вы мне не указка. И знаете почему? - спрашивает бармен.
   - Нет, - говорит Ки.
   - Ни на виски, ни на коньяк все равно не дадите. Я таких, как вы знаю, только бы себя показать.
   - А... - Ра.
   - А чтобы вести себя в кабаке прилично, пока не напились, этого нет. Итак, что вы будете? Быков нет. Вы должны знать, если не прилетели с Альфы Центавра, что уж год здесь быков не едет. Только рыбу.
   - Мы с Эпсилона Эридана, - Лы.
   - Оно и видно. Ладно, значит так: десять осетров по... по какому вы предпочитаете?
   - Натуральных. - Лы.
   - Ладно, так и запишу:
  
   - Осетры натуральные - десять.
   - Почему десять-то, я не пойму?! - возмутился Ки.
   Бармен молча пересчитал сидящих за столом представителей Тау Кита.
   - Десять, - наконец резюмировал он. - Точно не больше. Да и не меньше, я думаю.
   - Вы не посчитали тех, что развлекаются за стойкой, - сказал Ме, и Зи его поддержал:
  
   - Мы с ними.
   - Пусть сами скажут, - бармен. - Я не уполномочен принимать заказы заочно. Мы университетов, так сказать, ну и так далее, и тому подобное.
   - Вижу, вам не зря разбили нос, - сказал Ки, и добавил: - Я бы сделал то же самое.
   - Кстати, почему вы нас обслуживаете? Где активные официанты? - Лы.
   - Они на экскурсии. - И это сказал не бармен, а Ра. Он же добавил: - Осматривают в последний раз улетающий в далекие края космический Параболоид.
   - Хорошо предсказываешь, - Ки. - Кстати, что на нем написано? Не видишь?
   - Вижу, - говорит Ра, - но плохо. Сейчас подойду поближе. - И он говорит: - Земля.
   - Хорошо сказано, - говорит Ме, а Зи его поддерживает:
  
   - Почти, как у нас. Мы ведь тоже летим, кажется, туда.
   - Я даже в этом уверен, - говорит Ра. - И знаете почему? На люке Параболоида написаны наши имена.
   - Кошмар! Это наш корабль, мы опоздаем! - Кто это крикнул неизвестно. Только все хором и вразнобой заторопили бармена:
   - Неси быстрее осетров!
   - Мы опаздываем.
   - Мы и так можем опоздать. - И:
   - Можно сказать, мы уже опоздали, но есть местных осетров все равно будем. Там-то, я думаю, осетров натуральных не бывает.
  
   Натуральными здесь называли осетров, которые плавали не в воде, а в воздухе. Просто во влажном. Считалось, что это их природная среда, хотя без сомнения дело обстояло как раз наоборот:
   - Реальные осетры, - как здесь называли осетров, плавающих во влажном воздухе, были выведены местными Горными Винчестерами. А для рекламы придумали, что:
   - Они были первыми.
   - Но не хуже, не хуже, как говорили некоторые, а Ме и Зи за ними повторяли:
   - Отличные осетры.
  
   - Великолепные осетры.
   Бармен, как и обещал принес только десять осетров.
   Так что... так что, когда оказалось, что надо бежать, чтобы не опоздать к отлету Параболоида Тау Ката - Млечный Путь - Земля, Ле, Ня и Ко оказались голодными. Они отмахнулись от предложения заказать:
   - Тоже осетров, - так как в это время слушали песню парня из местного оркестра, который здесь обычно играет вечером:
   - Я Таукитянку схватил за грудки:
   - А ну, говорю:
   - Признава-а-й-ся!
   - Мы возьмем вас с собой! - крикнула Ня. А Ко добавила:
  
   - Обязательно.
   - Все места заняты, - нерешительно возразил Ле, и попросил музыканта:
   - Налейте еще виски, и если можно без соды, немного, двадцать пять граммов будет вполне достаточно.
   - Давайте все выпьем по двадцать пять, - сказал поэт, - за успешный полет, так сказать, к звездам.
   - Я не буду, - говорит Ня.
   - Ну, Ня, вы обещали, - говорит поэт, - Вы, выпейте-ка.
   - А меня ты уговаривать не будешь? - спрашивает Ко. И добавляет: - Ты уговорить меня можешь только при одном условии:
   - Если полетишь с нами.
   - Как он может полететь? - опять спрашивает Ле. И добавляет: - Если только вместо кого-нибудь, - и он поворачивается в сторону стола у оркестра, где сидят:
  
   - Ся, Си, Ви и Бы. - Перед подачей осетров они пересели за отдельный стол у самого оркестра.
   - Один 17-й, его надо оставить здесь.
   - Из этой группы оставить никого не удастся, - говорит Ко.
   - Почему? - спрашивает Ня.
   - У них Первый Класс.
   - Что это значит? - спрашивает Ня.
   - Специальные большие рубины вшиты в черепа, - вместо Ко отвечает Ле. - Можно попробовать заменить кого-нибудь из зеленых. - И он кивает в сторону кухни. Там четверо:
   - Де, Ва, Ка, Мо.
   Они решают заменить Ка, но выходит, что остается Ва.
  
  
   Сцена у Звездолета - Сцена 3
  
   - В порядке очереди, друзья мои, в порядке... - это говорит Ся.
   - Тя кто поставил очередь устанавливать? - спрашивает немного пьяный Ле. И Ра его, к удивлению Ки, поддерживает:
   - Ся уже настроился быть главным.
   Ся не смущается, но говорит, что:
   - Уже посчитал всех, и... и кто-то второй лишний. - Просит рассчитаться на первый, второй третий. Многие не понимают, почему не на:
   - Первый - второй.
   - Проще же намного! - восклицает немного перебравший в кабаке Ки.
   - Я сам буду думать, - самоуверенно отражает атаку Ки Ся, стоящий уже на первой платформе Параболоида.
   - Сбросьте его вниз! - кричит Ра. И его поддерживают, как ни странно Ме и Зи.
   - Кто тебя назначил?! - кричат они.
   - Не ваше дело! - рявкает Ся. Си хочет его подержать, и тоже лезет на платформу. Но Ся подставляет ему, как бы нечаянно, коленку, и Си отлетает вниз на несколько ступенек.
   - Хорошо, что не упал в самый низ, - говорит ему Ся. И добавляет: - Ну, ну не сердись Си, давай твою руку в мою. - Ся сам первый протягивает руки Си, но Си неожиданно говорит:
  
   - Я банки брал величиной с этот Звездолет. Ты понял?
   - Да, понял, понял, - ухмыляется Ся, но тут же ухмылка слетает с его черепа.
   - Ты даже не захотел приукраситься перед вылетом, - говорит Си, кивая на лысину Ся, и тут же подхватывает на плечи. Многие зажмуриваются.
   Все понимают, что Ся может потерять при падении с семиметровой высоты способность к самоконтролю. Хотя для Тау Кита это не такая большая высота, как для Земли. Ибо не зря пелось гитаристом из ансамбля:
   - Здесь нет атмосферы, тут душно. - Но и два земных метра - это тоже высота. Тем более для скелета.
  
   Ся задрягался, пытаясь применить контрприем, но не вышло. Дело в том, что хорошо он выучил только один прием. А именно:
   - Удар распрямленной ладонью под ребра. - Его учил Ле, который сам больше ничего не умел, но хорошо бил прямой ладонью под какое-нибудь ребро. Обычно под правое, так как сам был левшой, и противник, если и ожидал какую-нибудь подлянку от него, то именно:
   - Удар под ребро, - а от левши - под правое. А Ле бил именно под левое. Левой под левое. Многие падали после такого приема.
  
   Ся тоже был левшой, но и подал Си он левую руку. Так что бить ему было нечем. Ради попытки - не пытки он попытался несколько раз проткнуть Си правой рукой, но смог только попасть ему в глаз. Больно, но не смертельно. Си только еще больше разозлился и бросил Ся на Тау Плошку. В результате Ся сломал ногу, а Си глаз. До свадьбы заживет, но пока что оба стали инвалидами. Один надел на глаз черную с красными кантами повязку, а другой на ногу красную с черными краями. Мол, траур, но надежда на выздоровление не отсутствует.
  
   Когда появились Де, Ва, Ка, Мо, все уже сидели на своих местах. Правда, не все были одинаково довольны. Ибо. Ибо, как оказалось в Звездолете нет пронумерованных, или поименованных мест.
   - Безобразие, - сказал Лы. И добавил: - Кто это допустил? - Ответил Ле:
   - Мне известна тайна этого бардака, - сказал он.
   - Так скажите, я весь в нетерпении, - сказал Ки. - Как и Лы, - он хлопнул товарища по плечу.
   - Он хочет компенсацию, - сказал Ра, который сидел здесь рядом за игорным столом.
   - Чего он хочет? - переспросил Лы.
   - Хочет поменяться местами. - Ра.
  
   - В каком смысле? - не понял Ки, и тут же добавил: - Я никуда не пойду.
   - Я тоже. - поддержал Ки Лы. - Здесь не только подают виски с содой бесплатно, но и вид хороший.
   - Тем более можно играть в карты. - Ра. - Мы не уйдем, я и так могу сказать результат.
   - Предсказателям свойственно ошибаться, - выдал Ле сакраментальную фразу. И не только Ки, но и его друг Лы задумались.
   - Вы, что, мне не верите?! - сказал Ра, - хотите отдать наши самые лучшие места? Я не уйду, я их проинтуичил, я их занял, я никуда больше не пойду.
   - Так и не надо, - говорит Ле, - оставайся. Нам нужны ложные пророки.
   - Господа, - начала Ко, но ее тут же прервали:
  
   - Мы еще не на Земле - здесь господ нет.
   - Товарищей тоже, - вставила свое слово Ня, - а некоторые уже во всю его используют.
   - Друзья, уступите, нам этот великолепный вид. - Ко.
   - Я так и знал, что они будут использовать этих дам для достижения своих целей. - Ки.
   - Мне все равно, я не уйду, - настоял на своих прежних взглядах Ра.
   В это время снаружи послышался шум.
   - Кто не закрыл дверь? - спросил Ся.
   - Еще не все сели, Балда Лысая, - сказала Ко, и повернувшись к Ле, добавила: - Че он лезет везде, как будто имеет на Земле назначение... - она подумала, она забыла, как называются на Земле самые главные люди, и выдала: - Большим Вином. - Ну, как это делалось в самой системе Тау Кита.
  
   - Ты кто такой? - спросил грозно Ле, заслоняя собой Ко, да и Ня заодно.
   - Бабник, - негромко сказал Ся, почти про себя, но Ня, имевшая хороший слух его услышала.
   - Он сказал, что ты бабник, - прошептала Ня на ухо Ле, который не успел возбудиться для грозного ответа, потому что его прервал голос Ра:
   - В этом нет ничего плохого, более того, вполне естественно.
  
   Некоторые побежали на шум, в том числе Ле и его дамы.
   Оказалось, что все в порядке. Но на самом деле один Таукитянин был заменен. Как договорились Вы спрятался за кустами коралловых водорослей, развивающихся во влажном воздухе, окружающем широкой полосой стартовую площадку Параболоида. И пока четверо последних будущих Землян разглядывали шныряющих между водорослей маленьких - на кило, не больше - осетров, и восклицали:
  
   - Ай, не поймал! - Вы высунул из-за кустов длинную руку, и схватил первого попавшегося летчика за ногу в районе ступни. Тот задрягался, но от испуга даже не закричал, а просто отошел подальше. Тогда Вы схватил второго, и на этот раз удачно. Первым был Ка, которого и выбрали Ле, Ко, Ня для замены на Вы, а второй Ва, он и остался здесь на Тау Ките, будучи избавлен от великолепного межпланетного костюма, и брошен во влажный воздух к осетрам и фиолетовым с зеленым отливом водорослям. Но сразу не сдался на съедение ни водорослям, ни осетрам, так как был, и должен был оказаться на Земле человеком военным.
  
   Все четверо: Де, Ка, Мо и Вы проследовали к лестнице Параболоида. Бы и Ви стояли в дверях, и последнего притормозили. Это был как раз гитарист Вы.
   - Че-то не похож, - сказал Бы.
   - Вполне возможно, - согласился Ви.
   - У вас какой Вин? - строго спросил Бы.
   Вы опешил. Пароль ему не сообщили.
   - Теперь бросят во влажный воздух к осетрам, - подумал он. - Лучше было остаться и играть в оркестре, петь, и... ну и так далее. В том смысле, что хорошо кушать и спать, причем не одному. Кстати сама метрдотель обещала взять его к себе жить. Но ведь это было так, чисто из жалости. Так что. Так что, лучше бы, конечно, улететь отсюда.
   - Итак? - спросил Ви.
   - Мы ждем ответа. - Бы.
   - Отстаньте от него, - высунулась из двери Ко, а за ней и Ня, - нет у него никакого Вина.
  
   - Ты с ними согласен? - спросил Ви.
   - Я? - спросил музыкант. - С ними? - еще раз задал он вопрос, заставив дам поволноваться. - Да, согласен.
   - С чем? - не унимался Бы.
   - Дай ответ полным предложением, - посмотрел ему в рот Ви.
   - Да серьезно, нет у меня никаких Винов! - воскликнул поэт.
   - Ну, так и надо было сразу сказать, - улыбнулись одновременно ребята, а Вы им достойно ответил:
  
   - Я не знал просто, что вы здесь в качестве охраны.
   Ребята хотели обидеться, но все уже вошли, и входная дверь начала подниматься. Они поспешили занять свои места.
   Кстати, как улыбаются скелеты? Ну, вот собаки улыбаются, хотя это и не заметно. Также и Таукитяне.
  
  
  
   Полет - Сцена 4
  
   Ко и Ня думали, что в Полете мужики будут за ними гоняться. Но не тут-то было. Группировка: Ся, Си, Бы и Ви почти каждый ужин начинали с доказательства, что почкование намного лучше. И в конце концов это подействовало. Хотя они говорили о возможных способах размножения на Земле, а не вообще в Созвездиях Тау Кита, Альфы Центавра, Эпсилона Эридана. В туалете Ся сцепился с Ле. Так-то Таукитяне в туалет не ходили. Просто Вины на Горах делали им виртуальное сжигание кажущихся отходов. Но надо было привыкать к Земле. Кабинок было почему-то только две. И оба пошли к одной и той же.
  
   - Уступи, - сказал Ся.
   - Зачем? Иди в другую.
   - Хочу в эту.
   - А какая разница? - Ле сделал абсолютно непонимающее лицо.
   - Разница есть.
   - Какая? Если можно поподробнее.
   - Разница очевидная, - сказал Ся. - В первом случае мне не надо отказываться ни от каких своих потребностей.
   - В во-втором? - Ле.
   - От одной из потребностей придется отказаться.
   - А именно?
   - Я хочу быть первым, а придется идти вторым. Разница есть, как ты считаешь, Ле?
   - Развей в себе потребность быть вторым. Начни прямо сейчас, - Ле уже взялся за ручку двери, но Ся положил на нее свою.
  
   Первым ударил Ся. Он же всегда хотел быть первым. Но удар Ся мог быть не решающим. Он бил не как Ле - твердыми, как Таукитянские бриллианты пальцами, имеется в виду прямыми, как кинжал пальцами, а кулаком. Ся думал, что на Земле он будет в более выгодном положении. Он считал, что его кулак сможет делать из людей хорошие отбивные. Тогда как Ле придется сразу убивать наповал. Он не учел одного обстоятельства. А именно, не знал о существовании на Земле Потенциальной Энергии. А она может быть разной. Следовательно, не всегда пальцами можно обязательно убить.
  
   Ле успел своей левой перехватить сжатую в кулак левую же Ся, который был левшой, и, следовательно, его левая могла быть равна в принципе по силе ведущей руке Ле. Он жал и жал, стараясь сломить сопротивление руки Ле. А не понимал, что удар все равно уже не получится. Не было уже расстояния для развития достаточной стартовой скорости.
  
   Но и Ле ничего не мог сделать, так как правая его рука была прижала к ручке двери правой же рукой Ся.
   - Я стою ближе к этой двери, - миролюбиво сказал Ле. И добавил: - Впрочем, как хочешь.
   Далее, Ле все-таки бьет Ся.
   Ся отпустил руку и Ле освободившейся рукой предложил ему пройти в номера, так сказать.
   - Ваш номер, - сказал Ле. И когда Ся взялся за ручку, ударил под ребра, не успевшие скрыться за дверью.
   (Противоречие: Ле тоже левша).
   Ся упал лицом своего скелета в унитаз. Ле спустил воду, и подержал его так немного. Потом сказал:
   - Прости, Ся, я ошибся, это действительно твой номер. И знаешь почему?
   - Почему? - спросил Ся голосом... голосом из унитаза.
   - На нем номер.
   - Дай угадаю. Два?
   - Отлично. Но... но, как всегда с опозданием.
   Действительно, номера шли слева на право. Какой смысл вести борьбу за то, что давно никому не нужно?
  
   Второй раз Ле и Ся сцепились за игорным столом. У Ле пришло восемь, а у Ся семь, но Ся сбросил обе карты под стол, и вынул из рукава большую комбинацию. А именно все Девять. Ле это понял, когда уже сделал несколько ходов. А конкретно, отдал все свои дорожные в рубинах и изумрудах.
  
   - У меня больше нет бабла, - сказал он. - Что будем делать?
   - Хороший вопрос, - ответил Ся. И добавил: - Так сходи в каюту. Бриллики-то, наверное, под подушкой?
   Ле нервно застучал ногой по мягкому пружинистому ковру. Его нервного такта слышать никто не мог. Но Ся и так догадался:
   - Подарил уже своим Ня и Ко.
   - Подарил все оставшиеся деньги? - спросил он вслух. И добавил: - Ну, не знаю. Впрочем, поставь леди.
   - Одну или обеих сразу? - спросил Ле.
   Ся задумался. Потом сказал:
   - Одной будет достаточно.
   - Тогда... одну, и... еще одну, - сказал Ле, и кивнул как раз вошедшим в казино Ня и Ко, чтобы присели рядом.
  
   Они сели рядом с Ле, но Ся сказал, чтобы дамы пересели на его сторону.
   - Ты еще не... - начал Ле, но Ко высказалась первая:
   - Ты еще не выиграл, Ся.
   - Более того, - добавила Ня, - и никогда не выиграешь в моего Ле.
   - Более того, менее того, выиграю! - рявкнул Ся. - У меня...
   - Торопиться не надо, - сказал Ле. - И знаешь почему?
   - Ты еще не закрыл нашу ставку, - сказала Ко.
   - А... - Ся порылся в карманах, и не найдя ничего сказал, чтобы будет должен. - В номере у меня все есть.
   - Мы играем только на наличные. Ты сам заставил меня поставить... э-э... бриллианты. Последние бриллианты.
   - Ты поставил бриллианты?! - воскликнула Ко. - Как? Я думала, ты подарил мне их навсегда!
  
   - Конечно, конечно, - сказал Ле, - и тебе, и Ня. - На всю оставшуюся жизнь.
   - Я просто оговорился, - сказал Ле. - Я поставил не бриллианты, а вас обеих вместе с бриллиантами.
   - Это другое дело, - сказала Ня. И добавила: - Не надо так оговариваться.
   - Ладно, я сейчас схожу, принесу свои бриллианты и закрою. Или все-таки так поверите. Я отдам через пять минут.
   - Не надо песен, Ся, - сказала Ня, - Иди и тащи сюда свои бриллики.
   - Если они у тебя еще есть, - добавила Ко.
   Ся скоро вернулся, бросил на игорный стол все бриллианты, сказал:
   - Хватит и на четверых таких, как твои носители драгоценностей. - Было очевидно, что он имел в виду Ня и Ко. Дамы обиделись, и обещали:
  
   - После игры с ним разобраться по-честному.
   - Открывай свою Восьмерку! - устало сказал Ся, уверенный в своей победе на сто процентов. И действительно, больше Девятки не бывает.
   - Ты закрылся - ты и открывай, - сказал Ле.
   - Ладно, - сказал Ся, и хотел уже открыть свои карты, но решил еще немного по нервировать противника.
   - А тебе, че, трудно открыться? - спросил Ся.
   - Почему? Нет, - и Ле перевернул свои Восемь.
   - Сколько? - Ся нагнулся над столом, как будто и так не видел, что это Восемь. - А! Восемь, - воскликнул он, и, еще не перевернув свои карты, выдал: - Восемь с половиной.
  
   - Что? - не понял Ле.
   - Шучу, Девять, - серьезно сказал Ся и перевернул свои карты.
   - У тебя Семь! - воскликнули в один голос девушки, держась за свои бриллианты на отличных шеях. А именно:
   - У Ко шея была фиолетовая, а у Ня малиновая. - Отличный контраст. Я замечу, что у одной из них кости скелета просвечивали через отличный цветной материал, а у другой нет, как будто она была уже мясная, как люди на Земле. Какой материал, из чего он был сделан? Нет, здесь давно уже этим не занимались. Никто даже не помнил, когда это было, чтобы материалы:
   - Делали из чего-то там материального.
  
   Все было лишь световым эффектом. Хотя в принципе ведь нет никакой разницы, - доказывали Вины людям. Свет - материален, как и лавсан, хлопок, полиэстер. Не понимали. Тем лучше.
   - Этого не м-может б-быть! - заикаясь прошептал Ся. - У меня было Девять. Честно.
   - Хорошо, - сказал Ле, - я согласен, пусть будет Семь с половиной, у меня все равно больше.
  
   Ся не хотел отдавать свои последние бриллианты, которые могли очень пригодиться ему на Земле.
   - Вы меня обманули! - начал Ся обвинять Ле, но неожиданно за Ле вступился никому практически неизвестный Ти. Тот повар, что работал у Ня и Ле. Оказывается, он тоже летел. Все его видели, конечно, но не обращали на этого никому неизвестного парня никакого внимания.
   - Нет, всё было по-честному, - сказал Ти. Обе дамы внимательно посмотрели на него. Они давно, правда, думали как-то пристать к нему, но теперь стало очевидно, что момент атаки наступил. Ня обняла его. Как родного. И, повернувшись к Ле сказала:
  
   - Он работал у нас поваром.
   - Я помню, - сказал Ле, и загреб со стола свой выигрыш. А Ся, между прочим, полез под стол, хотел найти украденные Ле карты, его Девятку. Ведь у него же ж была Девятка!
   Нигде ничего не было.
   - Фантастика! - только и выдохнул Ся. А вечером перед сном нашел в своем сюртуке четыре карты. В одном была сброшенная им самим комбинация, в которой очков не было вообще, а во втором кармане та самая Девятка.
  
   - Уму непостижимо, как Ле мог туда ее засунуть. Ведь он уходил, а карты лежали на столе. - Ся сел на свою великолепную кровать, подкачал воздух, чтобы было по пружинистей, попрыгал на спине, чтобы размять кости, и заснул с мыслью, что больше Ле его не обманет.
   Но был и третий раз, когда Ся проиграл.
   Далее, что это было?
  
   А это был конкурс за право первого закона на Земле. Многие выдвигали совершенно нереальные требования. Как-то:
   - Расстреливать всех. - Или:
   - Половину топить, связанными по двое, а вторую половину только расстреливать. - Еще:
   - Ссылать в лагеря за поступки, не соответствующие революционному характеру преобразований. - И:
  
   - И отправлять на Эпислон Эридана, или даже на Альфу Центавра.
   Лы и Ки категорически выступили против стольких радикальных мер. И возможно именно после их выступлений большинство проголосовали против. А победило предложение даже не Ле, и тем более не Ся, который больше всех настоятельно требовал начать с эпохи Ассирийских Завоеваний. Т.е. с чистого рабства.
   - Тем более, - сказал Ся, - не думаю, что они Луди.
   - Что вы сказали? - спросил Ти.
   - Повторю:
   - Они нэ луди.
  
   Победил в этом конкурсе Лы. Вместе с Ки. Они подали одну заявку:
   - Сажать на десять лет с правом переписки. - Они бы сказали меньше, но думали, что назначать меньший срок жителям Земли просто не имеет смысла.
   - За что? - спросила Ня, как представитель счетной комиссии.
   - Что? - спросил Лы.
   - Вы не обозначили:
   - За что сажать.
   - Ах это! - хлопнул себя по лбу Лы, и приписал:
  
   - За предсказание потепления.
   Никто ничего не понял.
   - Какая разница? - спросил Ле, - тепло или холодно? У нас есть приличный буфер к перепаду температур.
   - Ошибаетесь, милейший, - вступил в дискуссию Ра. И пояснил: - Это у тела есть буфер, а, - он постучал себя по черепку, - нет.
   Опять никто ничего не понял.
  
   - Ра, ты пьяный, что ли? - спросила Ко. Она считала, что Ра в принципе мужик сексуальный, даже очень, жаль только никто этого не понимает. А без понимания другими, как она считала, нет и понимания личного.
   Ра действительно немного попробовал нового вина, Мадеры, как она называлась, и действительно чувствовал легкое головокружение. Но считал, что к Земле уже пора привыкать здесь, в полете еще.
   - Я только попробовал, - сказал он. А Ня решила уточнить:
   - Сколько?
   - Тазик, нет, маленький, - добавил Ра. Но все же смог вполне достойно разъяснить свою позицию. Что, мол, на температуру тела действует воображаемая температура воображения.
   Теперь вместо Лы, внесшего это предложение от них обоих, сказал Ки:
   - Представьте себе... ну кого бы? Хоть меня, принимающего душ каждые пятнадцать минут. Ибо:
  
   - Очень жарко. - И вдруг, о, чудо! наступает долгожданное похолодание, так чуть-чуть, с тридцати до двадцати пяти градусов. Но и это уже рыба, хорошая.
   - Килограмма на полтора, - говорит Ра. - Осетр.
   - Не меньше, честно, не меньше, - соглашается Ки, и продолжает: - Тем более на Плазме я вижу прекрасную девушку, скажем Ко...
   - А я? - спрашивает Ня, - я куда делась?
  
   - Сейчас, сейчас, - как говорят на Земле, - и до вас, милая, дойдет дело.
   Но вот на экране, - продолжает он, - появляется опять Ко, опять сообщает о двадцати пяти градусах по Цельсию, но тут ее глаза начинают блестеть, мышцы лица приобретают намного большую подвижность, чем обычно, более того, она начинает при всех прямо на Плазме вилять задом, как будто... впрочем, не будем отклоняться от темы. В чем дело?
   - В чем? - ахает зал.
  
   - Через два дня опять потеплеет! Вот, оказывается, в чем дело! Мама! Папа! Дедушка! Бабушка! Детки родные милые! Да что же это деется?! Еще не ударили обухом-то, а она уж сообщает, виляя бедрами:
   - Через два дня ждите! - Как будто сообщает о Манне Небесной людям, которые и жареных уток не видели месяца три.
   Тут некоторые, в частности Ле, попросили пояснить:
   - Что все-таки больше:
  
   - Манна Небесная или Жареные Утки?
   - Манна, конечно, - не выдержал и пояснил Ра. - Почему? Потому что Манна действует на... - он опять постучал себя по черепу, а Утки только... - теперь он похлопал себя по костистому заду.
  
   В общем, чтобы было, наконец, понятно, Ки и Лы предложили давать десять лет, правда с правом переписки, за предсказание жары после недолгого и незначительного похолодания.
   И это предложение победило. Правда, с незначительной поправкой:
   - Не с правом переписки, а наоборот:
   - Без права переписки. - Почему?
   - За ужимки и прыжки ведущей Прогноза Погоды.
   И как добавил Ся:
  
   - Особенно за вилянье задом при прогнозировании:
   - Опять жары, - которая и так достала всех хуже горькой редьки.
   - Вон, японцам, даже кандишен запрещают включать ниже двадцати восьми градусов, - сказал Бы. За что был пригвожден к своему месту осуждающими за преждевременную информацию взглядами.
   И Ся опять проиграл, проиграл вот такому, казалось не существенному предложению:
  
   - За предсказание опять потепления. - Точнее, не за потепление, а за радость по этому поводу. Хотя было ясно, что все только схватятся за голову от ужаса от такого предсказания.
   - А ведь ее кто-то заставил это делать, я имею в виду вилять жопой, - сказал Ра в заключение этой сцены, - в предвкушении:
   - Опять жары.
  
   Сцена 5
  
   Торжественный голос во всех каютах, казино, бассейне, в зале для игры в настольный теннис:
   - Граждане, друзья, господа и товарищи! Мы прибываем на планету Герой Землю! Прошу всех пройти в спортзал для прохождения процесса адаптации, а попросту говоря, для известного уже вам по мини-лекциям процесса наращивания мяса на кости. Ибо... Ибо на Земле без этого нельзя. И знаете почему?
   - Почему? - спросил Ра. - Впрочем, я и так знаю:
  
   - Чтобы наши скелеты спали в этом мясе, как в гамаке.
   Когда начался процесс адаптации Ко спряталась, а когда ее нашли, воскликнула:
   - Я не хочу быть мясом!
   - Чего же ты хочешь?
   - Лучше рыбой, - ответила Ко.
   И так-таки выманила у практически неживых Винов приличную стерлядку. Ня вроде бы тоже вернулась, закричала:
   - Я тоже так хочу! Мы же подруги. - Но ей ответили:
   - Нэт.
   - Почему? - умоляюще сложила руки Ня.
   - Поздно.
   - Ну, поздно - так поздно, - сказала она и ушла, размышляя, плохо вышло, что она не стала тоже рыбой, или хорошо? Впрочем, думала только так, чтобы найти аргумент для успокоения. А считала, что быть рыбой намного лучше. И первым ее успокоительным аргументом было:
  
   - Когда я начала считать, что быть рыбой лучше? Ответ:
   - Недавно. Буквально несколько часов назад. Следовательно:
   - Это не абсолютное утверждение.
   Да, да, конечно, у меня есть варианты.
   И она уже двинулась к выходу, чтобы занять место получше, поцентральнее на трибуне для встреч инопланетян. А она думала, что такая трибуна должна быть обязательно. Почему?
   - Уверена, их предупредили о нашем прилете. А как же?
  
   Но тут она услышала голос Ле:
   - Вээ ду ю гоу? - И не дождавшись ответа от растерявшейся Ня, Ле добавил: - А я думал, ты паспорт пришла получать! Молодая, красивая, - как говорит Вы, - белая! И решил я ее разыскать!
   - Паспорт? Вот из ит? - Ня остановилась, как вкопанная перед неожиданно возникшим перед ней Ле.
   - Человек, надевший на себя мясо, должен и имя свое удлинить. Непонятно? Ну, чтобы было все чинно, благородно, по... по Земному.
   - А ты уже получил? - удивилась Ня, - как успел?
   - Да вот так вот, отвечает: улетел.
   - Куда? К Ко? В этой рыбе?
  
   - Давай пройдем к шестому Вину.
   - Ну, пойдем. Конечно, если ты настаиваешь. И да:
   - Покажи, как тебя теперь называть?
   Ле подмигивает, тихонько открывает свой паспорт, и говорит:
   - Я еще сам не знаю, - и они вместе читают:
  
   - Швейцар-с-кий!
   - Вот из ит? - говорит она.
   - Ничего особливого, просто:
   - Швейцар. По-масонски: Мастер Строитель.
   - Чего?
   - Это пока секрет.
   - А меня? - они читают:
   - На - Дя. - И Ле тут же поет:
   - Ах, Нядя-Наденька, мне бы за два маленьких бриллика в любую... что? сторону твоей души.
   - Во как! - восклицает Ня, - значит, у них есть душа.
   - В этом нет ничего особливого, - говорит Ле, - ибо у всех есть душа. Вопрос, какая она?
  
   - Ты хочешь сказать, что это могут быть нэлуди? Как говорит Ся. Уже получивший имя Напильник.
   - Не упоминай при мне его имени. Если можешь, конечно.
   - Да ради бога. Он мне самой надоел хуже меда.
   - Ты не любишь мед? Никогда бы не подумал? И знаешь почему? Ты сама, как мед.
   - Какая?
   - Вкусная.
   - Ты разве не знаешь, что мед содержит много крыльев погибших бабочек и другие насекомых душ? Практически это Ад.
   - Значит, по-твоему, - начал Швейцарский, как обычно, дискуссию:
   - Там не мёдом намазано - значит еще хуже, чем у нас, или все-таки хуже?
   - Думаю... Но мы же везем им Подарок, - уклонилась от прямого ответа Ня, как еще не пояснено: Библиотекарша.
  
   - Думаю, они сразу поймут, что это торговая сделка, - сказал Швейцар. Я бы даже не стал позиционировать наш Дар, как именно:
   - Подарок.
   - А в чем дело? Так и сделай, как задумал.
   - Видишь ли, я не уверен, что меня выберут главой Делегации.
  
  
   - Кто может быть против? Напильник? - Хотя все его звали Хок.
   - Он не один.
   - Кто еще?
   - Си - Медвежатник, Бы - Усов, Ви - Сенной-Граблин.
   - Нам тоже надо с кем-то объединиться. С кем, как ты думаешь? Мэй би, повара?
   - Ти - теперь уже Испанец? Давай. Хотя он себе на уме. Сказал, что хочет быть моим конкурентом за Земле.
   - Думаю, он примкнет к нам. И знаешь почему? Хог - Напильник хочет поставить в фундамент своих действий, что Земляне нэлуди, а обезьяны. И более того, такие обезьяны, которые никогда не смогут превратиться в таких, как мы, в людей.
  
   - Ты предлагаешь объединиться с Де, Ка - Инженером и Мо - Граблиным? - спросил Ле - Швейцарец.
   - Не только, - сказала Ня - Библиотекарша. - А и с Ки - Бальским, Лы - Киевским, Ра - теперь уже Амон Ра.
   - Это уже шестеро.
   - Да мы двое, даже трое, если Ко - Матросская не будем выделяться своим рыбьим хвостом.
   - Девять. А их четверо.
   - Итого тринадцать. Где еще четверо?
   - Поэт Вы - Таганский, раз, он полетел вместо Ва, а значит, находится по умолчанию вместе с Де, Ка и Мо.
   - Будет с нами.
  
   - Допустим. Где еще трое? А! Зи - Молочник и Ме - Инженер они тебя любят.
   - Хорошо бы. Но все равно кого-то не хватает.
   - Ти - Испанец, его мы не посчитали.
   - Да? Это плохо.
   - Почему? Плохая примета?
   Далее, встреча на вокзале, выступление Швейцарского на паровозе.
  
  
   Сцена на Вокзале - Сцена 6
  
   Народ был рад.
   - Ждали, ждали, - сказала Матросская, оттеснив Хока-Напильник, и первой выйдя на Площадку.
   - Ой, у нее хвост, - сказала маленькая девочка, и показала рукой на Матросскую.
   - Где?! - спросил парень, наверное, ее брат.
   - Был.
   - Тебе показалось.
   - А какая разница? Был - значит был, - ответила девочка.
   Никто не мог понять, где трибуна для ответной речи представителя Тау Кита. Хок даже попросил у Бы бинокль:
   - Или что-то вроде этого, - сказал он, - может быть телескоп.
  
   И... и пока другие немного растерянно рассматривали пространство, Ле - Швейцар залез на пыхтевший рядом паровоз. И сказал:
   - Друзья! Товарищи, в конце концов, я вас приветствую, как представитель Тау Кита. Как один из представителей, - добавил он, показывая вытянутой в направлении космического корабля рукой в сторону, замешкавшихся на трапе:
   - Ня, Ко, Си, Ся, Ти, Бы, Ви, Ки, Лы, Ра, Зи, Ме, Де, Вы, Ка, Мо.
  
   Ле - Швейцарец странным образом проскочил, стоявший у трапа парень по имени Беркут почему-то не решился потребовать у него на досмотр ни паспорт, ни другие ценности. Но всех остальных он проверил на наличие Земной расшифровки. Ведь это означало, что Таукитяне прошли адаптацию. Он проверял паспорт, кричал:
   - Следующий, - хотя гость с далекой планеты Тау Кита стоял рядом, только ступенькой выше.
  
   А Швейцар в это время продолжал говорить, что он прилетел сюда не просто по обмену опытом, с Подарком, и:
   - Разумеется не для ухудшения, а для улучшения здесь жизни.
   - Сами-то вы, я вижу, до сих на паровозах все ездите, - он прошелся по тендеру и похлопал рукой в перчатке по трубе.
   - Перчатки! - крикнула девочка, стоявшая рядом с парнем.
   - Да, почему в перчатках? - спросил парень, и добавил: - Не думайте, что я хочу как-то вас оскорбить и унизить. Наоборот, вы мне сразу очень понравились.
   - Вот из ё нэйм? - рявкнул Ле - Швейцарец.
   - Харчик, - сказал парень.
   - Какой еще барчик?! - опять рявкнул Швейцарец.
   Многие засмеялись. А Швец снял перчатку и сказал:
   - Теперь придется мыть руки.
   - Простите, что забыл вас предупредить.
   - О чем? - спросил Швейцарец.
   - Что труба у паровоза грязная.
  
   Опять раздался смех встречающей толпы. Именно толпы, потому что многих сюда не пустили. Не пустили во избежание... Как сказал сам Беркут:
   - Чтобы не испугались и не улетели назад.
   - Да, пусть летят, не было печали, - сказал Сладкий, он был писателем. - Лично я не верю в сказки.
   - Да, - сказал Ленька Пан, - учить приехали. А нам это надо?
   - Тихо, тихо, вы меня не поняли. - Беркут. - Я хотел сказать, что не хочу, чтобы эти ребята заплутались и попали куда-нибудь в район Эпсилона Эридана. Не хочу нарушать баланс Вселенной. Еще неизвестно, куда может все повернуться.
  
   Нет, в принципе народу было очень много. Беркута попросили говорить имена прибывших инопланетян громче.
   - Возьмите мегафон, - сказала девочка.
   Он взял. Но не успел продолжить встречу гостей, как парень, Харчик, крикнул:
   - И начните, пожалуйста, сначала.
  
