Аннотация: Случаи с птицами, свидетелем которых стал автор, и придуманные с внучкой сказочные истории.
ДРАМА В СКВОРЕЧНИКЕ
В то время мы жили в Астраханской области, в Заволжье. Климатически это полу-пустынная местность с очень жарким и сухим летом, с малоснежной ветреной зимой. Безбрежная степь с небогатым растительным и животным миром. Лучше всего приспособлены к тем нелёгким условиям несколько видов полыни, верблюжья колючка и ещё не очень многочисленные растения, названий которых, не будучи специалистом, я, к сожалению, не знаю.
Только ранней весной, когда в земле ещё сохраняется влага, степь выглядит живой и по-своему нарядной. Тянутся к ласковому пока солнцу стебельки разных травок, то тут, то там можно встретить мелкие жёлтые цветочки, похожие на подснежники. А то вдруг набредёшь на целый ковёр из ярко-красных, жёлтых, бледно-фиолетовых степных тюль-панов. И даже трудно тогда поверить, что через месяц-другой степь снова станет серой с коричнево-чёрными подпалинами.
Как-то приспособились жить в степи суслики, тушканчики, некоторые мелкие грызуны. Есть ящерицы, несколько видов змей и, конечно, множество различных насекомых. Можно вспугнуть зайца, встретить лисицу и увидеть даже волка. Иногда в зимние гололёды в поисках корма прикочёвывают из соседнего Казахстана сайгаки.
Птичье население тоже небогатое. Летом парят в вышине, высматривая добычу, одинокие степные орлы, ещё какие-то более мелкие стервятники. Другие птицы держатся ближе к местам, где живут люди. Там есть, как правило, вода и легче найти пищу. Деревья растут тоже возле воды - или в Волго-Ахтубинской пойме, или в жилых посёлках. Так уже, наверно, устроен человек, что где бы он ни поселился, сразу после возведения жилища старается воткнуть в землю какой-нибудь прутик и ухаживает за ним, помогая ему выжить в самых экстремальных условиях и превратиться в дерево или кустарник..
Так и в нашем посёлке у жилых домов и служебных зданий со временем появились и кусты, и деревья, образовался в степи настоящий зелёный остров. А где деревья, там и птицы. Не говоря уже о воронах, сороках и воробьях, нашли себе среди зелени приют дикие голуби, синички, потом скворцы и ласточки.
Однажды весной я смастерил скворечник и повесил его на тополь напротив окна моей рабочей комнаты. Хотелось, чтобы с наступлением тёплых дней поближе зазвучала радостная птичья песня.
Домик на дереве стал объектом внимания сразу же, как прилетели первые пары скворцов. Претендентов на него было несколько. Все они деловито изучали предложенное им жилище, потом некоторое время шумели и спорили, кому в нём жить, и даже повоевали за право владеть домиком. Достался домик, скорее всего, той паре, которая обнаружила его первой, а возможно, как это чаще бывает, победил сильнейший. Но как бы там ни было, уже через день-два новый хозяин громко и ликующе возвещал о заселении моего скворечника. Коллеги по работе поздравляли меня с этим птичьим новосельем, хотя моя затея со скворечником многими вначале была встречена скептически. Теперь же всем было приятно слышать за окном пение скворца.
А дальше у скворцов начались трудовые будни. Они обустраивали своё новое жилище, носили разные былинки, мелкие веточки, перья. В общем, всё происходило так, как и должно было происходить. Меня радовало, что мой домик пришёлся птицам по вкусу, и я с большим удовольствием между делами слушал их неповторимое пение.
Спустя какое-то время у скворцов появились птенцы, и родителям стало не до песен. С рассвета до темна они улетали и прилетали, неся в клювах каких-то букашек. Казалось, что в домике подрастает добрый десяток прожорливых птичьих деток, так много они требовали пищи. Тополь к тому времени покрылся пышной листвой, и скворечник стал почти незаметным со стороны. Да и песен больше не было слышно, и поэтому я перестал обращать на него внимание.
Вспомнил я о нём лишь через год, когда следующей весной в домике на дереве вновь поселились скворцы. Я убеждён, что это была та же пара, потому что с самого начала они держались уверенно, как законные хозяева, и никто из других птиц явно не делал попыток оспорить их право на скворечник. Они сразу "попросили" убраться из домика воробьёв, которые квартировали в нём с осени и пережили там зиму. Потом очистили его от ненужного хлама, обновили, так сказать, интерьер и стали жить, как в прошлом году, занимаясь своими птичьими делами. И опять по утрам мы наслаждались их пением. Затем в положенное время снова высиживали и выкармливали птенцов, ставили их на крыло. Обычные, как извечно заведено в природе, родительские хлопоты, труд и ещё раз постоянный труд и заботы.
