Доктор откинулся на кресле, сложив на объёмном животе переплетенные руки.
- В общем, выводы таковы - твои сны, милый друг, действительно наведённые... - На лице старого приятеля сияла доброжелательная улыбка, должная продемонстрировать клиенту оптимизм и понимание ситуации. Впрочем, оптимизм и спокойствие излучала вся фигура доктора. Тон мысленно усмехнулся: "Носорог в своём репертуаре". Назвать Свана этим прозвищем могли не многие. Несведущий человек, услышав его, мог предположить, что прозвище доктор получил за свои габариты и свойственную полным людям неповоротливость. Но Тон не раз видел Свана на полигоне и хорошо помнил скорость движений толстяка, и тот деревянный брус, расколотый легким и почти незаметным движением пухлой и мягкой руки.
- Не тяни, Носорог.
Друг мгновенно подобрался. Его глаза сердито блеснули, но он быстро вспомнил - кто сидит перед ним.
- Извините, Шеф, - с легкой издевкой протянул он, но тут же стал серьёзным - сны действительно наведенные. Но... - Сван замялся, - но вот автор этого... Понимаешь, я не смог взять ментального следа - только эхо. Такое ощущение, что сны наведены из сна.
- Как это? - удивился Тон.
- Как бы это получше объяснить... Я точно понял - сны наведены, но автор этого безобразия либо сам из сна, либо мертв. Ну что ты хочешь, я же не сновидец, в конце концов, - вдруг рассердился Носорог. - Но то, что сны нам навел мертвец - это уж я тебе точно могу сказать.
Тон задумался - всё сходилось.
- Эти сны - зов. - Продолжил Доктор. - И ты знаешь, Шеф, лучше бы на этот зов ответить. Я не уловил угрозы, но вот нетерпение там присутствует. Пока - нетерпение. - Толстяк снова откинулся в кресле и продолжил. - Если сон наведен мертвым, то не стоит пропускать зов мимо ушей. Ты же сам интуит, должен понимать...
- Это точно. - Тон встал и направился к двери. - Спасибо, Носорог. Ты прав - если мертвый зовёт, то надо хотя бы узнать, зачем... А уж кто это, я, кажется, знаю.
- Ты знаешь? - вскинул бровь Сван. - А вот я бы не был бы так уверен. И еще одно, - помолчав миг, добавил он, - ты бы, друг ситный, задумался - с чего эти сны. Зачем тебя зовут - понятно, а вот почему именно тебя и именно сейчас...
- Именно сейчас... - Тон помедлил, и, решившись, продолжил, - нет, Сван. Не сейчас... Я этот проклятый сон вижу уже двадцать лет. Раз в месяц, как раз на новолуние. Только вот зова не было, а все остальное...
Тон махнул рукой и взялся за ручку двери.
- Погоди, - напряженно произнес Сван. - Ты видел этот сон столько времени и так ничего не понял?
- А что я должен был понять?
- Зачем он тебе снится. Ты такого вопроса себе не задавал? - непонятно почему рассердился вдруг Сван. - Нет, Тон, ты все же дундук, непроходимый. Это же надо - столько лет молчал! Мучился и молчал. И даже вопроса, небось, себе не задал - почему ...
- А чего спрашивать? И так все понятно...
- Да? А ты когда был в последний раз там? - возмутился Носорог.
- Я там не был с тех самых пор, - сухо ответил Тон. - Знаешь, не хотелось как-то.
- А вот я был. И если бы я раньше знал про твои сны, то...
- То - что? - по-прежнему сухо поинтересовался Тон. - Что изменилось бы?
Сван пристально разглядывал Тона. Тот с удивлением увидел, как меняются глаза друга - еще минуту назад они были привычно зелеными, но вот черный зрачок стал расширяться, покрывая тьмой сначала радужку, затем почернели и белки. Толстяк подтянулся, став выше, и вот уже перед Тоном стоял не друг детства, а проводник. Тот, кто говорит с мертвыми.
