Не так давно она поняла, что ненавидит встречи выпускников. Когда-то, раньше, она думала, что это весело - встречаться с бывшими одноклассниками и одногруппниками. А сейчас ее воротило от таких посиделок, иногда даже в прямом смысле - физически становилось плохо, начиналась клаустрофобия, и она задыхалась в четырех стенах...
В ее жизни все было, в общем-то, хорошо. Подруги даже порой завидовали ей: муж, дочка, дом полная чаша, хорошая работа....Наверное, она позавидовала бы сама себе, будь она сейчас на месте кого-то другого.
Только иногда, когда рядом никого не было, она думала про себя, про свою жизнь, и не могла понять, почему возникает такое чувство, будто она прозябает впустую, не могла понять, чего ей не хватает, чего мало, и тогда ей хотелось завыть, как воют зимой голодные, замерзшие волки на толстую желтую луну.
Порой работа, любимая в общем-то работа надоедала так, что она готова была взять и шандарахнуть телефон или монитор об стену. Послать на три всеобъемлющие извечные русские буквы всех и вся - коллег, директоров, важных клиентов. Бросить все к черту и заняться чем-то полностью новым, не знаю, начать шить. Да, сидеть дома и шить платья дочке. Или, к примеру, одежду для маленьких собачек -- говорят, это нынче невероятно прибыльно. В такие минуты муж что-то улавливал в ней, задумчиво наблюдал за благоверной пару дней, после чего выносил вердикт: собирайся, мы едем в отпуск! А после того, как они проводили две недели в очередном путешествии, она возвращалась опять к своей работе, и в душе что-то поднималось, и просыпалось желание творить и совершать подвиги. Как там говорят психологи? Нужно время от времени давать себе передышку, переключаться на что-то другое? Выплескивать пар, менять обстановку? Однажды она проснулась среди ночи в объятиях любимого мужа, в люксе пятизвездочного отеля на греческом побережье, и неожиданно испугалась: а что, если когда-нибудь новые страны тоже перестанут казаться новыми...
--
Милая, Глеб звонил. Приглашает в гости. Что думаешь?
Она стояла к нему спиной, мыла посуду. И сделала воду погорячей.
--
Пенял мне, что мы сами ему не позвонили, когда приехали в город.
Она поморщилась, и муж заметил это ее невысказанное еще недовольство.
--
Милая, я знаю, ты не очень его любишь. Но ведь он мой школьный друг, понимаешь? И потом, мы и правда редко приезжаем сюда, когда еще увидимся?
Судя по непреклонной интонации в голосе супруга, Глеба было не миновать. Два года проносило, но Он, как известно, любит троицу. Вечно везти не могло. Она вздохнула.
--
Ты к нему несправедлива, солнышко. Если честно, я никогда не понимал этой вашей неприязни. Когда мы начали встречаться, я был уверен, что вы поладите...
Только не сначала, она слушала эту историю на протяжении восьми лет, с тех пор как тогда еще будущий муж познакомил ее со своим лучшим другом, с которым у нее сразу началась вражда. Глеб, по ее мнению, был у мужа самым серьезным недостатком. Она улыбнулась.
--
Хорошо, дорогой, мы поедем к Глебу. Я даже надену самое нарядное платье из тех, что взяла с собой, и постараюсь быть милой как можно дольше.
Муж расплылся в довольной улыбке, сгреб ее в охапку и поцеловал.
--
Ну вот и славно. К тому же он сказал, у него будет что-то вроде home-party, приглашены не только мы, так что тебе не придется общаться весь вечер только с Глебом. Глеба беру на себя я!
Бывают встречи, которые лучше бы не случались вовсе.
На пороге квартиры Глеба она заставила появиться на лице самую дружелюбную из своих улыбок. Один вечер, всего-навсего один сегодняшний вечер. Она будет милой с этим неприятным одноклассником мужа, и будет делать вид, что ей весело и интересно в его обществе, а на следующий день она сбежит куда-нибудь в торговый центр, за чем-нибудь ужасно нужным, а еще через день самолет, и они будут дома, и о Глебе можно будет забыть на целый год так уж точно -- слава всевышнему, они редко ездили в Москву.
--
Санька, Сашка!
Хозяин квартиры с разбегу почти что прыгнул на них, крепко сжал в объятьях и потащил в дом.
В доме, действительно, была вечерника. И народу, действительно, было довольно много. Муж смотрел на гостей, и лицо его постепенно вытягивалось от изумления.
--
Как?...Подожди...
--
Ну ты ведь никогда не приезжаешь на встречи выпускников, верно? Работа, все некогда. Вот я и решил позвать всех сегодня сюда, Санька, когда мы еще все пересечемся?
Глеб улыбался широкой довольной улыбкой, даже улыбищей, и сейчас здорово напоминал сытого, обожравшегося сметаны кота. Муж выглядел потрясенно-счастливым, и смотрел на Глеба так, как дети в цирке смотрят на фокусника.
