Кто бы мог подумать, что несложный вроде вопрос: чем заняться в первую очередь, поесть или переодеться, сможет загнать нас всех в поведенческий, как говорят психологи, тупик; в худшем случае даже стать предметом раздора. К счастью, этого не произошло, потому что нас было всего лишь трое, и нам легко удалось договориться; будь нас тридцать человек или - о ужас! - триста, конфликт был бы неизбежен. К этим рассуждениям мы обязательно как-нибудь вернемся.
Сам я в сложившейся ситуации предпочел бы прежде всего поесть, пропустить две-три средние рюмки "Шиваса", и громкое музыкальное урчание в животе подсказало, что я размышляю в верном направлении. Ням, хоть и не европейская женщина, вовсе никакая не модница, а, напротив, бывшая уборщица и, подозреваю, такая же голодная особа, как и все мы, выказала все же желание переодеться перед обедом во что-нибудь красивое.
Мой друг признался, что ему одинаково сильно хочется как того, так и другого, потому никак не может решить, что ему предпочесть. Он со всей серьезностью заявил, что непозволительно ставить его перед выбором, потому что по зодиакальному знаку он весы, а стало быть находится в вечном сомнении: постоянно колеблется между правильным и ложным решением.
Мы поставили наш полицейский Спринтер прямо посреди площади, что, конечно же, запрещено правилами, и в прежние времена нам за такую парковку грозило бы наказание более строгое, нежели обычный штраф в семьсот (или около того) крон. Не нужно, однако, забывать, что старые правила умерли вместе с человечеством, а новые придумывали теперь мы сами.
С середины площади нас поприветствовал Фредерик Седьмой (памятник, разумеется: надо рано или поздно привыкать к мысли, что вокруг нас всегда будет больше памятников, нежели живых людей), пожаловавший в свое время (в 1849-ом году, кому интересно ) конституцию датскому народу. Произошло это, нетрудно подсчитать, более полутора века назад; конституцию, небольшую книжицу, он по-прежнему держал в руке и протягивал ее нам для ознакомления, тогда как на фронтальном квадрате постамента кто-то из недовольных приписал ядовитой зеленой краской слово "собака" (надпись была сделана по-русски).
Повсюду вокруг площади в кажущемся беспорядке были разбросаны мужские бутики, торгующие строгой одеждой, такой же строгой обувью, дорогими носками, галстуками и нижним бельем. "Мистер", например, или "Твой портняжка". Стоило только заглянуть в такой бутик, и уже через четверть часа можно было смело отправляться на какой угодно прием, хоть к королеве; начиная с нижнего белья и заканчивая, скажем, острыми носками туфель, вы, вне всякого сомнения, благодаря стараниям персонала (и собственному кошельку), выглядели бы истинным датским джентельменом.
Женских бутиков в районе площади было немного: всего два, если, конечно, не брать в расчет магазин "Одежда и обувь", в котором, по большей части, закупались неимущие беженцы и те из датчан, кому безразличен был собственный вид. Один из женских бутиков был рассчитан исключительно на девчонок-подростков, с соответственными ценами и качеством товара; его я бы ни за что не посоветовал Ням. Другой был популярен среди толстячков женского пола, и в нем нашей крошечной подруге тоже делать было нечего. А вот на расходящейся от площади направо и налево пешеходной улице находилось несколько вполне современных мужских и женских бутиков, в которых я намеревался славно поживиться.
Сразу упомяну, что здесь же, на площади, размещались два достаточно крупных турецких, конкурирующих между собой, кафе. Одним было вальяжное двухэтажное "Вивальди"; другое, поскромнее, в один этаж, "Ванилла", было знаменито на все королевство тем, что скандальным образом завалило видного политика от социалистов, метившего на пост министра иностранных дел: он бесплатно питался в кафе в обмен на некоторые услуги (имя его называть нет смысла: по всей видимости, он исчез, как и все, два дня назад вместе со всеми своими друзьями и недругами). Хотя в действиях хозяина "Ваниллы" не было ничего бунтарского (чисто шкурные дела, связанные с разрешением от коммуны выставлять столики на площади), все же я предпочел бы пообедать в кафе, которое осмелилось бросить вызов системе и, как ни странно, победило.