- Вернись к началу. Избавиться от призраков просто - нужно только вернуться к началу, - изменился даже голос, став холодным и безжизненным. - Вернись к одной смерти, чтобы отменить другие.
Тон посмотрел на Свана и молча вышел.
Увидев Шефа, Игорь бесшумно встал. Тон и просил, и приказывал, и даже орал на секретаря, но мальчик все равно при его появлении вскакивал, как ванька-встанька.
- Там доктор Сван прислал материалы для поездки Шеф, - тон секретаря был сух и деловит. - Две папки.
-Хорошо. - Тон быстро прошел в кабинет. На столе лежали две огромные папки - старые, немыслимого кирпичного цвета, нелепые, еще с завязками-ленточками.
"Ну да, Носорог же предупреждал, что других материалов просто нет" - подумал он и, усевшись за стол, потянулся к первой папке. Только через три часа Тон, наконец, нашел то, что искал. Старый бланк протокола жандармского управления "О самоубиении в Покровском монастыре монаха Иокима, в миру дворянина Столетова Димитрия Антоновича".
"А ведь гад он был последний, хоть и не говорят про покойников плохо. - Тон потёр ноющий висок, и снова перечитал старый протокол.
"Сим удостоверяется, что в 1887 году, в мае месяце, розыском настоятеля Покровского монастыря уличен был монах Иоким, в миру господин Покровский, в чернокнижие и человеческих жертвоприношениях, а так же в искушении сирот монастырских, доверенных ему на попечения и обучение. Когда братья и духовник Иокима пришли за ним, он избу с теми детьми поджег и на колокольню сбежал, да и сиганул с неё, чтоб только в руки монахов не попасть. Похоронили грешного самоубивца за оградою монастыря, в ложбинке, без отпевания. О происшествии настоятель Покровского монастыря уведомил губернское жандармское управление и Патриархию, посему розыскное дело открыто не было"
"А через пять лет та ложбинка в овражек превратилась. - Тон вспомнил справку от местных мелиораторов. - Дальше - больше: овражек все глубже становился, пока не превратился в ущелье. Так-так...".
Он отложил в сторону серый от старости лист и подошел к окну.
- Нужно ехать. Не хочется как, кто б знал... - тихо пожаловался он своему отражению в оконном стекле. - Но - надо.
Чердак остался прежним. Это потрясло Тона больше всего. Не мертвая Покровка, не разбитая вдрызг дорога, с джунглями бурьяна по бокам. Не разросшийся до чудовищных размеров овраг, сожравший треть села. Даже развалины церкви потрясли его не так, как этот чердак. Казалось, тут замерло время. Нет - потекло назад. И сейчас посреди пыльного сумрака стоял не взрослый Тон, успешный бизнесмен, а четырнадцатилетний подросток. Тут всё осталось прежним: пыльные доски пола, спицы света, пробивающиеся сквозь дыры в крыше, ветхие, полуистлевшие пучки трав на балках. И запах. Невозможный, не реальный запах горячего пересушенного сена, конского навоза и горькой полыни.
- Наверное, это память. - Тон прошел к окошку и уселся на то - на своё - место. И вот тут впервые почувствовал разницу: прежде спина удобно помещалась на сосновой плахе, но нынче доска оказалась и узкой, и короткой. И обзор из окошка стал другим - теперь перед Тоном открывался вид за забором интерната, а тогда... Тогда его взгляд непременно утыкался в кирпичную кладку ограды. А сейчас Тон хорошо видел шоссе, запущенное поле за ним, изуродованное отрогами оврага и даже кромку леса.
Тон отвернулся от окна и задумался. Они приехали слишком рано, до ночи еще несколько часов. Ему доставило странное удовольствие видеть, во что превратилось Покровское. Заколоченные, сгоревшие, просто брошенные с бесстыдно распахнутыми дверями и ставнями, мертвые дома села.