Потом были извечные на таких мероприятиях разговоры. А ты как? Жена? Дети? Да ты что, она за него замуж вышла? Как уволили? И где он теперь? Не может быть! Вот уж про кого бы не подумали, да? А знаешь? А помнишь? То самое, проклинающее "а помнишь?", которое заставляет понять, что все это, и все эти люди -- по сути, твое прошлое, а не настоящее, но ты любишь их, поэтому стараешься не обращать внимание на это поганое ощущение ушедшего. И веселишься еще больше, стараясь сделать что-то, сказать что-то, что свяжет тебя опять с этими людьми, хоть тоненькой ниточкой свяжет...
Зачем, кому нужны эти встречи?
Ей захотелось выпить. Она налила себе сухого мартини, и вышла из оживленной, вспоминающей прошлое гостиной. Ей внезапно стало там неуютно, хотя она знала большую часть этих людей и, вообще-то, хорошо к ним относилась. Почти ко всем.
Она открыла дверь и зашла в одну из комнат большой квартиры Глеба. Кажется, кабинет. Она включила свет. Действительно, угадала, книжные полки. Глеб с упорством маньяка собирал редкие издания, одну из стен кабинета целиком занимал книжный шкаф. Она подошла к окну, прижалась к стеклу и увидела яркие, вечные огни самого сердца ночной Москвы. Свет отражался от стекла, было плохо видно, и она распахнула одну из створок. На нее тут же налетел вихрастый, ледяной ноябрьский ветер, моментально продув насквозь тонкое шелковое платье. Стало жутко холодно, но она продолжала стоять возле раскрытого окна, как завороженная глядя на мерцающий, переливающийся всеми огнями город, который never sleeps...Ей захотелось сейчас, как Маргарите, вылететь из этого окна туда, наружу, где мерцали эти мириады огней и где билась, пульсировала жизнь...
--
Ты замерзнешь.
Принесла нелегкая.
--
Мне не холодно, Глеб.
--
Даже мне холодно, а я в пиджаке, а не в платье с коротким рукавом. Ты простынешь, подхватишь воспаление легких и умрешь, а я буду в этом виноват.
Он подошел к ней и закрыл створку. Огни пропали, осталось лишь отражение комнаты.
--
Ты очень добр, Глеб, как всегда.
Она вздохнула. Он ничего не сказал, вернулся ко входу в комнату и щелкнул выключателем. А затем она услышала его голос совсем рядом, над самым ухом.
--
Необязательно стоять на ветру, чтобы наслаждаться этим видом из окна. Достаточно просто выключить свет.
--
Совет специалиста?
--
Разумеется. Я же здесь живу. Из этого окна, кстати, самый лучший вид.
--
А ты не позволишь мне наслаждаться им в одиночестве? И не уйдешь ли отсюда куда-нибудь подальше?
--
Как я уже сказал, это вообще-то моя квартира.
Она резко развернулась к нему лицом.
--
Намекаешь, чтобы я ушла? Слишком нагло даже для тебя, Глеб.
Он улыбнулся и ничего не сказал. Ей внезапно стало обидно, до слез обидно. Что, в конце-концов, она ему сделала такого? Она ведь старалась, правда старалась... Ей захотелось расплакаться, по-настоящему, навзрыд, и она снова повернулась к окну. Скрестила руки на груди. Ну уж нет, не дождется.
--
А тебе не кажется, что хозяин должен развлекать гостей?
Он хмыкнул.
--
А чем я, по-твоему, занимаюсь?
--
Развлекаешь...меня? Глеб, в гостиной людей значительно больше, и они ждут твоего внимания намного сильнее, чем я!
--
Вообще-то, меня прислал сюда твой муж. Велел проследить, чтобы ты не скучала. И если честно, я тоже не вижу логики...
Он пожал плечами. А она, не удержавшись, все-таки шмыгнула носом, причем довольно громко. Пару секунд он, очевидно, осмысливал происходящее, а затем резко развернул ее к себе.
--
Ты что...плачешь?
Его голос прозвучал неожиданно растерянно, и слезы потекли сами. Понимая, что унять их просто так уже не получится, и что разревется сейчас, как маленькая, она попыталась обойти его и выйти из комнаты. А он взял и крепко прижал ее к себе. Она уткнулась носом в его пахнущий дорогим парфюмом пиджак и разревелась по-настоящему. Armani, кажется...
Встреться эти люди кому-то еще, они бы могли изменить чью-то жизнь.
Бывают люди, которые предначертаны тебе судьбой. Ты просто встречаешь их однажды, друзей, подруг, любимых, и они меняют твой мир навсегда. И ты понимаешь, и твоя жизнь огненным рвом делится на до и после, эта граница высекается каленым железом. Хочешь ты того или нет. С этими, настоящими людьми твоей жизни ты всегда будешь ощущать связь, какое-то внутреннее единство. Даже когда тебе будет восемьдесят девять, и тебя будет мучить ревматизм, недержание или альцгеймер, ну или что там мучает в столь преклонном возрасте, ты будешь знать, что они рядом. В твоей душе, никуда не делись. И вашей связи не будут преградой ни время, ни расстояние, ни перемены. Они примут тебя любым, и ты примешь их любыми. Поэтому мы и называем таких людей и такие встречи особенными.