- Хорошо,- согласился друг,- пообедаем в твоей "Ванилле". Когда я настолько голоден, как сейчас, что готов проглотить живую собаку, мне не до идеологии, все равно, где поесть. Но Ням все же поддержу: сменить одежду нам не помешает. Хочется чувствовать себя не каким-нибудь вонючим полицейским сыром, а приличным, хотя бы с виду, человеком. Тогда быстренько разбредаемся, и встречаемся здесь же, у чертова памятника, через полчаса.
- Женские полчаса и мужские - две совершенно разные единицы,- сказал я, когда Ням ушла и мы с другом остались вдвоем,- встречаемся, стало быть, через час.
Задача передо мной стояла вроде несложная: обойти один за другим мужские бутики, какие только придутся по душе, и приодеться, беззастенчиво позаимствовав здесь одно, там другое. До этих пор я не особо задумывался, как мне одеваться: все и без меня уже было определено негласными правилами. Одежда должна непременно соответствовать сезону и погоде; быть удобной, соразмерной, нигде не жать; отвечать возрасту, кругу общения. При выборе одежды, впрочем, можно проявить собственный вкус, слегка поддаться моде (то есть бросить некий, разрешенный вызов обществу); нельзя в то же время забывать, что одежда должна быть по средствам.
Я неожиданно понял, что всегда одевался с оглядкой на других людей (что скажут они обо мне, что подумают, не отвернутся ли?). Но теперь, врал я себе, с этим покончено, отныне выбор одежды зависит лишь от меня самого. Врал, потому что, выбирая одежду, я в любом случае обходил стороной женские бутики, хотя и сознавал, что разделение на мужское и женское в одежде является условностью: вспомнить, к примеру, шотландский кильт вкупе с гольфами, греческую мужскую юбку фустанеллу, японские косимаки. Но что скажет, увидев меня в удобной женской юбке, мой друг? Уж точно не последует моему примеру.
И все же моя одежда, повторял я себе, должна быть предельно удобной, и помогать, а никак не препятствовать выполнению предстоящих нам задач: построению нового и непременно лучшего мира. В мои цели не входило (во всяком случае, пока ) очаровывать кого-либо своим внешним видом, поэтому я сразу отмел в сторону модные бутики вроде "Квинта" и "Джек Джонса"; также спортивные, поскольку не собирался бегать, прыгать и ставить рекорды. Я намеревался строить новое общество, именно строить.
Мой друг, видимо, давно уже поджидал меня у памятника. Я сразу обратил внимание, что выбор одежды дался ему намного легче, нежели мне: он, по всей видимости, не пошел дальше "Мистера", наш будущий премьер Рассмуссен. Кстати, я заранее знал, что он мне скажет (без всякого даже чтения мыслей), и загодя приготовил достойный ответ.
- Решил податься в строители, Миккель?- поинтересовался мой друг.
Его почему-то забавлял мой рабочий комбинезон темно-синего, немаркого цвета (выбирая одежду, я всегда задумываюсь над цветом), со множеством карманов и подкармашков: кроме основных спереди и сзади, также на груди, животе и по бокам. Помимо того, на мне была рабочая кепка с длинным козырьком, способная защитить от безжалостного летнего солнца, если таковое вдруг объявится в королевстве; будучи специальной конструкции (усиленная пластиковой сеткой), она получше каски защищала голову от возможных травм. На ногах у меня были тяжелые ботинки фирмы "Кэт", по которым запросто мог проехаться пятитонный грузовик, не причинив никакого вреда ногам. Всеми этими особенностями своей одежды я поделился с другом.
- А ты, видимо, считаешь,- спросил я у него,- что новый мир мы должны строить в белых перчатках.- Он опустил голову, ему, по всей видимости, стало неловко передо мной за свой слишком уж респектабельный вид.- Сам-то ты никак на похороны собрался,- поинтересовался я.
- А вот и наша невеста,- неожиданно сказал друг, не успев ничего мне ответить.
Я обернулся, и увидел как из-за угла выплыла Ням в коротком подвенечном платье, с белоснежной фатой на голове; на ногах у нее были тяжелые черные башмаки, вроде моих, строительных.