   Пришлось вернуть некоторых уже проверенных Таукитян, говорить их имена через мегафон, чтобы слышали все. Или хотя бы те, кто стоял на расстоянии ста метров.
   - И значит, - опять начал он:
   - Ня - Библио-текарша.
   - Ко - леди Матросская.
   - Си - Серый - Медвежатник.
   - Ся - Хок - Напильник - Грабли.
   - Ти - Испанец.
   - Бы - Усов.
   - Ви - Сено - Грабли.
   Кто-то крикнул:
   - Опять Грабли?
   Ведущий Беркут промямлил по списку, расшифрованному для него помощницей:
   - То был Хок - Грабли, а это Сено - Грабли.
   Тот же голос спросил:
   - Зачем такие сложности?
   - Ну ты кто? - спросил его Беркут, - Ваня? А теперь считай, что не просто Ваня, а Ваня - дурачок.
   Громкие продолжительные аплодисменты взаимопонимания.
   - Ки - Бальский.
   - Как-как?
   - Балет-ный, - было уточнение, а потом и еще одно, так как написано, видимо, было не совсем на местном диалекте: - Бальный. Похоже, поэтому зовите, как хотите, как вам больше по душе.
  
   - Лы - Киевский.
   - Ра - Амон Ра.
   - Зи - Молочник.
   - Ме - Инженер.
   - Де - Любимец кошек, или просто Кошкин.
   - Ва - Черный.
   - Прошу прощенья, - вылез из толпы гитарист, - произошла непредвиденная замена. Вместо него я.
   - А кто вы? - строго спросил Беркут.
   - Вы.
   - Вы? У нас таких имен не бывает. Вероятно, Вы и есть:
   - Гитарист. - Точно, здесь написано, не знаю почему я сразу вас не заметил.
   - Бывает.
   - Это может там, - Бер, - кивнул на космический корабль, - так бывает.
   - А здесь?
   - Нет. И да: проходите, гитарист. - И он пошел с песней, которую скоро уже пели все:
  
   - Но Таукиты такие скоты, наверно успели набраться! То явятся, то растворятся.
   - Ка - Иркутский.
   - Мо - Атаман.
   Далее, начинается праздник в Колонном Зале.
   .
  
  
  
   Действие второе
  
  
   Сцена у бильярда - Сцена 1
  
   Сначала хотели, как обычно:
   - Рыба, мясо, украшения розами, и стол буквой П.
   В середине этой буквы певцы, танцоры, и другие развлекательные лица. Как-то:
   - Ученые.
   - Ученые-то нам зачем? - спросил Беркут у одного из своих сотрудников по имени Воробышек, а также Портной и Писарь.
   - Говорят, уже привыкли, - ответил со вздохом Воробышек.
   - Кто?
   - Да это, как его?
   - Кто? - еще раз повторил Беркут.
   - Да певец - гитарист говорит.
  
   - Я думал, он только поет, а говорят другие. - Беркут.
   - Нет, точно, попросил другой. Сказал, что:
   - Нам понравились ваши ученые.
   - А каки у нас ученые?
   - Я не знаю.
   - Я тоже. Таганский пел, я надеюсь, не про наших ученых, а про своих.
   - Я тоже.
   - Хотя, как знать.
   - Я с вами согласен. Он так и сказал:
  
   - Нам очень понравились ваши ученые. И расшифровал:
   - Доценты с кандидатами.
   - Так и сказал?
   - Да.
   - Кто?
   Воробышек полистал перекидной блокнот:
   - Ти.
   - Что? Кто? Ты писал сокращенно, что ли?
   - А надо было полностью? - Вор.
   - Конечно.
   - Почему?
   - Я ничего не могу понять в этих их Таукиняских сокращениях. Ти, Ме, Зи, - сказал Бер, и добавил: - Непонятно.
   - Испанец, Инженер, Молочник, - сказал Воробей - Писарь - Портной, и добавил: - Я записал их в одну группировку.
   - Значит, надо так понимать, - сказал Беркут, - они все стоят за ученых, и хотят их видеть на этом Праздничном концерте.
   - Это очевидно.
   - Но что они будут делать, я не понимаю.
   - Пусть катаются на велосипедах.
   - Можно. В первом отделении.
   - Во втором?
  
   - Во втором? Сейчас скажу. Пусть разгадывают кроссворды.
   - Или споют песню вместе с Гитаристом Таганским.
   - Хорошо. Пусть будут готовы к тому и к другому. Всё?
   - Нет.
   - Что еще? Хотят полетать на своем Тауките вокруг Колонного Зала?
   - Нет, - ответил Воробышек.
   - А что же? Хотят покататься по Колонному Залу на паровозе?
   - Точно! Как вы угадали?
   - А че тут гадать? Их замашки были видны еще в Коммунарке на Космодроме.
   - Думаю, вы не совсем правильно поняли, Дорогой Сэр.
  
   Далее, оказывается, что Таукитяне хотят начать все сначала. Т.е. со:
   - Штурма Летнего.
   И решено начать с выступления Швейцарца на паровозе.
  
   И, как говорится:
   - Началось все сначала.
   Швейцар опять залез на паровоз и сказал, что пора кончать с этим бардаком.
   - Мы не знаем, что делать дальше? - сказал тоненьким голоском Хок - Напильник. Он похож был на Швейцарца, и втайне от самого себя думал, как бы так сделать, чтобы поменяться ним местами. Раньше он открыто практически враждовал со Швейцаром, тетерь он решил прикинуться слабым. Почему? У него появилась сила. Вроде бы:
  
   - Откуда здесь, на Земле, может взяться сила? - А вот нечаянно она у него возникла. Пока суть да дело Бер предложил зайти в ресторан на Кузнецком мосту. И как-то так получилось, что не всем предложил, а только:
   - Напильнику, Усову, Сенному-Граблину, Серому-Медвежатнику и Испанскому.
   Но Испанец отказался. Он выдал:
   - Вы специально так сделали?
   - Как так? - не понял Бер.
   - Ну, если сложить всех вас плюс меня, то получится магическое число Шесть. А шесть можно умножить на три и...
   - И? - повторил Бер.
   - И... - запнулся Испанец, но тут же вымолвил: - Вычислить год, месяц и день победы.
  
   - Более того, победить, - сказал Напильник-Хог. - Чего же ты не договариваешь? И да, - добавил он, - значит себя ты числишь Умножителем?
   Беркут сказал:
   - А это не так?
   - Мы считали, что Умножитель - это Швейцар, по Земному:
   - Немец.
   - Нас двое. - Испанец.
   - Я так и думал, - сказал Беркут.
   - Откуда вы могли это знать? - спросил Усов. И Сенной-Граблин его поддержал:
  
   - А действительно, вы, что, маг, что ли?
   - Нет, нет, конечно, - поднял руку ладонью вперед Бер. И выдал свою тайну: - Маг действительно есть, но это не я.
   - Вы что-то все-таки путаете, Испанец - сказал Напильник-Граблин. - Счета не сходятся. Нас должно быть шесть без множителя.
   - Всего, значит, семь, - констатировал Серый-Медвежатник, впервые подавший свой голос. В принципе он вообще не любил говорить. На Тау Ките он громил банки. У него даже была кличка, данная ему Винами:
   - Лаки Банкир. - Здесь местные переводчики перевели его имя, как обычно, как:
  
   - Серый. - Даже сам Лаки удивился, что сказал, что не видит логики. И правильней было бы перевески:
   - Белый, - ну раз он Банкир. Банкиру нужны деньги, а их должен, следовательно, кто-то принести. И далее:
   - Серому не понесут, а только Белому, чистому, как снег. Это по Земному. А по Таукитянски:
   - Фиолетовому.
   Переводчики, видимо, просто по ошибке перевели правильно. Они и не думали, что этот парень Брал банки, а не:
  
   - Имел их.
   Впрочем, некоторые считают, что между словами:
   - Иметь и громить, - нет разницы.
   - Найдете шестого-то, - констатировал Испанец.
   - Уже нашел, - ответил Беркут, и попросил войти своего представителя.
   Все почему-то представились первыми. Все, кроме Испанца.
   - А ты че молчишь, как бык? - громко и со смешком спросил вошедший.
   - Испанец, - наконец выдавил из себя Ти. И услышал еще раз в ответ:
   - Макс - Черный дьявол. Можешь на людях звать меня:
   - Товарищ Андрей.
  
   И избран был здесь, в кабаке на Кузнецком мосту орган сотрудничества, совместное, так сказать, Российско-Таукитянское предприятие в составе:
   - Напильника, Медвежатника, Усова, Сенного-Граблина, - это со стороны Таукитян, а от Земли:
   - Макс и Беркут. - Всего шесть, но не человек, а вот так вот:
   - Четверо людей с Тау Кита, двое:
   - Пока нэлудэй, - с Земли. Их так просто и называли:
   - Нет, нет, не:
   - Земляне, а:
   - Нэлы. - Ну а тех, соответственно:
   - Таукиты.
  
   Со своего места в другом ряду Испанц-Ти сказал:
   - Надо бы ввести в это, так сказать, Бюро женщину.
   - Ты на кого намекаешь? На сэбя, что ли, - грубо и нелогично ответил Серый.
   - Та тэбя, - просто, но тоже вроде бы нелогично, ответил Ти-Испанец.
   - Я и так здэсь, - сказал Серый-Медвежатник.
   - Да? А я почему-то тебя не заметил.
   - Я тебя тоже.
   Спрашивается:
   - Почему Серый вел себя вызывающе?
  
   Дело в том, что эта объединенная группировка решила придумать себе более короткое название. А то:
   - Таукитянско-земная, или:
   - Земно-таукитянская - это слишком трудно запоминать.
   И решили назвать просто, как по-нашему:
   - Здрасьте, - а по-таукитянски:
   - Виват.
   А именно:
   - Лаки Банкир. - Многие по ошибке расшифровывали это слово, как:
   - Лаки 100, сто больших, то есть Таукиняских рубинов, можно бы перевести на русский, как:
  
   - Дорогой, - но в этом слове оказалось не шесть, а семь букв.
   Отказались. Предлагали, правда, говорить с придыханием, так это:
   - До-о-гой! - Но не у всех получалось.
   Говорили, что можно Й сократить.
   - Разве это буква, - сказал Усов по земному. - Так одна видимость лошадиного хвоста.
   - Или просто сократить, - сказал Хог-Напильник, - на:
   - Доргой. - Честно, я как иностранец в промышленном масштабе, могу сказать:
  
   - Предвижу сокращения во всех областях народного хозяйства.
   - Могу поддержать Хока, в простонародии товарища Напильника, что такие сокращения, можно сказать, дело решенное.
   - Это вам кто сказал? - сказал Ти, Испанец по земному - или наоборот - со своего ряда, - ваш витающий в облаках осведомитель?
   - Да, - просто ответил Хог.
  
   Решено было оставить в силе ранее принятое решение о том, что Лак-Сто остается названием Нового Межпланетного Комитета. Насчет черточки между первыми тремя буквами и вторыми тремя буквами народ пока не определился.
   - Пусть будет пока:
   - Так и так, - сказал Черный дьявол. И его поддержали. Хотя никто, кроме Беркута его не знал. А с другой стороны, из Землян здесь больше никого и не было.
  
   И был решен еще один вроде бы не значительный, но очень интересный вопрос. А именно:
   - Чтобы особенно не заморачиваться решено было выбрать одного представителя Лаки Сто.
   - Зачем? - не понял Сенной-Граблин.
   И, чтобы не разворачивать дальнейшую дискуссию, очень остроумно закрыл этот вопрос Макс-Черный дьявол:
  
   - Чтобы жопу лизать не всем, а только одному.
   - Действительно, - задумчиво почесал бороду Усов, - одному легче приготовиться к этому делу, чем всем. Представьте себе хотя бы эскадрон, это сколько лошадей надо сводить на водопой, помыть, а потом еще... - он махнул рукой. - Конечно, одного обслужить проще.
  
   Так и решили. Испанец, попивавший виски с содой в соседнем ряду предложил для смеху не голосовать, а просто... нет, не таскать, как древние римляне шары из темного мешка, и кому достанется черный, тот и... так сказать:
   - Лаки Сто - Банкир.
   - Лучше бросьте шесть шаров на бильярдный стол, и один из них черный. А потом бейте каждый по очереди. У бильярда как раз шесть луз. Выберите себе по лузе, и узнаете, кто из вас:
   - Лаки Сто, - сказал Испанец. И добавил:
  
   - Между прочим, это ошибка называть того, у кого все будут лизать жопу Лаки Сто. И знаете почему? Потому что это слово происходит не от Ста Лаков - суммы в банке, равной ста большим красным рубинам, а от слова:
   - Сто Винов.
   - Ну, помните, кому мы раньше, - Испанец кивнул на потолок ресторана, - лизали жопу. Поэтому надо говорить:
   - Вин Сто.
  
   - Правильно, - сказал Хог-Напильник. - И добавил: - Но дело в том, что решение уже принято.
   - Да мне-то по барабану, что Лаки, что Вини, - он опять посмотрел на потолок и даже тихонько погрозил туда пальцем. Мол:
   - Не на все мои слова надо обращать внимание.
  
   Ребята посовещались и приняли историческое решение:
   - Сделать, как сказал Испанец-Ти:
   - Не голосовать, не тянуть, и даже не бить по шарам самим, а:
   - Предоставить это дело Испанцу.
   - Вот пусть он и выбьет черного, - сказал Граблин-Сенной.
  
   Было ясно, все, кроме, пожалуй, Беркута и особенно Хога-Напильника, может, правда и Макса, не имели никакого желания быть представителями, как они сами сказали во время своей дискуссии:
   - Представителями своей жопы.
   - Я вообще не люблю мыться каждый день, - сказал Усов.
   - Про себя я бы сказал тоже самое, - сказал Граблин-Сенной.
   Испанец им крикнул со своего ряда:
  
   - Кто вам сказал, что лизать надо обязательно голую жопу?
   Ребята обескураженно замолчали.
   Хотя действительно, все равно неудобно.
   Далее, Испанец выбивает Серого.
  
  
   Испанец хотел только одного:
   - Не выбивать шар Напильника. - Точнее, шар-то был один для всех - черный - а вот лузы были пронумерованы.
   - Очевидно, - подумал Испанец, - для черного они выбрали или первую или шестую лузу. Как угадать, какая первая? Скорее всего Желтая, - решил он. - А это левая луза от разбивающего, левая вдалеке. Как планета Таукитян. Но под каким номером они ее посчитали:
   - Под первым или под шестым?
  
   Под шестым бы хорошо, так как больше думать не надо. Но это вряд ли, так как руководил этой шахматной комбинацией скорей всего Ног-Напильник. Для себя он бы выбрал правую среднюю. И знаете почему? Это как раз путь, по которому космический корабль от Тау Кита летит к Земле. Путь Z, или путь зашифрованной Пятиконечной Звезды. И он думает, что я до этого не додумаюсь.
   - Кто мог поставить на Желтую Лузу?
  
   Скорее всего... скорее всего - это или Беркут, или Макс - товарищ Андрей, а по совместительству еще и Черный дьявол. Сомнительно. Думаю, это лузу оставили для Серого.
   Ему хотелось назло всем выбрать или Усова или Сенного-Граблина. В принципе эти ребята, как раз подходили для того, чтобы им чинно, благородно, по-старому, без заморочек просто лизали жопу и всё.
   Во всех остальных случаях начнутся какие-нибудь идеологические извращения. Уж лучше Серый. Все развлечения у него буду сводиться к тому, чтобы раза два в месяц бомбить какой-нибудь банк. Значит... Значит, надо поставить не один к шести, а просто:
  
   - Красное, или Белое? - Нет, нет, какое еще белое. Такого цвета не бывает. Конечно! Как в рулетке:
   - Красное? - или:
   - Черное?
   Допустим, Красные это:
   - Сенной-Граблин, Усов и Серый.
   Тогда Черные - это соответственно:
   - Ног, Бер, Макс.
   - Может быть, все просто? - подумал Испанец. - А именно:
   - В дальние лузы попасть легче, чем в ближние, в которые - если попадать с первого удара - надо бить:
  
   - От борта.
   Тогда дальние - это лузы Черных. Вывод:
   - Надо забить черный шар либо в левую, либо в правую ближние. И одна из средних. Какая? Неизвестно. Здесь пятьдесят на пятьдесят.
   - Ну ты чё, в конце концов, корову, что ли, проигрываешь? - рявкнул Хог. - Бей-й!
   - Сейчас, сейчас.
  
   Ти-Испанец закатил три шара, как и хотел:
   - В правую дальнюю, и в две средних.
   Потом в правую ближнюю. Почему так? Он все-таки почему-то боялся бить в Желтую Лузу, ему казалось... ему казалось, что именно туда надо направить Черного. Он и сам не знал почему? Ведь он думал, что это все-таки луза Напильника.
   - Или луза Напильника - это ближняя правая? - Средняя правая уже была занята белым шаром. Если Напильник-Хог там, то он уже не выиграет.
  
   Все молчали. Испанец краем глаза неожиданно для самого себя увидел листок в формате А - 4, на втором ряду, где сидели и обсуждали свой проект эти ребята. Ти-Испанец потряс головой. Ему показалось, что он увидел, отмеченную крестом Черную Лузу, и около нее две буквы:
  
   - Си.
   Хог оглянулся на стол, где лежал листок. Далеко, увидеть нельзя, решил он. У него была мысль нарисовать план бильярдной схемы на большом листе ватмана, чтобы Ти-Испанец увидел, где Черная Луза. Но это был бы фальшивый план. Но как объяснишь этим членам Шестерки, что план должен быть зашифрован? Особенно этим Усову и Сенному-Граблину. Легче стену пробить головой.
   - Да, тогда бы Испанец ошибся, и черный получил он.
  
   Испанец вытер пот со лба, и ударил белый шар в ближнюю лузу. Зачем?! Он увидел при взгляде на лист ватмана и надпись у этой лузы. И это было:
   - Усов. - Пусть он выиграет. И Усов тут же закричал, то ли радостно, то ли очень радостно:
   - Я выиграл!
   Лижите мне жопу.
  
   Ему хотели возразить, что не обязательно это делать в прямом смысле, можно, как-то отделаться подарками, или даже ласковыми словами. Как-то:
   - Великий, дорогой, любимый, горячо любимый, беспрецедентный. - Впрочем, последнее слово было рекомендовано применять только в экстраординарных случаях.
   - Трудно произносить, - сказал Сенной.
   И вдруг среди этих возгласов, больше похожих на один:
   - Это я должен был выиграть, - который продекламировал Хог-Напильник, - раздался, как гром среди ясного неба хриплый голос:
  
   - Ти обдернулся, Ти-Испанец.
   Что бы это могло значить? Никто не понял. А все было просто:
   - Забивать надо было не белый шар, а черный.
   И теперь Черный по умолчанию остался шаром, который можно забить только в Желтую Лузу! Все остальные были уже заняты.
   - Бей, Ти, - сказал Серый, - ты сделал меня Черным Рыцарем.
   - Черный Рыцарь без головы, - возразил Ти-Испанец.
   - Ничего, я согласен.
   Испанец не хотел бить.
   - Без этого нельзя, - сказал Беркут. А товарищ Андрей добавил:
   - Без удара не будет ратификации.
   Пришлось послать Черный Шар в Желтую Лузу. Си, Серый стал официально именоваться:
   - Лаки Банкир Сто.
  
  
   Сцена на паровозе - Сцена 2
  
   Швейцар залез на паровоз, опять похлопал его по трубе, как старого друга, и сказал несколько ласковых слов толпе. Как-то:
   - Не редко я с ними на связь выхожу:
   Они уж не так фулиганят. - Швейцарец игриво погрозил пальцем толпе. Потом сказал:
   - Начнем, пожалуй.
   - Сначала надо принять регламент, - сказал кто-то.
   И Швейцар в конце концов нашел того, кто это сделал. Это был Лаки Сто.
   - С какой стати ты вмешиваешься в мой доклад, Лаки Банкир? - спросил он.
   - Испанец тоже должен лизать мне жопу, - выдал, как резюме Лаки.
  
   Швейцар не поленился слезть с паровоза.
   - Сейчас что-то будет, - сказал Амон Ра. И добавил: - Я это предвижу.
   - Ты кто такой? - спросил Ног-Напильник, чтобы возражать Лаки Сто?
   - Я? - Швейцарец оглянулся по сторонам, повернулся назад, посмотрел даже на небо.
   - Так я это...
   - Что это? - улыбнулся Напильник, и тоже посмотрел на небо.
   - Только я знаю, Код Возврата, - сказал Швейцарец.
  
   - Не думаю, что это правда, - сказал Макс. - И знаете почему? Мы перехватили шифрограмму с Тау Кита.
   - И что там? - спросил Швейцар.
   - Секрет.
   - Вот именно, что Секрет, - Швейцар заложил два пальца за жилетку. - Секрет, который вечно останется для вас Секретом.
   - Могу открыть часть информации, - сказал Макс. Ног, Усов, Сенной-Граблин, Лаки Серый и даже Беркут посмотрели на него с большим удивлением. Было ясно, что эти ребята были не в курсе того, что знал Макс. И он выдал:
   - Леди Матросская знает Код Возврата.
   - Ерунда! - рявкнул Щвейцао. - Она знает только часть Кода, половину. Вторая половина у Библиотекарш Ня. И вы никогда без меня не сложите эти А и В.
   - Ничего не понял, - сказал Серый, - какие еще А и В? - И повернувшись к Сенному-Граблину, добавил: - Ти знаешь, кто это?
   - Что значит Ти? - спросил Сенной. - Ти - это Испанец. Говори нормально, как все:
  
   - Ты! - И тут же спел, чтобы Серый лучше запомнил:
   - Ти ж мени пидманула, ти ж мени пидвела, ти ж мени молодого з ума з разума свила.
   - За то, что ты передразнивал меня, - сказал Серый, - сегодня будешь лизать мне жопу в два раза дольше.
   - Это пока что не предусмотрено уставом, - сказал Хог. И добавил: - Впрочем, можно провести внеочередное заседание, и...
   Си-Медвежатник прервал его:
  
   - Тебе бы все заседать. - И добавил: - Каменная Жопа. - Все засмеялись. Напильник, действительно, мог просидеть за столом, не поднимаясь ни разу, восемь и даже десять часов.
   - Он, Швейцарец, как и мы, с Тау Кита, - сказал Усов. - Мы не можем заставить его лизать тебе жопу.
   - Почему? - Серый.
   - Потому что этот закон только для Землян и для членов Лаки Сто.
   - Почему не для всех? - Серый.
   - Просто нельзя, - ответил за друга Сенной-Граблин.
   - Нет, я и спрашиваю:
  
   - Почему? - Серый.
   - Они свободные, и тем более они люди, а значит, не должны, а может быть, даже и не имеют права никому лизать жопу. - Макс.
   - Вот из ит? - спросил Серый, с недавнего времени Представитель Лики Сто, и называемый так же для краткости.
   - Неужели это никак нельзя изменить? - спросил Серый.
   - Торопиться не надо, - сказал Хог-Напильник.
   - Более того, - сказал Беркут, - зачем это надо?
   - Да? - Си-Медвежатник.
   - Конечно, - радостно воскликнул Сенной-Граблин. - Ибо:
   - Кто не хочет - тому и не надо.
   - Тем не менее, - пробормотал Серый, - я не совсем понимаю создавшуюся ситуацию. Если я...
  
   - Пожалуйста, прекратите придуриваться, - неожиданно для всех вышел из себя Хог, - Швейцарец - Глава нашей делегации на Земле. И может делать, все, что ему захочется.
   Си - Представить Лаки Сто для обычный нэлов, начал падать назад с запоздалыми словами:
   - Держите меня. - Но никто не успел подхватить его под руки. Хотя Усов и Сенной-Граблин бросились ему на помощь, чтобы он не упал на спину. Поздно, Си-Серый упал. - Это не я упал, это вы упали, - сказал Серый, еще лежа на спине.
  
   - Прости Си, мы еще не привыкли тебя поддерживать, - сказал Сенной.
   - Мы научимся, - сказал Усов.
   - Спасибо хоть за обещания, - сказал Серый поднимаясь. - И да:
   - Можете, если хотите, лизать мою жопу три раза в день: утром, днем и вечером. А если заслужите, введем и лэнч.
   - Какой еще линч?! - схватился за голову Макс.
   - Что-то между утренним кофе и дневным чаем, - поспешил всех успокоить Хог-Напильник.
  
   - Ладно, принеси мне кресло, Сенной, - обратился Серый к Сенному-Граблину. Усова попросил записать в план сегодняшних мероприятий:
   - Ограбление банка.
   - На сколько? - спросил Усов.
   - Пять миллионов золотом. - Си-Серый.
   - Я имел...
   - Я тоже.
   - Я только хотел спросить его, на какое время назначено это мероприятие? - сказал Усов, обратившись к Напильнику.
   - А так получается, потому что ты лезешь не в свое дело, - сказал Напильник. - Ибо! Я заведую распорядком дня и всей другой канцелярией.
   - Кто тебя назначил? - Усов.
   - Нет, если хочешь, занимайся ты. Ты смог узнать, во сколько сегодня ограбление банка? Нет. Какого? Тоже нет. Но в принципе занимайся, я пойду на конюшню, запрягу рысака, - Хог-Напильник почесал затылок и спел:
   - Тройка мчится, тройка скачет! Вьется пыль из-под копыт, колокольчик тихо плачет, тихо плачет, но звени-и-т-т!
  
   - Нет, лучше я, - сказал Усов, и попросил привести ему коня. - С лошади буду наблюдать этот митинг.
   - С коня или с лошади? - спросил какой-то парень по имени Сашка.
   - Фамилия? - строго спросил Усов.
   - Чей?
   - Твоя.
  
   - Я не моя, а твой, - переиначил ответ Сашка. Тем не менее, он привел ему коня, серого в яблоках и только тогда добавил: - Сашка.
   - Как, не понял? - Усов.
   - Приказчик Сашка.
   - Мне лизать жопу пока не надо, - сказал Усов. И знаешь почему?
   - Нет.
   - Пока не положено.
   - Как это?
   - Ну, нет такого решения.
   - Почему?
   - Не принято.
  
   Несмотря на отсутствие решения о помощниках и телохранителях - Приказчик остался, и весь митинг держался за стремя.
   - Не за хвост же держаться, - думал Сашка.
   - Ты не можешь стать Усовым - будь хоть лошадью его! - рявкнул Ус, и весело потрепал Сашку по холке.
  
   Швейцарец послушал, послушал и полез опять на паровоз.
   - Ты куда? - спросил Серый, все еще стоящий в ожидании кресла, - мы не договорили.
   Швейцар приостановился на лестнице. А Серый опять сказал:
   - Давай, давай, иди сюда.
   Швейцар подошел и сразу провел свой коронный левой под левое ребро противника. Серый хотел упасть в уже приближающееся вместе с Напильником кресло, который перехватил его у Сенного-Граблина, но не смог дотянуться жопой до этого мягкого места - боль после проникновенного удара Швейцара была слишком сильной.
  
   Серый хотел что-то все-таки сказать, добавить к вышесказанному, Швец это заметил, и пошел назад, подготавливая левую руку к удару под ребро, резкими отрывистыми движениями.
  
   Далее, Лаки Сто просит:
   - Больше не делать этого.
   - Никогда, - с трудом добавляет он.
   Швейцарец - Швец счел нужным спросить:
   - Ты уверен?
   - Конечно.
   Швец пошел опять к паровозу,
   - Друзья, товарищи и даже господа! Прошу чуть-чуть помолчать, я скажу пару слов.
  
   - Прошу прощенья, - сказал один парень, - можно повторить еще раз? Я не успел записать, - он торопливо искал ручку, сначала в кармане рубашки, потом в кармане брюк, а затем уже и в ботинке. - Нет, была, была, - попытался улыбнуться он.
   - Представьтесь сначала, и я подожду, - сказал Щвейцарец.
   - Макс Сладкий, - ответил парень. И добавил: - Теперь вы подождете?
   - Ты не ответил еще на мой второй вопрос, - сказал Швец.
   - А был второй вопрос? - Нет, уверен, что был, но я его не запомнил, к сожалению. Рипит ит, плииз?
  
   - Что это значит?
   - Это значит... - парень задумался. - Да, не важно, просто повтори и все.
   - Ладно, - сказал Швец, - откуда у тебя эта ручка?
   - Авторучка, в смысле? Мне ее подарили при при... прилете Таукитяне.
   - Кто? Дело в том, что это моя ручка. Кто-то украл ее у меня и подарил тебе. Я хочу знать ответ на простой вопрос:
  
   - Кто?
   - Вон тот, - Макс Сладкий показал на... на Си - Лаки Сто, отдыхающего в кресле с откинутой назад головой и правой рукой на левом боку.
   - Он уже и так проводит себе сеанс экстрапсихотерапии. Назови кого-нибудь другого.
   - Я не очень люблю врать.
   - Да? Тогда не надо это вообще.
   - Я...
   - Ты украл у меня эту ручку.
   - Какие ваши доказательства?
   - Это моя ручка, - повторил Швейцар. - И если ты, писатель юмористических романов, не отдашь мне ее через... через 5 секунд, я проведу тебе тот же межреберный прием, что и тому гусю в кресле.
  
   - Он живой? - спросил Макс.
   - Он-то живой, так как только что прилетел с Тау Кита, и не растерял еще свою жизненную энергию. А ты умрешь. Но не сразу, придется помучиться.
   - Долго?
   - Что?
   - Хорошо, хорошо, вот она, вот она... - и Сладкий протянул самопишущую ручку Швецу - Ле. И не только самопишущую, но и имеющую другие очень важные возможности.
  
   Далее, подходит мальчик Миша, и просит подарить ему эту ручку. Булгаков - подписывавшийся или ММ, или СС. Писатели уговаривают Швейцара делать:
   - Все по-честному.
   - Только не врать, - говорит один из них по имени Алекс, это Блок. Тут же Маяковский и Саша Черный. А также Есенин и ... и вдалеке, в будке стрелочника Лев Толстой. А также Алексей Толстой. Он просит Швейцара стать его секретарем. Макси Сладкий секретарем Серого.
  
   - Итак, я продолжу говорить, если мне никто больше не будет мешать, - сказал. - Первым пунктом моей программы является Штурм Летнего.
   - В этом нет ничего нового! - крикнул какой-то парень.
   - Кто это сказал? - спросил Швец у как раз подошедшей Библиотекарши.
   - Голос был оттуда, - сказал и показал рукой, записывавший за ним парень, Харчик.
  
   Библио приложила к глазам бинокль.
   - Это конкурирующая организация, - сказала она.
   - Будь, пожалуйста, поконкретнее, - сказал Швейцарец. И добавил: - Здесь полно конкурирующих организаций.
   - Более того:
   - Все. - Это сказала только что подошедшая леди Матросская с мороженым в одной руке. Швейцарец и Библиотекарша внимательно посмотрели на ее вторую руку. И хором спросили:
  
   - Нам ты не принесла?
   - Слишком жарко, - ответила Матросская. - Чтобы донести мороженое в такую жару надо постоянно его лизать. А кто будет лизать? Я одна все лизать не в состоянии. - И встала по другую сторону от Швейцара.
  
   - Разрешите, я продолжу, - сказала Библио. - Там, - она протянула вперед руку, - Ра, Ки и Лы. Никак не запомню их Земные имена.
   - Амоон Ра - или Распутин, Николай Второй - или Бальский, и Столыпин - или князь Киевский - расшифровала Ко - Матросская.
   - Я не понимаю, что значит:
  
   - Штурм Летнего - не ново? - сказал Швейцар.
   - Всё это уже было, было, было, - сказал кто-то из этой троицы.
   - Нет, подождите, - сказал Швейцар, - давайте решим, кто здесь будет говорить, а кто будет молчать, я? или кто-нибудь еще? Нет, я слушаю. Никого желающих нет. И знаете почему?
   - Ответ очень простой, - вставила Ко, Матросская.
   - Именно, именно, друзья мои! Им просто нечего сказать. - и Швейцар опять уже заложил два пальца за жилетку, чтобы объяснить до конца, зачем, собственно, нужен Штурм Летнего, но тут же сам и отвлекся:
  
   - Вот ты, например, Амон Ра, что хорошего можешь сказать?
   Ра погладил свою пушистую бороду, и сказал:
   - Я не понимаю, зачем нужен Штурм Летнего?
   - Ну, гусь! - воскликнула Библио - Надя. И добавила: - Чем тебе Штурм Летнего-то помешал?!
   - Потому что. - Амон.
   - Ты говори, говори свои Предсказания, Нострадамус замороженный, - сказала Матросская, а Ня ее поправила:
   - Не замороженный, а:
  
   - Доморощенный.
   - Тем не менее, он прозевал предсказание Французской Революции.
   - И более того, - сказал Щвейцарец, - из-за таких вот замороженных предсказателей, мы тоже можем сесть в лужу, как Картежник - Ясный, не доживший до нашего времени.
   - Чем же он замороженный? - спросил Харчик, который на пару с Макси Сладким строчил за монологами и диалогами инопланетян.
   Матросская тут же дала ему подзатыльник. Благо парень находился на полметра ниже ее.
   - Чё? - спросил Хар.
  
   - Как чё, ты куда лезешь? Или ты тоже теоретик революционных переворотов?
   - Так нет. Вроде. - Хар.
   - Так вот и молчи.
   - Не могу, потому что про живого человека вы говорите, как про замороженного. - И не дожидаясь следующего подзатыльника, вытянул руку в направлении забора, где стояла будка стрелочника.
   - Ты, что, - нагнулся к нему Щвейцар, - уверен, что это Офицер Ясный? - он показал на мужика в шляпе с белой седой бородой чуть ли не до пупа.
   - Нет, - Хар.
  
   - Че же тогда лепечешь? - Швец.
   - Я не уверен, - ответил Харчик, - я знаю.
   - Я знаю - значит я существую, - повторил Швейцар свою знаменитую фразу. И добавил, наклонившись к уху летописца:
   - Хочешь за счет меня утвердиться?
   - Нет.
  
   - Почему?
   - Я не Таукитянин. К сожалению.
   - Ладно, - сказал Швец, - потом разберемся. А сейчас позови его сюда.
   - Зачем? - спросила Библио, - он может не знать нашего курса.
   - Научим, - сказала Матросская, а Швец опять толкнул сверху Харчика, чтобы позвал Офицера - Картежника - Ясного, а заодно и Банкрота.
   - Позови сам, - сказал Харчик.
   Щвец хотел дать ему щелбана с оттяжкой, но решил использовать свою руку по-другому. Он вытянул ее вперед, и согнул несколько раз ладонь, мол, иди сюда, парень. Более того, по этой руке можно было понять, что если Ясный не пойдет, то его позовут уже не рукой, а пальцем.
  
   - А это может быть стыдно для пожилого человека, - сказал Швейцарец, как бы продолжая не слышимый другим диалог.
   Лев Ясный подошел к паровозу.
   - Чего? - Лев.
   - Спроси его, почему он до сих пор жив, - сказал Швец.
   - Я слышал вопрос, Таукитянин, - сказал Лев Ясный - мог бы обратиться ко мне напрямую, я бы тебя понял.
  
   - Итак, ты слышал, - сказал Харчик, - можешь ответить?
   - Конечно. Хотел увидеть тебя, - сказал Лев.
   - Неужели эта отличная мысль заставила тебя пережить клиническую смерть? Ибо, - хотел разъяснить свою позицию Ленин, но Матросская, уставшая молчать, сделала это за него:
  
   - Ты умер, а потом ожил, что ли?
   - Я не умирал, - ответил Ясный. - И знаете почему? Перед смертью на станции Астапово я проинтуичил, что скоро прилетят Таукитяне, со Швейцаром во главе. Хотел посмотреть.
   - Чего посмотреть? - Матросская.
   - Какой он, Швейцарец! - ответил Лев, задрав голову, чтобы лучше рассмотреть таукитянина.
   - Ну и? - спросил Швец.
   - Не буду пока умирать, - сказал Лев Картежник, - посмотрю, что будет дальше. - И он опять пошел к своей будке у забора.
   - Надо его спросить:
  
   - Лева, ты за Штурм Летнего, или все-таки не уверен? - сказал с нижней площадки...
   - Это кто сказал? - рявкнула Библиотекарша, и внимательно осмотрела стоящих ниже.
   - Я, - неохотно поднял руку с блокнотом Макс Сладкий.
   - Что за нэлуди! - воскликнула Библио, - лезут и лезут, куда их не просят.
   - Я думаю, не стоит говорить обо мне в третьем лице множественного числа, - пробурчал Макс Сладкий.
  
   - Может ты вообще заместо Швеца, будешь шить-говорить? - мягко спросила Матросская с иронической улыбкой.
   - Могу. Могу, - продолжил Макси, не давая дамам перебить его и задавить логикой, - написать пьесу под названием:
   - Швец и штурм его Летнего.
   Леди покатились со смеху.
   - Ты откуда приехал? - Библиотекарша Ня.
   - Из какой деревни? - Ко - Матросская.
   - Писатель! - Ня.
   - Понаехали! - Ко.
   - Ты хоть знаешь, что Летний - это Дворец? - тихонько спросил Харчик Сладкого.
   - Нет. А надо было? - ответил Макс.
   - Ладно, пусть напишет пьесу про меня, - сказал Швейцарец, бросая недокуренную сигару. - Что-нибудь такое:
  
   - Таукитянин Швец и Летний Дворец в его прошлом.
   - Что-то больно длинное название, - сказал Сладкий, но не успел больше ничего добавить, так как Надя махнула на него рукой, чтобы заткнулся.
   - По крайней мере, пока, - подала она ему маленькую надежду. И тут же хотела повернуться к Швейцарцу, чтобы сказать ему о недопустимости курения в его положении, но Матросская уже была тут, как тут:
   - Швец, ты ведь обещал бросить, - пропела она, как серенаду под его окном. - Как ты мне клялся, что ты мне только ни обещал...
  
   - Ну, хватит, хватит фамильярничать с моим будущим мужем, - сказала Библиотекарша.
   - Каким мужем?! - засмеялась Матросская.
   - А что здесь удивительного? - не поняла даже Ня - Библиотекарша.
   - На Земле, - сказала она и сделала паузу, от которой даже очнулся Си - Серый в своем инвалидном кресле, - не женятся и замуж не выходят.
  