Как ни странно, постройки интерната сохранились лучше всего. Еще бы, бывший монастырь! Монахи умели строить на века. Тогда, двадцать лет назад, в бывшем монастыре располагался интернат для особо одаренных детей- воспитанников заселили в бывшие кельи, трапезную использовали под столовую, конюшню переоборудовали в мастерские. Остальные постройки монастыря к тому времени уже сползли в овраг. Тому, кому пришло в голову использовать монастырь под детское учреждение, стоило бы задуматься - а почему это губернская Патриархия закрыла монастырь и так легко отдала еще добротные здания.
Тон встал и пробрался к окну на другой стороне чердака. Вот он, Покровский овраг. Заросший кустарником, глубокий и темный. Где-то там, в сумрачной глубине били источники, подмывавшие склоны. И то, что начиналось как небольшое углубление, с годами превратилось в глубокое ущелье. Местные старики только руками разводили, удивляясь - откуда взялась эта напасть, почему вода вышла именно тут, под стенами монастыря. Подмытые края все время сползали вниз, засыпая родники, но вода снова и снова расчищала себе дорогу, петляя то вправо, то влево. Говорили, что первой в овраг провалилась колокольня монастыря, подмытая зловредными родниками и талой водой. Потом весь склон монастырского холма ухнул вниз, утянув еще пару построек. Вот тогда-то монахи и ушли. А в остатках монастыря умные головы расположили сельский приют.
Над оврагом, несмотря на жаркий день, клубился туман. Как всегда. Воспитанникам строго-настрого запрещалось подходить к опасным краям, воспитатели остерегались оползней. Метров за десять от кромки был поставлен забор - добротный деревянный заслон. Но кого он мог удержать? Тон вспомнил холодок ужаса и восторга от своего первого спуска вниз. Сырой сумрак, чудовищное переплетение ветвей, все время скользящую и осыпающуюся под ногами землю, приглушенные звуки текучей воды на дне оврага... Он тогда с первой попытки достиг цели и притащил кусок старинной черепицы с крыши провалившегося в овраг хлева да старинную почерневшую медаль. Доказательство отваги. Тон пошарил рукой за выступом печной трубы и извлек плоскую жестяную банку. Жестянка привычно звякнула в руке.
- Надо же, сохранилась. - Тон уселся на старое место и задумался.
Интернат для особо одаренных детей. Для большинства бюрократов и чиновников всех мастей под этим незатейливым названием скрывалось обычное заведение. Ну, дети, ну - одаренные. Чем? Рисуют, быть может, или математические вундеркинды. Мало ли в стране талантливых детишек? И среди сирот такие встречаются. Интернат долго не трогали. Редких проверяющих более всего волновали чистота да финансовый порядок. И еще успеваемость, ведь детки-то одаренные. Об особой одаренности воспитанников Покровского интерната узнали только после ЧП. Причем, произошло все, когда уже интернат из села переводили - для него построили новое здание, слишком уж опасно стало жить в старом монастыре.
Тон задумчиво встряхнул старую жестянку. Ему не надо было открывать её, чтоб увидеть содержимое, он и так знал - маленькая янтарная пуговка, старинная медалька, стеклянный шарик и камешек в форме сердечка. Богатство и детский секрет.
- Я - Таиска. Я умею видеть и наводить сны. - Невысокая тощая девчонка лукаво улыбается.
- Я - Лёвка. - Важно кивает головой такой же тощий пацанёнок и серьёзно добавляет - Я умею лечить. Кровь там остановить или боль заговорить.
- А я Сван. - Мрачный рыжий толстяк смотрит на него, Тошку, равнодушно и холодно. - Я говорю с мёртвыми.
Тон помотал головой, отгоняя видение из прошлого. Да, они все были одаренными детьми, да вот только одаренность эта была особой. Как сказали бы нынче в модной передаче по ТВ - дети индиго. Вундеркинды-экстрасенсы. Тон поморщился, на миг представив себя участником такого шоу. Воспитатели интерната собирали по городкам и селам брошенных детей, но сюда, в Покровский интернат попадали только действительно одаренные. Такие, как плакса Татьяна, ясно видящая все, что произойдет в ближайшие пару дней. Колька, в грязных ладошках которого почти мгновенно проклевывались семена и дозревали зеленые яблоки. Сергей и Катя, способные читать мысли людей. Таиска, с её снами. Уникальный лекарь Левка. Сван. Или он, Антон.