А бывает, что люди просто встречаются.
--
У тебя есть сигарета?
Вдоволь наплакавшись, она сейчас смотрела на пятно, которое оставили на когда-то белой рубашке Глеба объединившиеся косметика и слезы. Ей стало неловко.
--
Не знал, что ты куришь.
В его ухмылке ей пригрезилось молчаливое...понимание, что ли.
--
Я не курю, Глеб. Просто дай сигарету.
Она с наслаждением затянулась, и чуть было не закашляла -- сигарета была крепкой. Господи ты боже, почти пять лет она не курила... Никогда еще, с того момента, когда она тайком стянула у папы свою первую сигарету в четырнадцать лет, табак не казался ей таким восхитительно, запретно вкусным.
--
Ну, и что произошло?
Глеб смотрел на нее в упор, и она почувствовала себя насекомым под пристальным взглядом энтомолога-фанатика . И как, а главное, что она будет сейчас ему говорить про свою внезапную истерику?.. Ндаа, милая, тридцать лет, а нервы уже ни к черту...
--
Так что произошло?
Она виновато улыбнулась. Он опять хмыкнул.
--
Ладно. Можешь ничего не говорить.
Она уставилась на него, ничего практически не понимая.
--
И ты что, даже не будешь меня пытать, почему и зачем я минут десять рыдала у тебя на груди?
--
Бывает..
Глеб облокотился на подоконник и с безмятежной улыбкой изучал пейзаж за окном.
--
Бы..вает?..
--
Ну да. Бывает. Думаешь, мне ни разу не хотелось шагнуть наружу из этого окна?
И внезапно ей стало хорошо. И спокойно. Она подошла к нему и встала, точно так же облокотившись на подоконник. Пару минут они молча стояли рядом. Она ощущала, как время толстой, ленивой тушкой проплывает мимо них.
--
И... что ты делаешь? - наконец спросила она. -Ну, когда тебе хочется шагнуть из окна?
--
Делаю... что-нибудь. Чтобы не слететь с катушек, знаешь... Раньше садился за руль и жал на газ, но после аварии полтора года назад...
Он замолчал, а она вспомнила, как муж позвонил ей на работу и севшим, чужим голосом сказал, что едет в Москву -- Глеб в реанимации...
--
Знаешь, родные ведь не виноваты в том, что у меня кризис. И непонимание мира. И они не заслужили ни моих психов, ни ... моей смерти, понимаешь... Я до сих пор вспоминаю глаза родителей, и как они смотрели на меня там, в больнице.
Они еще какое-то время молчали. И ей было тепло, даже как-то благостно, как после долгой поездки, когда ты возвращаешься и понимаешь, что ты дома. А дома, как известно, и стены..
--
Хочешь знать, что я делаю? - Глеб улыбнулся и прикрыл глаза. - Я звоню маме.
Затем он достал из пачки две сигареты, прикурил и протянул ей одну. Город за окном по прежнему переливался всеми цветами радуги, как драгоценное яйцо Фаберже под лучом прожектора.
--
Как думаешь, это когда-нибудь.. пройдет? - Она поежилась.
Он пожал плечами. - А хрен его знает... Может, это и есть зрелость -- понимать, что жизнь не сахар, и все равно продолжать жить? Просто жить, потому что дальше все равно ничего не изменится?
--
Боже, что же тогда будет в старости, если это - зрелость?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Жизнь, как ей и положено ... продолжалась.
Каждый из нас всегда хочет встретить только самое лучшее. Мы ожидаем, что жизнь пошлет нам верных друзей, принца на белой лошади (ну или принцессу с белокурыми локонами, кому что ближе), послушных детей и начальство, которое будет нас ценить. Мы хотим сказку. Идеальный мир. И пока мы ждем сказку, жизнь проходит мимо. Жизнь, которая ни хорошая и ни плохая, которая просто есть и которой до ужаса, до смешного мало. Возможно, не стоит так уж сильно верить в сказку, возможно, стоит просто... жить? Идеальных людей не бывает. У друзей бывают закидоны, принцы с принцессами давно стали предметом декора своих стран, кони воняют и, вообще, машина практичнее. А особенные люди... Ну, на то они и особенные, чтобы появляться в нашей жизни невпопад, не вовремя и некстати, когда меньше всего этого ждешь. Это удивительные люди, их мало. Они совершают с тобой невозможное, абсурдное действие: заставляют понять, что идеальная жизнь -- полная ересь по сравнению с жизнью обыкновенной. И тогда ты взрослеешь, выжимаешь свои воздушные замки, как полотенце после стирки -- досуха, и у тебя появляется шанс. Один на миллион. Ничтожный. Практически нано. Стать для кого-то особенным человеком.