   У некоторых подкосились ноги, а двое - это были Зи - теперь: Молочник и Ме - теперь: Инженер, - даже упали на землю, так как никто еще пока не носил за ними персональных стульев. Серый и то получил свое кресло только после получения инвалидности. Ну, если не инвалидности еще, то по крайней мере, сильного повреждения мозжечка.
   - Это правда, Швейцарец? - спросила Библиотекарша плачущим голосом. - Или она нарочно меня пугает.
  
   - Это не имеет для нас никакого значения, - сказал Швейцарец, - даже если раньше не выходили, то ради тебя я проведу решение, чтобы было.
   - Что было? - теперь заплакала Матросская. - Ты разве мне ничего не обещал?
   - Обещал, конечно, и более того, рад, что вижу тебя, - ответил Швец, и чтобы замять еще не до конца проработанную ситуацию, обратился к Леве Ясному, который крутил самокрутку у своей будки у забора, не решаясь сказать себе:
   - Ни да, ни нет. - В том смысле:
   - Курить, или не курить?
   - Иди сюда!
   - Я?
  
   - Ты, не я же. Я и так здесь стою, - ответил Швец.
   - Чего ты хочешь, Швец? - спросил Лев Ясный, и вставил самокрутку в зубы. - Махры? - он полез за вышитым розовыми и голубыми нитками кисетом.
   - Я бросил, - сказал Швейцарец, даже не покосившись в сторону дам. Тем более, они стояли по разные от него стороны.
   - Им бы по маузеру! - крикнул из рядом зрителей Мо - Атаман.
  
   Он, Де - Кошка, Ка - Иркутский и Вы - Гитарист, полетевший сюда вместо Ва - Черного, однако, барона - сидели, а не стояли. Более того, сидели за столом, где горой дымился рис. Это одной горой, а другой дымилась тушеная небольшими кусками, как шашлык свиная шейка.
   - Вкусно, - только и сказал Жнец, - прошу прощенья, - Жрец, еще раз извините, конечно, Швец. И добавил: - А разве у нас в уставе не записано, что мы едим только осетрину?
  
   - Принято, конечно, - сказала Библио, а Матросская добавила:
   - Возможно, они уже перешли на другая сторона.
   - В том смысле, что против Штурма Летнего? - спросил Швейцарец.
   - Уверена. - Сказала одна, а другая добавила:
   - Я пока еще сомневаюсь.
   - Они могут объединиться с Амоном Ра, Балетным и Киевским, - сказал Швейцар.
  
   - Вы мне не мешаете? - сказал Лев Ясный.
   - Это вопрос? - посмотрел на него сверху вниз Швец. И тут вспомнил, что сам позвал Ясного. - Ах, да! Прошу тебя, поднимись сюда.
   - Мэй би, я посижу внизу? Неохота подниматься.
   - Че ты боишься? - сказала Библиотекарша.
   - Да, я, между прочим, привык держаться за Землю.
   - Да пусть сидит там, внизу, - сказала Матросская, и махнула рукой, чтобы кто-нибудь принес кресло. - Принесите человеку кресло!
   - Кресел больше нет, - сказал Усов, и добавил: - Я бы сам посидел, но ведь это митинг, а не посиделки, - и краем глаза посмотрел на расположившихся за столом, как он добавил: - Буржуев.
  
   Тут встал Вы, Гитарист, взял под перекладину свой стул-кресло и понес Ясному. Наступило молчание, в результате которого все услышали, как Вы сказал, поставив кресло рядом с Ясным:
   - Я спою?
   - Ты заслужил, - ответила первой Матросская, и улыбнулась так, что можно было надеяться:
   - Не просто так.
   - В далеком Созвездии Тау Кита, - объявил Вы. Но многие засвистели.
   - Давай чего-нибудь новенькое, это нам надоело.
   - Ладно, - ответил Гитарист, и спел песню про Батьку Атамана:
  
   - Любо, братцы, любо, любо, братцы жить!
   С нашим атаманом не приходится тужить!
   - Кто это такой? - спросил Киевский, - мы такого атамана не знаем.
   Никто не выразил желания идентифицировать себя с напророченным поэтом Батькой. Даже Майно. Он просто не знал, что должен стать исторической личностью.
   Далее, Лев Ясный ведет это собрание.
  
   - Итак, - сказал Лев, - кто хочет выступить? - Он хотел сказать:
   - Сейчас что-нибудь скажет Швец, - а сказал вот так. И этим воспользовался Киевский. Он быстро подошел, и быстро залез на паровоз.
   - Я предлагаю, - сказал он. И добавил: - Более того, настаиваю.
   - Да, рожай уж! - крикнул слегка оживший Серый.
  
   - Я попросил бы вас помолчать! - рявкнул Киевский. И добавил вполголоса, чтобы не нарушать сложившееся о нем представление, как о человеке не только образованном, но и культурно-нравственном: - Бандюга.
   Но Лаки Сто, видимо, услышал, или просто догадался, так как знал ход мыслей Киевского.
   - По аккуратней с кликухами, - сказал он, - а то накаркаешь.
  
   Киевский - Лы открыл рот, но передумал говорить, а наоборот спустился с паровоза, и быстро зашагал к креслу, где сидел Серый.
   Серый посмотрел направо, где сзади маячил Усов, налево, где переминался с ноги на ногу Сенной-Граблин и сказал:
  
   - Ты при виде меня испытываешь страх?
   - Нет, но что-то такое испытываю, - сказал Киевский.
   - Скажи, если можешь, - сказал Сенной-Граблин.
   - Пока еще можешь, - сказал Усов, и хотел улыбнуться, но передумал.
   - Я испытываю к тебе, Серый, идиосинкразию. - И Киевский перевернул кресло вместе с его героем. Усов и Сенной-Граблин ничего не успели сделать. Более того, они испугались, и попятились назад. Киевский владел тем же приемом, что и Швейцарский, только с правой руки. Ребята зажали свои печенки ладонями.
  
   Неожиданно вмешался Напильник. Он тоже мог бить, как Киевский острием ладони. Только Киевский бил правой под левое ребро, по прямой, а Хог - Напильник правой под правое, наискосок имеется в виду.
   - Я буду с тобой драться, Киевский, - сказал Хог. - И знаешь почему? Че-то мне твои Реформы не нравятся.
   - Я еще ничего не успел сказать. - Киевский.
   - Так это и хорошо, и не надо тебе ничего говорить.
  
   - Хорошо, я готов, сейчас разберемся, кто будет следующий говорить. - Киевский. И добавил, обращаясь к Усову и Сенному-Граблину:
   - Вы че тут третесь?
   Тоже хотите принять участие? И Усов успел шагнуть вперед. Шагнуть в том смысле, что сразу же и отступил назад, за валяющееся кресло Серого. Сам Серый все еще никак не мог подняться. Один раз он уже присел на корточки, но Сенной-Граблин нечаянно его задел, и парень опять покатился в пыль.
  
   Хог сделал выпад, Киевский ушел. Хог - Напильник опять сделал выпад, но Киевский развернулся кругом и сам сбоку смог нанести Напильнику сокрушающий винт в почку.
   - Всё! - ахнул Напильник - Хог, - теперь полгода буду мучиться.
   - Не просто мучиться, - смешался в ход боя Бальский, - ссать будешь кровью.
   - Да? Я не знал, что здесь ссать - это обязательно, - сказал Хог, и упал на колено.
   - Видно, до головы дошло, - сказал Амон Ра.
   - Наконец-то, - сказал кто-то.
   - Желаете продолжить? - спросил Киевский.
   - Не думаю, - Напильник. - Впрочем, я обещаю отомстить.
   - Он забыл, что за угрозы положен еще один удар, - сказал Майно из-за стола.
   - Оставьте его, - сказал Инженер. - И знаете почему? У него дурной язык еще с Тау Кита.
   - Я тоже думаю, что это парня нельзя исправить, - сказал Молочник.
  
   Швейцарец достал из кармана свой окурок сигары.
   - Ты, что, его не выбросил? - толкнула его в бок леди Матросская.
   - Такими вещами не бросаются, - сказал негромко Швец. - И знаешь, почему?
   - Почему? Привез оттуда, что ли7 - она с тоской посмотрела на небо.
   Киевский опять прошел к трибуне. В том смысле, что опять залез на паровоз, и, слегла отодвинув Швейцарца, втиснулся между ним, и Матросской.
  
   - Однако, - только и сказал Швец, но пока больше говорить ничего не стал. Ибо. Ибо, надо все-таки узнать, что будет здесь делать бывший премьер-министр Киевский.
   - Мы должны прекратить этот балаган, и провести настоящие, человеческие реформы на этой Земле. Хватит смеяться над самим собой. Давайте жить.
   - Можно резюме? - поднял руку Майно.
   - Конечно, можно, - ответил Премьер - Киевский - Но учтите, что, во-первых, резюме уже было, а во-вторых, я еще не кончил.
  
   - Кончишь вон с ней! - нелицеприятно крикнул Испанский. Просто так, чтобы только о не забыли. Но Киевский и на этот раз не стал церемониться. Он опять спустился с паровоза, который как раз в это время дал гудок, и пыхнул струей пара, так что Стаффордширский Терьер Мишель, который здесь пасся, неодобрительно полаял на Киевского - Премьера. Мол:
  
   - Сам ты бардак и разводишь. - Но недолго, секунд тридцать, больше настаивать на своем мнении он посчитал ненужным.
   - Ты, чё? - спросил Киевский, - тоже хочешь, как свинья поваляться в грязи?
   - Не мешало бы, - спокойно ответил Испанский.
   - Я сейчас тебе это устрою. - Киевский.
   - Ладно, ладно, я просто хотел, чтобы ты размял ноги. - Испанец.
   - Что ты врешь?!
   - Нет, честно, я не видел, что ты творил здесь до этого. Так только услышал пару фраз постфактум, от свидетелей. Меня здесь не было.
   - Ты хотел поглубже войти в мою лекцию? - Киевский.
   - Да, - улыбнулся Испанец, и на всякий случай по жонглировал сковородкой и половником.
   - Тебе не стыдно напоминать, что на Тау Кита ты был поваром? - Киевский.
   - Зато я смог продемонстрировать тебе, что тоже кое-что умею. - Испанец. И он опять прокинул сковороду за спину и поймал ее другой рукой, а половник в это время летал за головой Киевского.
   - Мог бы дать по затылку, - подумал Киевский. Он решил на этот раз не связываться с Испанским. Только пообещал:
   - Мы еще с тобой встретимся.
   - Как говорится:
   - Я звал тебя - и рад, что вижу, - ответил Испанец.
  
   Столыпин опять поднялся на паровоз, предварительно заручившись поддержкой Мишеля, смело потрепав его за шею. Он сказал:
   - Никто не забыт. - И Атаман - Майно, понял это, как обращение именно к нему.
   - Думаю, ничего не выйдет.
   - Это ваше резюме? - уточнил Киевский.
   - Не совсем, есть дополнения, - сказал Атаман.
   - А именно?
  
   - Без боя. Без боя ничего не получится, - сказал Атаман.
   - А я как раз имел в виду, что можно договориться, - сказал Киевский. - Иначе для хорошей, мирной жизни просто никого не останется.
   - Существование будущего под сомнением, - сказал Атаман и сел. Сел, и кивнул поэту Вы, мол:
   - Сыграй, а я спою. - И спел:
   - Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
   С нашим атаманом не приходится тужить.
  
   После этого Киевский даже забыл, что хотел еще сказать. Он только спросил:
   - Ты хоть, с кем воевать собираешься?
   - Со всеми, - ответил Махно, на минуту оторвавшись от песни:
   - А первая пуля ранила коня, а вторая пуля ранила меня-я!
   Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить-ь!
   С нами, уж поверьте, не придется вам тужить-ь!
  
   Песня еще не закончилась, а многие уже подошли к столу Махно, где сидели также:
   - Генерал Кошка, Генерал Иркутский и Гитарист, - и попросили записать их:
   - В этот полк.
   - В какой? - не успел еще понять Кошка.
   - В Добровольческий, - сказал высокий и широкий в плечах парень.
   - Фамилия? - спросил Атаман, и помусолил химический карандаш.
   - Тельняшенко, матрос, - ответил парень. И не успел Майно еще до конца вывести его фамилию в новой тетради, как парень помахал кому-то рукой. Все посмотрели:
  
   - Кому?
   Лев Ясный сказал:
   - Уверен, не мне.
   Серый тоже пожалел сидя у будки Льва Ясного у забора:
   - Жаль, не мне, - И действительно, парень был здоровый.
   - Наверное, мне, - сказал Швец.
   - Не мне уж точно, - сказала Библиотекарша.
   - Мне! - радостно воскликнула леди Матросская..
   И действительно, парень записался и почти бегом зарысил к паровозу. Схватил Матросскую, и потащил куда-то.
   Швейцарский только покачал головой.
  
   - Безобразие, - перевела за него Библиотекарша.
   - Надо было назначить его телохранителем, - сказал Ясный.
   - Кого? - не поняла Библио.
   - Ну, не меня же, - ответил Ясный. И добавил: - Вон его, Швейцара.
   - Точно! - воскликнул Швейцарец, и позвал Тельняшенко: - Оставь ее, не убежит, а сам иди сюда.
  
   - Без нее не пойду, - ответил Тиль-Тиль, как было веселей и короче.
   - Да, тащи, конечно, и ее сюда. Или она не хочет? - удивился Швейцар.
   - Не хочет, не хочет, не хочет! - начала скандировать толпа, состоящая из раненых Напильника и Серого, сидящих у забора, а также присоединяющийся к ним Усова и Сенного-Граблина, они на ходу к забору тоже орали:
   - Она не хочет, она не хочет и не хочет!
   - Только бы хоть что-нибудь орать против Швеца, - сказал Ясный, и просигналил машинисту, чтобы дал по ним пару. Как? Так и простучал по трубе:
   - Дай им жару. - Но машинист, естественно понял, что:
   - Пару. - Ибо, чтобы дать жару, надо было развернуть паровоз на кругу.
  
   - Я предлагаю всё решить по мирному.
   - Это кто сказал? - не понял Киевский. Он уже открыл рот, чтобы выразить более полно мысль о возможности построения цивилизованного государства в отдельно взятой стране, а кто-то его перебил совершенно бесцеремонно. Только Швейцар заметил, кто это был.
   Он удивленно посмотрел вниз, на говорившего, а теперь уже заткнувшегося Харчика. Швец к нему нагнулся:
  
   - Ты с Тау Кита?
   - Нет, - прошептал Ларчик, как сам сокращенно себя называл.
   - Тогда не думаю, что тебе надо говорить, - сказал Швец, и опять разогнулся.
   Киевский, между прочим, понял уже, что говорил Харин, но не пригласил, тем не менее, его на верхнюю палубу паровоза. Он спросил у Швейцара, как его звать, и нравоучительно сказал, что:
   - Ты уж лучше пиши там, что я скажу, Ларчик.
   - Почему это? - Вот это:
  
   - Почему это, - очень возмутило Киевский.
   - Потому что ты воруешь мои технологии. Вот почему!
   - Пожалуйста, не повышайте на меня голос, - сказал Харчик-Ларчик. И добавил: - А что, если я думаю также?
   - Хорошо, давай проверим, - сказал Киевский.
   - Давайте.
   - Вызовите на бой Серого.
   - Он и так еле живой.
   - Тогда Напильника.
   - Я его боюсь.
   - Вот и видно, что ты не способен отдать свою жизнь за идеалы человечества.
   - А я что, виноват, что у него каменная жопа? - спросил Харин.
   - С какой стороны? - серьезно спросил Киевский.
   - В том смысле, вы имеете в виду, что он еще и тупой? Это мы уже знаем.
  
   Харин предложил выступить на Штурм Зимнего:
   - Всем вместе. - Многие засмеялись. Другие, такие, как Серый, Усов, Сенной-Граблин, и завербованные уже ими Приказчик и Сапожник, - захохотали.
   - Если он откуда и свалился, то однозначно не с Тау Кита, - сказал Напильник. А Серый-Медвежатник крикнул тонким голосом, видимо, образовавшимся у него после приемов Швейцарца:
   - Ларчик просто открывается.
   - Влюблен в одну из принцесс Швейцарца? - громко высказал предположение Приказчик.
  
   - Нет, - ответил Серый, - этот Рыжик не знает Таукитянских приемов, и боится умереть раньше времени.
   - Я готов сразиться с кем-угодно, - сказал Харчик - Рыжик, - и этим доказать свою непричастность к предположениям и выводам Серого.
   - Как ты меня назвал? - Медвежатник попытался подняться с колен. Точнее, он сидел на корточках, изображая из себя Севу Магаданского, набивающего косяк.
   - Давай я выйду вместо тебя на бой с ним, - сказал Сенной-Граблин. - Ведь замочу гада с трех ударов.
   - Я тебе верю, Грабли - сказал Серый, и добавил: - Пока не надо, лучше скажи ему, чтобы звал меня, как все:
   - Лаки Сто.
  
   Харин снял очки, протер их пальцем, и ответил, что, мол:
   - Не Лаки Сто, - а только его представитель.
   - А какая разница? - спросил только недавно здесь появившийся Сапожник, он же Грузчик. - Лаки Сто - он и в Африке Лаки Сто.
   - Можно, я с ним сражусь? - спросил... э-э... кто это был, никто даже не успел понять.
   Никто, кроме Харина, ибо этот гусь стоял не где-нибудь, а рядом с ним.
   - Ты, че, Сладкий, по рогам захотел? - негромко спросил Швейцарец, а за ним Киевский:
  
   - Куда лезешь, Самокрутка?
   - Вот и видно, мил человек, - поэт, а также и писатель по совместительству Сладкий повернулся вполоборота к Киевскому, - что вы из господ. И будете при Штурме Летнего не снаружи, а внутри. Запретесь на семь замков. А у нас, - разрешите я все-таки закончу, - совсем другая песня. А именно:
   - Здесь замки никогда мы не вешаем, так как это само по себе надежней любого замка.
  
   Текст еще не переведен на поэтический язык, так что не думайте, что я, как все не могу рифмовать. И да, - он опять махнул открывшему рот Киевскому, - я еще не кончил. - Он сделал паузу, и сказал медленно, даже неспешно, как Шаляпин:
   - Теперь я готов исполнить свой долг.
   - Хорошо, я сейчас соглашусь, - сказал Харин, - ответьте только сначала на один только вопрос:
   - Что это?
   - Это их отсутствие, - невозмутимо ответил Сладкий.
   - Угу, ясно, - сказал наконец Хар, и предложил, как он сказал:
   - Товарищу ученому, - спуститься с паровоза на грешную Землю, где должна будет разыграться трагедия.
   Но их разнял Швейцар:
  
   - Прекратите, это мой день и даже вечер.
   Более того, если, кто хочет, я могу сам выполнить все заявки.
   - Мы уже настроились выяснить отношения с товарищем-господином Харчиком, - сказал Сладкий, - разрешите нанести хотя бы по три удара.
   - Не разрешаю! - рявкнул Швец. - И знаете почему? Никому не интересно наблюдать за боем абсолютно никому не известных... э-э... нэлудей. Вы же роботы.
   - Роботы, - как эхо повторил Харин, и добавил: - А мы не знали.
   - Вот сегодня и узнаете, - сказал Киевский.
   - Вы можете превратить нас в людей? - спросил Приказчик.
   - Конкретно вас - нет.
  
   Далее Киевский говорит, что он сделать такого превращения не может, а Швейцарец может. И Швейцар представляет Подарок от Тау Кита, который хранился у него. Но прежде все-таки вышли на утрамбованную уже площадку перед паровозом Харин и Сладкий.
   Дело в том, что Матросская и матрос Тельняшенко не вернулись на призыв Швеца, а наоборот, спрятались за вагонами. Точнее даже, в одном из вагонов, как заметил Бальский:
  
   - Там есть стог сена.
   - Не уверен, что сено возят здесь стогами, - сказал Иркутский.
   - Ну, а какая разница: стогами или загружают сено в вагон по двадцать стогов? - Балетный.
   - Действительно, раньше-то они все равно были натуральными стогами, - сказал генерал Кошка.
   Атаман Майно почесал ладонь правой руки пальцами левой, рассмотрев хорошенько этот процесс, сказал:
   - Скорее всего, меня сегодня ограбят.
   - Это ты решил из-за того, что почесал правую руку, которая по определению является Дающей? - спросил Амон Ра. Дело в том, что они, Амон Ра и Бальский, устали стоять, пока Киевский препирался на паровозе с Швейцарцем и Хариным, и приняли предложение Гитариста:
   - Присесть.
  
   - Куда? - спросил Бальский.
   - К нам, - Вы - Гитарист.
   - Мы присядем, - сказал Бальский, - только потом не пожалейте, что сидели со мной за одним столом. Вы не понимаете почему? Вот он, - Ник Бальский показал большим пальцем назад, на Амона Ра, - предсказывает, что всех, кто был лично со мной знаком ждет кирдык, - Николай чиркнул себя по горлу, а Амон Ра добавил, махнув на Бальского рукой, что, мол, сам не знает, что говорит, - ибо шлепнут его совсем по-другому. - И показал, как именно, приставив указательный палец руки с оттянутым назад большим к виску.
  
   - Не показывай на себе, - предсказал ему Ник Бальский. И добавил: - А то сбудется и у тебя.
  
   Швейцарец почему-то занервничал, когда люди, посланные Лаки Сто, а именно:
   - Беркут и Макс - не Макс Сладкий - писатель, а Макс - Товарищ Андрей по кличке Черный дьявол, - начали рыскать по вагонам в поисках... в поисках, как все подумали Матросской и матроса Тельняшенко.
   Но дело было в том, что Швец как раз в этом вагоне с сеном спрятал свою заветную шкатулку, являющуюся Подарком для Землян, Ретранслятором Тау Китянских Винов, или попросту говоря:
  
   - Разумом.
   Разумом, который делает, может сделать Нэлудей настоящими Хомо Сапиенсами, то есть:
   - Людьми Разумными.
   И чтобы отвлечь внимание толпы все-таки разрешил Харину и Сладкому дуэль.
   Далее, Сладкий и Харин дерутся, а шкатулку в сене не находят. Начинают пытать Тельняшенко, который оказывается первым человеком (имеется в виду: человеком в иносказательном смысле), которого назвали:
   - Врагом Народа.
  
   Сладкий изобразил что-то вроде удара в ухо. Харин даже не отпрыгнул назад. Просто немного отклонил голову.
   - Хук хочешь? - спросил Харин.
   - А что это? - спросил Сладкий. - Пожалуйста, поподробней.
   - Вот сюда, и туда, - Харин провел сначала хук слева, потом по правой челюсти Сладкого.
   Писатель упал.
   - Это называется хук? - спросил он.
   - Хуки, - ответил Харин и попрыгал вокруг лежащего в пыли Сладкого.
   - А! Хуки Яки. Так бы и сказал. - И добавил, пытаясь подняться: - Я люблю японцев.
  
   - Тогда не лежи, а наоборот, вставай,- сказал Харчик.
   - А ты покажешь мне что-нибудь еще?
   - Да. Обещаю. - Хар.
   - Попытаюсь, но не обещаюсь. - Сла. Но у него все вышло, он поднялся, и тут же получил джеб в нос.
   - Как? - тут же спросил Харин.
   - Хорошо. Я даже начинаю думать, что, может быть, ты был в чем-то прав. Нет, но не думай, что с тобой согласен в главном. Конкретно, я против прощения всех грехов Нику Бальскому и его иностранным прихвостням Амону Ра и Киевскому.
  
   - Суду все ясно. Вставай, - сказал Хар. - У меня для тебя еще один удар есть. Кросс называется. Нет, честно, после него ты уже не встанешь. Давай, последний раз.
   - Щас, щас, пусть кто-нибудь поможет мне.
  
   Так как никто не тронулся с места, Швец решил сам помочь Сладкому. Он был заинтересован отвлечением внимания масс, от рытья, как он думал, в своих личных вещах. Пока что Макс - Черный дьявол и Беркут не находили не только Таукитянскую Шкатулку, но и самих ребят, имеется в виду огромного Тельняшенко и великолепную, раскрепощенную вплоть до стакана воды Матросскую.
  
   Наконец Сладкий поднялся с колен, и получил то, что давно хотел дать ему Хар. А именно:
   - Кросс.
   - Теперь из тебя, наконец, что-нибудь получится, - добавил Харчик. - Ты, я слышал, давно хотел стать писателем. Что? Теперь будешь. Как Джен Лондон? Скорей всего. Точнее, скорей всего, так бы было, если бы сюда неожиданно не прилетели Таукитяне.
  
   - Это что-нибудь меняет в нашей жизни? - показалось Харчику. Показалось, что спросил распростертый на песке Сладкий.
   - Да.
   - Я буду знаменитым?
   - Скорее всего, какое-то время.
   На этом диалог Харина с витающим над Сладким Эфиром закончился. Прибежал Швец. И что важно, вместе с Библиотекаршей.
  
   - Надо приподнять ему голову, - сказала Библио.
   - Можешь приподнять, - сказал Швец.
   Он начал бить ладонями Сладкого по морде, а Библио гладить по волосам и лбу.
   - Что ты делаешь? - Швец внимательно посмотрел на Библио.
   - Его нельзя вывести из этого стресс-депрессивного состояния без...
   - Без чего, я не понял? - Швец.
   - Без ласки! Неужели ты не понимаешь?
   - Вот так значит, - Швец. - Тогда я пойду за Матросской.
   - Иди. Только думаю, что это уже поздно.
  
   Швейцарец посмотрел в сторону вагона с сеном, где рылись лазутчики. Теперь это были не только Приказчик и Сапожник под руководством Беркута и Макса Черного, но практически весь Таукитянский контингент. Почему так произошло? Потому что Испанец сдал Швейцара. Каким-то образом секретнейшие сведения попали к ?
   - Скорее всего, через Библиотекаршу, - решил сам Швец.
  
   Он решил вырвать Матросскую из цепких лап Напильника и Серого. Он осмотрелся. Оказывается, во дворе Депо уже никого не было. Только один Вы с гитарой прогуливался недалеко от будки Льва Ясного, и напевал:
   - Сижу ли я, пишу ли я, приходит ли знакомая блондинка... - И опять: - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка.
  
   Вся группировка под названием Лаки Сто, а именно:
   - Усов, Сенной-Граблин, Серый, Напильник, Беркут, Макс Черный, - рыла сейчас сено в самом близком к паровозу вагоне. Им помогали Приказчик и Сапожник. Точнее, они как раз и рыли, то есть сбрасывали сено на платформу, а члены Лаки Сто здесь уже разбирали его более подробно.
   В другом вагоне орудовали:
  
   - Ник Бальский и Амон Ра. - Киевский невозмутимо стоял на паровозе, и чтобы чем-то занять себя разговаривал с Львом Ясным, который предлагал:
   - Бросить всех и уехать отсюда.
   - Куда?
   - Да куда угодно. Лишь бы подальше. Подальше, как говорится, от Нашей Земли.
   - Да вы что, сэр, мы только прилетели, - сказал Киевский. И добавил: - Я вот думаю про эти вагоны.
   - А что с ними такого?
   - Плохо обустроены.
   - Плохо для чего? - Ясный. - Для перевозки сена или скота?
   - Людей, дорогой ты мой человек, - Киевский.
   - А я слышал, что за людей-то вы как раз нас не считаете? - Картежник - Ясный.
  
   - Знаешь, что? Я тебе открою тайну, благо рядом никого нет.
   - Да, все чего-то ищут в вагонах.
   - Они ищут то, что может сделать землян людьми.
   - Полноценными, натуральными людьми? - удивился Ясный.
   - Вот именно, - Киевский. - Они делают вид, что ищут Матросскую с Тельняшенкой, а...
   - А на самом деле вот этот самый Ретранслятор, о котором все только и говорят. - Картежник - Ясный.
   - Ты что, дядя?! - Киевский даже схватился за голову, чего отродясь никогда не делал. - Кто говорит?
  
   - Я просто слышу разговоры в вагонах, - просто ответил Лев Ясный. - А ты думал, я сам все свои романы писал? Как бы не так. Вот так послушаю, послушаю, что говорят люди, да и записываю. Бывало по этому поводу всё с женушкой ругался. Она мне:
   - Да ты бы, Лёва, своих-то мыслей чуть-чуть добавил! Чё, - говорит, - повторять-то за всеми, как попка.
   - А ты? - Киевский.
   - А я бывало поймаю ее, да по заднице, по заднице.
   - Рукой?
   - Рукой, конечно, смотри она у меня какая.
  
   - Да-а, тяжелая. - Киевский. - А за что, я не совсем понял?
   - За что? А вот как раз за то, что все диалоги, которые я подслушал у людей-то она и вычеркнула из моих романов.
   - Что же там осталось? - не понял Киевский.
   - Вот и осталось, что осталось.
   - А именно?
   - Ее Редактура.
  
   Киевский услышав это чистосердечное признание чуть не упал с паровоза.
   - За такие вещи убить мало. - Киевский.
   - Вот и я так подумал, и чуть не убил ее, как узнал, что она всех моих Медиумов уничтожила. Ну, все страницы, переданные мне от других людей моим Медиумом. Ты не поверишь, грузовики, вот что твои новые планируемые Киевско-Столыпинские вагоны.
   - Неужели все отредактировала?!
   - Именно.
   - Ужас!
   - Теперь уже нет, я с ней расстался. Вот сказал:
  
   - Пока всё не соберешь, что уничтожила, лучше не приходи. Ты у меня получишь таких пять горячих, - Лев хлопнул по трубе паровоза так, что из нее дым пошел.
   - А разве она не сожгла все эти грузовики твоих медиумных страниц? - Киевский.
   - Сожгла. - Лев помолчал. - Но говорят скоро будет сделано открытие, что:
   - Рукописи не горят.
   - Надеешься, что все будет восстановлено?
   - Надеюсь, конечно. А иначе, зачем и жить-то? Что мне, сено опять косить с мужиками? Не-е-т, с меня хватит. Трудиться хочу. Писать. Но чтобы уж больше меня никто не редактировал под карлизм-швейцаризм.
   Далее, кто в каком вагоне находит Чашу Грааля.
  
  
   У вагона с Чашей Грааля - Сцена 3
  
   Таганский в конце концов плюнул на свое пение, так как его никто не слушал, и тоже пошел искать Чашу Грааля, Ретранслятор, с помощью которого земляне смогут стать людьми. Он заглянул в один из пустых вагонов, и понял:
   - Найти будет очень трудно. - Почему?
   - Сена много.
   Парень сел у этой открытой теплушки, и решил выманить из нее Матросскую. Ну, если предположить, что она там спряталась с Тельняшенко.
   Каким образом? Ну, конечно:
  
   - Талантом. - И он опять зазвенел струнами:
   - Ну и вот срываюсь с места будто тронутый я, до сих пор моя невеста мной не тронутая-я! Про погоду мы с невестой ночью диспуты веде-е-м-м! Ну, что другое если? Мы стесняемся при ём!
   Надо сказать, что Матросская сцепилась с Тельняшенкой именно в этом вагоне. И вырвать ее из цепких лап матроса было очень сложно. Но, как говорится:
  
   - Сложно - это не значит, что вообще нельзя.
   Умолять - бесполезно! Но случайно поэт нашел выход из этого безвыходного положения:
   - Он спел вот эту жалостливую песню про то, что ему никто не дает. - Не в том смысле, что она не дает, а в том, что кто-то им все время мешает своим невидимым присутствием.
   А ведь именно с Этим, Невидимым врагом всех влюбленных и вела борьбу Алек Матросская!
  
   Вся в сене, отбиваясь от вцепившегося ей зубами в ногу матроса, она все-таки смогла выброситься из вагона, как летчик из подбитого горящего самолета.
   Выброситься прямо к ногам играющего на гитаре Таганского.
   Он как раз начал новую песню про Мама Дзедуна:
   - Мама Дзедун - большой шалун! Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать.
   Никто собственно не знал, кто это такой. Но Матросская поняла:
   - Поэт получил эту информацию там, - она взглянула на клонящееся к закату солнце. И это еще более порадовало ее, так как еще более свидетельствовало об истинной ценности найденной поэтом интонации.
  
   Интонации мужчины, не могущего трахнуться с женщиной, так как кто-то Третий постоянно им мешает.
   И она процитировала сама себе стихи Пушкина:
   - Мне кажется, он сам Третей сидит здесь с нами за столом.
   - Я тебя вылечу, - сказала Матросская.
   - Хорошо, - просто ответил поэт, - проси за это, что хошь.
   - У тебя есть стакан?
   - Стакан найти можно. Было бы, что пить. - Таганский.
   - Воду любишь?
   - Лучше вина.
  
   - Принципиальной разницы нет, - ответила дама, подползая ближе, как Медуза Горгона, - лишь бы не было проблем с реализацией. В том смысле, что лишь бы не пришлось бегать по всей деревне в поисках того, что в этот стакан можно налить.
   - Воды, между прочим, достать всего трудней, - сказал Таганский.
   - Ты думаешь, здесь нет колодцев?
   - Не знаю. Может и есть, но вряд ли ее можно пить. Лучше уж выпить чистого спирту.
  
   Далее, они находят за дверью вагона ящик Мадеры, которую здесь спрятал Амон Ра.
  
  
  
  
  
   Те же и Тельняшенко
  
   - Разрешите? - спросил матрос, появляясь в проеме вагона.
   - Без бутылки, тем более третьих лишних не принимаем, - ответил Таганский.
   - В принципе это не я третий, а ты второй, - логично ответил матрос.
   - Это было там, в вагоне, - опять ответил поэт, - здесь уже все по-новому считается. Или впустить его? Как вы считаете? - обратился гитарист к даме.
   - Без стакана воды никого не впускать, - ответила Матросская.
   - Без бутылки впустить не могу, - перевел поэт слова прекрасной дамы.
   - Где я здесь возьму? - спросил Тельняшенко. И добавил: - Здесь только сено.
   - А ты поищи, поищи, - сказал Таганский. - Впрочем, - добавил он, - не хочешь - не надо.
  
   - Фантастика! - произнес Дыбенко. - Найти здесь стакан воды, а тем более бутылку водки, а еще тем более, вина, это все равно, что предложить мне поехать за этой бутылкой во Францию. Я бы даже сказал, что это все равно, что вы предлагаете мне совершить для вас:
  
   - Мировую Революцию.
   - Да, ты правильно понял, - сказала Матросская, - ради стакана воды, надо перевернуть мир!
   - Тогда я выхожу, - сказал Тельняшенко, и стал спускать ноги из вагона.
   - Нет, нет, нет. - Она.
   - Да, - сказал поэт, ибо увидел в левой руке матроса бомбу.
   - Испугались-ь! - радостно воскликнул матрос, и спрыгнул вниз.
   - Что это у вас в руке? - спросил Матросская.
   - Вино, кажется, французское. - Тельняшенко.
  
   Таганский подошел к вагону, нащупал за правой стеной ящик с бутылками.
   - Кто-то, значится, спрятал здесь ящик Мадеры, - сказал он.
   - Сколько всего стаканов будет в этом ящике? - спросила девушка.
   - Думаю, они по ноль семь, - сказал Таганский. - Надо считать.
   - Надо просто умножить двенадцать на три, - сказал Тельняшеко.
   - А остаток? - поэт.
   - Остаток достанется победителю. - Матросская.
   - Значится так, - сказал поэт, - пока один ходит вокруг вагона, другой пусть пьет эту воду чистого секса.
   - А потом? - Тельняшенко.
  
   - А потом наоборот, - поэт.
   - Теория стакана воды работает не так, - сказала Матросская.
   - А как? - Таганский.
   - Не надо ничего стесняться, - сказала она.
   - Хорошо, - сказал Тельняшенко, - но я не понимаю, что будет делать второй, пока первый пьет эту драгоценную воду.
   - Тут существует три варианта, - сказала девушка. - Первый - смотреть, второй - отвернуться, третий - тоже принять участие. И давайте рассматривать их, как три ступени превращения робота - тебя, Тельняшенко - в нормального человека.
   - В Хомо, так сказать, Сапиенса, - поддакнул Матросской поэт. Он уже давно готов был согласиться с ней во всем. Тем более сегодня, когда она имела вид уборщицы в пивной. Что-то такое среднее между мясом, которое прячет медведь, чтобы оно было:
  
   - Помягше, - и изголодавшейся по сексу проституткой.
   - Хорошо, - сказал Тельняшенко, - давайте потянем на спичках, кто будет первый.
   - Прошу прощенья, - влез между ним и Матросской поэт, - ты уже был.
   - Пусть побудет еще, если способен, - сказала Матросская.
   - А я? - Таганский.
   - Ну, он же с Земли, - улыбнулась Матросская, - и, значит, никогда не пил воду стаканами.
   - Между прочим, я бы тоже выпил. - Поэт.
   И он опять заиграл:
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка-а-а.
   Но смотрит на меня с Земли сохглядатай-й-й.
   Сохглядатай, да не простой, а:
   - Невидимка-а-а.
  
   Слова Владимира Высоцкого - здесь и в других места эта песня
  
   Однако надежды не сбылись. Они выпили очень много воды, разбавленной спиртом и настоянной на неизвестных травах. Впрочем, мне неизвестен точно рецепт приготовления Мадеры. Как, впрочем, и Льву Испанскому был неизвестен точный рецепт Революции. Но ему повезло. Именно он нашел Ретранслятор, потерянный Швейцаром. Где? Да, здесь же, в этом вагоне! Но сколько ни искали его по очереди Тельняшенко и Таганский - не нашли. Да собственно, особенно и времени-то на это у них не было. Ибо Матросская была неутолима. Точнее:
  
   - Она неутомима, а вот жажда секса в ней была именно:
   - Неутолима.
   Пришел Испанский, и Таганский смог только спросить его, когда парень заглянул в вагон:
  
   - Куда? - И добавил: - Если вы хотите занять очередь, то не сегодня.
   - Ты же все равно устал Таганский, - сказал Испанский, - зачем препятствуешь?
   - Э-э...
   - Впрочем, я не за этим.
   И не успел певец отложить гитару, которую для смеха держал в руке, как Испанский заглянул в вагон, вытащил ящик с остававшимися еще в нем шестью бутылками, просмотрел их все на свет, и одну взял себе, не удержавшись при взгляде на нее и воскликнув:
   - Это Оно!
  