Вот с них-то все и началось...
Сельчане сразу восприняли интернат в штыки. Еще бы - село зажиточное, богатое и садами-огородами, и усадьбами, а тут - сироты. А ну как пойдут приютские по огородам шастать? Ведь без отца-матери растут, на государственном коште, к порядку не приученные. В первый год неприязнь удалось слегка притушить - интернатские ребята вели себя спокойно, по садам не лазили, в дома к одноклассникам не напрашивались, да и по селу особо не шастали. Так, в школу пройдут, когда в клуб заглянут и всё.
Но вот на третий год... Уже закончилась зима, снег стаял везде, даже в садах, и люди радовались - вот-вот придет весна, станет тепло, как вдруг разверзлись хляби небесные, и вместо тепла пришли дожди. Странные, затяжные, больше подходящие поздней осени, чем концу апреля. И ночи были холодными, с короткими, но жесткими заморозками. И такая погода, что было очень странно, стояла только над Покровским и прилегающими полями. Дальше везде была нормальная весна - с короткими дождями, солнышком и теплом. Сельчане сначала удивлялись, сердились. Потом негодовали. А потом какому-то умнику стукнуло в голову обвинить в мерзкой погоде приютских. И не просто всех, а конкретно его, Тона. И еще Свана.
Вдруг кто-то вспомнил, как Сван, походя и как всегда равнодушно, бросил в спину прохожему - мол, помрешь скоро, вон уж за плечами провожатый ходит. А прохожий возьми и умри ночью. И все сельские кумушки наперебой завспоминали: есть за парнем такое - как скажет, так человек и помрет. И про глаза Свана не забыли, мол, не может у нормального человека быть таких черных глаз, да чтоб белков почти не было видно.
И о Лёвкиных подвигах вспомнили, про то, как кровь останавливал у Иваныча, что прошлым летом, спьяну, по ноге косой заехал. И про то, как котёнок дохлый, бригадирским сынком в луже утопленный, в руках пацана ожил.
И он, Тошка тогда сглупил. Ему бы задуматься - откуда такая тревога на душе, что так давит на плечи и заставляет ежиться. А он все тогда списал на отъезд, да на ожидание нового жилья в Двинске. Вот и ляпнул у магазина, не подумав, в ответ на вопрос - когда же будет тепло, что, мол, не скоро. И что нынче опять дождь начнется. Сказал и пошел, думая о своём.
Это сейчас Тон помнил, как переглянулись тогда за его спиной люди, как зло и тяжело смотрели ему в след.
А к вечеру в ограду ворвались пьяные мужики, разъярённые и буквально, пышущие злобой и ненавистью. Они загнали четверых подростков к самому обрыву.
Пьяные-то пьяные, но их не рискнули трогать руками, нет, мужики припасли камни. Первый угодил в Тасю, Тон бросился к девочке и тут же получил увесистым булыжником в плечо. Рядом вскрикнул Сван, Тася визжала от боли у самой земли. Откуда-то сбоку тенью мелькнул Дмитрий Антонович, и бросился к ребятам. Тон сначала не понял, почему директор забежал за ребят, и только увидев, как он своими изуродованными руками отпихивает Свана от края оврага, до него дошло - надо прорываться в сад, подальше от осыпающегося края. Он рывком поднял Тасю и толкнул её в сторону кустов, развернулся к Свану. У рыжего лицо было залито кровью. Тут вдруг наступила абсолютная тишина, и время как будто застыло - Тошка видел медленно поднимающуюся руку Свана, оттирающую лоб, плавно мелькает очередной камень, Свана разворачивает, и он начинает оседать. На краю оврага так же оседает с разбитой головой директор, а к нему птицей летит Лёвка, падает рядом и... В хрустящей тишине, край оврага ломается тонкой стенкой, на которой остаются двое - лежащий взрослый и мальчишка, и тут он, Тошка, закричал. А потом раздается противное хлюпанье, и пласт проваливается в темноту.