   Оказалось, что Швейцарец нашел-таки свою заветную шкатулку с Ретранслятором, но... но, увы, Его самого в шкатулке не было.
   Таганский только успел сказать:
   - Постой, постой, - а Лев Испанский уже убежал, прихватил с собой эту бутылку Мадеры, в которую был перепрятан Ретранслятор.
   Далее, драка между группировками Лаки Сто, Атаманом Майно и Швейцарца с Испанцем.
  
  
   Сцена 4
  
   Амон Ра с Ником Бальским завязали драку с группой Лаки Сто. Дело в том, что эти ребята Серый, Напильник, Макс Черный, Беркут, Усов, Сенной-Граблин перепили Мадеры, которой их угостил Амон Ра, и признались, что взяли в заложники Швейцарца и Библиотекаршу.
   - Зачем? - упрямо не мог понять Ник Бальский.
   - Ми... - начал Серый, но Хог - Напильник его бесцеремонно перебил:
   - У него наш Ретро.
   - Что? - не понял Амон Ра, заглядывая одним глазом в последнюю пустую бутылку Мадеры.
   - Забрал все себе и не хочет отдавать, - сказал, мотая пьяной башкой Хог - Напильник.
   - Ми... - опять начал Серый, но теперь его перебил Беркут, хотя не был Таукитянином, а родился здесь, как он сам сказал:
  
   - Как все порядочные люди.
   - Спьяну чего не скажешь, - предупредил пояснением неоднозначное поведение Беркута Макс Черный. - Он имел в виду, что порядочные люди - это в первую очередь Таукиты, все Таукиты, но в них немножко входят и Земляне. Так, просто в виде небольшого исключения.
   - Вы - ослы, - сказал Ник Бальский, и добавил: - Хотя и Таукитянские.
   - И знаете почему? - продолжил за него Амон Ра. - Никто, кроме Швейцарца не может войти в контакт с Ретранслятором.
   - Ми... - опять сказал Серый, но Хог - Напильник его опять опередил:
   - Ми сможет, - выдохнул он отчаянно.
   - Я не понимаю, как?! - воскликнул Ник Бальский.
   - Ми... - опять попытался высказаться Серий, но Хог - Напильник, Ся по Земному, опять сказал сам:
  
   - Он посадит его на цепь, будет кормить, и за это получать от Швейцарца всю нужную нам информацию.
   - Ты действительно хочешь это сделать? - спросил Амон Ра у Серого.
   - Ми... - опять хотел начать Серый, а Хог уже хотел опять его перебить, как Си, Серый, замотал пьяной башкой, и начал по-другому:
   - М-М-М... - И Хог - Напильник растерялся, сразу не смог придумать, как вылезти вперед. Поэтому Си рассказал всю правду. А именно:
  
   - Я построю ему дворец, где он будет вещать, как оракул. И назову его... М-М-М... - Серый замялся. А точнее:
   - Замымкался.
   - Молодец? - решил помочь Серому Ник Бальский.
   - Нэт.
   - Молодость? - спросил Амон Ра.
   - Зачем спрашиваешь, дорогой? - сказал Серый. - Сам знаешь, как правильно.
  
   - Нет, не знаю, - ответил Ра. - Мне всегда почти надо хоть немного подумать, прежде чем я ясно увижу будущее. Так-то.
   - Вот те на! - воскликнул Серый. - Тогда, пожалуй, ты мне не подойдешь. И знаешь почему? - И добавил: - Я и тебя бы тоже посадил на цепь. А так как я ждать долго не люблю... в общем, ты бы долго не протянул.
   - Да... - протянул Ник Бальский, - уж лучше бы ты молчал, Си - Серый. - Ник встал и провел Дэмет - единственный удар, который он любил, так как только его и мог исполнять со стопроцентным результатом. Сначала он попросил Си - Серого встать.
   - Встать! - заорал он. И Си с трудом, как вол, все-таки поднялся. Сенной-Граблин и Усов схватили Серого за штаны с лампасами и попросили опять присесть.
   - Отстаньте, ребята, я его не боюсь, - сказал Серый. Сказал и тут же получил Дэмет. Си - Серый рухнул, как срубленное одним ударом дерево. А так как срубить дерево одним ударом ни у кого не получается, то Си был для Ника просто травой, камышом. И камыш долго не шатался, а упал в нескольких метрах от основного сборища. Упал, как мертвый. Такого удара, он не ожидал. Да и никто не ожидал. Ибо. Ибо:
  
   - Удары ногами были запрещены еще на Тау Ките. - В том смысле, что перед самым полетом луди получили по этому поводу специальные, написанные на бересте, и на глине таблички-шифровки. Чтобы легче было вспомнить на Земле, о чем идет речь.
  
   Все начали кричать на Ника Бальского, что он нарушил все человеческие принципы, и решили капитально избить его и Ра. О Швейцарце и Библиотекарше - Ня, которых Лаки Сто захватил в заложники, они как будто забыли.
   Ребята уже прижали Ника и Ра к одному из вагонов, когда из-под этого вагона неожиданно вылез Киевский, и поднял над головой бутылку Мадеры, как Талисман спасения от всех бед.
  
   Далее, они сажают группу Лаки Сто в Киевсский вагон, который был так назван пока что потому, что:
   - Из-под него вылез Киевский и перевернул сражение в пользу Ника Бальского и Амона Ра.
  
   - Ми не будем сдаваться, - сказал Серый, когда Киевский поднял над головой бутылку Мадеры. И объяснил, что в ней находится Ретранслятор, Подарок Созвездия Тау Кита Земле для революционного скачка, чтобы иметь возможность дальнейшей эволюции уже в виде лудэй, а не просто обычных обезьян.
   Но Хог - Напильник опять перебил его:
   - Мы сдаемся, - сказал он.
   - Зачем ты это делаешь от своего имени, Хог - Напильник? - спросил Серый.
   - А от чьего я должен это делать? - спросил Хог.
   - Ну, если не от моего, так надо было спросить всех, всего Лаки Сто. - Серый. Хог замешкался. Ни он, ни остальной Лаки Сто не ожидали от Серого такого рационального мышления.
  
   - Может он этого? - спросил Ник Бальский, - уже принял немного? - И кивнул на бутыль Мадеры, которую держал в руке, как бомбу Киевский.
   - Ты его нигде не оставлял? - спросил Ник.
   - Кого его? - не понял Киевский.
   - Ретро. - Бальский.
   - Нет. - Киевский.
  
   - Может, ты забыл, оставлял его где-то, пока, например, ходил в туалет.
   - В туалет? - не понял Киевский, - а что это такое?
   - Ты что, ни разу не ходил?! - ужаснулся Ник Бальский.
   Услышав это вся группировка Лаки Сто шарахнулась назад. Почему? Потому что Макс Черный озвучил вывод, следующий из показаний Киевского:
   - У этого... точнее, этому человеку, - он указал на Киевского с бутылкой Мадеры в руке, - моча действительно могла ударить в голову.
  
   Начались переговоры. Была принята резолюция об освобождении Швейцарца и Библиотекарши. Это, во-первых. Во-вторых, было предложено наказать Напильника, за превышение полномочий, попытку развить культ своей личности. И дали, правда всего шесть месяцев Омерты, молчания. Зная привычку Напильника не держать свое слово, уже выпущенный Швейцарец предложил зашить ему рот.
  
   - А как он будет есть свой любимый бэкон? - спросил Усов.
   - Через жопу! - рявкнула обиженная Ня - Библио.
   - Но как? - все еще не мог понять друг Усоаа Сенной-Граблин.
   - Я думаю, разработку специального приспособления для этого надо поручить Максу Черному, - сказал Ник Бальский, желая внести раскол в ряды Лаки Сто.
   Не подумав хорошенько Макс Черный согласился.
  
   Но надо сказать, что он заметил приближающуюся группу Атамана Майно. Генерала Кошки, Иркутского и самого Майно. Только Таганского с ними не было. И в принципе на сегодняшний день не ошибся, ибо эти ребята опять начали закончившуюся было драку с группой Лаки Сто.
  
   Атаман Майно без разговоров ударил сначала:
   - Сявку, - как он назвал Напильника, а потом и Серого.
   Ник Бальский всплеснул руками:
   - Мы только вроде договорились мирным путем уступить власть.
   Но Майно было уже не остановить. Ему передали, что Швейцарец захвачен Серым и Напильником и более того:
   - Ретранслятор уничтожен.
  
  
  
   Действие третье
  
  
   Большие шикарные комнаты - Сцена 1
  
   Я сижу на диване в одних спортивных трусах до колен, играю и пою:
  
   - Сижу ли, пишу ли я, пью кофе или чай,
   Приходит ли знакомая блондинка,
   - Я чувствую, что на меня глядит соглядатай,
   Но только не простой - а Невидимка.
  
   По большой комнате, устланной однотонным фиолетовым ковром, прошла Ко - леди Матросская. Она была на каблуках и с полотенцем на голове, завязанном в виде Египетской Пирамиды. Больше ничего на ней не было.
  
   Я подумал:
   - Неужели она всю ночь была со мной?! - Да не может быть! Надо спросить, с кем она здесь трахалась.
   - Подожди, ты это... с кем здесь была?
   Матросская остановилась перед дверью, точнее, двери здесь не было, просто она прошла поворот, и вернулась на зов.
   - Неужели ты ничего не помнишь?
  
   - Я? Абсолютно. В том смысле, что ночью я тебя не видел.
   - Хорошо, - ответила она, - давай разберемся.
   - Конечно, давай! Более того, я могу эти доказательства привести сам.
   - Как это?
   - Вот что ты скажешь, мы сделаем опять. Хочешь?
   - Как это? - она не подходила ближе, а так и стояла где-то далеко метрах в пяти.
  
   - Ну, не опять и снова, а как будто в первый раз.
   - А! Давай.
   - Нет, ты скажи сначала, что было, а то может мне не понравится.
   - Понравится.
   - Это только слова.
   - Хорошо, но только после завтрака, - сказала она.
   Я обшарил глазами стол, пытаясь отыскать будильник. Его не было.
   - Мне кажется, пора уже обедать.
  
   - Нет, пока будет только ланч.
   - Ланч? Это прелестно! Где же мы находимся? В гостях? У кого?
   - У тебя. - Она.
   - Хорошо бы. Но это вряд ли. И знаешь почему? За окном я вижу дубы, а не березы и елки. Откуда у меня дубы? - спросил я.
   - Иди посмотри. Сделай пробежку, а я пока приготовлю яичницу с ветчиной.
   - Спасибо, но это явно не мой завтрак. Ты точно меня с кем-то спутала. Кстати:
  
   - Где я тебя снял? В Славянском базаре? Нет, нет, конечно в Метрополе. - И спел кстати:
   - Ох, где был я вчера, не найду днем с огнем, только помню, что стены с обоями. Помню... Помню... Как тебя звать, кстати?
   - Если ты не помнишь таких вещей, то, похоже, ничего не помнишь.
   - Прости, последний вопрос:
  
   - Ты хоть та, о ком я думаю?
   - Если ты думаешь обо мне - та.
   - Хорошо, я пойду сделаю пробежку между дубов. Может быть я тебя вспомню. Нет, не в том смысле, что я не знаю, кто ты, а в том, что это действительно ты, что мы вместе провели этой ночью оргию.
   - Оргию? - Матросская.
  
   - Если нет, значит ты что-то путаешь.
   - Я-то как раз никогда ничего не путаю.
   - Но ты хоть леди Матросская?
   - А что, не похожа?
   - Похожа, но просто мне никогда не везет. И обычно я срываюсь с места будто тронутый я. И знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому что даже моя невеста мной не тронутая.
   - В том смысле, что ты никогда не можешь трахнуть того, кто тебе нравится? - Ко - Матросская.
   - Именно.
   - Значит я тебе очень нравлюсь?
   - Конечно.
  
   - А ты не думаешь, что вчера я нашла способ провести тебя через эту блокировку?
   - Что именно я должен помнить7
   - Ты помнишь, как мы пили воду стаканами?
   - Нет.
   - Хотя бы один стакан воды ты помнишь? Ну скажи, что помнишь?
   - Прости, но я не пью воду.
   - Так всё - уходи.
   - Куда?
   - Займись дубами.
   - А ты останешься здесь? Одна? Голая?
  
   - Если бы ты был внимательней, заметил бы, что на мне туфли.
   - Я это вижу, и даже более того, вижу тюрбан на твоей голове. И вот именно поэтому не могу оставить тебя одну. А вдруг кто-нибудь придет, пока я буду находиться среди дубов? Ты об этом не подумала? Я не буду говорить, что ты только об этом и думала, так как здесь больше никого и нет, кроме нас.
   - Нет, а ты скажи, откуда у тебя эта информация? Может я поставила в приемной сразу двенадцать стаканов воды? А? Как это делала София-Фике-Августа.
  
   - Так, так, так, что-то я начинаю вспоминать. Мэй би, я этот... как его? ..
   - Кто? Ник Бальский?
   - Точно!
   - Нет.
   - Почему? Его кончили, что ли?
   - Нет пока, сидит, но скорее всего придется.
   - Я бы не рекомендовал.
   - А кто ты такой, чтобы рекомендовать, или нет? - спросила Маьтросская. - Лаки Сто, что ли?
   - Естественно. Кто же еще?
   - Ну вот, а говоришь, что не помнишь.
   Меня прошиб холодный пот.
  
   - Постой, постой, какой еще Лаки Сто, я этот... как его?..
   - Таганский, - напомнила девушка.
   - Точно! Ты меня довела, что я и сам чуть не забыл. Надо же! Сама помнишь:
   - Мне б засосать стакан! И в Ватикан!
   Я взял гитару и продолжил:
   - Я буду мил и смел с миллиардерша-а-ми!
   Лишь только дайте волю, жеребцу-у-у. - Нет по-другому как-то.
  
   Представляешь, я с тобой всё позабыл. Подожди, сейчас попробую еще раз:
   - Когой-то выбирают римским папою-ю,
   Когой-то запирают на Малой Даче-е.
   - Опять не то? - спросила Коллонтай.
   - Да. Что-то не получается. Я не Таганский.
   Попробуй еще раз. - Ко.
   Ладно:
  
   - Когда бы ты знала, жизнь мою губя-я,
   Что я бы мог выйти в папы римские-е,
   А в мамы взять бы только... только тебя, естествен-н-о!
   Я бросил гитару и сказал, что я не Таганский.
   - Хотя петь очень хочется.
   - Хочется? - спросила Ко, и добавила: - Так давай, я всегда готова.
   - Нет, я хочу петь.
   - Тогда давай, вон, иди в дубы.
  
   - Окей, окей, - и начал одеваться. - У меня есть Адидас?
   - Кроссовки?
   - Нет, костюм. Я без Адидаса не побегу. И знаешь почему? Не смогу. Просто не смогу и всё.
   - У тебя только кроссовки.
   - Хорошо, я побегу в кроссовках, но безо всего.
   - Давай. На тебя это похоже.
   - На кого именно, кстати? Я так, между прочим, и не понял, кто я. Если считать, конечно, что я не Таганский.
   - Да Таганский, Таганский, успокойся.
   - Тогда я пошел.
   - Ты на самом деле хочешь вот так прямо и идти?
   - А как? Ты тоже ходишь в туфлях, шляпе из полотенца, но в остальном-то абсолютно голая.
   - Я дома.
  
   - А я где? А! Понял, понял! Вот, значит, где был я вчера. Помню стены все были с обоими, помню Надька была. И целовался я на кухне с вами обо-о-ими-и. Ох, где был я вчера...
   - Ну, хватит, давай на прогулку.
   - Если я не Таганский, то и не собака, чтобы меня вот так гнать в шею на улицу.
   - Ты прав, без костюма тебе нельзя. И знаешь почему? Там комары. Дома их нет, а там полно.
   - Ко-ма-ры? А кто это такие?
   - Ты не знаешь?
   - Естественно. У нас на Тау Ките комаров не было.
  
   - Послушайте, Лаки-Сто - Таганский, пора бы позабыть об этом.
   - Почему?
   - Если ты каждый раз, как присказку, будешь повторять о своей исключительности - никогда не адаптируешься.
   - И что тогда будет?
   - Что? А ты не знаешь?
   - Нет, откуда?
   - Нет, честно, ты как будто вчера родился! Или ты, действительно, ничего не помнишь?
   - Я всё помню, но этого просто не знаю, вот и всё. Что тут удивительного?
   - Я тебе потом расскажу.
  
   - Где-то я уже это слышал. Более того, я теперь уже не смогу спокойно бегать не только потому, что у меня нет Адидаса, но и постоянно буду вспоминать о секрете, который ты не раскрыла.
   - Хорошо, я тебе расскажу, но обещай, что не упадешь после этого в обморок.
   - Обещаю, конечно.
   - Мясо, - сказала Ко.
   - Мясо. А при чем здесь мясо? Я люблю осетрину. Как все.
   Далее, она объясняет ему, что мясо будет портиться, человек будет болеть, и умрет, если не адаптируется. И находит ему спортивный костюм. Какой?
  
   За окном замелькали какие-то фигуры. Я спросил, надевая костюм фирмы Монтана:
   - Это кто?
   - Не знаю, кто их пустил, - ответила Ко - Матросская, - я не велела.
   - Ты плохо исполняешь свои обязанности.
   - Да? Не надо было ставить своего охранника. Зачем блат-то здесь разводить?
   - Да? А кто это? Я че-то не помню. А! Сейчас я логически разберусь. Ни по эту, ни по ту... Впрочем, на этот метод мало надежды. У нас есть экстрасенс?
   - Штатный? Нет.
   - Все, как обычно: самого необходимого и обязательно нет.
   - А знаешь почему? - Матросская.
   - Нет.
  
   - Нескольких колдунов, или, как ты их называешь, экстрасенсов, расстреляли.
   - За то, что неправильно предсказали? Ну, правильно. А то потом опять спросишь, а он опять обманет. Дезинформаторы. И что, больше никого нет?
   - Есть один, но он стоит на воротах. - Матросская.
   - Охранник?! - изумился я.
   - Да, опять охранник, - сказала Матросская.
   - Ну, теперь-то я точно знаю, кто это. Тельняшенко?
   - Нет.
   - А кто?
   - Ты его не знаешь.
  
   - Если я его не знаю, как я мог его поставить на ворота?
   - Он смог предсказать одну важную для тебя вещь.
   - Да? И он согласился.
   - Да.
   - Да-а. Кстати, как его фамилиё? Я что-то забыл.
   - Забыла.
   - Врешь! Значит, точно Тельняшенко. Кстати, где он тогда?
   - Он... Зачем ты спрашиваешь меня о нем?
   - Хорошо, не буду. Ну, я побежал?
   - Давай.
   - Кстати, - повернулся я уже в дверях, - ты позвони, а если нет телефона, сходи, и передай этому Харчику, что я жду его в беседке под большим дубом. Через... да, лучше через полчаса. Или нет, давай через тридцать пять минут.
   - А... Нет, хорошо, я сделаю, всё, что ты скажешь.
  
  
   У Харчика в будке у ворот - Сцена 2
  
   Я конечно, не стал следовать объявленному Ко плану. И побежал сразу к домику у ворот. В другой стороне толпа человек из пяти удивленно пялилась мне в спину. Кто такие? Надо было спросить у Ко - Матросской. Я думал, у нас отдельная жилплощадь. А здесь шастают какие-то мыши.
  
   - А! - сразу воскликнул рыжий охранник в будке. - Я как раз хотел просить тебя взять на работу одну девушку.
   - Привет.
   - Привет, привет, передаю тебе сразу два привета.
   - Кстати, - сказал я, - я чё-то тебя не помню. Странно, не правда ли?
   - Ерунда, так со всеми бывает. Ты ведь с Тау Кита? Да, я и сам знаю, что ты с Тау.
  
   - Подожди, подожди, зачем ты мне напоминаешь про этого Кита? Вот только что Матросская мне сказала, что это не рекомендуется делать. И знаешь почему?
   - Почему? Впрочем, я знаю. Она сказала тебе, что мясо будет портиться? Да, я знаю, что она тебе так сказала. Кстати, неужели ты меня не помнишь?
   - А должен?
   - Ну, если ты не был пьяным при прилете сюда с Тау Кита. Я первым приветствовал Швецара, когда он залез на паровоз, и толкал первую свою речь.
   - Интересно. Неужели это был не я? Кстати:
  
   - Кто такой Швейцар?
   Харчик, придвинул поближе к себе кресло на пружинах и присел.
   - Кстати, ты можешь садиться.
   - Куда?
   - Черный диван. Не бойся, я на нем только сплю. Так что нигде не промят. Вообще он очень прочный. Реквизирован у Ники Бальского. Кала-кала-калакольчик, калакольчик не серчай, Кала-кака-калакольчик, мы придем, а ты встречай! Помнишь, у него за дверью была колокольчик? Однозвучно звенит колокольчик, и...
  
   Автор оригинального текста первой песни Виктор Боков, второй - слова И. Макаров - здесь и далее в этом произведении
  
   - Ты любишь старые песни?
   - Грешным делом. - Хар.
   - Дай гитару, я сам спою. Гитара-то, надеюсь, у тебя есть для меня?
   - Есть, вон висит на стене.
   - Где, я не вижу.
   Гитары не было.
   - Может сменщик взял домой поиграть7 - спросил я.
   - Не, запрещено. Тем более, другого охранника здесь нет. Кроме меня никого. Был один, но его перевели вместо меня к Швейцарцу.
   - Кстати, о Швейцарце. У него тоже такая большая дача, как у меня? Сколько здесь? Шесть соток?
  
   Харчик удивленно взглянул на меня.
   - Ты чё, и таблицу умножения забыл?!
   - Не думаю.
   - Не-е по-о-омни-шь! - Он погрозил мне пальцем. - Ну, хорошо, сейчас я тебя проверю. Только чай заварю. Ты какой любишь? Черный, зеленый? Китайский, английский? Или с Цейлона?
   - А вот я тебя самого поймал. Ты сам ничего не помнишь. Ибо если бы помнил, знал бы, какой чай я больше всего люблю.
   - Прости, но я имел в виду, в это время суток и в этой стране, - Харчик улыбнулся спиной. Точнее, я понял, что и со спины вижу, как он улыбается.
   - Улыбаешься?
  
   - Научился?
   - Чему?
   - Видеть по Земному, со спины. Смотришь на затылок, и обходишь противника. Обходишь и смотришь ему в лицо. А ведь вы в это время находитесь фактически с обратной стороны Луны.
   - Хорошо, я поверю, что мы знакомы не просто шапочно, а наоборот, близко, если ты скажешь, какой чай я люблю.
   - Скажу. Но сначала отвечу на твой первый вопрос.
   - А именно?
   - А именно, ты думаешь, и думаешь:
   - Какова величина твой дачи. Отвечаю: как у Джека Лондона.
   - Это сколько?
   - Здесь можно долго гулять и даже не понять, что находишься в клетке.
   - Как в лесу?
  
   - Как в лесу. Точнее, как в большом парке.
   - Ну-у, здесь так, как мне обычно нравится?
   - В смысле реки? Есть, внизу, надо спуститься с горки.
   - С Швейцарской?
   - Что?
   - С швейцарской горки? Он, я же помню, жил в Горке.
   - В Горках.
   - А! Помню, их было много! Но меня больше интересует, есть ли здесь теплица?
   - Зимняя, персиковая7 Есть.
  
   - Надо же! Всё, как я люблю. А теперь про чай. Плииз.
   - Давай сначала сделаем по три больших глотка. - Хар.
   - У тебя есть?
   - У тебя есть, - сказал Харчик, - ты любишь чай с Хеннесси.
   - Так нечестно, ты не знал, а просто угадал. Ладно, тем не менее, ты выиграл.
   Я вытащил фляжку.
   - По три.
   - По три.
   - Любишь, коньяк-то?
   - Люблю, грешным делом.
   - Значит, ты говоришь, у Швейцара дача меньше?
   - Ме-е-ень-ше!
  
   - Намного?
   - Намного.
   - Значит, здесь я главный.
   - А ты сомневаешься?
   - Да.
   - Почему?
   - Поэт редко бывает главным.
   Харчик в это время полоскал рот остатками Хеннесси, и, вместо того, чтобы проглотить коньяк, выплюнул его.
   - Ты чё?
   - Не обижайся, я просто от смеха. Ибо, когда ты видел поэта у власти?
   - А Дон Кихот?
   - Так это не он был губернатором острова, а Санча.
   - Тем более.
   - Стивенсон, тоже имел свой остров.
   - Скажи еще: Наполеон!
  
   - Он тоже был поэтом? Лучше ответь на поставленный тебе в лоб вопрос:
   - Сколько гектаров у Швейцарца?
   - Я не считал. Меньше шести соток.
   - Так мало. Значит, здесь я главный. Попоем хоть без цензуры.
   - Не хочу портить тебе хорошего настроения, но главный на Земле Швейцар.
   - Но почему?! Неужели так и не нашли Кода к Ретранслятору?
   - Ты прав, Мартышка! - Харин шлепнулся на диван, и не успел я отклониться к мягкой спинке дивана, сделал саечку.
  
   - Ты что, пьяный? - сказал я, и не вставая, ударил охранника ворот в живот. Он повалился, а потом сполз на пол из дубового паркета. - К тому же паркет у тебя не натерт до блеска.
   - Я не люблю блеска, - сказал Харин через несколько минут, и с большим трудом опять залез на диван.
   - Существует матовый лак.
   - Я не использую лак, - сказал он. И добавил: - Более того, у нас это не принято.
   - Ты имеешь в виду, что тебя нельзя бить?
   - Да.
  
   - Справка есть?
   - Ну, на нет и суда нет.
   - Ты хоть в курсе, что человек не в состоянии преодолеть критику? - Хар.
   - Критику снизу, или критику сверху?
   - Вообще, для того, чтобы не критиковать других, надо, чтобы и себя критиковать было не за что.
   - Это Кант?
   - Это я.
   - Сам придумал. Хорошо, я запишу тебя в партийные теоретики.
   - В теоретики Партии?
   - А какая разница?
   - Разница есть. Критиковать Партию я бы мог, оставаясь Бес.
   - Бес?! Бесом, что ли?
   - Ну, где-то так. Если смотреть снаружи. И знаешь, что?
   - Ч... - Харчик перебил:
  
   - Ты должен ответить за свой удар.
   - Почему? Запрещено, что ли?
   - Да, теперь так не делают.
   Да?! А как? Сразу стреляют, что? Или пользуются кинжалом?
   - Нет, нет, нет. Только ДзюДо
   - ДоДзю. Нет чё-то никогда раньше не слышал. Как-то переводится?
   - Называется? Да, конечно. Мягкий Путь, - если читать правильно:
   - ДзюДо.
   - И что теперь? Ну, что делать теперь после того, как я провел тебе Таукитянский удар?
  
   - Теперь? Теперь я обучу тебя Пути Мягкости. Пожалуйста, выйди на середину.
   - Что, так далеко надо падать?
   - Нет, я тебя подстрахую.
   - Тогда зачем?
   - Ты меня разозлил, поэтому, существует такая возможность, что удар, прости:
   - Бросок, - у меня сорвется.
   - Сорвется, это как?
   - Я просто не смогу тебя удержать, и ты улетишь далеко. Может быть даже в стену.
  
   - Я так не хочу. Давай лучше выйдем.
   - Выйти? Давай выйдем. - Харчик. - И да: только один вопрос сначала.
   - Хорошо. Говори, слушаю.
   - Первое. Моя жена Анна, с которой я еще в детстве встречал Швейцарца на паровозе, может пострадать, так как будет надолго разлучена со мной.
   - Хорошо сказано. Дальше, второе.
   - Второе ты сам узнаешь. Давай заместо этого скажем еще по нескольку слов о Первом.
   - А что сегодня на Первое? Опять осетрина?
   - Дело не в том, чтобы ее съесть, а наоборот, перевести ее из Матросской Тишины сюда.
   - Но кем? Ума не приложу. Вторым охранником на ворота, или вторым теоретиком коммунизма? Нет, давай лучше я возьму ее себе поваром.
   - У тебя уже есть два. - Хар.
  
   - Два? Кто да кто?
   - А ты не знаешь?
   - Напомни, я что-то забыл.
   - Ня - Библиотекарша и Ко - Матросская.
   - Может быть, Ко и Ня?
   - Готовит Матросская, а продукты ей выдает Библио.
   - Она завсклад и товаровед? А Матросская?
   - Да, готовит, а также является горничной и ночной сиделкой.
  
   - Кем же мне взять себе твою Анну Михайловну? Значит, говоришь она тоже встречала Швейцарца на паровозе? А нельзя вставить в ее Воспоминания, что встречала она меня? В принципе, мне этого было бы достаточно.
   - Прежде чем ответить на этот вопрос, она должна спросить у своей совести:
   - Можно?
   - Пусть спросит, я не возражаю.
   - Для этого совесть должна быть чиста.
   - Да? А что для этого нужно?
   - Нужно ее успокоить.
   - Как. - Я.
  
   - Просто выписать сюда, пусть, гуляя здесь по лесу, парку, спускаясь к речке, посещая персиковую теплицу, она придет в состояние Дао. Это очень хорошее состояние, думаю, тогда она примет правильное решение.
   - Хорошо, но сначала я должен посоветоваться с Лаки Сто. Ты же знаешь, я не могу принимать решения единолично.
  
   - Да они уже давно ждут тебя у летней веранды.
   - Тогда я пойду?
   - Не думаю, сначала урок Дзюдо.
   - Я так всё понял.
   - Ты должен не умом понять, а почувствовать Дао всем телом, тело должно понять, что такое:
   - Путь Мягкости.
   - Ну, ладно, пойдем.
  
   Мы вышли. Я вдохнул воздух, и понял, что, возможно, дышу им последний раз. Хотелось отказаться. Но Харин уже надел на меня Белую куртку. Штаны я надел еще в караулке. Тем более, он сказал:
   - Так и должно быть. Ты должен чувствовать конец света.
   - Да?
   - Да, значит, ты на правильном пути. На пути к Дао. И, значится, этот бросок называется Мельница.
   - С него все начинают?
   - Не все, но это лучший Путь.
   - Хотелось бы, как ты сразу сказал:
  
   - Мягкий.
   - Дело в том, что ты мне еще и должен. Поэтому, лети, пожалуйста... - И я, видимо полетел. И знаете почему? Люди не ходят ногами вверх. Практически я вошел в Дао, как в свое время Дон Кихот Ламанчский, воюя с ветряными мельницами. Знаете, головой вниз, оказывается, долго не продержишься. И я, в конце концов, упал. Харчик был прав, в доме я прошиб бы стену. Но и здесь приземление должно быть не мягким. Потому что вслед я услышал предупреждение:
  
   - Прости, но для начала придется немного помучиться. - Хотелось спросить:
   - Но почему? Если это Путь Мягкости? - И он как будто услышал меня.
   - Жестко стелешь - мягко спать. - И я, видимо, заснул.
  
   Долго ли это состояние Дао продолжалось, коротко ли - не знаю.
   Наконец, я услышал:
   - Давай, давай просыпайся, еще один приемчик. Ну два, самое большое, и пойдешь домой. Хотя, с другой стороны, тебе еще идти на собрание на летнюю площадку. Между прочим, правильно, торопиться не надо. И знаешь почему? Дело в том, некоторые писатели позволяют себе помещать на такие летние площадки жестокие преступления. Почему? Видимо, считают их Зиккуратами Древности, где творились магические экзекуции.
  
   Он поставил меня перед собой, и сказал:
   - Постарайся запомнить, как был проведен прием. Сначала я войду в тебя задом, жопой, если утверждать просто по-простому.
   - А потом?
   - Потом, когда ты перестроишь свои мозги, я пройду дальше. Жопой, имеется в виду. Поэтому бросок, который по-твоему мнению, должен произойти через спину - произойдет через спину. По-твоему, разницы нет? Есть. Ибо в первом случае ты должен был лететь вдоль спины, а во втором поперек. Понятно? И это еще не всё. Ибо:
  
   - Уже в движении я изменю направление движения. Заметь: уже в движении изменю направление движения. Замечательно? Я бы сказал:
   - И да, и нет. - Почему? С одной стороны, так делают все, а с другой все и попадаются на это движение, несмотря на то, что знают:
   - Так и будет опять. - И... И это и есть Путь:
   - Путь, меняющийся уже в Пути.
   - Я не понял только одного:
  
   - Где мягкость?
   - Мягкость? А ты не понял? Дело в том, что в отличие от Папы и Мамы, имеется в виду Джиу Джитсу, Дзюдо можно использовать на друзьях. Дзюдо и Друзья - созвучно? Несомненно. А Джиу Джитсу самураи использовали для убийства врагов. Понятен смысл?
   - Нет, и знаете почему. У меня есть понимание, но оно мне непонятно. Ибо это:
   - Все друзья.
   - Верно! Это и есть Путь Мягкости:
  
   - Все Друзья.
   - Ну, теперь, я думаю вы запомнили, чтобы понять, как проведен прием надо во время полета.
   - Да, - сказал я, - но не успел сказать, нет. Да, но не совсем, - хотел я добавить, когда Хар натянул на себя мою куртку, но не сильно. Потом ударил по внутренней стороне ноги. И когда я начал переставлять подбитую ногу опять на место, он подбил другую. Таким образом обе мои ноги повисли вдоль плоскости Земли, и опять начали описывать полукруг. Сделать было ничего нельзя. Другая сторона Земли неотразимо тянула меня к себе. Тянула, как гипнотизер. Я не понимал даже, зачем здесь Харин. А если его нет, то он и не нужен. Отправить бы его куда-нибудь подальше.
  
   - Еще только один, пожалуй, - услышал я. - На сегодня хватит. Думаю, ты и сам уже устал. Не бойся, больше падать не придется. Это удушающий прием.
   - Прости, Дзю, я хотел сказать:
   - Друг, но я уже и так дышать больше не могу. Дай мне отработать пока эти два приема.
   - Хорошо, иди на летнюю веранду, там тебя ждут Друзья.
  
  
   Веранда в Парке - Сцена 3
  
   Я пошел через зеленое поле, ни разу не оглянувшись на машущего мне вслед Харина. Не то, что желания не было, было, я боялся, что он подумает:
   - Еще хочу, - и догонит меня.
   Страх переборол.
  
   - Хай, - сказал я мрачно ребятам в спортивных костюмах пита:
   - Самострок, - хотевших пожать мне лапу.
   Почему лапу? Всё просто. Этот Дао-Харчик сказал мне, что теперь, уже после первого урока, я буду чувствовать себя:
   - Добрым Зверем! - Да, именно со знаком восклицания, ибо я спросил:
   - Почему Зверем? - Я хочу быть Человеком. Более того:
   - Человеком Разумным.
   - Это одно и тоже, - был ответ.
  
   Я прошел сразу на сцену, взял гитару, которую зачем-то здесь поставили, и сказал:
   - Песня. - И запел, и загремел струнами:
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай. Приходит ли знакомая блондинка...
   - Может начнем сегодня без Предисловия? - ляпнул со своего места на передней скамейке какой-то Сявка. Я хотел спросить между прочим, почему одни сидят на передней скамейке, а некоторые на второй? Хотя без проблем все могли бы разместиться на одной первой. Но предпочел петь дальше.
   - Ну и вот срываюсь с места, будто тронутый Я. До сих пор моя невеста мной нетронутая-я-я. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем. Ну, а что другое если? Мы стесняемся при Ём-м-м.
  
   - Какой еще Приём? - опять рявкнул со своего места этот Сявка. Я отложил гитару.
   - Выйди сюда.
   - Почему он? - мягко спросил Беркут.
   - А что, он первый записался? - Я.
   - Да. Да, именно, - сказал другой. - Макс Черный.
   - Чё-то эти два гуся мне не очень нравятся, - обратился я бородатому парню на второй скамейке.
   - Конечно, конечно, я выйду, - ответил он. Казалось бы: инцидент исчерпан. Не тут-то было.
   - Так нельзя делать, - опять Сявкнул тот же Рявка. Прошу прощенья: наоборот. Тот Рявка, а этот Сявка. Не буду дальше разъяснять конкретику этого утверждения: думаю поймете самостоятельно.
   - Почему? - Я.
   - И знаете почему? Сначала выступают те, кто сидит на первой скамейке.
   - Разве они не члены Лаки Сто?
   - Члены, - сказал сидящий рядом с Бородатым Баденом, золотой Сеня-Грабли.
  
   - А я вызову кого-нибудь из оппозиции, - сказал Я. - Эй, вы там, на Камчатке!
   - Да, да, мы вас слушаем! - сказал самый кудрявый. По-видимому, Испанский.
   - Мы выбираем Путь Мягкости, - сказал я. И добавил: - Секретарь есть? - добавил я.
   - Разумеется, - сказал опять тот же Сявка, и встал. - Я, - тихо с достоинством сказал он.
   - Ты вообще кто? - Я.
   Он посмотрел себе под ноги, потом по сторонам, и продолжил:
   - Хог - Напильник, твой первый друг.
  
   - Официально есть такая должность? - Я.
   - Так считают все. По умолчанию.
   - Вы тоже? - обратился я к Испанцу.
   - Конечно нет! - Испанец.
   - А вы? - спросил я, - Бородатый Баден?
   Он и Золотой Сеня-Грабли переглянулись. Они встали и гаркнули:
   - Мы за!
   Сявка медленно развернулся. Ребята сели.
   - Суду всё ясно, - сказал я. - Секретарь для ведения дела есть? Или ты, Испанист, сам будешь записывать? Писать-то умеешь? Профессор кислых щей. Ха-ха, шучу.
  
   - Ай, - сказал Испанец, как будто припоминая дальнейшие слова, - доунт андэстэнд ю.
   - Рипит ит. В том смысле, - добавил я, - что поясните, пожалуйста вашу позицию.
   - Во-первых, - ответил Испанец, - Рипит означает не пояснение, а Повторение.
   - А разве это не одно и тоже? - сказал я, чем заслужил долгие продолжительные аплодисменты. Хлопал парень, сидевший рядом с Испанским. Не совсем рядом, а так - через интервал. При желании их можно было разделить, как абзацы, а при другом желании считать одной страницей.
   - Я здеся самый сладкий.
  
   - А, Сладкий! Прекрасно, будешь вести регламент.
   - Я не в курсе постоянных интересов вашего учреждения.
   - Вашего? Прошу, мой милый, перейти на ты. Нет, нет, - сказал я, видя, что Сладкий чё-то затрепыхался, - я прекрасно помню, что вы личный почти друг Швейцара.
   - Я... - Сладкий опять встал.
   - Не я, а Я сказал:
  
   - Будешь всё записывать!
   - Записывать я согласен, а регламент вести это совсем другое, - сказал Сладкий.
   - Вот это и запиши первой строкой.
   - Что именно? - Сладкий.
   - Подожди, щас. - Я опять подошел к стене, взял гитару, прислоненную к ней, грянул струнами, и запел:
  
   - Во-первых строках письма шлю тебе привет. Вот вернешься ты домой занятой нарядный, не заглянешь и домой - сразу в сельсовет...
   - Я бы предложил продолжить, - сказал Сявка, даже не вставая с места.
   - Спасибо тебе, Ся - Напильник. - Я.
   - Тут и Пашка приходил, кум твой окаянный. Еле-еле не дала, даже щас дрожу. - Я сделал струнный проигрыш. Что там дальше? - В общем так: - Перед тем, как приставать пьёт для куражу! - Я опять отнес гитару к стене. - Кстати, что у нас есть?
  
   - Выпить? - спросил Баден. А Напильник тут же обернулся к нему, сказал:
   - Т. Усов прекратите паясничать! Так как мы пьем только Киндзмараули и Хванчкару, как любит Серый. - И Ся - Напильник, улыбаясь мне, захлопал.
   - Ладно, нет так нет. И вот как раз по этому поводу первый тост. Прошу прощенья, не тост пока что, а просто ты, Сладкий сделай запись в... Как назвать-то?
   - Приказы мудрого сына планеты Тау Кита, - сказал Макс Черный до этого долго молчавший.
   - Не, не, - сказал я, - лучше бы ты и дальше молчал Макси Черный дьявол. И знаешь почему?
   - Почему? - Макс.
   - Потому что надо быть честнее. - Я.
   - Хронология событий Новой Эры, - сказал Ся - Напильник.
   - Не подходит. - Я.
   - Почему? - Ся.
  
   - Потому что не подходит. - Я.
   - Почему, почему? Объясни, пожалуйста. - Ся.
   - Гибель Помпеи! - крикнул кто-то.
   - Вот из ит? - Спросил я. - Это ты сказал, Сладкий?
   - Нет, - ответил он.
  
   Далее, кто это сказал? И название, синоним названия Гибель Помпеи:
   - Посмертные Записки Пришельцев с Тау Кита. - Так как все? они остались на территории, где не действует Подарок.
  
   Прием Дзюдо:
   Делается Передняя Подножка, но нога промахивается, но движение продолжается, и уже на татами противник доворачивается на спину.
   Другой прием:
   Задняя Подножка под одну ногу. Но сначала пробуется провести зацеп изнутри.
  
   - Ай Эм. - Это сказал парень в мохнатой бараньей шапке. Он сидел один на той же скамье, что Испанец со Сладким, но на противоположной стороне.
   - Ай Эм, - повторил я. - Нет, не помню. Тем не менее, прошу тебя пройти в Президиум.
   - Да кто он такой, чтобы его выставлять в Президиуме? - опять влез Напильник. Он встал в полный рост.
   - Как кто такой? - сказал я, и добавил, чтобы уточнить: - Ты ко мне обратился?
   - Нет, - ответил Напильник - к нему? - Не оборачиваясь Ся - Напильник показал назад сильно загнутым назад (для вранья) пальцем.
   - Ты меня не считаешь за человека? - опять решил я уточнить.
   - Считаю, конечно. - Ся - Напильник.
   - Почему тогда ты разговариваешь с этим Атаманом Майно так, как будто меня здесь нет? - Я.
   - Ты меня неправильно понял. - Ся - Напильник.
   - Я неправильно?! - Я.
  
   - На самом деле, Ся, - сказал с задней скамейки Баден, - ты что говоришь-то?
   - Возможно ты сам ничего не понял? - сказал Золотой Ворошил.
   - Ладно, я сяду, - сказал Ся - Напильник, - подожду, когда вас самих возьмут за рога и поведут в стойло. - Он повернулся назад и добавил: - А вас обоих я разоблачу на первом же Заседании Бюро.
   - Не бузи, Ся, - сказал с Камчатки Испанский.
   - Мне это записывать? - спросил Сладкий.
   - А ты не записывал, что ли? - спросил я. - Не понимаю, как ты тогда восстановишь истину.
  
   - Я думал, это находится вне основной Дискуссии.
   - Придется всё повторять, - сказал я. - Ся, давай, начни опять.
   - Я уже ничего не помню. - Ся.
   - У кого хорошая память? - спросил я. - Нет таких. Понятно.
   - Надо ввести специального человека, - сказал Атаман Майно. Оказывается, он уже сидел за столом.
  
   - Зачем? - Беркут.
   - Я тоже не понимаю. - Макс Черный.
   - Запоминать! - рявкнул Майно. - Неужели сразу нельзя это понять? - добавил он.
   Все начали выкрикивать имена своих знакомых с хорошей памятью. Потом неожиданно замолчали. Видимо, поняли, что они не дают Серому вставить свое слово.
  
   - Я... - сказал я, - предлагаю Харина. При этих словах Сявка упал с лавки.
   - Я против, - сказал он.
   - Почему? - пока что мирно спросил я.
   - Он будет называть меня Тупым и Каменной Жопой. А потом это записывать в Протоколы. - Извините, простите все, но я не могу согласиться с осуществлением этого диктата в письменном виде.
  
   Далее, Запоминателем назначают Анну Лар.
  
  
   Те же и Ник Бальский, Киевский, Амон Ра
  
   - Прошу не начинать! - услышали все голос в листве. А потом и увидели его. Из чащи выбежал, высокий запыхавшийся зверь в голубом костюме с золотыми пуговицами, похожий на Сен-Жермена. - Повторяю, - повторил он, тяжело дыша, - спасите нашу делегацию.
   - Их, что, убивают, говорю, прямо на дому? - спросил я.
   - С одной стороны да, с другой нет, - сказал мужичина. - Я добавлю, а именно:
  
   - Убивают - это да, но не на дому, как вы изволили традиционно выразиться, а прямо здеся, в чаще.
   - Кто? - спросил Испанский.
  
   Я поискал глазами стул. Но у столика с графином был только один стул, а он был уже занят Майно.
   Пришлось присесть на край стола.
   - Ты куришь? - спросил я Атамана Майно.
   - Только английские. - Атаман.
   - Даже махорки нет? - Я.
   - Нет, серьезно, - сказал Майно. - Шучу, - усмехнулся он, - есть, конечно. - Он похлопал себя по карманам. - Вот возьми одна затерялась, из Англии от Королевы.
  
   - А там Королева? - спросил я, и понюхал длинную толстую сигару. - Может мне разрезать ее на пять частей?
   - А так нельзя? - Атаман.
   - Боюсь понравится, всю прикончу. - Я.
   - Так пей, конечно. - Майно.
   - Боюсь я ей проиграю, она прикончит меня. - Я засунул сигару туда, где она уместилась: за свое большое ухо. - Давайте послушаем, что говорит этот длинноногий, - кивнул я на сцену. Имеется в виду:
   - На сцену перед сценой.
  
   - У нас здесь нет зверей, а тем более нет тигров, - сказал Беркут. И добавил: - Я бы знал.
   - Я бы тоже, - сказал Макс Черный.
   - Посмотрите сами, - развел руки в стороны Сен-Жермен.
   И действительно, на поляну перед открытой летней эстрадой, где засели члены Лаки Сто и другие, практически примкнувшие к ним группировки, вывалился из леса человек. И это был не кто иной, как сам еще живой Ник Бальский.
  
   - Вы думаете он его убьет? - спросил Атаман.
   - Не думаю. - Я.
   - Хотите пари? - Майно.
   - На сколько? - Я.
   - Вы отдадите мне этого Сен-Жермена.
   - Как я могу его отдать? Он не моя собственность. Тем более, я думаю, вся собственность уже запрещена здесь.
   - У всякого правила есть исключение. - Атаман. - Например, - добавил он, - можно его арестовать, а потом выпустить мне на поруки.
   - Ах так! Ладно. - Я. - А ты мне что? Я ведь тоже, думаю, имею шанс выиграть.
  
   - У меня есть для тебя отличная Краля. - Атаман Майно.
   - Не надо.
   - Почему?
   - У меня пока есть две. Больше не надо.
   - Ты Матросскую тоже имеешь в виду?
   - Конечно.
   - Я ее увез в Гуляй Поле.
   - Что ей там делать?
   - Детей будет рожать.
  
   - Я не понял, ты на самом деле ее выкрал. Я ее только что видел!
   - Вот как раз перед тем, как прийти сюда, я ее и оприходовал. Сначала взял просто так, в виде заложницы, а когда поближе рассмотрел, понял:
   - Это именно то, о чем мы так должно мечтали.
   - Мы? Ты уже считаешь себя Ником Бальским? Мы! - скажет же.
   - Пожалуйста, не говори со мной так, как будто меня здесь нет.
   - Ладно, я не буду спорить. В случае моей победы отдашь мне ее опять. - Я.
   - Согласен, - сказал Атаман и прямо со сцены бросил Нику Бальскому маузер. Коля протянул руку, длинную, длинную руку в направлении летящего, как будто с того света, а точнее с Тау Кита большого маузера. И даже сам приподнялся от Земли навстречу ему. Приподнялся, даже полетел.
   - Летит, - сказал Я.
  
   - Да, - сказал Атаман Майно.
   Но вопреки предположению, что Ники Баль разобьется, он просто упал на сцену к моим ногам.
   - Я победил, - сказал я.
   - Надо еще проверить, - сказал Атаман Майно, - может он умер? Нет. Тогда я сам добью его и вытащил из дубовой кобуры второй маузер.
   - Ты разве не слышал, что я сказал?
   - Что? - Майно отвлекся от лежащего на сцене Ники Бальского.
   - Мягкий Путь. Помнишь?
  
   - Прости, но я думаю, это просто слова. - Майно.
   - Давай проверим, - сказал я и просунул руку между ног этого боевика Майно. - Куда дальше? - Действительно, я забыл за что мне держаться этой рукой, а так как учитель был здесь, именно он, Харчик, бросил сюда мне Ника, то я решил попросить его совета. И получил то, что хотел. Не прямую подсказку, и даже не духовную, а душевную. Ибо он только крикнул:
   - Делай! - И я не стал ни за что хвататься, а просто приподнял Атамана Майно на плечи. - Мельница, действительно, это Мельница, - очень обрадовался я, что у меня получилось. И я опустил его на сцену. Доски под могучим телом завибрировали, пошла пыль из щелей.
  
   - Принесите остальных из леса, - сказал Харчик. - Висят там на сучках. - И добавил:
   - Чуть не прорвались.
   Не обращая на него внимания, как будто его здесь и не было, Ся - Напильник сказал:
  
   - Между прочим, это не честно: в Дзюдо нельзя проводить Мельницу.
   - Ты получаешь хансику-макэ, Серый, - сказал Амон Ра. А это именно он был в голубом с золотом костюме древнего мага Сен-Жермена.
   - Сику, значит, - сказал я, не понимая еще, как мне оправдаться. И сказал: - Харин, ты тем не менее, не справился со своими обязанностями. Зачем ты пропустил сюда эту шайку?
   - Двое висят на сучках, - победно ответил охранник.
   - А двое прорвались сюда, - сказал я. - Если бы ты не обучил меня уже некоторым приемам Мягкого Пути, на его месте мог быть я.
   - Ну так, естественно. Я, наверное, соображаю, что делаю. Впрочем, изволь, я тебя слушаю, чего ты еще хочешь, мин херц.
  
   - Это насмешка? - спросил я. - Или знак внимания.
   - Знак внимания. - Харчик.
   - Я тебе не дама. - Я. - Впрочем, ладно, за тобой должок. Исполни его. Ся - Напильник давно просит, вызови его на поединок, и обязательно проведи ему Мельницу, чтобы знал, чем мы отличаемся от японцев.
   - Именно тем и отличаемся, - ответил радостно Харчик, - что проводим кроме всего прочего еще и Мельницу. В отличие от них, за Мельницу мы не получаем Хансоку-макэ.
  
   Далее можно заметить - читайте это в скобках, которые я не люблю, поэтому не пишу - что Я меняет свое значение в пределах, можно сказать, одного предложения. Я - это, Си, Серый, это - Вы, Таганский. Ничего особливого нет, сами увидите.
  
   - Иди сюда, Каменная Жопа, - рявкнул Харчик, как Стаффордширский Терьер наконец добравшийся до кошки, которая всегда перебегала ему дорогу и писала под общую для обоих чашку с водой, чтобы он думал, что не у себя дома, а в гости пришел.
   Ся так и подумал. Он посмотрел на Беркута и на Макса Черного. Назад только махнул рукой.
   - Омерта, - сказал Ся. - Никто ничего не говорит. И неохотно вышел на поединок с Хариным.
  
   - Храбрый Кролик, - сказал Харчик, увидев, что Напильник неожиданно быстро запрыгал.
   - Меня так учили, - сказал Ся, Напильник.
   - Как? - Хар.
   - Нужно к небу поднять глаза, и запрыгать, как коза, - Ся.
   Харин посмотрел на пасмурное небо. Посмотрел, чтобы отвлечь внимание Ся. А Ся наоборот подумал. Подумал, что это Харчик сам отвлекся, и кинулся в ноги, именно на Мельницу, хотя был в этом приеме не бельмеса ни гугу.
   И Харин... И Харин зажал его голову между ног.
   - Попался Храбрый Кролик, - сказал он. И добавил, обратившись к Серому: - Скока?
  
   - Что, скака, я не понял. - Си. - Скока будет получать твоя девчонка? Небось, я беру ее на гособеспечение.
   - Спасибо, нет, лучше деньгами, дачами и квартирами.
   - Кто у нас главный по дачам? - спросил Си, Серый, Я.
   - Так он и главный, - сказал Беркут.
   - Кто? - не сразу понял я.
   - Он у нас Председатель, - сказал Баден. И Золотой Ворошил его поддержал:
   - Всё самое хорошее забрал себе.
  
   - А! теперь понял, - сказал я, и добавил: - Пять.
   - Пять, так пять, - сказал Харчик. И пять раз с оттяжкой ударил ладонью по Каменной Жопе.
   - Ничего не почувствовал, - прохрипел Ся - Напильник с налитыми кровью глазами, практически на выкате. Откуда это известно? Уверяю вас, увидеть можно даже то, что смотрит в Землю.
   - Еще? - спросил Харчик.
   - Еще, - сказал... сказал сам Каменная Жопа.
  
   Харчик, казалось, был даже расстроен такой стойкостью противника.
   - Дай ему еще три, - сказал я.
   - Не мало? - Хар.
   - Я думаю, до конца Дискуссии он еще заслужит, - сказал я. И Ся - Напильник после трех дополнительных ударов был отпущен. Отпущен, но не ушел, а внезапно схватил Харина за рукав, и провел переднюю подсечку в падении. Все открыли рты. А Ся сразу перешел на удержание. Потом, видимо, понял, что ему не нужно удержание, и начал бортами куртки душить Харина, который уже задрягал ногами, когда я крикнул, чтобы Ся не доводил дело смертельного исхода. Но он продолжал душить и душить, душить и душить Харина, как Шариков пойманную им кошку. Тогда я попросил присутствующих записываться на дискуссию по поводу своего участия в этом поединке.
  
   - В том смысле, что надо спасти Харина, попавшего в трудную ситуацию. - Я.
   - Мы не успеем. - Испанец поднял руку, а потом и встал.
   - Ты это записал, Сладкий? - спросил я.
   - Записал, записал, - сказал Сладкий.
   - Пиши дальше. - Я.
   - А че писать, если он хочет выступить в прямом эфире? - Сладкий.
   - Кто? - Я.
   - Испанский. - Сладкий.
   - Да? Ладно, иди, Ти - Испанец, зарабатывай свой авторитет. - Я.
   - Так нельзя! - закричали сразу Беркут и Макс Черный. Один из них даже встал.
   - Почему? - Я.
  
   - Регламент, - сказал Беркут. А Иркутский, которого сняли с сучка и притащили к Летней Эстраде, и который уже очухался заорал:
   - Беспредельщики!
   - Мы объявляем вам войну! - генерал Кошка. - И более того, куда вы дели Таганского?
   Я хотел сказать, что я и есть Вы, Таганский, но подумал:
   - Не поверят. - Поэтому. Поэтому я опять пошел к стене, взял гитару, перебрал струны и пропел:
   - Ох, где бы я вчера, не поймешь днем с огнем!
   Помню только, что стены с обоями!
  
   Помню Матросская там была и Библиотекарша тоже при ней!
   - Целовался на кухне с обеи-и-ими!
   Аплодисментов не было. Только Золотой Граблин пытался что-то такое изобразить, а Баден - Усов так даже не пошевелился.
   Майно сказал:
  
   - Спускай с цепи Испанского, ведь задушит его Ся - Напильник.
   - Ничего, он умеет не дышать пять минут. - Я.
   - Сомневаюсь. - Атаман Майно. - Я и сам могу помочь Харчику. Мне его идеология Мягкого Пути нравится.
   - Я не понял, что ты сказал? - Я.
   - Пора. - Майно.
   - Это моя идеология! - рявкнул я.
   - Хочешь открыть на эту тему дискуссию? - Атаман. - Я не против. Пусть скажет этот, как его?
   - Кто? - Я.
   - Ник Бальский. - Майно.
   - Почему именно он? - Я.
  
   - Пусть скажет, пока еще жив. - Майно. - И знаешь почему? Мне кажется, его шлепнут первым. Более того, я думал, что его уже приговорили. А приговор привели в исполнение. Удивительно! Честное слово, удивительно, что он еще жив. И вот чего, спрашивается, не отвалил в Питер.
   - А что там? - спросил я, - лучше?
   - Да, - ответил Атаман. - Там Летний Дворец.
   - Разве его еще не взяли? - Я.
   - Нет, - кратко ответил Атаман.
  
   - Почему?
   - Тебе видней.
   - Мне? Я не понимаю, почему мне видней.
   - Ты у Швейцарца был?
   - Нет.
   - Сходи, узнаешь.
   - Че-то мне страшно.
   - Ну, это естественно.
   - Да? Почему? Он стал таким страшным?
   - В принципе да.
  
   - Так, так, так, - сказал я. - Теперь я сам уже понимаю, что Швейцар и запретил Штурм Летнего.
   - Верно! - почему-то радостно воскликнул Майно. И добавил: - Вот я и не понимаю, что эти ребята здесь делают.
   - Может они прибыли на переговоры?
   - Я не понимаю, о чем нам с ними говорить.
   - Да, я тоже же.
  
   Испанский быстро побежал среди скамеек, но неожиданно упал. Это Макс Черный подставил ему подножку.
   - Выбирай на выбор, дорогой, - сказал Беркут, - с кем из нас будешь драться.
   Испанец решил схитрить. Он сказал:
   - У вас, дорогие друзья, нет формы.
   - Нужно иметь хотя бы куртку, - сказал, подходя Сладкий.
   - А! вот и подвезли еще куртки, - радостно воскликнул Макс Черный. И добавил:
   - Моя черная!
   - Хорошо, - ответил Беркут, - я люблю быть белым и пушистым, - засмеялся он. - Как белый офицер.
   Это были Молочник и Инженер, они ездили за куртками, но взяли еще двое штанов. Их и надели сразу ребята. Имеется в виду, Беркут и Макс Черный.
   - У меня нет штанов, - сказал Испанский. - Но я и без них вас уложу.
   - Может быть и уложишь, - сказал Беркут, но твоего Харчика уже не будет. Задушат! - рявкнул Беркут.
  
   Испанец сразу бросил Беркута, проведя подхват под правую ногу. Сначала он постучал по левой, отвлек таким образом внимание противника от правой ноги.
   - Чистая победа! - крикнул Майно. А я добавил:
   - Иппон. - Беркут должен слить воду. Или, что он там пил сегодня.
   - Чего? - не понял Беркут, и повернулся к Президиуму.
   - Иди поссы! - крикнул ему Майно.
  
   А Испанский уже растаскивал Макса Черного. Наконец, повис на его левом плече, и провел заднюю подножку. К сожалению Макс так сильно ударился головой о скамейку, что потерял сознание. Сладкий объявил победу Испанского, а Черного приказал откачивать Инженеру и Молочнику.
   Ребята не стали спорить. А Майно наоборот, спросил меня:
   - Почему Сладкий всем распоряжается?
  
   - Писарчук, - сказал я, - мой старый знакомый. Пусть.
   Но Атаман возразил:
   - Не твой, а Швейцарца.
   - Не знаю, никакого Швейцарца, - рявкнул я.
   - Да? - Атаман Майно.
   - Ну, хорошо, знаю, но Швец мне завещал Сладкого.
   - При одном условии, - сказал Атаман.
   - А именно?
  
   - Если ты берешь себе Сладкого, то при любом утверждении должен молиться.
   - Да? Это удивительно, но трудности для меня, сам понимаешь - не представляет.
   - Хорошо, попробуй.
   - Щас. Нет, не могу, все забыл.
   - Думаю, ты не совсем правильно представляешь себе ситуацию. Ты должен всегда говорить, как присказку, как Мантру, слова...
  
   - Подожди, я сейчас сам вспомню, - сказал я. - Как... Вот помню это слово:
   - Как. - А дальше, увы, не получается. Ладно потом вспомню. А ты-то хоть знаешь, что идет дальше?
   - Знаю, но теперь уже не скажу.
   Они во время разговора наблюдали, как Испанский долго безуспешно пытался оторвать Напильника от Харина. Теперь он принял решение просто самому задушить Ся - Хога - Напильника.
   Но Ся все равно не сдавался.
  
   - Мертвая хватка, - сказал Золотой Ворошил - Сенной-Граблин. А Баден - Усов его поддержал.
   Инженер и Молочник подошли поближе к месту схвати. Один из них сказал, что надо остановить этот смертный бой, а другой ответил, что:
   - Невозможно, у них же Климакс.
   - Нет, не Климакс, что-то другое ответил первый. Просто это...
  
   В этот момент Напильник получил от Испанца удар из арсенала Джиу Джитсу, а именно боевого Дзюдо. Очень немягкий, надо сказать, удар, ибо проведен он был ребром ладони по шее. Ся свалился на бок, но руки его так и продолжали сжимать шею Харина. Стало ясно, что он вряд ли выживет.
   - Может ему отпилить просто руки? - обратился Сладкий, как судья к членам Президиума.
   Далее, Дискуссия заканчивается с предложением:
   - Целовать не натуральную, а только бронзовую жопу.
  
   Сладкий сказал Испанцу:
   - Дай я попробую. - И он пощекотал Напильнику подмышки. И даже поднял в изумлении усы и брови, что, мол:
   - Очен-но удивительно. - Потом попросил Испанского снять с Напильника-Ся ботинки.
   Испанский бросился к ногам, но ботинок не было.
   - Они боролись, - сказал он, - какие тут ботинки, в Дзюдо запрещено сражаться в обуви.
   - Окей, сними тогда с него носки. - Сладкий.
   - Нет носок. - Ти, Испанский.
   - Значит это покойник. - Сладкий.
   - Мэй би, вы попробуете пощекотать ему пятки?
   - Сам пощекочи.
   - Я боюсь покойников.
   - Ты провел ему Джиу Джитсу поперек шеи - ты и чеши.
   И Ти почесал. К удивлению присутствующих, Ся засмеялся.
   - Хихикает, - почему-то обрадовался Сладкий.
  
   - Отнесите Харина в его будку у ворот, - сказал Испанец, - потом похороним.
   А я выполню его последнюю просьбу:
   - Возьму на работу его молодую вдову, - сказал я.
   - Прощеньица просим, - сказал... Кто это сказал, я не понял?
   - Это? - Атаман Майно взял бинокль. - Это этот, как его? Амон Ра, кажется.
   - Да ты чё?! - воскликнул я, - Ра в голубом с золотом костюме. Это Киевский. По земному Лы, кажется. - И добавил: - Разве он тут был?
   - Так был значит, если есть. - Майно.
  
   - Так прощеньица просим, - сказал опять тот же мужик. И добавил: - Но у вас, кажется, уже есть пару телок? Куда вам столько. Хапаете, хапаете, а ведь все равно не справитесь же. Три - это много, - добавил этот недоброжелатель, предположительно:
   - Строитель вагонов для скота, Киевский.
   Я не нашелся ничего другого ответить, как:
  
   - У турок и больше бывает. Намного больше.
   - А! Так ты турок? Так бы и сказал, - Киевский - если это был он - поднялся и без спроса двинулся на трибуну. Хотя трибуны-то здесь как раз не было, только стол, за которым сидел Майно. Я и сам-то сидел на этом столе.
   - Стоп, стоп, стоп, - сказал я, - только через схватку со мной.
  
   - Согласен, - невозмутимо продолжил свое движение к сцене этот аутсайдер. В том смысле, что я вообще не знаю, кто это такой.
   Далее, бой на сцене.
  
   - Дай мне стул, - сказал я Атаман.
   - Зачем?
   - Брошу в него.
   - Смысл?
   - Психическая атака.
   - А я? Стоять буду?
   - Сядешь на стол.
   - А ты?
   - Я скорее всего, уйду на больничный. И знаешь почему? Я только сегодня научился Дзюдо. Теперь, пожалуй, жалею, видя этого бугаёметра. Ибо не понимаю, как применить против него Мягкий Путь. Поэтому, дай стул.
   И я бросил стул в уже начавшего прыжок Киевского. И он попал в него прямо в полете, как самонаводящийся снаряд в танк. Иначе не попасть. Обычно-то стреляют дробью, например, по уткам. Более того:
  
   - Дуплетом.
   - Действительно попал, - сказал Атаман Майно. Но этот парень Киевский не упал назад, как утка, а так и пролетел на сцену вместе со стулом. И этот стул ему реально помог, так как не сломался, а наоборот, налез ему на большую голову, и защитил от травм, так они со стулом и прокатились по сцене до самой стены.
   - Ничего страшного, - сказал, стаскивая с головы стул Киевский, - бой будет продолжен.
  
   - Он еще не начинался, - мрачно констатировал Майно.
   - Значит, сейчас начнется, - сказал министр Ника.
   - Костюмы! - махнул рукой Майно. А ребята, Молочник и Инженер ответили, что:
   - Больше нету.
   - Кто их поставил на снабжение? - спросил я.
   - Ся - Напильник предложил им заняться, чем-нибудь другим. Заместо политики. - Атаман Майно.
   - Но и здесь они не преуспели, - резюмировал я.
   Решили раздеть тех, у кого были костюмы. А именно Испанского и Харина.
   - Я не отдам свою куртку, - сказал Испанец, - тем более, вместе со штанами. - Разденьте вон, кого-нибудь еще.
  
   Далее, Испанец предлагает выиграть у него белый костюм Мягкого Пути. Спор с Си - Серым. С Я.
   Но неожиданно появилась очень молодая девушка. Она гордо несла в руках, как свиток, приглашающий принять участие в Кумите, два костюма для борьбы Дзюдо. Но они были разноцветные:
   - Голубой и розовый. - И она несла их в прозрачной сумке, а не на вытянутых вперед руках.
   У Киевского отвисла челюсть. Он знал, что будет предложен бой насмерть. Но с кем?!
   Я начал раздеваться.
   - Может не стоит, - сказал Майно.
   - Почему?
   - Он тебя убьет.
  
   - И что теперь делать? Завещание написать?
   - Вот именно, друг, напиши мне завещание.
   - Хорошо, пока я раздеваюсь, а потом надеваю костюм... Кстати, какой мне выбрать: голубой или розовый? Цвета какие-то подозрительные, - сказал я.
   - Почему? - Майно.
   - Никогда не носил ни розового, ни голубого.
   - Не знаю, в принципе красиво. Как во Франции, - сказал Атаман Майно.
   Кинули жребий. Мне достался розовый, Киевскому голубой.
   Майно протянул мне бумагу.
   - Что это?
  
   - Завещание.
   - Чье?
   - Твое. Ты же просил.
   - Да-а, - протянул я, - но ты просишь тут, оставить тебе на память Подарок, что-то такое вроде Чаши Грааля. Пожалуйста, конечно, но у меня ее нет.
   - Должна быть. - Атаман. - Все дело в том, что мы уже получили в собственность эту Землю. Надо отдать Чашу Счастья.
   - Куда?
   - Туда, - Атаман Майно махнул рукой на Запад.
   - Почему?
   - Потому что на всю, абсолютно на всю Землю, Подарка не хватило.
   - Подарка? Я не знаю никакого подарка, - сказал я.
  
   - Вы готовы? - перебил нас Киевский.
   Многие подошли поближе к сцене.
   - Смотрите, как будет умирать этот Проснувшийся Раньше.
  
   Киевский бросил меня три раза. Мы бились на сцене, и в последний раз я чуть не свалился вниз. И мне даже показалось, что кто-то даже хотел помочь мне свалиться. Но когда я смог наконец отползти от края пропасти, то никого поблизости не увидел. Только Испанского и Усова. Не мог же кто-то из них помочь мне проиграть. Испанский? Мог бы. Но рядом стоял Баден, Усов, он-то, я уверен, не позволил бы Испанцу мухлевать. Почему? Сам не знаю.
  
   Я хорошо знал только Мельницу, а Лы - Киевский не давал мне схватить его за яйца. Сразу опускал мою голову вниз, и начинал елозить моим носом по паркету летней эстрады. Я стал вспоминать, чему же еще меня учил Харин. Был какой-то интересный прием, вспомнил я. Что-то такое похожее на тигра, уставшего бороться с быком. Он ложится на пригорок в откровенно пораженческую позу, и бык почему-то думает, что теперь тигр доступен для его рогов. Не понимает, что тигр просто притворился. Может и понимает, но открытое пузо тигра тянет его как магнит. Огромные страшные рога нагибаются, удержаться трудно. Что бы это за прием такой мог быть?
   И я его применил. Как говорится:
   - Будь что будет! - Нет, нет, не так:
  
   - Пусть тайное станет явным.
   Киевский затрепыхался подо мной. Но я не знал, что делать дальше. Болевой я делать не умел.
   - Вставай, вставай, - сказал Майно, - вы выиграл.
   - Я победил! - крикнул я. И добавил: - Он умер?
   - Тау Киты так быстро не умирают, - ответил Киевский, поднимаясь.
   - Да, подтвердил Майно, - только через девятьсот с чем-то лет начнут умирать.
  
   - А так? - Я.
   - Возьми его к себе. - Атаман Майно.
   - Куда? На кухню? Так у меня там и так уже очередь. Вот жену Харчика обещал спасти от концлагеря. А ведь даже не знаю, умеет ли она готовить.
   - Ну, костюмы для борьбы Дзюдо она носить умеет, - Ник Бальский. Он-то откуда это знает?! Дела-а. Вот так Марьюшка. Или как ее там?
   - Аннушка, - сказал Майно.
  
   - Где она?! - воскликнул я. Но никто не мог объяснить, куда исчезла девушка, которая принесла голубой и розовый костюмы.
   - Прежде чем перейти к переговорам с царем, народ просит тебя показать еще раз прием, которым ты поработил Лы - Киевского, - сказал Сладкий, подходя к эстраде с какой-то бумажкой.
   - Что это? - спросил я.
   - Записка от Харина. - Сладкий.
   - Че ему надо? - И тут же спохватился: - Он жив, что ли?!
   - Да, чуть жив.
   - Что он просит?
   - Две вещи. - Сладкий. - Оставить его на прежнем посту, и хочет, чтобы за ним ухаживала, и в тоже время дежурила на воротах его Анна.
   - А разве я не говорил:
  
   - Вымыть ноги! И ко мне во опочивальню!
   - Не знаю, может и говорил, но вот он просит сделать так, как он просит.
   - А почему я должен ему помогать? - Я.
   - Он, как он говорит, научил тебя всему.
   - Он разговаривает? Разве этот Напильник его не придушил?
   - Нет, придушил, конечно, но он пишет.
   - Стучит, значит. - Я. - Так-то да, пусть конечно, сторожит. А вот насчет его Незабываемой Анны я должен подумать.
  
  
  
   Я спустился вниз, к группе гостей, как-то:
   - Ник Бальский, Иркутский, генерал Моя Любимая Кошка, и... и они посчитали, что я сам должен быть четвертым.
   - Нас было четверо, - сказал Кошка.
   Я возмутился:
   - Еще туда-сюда, что вы вяжете меня с Ником, как будто я был агентом Царской Охранки. Но не Антанты же! А вы это Антанта! - Я показал прямо пальцем на Иркутского и Кошку.
  
   - Ты - Черный Барон, - и генерал Иркутский с генералом Кошкиным, обнявшись показали на меня двумя пальцами.
   - Я не могу с вами согласиться. Не могу, - затараторил я.
   - Мы не требуем тебя самого принять участие в Штурме Летнего, - сказал Ник. А Иркутский добавил:
  
   - Пошли кого-нибудь в роли Черного Барона.
   - А кого? - не понял я.
   - Так этого, как его? - Коша повернулся к своим собут... нет, не к собутыльникам, а к соратникам, конечно. - Испанского.
   - Да вы что! - воскликнул я, - а кто будет командовать наступлением на Летний?
   - Да, кто угодно, - сказал Ник Бальский. - Хоть эти ребята, Молочник и Инженер.
   - А то ведь Испанский так и будет себя всю жизнь считать...
  
   - Победителем, - перебил Кошкина Иркутский.
   - Надо думать наперед, - сказал Ник Балетный.
   - Или пошлите хоть Напильника, - сказал Атаман Майно, подходя поближе. - Он вам завалит всё дело.
   - Давайте, я пойду, - опять сказал Майно.
   - Да ты что! - воскликнул я, - за них, значит, теперь решил биться?
   - Вы лишили нас Киевского, поэтому давайте достойную замену. - Иркутский.
   - Усов вас устроит? - спросил я.
  
   - Только вместе с Сенным-Граблиным, - ответил генерал Кошка.
   - Как говорится: пополам на пополам, - сказал Ник. - Мы вам половину белых офицеров, а вы нам половину пролетарских вундеркиндов.
   - Так, а кто из офицеров у нас есть? - недоуменно спросил я.
   Все замолчали. Вперед пролез Сладкий и молвил чистым русским языком:
   - Да, ты мин херц, и есть царский офицер.
  
   - Ты уже совсем с ума спятил, Писарчук! - разозлился я.
   Но после долгих разбирательств оказалось, что правда. Правда, так как Таганский был одновременно еще и белым офицером. Который убил незабываемого... Впрочем, об этом не здесь.
  
   - Триедин, - сказал подходя сзади, и положив мне руку на плечо Ся. Очнулся, уже, оказывается. - Считай за счастие, что не попросили у тебя Матросскую или Библиотекаршу. - Ведь специально намекал змей царю, чтобы попроси. и моих наложниц. То бишь самых преданных сотрудников.
   - Не дам! - рявкнул я. И добавил: - Ни одной.
  
   И не отдал. Хотя пришлось добавить к Бадену и Золотому Ворошилу еще и Инженера с Молочником. Ну, тем лучше, легче потом их будет осудить за предательство. Не всех, разумеется, а половину, чтобы было можно основательно говорить о справедливости. Пошлем, куда Макар никого не гонял Молочника и Инженера, а Сенного-Граблина с Баденом - Усовым оставим в качестве оправдательного документа, что вот, мол, и они ни бельмеса, ни гугу, а живут-поживают, добра наживают.
  
   Все согласились, но попросили меня повторить еще раз прием, которым я загнал Киевского садовником в свой сад.
   - Кто? - спросил я. И вызвался Беркут и Макс Черный.
   - Зачем мне двое? - спросил я.
   - Тебе нужны два Наркома, - ответили ребята.
   - НКВД, - сказал Беркут. И:
  
   - Председатель Наркоматов. - Макс Черный.
   И я их кинул. Одного:
   - Через бедро с захватом. - Как Таганский. А другого тем приемом, которым лишил права голоса Киевского:
   - Прошел вперед задом, как для броска Через бедро с захватом, но нарочно промахнулся по дальней ноге, Макс Черный успел ее убрать. Но прием не закончился, как думал, этот будущий Председатель. Я начал падать вместе с ним, а он этого не испугался, так как падал он на бок, а не на спину. А за падение на бок трудно получить даже коку или юко, а уже тем более:
  
   - Вазари.
   Противник в этом приеме забывает, что его можно повернуть на спину уже после падения. И получил, как говорится, своё. Своё место на спине. Я его по ходу падения перевернул на спину.
   Все радостно закричали:
   - Ай да, Харин!
   - Ай да, Харчик!
   - А при чем здесь он? - спросил я хмуро.
  
   - Так он же тебя, балду, всему и научил! - хлопнул меня по спине этот тупой Ся - Напильник. Понятно, что нарочно хотел настроить меня против Харина, а все равно. В том смысле, что все равно настроил, хотя я и понимал:
   - Это козни тупого Хога - Напильника, - который узнал, что Харин остался жив.
   Далее, 4-е Действие. И выяснение у Майно продолжения фразы:
   - Как... - Как Швейцарец.
  
  
   Действие четвертое
  
   Сцена у фонтана - Сцена 1
  
   - Прости, конечно, но я позвала тебя сюда только потому, что знаю:
   - Ты очень любишь фонтаны.
   - Да, да. Конечно.
   - Ты не знаешь, зачем я назначила тебе это свидание?
   - Нет, разумеется.
   - Дело... - Она прервала свою речь, так как где-то в кустах хрустнула ветка.
   - Ты думаешь, что за нами подглядывают?
   - Нет, конечно.
  
   - Ты меня еще любишь?
   - Кхе. А должен?
   - Ты что же, сукин сын, всё забыл?
   - Раньше я помнил? - Опять хрустнула ветка.
   - Нас подслушивают, - сказала Анна. - Теперь я понимаю это однозначно. Жаль, что я пришла на встречу с тобой в шикарном кимоно,
   - Что надо было надеть?
   - Надо было надеть костюм Дзюдо. Могу предсказать:
   - Предстоит драка. - Я не стал спрашивать, с кем и с кем.
  