Тон вздрогнул и поёжился. Стиснутая побелевшими пальцами жестянка слабо звякнула. "Как в этом проклятом сне" - мелькнула мысль. Ему захотелось встряхнуться, вскочить, сбежать с чердака. Но то сновидение, что изводило его в последние дни, отличалось от предыдущих кошмаров. В них четко слышался зов.
И тут из темноты чердака вышел призрак. Тон с удивлением понял, что это не тот, кого он ждал.
- А где Левушка? - глупо спросил Тон. - Он должен был быть... А вы кто?
Он стал рассматривать призрака в упор, в нарушение всех обычаев. Перед ним стоял смутно знакомый человек, с внешностью киношного белогвардейца.
- Так-так, - пробормотал он. - Никак сам господин Столетов пожаловали. Или - отец Иоким?
Призрака явно передернуло при этих словах.
- Лучше - Столетов. Димитрий Антонович, - призрак качнулся над полом. - Вы не могли бы отойти от окна?
Тон послушно вернулся на свое место.
- Я ведь знаю, зачем меня звали, только вот думал, что это будет другой человек. С вами мне, вы уж извините, говорить не очень приятно...
-Да? - удивился призрак. - Это почему же, позвольте вас спросить?
- Да читал я, про ваши художества. И протоколы жандармские, и записки монахов. - Тон вытянул поудобнее ноги и зло взглянул на Столетова. - Детишек не пожалели...
Призрак резко качнулся к Тону.
- А вы уверены в правдивости того, что читали? Так вот прямо всему и поверили? Сразу, ничегошеньки про меня не зная, окромя того, что понаписали после моей смерти?
- Вы что, оправдаться хотите? - возмутился Тон. - Так я вам не поверю, чтоб вы не говорили.
- А кому поверите? Учителю вашему? - поинтересовался Столетов. - А себе самому поверите?
Призрак рывком приблизился к Тону, почти касаясь его лица. Тон дернул головой и зажмурился.
Вернее, это ему показалось, что он закрыл глаза. На самом деле Тон снова очутился на краю оврага. И снова кричала Тася, и окровавленный Сван вытирал лицо. Вот падает директор, вот летит к нему Левка. Тут Тон прыгнул, неудобно, вбок, пытаясь еще на лету ухватить Левушку за футболку. Пальцы царапнули ткань, но поймали лишь пустоту. И в следующий миг Тон начал падать в овраг. Падение было медленным, плавным и бесконечным. Он даже не падал, а продавливался сквозь вязкую темноту. "Какой же он глубокий" - так же медленно шевельнулась в мозгу мысль. Страха не было, только удивление. Тон вдруг понял - это не реальность, а сон. Ну да, сон, на самом деле он тогда даже и не пытался поймать Левку, а просто рухнул на колени.
Падение продолжалось. Тон повертел головой, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте, но тщетно. Зато он вдруг услышал голоса и крики.
- Грешник, грешник, грешник! - истошно вопил мужской голос справа.
- Подопри двери и керосинчиком на соломку, - тихий шепот над самым ухом заставил Тона вздрогнуть, - только тише, а то дьявольское семя услыши-и-и-и-и-т... Потом все на этого грешника спишем...
- Что же вы делаете, ироды! Это же дети! Пустите! - обреченный крик разорвал темноту, и тут Тон увидел на дне оврага маленький деревянный домик, объятый пламенем. Детские крики доносились как раз из него. Две темные фигурки оттаскивают человека в мирской одежде, подальше от пожара, к ним подбегает еще одна, в длинной темной рясе, с палкой в руках. Размахнувшись, монах изо всех сил бьет по голове выдирающегося человека. Потом его, обмякшего, быстро волокут к входу в игрушечную колокольню, вокруг толпятся такие же темные фигурки.