   Хотелось до начала боя узнать, зачем она меня позвала. Сначала я подумал, что это просто элементарный секс. Ну, в том смысле, что физиология требует, а Харчик, ответственный за это дело перед ней, - при смерти. Ну, а о чем еще я должен думать? Тем более, она говорит, что раньше любила меня очень.
   Впрочем, сказала она это позже, чем я успел себе это вообразить.
   - Обещаешь?
   - Да.
   - Да, да? Или:
  
   - Да, нет?
   - Пожалуйста, не надо меня пугать.
   - Я хотела тебе сообщить одну вещь. Тебя обманывают, что Подарок Земле от Тау Кита находится у Харчика. Тебе не надо отправлять его в Коммунарку, чтобы добиться у него признания.
  
   Опять хрустнула ветка, и за подрезанными кустами, окаймляющими фонтан, мелькнула белая фигура.
   - Кто там? - сказал я.
   - Не обращай внимания, - сказал она. - Просто за ними следят. Я знала об этом заранее.
   - Мэй бы, это просто нечистая? - спросил я.
   - Ты веришь в колдунов? - удивилась она.
   - Не то чтобы да, но в некотором смысле верю.
   - Например?
   - Например? Прошлой ночью мне приснилось, что Чаша Грааля, о которой сейчас так много говорят, находится в...
   - Где?
   - В могиле! Разве это не колдовство?
   - Именно об этом я тебе и пришла сказать.
   - Нет, нет, нет! - закричали сразу две женщины, выпрыгивая из-за кустов. Это были Библио и Матросская.
  
   - Мы сами ему расскажем, - сказала Библиотекарша.
   - А если ты против, - сказала Матросская, - то, вот, держи! - И она кинула белую куртку. Анна даже не стала ее ловить. И она шлепнулась между нами, как белый ангел.
   - Тебе нравится этот ангел? - спросила Ня - Библио.
   - Я люблю только розовых и голубых ангелов, - невозмутимо ответила Незабываемая Анна.
  
   - Я могу принести своего, - сказал я.
   - Пока ты ходишь, они меня съедят.
   - Я быстро.
   - Нет.
   Тем не менее, я убежал за своим розовым костюмом, так как хотел быстрее вернуть его назад Анне. Мне кажется:
   - Розовый - не мой цвет.
   Она вынуждена была согласиться. Только сказала на прощанье:
  
   - Не забудь вернуться, иначе ты никогда не узнаешь, где находится Чаша Грааля.
   - Серьезно?
   - Вполне.
   - Хорошо, я вернусь. - Я улыбнулся, и исчез. Но прежде, чем исчезнуть совсем, я успел ей сказать еще раз:
   - Жди! Я вернусь обязательно.
  
   Но они начали до меня. Собственно, ничего особенного не произошло. Девушки гонялись за Анной, а она отказывалась надеть белую куртку.
   - Окружи ее, пожалуйста, справа, - сказала Матроска.
   - А ты? - спросила Библио.
   - Я сзади.
   - А кто слева?
   - Там колючие кусты.
  
   - Ты думаешь, она не знает?
   - Скорее всего, знает, но при волнении от погони может забыть.
   И точно, Анна упала в колючие розы. И... и решила не вылезать оттуда до моего прихода. Я опоздал, хотя и шел очень быстро. Дамы использовали белую куртку, приготовленную для Анны, чтобы вырвать несколько кустов роз, и потом все-таки вытащить Анну из этой розовой крепости.
  
   Она уже согласились надеть куртку, которую приготовили для нее Матроска и Библио, и из которой теперь еще торчали шипы роз, чтобы быть избитой, или даже задушенной, когда появился я, размахивая розовой дзюдогой, как знаменем победы.
  
   - Ох, - облегченно вздохнула Анна, - разве ты пришел. - И тут же была брошена через бедро с захватом. Она попыталась уйти от приема, соскользнуть на другую сторону, но Библио, которая проводила этот прием, была только рада, и бросила Анну поперек спины, с изменением направления движения в полете.
  
   - Переходи на болевой, - сказала Матросская. - Или нет лучше...
   - Что? Говори быстрее, - сказала Библиотекарша, - он вон уже бежит, радуется. Только неизвестно чему.
   - Души ее, пожалуйста.
   - Не получается.
   - Перейди с болевого на удержание, а потом на окончательное удушение.
   К счастию, я успел. Практически сделал то же самое, что сделал бы каждый:
  
   - Вытащил Анну Каренину из-под паровоза. - Да, вот так. Не знаю, почему сам Лева это не сделал. Как говорится:
   - Эх, Лева, Лева, мне без .... - Впрочем, сейчас не до песен, надо разогнать эту банду по кустам.
  
   Дамы отпустили Анну, которая уже едва дышала, но выдвинули требование. Требование, как право... нет, не на ошибку, а на бой с Незабываемой Анной.
  
   - Ты еще способна защищаться? - спросил я Анну, которая никак не могла прокашляться.
   - Нэт, - ответила она с итальянским акцентом. У меня что-то зазвенело в голове. Но понял я только одно:
   - Я сам должен выступить. - Выступить вместо нее. И естественно начал натягивать эту розовую куртку, и такие же прекрасные штаны. Благо все было по размеру.
  
   - Ну! - провозгласил я:
   - Кто на новенького? - Кто на новень-ь-ко-ого!
   - Мы не для этого здесь, - сказала Библио.
   - Я тоже почти ничего не хочу, - констатировала Матроска.
   - Впрочем, изволь, мы готовы, - сказала Библио, но только вдвоем. - Матроска замахала руками, что, мол, не может поднять на меня руку.
   - Тем более, вот просто так, ни с того, ни с сего.
  
   В конце концов, они вышли против меня вдвоем. Я провел им два таких приема, после которых они разбежались в разные стороны. Одной - кажется это была Матроска, в пылу борьбы я не успел разобрать - провел Мельницу. Она улетела за кусты, откуда и вышла. Не буду же я страховать ее в такой опасной ситуации, когда Библио уже почти напала на меня сзади, и уже начала потихоньку душить.
  
   Я, конечно, мог применить хороший Подхват, обвив ее длинную ногу своей мощной ногой. Но была опасность раньше потерять сознание. Пришлось попросить ее, так сказать:
   - На пару слов. - И она поддалась на эту мою словесную диверсию. Не в том смысле, что тоже повернулась ко мне задом, а просто немного ослабила удушающий захват. Но это позволило мне повернуться к ней лицом.
  
   Очень тянуло сделать и ей Мельницу. Но однообразие тяготило меня. И я присел, как будто хотел уложить даму на себя. Я знал, что она это в принципе любила. Поэтому не оказала серьезного сопротивления. И... и мне удалось поставить свой сорок пятый раздвижной ей на живот. Картина Репина, осталось только потянуть Библио на себя руками. Ближе, как можно ближе, и тут же выпрямить ногу. Так это безапелляционно, как запустить ракету с основательной начинкой. Как говорится:
   - Ждите, но только Конца Света.
  
   И я нажал кнопку:
   - Пуск!
   Она тоже улетела далеко. Хотя успела что-то прокричать в полете. Я расшифровал по собственному разумению:
   - Надо было сначала повернуть ключ, а уж только потом нажимать кнопку Пуск.
   Но с другой стороны:
   - Что она могла мне сказать, чего я не знаю сам?
  
   Дамы исчезли, как будто здесь никогда и не были.
   И Анна, держась за горло рассказала мне про местонахождение Чаши Грааля. Предварительно спросила, чтобы убавить мой победный пыл:
   - Это были приемы Дзюдо?
   - Да, - ответил я, - но по-русски. Никак не могу отвыкнуть от Самбо. Особенно в экстремальных ситуациях.
   - А. А чем Самбо отличается от Дзюдо? Мягкими розовыми костюмами?
   - Дак, естественно.
   - И да, - продолжил я, - сначала секс, или сначала займемся делом.
   - Делу время - потехе час, - загадочно сказала она. В том, смысле, что не разъяснила, что здесь дело, а что развлечение.
  
   Тем не менее, сначала занялись сексом. Точнее, мне это только показалось. Мелькнуло мимолетным виденьем. Она сказала:
   - Вот ключ.
   - Ключ от...
   - Да, именно так, ты правильно подумал, это ключ от Чаши Грааля. - И прошептала мне на ухо адрес. От ужаса я даже упал на спину. А когда очухался, то понял: - Ее уже нет, так как она далече.
   Скорее всего, я сам придумал эту историю. Нет, в руке был зажат золотой ключ. Даже:
  
   - Ключик. - Он свободно умещался у меня на ладони.
   Кажется, она мне напомнила, что я должен передать Чашу Грааля на Запад. Потому что, как ответила она мне на мой логичный вопрос:
   - Почему? - продано.
  
   Далее, я иду по адресу:
   - Красная Площадь, Мавзолей Швейцарца.
  
  
   В Метрополе - Сцена 2
  
   Здесь, я думаю, надо сообщить добрым читателям, или зрителям, если Бог пошлет мне зрителей, что:
   - Я - это иногда Таганский, иногда Си - Серый, иногда Ле - Швейцар.
  
   Я повторю еще раз, если еще не повторял:
   - Часть Земли была передана в аренду Созвездию Тау Кита, как плата за Счастье, доставленное для всей остальной Земли с Тау Кита. Но по каким-то, неизвестным мне причинам, Свет Счастья, Чаша Грааля, которая должна была обеспечивать счастье Западу, до сих пор оставался здесь. И Запад уже начал угрожать нам Антантой, что, мол:
  
   - Это будет уже не лирика Восемнадцатого года, а настоящее, сокрушающее все на своем пути наступление Запада на Восток, следовательно, на Россию. Как категорично высказался Черчилль:
   - Такое начнется, что никакой порнографии здесь уже больше не останется.
  
   Я вышел ночью до звезды. За мной хотел увязаться Сладкий, но я предложил ему просто следить за мной.
   - Зачем? - спросил он.
   - Если они начнут следить за мной, то сначала им придется следить за тобой, а от тебя-то я уж как-нибудь смогу оторваться. Я имел в виду, или Библиотекаршу с Матросской, или Испанского, или Напильниковскую группировку. Имеется в виду, что не только сам Напильник, но и Беркут и Макс Черный были категорически против передачи Подарка, как они называли Чашу Грааля, на Запад.
  
   И не потому, что хотели иметь Счастье Здесь, а чтобы держать Запад в постоянном напряжении. Напильник - Ся, ведь тоже был с Тау Кита, и поэтому считал себя Генералом. А генерал, как известно, имел право сам принимать свои решения. И вот он решил все время мне мешать. За что я прозвал его:
   - Карабасиком.
   - Это очень сложная операция, - сказал Сладкий за прощальным ужином.
   - Почему? - не понял я.
   - Потому что я не смогу от тебя отвязаться, а, следовательно, доведу их того места за тобой, где скрыт Подарок.
   - Кто ты такой? - спросил я.
   - Так понятно кто. Писатель.
   - Здесь ты не писатель, а Писарчук. Поэтому я предлагаю тебе контракт.
   - Какой? - спросил он.
   - У нас только один контракт, - ответил я:
   - Приказ.
  
   - Никогда не слышал ничего подобного, - ответил Сладкий, наливая себе рюмку Хеннесси и подготавливая для закуски Гаванскую Сигару. - Люблю сигары, - добавил он. - И знаешь почему?
   - Нет.
   - Я теперь никогда не затягиваюсь. Почему? Они очень крепкие! Отлично придумано?
   - Примерно, как Некоторым хочется погорячей. И вот в связи с этим я хочу предложить тебе проект, который так и можно назвать:
   - Некоторым хочется погорячей.
   - Ладно, выкладывай, - ответил Сладкий. - Я согласен. И знаешь почему? Уверен:
   - Мне ты плохого не предложишь.
  
   - Я, - я повторил: - Я сегодня ночью найду Чашу Грааля. А ты, ты, - я указал пальцем на Кубинскую Длинную, которую держал в зубах Сладкий, - отвезешь ее.
   - К-куда? - спросил Писарчук, - и полез под стол. Так как. Так как от неожиданности уронил толстенную сигару зарубежного производства под стол.
   - Я не посол, - наконец ответил красный Сладкий. Красный от ползанья под столом в поисках сигары. Хотя что ее искать? По огоньку же видно ее, так сказать:
  
   - Местонахождение.
   - Послу они не поверят.
   - А кому поверят?
   - Своему, западному жителю, - сказал я.
   - Ты хочешь, чтобы я так жил? - сказал Сладкий.
   - Не чтобы Так жил, а Там жил.
   - Абсолютно не понимаю, как это возможно, - сказал Сладкий опять наливая себе Хеннесси.
   - Завтра, - сказал я, и повторил: - Завтра, мы объявим тебя агентом Би-Би-Си. - Я поднял руку ладонью вперед, чтобы предотвратить неожиданные выпады Сладкого. А заодно, - добавил я, - и твои творческие изыскания.
   - Застланным Казачком?! - изумился Сладкий.
   - Чему ты удивляешься? - спросил я. - Так все делают. Мы выгоняем тебя из страны. Не, как говорится:
  
   - Не просто же так?
   - А можно всё-таки просто так?
   - Нэт! Точнее, конечно, можно, но только, как Харчика: - Через Коммунарку.
  
   - Нет, я в принципе согласен, но беспокоит другое.
   - Что именно?
   - Я могу привыкнуть.
   - Наоборот, это ты здесь привык курить Кубинские Длинные по сто долларов за штуку, и пить Хеннесси за не меньшую, как я думаю цену, а там все твое имение в каком-нибудь Вермонте будет оплачиваться мной.
   - За такое ответственное поручение я хочу эту, как ее?
   - Кого, Матросскую? Библиотекаршу? А! понял, понял:
  
   - Анну Незабываемую. - Я бы сам не прочь, но удивительно, я даже не уверен, что позапрошлой ночью у нас было что-то достойное внимания. Хорошо.
   - Что?
   - Хорошо, напиши мне докладную записку, кого именно из этих троих подотчетных мне дам, ты хотел бы взять с собой. Вот и всё. А то по запарке я могу перепутать.
  
   - Я хочу четвертую, - сказал Сладкий.
   - Кого? Напиши на бумажке, и оставь ее на комоде. Впрочем... написал? Дай я прочитаю.
   - Зачем?
   - Мне просто интересно, совпадают ли у нас вкусы.
   И я прочел:
   - Нобелевскую Премию.
   - А с ней... э-э... тоже? трахаются.
   - Да, - просто ответил он. И я согласился.
   - Думаешь дадут? - спросил он.
   - За Чашу Грааля, за мир во всем мире, мне всё дадут. Вот захочу, и как советует Хог - Напильник, отправлю всех в Сибирь. Понял? И мне за это ничего не будет.
   - Сомневаюсь, - ответил Сладкий.
   - Почему?
  
   - Чаша будет у них так? И в конце концов они забудут, кто им ее преподнес. И забудут тебя, как кошмарный сон.
   - Когда они узнают, что Чаша Грааля, которую ты им повезешь - это только Копия, они опять на всё согласятся.
   - А это будет Копия? - удивился Сладкий.
  
   - Теперь ты всё узнал, - сказал я, и взглянул на розовый и голубой костюмы Дзюдо, которые висели на стене для украшения, как меч Ахиллеса, которым он убил Гектора, и с тех пор больше не пользовался.
   - Ты хочешь грохнуть меня? - спросил Сладкий.
   - Ты сам виноват.
   - Они же не будут пытать меня?
   - Нет, конечно, но ты сам проболтаешься. Ты - Писарчук. А Писатель не может ничего держать в себе. Собственно, этим он и отличается от других Хомо.
  
   - Я - Обезьяна, - ответил Сладкий, и могу повторять только одно и то же:
   - Это Подлинник, так как его можно проверить.
   - Идея хорошая, но как можно проверить Копию, чтобы она заработала? - спросил я, - не понимаю.
   - Очень просто, - ответил Сладкий, - скажите, что вы за Мир. И всё.
   - И всё, - повторил я.
   - Ну и подтвердите при случае, что будете воевать за Америку, хотя договор о Ненападении у вас будет с каким-нибудь отъявленным контрабандистом.
   Мы выпили. Он Хеннесси, а я... что пил я? Нет, не помню.
  
  
   Мавзолей Швейцара - Сцена 3
  
   И вот я умело ушел от Сладкого, сидящего у меня на хвосте до самого Китай-города, и вышел... и вышел, нет, честно, даже сам удивился на Красную Площадь, освещенную полной луной.
   Ну, вы сами знаете, что в Полнолуние открывается вся истина.
  
   Ключ подошел к задней двери Мавзолея. Ну, это и естественно, ибо никто не стал бы делать секретный ключ для парадного входа.
   Швейцарец лежал, как живой. Это были слова, которые я хотел сказать, когда вернусь к одной из дам. Может быть, Матросская. Или Библиотекарше, ведь она была бывшей женой это парня. Может быть, даже Анне Незабываемой, ведь она влюбилась в Швейцара еще девочкой, когда махала ему вместе с Харчиком, предлагая спуститься с поезда и подойти поближе.
  
   Швейцара не было на месте. Ужас. Где же он? Да где угодно. Только бы не сбежал. Скорее всего, услышал, как открывают задний выход и спрятался. Оно и естественно:
   - Таукитяне на Земле не умирают. - Просто он был в коме. Как и я. Только он оказался здесь, а за мной ухаживали дома.
   - Жаль, что ты забыл костюмы? - сказал Швейцарец у меня за спиной.
   - К-какие?
   - Розовый и Голубой.
   - Я не знал, что ты еще жив.
   - Выпьешь?
  
   - Зачем? - я повернулся. Но Швейцара не было. Он стоял с другой стороны, там, где до этого стоял я. Оно и естественно:
   - Это его личное пространство, и он делает с ним, что хочет.
   - Я с тобой здесь драться не буду, - сказал я. - Хочешь, пожалуйста, на нейтральной территории.
  
   - Хорошо, прошу пройти на крышу, - сказал он.
   - На крышу? А это удобно? Все-таки это Гробница.
   - Вся Земля - это Гробница, - ответил Швейцар.
   - Хорошо, - ответил я, а Швейцар тут же вынул из-под откуда-то два костюма для борьбы Дзюдо:
  
   - Розовый и Голубой. - Я даже отшатнулся от такого совпадения. Но счел нужным побыстрее забить себе розовый костюм. Почему? Мне кажется, Голубой еще хуже.
   - Ты знаешь, на что мы будем биться? - спросил Швейцар.
   - На Чашу Грааля, я думаю, за что еще?
   - Да, но не совсем. - Он задумчиво потер переносицу. - Ты, наверное, думал, что ее можно вынести отсюда, верно?
   - Да, - ответил я.
   - И ты думаешь ее здесь найти?
   - А ее здесь нет? Где же она?
   - Нет, нет, она здесь, - ответил он. И добавил: - Ищи - если хочешь - я пока понюхаю свежие орхидеи, которые мне час назад принесли поклонники. - И он преспокойно вышел из Мавзолея через открытую мной дверь.
  
   Честно говоря, я бы не удивился, если бы он вышел и через Парадных Вход. Мне показалось, что здесь командовал он, а не им, как уже давнишним покойником, которого надо лечить и лечить от полного разложения.
   - Честное слово, - сказал я вслух, - ни за что бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.
  
   Удивительно, но Швейцар сразу провел подхват, обвив, как змея мою мощную левую ногу. Я упал на спину, а он, как ни в чем ни бывало начал меня душить, захватив куртку у горла.
   Наконец я захлопал по... по крышке гроба. Так как дрались мы на крыше мавзолея.
   - Бьемся до пяти побед, - сказал Швейцар.
   - Это много, - выдохнул я. - Я пять не выдержу. Давай хотя бы три.
   - Три ты уже проиграл.
   - Как?
  
   - Так. Ты не вышел на второй бой, сидишь здесь на крышке гроба, а я жду - не дождусь тебя на татами.
   - Вот так значит, - констатировал я поднимаясь. - И всё равно это еще не победа. Мы договаривались до трех побед, а не из трех. Так что дело еще не кончено.
   - Окей, окей, - Швейцар встал в стойку, - скажи только в каком углу тебя положить, и я это сделаю.
   Я засомневался в себе. Неужели он здесь тренировался? Но с кем?! Неужели с часовыми? Это маловероятно.
  
   Неужели его навещали эти дамы:
   - Матросская, Библиотекарша и Анна. - Да нет, нет, я бы знал. Но с другой стороны, откуда?
   Скорей всего, это были... нет, нет, кто бы это мог быть? Почему я испугался? Я подумал, что это могли быть покойники. Ведь даже Пушкин сказал, что покойники ходят в гости только к покойникам! Ма-ма! Вот до сих пор никак не мог понять, почему покойники пришли в гости к Адрияну Прохорову. Да мало ли что он их звал! Надо ведь еще найти дорогу туда, куда звали. Адриян Прохоров открыл новую похоронную контору на:
   - Том Свете.
  
   Но здесь другой случай. Уверен, на сто процентов уверен, что к нему все эти годы ходили на тренировки по крайней мере Инженер и Молочник - это раз. Харчик - без сомнения. Кто еще? Каменная Жопа? Нет, эту б... он бы не принял. Беркут? Нет. А вот Макс Черный вполне мог бы. Да все, все знали о существовании этого притона. Все, кроме меня. Какое лицемерие!
  
   Я опустил руки и схватился за голову. Швейцара это не остановило. Он сразу провел бросок через спину. Его не остановило даже то, что я должен был при этом броске упасть с Мавзолея. Абсолютное бессердечие.
   Более того, внизу были почему-то не его любимые орхи, а колючие, как задница у... Вот даже не помню, у кого это было.
   По-честному он выиграл только один бой. Вторую победу забрал путем политических интриг, а в третьей нарочно добил меня, чтобы я не настаивал на игре до пяти побед.
  
   Швейцар не спрыгнул, как можно было ожидать с Зиккурата, а вышел прямо через Парадный Вход. Я хотел подняться, но опять упал на свой зад, так как меня очень удивило:
   - Парень вышел с дымящейся сигарой в зубах.
   - Ты куришь? - спросил я.
   - Ты куришь, - ответил он. И добавил: - На, кури, будешь?
   - Давай. Закурим, - сказал я, поморщившись от боли.
  
   - Значит так, - сказал он, - ты остаешься здесь, а я пойду дальше.
   - Мы договаривались так? - я выдохнул дым кольцами.
   - Восьмерками можешь? - спросил он. И сам же ответил: - Не можешь. Но здесь научишься. И знаешь почему? Я пришлю тебе Лимонадного Джо. Знаешь, кто у нас Лимонадный Джо?
   - Нет.
   - Узнаешь.
   - Теперь я понял, - сказал я, - ты хочешь, чтобы я остался здесь.
   - Теперь? Что значит, теперь? А за что мы бились на этом Зиккурате? Ты что... - Я прервал его:
   - С Луны свалился?
   - Не с Луны, - сказал он. - Ты не просто так упал с Зиккурата Мавзолея. Ты проиграл. Более того, ты сам не знаешь, что ты выиграл! Да, милый друг, ты выиграл то, что хотел.
   - А именно? - спросил я.
  
   - Ты все забыл, ты все забыл. Ты зачем сюда пришел, сукин сын? Ты зачем сюда приперся?! Не просто же так надо думать?
   - Слишком много вопросов, - сказал я, - а ответ один:
   - Я пришел сюда за Чашей Грааля.
   - Так получи ее! - рявкнул Швейцар, и как на постаменте, вытянул свою длинную правую руку с широкой рабочей ладонью в сторону Мавзолея.
   Я икнул и сказал:
  
   - Я, я, я... - только теперь стало ясно, что Чаша Грааля - это сам Мавзолей. - Никогда бы не догадался. - И это были мои последние слова. Ибо я хотел еще спросить:
   - Как можно передать такую большую Чашу Западу? - Но Швейцар только замахал руками и ответил:
   - Иди, иди на свое место.
   - Куда? - тоже хотел я спросить.
   - Ложись в гроб.
  
  
   В комнате на Малой Даче - Сцена 4
  
   - Если хилый - сразу в хгроб! Сохранить здоровье чтоб? Применяйте люди:
   - Обтирание-е-е.
   - Не надо петь перед завтраком, - услышал я из другой комнаты. И знаешь почему? Настроение должна поднимать...
   - Ты, - высказал я логичное предположение.
   Она появилась в проеме белой двери, как привидение. Как Китайское Привидение, ибо на ней был костюм Дзюдо стального оттенка с красно-бело-желтыми цветами.
  
   - Это китайские лилии? - смог я только спросить от изумления.
   - Ты чему тут удивляешься? - грозно спросила она.
   - Я не знал, что в Китае тоже любят Дзюдо.
   - Ты вообще кто такой?
   - Я? А ты хоть видела меня в зеркало?
   - В зе... Что ты сказал? Рипит ит, плииз! - И не дождавшись ответа, провела мне бросок с дальней дистанции. А это значит, что с недоходом. Поэтому ударила меня между ног не бедром - как положено - а пяткой.
  
   Я загнулся, а когда дама опять ко мне приблизилась, укусил ногу, за то место, где зеки обычно рисуют кандалы.
   - Ты что делаешь, паскудник?! - заорала она. - Теперь будешь лизать мне ногу до вечера. Впрочем, я еще не знаю, оставлю ли тебя в живых, - добавила она.
   - Почему?
   - Потому что я не знаю тебя. Или ты думал, что вот так первому встречному-поперечному, я могу доверить подать мне завтрак в бассейн?
  
   - Я думал, это ты меня встретишь завтраком из креветок и семги. Кстати, почему ты никогда мне не приносила ни креветок - хоть обычных, по рублю, из супермаркета, - ни семушки?
   - А куда я тебе должна была их носить?
   - Известно куда.
   - Конечно, известно, но только не мне. И знаешь почему? Я никому ничего не должна. Ты же не этот, как его?
   - Кто?
  
   - Да этот был, здоровый такой парень, красивый моряк, Тельняшко, кажется.
   - Может бабло? - спросил я.
   - Да какое у него бабло, ты что?! Одни панты. Одно слово:
   - Тельняшенко. Точно, теперь вспомнила, его звали Паша Тельняшенко. Помнишь, он еще был твоим телохранителем, прежде чем стать Председателем Балта.
   - Какой еще Балда? - спросил я, все еще держа одну руку между ног.
  
   - Прекрати выпендриваться, пожалуйста. И да:
   - Только не строй из себя Швейцарца. И знаешь почему? Ты не Швейцар.
   - Почему это?
   - Ну-у, просто потому, что этого не может быть никогда. Более того, ты вообще на него не похож. И знаешь почему? Швейцар не проиграл бы мне в Дзюдо. Я бы давно уже лежала:
   - Или в кровати, или в кустах.
   - Просто я пожалел тебя.
   - Вот и видно, мил человек, что ты стукачек. И знаешь почему? Потому что Швейцарец никого не жалел. И в принципе туда ему и дорога.
   - Куда туда? - спросил я трудом разжимая зубы.
  
   - В ящик. Он же сыграл в ящик. Или ты и об этом ничего не слыхал? Впрочем, можешь ответить позже, а пока...
   - А пока? - спросил я.
   - А пока не перебивай меня, вымой ноги и помой...
   - Их, - опять добавил я, опередив ее, надеясь показать свою осведомленность в ее желаниях.
   - Не их, а бассейн. Их! Скажет же. Чё мне два раза одно и тоже повторять? Их да их. Иди, и вымой его. Я после завтрака буду принимать бассейн.
  
   - Ты идешь готовить завтрак? - спросил я.
   - Зачем? Разве ты его еще не приготовил? Значит мало я тебе провела. Иди сюда, сделаю еще болевой. И знаешь почему?
   - Почему?
   - Я только Швейцару готовила завтраки. И бассейн тоже. Но ты-то, к счастью, не Швейцар. И заметь:
   - Я не требую от тебя Эмпириокритицизма.
   Мне достаточно Материализма.
  
   Она ушла, а я задумался, что в этих дебрях Реального и Идеального, мне, пожалуй, с ней не справиться. И поэтому. И поэтому придется заняться своей прямой обязанностью, как интеллигенту:
   - Нет, не чисткой туалетов пока что, но одного бассейна уж точно. - И что там еще написано?
   Я прочел оставленную мне на столе Записку:
   - И купить семушки, да креветок. - Можно было не писать. Я и так это знал.
  
  
  
   Бассейн - Сцена 5
  
   И с песней я принялся сначала за бассейн.
   - Мне ктой-то на плечи повис
   Валюха крикнул: берегись!
   Валюха крикнул берегись, но:
   Было поздно!
   Та-рай-тарай-та, рата-та
   Та-рай-рара-та, та-та-та, но было очень, очень поздно.
  
   Оригинальный текст песни - Владимир Высоцкий
  
   - Ты эта... не стесняйся, разденься до гола, как я. - И уже повернувшись добавила: - За тебя здесь стирать одёжу некому.
   Я успокоил себя тем, что попал не в тот дом.
   - Надо было посмотреть на домномер. Мой-то семнадцатый, счастливый. Это, скорее всего девятнадцатый. Метонимический. Только один раз в девятнадцать лет здесь бывает секс. Потом, как у Кецалькоатля, половой член забирают, и запирают в сейф до следующих девятнадцати лет.
   - Она меня не узнает. Это точно.
   Теперь я уже не уверен, что я узнаю ее. Так бывает? Вроде ясно, как божий день:
   - Она. - А потом, при чистке бассейна, получается:
   - Скорей всего, мы были раньше незнакомы.
   Далее, разговор с Хариным.
  
   С сучковатой палкой, в соломенной шляпе подошел какой-то парень.
   - Ты кто? - спросил я. - И вообще чё те надо? Хочешь помочь? Нет. Ясно, что нет, у тебя палка.
   - Я здесь сторож. А вот ты, что здесь делаешь? - спросил он.
   - А так, без слов, непонятно? - спросил я.
   - Нет, я вижу, что ты чистишь бассейн, но если это действительно так, то возникает закономерный вопрос:
  
   - Зачем?
   - Так для сексу.
   - А в реке, что, нельзя это делать? - удивился он. - Вон внизу река. Там не только рыба, но есть и бесплатная вода. Е-сь, сколько хочешь,
   - Ну, возможно, это далеко. Да и так я вижу, что далеко, с горы спускаться надо. А кто спустится тому останется только два выбора:
   - Или подняться назад, или утопиться.
   А в связи с тем, что гора очень высокая - кто только мог до нее додуматься - топиться будут сиськи-миськи.
   - Систематически, вы хотели сказать.
   - Разумеется.
   - Но есть и третий выбор, - сказал парень, - переплыть на другой берег.
  
   - Эх, мил человек, - ответил я, - для этого надо знать, что он существует этот самый берег.
   - Сильно, очень сильно, - сказал парень и с трудом улыбнулся. Видно было, что его долго возили мордой по траве. Так долго, что кожа до сих пор была местами зеленой.
   - А я думал, ты Леший.
   - Почему?
   - Морда-то вон какая зеленая.
   - А я не думаю, я теперь знаю, что ты Швейцар.
   - Харин?
   - Узнал? Как? Я сам себя не узнаю.
   - По железной логике, естественно.
  
   - Я говорю и не думаю об этом. Само по себе получается просто, хорошо и очень логично.
   - Давай еще раз тебя проверим, и я открою тебе все здешние тайны, - сказал Харин. - К примеру:
   - Кто повезет Чашу Грааля в Америку?
   - Ты и повезешь.
   - Нет, точно! ты - это он. Ай да, Швейцарец, ай да, молодец. Правильно, никому другому не доверяй, только мне. А давай еще что-нибудь проверим, - добавил он.
   - Говори, я пока буду менять воду.
  
   - Что делать с Матросской, которая ждет тебя - не дождется, чтобы ты отправил ее в Америку, или хоть в Англию с Подарком-то. А ведь сама по себе, кроме красоты неписаной, ничего не имеет в голове-то. Честно тебе говорю, только бы трахаться, только бы трахаться. Вот хоть...
   - С деревом, - предположил я.
   - Да с деревом - это еще бы ладно! Вот ты думаешь, зачем ты моешь этот бассейн?
  
   - Чтобы... был чистым! Нет, нет, нет, - это тавтология. Чтобы его трахнуть, значит, если тебе верить.
   - Правильно. Я так и думал, что ты Швейцар. Не каждый, далеко не каждый может понять, что трахнуть можно даже чистый бассейн. Ведь в нем нет даже инфузорий - туфелек, чтобы можно было вообразить стадо баранов - нет оснований. Ты смог.
  
   - Ну-у, мэй би, кто-то в нем все-таки остался.
   - Ты хлорку добавлял?
   - Немного.
   - Значит, никого не осталось. Но ты понял, что осталось Что-то! Это очень важно, как сказал Андерсен, так как Неживое обладает жизнью...
   - Если этой жизнью обладаете вы, - перебил я его.
  
   На пороге дома появилась Матросская в голубом с розовым купальнике. Между прочим, это несколько охладило мой пыл.
   - Извини, - обратилась она ко мне, - мы никому не можем доверять на слово. - И не стесняясь меня спросила Харина: - Ты его проверил?
   - Да. Только Швейцарец раньше знал, что трахнуть можно почти всё, что угодно.
  
   - Теперь я проверю, - улыбнулась она, а я подумал, что сейчас будет, наконец, секс.
   Нет. Она попросила нас пройти в дом, и, если хочется, подглядывать оттуда. Разумеется, мы не могли удержаться. Она занималась сексом с бассейном, как с живым, хотя в нем не было даже инфузорий - туфелек.
  
   - Великолепно, - сказал Харин.
   - Восхитительно, - сказал я.
   - И самое интересное...
   - Да, я это тоже заметил. Заметно, что Бассейн может делиться на две половины.
   - На мужчину и женщину, - сказал Харин. - Она так делала с Саткевичем, когда жила с ним и одновременно с его женой.
   - Немыслимо.
   - Наоборот, очень даже мыслимо. Ибо как сказано:
  
   - Вы не всё можете даже себе вообразить.
   - Кто это сказал?
   - Маркиз де Сад.
   - Логично.
   - Более чем.
   - Так и до нас дело может не дойти, - сказал Харчик.
   - А ты, что, тоже надеешься?
   - Нет, это я так, просто оговорился. Я имел в виду тебя одного. Просто думал, что ты сможешь сделать это за двоих.
   - То есть как? Вспомню тебя во время оргазма, что ли?
   - Я имел в виду до него. И не раз.
  
   - Нет, нет, разумеется, я тебя не забуду.
   - Впрочем, мне кажется, я уже сделал это.
   - Да? Я тоже. Она нарочно нас вывела из строя. И знаешь почему? Ждет Швейцара.
   - Значит, не поверила, что я Швейцар.
   - Нет, почему, поверит, если ты сможешь с ней что-то сделать, когда она позовет тебя в бассейн.
   - А я смогу?
   - Не знаю теперь уже.
   - А кто будет знать? Если ты не докажешь, что ты Швейцар - нам обоим конец. Ведь эти Каменные Жопы боятся только его.
  
   - Ты же сам недавно говорил, что Швейцарец - это я.
   - Да, да, конечно. Но логика - это, знаете ли, одно, а непосредственное впечатление другое. Как говорил в свое и не только время Герберт Аврилакский:
   - Не в одной голове всё дело, но в чувствах, рожаемых в спальне Лизаветы Ивановны.
  
   - А где ее чувства? Вы думаете, в спальне Графини? А не наоборот?
   - Нет, нет, голова - то Лиза, а мёртвая Графиня в спальне - это ее душа.
   - Да, пожалуй, вы правы, не даром к Лизе надо переться по винтовой лестнице, а Душа дана нам сразу, бесплатно.
   - И заметьте, в самом уютном месте, с Бельэтаже.
  
   Далее... Далее пора штурмовать Летний. Где дальше будет происходить действие, Штурм Летнего. Лучше не в Питере, а... Где7
  
  
   Сцена обеда, точнее:
   - Второго завтрака - Сцена 6
  
   Мы вышли к отдыхавшей на краю бассейна Александре Матросской. Харин спросил:
   - Так эта, где накрывать стол думаете, государыня-рыбка?
   Она вяло положила голову на другую щеку, и молвила:
   - Щвейцарец, ты можешь прямо сейчас утопить этого супостата?
   - Где? - Я взял таким образом время на размышление.
   - В этом бассейне, на моих глазах.
   - А кто будет организовывать банкет? - спросил Харчик обиженно.
  
   - Не твое дело. Ты уже давно мог бы считать себя покойником, - сказала Матросская. - Представляешь, он мне постоянно грубит. Трахаться со мной не хочет, только со своей Анной, говорит, что не может забыть ее даже на несколько часов. Каков гусь! Все могут, значит, а он:
  
   - Нет! - Да я сама тебя утоплю, паскуду! - крикнула леди, но приподнявшись чуть-чуть над фиолетовой панелью, опять легла. - Швейцарец, утопи ты его, это будет твоя последняя проверка на лояльность к местным.
  
   - Что значит, Местным? - не понял я.
   - Ну, я знаю, что ты, как и... все мы, - она хотела сказать:
   - За исключением Харчика и так, еще двух-трех: Беркут там, Макс Черный, - с Тау Кита, но передумала, и добавила только:
  
   - Но мы еще никогда не были покойниками, и поэтому не знаем о них практически ничего.
   Может ты там привык иметь только одну вумэн. Так вот здесь теперь уже так не делается.
  
   - Это не такое уже большое отличие, - ответил я, - его, в случае чего можно исправить. Я думал, ты скажешь, я там привык есть людей, или, например, говно. Нет, всё, как обычно:
   - Я люблю Таукитянскую осетрину, креветки и так все остальное, туда-сюда.
   - Значит, ты не лоялен к местным, - сказала барышня.
   - Я в принце надеялся, что не одна Незабываемая Анна носила мне передачи в Мавзолей, но и ты.
   - Да, носила, - просто ответила Матросская. - Я проверяю тебя на логичность мышления.
  
   - Спасибо, хорошо, что вы делаете это сами, а не отправили меня лечиться, на обследование, я имею в виду, куда-нибудь в Горки.
   - Этот бычара, Ся - Напильник, хотел отправить тебя туда, - сказал Харин.
   - То есть как?! - ужаснулся я. - Разве он знает о моем приезде? Более того, почему Макс Черный бездействовал? Надо было этого Ся - Напильника отправить куда-нибудь послом.
   - Например?
   - На остров Цейлон.
   - Он не любит чай.
   - Так дали бы ему в дорогу ящик водки.
   - Не любит
   - Тогда самогонки.
   - Не догадались.
  
   Эту идиллию на берегу бассейна прервала Ня - Библиотекаршу. Она появилась как будто из-под Земли.
   - Их бин Щюлерин, - сказала она весело. - Вы записали меня в ученицы, а я ведь, наоборот, Учительница. Вы не знали? Или забыли.
   Матросская перевернулась... нет, не на спину, а на только бок.
   - Ты должна быть в командировке в Питере, - сказала она, - почему здесь?
   - Ты мне не начальник, чтобы я перед тобой отчитывалась, - улыбнулась Библио. И добавила: - А ты, что здесь разлегся, мин хер...ц?
  
   - Это ты... вы кому? - спросил Харчик.
   - Ну, не тебе же.
   - Почему?
   - Хотя бы потому, что ты стоишь.
   - Что значит:
   - Стоишь?
   Она подошла поближе и провела Харину Зацеп Изнутри. Парень упал в бассейн.
  
   - Вы, вы представляете себе, - сказал он, выплюнув воду, - эта стерва постоянно нарушает подписанное всеми соглашение о:
   - Неприменении.
   И что самое интересное, ей ничего за это не бывает.
   - Теперь я тоже буду всех убивать, не затрачивая времени на надевание костюма Дзюдо, - сказала Матросская. - Тем более, его еще таскать с собой надо. А как это делать никто не сказал. Это вам же не меч Бессмертных.
  
   И тут появился Ти - Испанец. Оказывается, он победил в упорной борьбе Ся - Напильника, и был назначен Главой Ревизионной Комиссии по применению приемов Дзюдо в обычной жизни. Что означало:
   - Нельзя применять приемы Дзюдо к своим друзьям, близким и просто знакомым:
   - Без наличия у обоих - или обеих - представителей Тау Кита или же Земли костюма для борьбы Дзюдо. Сноска:
   - Любого цвета.
  
   - Наконец ты мне попалась, мадам, - сказал он, и хотел сходу бросить Библиотекаршу в бассейн. Но она побежала по мосткам, и закричала:
   - У тебя нет кимоно. - И добавила уже с другой стороны: - А у меня, тем более.
   - А! - закричал Испанский нечленораздельно, - я добился Второй Сноски. Только что принято решение, что для применения приема Дзюдо достаточно одного Кимоно, т.е. можно драться:
  
   - Без штанов, - это пункт А.
   - А пункт Б? - без смеха спросила Библио с другой стороны. Она уже поняла, что принято какое-то неприятное для нее решение Бюро.
   - Достаточно, чтобы Кимоно было хотя бы у одного одушевленного объекта!
   - Ну, допустим, я одушевленная, - сказала Библиотекарша, - только Кимоно у меня, к сожалению, для тебя, с собой нет! - И добавила тихо:
   - У тебя, надеюсь, тоже?
   Но Испанский поднял вверх руку, и с возгласом:
   - Но пасаран! - вытащил неизвестно откуда куртку для борьбы Дзюдо. А именно:
   - Кимоно.
  
   - Спасите меня, пожалуйста, - закричала леди. И... и Швейцар преградил путь Испанцу.
   - Ну, че ты лезешь? Че ты лезешь? - запричитал Испанский. Ты кто вообще такой?
   - Я - Швейцарец, - скромно, но твердо ответил Швейцар.
   - Если ты Швейцар, то я... то я этот, как его?
   - Серый, - подсказала Матросская.
   - Нет, нет, на хер он мне нужен. Я весь Лаки Сто!
   - Эка, куда хватил! - крикнула с другой стороны бассейна Библио. - А вот это не хошь? - И она, повернувшись задом, хотела показать ему жопу. Даже начала приподнимать длинное платье.
   Зрители затаили дыхание.
  
   - Сыграйте кто-нибудь Дробь, - сказал Испанский, и тут же хотел бросить Швейцарца в бассейн.
   Не вышло. Швейцарец применил прием Самбо. В падении. В падении провел Испанцу переднюю Подсечку.
   То, что произошло привело всех в радостное возбуждение:
  
   - Испанец несколько раз перевернулся в воздухе, как акробат, и в шуме брызг скрылся под водой.
   - Если ты на самом деле Швейцар - добей его! - крикнула Матросская.
   - Хватит, хватит его проверять, - сказала Библио, - я вижу, что это точно он. А Испанец нам еще пригодится для битвы с Лаки Сто.
   - Да, действительно, - сказал Харчик, - их много и все дураки. Это опасно.
  
  
   В ресторане, а в ресторане... - Сцена 7
  
   Было заключено перемирие, и все направились в столовую.
   - Надо разыграть, кто будет у плиты, - сказал Испанский.
   - Почему ты? - спросил Швейцарец.
   - Давайте не будет драться, - сказал Харин. Он хотел что-то еще добавить, но Испанец уже перебил его:
   - Ты, что ли, хочешь? Нет, ты представляешь, - он толкнул Швейцарца в бок локтем так, что тот едва удержался, чтобы не загнуться, - хочет готовить! А что ты умеешь, кроме того, что жарить Флорентийский стеки? - И сам же ответил: - Ни-че-го.
  
   - Там уже есть человек, - успел сказал Харин, прежде чем вся толпа свернула в бар, который был здесь столовой. В том смысле, что блюда не надо было таскать из кухни. Для кухни нужен был официант, а официантом быть никто не хотел, так как после ужина его обычно били. За что? За чаевые. Все знали, что много чаевых брать нельзя со своих. Но никто не мог удержаться, чтобы не обсчитать какого-нибудь члена Бюро. А даже самого Лаки Сто. Раз обсчитали самого Ся - Напильника, Каменную Жопу. Он сюда заходил редко:
   - Не приглашали, - но когда зашел Анна Незабываемая взяла с него, как за два Флорентийский стейка и за целую бутылку Хеннесси.
   - Я столько не мог выпить! - зло рявкнул Напильник.
   - Но выпил, - невозмутимо ответила Анна, постукивая химическим карандашом по швейцарском блокноту, который еще в детстве подарил ей Швейцар. Тогда еще, у паровоза, с которого он сошел, что быть ближе к людям.
  
   - Сама заплатишь, - нагло ответил Ся - Напильник. И добавил: - Иначе я тебя ударю.
   - Попробуй.
   - Я не совсем правильно выразился, - сказал Напильник, и уже тогда вытащил неизвестно откуда заранее припасенную куртку черного цвета. Это было страшно. - Я проведу тебе бросок через спину, по-японски. Ты знаешь, что такое бросок по-японски? Нет? - И прежде чем Анна успела сообразить, провел высокоамплитудный бросок через спину из прямой стойки. Она даже задела стройными, уже обнажившимися ляжками за абажур лампы, изображавший Медузу Горгону. Здесь так было принято.
  
   За стойкой лежал костюм Дзюдо голубого цвета с розовыми пастельного цвета цветами. Она подползла туда и надела его. Потом крикнула, когда Ся уже открыл дверь, чтобы свалить:
   - Как ни в чем не бывало, - эй ты! не уходи, пожалуйста, за мной остался мой выстрел.
   Напильник начала испугался, и хотел убежать, даже закрыл дверь с той стороны. Наконец он понял, что увидел в руке Анны не Кольт 45-го калибра, а увидел на ней великолепный костюм, как луг на картине Ван Гога, когда он смотрит во двор и пишет его из Белого Дома. - Скорее всего, из Желтого.
  
   Напильник вернулся и бегом направился к Анне, еще слегка покачивающейся, и держащейся правой рукой за шест, на котором в дальнейшем предполагалось устраивать представления. Нет, никто не собирался приглашать сюда обнаженную натуру. Просто на шесте мог выступить любой из гостей этого дома, чтобы снять ненужное напряжение. Что-то такое среднее между борьбой Дзюдо и непреодолимым желанием застрелиться.
  
   И когда Ся приблизился, поднялась на этом шесте. Напильник проскочил под ней, а когда повернулся, был схвачен за горло. Не доведя до конца прием удушения из стойки - она просто засомневалась, что из стойки его можно делать, но не лежать же вместе с этим оборотнем без погон? - сделала Подхват с захватом противника сзади за волосы.
  
   - Она бросила Таукитянина прямо в бар! - крикнул один из многочисленных гостей. Раздался такой грохот, как будто разбили половину второго этажа Гума. И только из-за того, что кому-то не досталось двух-трех пар чешских плетенок. Но с другой стороны:
   - Человек стоял за ними неделю.
   Самое интересное в этой истории то, что Ся разбил в баре очень много дорогой посуды и дорогих бутылок с еще более дорогими коньяками, и:
   - Всё отплатил! - Правда поклялся, что:
  
   - Будет помнить об этом пограничном инциденте всю жизнь!
   - Ха-ха, - ответила Анна. А Ся - Напильник добавил:
   - Тебя! ждет Колыма. - Это было, как гром среди ясного неба.
  
   А сейчас все увидели Незабываемую Анну за стойкой бара. Она улыбнулась гостям, и Испанец понял:
   - Спор за право обслуживать дорогих гостей неуместен. - Этот пост уже занят.
   - Что ж, меня опять опередили, - сказал он, и пригласил за свой стол Матросскую.
   - Они обе сядут со мной, - сказал Швейцар.
   - А я с кем буду? - сказал Испанец.
   - Ты? Дак с нами, естественно, - засмеялась Ня - Библиотекарша.
   - Что означает, видимо:
   - Сегодня я могу взять себе Матросскую, - подумал Швейцар.
   Далее, обсуждение времени и места Штурма Летнего.
  
   Они сидели за столом впятером, и уже доедали Холодную телятину с сыром и белужьей икрой сверху, как это принято в лучших домах Ландона... Прошу прощенья, это из другого места. Они как раз ели именно то, что я уже сказал, но принято это в Бельгии и Дании, скорей всего и в Норвегии тоже. Люди едят холодную, но очень вкусную, хотя и обычную еду.
  
   Даже сам Харин сначала возмутился, хотя надеялся именно сегодня провести часть вечера и ночь с Анной. Так она была хороша в этом проеме бара с тарелкой белужьей икры на предплечье, так как больше ее некуда было поставить из-за шести больших тарелок в кистях обеих руку, и двух на другом предплечье.
   - Да мы сами всё возьмем! - ласково улыбнулся Харчик. - Не утруждай себя, садись с нами за один стол. Ты не кухарка.
  
   - И не прачка! - крикнул Испанец со своего места.
   Ему бы тут же вызвать на смертельный бой Испанца, но Харчик почему-то набросился на Анну:
  
   - Ты чё это приготовила? Где горячее?
   - Так готовят теперь в лучших кафе Дании, - испуганно ответила Анна. И добавила: - И не только.
   - Я так и знал, что ничего хорошего не будет, пока я сам не встану у плиты.
   - Как глава мафии? - спокойно вставил Швейцарец.
   А Ня пообещала:
  
   - Как только принесут мне тарелку, вся она, включая икру, будет на твоей роже. - И в качестве подтверждения схватила Испанца за длинный нос. И ладно бы рукой - зубами.
   Испанский решил... точнее прямо, как наяву увидел перед собой Медузу Горгону, вид которой и так устрашил его при входе в зал:
  
   - Большой шар ее головы украшал сам бар, так как висел в виде подсветки прямо перед ним на длинном толстом шнуре.
   Еще тогда Испанец хотел пошутить:
   - Почему шнур такой толстый? Это же не пес Аида Цербер, чтобы держать его на таком толстом шнуре?
   - Нет, конечно, - только и ответила Анна. Она даже не смогла сосредоточиться от такого замечания, чтобы как-то дальше логически развить свою мысль.
   Могла бы начаться кровавая бойня. По крайней мере всю дорогую импортную посуду из чешского стекла - имеются в виду стаканы - и все бутылки Камю и Мартеля были бы перебиты безусловно.
   Но в зал вошла делегация.
  
   Швейцарец сидел спиной и даже не повернулся, когда Надя рявкнула, всматриваясь в лица вошедших.
   - Кто вас сюда пустил?
   - Открыто было, - ответил Усов.
   - Точно? Или ты въехал сюда на коне? - грозно спросила Матросская.
   - На тачанке, - печально сказал Сенной-Граблин. - Я его отговаривал. Объяснял, что этого делать не нужно. Что, мол, мы и так уже сняли сторожа, - и кивнул сначала на Харина, потом на Анну.
   - Как? то есть, - рявкнул Испанец, - на страже никого?! - И добавил: - Я так и знал, что это кончится плохо.
   - Да, нет, нет! - поднял руку ладонью вперед Напильник, - мы не пришли вас арестовывать.
   - Лучше бы вы вообще не пришли, - сказал Швейцар и повернулся, наконец, от стола.
  
   Напильник, выступивший вперед, Усов, Сенной-Граблин, и даже шедшие сразу за ними Молочник и Инженер, - попятились назад и упали. Повалились на пол, как будто попали в зону турбулентности.
   - Ай да, Швейцарец, ай да, молодец! - Кто-то это сказал, эти слова и захлопал в ладоши. Но никого не было видно.
   - Дух, - схватилась за грудь Ня, - уж не с Тау Кита ли привет? - Она добавила: - Привет, привет, - и помахала рукой куда-то вверх.
   Но дух явился. Это был...
   - Ты кто? - опешил даже Швейцар. - Неужели:
   - Их бин Амон Ра, рашен глупый лав машин, - без знака вопроса, ибо теперь его узнали все.
   - Я пришел представить здесь сторонников защиты Летнего Дворца.
   - А именно? - спросил Швейцар.
   - Вот список, ознакомьтесь, пожалуйста.
  
   Испанец взял список.
   Швейцар:
   - Прочитай вслух.
   - Это неудобно, - сказал Испанец, и хотел убрать список в карман.
   - Там, что, про секс втроем? - спросила Матросская. - Так мы уже это проходили.
  
   - Читай вслух, - сказал Швейцарец, и сел. Он взял кусок сыра в виде почти тетрадного листа бумаги, и помахал им перед собой, прежде, чем откусить.
   - Садитесь и вы, - замахала руками, пока они были свободны, Незабываемая Анна, - места есть.
   Это было предложение о перенесении Штурма Летнего с двадцать пятого октября на седьмое ноября.
  
   - А место, место там указано? - спросил Напильник.
   - Ты сначала пообедай, а потом лезь в сурьезные разговоры, - ответил ему на это Харин.
   Ся что-то промычал, но Анна тут же предложила ему пятиминутную разминку.
   - Полетать хочешь? - спросил она.
  
   - Что? - ясно было, что вопросом Напильник взял себе время на раздумье. - Впрочем, я согласен, но только после оглашения приговора, - ответил он.
   - Нет, нет, - сказал Швейцар, - изволь ответить за грубость сейчас же. - И предложил Анне переодеться.
   На удивленье у Напильника кимоно было с собой. Как успел? Да вот так вот, отвечает:
   - Жду от вас подлянки каждую минуту.
  
   Далее, бой между Библиотекаршей и Напильником. Так как он, по ее мнению, обидел Швейцарца своим, как всегда беспрецедентным поведением.
   Но пока боя не вышло. Как сказал Швейцар:
   - Морды будем после бить - я вина хочу. (Была другая фраза, забыл, не успел записать).
   Ня - Библиотекарша обрадовалась, что Таганский совместился с Швейцаром, а не остался в Мавзолее с Серым. Она тут же закричала:
   - Песню, песню, песню!
   И... и я вынужден был взять, поданную через стол гитару.
  
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай? Приходит ли... - я сделал паузу, и все зааплодировали. - Приходит ли:
   - Знакомая блондин-ка-а-а. Но чувствую, я что смотрит на меня соглядата-а-а-й-й. Да не простой, а невидимка! Ну и вот срываюсь с места будто тронутый я, до сих пор моя невеста мной не тронутая-я. - Библиотекарша подошла поближе, и я хлопнул ее по заднице рукой, которая только что перебирала струны. Левая так еще и держала Звездочку. Я перешел на Баре, и продолжил:
  
   - Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем-м! Ну! а что другое если! мы стесняемся при ём.
   И все хором добавили:
   - Обидно мне, досадно мне! Ну, ладно.
   Я облегченно вздохнул:
   - Песня до сих пор пользовалась популярностью. - Этот Си - Серый, как ни старался, не смог ее испортить.
  
   Через два часа, как будто только очнувшись, кто-то сказал:
   - А заодно и обсудим план Штурма Летнего, - самый трезвый из всех. А это был, к удивлению, многих, Амон Ра.
   - А его и прислали, как представителя ушедших веков, а именно генерала Кошки, генерала Иркутского, генерала Черного Барона, и Царя, Ника Бальского, именно потому, что умеет Мадеру пить тазиками! - крикнула Матросская, и встала на стол, чтобы пройти поближе к Амону Ра.
   - Неужели нельзя было обойти стол? - спросила Ня - Библиотекарша.
   - Я люблю кратчайшие расстояния.
  
   - А оттуда, что, ничего не слышно? - сказала Анна. - Здесь не такие большие расстояния.
   - Я ничего не хочу говорить, - проговорила Матросская, глядя вниз, на грешный стол, и осторожно переступая еще полупустые блюда, недопитые Мартели и Камю, сверкающие подсветкой хрустальные фужеры на ножке. И добавила: - Я перед ним станцую.
  
   - Зачем?! - рявкнула Ня. - Танцуй лучше над Швейцаром, он это давно заслужил. Столько лет жить, как отшельник. Это даже представить себе просто так невозможно!
   - Ты не понимаешь, Ня, - сказала Матросская. - Сражения надо выигрывать еще на переговорах. Мы должны подписать в отношении Штурма Летнего выгодные для нас условия.
   - Хорошо, тогда иди, - сказала и Анна, - ему должно понравиться.
   - Хотя и потрудиться придется, - добавила Ня - Библио.
  
   - Ну чё, красный молодец, - обратилась Матросская к Ра, - секст-то очень любишь? - И потянула парня за ветвистую бороду.
   - Больно, - сказал, облизнувшись Амон Ра.
   И добавил:
   - У меня есть заготовленное предложение, даже два.
   - Хорошо, давайте бумагу, - сказала Матросскя и села ему на колени.
   - Кремль, раз, Метрополь два, - прочитала она.
   - Чё-то вроде не то, - сказал я, на минуту прервав очередную песню. А именно:
   - Ну, если я кого ругал:
   - Карайте строго!
   Он соображает, все понимает. От осознанья, так сказать, от просветленья.
   И все же, брат, трудна у нас дорога! Эх, бедолага! Ну спи, Серега.
   - А что для вас то?! - неожиданно рявкнул Амон Ра. - Хотите переться в Питербурх? Извольте. Как грится:
  
   - Прибыла в Одессу банда из Амура. - И добавил: - Фраера.
   - Нет, нет, - сразу затараторила Библио, отчетливо увидев, что Швейцарец обиделся, - я сама им займусь. Отойди, Матросская, а то и тебя задену.
   - Не уйду, - ответила Матросская. - И знаешь почему? - И не дожидаясь ответа резюмировала: - Ты одна его не выдержишь. - Библиотекарша махнула рукой и не стала возражать.
   Когда все уже надели кимоно, опомнилась Анна:
   - Мы первые были на очереди! - И схватила за рукав еще не совсем пьяного Напильника - Ты готов? мил человек.
   - Бе, ме, - сказал Напильник.
   - Он еще не готов! - махнула рукой Анна, можете валить его.
  
   Дамы запрыгали то спереди и сзади, то с боков еще жующего рыбий хвост Амона Ра.
   - Обложили, как медведя, - сказал Усов. А Сенной-Граблин добавил:
   - Действительно.
   Инженер и Молочник решили пока спокойно выпить, как сказал Зи:
   - Мартельчику! - а Ме:
  
   - Да с куропаткой.
   Матросская схватила Амона Ра за бороду.
   - Нет, нет, это запрещено! - тут же подпрыгнул вверх для акцентации внимания судья. А это был Испанец. Че ему не сиделось? Скорее всего, хотел заработать лишний авторитет, и после боя утащить одну из дам в нишу.
   Амон Ра бросил одну из дам прямо на стол, как огромного осетра.
   - Кто это? - спросил я.
   - Матросская, - ответил сам Амон Ра. И добавил: - Я выбрал Библио. - И он тут же провел ей заднюю подножку.
   - Он меня загипнотизировал! - закричала Библио. Точнее, хотела закричать, но у нее ничего не вышло, и она молча ударилась головой о край маленького диванчика.
   - Думаю, ей больно, - сказал Молочник.
   - Согласен, - ответил Инженер. - Впрочем, не совсем, так как два сантиметра поролона там есть.
   - Мэй би, даже латекса.
   - Логично.
   - И да: сейчас чей ход?
   - Ход? Какой ход?
   - Мы играем в шахматы, ты забыл?
   - Нет, помню, но я думал в шашки.
  
   - Шашки-Машки. - И ребята, действительно, двигали туда-сюда бутылки, хрустальные рюмки и фужеры с томатным и апельсиновым соком. Но - клеток на столе не было.
   - Вы во что играете? - спросил Напильник.
   - В ипподром, - ответил Инженер, а Молочник добавил:
   - Это он играет в лошадей, а я в войну.
   - Действительно, - сказал Ся - Напильник, - а то было бы абсолютно неясно, зачем вам нужен томатный сок. А это ведь кровь. Кровь, правильно я говорю?
  
   - Да, - сказал Молочник, - это кровь павших в психической атаке солдат и офицеров.
   - Лишняя есть? Можно я запью? - спросил Напильник.
   - Тебе какую кровь? Китайскую или русскую? - спросил Молочник.
   - А мы уже с китайцами воюем?
   - Нет, нет этого не может быть, потому что не может быть никогда.
   - Мне томатный, - сказал Напильник.
   - Тогда русскую, - сказал Инженер. - И знаете почему?
   - Только у русских кровь красная? - спросил Напильник.
   - А ты не знаешь?
   - Нет, я боюсь крови, поэтому никогда ее не вижу.
  
   Они все трое выпили, и запили соками. А когда очухались Библиотекарши и Амона Ра уже не было в комнате.
   Швейцар был в это время в саду, курил сигару, завещанную ему Си - Серым, поэтому даже не знал о происходившем в доме инциденте.
   Далее, драка Анны, точнее Харина и Напильника.
   Выбор места Штурма Летнего.
  
   Я спрятался за беседку, которая находилась в двух шагах, ибо заметил пробирающегося между кустов человека в белом пляжном костюме, и желтой соломенной шляпе. А кто это был - так и не понял.
   Человек пробежал мимо, и я подставил ему ножку. Он упал, как будто был слепой.
   - Зачем подножку мне подставил? - спросил он, не вставая, а только перевернувшись на спину, как ежик, с удивлением узнав лису:
   - Опять ты?
   - Я.
   - Ты был в Мавзолее?
   - Был.
   - А я Сладкий.
   - Да? Нет, я тебя не помню. Торт, что ли, вместе ели?
   - Не торт, стояли вместе на паровозе, помнишь? А потом писали вместе диссертацию на тему:
  
   - Что делать, если у вас уже есть двухкомнатная отдельная квартира, и вы уже не живите в коммуналке плюс более-менее хорошая иностранная тачка.
   - Нет, не помню. Более того, я всегда пишу один. Знаете ли, привык писать в глубине Спасской Башни. И самое интересное никто не мешает.
   - Почему? Лестница большая?
   - Лестница большая, но не больше любопытства, имеющегося у некоторых.
   - Неужели вы их сбрасывали?! - ужаснулся Сладкий.
   - У меня не было выбора.
  
   - И больше не приходили, даже во сне?
   - Нет, ни во сне, ни наяву. Как рукой сняло.
   - Но меня вы не сбросите, - сказал Сладкий.
   - Почему?
   - Здесь нет места. Я имею в виду внизу.
   - Как знать, Земля может разверзнуться в любую минуту.
   И действительно, мне показалось, что Земля колышется.
   - Что? - спросил Сладкий.
   - Кто-то идет.
   - Ой, чуть не забыл! - воскликнул он, - я стою, вас слушаю, как будто мне самому нечего сказать. Я и бежал сюда, чтобы сообщить:
  
  
   Штурм Летнего - Сцена 8
  
   - Штурм Летнего начался.
   - Вы уверены?
   - Как в самом себе. Вам нужно торопиться.
   Я вынул новую сигару, прикурил и сказал:
   - Теперь все равно уже не успеем. Питер оч-чень далеко отсюда.
   - Но, в том-то и дело, что близко. Я бежал сюда именно с этим экстраординарным предложением.
   - Этого не может быть, - ответил я.
   - Почему?
  
   - Потому что не может быть никогда. Что здесь непонятного?
   - Понимаешь, я должен был отвалить с последним кораблем, у меня в кармане уже диплом Гарварда, и ученая степень, я буду представлять в Штатах Миделиновый Картель в среде писателей.
   - Ты писать умеешь?
   - Если бы не умел, не стоял был здесь. Вы поняли?
   - Ты останешься здесь, - сказал я. - И знаешь почему?
  
   - Почему? Писатели вам самим нужны? На это я вам отвечу логично:
   - В Царской России я уже жить не могу, так как уже настроился на цивилизацию, а вы все равно уже не победите. Почему? Они близко.
   - Насколько близко?
   - Они уже штурмуют забор.
  
   Я окинул придирчивым взглядом свои семь на восемь гектаров Малой Дачи.
   - Вы не туда смотрите, - сказал Сладкий, и повернул мою голову в направлении двухэтажного коттеджа в стиле Агаты Кристи.
   - Я его уже видел, - ответил, но пока так и не понял:
   - Любить мне его или просто наслаждаться.
   - Я бы на вашем месте перестроил его в Мавзолей.
   - Мавзолей лучше, по-вашему?
   - Если вы будете вести себя так беспечно, то у вас просто не будет выбора. Вы куда смотрите? - добавил он.
  
   - Ничего не вижу, - ответил я, посмотрев по сторонам. - Впрочем, подождите минуту, кажется, что-то есть! Но где пока не пойму. Вы не могли бы завязать мне глаза?
   - Чем?
  
   - У вас широкий галстук, используйте его. Не переживайте, я потом вам вышлю в Филадельфию новый, если что.
   - Если что, вас в лучшем случае опять посадят в Мавзолей, а то ведь поедете просто-напросто на каторгу, опять писать, а точнее:
   - Дописывать Материализм и его Эмпириокритицизм.
   - Стоп, кончай травить баланду, мужик! Вижу, вижу!
  
   - Что? Кажется... вижу Летний Дворец. Фантастика! Я - ясновидец. Как это возможно? Я здесь, в Москве, а вижу, что происходит в Питере. Точно, лезут через заборы. А были заборы? - Я попросил Сладкого покрутить меня вокруг своей оси.
   Он покрутил, но сказал мрачно:
   - Это происходит здесь.
   - Где здесь? - спросил я, и стал опять вглядываться в непроницаемую, казалось бы, мглу. Потом снял галстук и прямо над собой увидел большой указатель:
   - Летний.
   - Кто это мог здесь повесить? - спросил я.
   - Одно могу сказать точно:
   - Не я, - сказал Сладкий. - Наверное, заранее готовились. Теперь все стекутся сюда.
  
   - А у нас совершенно нет оружия. Кстати, как будущий шпион ты должен знать, чем они вооружены. Ну, не на самом же деле они идут в костюмах Дзюдо?
   - Нет?
   - Вы кого спрашиваете?
   - А вы?
   - Дак, я вас спрашиваю. И знаете почему? Не себя же мне спрашивать, ибо я и так ничего не знаю.
   - Ах да, Швейцар, ах да, молодец! - плясал вокруг меня Сладкий. И добавил: - Пора, пора, мой друг, вылазить из Мавзолея-то. Протри глаза!
   И я понял, что штурмуют нас. Летний Дворец - это Малая Дача. Люди поняли, что это место является сосредоточием зла.
  
   - Я должен предупредить остальных, - сказал я. - Только вот не знаю, как это сделать.
   - Там в здании, - Сладкий кивнул на двухэтажный дом, - есть одно место где хранится план обороны дома, и...
  
   - И? - повторил я.
   - И полный набор кимоно для всех, считаю поваров и официантов.
   - Так вы всерьез предполагаете, что они идут в атаку в Кимоно?! - Я все-таки удивился, хотя и знал, что все мои люди владеют приемами Дзюдо на уровне пятого Дана, как минимум.
   - У тебя какой пояс? - спросил я Сладкого.
   - Я тренировался специально для отъезда за рубеж, - сказал он.
   - Ну, какой, какой, говори, не стесняйся.
   - А чё стесняться, чёрный. Как у всех. Я специально бился головой о стену, чтобы быть:
   - Как все.
  
   - Писать потом сможешь?
   - Не знаю.
   - Тебя, между прочим, посылаем туда, как писателя. Ты ни в чем не должен уступать Ромену Роллану. В курсе, кто это такой?
   - Естественно. Но я хотел работать, как разведчик.
   - Зачем?
   - Так Си - Серый сказал. Мол, сбежишь, как разведчик, а мы потом, если что, тебя грохнем.
   - Что значит Си?
   - Так...
   - Ты мне еще тут спой песню про До, Ре, Ми, Фасоль. Кстати, ты любишь фасоль? У тебя нет диабета?
  
   - Не знаю, не проверялся. Тогда, может, мне писать как-то по-новому, как Хемингуэй, например. Или как Кафка даже. Мэй би...
   - Как Хемингуэй можешь, про Кафку забудь.
   - Почему?
   - Не поверят.
   - Чему? Не поверят, что я шпион? Я, между прочим, тоже так думал. Скажут:
   - Если ты такой же чокнутый, как Кафка, непонятно, зачем бежал из России.
   - Правильно. Это ведь легенда, что они считают нас белыми медведями. Наоборот, мы в душе:
   - Импрессионисты.
   - И даже кубисты, - добавил Сладкий. - Я люблю не только Пикассо, но и Матисса. Даже Сезанна иногда.
   - Это надо скрывать.
   - Не думаю, что это логично, - сказал я, и спохватился:
  
   - Прикрой пока главный вход, а я пойду к гостям, расскажу им, что к чему уже началось.
   - Лучше я пойду, а ты прикрой, - сказал Сладкий.
   - Я-то прикрою, но ты должен учиться выживать в экстремальной ситуации.
   - У тебя какой пояс? - спросил Сладкий, и я не смог соврать:
   - Красно-белый.
   - И это разрешено?
   - Почему?
   - Ну, никто еще не дорос до чисто красных поясов. Зря я тебе это сказал.
   - Почему?
   - Проговоришься ведь, если пытать будут в Пентагоне. Узнают, что мы не настоящие Красные, не чистые - сожрут без костей.
   - Так, Таукитянам, говорят, это не страшно. В натуре-то они состоят из одних костей. Не правда ли?
  
   - Ты слишком много знаешь, - сказал я, - одного тебя нельзя отпускать. Дам тебе провожатого. Ты, сбежавший, от удушающей атмосферы быстро развивающегося общества Демьян Бедный, а он...
   - Си, - прервал меня этот проницательный парень.
   - Ты думаешь, надо послать Си? - удивился я. - В принципе, я думал послать другого человека, Испанца, но, пожалуй, ты прав. Серый будет правдоподобней.
   - Ты потеряешь сразу двух членов Лаки Сто.
   - Возьму Харина, да этого, как его?
   - Не знаю, кого ты имел в виду. Впрочем, возьми Матросскую. Никому жениться не надо будет.
   - Так-то оно так, но думаю, я лучше один буду Лаки Сто. Ну их всех этих прихвостней.
  
   Я честно говоря, удивился дальнейшей информации, которую рассказал эмигрирующему писателю Сладкому. А именно, что благодаря изменению пространственно-временных координат Земли, проведенных из Созвездия Тау Кита, Мавзолей с заключенным в нем Си - Серым, окажется в Мексике и это...
   - Я не знаю, - ответил Сладкий. - Тайны других Созвездий мне недоступны.
   - Хорошо, я тебе скажу, все равно потом забудешь. Это Пирамида Кукулькан.
  
   - А... - Сладкий закатил глаза к небу, - она, пирамида Кукулькан, к нам переместиться, в Кремль?
   - Рядом.
   - Вообще, я должен сказать, что это страшное дело. И я рад, что покидаю, это богом забытое место. Кровь у вас здесь польет-т-ся-я-я! Рекой.
   - А ты знаешь, что этот метод еще не полностью отработан на Тау Кита? Так что, вы можете попасть как раз к расцвету.
   - Да, - улыбнулся Сладкий, - попадем прямо на Майские Праздники! Как бы нас самих не принесли там в жертву.
   - По-моему, мы заговорились, - сказал я, - ты остаешься, а я ухожу.
   - Нет, нет, ты остаешься, а я пойду поднимать людей. Ты же - Ш-в-е-й-ц-а-р!
  
   - Да, Я - Швейцар, но не надо мне лапшу вешать на уши, поднять людей могу только я. А ты, считай, что уже попал в Чиген-Ицу, в лапы Пернатому Змею.
   - А если я выживу?
   - Получишь красно-белый пояс.
   - Я хочу красный.
   - Ни у кого нет красного. Хочешь встать над историей? Но если умрешь - ладно, поставлю тебе памятник с красным поясом. Но ты хоть знаешь, что это, как минимум девятый Дан?
   - Теперь знаю. И да:
   - Чё-то у меня дрожат коленки.
   - Пройдем.
   - Когда бой завяжется, - сказал я и скрылся... чуть не сказал:
   - В Пирамиде.
  
   Далее, Сладкий бьется на ступенях Малой Дачи. Ему на помощь приходит Ня - Библиотекарша.
  
   Сладкий увидел, что слева приближается Черный Барон, справа отряды Ника Бальского. По центру шли Иркутский и Кошка.
   - Где Амон Ра - тревожно начал озираться по сторонам Сладкий. - Скорее всего, ударит сзади. - И решил для более точной рекогносцировки залезть на крышу.
   Это оказалось непросто, но все же, наконец, удалось сделать. Не по водосточной трубе, она почему-то оборвалась, несмотря на постоянные уверения начальника службы безопасности Сапожника и его заместителя Приказчика, а также их непосредственных помощников Трезвого и Чистильщика.
  
   Подошел один парень из обслуги, то ли повар, то ли снабженец по рабочему псевдониму Комбинат, и посоветовал лезть по деревянной колонне крыльца.
   - Она резная и прочная, давай я подержу тебя за ноги на старте, а там уж сам колбасничай, как можешь.
   Прибежал садовник по фамилии Воробышек. Он сказал, что:
  
   - Скорее всего, после штурма уцелеет только персиковая теплица. А если нет, напишем Агате Кристи, авось пришлет чего-нибудь.
   - Вы имеете в виду романы? - спросил его Комбинат.
   - А она еще и романы пишет? - удивился Воробышек. - Нет, в принципе я не против, но надо сначала узнать, умеем ли мы читать.
   - Ну! хорош, - воскликнул Комби. - А своего-то мнения у тебя, что, нет?
   - Ребята, подтолкните меня за ноги, - сказал Сладкий, а то чё-то не могу взять старт.
  
  
   Они подтолкнули Сладкого и пожелали ему как можно дольше не свалиться с крыши.
   - Впрочем, - добавил Воробышек, - там за трубой лежит ремень, вы можете его накинуть на провода, взяться обеими руками, и скатиться по этим проводам за пределы Зоны.
   - Какой Зоны, я не понял? - обернулся Сладкий.
  
   - Чё ты его пугаешь? - вступился Комбинат. - Не слушайте его, - обратился Комби к Сладкому на крыше, я знаю, такие, как вы долго не сдаются.
   - Впрочем, они могут вообще не обратить на вас внимания, - сказал Воробышек.
   - Да, спилят сразу дерево потолще, и начнут им долбить главный выход.
   - Это если у них пила есть. А так выломают вот эти колонны, подпирающие здание, и тю-тю.
   - Не тю-тю, а:
  
   - А тю-тю-тю-тю-тю.
   - Думаю, ударов должно быть восемь, если уж точно считать их.
   - Почему?
   - Так сказал Швейцарец. И знаешь, почему? Мы должны сбить артикуляцию, чтобы...
   - Чтобы заткнуться навсегда. Это я знаю.
   - Ребята, хватит болтать, - крикнул Сладкий с крыши. И добавил:
   - Лучше скажите, где противник?
   - Не видно, - ответил Комбинат.
   - Так может они отступили?
   - Не думаю, что на это надо надеяться, - сказал Воробышек. И добавил: - Нет, вижу, спрятались за кустами и готовятся к решающему штурму. И между прочим, вы зря залезли на крышу.
  
   - Действительно, они могут вас просто не заметить. Возьмут эту лавочку без вашего сопротивления, ну, а потом и вас возьмут.
   - Почему возьмут? - спросил другой. - Наоборот: снимут.
   - Хорошо, - сказал Сладкий, - я сейчас слезу опять.
   - Да не надо мучиться, - закричали ребята. - Мы просто скажем им, что вы на крыше, и в любой момент готовы к бою.
   - Да, скажем, что не очистив от вас крышу, будет сохраняться опасность атаки в зад, с тылу то есть.
   - Да, ладно, ладно, я сейчас... - он хотел сказать, что слезет, но было, как это часто бывает: - Поздно. С другой стороны крыши залез Киевский, и ударил Сладкого по пяткам.
  
   В кино часто дело этим и кончается. Но не здесь, Сладкий зацепился за край крыши, и когда Киевский нагнулся к нему поближе, чтобы спросить:
   - Наигрался член на скрипке? - схватил за английский галстук и привязал к себе.
   - Слабо свалится вниз вместе? - спросил писатель.
   - Не хотелось бы умирать раньше времени, - сказал Киевский. - Впереди еще много дел.
  
   - Тогда скажите им, - Сладкий показал глазами на лоб, так как находился спиной к атакующим, - чтобы подходили к двери по трое. А еще лучше по двое. А в принципе можно и по одному. Тогда я вас не убью.
  