- Казнить отступника!
Дом уже вовсю полыхает, детские голоса стихли, только слышен треск горящих брёвен. Из какой-то щели вырывается детская фигурка, руки и плечи которой объяты огнем. Спустя минуту, Тон видит, как с колокольни летит тело и слышит глухой удар о землю.
- Не-е-е-т! Учи-и-и-тель, не-е-т! - Этот голос Тон узнает сразу - Дмитрий Антонович, директор интерната. В знакомом голосе слышится столько боли, что Тон вздрагивает и... просыпается.
- Это был сон... Всего лишь сон, - Тон уговаривал себя, пытаясь остановить дрожь.
- Не совсем, вы уж извините меня сударь, - прошелестел Столетов. - Это призрак моего воспоминания. Я спроецировал его на вас, а уж вы увидели его измененным, в соответствии с вашими личными воспоминаниями.
Тон выжидательно посмотрел на призрака.
- Вас интересует - зачем я это сделал? Зачем я оправдываюсь перед совершенно незнакомым человеком?
Тон кивнул.
- Видите ли, молодой человек, все дело в том, что мы с вами некоторым образом виновны.
- В чем? И перед кем? - изумился Тон.
- Перед селом этим несчастным, перед землей, на которой оно стоит.
-Вас, как я понял, несправедливо обвинили и казнили, без суда и следствия. Только со страху перед вашими возможностями. И воспитанников ваших не пожалели! И оболгали, к тому же. А я... Я потерял друга и учителя - и мы же еще виновны?
- Вы же видели село, сударь, - призрак подплыл к окну. Тон подошел поближе и всмотрелся в сгущающиеся сумерки.
- Овраг разрушил все, - прозрачная рука указала на темный провал. - Не только дома, нет, он разрушил жизнь людей. Их души, лишив желаний, надежд и оставив только страх. Один страх. И мы с вами, сударь, виновны в этом. Начал я, в гневе и страхе дав выход своей ненависти, а потом и вы...
- Я? - снова изумился Тон.
- Вы не помните?
Тон помотал головой.
Призрак с состраданием глянул на него.
- Я помогу вам вспомнить. Смотрите туда, - рука указала на край оврага.
Тон присмотрелся - в темноте край оврага был почти не виден, только светилась белесая пленка тумана. Он начал уплотняться, складываясь в белые фигуры, которые быстро обретали цвет и начали двигаться. Тон увидел Тасю, упавшую на колени, Свана с залитым кровью лицом. Вот учитель отталкивает рыжего в сторону, а под его ногами начинает ломаться край оврага. Тон видел отчаянный прыжок Левушки, и...
Он увидел себя, тогдашнего. Мальчишка с судорожно сжатым ртом, стоит, наклонившись, а на бледном лице ненавистью сверкают глаза, и сквозь стиснутые губы рвется крик. Нет, не крик, а шепот.
- Будьте вы прокляты...
И тьма накрывает село.
Сквозь беспамятство настойчиво прорывался надоедливый звон. Тон помотал головой и сел. В кармане настойчиво тренькал мобильник.
- Да? Нашли? Упаковывайте все, как договаривались.
Тон убрал телефон и взглянул на Столетова.
- Извините меня, молодой человек, - прошелестел тихий голос. - Не надо было так с вами, но... Вы бы мне по другому и не поверили бы.
- Это вы меня извините. А скажите, наш директор, Дмитрий Антонович - он вам кем приходится?
- Ну, скажем ученик, - задумчиво протянул призрак, - а вам это действительно важно? Я ведь хотел вас попросить...
- Вас ведь надо похоронить, так? - перебил его Тон - Зима была снежной, весна - дождливой, овраг сильно размыло.
Столетов согласно кивнул.
- Нашли мы уже всех.
- Всех? - в голосе призрака прозвучала такая надежда, что Тон вздрогнул.
- Всех, Дмитрий Антонович. И тех, сожженных, тоже...