   Киевскому ничего не оставалось, как вступить в переговоры со своими, с Кошкой, Иркутским, Черным Бароном - хотя откуда этот-то взялся непонятно? Он же был оставлен на Тау Кита, а вместо него взяли Таганского. Ни-че-го не поймешь! Хотя это может кто-то из местных так назвался? Тем более странно, что нигде не было видно Атамана Майно. Он за, или против нас? Тоже ничего непонятно. Бардак.
  
   И действительно, когда некоторые из командиров заартачились подходить по трое, по двое, а тем более по одному против Сладкого, Иркутский сказал, что лучше так, чем Майно ударит им в тыл.
  
   - Пусть покажет, какой у него пояс, - сказал генерал Кошка. - Если синий или коричневый это еще куда ни шло, а если - не дай боже - черный, да еще четвертый или пятый Дан - нет, просто размениваем его на общак и дело с концом.
   Пока решали, что делать дальше со Сладким, все подсобные рабочие Парка разбежались в зону невидимости. В том числе и Комби с Воробышком.
   Далее, бой внутри дома, и обмен Амона Ра на свою свободу.
  
   Библиотекарша, наконец, стряхнула с себя этого паразита Испанского.
   - Хватит, - сказала она, - надо помочь Сладкому.
   - А что с ним? - спросил разочарованный преждевременным окончанием великолепной комедии Испанский.
   - Посмотри в окно.
   - Да, герой, - сказал Испанец. - Хватило ума выступить одному прости всех.
   - Ты хочешь еще?
   - Дак, естественно.
   - Тогда помоги ему.
   - Я не собираюсь быть разведчиком.
   - Ты считаешь, что:
  
   - Один в Поле не Воин. - Я не ставлю знак вопроса. С тобой и так многое ясно.
   - Ты не понимаешь, одного его не убьют. Если только, как жертву. Чисто для себя, а не для того, чтобы нас запугать.
   - Тем более, надо ему помочь.
   - Просто так это не получится. Я должен выбрать между ним и Революцией.
   - Не между ним, а между мной и Революцией.
   - А разница? Прости, прости, не пойми меня правильно. Я не про себя говорю, а про них. Эти цари и генералы не поймут нас. Что ты, что я для них - без разницы!
  
   - Тем не менее, я пойду проверю, - сказала Библио. Она вышла из ниши, и по коридору двинулась к парадному входу.
   Щвейцар прошел мимо, даже не узнав ее. Так была она молода и нарядна. А Ня решила не акцентировать на этом внимание Швейцара, чтобы он не разозлился, и наделал глупостей в этой критической ситуации. А он все-таки остановился, и спросил:
   - Кто такая, почему не знаю?
  
   Не оборачиваясь она только махнула рукой. Мол:
   - Не твое дело, иди своей дорогой.
   Но Швейцар подумал, что это может быть шпион, или шпионка, и побежал за ней. Быть бы большому скандалу, если бы по другому проходу не пробежала Матросская, и Швейцарец, сказал:
  
   - Ну, не разорваться же на две части. - Потом он посчитал:
   - Ни по эту, ни по ту, ни по эту слепоту, - и выпало бежать за Матросской, но... Но усилием воли Швейцар преодолел влечение к прекрасной даме. Он решительно пошагал за Ня - Библиотекаршей. Сзади она ему напоминала его родную Таукитянскую систему.
  
   Откуда-то выбежал Ся - Напильник, и упал перед Швейцаром на колени:
   - Не погуби, государь! - выдохнул он. - Сдайся этим супостатам. Может ты не знаешь, но нас обложили, аки медведя в клетке.
   Тут Швейцар не вытерпел и хлопнул Напильника по ушам.
   - Я ничего не слышу, - сказал Ся.
   - Да чтоб ты и онемел еще! - рявкнул Швец, и побежал за Библиотекаршей. Побежал-то побежал, но ее уже и след простыл. Швейцар вернулся, приказал Напильнику встать, и провел бросок через спину, с подхватом сразу двух ног противника. Благо, что Ся всегда был готов к такого рода поучению:
  
   - Он был в кимоно. - И правильно, а так бы Швейцар мог просто пристрелить Напильника, как предателя. Но благодаря взятому курсу под названием Дзюдо - Пути Мягкости, только избил до полусмерти. Да нет, даже меньше, примерно, как Коровьев с Котом избили Варенуху в туалете парка Кой-Кого. И Швейцар тоже по инерции послал этого Варенуху, этого дядю Степу Лиходеева... куда? Послал не в Ялту, не в Сочи, не на Багамские Острова тем более, а на улицу, биться с контрреволюционными супостатами.
  
   От страха Напильник выбежал из ворот вслед за Библио. Даже створки еще не успели закрыться.
   - Подмога, - просто констатировал Кошка, - надо принимать бой. - И ребят втолкнули в тут же образованный круг. Сладкий хотел сказать:
   - Я отдельно, - но Киевский вспомнил (а кто выбыл насовсем? Не Киевский ли?!), как Сладкий заставил его вместе с ним упасть с крыши - хорошо, что это был только второй этаж! Но мало ли народу погибало при падении со второго этажа - и не дал ему выделиться в отдельную элитную группировку.
  
   Тем не менее, Сладкий не растерялся, а наоборот, обозлился на несправедливость, и сразу провел Киевскому переднюю подножку в падении, с переходом на удушающий. И Киевский умер во второй раз. Нет, так бывает. Редко, но бывает. Тем более, если противник всерьез настроен быть иностранным разведчиком. Т.е. готовится систематически биться один в стане предполагаемого врага.
  
   А Напильнику Ня сказала:
   - Не стой ко мне спиной! - И пока тот раздумывал, как же ему стоять, получил удар по пяткам от Иркутского. Но его душить пока что почему-то не стали.
  
   Усов с Сенным-Граблиным сказали, что не будут участвовать в:
   - Этом мероприятии.
   - По закону военного времени вас могут расстрелять, - сказал Инженер. А Молочник добавил, что:
   - Все равно не дадут спокойно посидеть за столом. Я чувствую это всем нутром. Надо что-то делать. Но что? Я сам ума не приложу.
  
   - А тебя никто и не назначал думал за всех, - сказал Сенной-Граблин, и, двинув в свою сторону большую рюмку Мартеля, спросил своего напарника:
   - Мы во что играем?
   - Щас узнаем, - ответил Усов. - Я пока схожу в туалет, а ты разберись с ними.
   - Что конкретно я должен сделать с ними?
   - Вышли их на подмогу Сявке - Напильнику. Тем более, там Ня - Библиотекарша. Швейцарец не простит нам бездействия.
  
   Усов ушел, а Молочник сказал:
   - Почему мы должны им подчиняться?
   - Согласен, - сказал Инженер. И добавил: - А тем более одному. - И тут же напрямую обратился к Сенному-Граблину:
   - Ты кто, мил человек?
   - Я командующий армией, у меня есть патент, - и он полез в карман.
   Не успели Инженер и Молочник открыть как следует рты, как Сенной-Граблин вытащил откуда-то кимоно с... с черным поясом. Ребята попятились. Да так резко, что уронили свой стол. А Молочник так даже упал, и никак не мог подняться. Он сказал:
   - Ты пока начинай с ним, а я подумаю, как подняться.
  
   И они сошлись, как лед и пламень. Точнее, как Камень, Ножницы, Бумага. Бумага был, естественно, барахтающийся на полу между ножек столов Молочник, Сенной-Граблин возомнил себя Ножницами.
   - Только ведь ножницы не режут камень, - усмехнулся Инженер, и толкнув Сенного-Граблина в сердце, натянул на себя. - Теперь скажи куда тебя бросить?
  
   Тут в бар вошел Швейцар и спросил:
   - Тут никого не было? - Присмотревшись внимательно с борющимся, он сказал, чтобы Инженер поднял Сенного-Граблина, который уже лежал на полу, и пытался уползти за барную стойку. - Прекратите междоусобную войну, Князья, точнее, Секретари и Председатели, нам пора встретить врага на лестнице.
   - Почему на лестнице? - спросил Усов, который уже шел из туалета, и на ходу застегивал пуговицы галифе.
   Швейцар на него набросился:
   - Ты что, мать твою, всё еще в галифе разгуливаешь? Где костюм Дзюдо? Пропил?
  
   - Проиграл, - ответил Усов, низко опустив голову, как бывало раньше в Воскресной школе, в ожидании решения учителя:
   - Бить или не бить, - и перебирая в это время почти уже все поломанные об спины и задницы других учеников розги.
   - Может быть, отделаемся подзатыльником? - грустно спросил он.
   - Молочник, - обратился Швейцар к уже почти поднявшему Комиссару, - запиши, чтобы после победы, а провел этому Председателю бросок с подхватом обеих ног.
   - Наоборот, - сказал Сенной-Граблин, - это я Комиссар, а он только Председатель. А может даже Секретарь.
   - Секретарь выше всех! - рявкнул Инженер.
   - Я считаю, что, по крайней мере, Председатель выше, - сказал Сенной-Граблин, - и более того:
   - Намного. - В это время он уже стоял у барной стойки, и наливал себе Миндальный ликер. - Будешь? - спросил он Швейцара.
  
   - Я? Я не пью, - мрачно ответил Швейцар, размышляя:
   - Что делать? - когда делать уже нечего.
   - Да ты не стесняйся, что Ня - Библио тебе изменила с этим Испанским утопистом, - сказал Сенной-Граблин, ибо не ты первый, и не ты же последний. Выпей Миндальчику, да пойдем громить господ Енералов.
   - Ладно, налей, но только коньяку.
   - Какого, Хеннесси?
   - Естественно.
   - На поход надо пить ликер, - сказал Сенной-Граблин. - И знаешь почему?
   - Почему?
   - Так говорил... говорила, точнее Матросская. И знаешь почему? На десерт всегда пьют сладкое.
   - Хорошо, давай, но только не Миндальный, Кактусовый. И знаешь почему? Потому что, боюсь, после битвы с Генералами нам придется бежать на Багамы. А там кактусы. Привыкать надо, понял?
  
   - Зря, зря, Швейцар, ты так расстроился нашим поведением, - и Усов бросил своего друга Сенного-Граблина руками, но с упором ноги в живот.
   Ликер плеснул изо рта последнего, как струя Бахчисарайского Фонтана. Хорошо, что не на Швейцарца, а на остальных.
   - Убью, тварь, - сказал Молочник, намереваясь отправить и Усова за барную стойку.
   - Хватит! Я сказал. Выходим на лестницу. Все в костюмах Дзюдо?
   - Все.
   - Ну пошли, - как говорил Таганский, выбирая очередную проститутку. Хотя он-то думал, что это:
   - Просто молодая, красивая белая, - которую он решил отыскать.
  
   Неожиданно в зал буквально ворвались двое. Все подумали, что это прорвались Белые, и начали было уже их избивать, но ребята смогли пробиться к бару, и забаррикадироваться там коробками с Хеннесси, который вот так сразу бить никто не решился.
   - Да вы выслушайте сначала нас, прежде чем бузить, - сказал один из них. - Мы за вас!
   - Я те дам:
   - А вас!
   - Это мы вас сейчас драть будем, шпионы, - сказал раскрасневшийся Швейцарец.
   - Какие шпионы-мионы? Послушай, а? Мы из ЦК.
   - Не из ЦК, - поправил друга другой, - а из Лаки Сто.
   - Назовите ваши секретные имена! - рявкнул Швейцар.
   - Беркут и Макс Черный.
  
   - Я таких не знаю, - ответил Швейцар. - Пейте Хеннесси, ребята, а их тащите сюда.
   - Да не, Швец, были, были! - вступился за Беркута и Макса Черного Усов. - Я сам член Лаки Сто, и поэтому узнал их.
   А Сенной-Граблин тут же подтвердил его правоту.
   - Они.
   - Когда надо - так их не было, а как награды получать, они тут как тут, - проворчал Молочник.
   - Второй тайм, сама битва еще почти не начиналась, - ответил Сенной-Граблин. - Так что, как раз вовремя.
   - Я не согласен, - сказал Инженер.
   - Я тоже, - сказал Молочник, - мы вполне могли бы использовать их в Ударном Батальоне Библиотекарши, Напильника и Сладкого, которых теперь, скорее всего, уже кончили бесславно.
  
   - Нам нужны были люди, а вы где были? - спросил Инженер.
   - Тем более, непонятно, почему мы с Инжи не вошли в состав Лики Сто.
   Швейцар тяжело вздохнул.
   - Вы достали меня со своим Лаки Сто! Я - Лаки Сто, - тихо сказал он, и это подействовало: все открыли рты.
   Далее, Анна и Харин. Бой на улице, и бой на лестнице.
  
   - А тот-то где?! - ахнули Беркут, Макс Черный, Усов и Сенной-Граблин - бывшие члены Лаки Сто. Точнее:
   - Члены бывшего Лаки Сто.
   Швейцарец посмотрел на часы, хотел перекреститься, но передумал, тяжело вздохнул.
   - Чё, вздыхаешь, что не золотой Ролекс? - участливо спросил Усов.
   - Мы подарим тебе, если навсегда останешься с нами, - сказал Сенной-Граблин. Макс Черный и Беркут тоже высказали свое мнение:
   - Мы тоже подарим.
   - Действительно, оставайся, а, Швеци? - сказал, появляясь из небытия Атаман Майно. - Более того, - добавил он:
   - Если ты останешься, то и я никуда не уйду.
   - Да лучше бы ты и не приходил никогда, - сказал...
   - Кто это сказал? - спросил устало Швейцарец.
   - Я, - выступил вперед Беркут.
   - Я, - сказал Макс Черный, и сделав паузу, добавил: - С ним не согласен.
   - И правильно, - ответил Швец, иначе сейчас бы уже летал, как он сейчас будет собирать здесь все пустые бутылки. - Эй, ты! - крикнул Швейцар, - иди сюда, мать твою.
  
   - Не надо, Швец, - сказал Майно, - я сам его прикончу. А ты следи за временем. - Никто почти не понял, в чем дело. Только Испанец, который наконец, появился. Лицо его было ободрано, на руке и на ноге кровь. Голова вообще вращалась только в одну сторону.
   - Что? Как? - сразу спросил Швец. - Ушел?
   - Да, - тяжело выдохнул Испанский. И добавил: - Пирамида ушла без него.
   - Как это вы не успели? - спросил Швейцар. И горестно добавил: - Так не делается. Кстати, где Библио? Нет, подожди, ничего не говори! Я сам попробую догадаться. Убита? Неужели убита?!
   - Да, - ответил Испанец, - я не могу говорить об этом без слез.
   И он рассказал, как это было.
  
   Далее, рассказ Испанца о бое на Трехцветной Площади. Ня - Библио выживет, естественно, как Таукитянка, но, как говорится:
   - На это нужно время. - А его-то может и не быть, - говорит Швец.
   Бой Майно и Беркута.
   Анна Незабываемая и Харин, где?
  
   Никто не мог понять, как Ня - Библиотекарша, которая должна была сражаться или умереть на подступах белых к Летнему Дворцу, вдруг оказалась вместе с Испанским в спецотряде, сопровождающем Мавзолей - Пирамиду на Трехцветной Площади - в Мексику, в Долину Смерти индейцев Майя. Но, как говорится:
   - Была - значит была. - И погибла, сражаясь с вырвавшимся из каменных объятий Мавзолея Серым. А без него, как сказал Швейцар:
   - Нам и Лаки Сто, собственно, не нужен.
   - Разумеется, - сказал, входя вместе с Анной Харин.
   А Беркут добавил:
  
   - Пусть теперь будет просто - Швейцарец.
   - Нам больше не нужен культ личности, - сказала Незабываемая Анна.
   - Правильно, - поддержал ее Швейцар. - Будем называть это создание...
   - Третьим Интернационалом, - вставил Испанский.
   - Думаю, лучше проще, чем лучше, - сказал Швейцар.
   - Союз рабочих и крестьян, - сказал Харин.
   - Коммунизм, - сказал Молочник, - так проще.
  
   - Ведь только что сказали, что проще - не значит лучше, - сказала, входя Матросская. - Ты чем слушал? - А к кому она обращалась было непонятно. - И да, - добавила она, - меня записали в члены?
   - Ты, что, гермафродит? - улыбнулся Инженер.
   - Да, я всегда ношу с собой бутылку Мартеля, - ответила Матросская. - Не хочешь ли с ней трахнуться.
   Инженер обиженно отошел к стойке бара.
   Далее, что было написано уже далее, и новое название Лаки Сто.
  
   - И если он меня прикончит матом, то я его через бедро с захватом, или... как там дальше, милый Швец? - спросила Матросская, как ни в чем не бывало, как будто никогда не изменяла не только ему, но вообще никому:
   Швейцару было ясно, что Матросская просит у него негласную резолюцию:
   - Кого лучше бросить? - Он внимательно осмотрел аудиторию. И решил не рисковать в такой ответственный момент.
   - Брось меня, - сказал он. - Давай, давай. На прощанье!
   - На прощанье? - переспросила Коллонтай. - А разве мы все должны умереть?
  
   - Так естественно! - встрял Испанец, - не на бал-маскарад же мы здесь собрались.
   - Нет, это понятно, конечно, но я думала, что некоторые могли бы и остаться.
   - Зачем? - спросил Майно. - Зачем нам оставаться, если потом мы все равно перебьем друг друга сами.
   И она бросила меня. Почему-то это было, как полет ангела в стратосфере. Ангел - это имеется в виду, она, и я вместе с ней. Мы упали за барную стойку, взяв рекордную высоту 229, не сбив в полете ни одной бутылки Хеннесси, которые преграждали путь в бар.
  
   Потом все вышли на лестницу, таща впереди себя упирающегося Амона Ра.
   - Дайте я ему... - Анна Харина хотела сказать:
   - Перед смертью расцарапаю, - но вышло так, что многие поняли ее восклицание, как все это обычно здесь понимают. Мол:
   - Хочет трахнуться на прощанье. - Поэтому ее перебили словами:
   - Уж дала!
   - Кто это сказал?! - мягко спросила Анна. И тут же поняла:
  
   - Беркут. - Она не стала обнимать его, как обычно сначала обнимают противника прежде чем бросить через голову. Просто взяла за лацкан куртки и провела Переднюю подсечку в падении.
   - Очень смело, - сказал Макс Черный. - И действительно, они оба скатились вниз под ноги восставшим:
  
   - Царям, Графам и Князьям, - как сказал Сладкий, увидев у своих ног окровавленных Незабываемую Анну и мертвого Беркута.
   Сам Сладкий тоже был избит до полусмерти. Руки его были связаны сзади красным поясом. Как сказал ему Ник Бальный:
  
   - Ты этого давно хотел - так получи подарок, - и подал красный пояс Девятого Дана генералу Иркутскому, чтобы он связал им руки Сладкому поэту.
   - Отпустите ее, - сказал Швейцарец, и добавил: - Более того, отпустите всех наших людей, иначе мы, не заморачиваясь больше, спустим с этой крутой лестницы Летнего этого дитя Сибирской природы, - и он попросил Харина, чтобы вывел Амона Ра вперед.
  
   Решили прежде чем начинать решающий бой - провести обмен. Но возникла неожиданная проблема:
   - Где Ся - Напильник? - Ня - Библиотекарша убита при в сражении с Серым у Мавзолея, Сладкий - вот он, стоит неприкаянно. А этот куда делся?
   - Вы его съели, что ли? - спросил Молочник.
   - Бежал, - ответил генерал, который очень любил Кошек. А точнее, это они любили его.
   - Врет, - возразил Усов. - Не мог Ся сбежать.
   - Почему это? - не понял Инженер. - Такие не сдаются, что ли?
   - Та не, просто его бы обязательно догнали, - уточнил Усов.
   - Выдайте нам труп Напильника, тогда отдадим вам Ра, - сказал Швец.
   Ники Бальский разозлился и ответил:
   - Нет. Хер с ним, мы его сами съедим.
  
   И тогда, как когда-то в Куликовской Битве вышли два богатыря, чтобы разъяснить, на чьей стороне преимущество. И это были... Это были сам Ник Бальский, а с... с ихней стороны просто:
   - Макс Черный дьявол.
   Сначала Макс Черный бросил Ники через спину Подхватом, и сразу начал душить. Думали, всё, не вывернется уже Нико - шка, конец пришел. Нет, царь смог вырваться на этот раз, и сам перешел на болевой, так сказать, даже не поднимаясь с мраморного пола, застланного, естественно татами. Правда, русским. Т.е. просто принесли солому для борьбы-то Дзюдо.
   - Ох уж эти русские, - как сказал сам Макс Черный, - даже на татами экономят.
  
   Но и он смог уйти от болевого. Хотя и встал с повисшей, как картофельная плеть рукой. Ники Балет потер руки, попросил у Иркутского сигару, затянулся два раза, и пошел на Макса Черного. Прежде чем опять его бросить, Ник выдохнул прямо в лицо Максу Черному долгую струю дыма.
   - Как паровоз, - прокомментировал Швейцар.
   Макс Черный вдохнул его, и спросил:
   - Герцеговина Флор?
  
   Ник Бальский растерялся. Он имел сведения, что Макс Черный не курит, и думал, что сей Председатель Наркомов задохнется от его газовой атаки. И Макс Черный рискнул: пошел на Мельницу. Ник Бальский мог, конечно, просто припечатать его к полу головой, но от неожиданности не успел это сделать. И больше всего его изумило не то, что некурящий Макс Черный не подох от его газовой атаки, а что противник пошел на запрещенный в Дзюдо прием.
  
   Царь полетел не сразу, а после некоторого размышления Макса Черного, куда его бросить. И бросил не в сторону Иркутского и Кошки, хотя там Царь мог катиться довольно долго по ступенькам, а вперед и вверх. Как это делают монтажники-высотники и штурмовики высот.
   После падения Царь полежал немного перед Швейцаром, а потом покатился вниз, все быстрее и быстрее. Думали, что это его Швейцарец ударил каблуком сапога в висок, нет. Макс Черный сломал ему хребет еще на себе. До броска! На подъеме! Так бывает? Так бывает только у особо одаренных ребят. Никто не знал, но у Макса Черного был Седьмой Дан. Он имел красно-белый пояс, но никогда не носил его, как некоторые герои никогда не носят свою звезду.
  
   По умолчанию Белые должны были бы сдаться. Но не сдались. Просто вышел сам Амон Ра, которого держал за отвороты куртки Усов, чтобы в случае чего тут же задушить, и сказал, что:
   - Теперь его должны отпустить к своим. - По идее, его должны были, наоборот, кончить. Но все подчинились, как будто забыли, как будто никто и не знал, что этот Ра был самый настоящий маг. Русский Мерлин.
  
   И этот Ра по пути вниз, к своим Кошкинцам и Иркутцам убил Макса Черного. Просто подошел, как подумал Макс Черный поздравить его с победой, а на самом деле вынул у него из кармана его же красно-белый пояс, и повязал Максу Черному. Но не на пояс, а на шею! Потом толкнул Председателя Наркомата вниз на крутые ступени, а удушающий конец сунул в руки Сенному-Граблину.
  
   Тот просто понять не мог, что надо быстрее бросить этот конец, чтобы спасти Макса Черного. Считал, что:
   - Дали? Держи! И не просто держи, а держи крепче.
   Пока Швейцарец уговаривал Сенного-Граблина отпустить веревку, - как он сказал, - Макс Черный успел сломать себе шею.
  
   Сенного-Граблина, конечно, тут же избили. Но пока товарищи трагически погибшего Макса Черного снимали с души, терзавшие их муки, Белые перестроились, сгруппировались, и свиньей пошли вверх.
  
   Швейцарец с центра кричал:
   - Все на Кошкина! - Испанский с правого фланга:
   - Все на Иркутского!
   На левом фланге Сенной-Граблин и Усов старались оттеснить Инженера и Молочника от микрофона.
   И никто не решался вступить с авангардом Белой Гвардии в рукопашную схватку. Наконец, это сделала Матросская. Она с разбегу, как ласточка, вестница весны, как прыгун с двадцати семиметрового трамплина взлетела сначала немного вверх, а потом начала снижаться на ряды Белых.
   Многие попятились назад, увидел ее зловещую ухмылку. Это позволило Сладкому и Незабываемой Анне бежать из плена.
  
   Атаман Майно попросил товарищей отдать ему:
   - Генерала Кошкина. - И посовещавшись решили:
   - Пусть Атаман его кончит.
   - Как бы потом плакать не пришлось, - сказал Сенной-Граблин.
   - Вас не понял, прошу повторить, - сказал Швейцар.
   - Так ведь вообще слушать ничего не будет, - сказал Усов после победы над Кошкой.
   - И так от рук отбился, - поддержал друга Сенной-Граблин. - Славы очень уж хочет.
  
   - А народ к нему тянется, - сказал Усов, - как бы чего не вышло.
   - Да?
   - Да.
   - А вы без него справитесь? - решил уточнить Испанский.
   - Ну-у, надо подумать, - сказал Усов.
   - С вами всё ясно, - резюмировал Испанец, - пусть Атаман Майно идет во главе ударной армии. А то видишь, как парень убивается, что Ника Бальского кончил Макс Черный. Пусть этот разгромит Кошкина.
   - Так, а мы-то чё будем делать? - спросил Сенной-Граблин. А Усов его поддержал.
   - Пойдете на Царицын, - сказал Швейцар.
   - Зачем? - не поняли ребята.
   - Авось, - вздохнул Швейцарец, - и встретите его там.
   - Кого?! - ахнули ребята.
   - А не встретите, там и не надо, - загадочно ответил Швец.
  
   Майно долго возился с генералом Кошкиным. Это не значит, что другие в это время просто наблюдали за ними, сложа руки - бои шли повсеместно. Только Сладкий и Анна сидели на ступеньках лестницы, и мирно разговаривали. Они так разговаривали, потому что оба были сильно ранены. Тем не менее и здесь нашелся тот, кто любит подсматривать за другими. И это был Амон Ра. Он перестал размахивать своими огромными кулачищами, и крикнул:
   - Я следующий!
   - Ах ты гад ползучий, - рявкнул Харин и стал пробираться к нему через толпу.
   - Ты сердишься, Юпитер? - спросил его Ра, и сам прямо по головам пошел к нему. Харин в горячке боя забыл:
  
   - Можно в Дзюдо проводить болевой из стойки? - Но решил:
   - Не важно, грохну его болевым из стойки. - И точно, как только Амон Ра оказался рядом, Харин поднялся вверх. Имеется в виду, вверх ногами. Ра даже не успел заметить, как:
   - Харин уносит с собой в облака его руку. - А когда понял, было уже поздно:
   - Харчик обрушился вниз, и ткнул его мордой в мраморную землю. - Больно. Без сомнения.
  
   - Уйти бы, убежать бы, - думал Ра, но рука, как назло держала его крепко. - Отрубить? Но ведь его держит его же рука. Крепкая рука деревенского мужика из Сибири. Не стану новым Ломоносовым, - подумал он, и дернул руку. Держит крепко, сукин сын.
   Подошел запыхавшийся Швейцар, и похлопал Харина по руке.
   - Не убивай его совсем, пожалуйста, - сказал Швец. - И знаешь почему?
   - Почему? - спросил Харин.
  
   - Мы сделаем из него предсказателя новой жизни. - И нагнувший к Амону Ра, поискал его рот. - Открой свою пасть, - сказал Швец, - и поклянись, что будешь предсказывать нам только счастливое будущее?
   - Не буду, - ответил Ра. - И знаете почему?
   - Почему?
   - У вас его не будет.
   - Тварь, - сказал Швейцарец, - задуши его после того, как сломаешь руку. Харин потянул сильнее. Ра заорал и согласился.
  
   - Но с одним условием, - сказал он.
   - Ладно, - сказал пробравшийся к месту казни Испанец. И добавил: - Ты иди Швец, народ без тебя отступать начал, а я всё решу, как надо.
   - Хорошо, но! - Швейцар поднял палец, - без меня его не кончать. Это в любом случае, между прочим.
   - Ладно, ладно, не бузи, Швеци, усё будет окейна! - радостно рявкнул Испанец, - иди, наслаждайся боем. - И когда Швейцар скрылся в дыму, спросил Амона, все еще лежащего у Харина между ног:
   - Скажи мне кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость ползучих врагов...
  
   - Та не, будешь жить долго и счастливо, - сказал Ра, пытаясь выплюнуть бороду, которую зачем-то засунул ему в рот еще Швейцар. Борода была во рту, но говорить было можно. Правда, с трудом. И из-за этой бороды Испанец понял всё неправильно. А именно:
   - Будешь жить недолго, но счастливо.
   - А наоборот нельзя? - спросил Испанский.
   - Можно.
   - Как?
  
   - Уходи вместе со мной. Прямо сейчас.
   - Рад бы, - ответил Испанец, - но я не хочу в Сибирь.
   - А кто предлагал в Сибирь? Двинем прямо в Ландон. Как все.
   - Действительно, - ответил Испанец, - они здесь все перебьют друг друга, а мы тут как тут, вернемся, и заживем долго и счастливо. - И добавил: - Веди его, Харин, пока в стойло, а я скоро подойду.
  
   И Харин повел недобитого Амона Ра, но не в банкетный зал, где они должны были ожидать прихода Испанца, а повез прямо к Детскому Миру.
   - Мы куда? - ужаснулся Амон Ра.
   - В подвалы Детского Мира, - ответил Харин.
   - Вместе, что ли?
   - Почему вместе? Ты один там останешься у Статуи, а я опять пойду воевать против царизма.
  
   - Славы хочешь? - спросил Ра. - Так она у тебя и так будет.
   - Где?
   - На кладбище, в Коммунарке.
   И понял Харин, что он ослышался, когда думал, что надо вести Амона Ра в Детский Мир.
   - Ладно, - сказал он, - поедем в Ландон. Я сначала тебя неправильно понял.
   - Спасибо, - сказал Ра.
   - За что? - спросил Харин.
   - За то, что ты оказался умным человеком.
   Но на вокзале, у поезда, уходящего до Франции, откуда Ра должен был переплыть в Англию, Харин сказал, что:
   - Возвращается, т.к. у него там осталась Незабываемая Анна.
   - Зря, ох, мил человек, зря, убьют они тебя.
  
   Харин думал, что придется объясняться с Испанским. Врать не хотелось. И не пришлось. Его сразу встретила Незабываемая Анна, и сказала:
   - А Испанский уже сбежал.
   - Почему?
   Она что-то прошептала ему на ухо.
   - Что?! Не может быть.
   - А вот бывает и так.
   - Да врут.
   - Хорошо бы.
  
   Они выпили по бокалу красного сухого, съели несколько пирожных.
   - Как там бой на лестнице? Еще идет? - спросил Харин.
   - Не спеши, уже заканчивается.
   - Я не понял: взяли Летний, или нет? !
   - Мы - взяли, - ответила Анна. - Они - нет.
   - Иркутский? - спросил Харин.
   - Убит.
   - Кошкин?
   - Ранил Атамана Майно, и ушел. Но Швейцар уже везде развесил плакаты:
   - Все на Кошкина!
  
   - Так я не понял? - поперхнулся Харин красным сухим, - все ушли, что ли?!
   - Да, - просто ответила Анна. - И добавила: - А ты подумал, что все еще здесь дерутся? Нет, все ушли на фронт.
   - Невероятно, - обрадовался Харин. - А он почему-то мне ничего не сказал.
   - Кто? - не поняла Анна.
   - Да, Ра. - И добавил: - Правда, он вроде сунул мне какую-то бумагу в карман на прощанье. Наверное, предсказанье, в какой церкви мы будем венчаться, - рассмеялся Харин.
   Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист, и передал Анне, чтобы она прочитала.
  
   Предсказание Амона Ра:
   - Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана:
   - Буду резать, буду бить - всё равно тебя...
   - Казнить!
   Анна шарахнулась в сторону и бросила бумагу.
   - Наверное, это шутка, - сказал Харин, - надо дочитать до конца. Я сам прочитаю:
  
   - Напильник прицелился, щелкнул курок, но выстрела не последовало.
   Он привернул к винтовке штык, согнулся и побежал к дороге. По ней шел человек с палкой, которого Ся заметил еще издалека, хотел убить и съесть, т.к. был очень голоден, но последний патрон дал осечку.
   - Производное от слова на букву Б, - сказал он, - лучше бы застрелиться предпоследним патроном, которым он убил какого-то енота, бегающего по лесу. А скорее всего, это была одичавшая кошка. Потому что еноты не вкусные, а эта была очень сладкая. Как коза.
  
   - Руки! - сказал он, выходя на дорогу.
   - А чё руки? - спросил путник, но посох так и не бросил. - У мя ничё нет. Нет! - рявкнул он громче. - Чё, не понял?
   - Так мне ничего и не надо, - сказал Хог - Напильник. - Кроме тебя.
   - Зачем я тебе?
   - Ты толстый, я тебя съем, - откровенно выложил свои планы Ся - Напильник. - Впрочем, прежде чем я заколю тебя штыком, скажи мне своё имя-фамилиё.
   - Зачем? Помянешь потом, что ли? - спросил мужик. И добавил: - Впрочем, изволь: - Си.
  
   - Система Си, что ли, я не понял?
   - Система не Си, дубина ты сие протяженная, а система:
   - Лаки Сто.
   - А что это значит? - спросил Напильник. И тут же схватился за сердце. Мама! Папа!
   - Дедушка и бабушка! - передразнил его мужик.
   Ся упал на колени и заплакал.
   - Спаси меня, грешника, - обнял он колени странника.
  
   - Как же ты бежал из Мавзолея-то, - спрашивал уже смеясь у Серого Напильник, разламывая второй батон белого хлеба, поданный ему Си, который уже вытащил из сумы бутылку красного сухого, Киндзмараули.
   - Пей сначала, - сказал Серый. И добавил: - У меня еще Хванчкара есть.
   - Откуда, помилуй! - полу-спросил-полу-обрадовался Напильник. - Ограбил кого-то...
   - Ну, договаривай, договаривай, что хотел сказать:
   - По привычке, да?
   - Так, естественно. Прости, если неправильно тебя понял.
   - Швейцар дал.
   - Врешь!
   - Нет. Ты думаешь, я выпрыгнул из уже отрыгнувшего огнем и дымом Мавзолея? Не, это просто легенда. Швейцар придумал. Мавзолей уже ушел без меня в Мексику, в Долину Смерти, где индейцы Майя режут своих предков, когда появился Швейцарец, и сказал:
  
   - Я специально опоздал на несколько минут, чтобы убедиться в твоих искренних намерениях остаться здесь, в России.
   - Он так сказал?
   - Как я тебе.
   - Я бы на твоем месте, наверное, не выдержал напряжения и улетел отсюда. Как ни говори, а Заграницей лучше. Ну, может не лучше, но точно: очень хорошо. Здесь так не будет.
   - И дал мне вина и хлеба на дорогу. Сказал:
   - Иди, куда глаза глядят.
   - А куда они у тебя глядят? - спросил Напильник.
   - На Царицын, - ответил Серый.
  
   - Всё? - спросил Харин. (Теперь читала она. - Это надо?)
   - Всё, - ответила Анна. И заплакала.
   -------------------
  
   P.S. - Здесь в Конце, не все объявленные бои, происходят перед Читателем или Зрителем.
   Так же не дописано про Подарок, что он ушел вместе с пирамидой. А также в последнем бою должен быть представитель Запада. Кто это?
   Ся идет с Си, Хог - Напильник с Серым, и Напильник рассказывает, кроме того, что уже написано, что он подписал Акт о ненападении Запада на Новую Россию. С Черчиллем.
   - С Чечелем? - переспросил Лаки Сто. Не Лаки Сто, точнее, а Серый.
   - Чечель это из сказки, что ли? - спросил Напильник.
   - Хорошо, хорошо, Черчилль - так Черчилль.
   И Напильник далее рассказывает, как Запад предал Ники Бальского, Старую Россию. Зачем? Так и осталось неизвестным. Или известно? Известно только, что у Черчилля не было выбора:
   - Чаши Грааля, посланной сюда с Тау Кита, на Всю Землю не хватило. Умные Там, на Тау ребята, настоящие Вины, но посчитали неправильно. Земля оказалась больше, чем они думали. На всю Ума не хватило. И что самое обидное:
  
   - Прилетели-то они не в Африку, куда бог выбросил первых самозванцев, не во Францию, не в Англию, и уж тем более:
   - Не в Америку, - а:
   - Сюда! - То есть Туда, куда вроде Макар и то никого не гонял, Счастье-то нежданно-негаданно, но всё ж таки привалило. Ан нет, опять отняли, опять повезло всем, но только не нам.
  
   Хотя... даже сами Таукитяне, прилетевшие сюда сразу не поняли, что Подарка и не должно было хватить на Всю Землю. Ибо. Ибо, ибо. Зачем они сюда прилетели? Именно затем и прилетели, чтобы получить часть Земли себе в безвозмездную аренду - Бесплатно! И, как обычно, это опять оказались Мы. А то говорят, что инопланетяне обычно кружат над Америкой. Кружат - да, может быть, а садятся здесь.
  
   А также про Сладкого, что должен уехать за границу. Так это и так известно, что уехал на Капри.
  
   - И ты подписал оккупацию России Таукитянами? - спрашивает Си Ся.
   - Разумеется.
   - Почему?
   - Так, а мы-то кто по-твоему?
   - Кто?
   - Таукиняне.
   - Да? Я не знал.
   - Серьезно?
   - Более чем.
   - Ты просто забыл.
   - Мей би, мей би. Как это проверить - не знаешь? Таукитяне умеют летать?
   - Нет, конечно!
   - Почему?
   - Очень легко проколоться. Более того, пока Таукитянина не грохнут окончательно, он после смертей почти полностью забывает уже приобретенную им на Земле информацию.
   - Вот это правильно. Я все забыл.
   - А я-то на что тебе. Я тебе напомню.
   - Думаешь, я вспомню всё?
   - Всё, что надо обязательно вспомнишь.
  
   Таганский почему не виден при Штурме Летнего. Где он? Может, наигрался, напился и опять спит в ванной, как тогда после выпускного экзамена.
   К сожалению, я не знаю. Хотя, вероятно, или может быть, тот Черный барон в рукописи - не оговорка. Ведь Черный барон - это собственно и был Гитарист Таганский.
   Но всё-таки, я думаю, он спал в ванне, как после выпускного бала.
   -----------------
  
   Конец 2013 года
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"