- Спасибо, - прошелестел призрак. - Спасибо вам. Тогда я пойду...
Тон встрепенулся.
- Нет-нет, не беспокойтесь, ваш Левушка еще придет к вам. А мне позвольте откланяться... Только вот одно хочу вам сказать, на прощанье. - Призрак поплыл к Тону почти вплотную. - Простите их, пожалуйста, тех, неразумных - простите... Иначе... Иначе все это будет приходить к вам снова и снова - воспоминания. Поверьте старику, нет ничего страшнее призраков былых событий, призраков воспоминаний... Особенно таких воспоминаний! Они разъедают душу, убивают её! И вам будет лучше, легче. Ведь та ненависть, та страшная смерть ваших близких убивает и вас.
Призрак Столетова медленно таял во тьме.
- Отпустите всех, милый мой мальчик... И простите!
К полудню выкопали могилу на краю сельского кладбища - в ограде. На этом настоял Тон, хотя полупьяный старик - не то сторож, не то последний из сельчан, и возражал.
- Все собрали? - спросил Тон.
- Все, что нашли. - Носорог переглянулся с водителем. - Мы там, наверное, тонну земли переворочали...
Он внимательно посмотрел в деревянный короб, как будто снова пересчитал останки.
Шел мелкий дождь. На кладбище было тихо. Тон махнул рукой, водитель и Носорог закрыли короб и быстро опустили его в яму. Тон бросил горсть на крышку горсть земли и отошел. Холмик вырос быстро.
- Ты знал? - с плохо скрываемым любопытством спросил Носорога Тон. - Ты, говорящий с мертвыми - знал?
Сван молча кивнул и виновато развёл руками.
-Шеф, можно? - В двери кабинета возникла рыжая голова. - Я на минуту. Тут ребятки в архивах Патриархии покопались.
Он быстро подошел к столу Тона и протянул тому ветхий листок.
"И услышав чудовищные доказательства богомерзких преступлений монаха Иоакима, а именно: использование колдовства, отступление от веры во Всевышнего и привлечение силы диавольской как самим монахом, так и его воспитанниками, что скрывали свой истинный облик порождений тьмы адовой под ангельским видом младенцев человеческих, настоятель Феофан принял решение страшное. И хотя сердце его обливалося кровию и состраданием к заблудшим, но крепко помнил отец Феофан - слабость в сем деле есть потакание нечистому. И подкрепив веру свою и решение молитвой, отдал настоятель приказ - всех воспитанников богомерзкого отступника Иокима запереть в их доме и поджечь его, дабы огнём очистительным освободить души от печати диавольской, и разрушить тела, напитаные силой колдовскою. Так и было сделано. Но прежде, монахи схватили самого Иокима и заперли в подвале под колокольней, чтоб не смог отступник ничем помочь своим выученикам, а чтоб не смог призвать того, чьим слугой являлся - запечатать ему рот и руки связать крепко-накрепко, да не вервием, а железом калёным, освященным к тому же святой водой. А когда угас огонь очистительный на месте колдовском, монахи скинули с колокольни самого Иакова. Но как только тело мерзкого колдуна коснулось земли, упав с высокой колокольни - раздался звук глухой, как стон. И на месте падения колдуна вдруг расступилась земля длинной трещиной, и поглотила тело грешника".
Тон молча отложил листок в сторону.
- Я уже все знаю. А вот тебе, друг ситный, надавать бы по шее, за то, что молчал.
- Так я не нарочно, - Сван нарочито испуганно отодвинулся от Тона. - Не бейте меня, Шеф! Я вам еще интересненькое дам почитать.
Он протянул развернутую газету.
- Вот тут, на второй странице, заметка...
Тон развернул газету. "Двинские новости" сообщали, что в ночь на 24 июля, в результате обильных дождей произошел оползень у села Покровское. В результате чего огромный старый овраг оказался полностью засыпан. Тон отложил газету и кивнул Доктору.
- Спасибо, Носорог. Но я уже и это знаю...