И на третий год с приходом весны повторилось всё так же. И хоть от солнца, ветра и дождей домик потемнел, он, как мне казалось, был ещё достаточно прочным и надёжным.
Отпел скворец-папа свою брачную песню, скворчиха-мама высиживала птенцов, а он, наверно, доставлял ей пищу или временами подменял её в гнезде, поддерживая нужное тепло.
Но вот однажды моё внимание привлёк настоящий птичий гвалт за окном. Я подо-шёл к окну и увидел на ветках тополя несколько пар скворцов и не меньше десятка воробьёв. Все птицы, особенно воробьи, невероятно шумели и суетились. Это не было похоже на обычную воробьиную свалку или драку между птицами. Все птицы были явно заодно, их беспокоило что-то общее, их встревожила какая-то общая опасность. Они перелетали с ветки на ветку, взъерошено встряхивали крыльями и вертели головами, бросались куда-то вниз почти к основанию дерева, и при этом все одновременно издавали похожие на возмущение крики.
И тут я заметил, что с земли по тополю взбирается, обвивая его ствол, серая змея. Она-то и была виновницей птичьего переполоха, так как вторгалась в область их обитания.
Тем временем змея неуклонно продвигалась вверх, ни на секунду не останавливаясь и, похоже, не обращая ни малейшего внимания на встревоженных и возмущённых птиц. А те не только шумели, но некоторые подлетали к ней и даже пытались клевать её. Влезала наземная хищница довольно быстро, и хотя скворечник находился почти на уровне третьего этажа, очень скоро оказалась возле него. Несмотря на явную панику среди пернатых я всё ещё не мог поверить, что беда угрожает обитателям скворечника. Но, наблюдая за змеёй, понял, что она нисколько не сомневается в правильности своего маршрута, знает, куда и ради чего взбирается на дерево.
Не задержавшись ни у одного из сучков, ни у одной из больших и малых веток, змея уверенно добралась до скворечника, скользнула по его крыше, и её голова оказалась у круглого входа в птичий домик. Это была кульминация. Все птицы прямо разрывались от крика. Они поодиночке и группами атаковали ужасную посетительницу их владений, но её ничто не могло остановить. Змея была у намеченной ею ещё, очевидно, на земле цели. Я злился на себя за то, что не сразу оценил всю опасность для птенцов происходившего на дереве, и досадовал на своё бессилие теперь уже помочь птицам, потому что всё свершалось так быстро, а главное, было совершенно невероятным и неожиданным. Времени пробежать до выхода из здания и до дерева, чтобы попытаться сбросить змею, уже всё равно бы не хватило. Высиженные или ещё не высиженные птенцы были обречены.
Как выяснилось потом, на птичий гам обратили внимание ещё несколько человек и в других комнатах, но и они не сразу поняли, в чём дело, а когда сообразили, было уже поздно, и никто не смог помочь птицам.
Тем временем змея вползала внутрь скворечника. Её отважно продолжали атаковать птицы, только их удары хоть и беспокоили злодейку, но не причиняли ей заметного вреда, или потому, что птицы клевали её, удерживаясь на лету, или, скорее всего, потому, что змеиная кожа была достаточно прочной. Наконец хищница вся скрылась в скворечнике. Суетиться птицы стали несколько меньше, но их голоса ничуть не утихли. Велико было их стремление покарать врага, и даже ужас происходившего в скворечнике не парализовал их боевой дух. Было видно, что и скворцы, и воробьи понимали, какой кровавый банкет идёт в птичьем домике.
Спустя какое-то время в отверстии домика показалась голова змеи. Птицы, прежде всего скворцы, снова бросились в атаку. Но теперь змея уже была настроена более агрессивно по отношению к крылатым бойцам. Она резко выбрасывала свою голову с открытой пастью в сторону нападавшей птицы, и это было для той небезопасно.
Постепенно серая злодейка выползала из скворечника. Вот она дотянулась перед-ней частью своего длинного тела до ближайшей ветки, обвила её, а когда хвост её вы-шел из домика, вдруг резко сбросила его вниз. Там она обвила хвостом ветку покрепче, затем освободила головную часть и тут же сбросила её вниз. Змея на мгновение повисла на хвосте, чтобы обвить передней частью следующую ветку. И опять её хвост упал вниз, и снова повторилась та же операция. Так в четыре-пять приёмов змея оказалась у земли, а затем сбросилась в траву. Весь этот спуск хищницы занял не более полуминуты. Это было поразительно! Складывалось впечатление, что она проделывала такие трюки неоднократно и делала всё, как опытный агрессор. Птицы отчаянно пытались ухватить её за хвост, когда голова оказывалась обвитой вокруг очередной ветки, но змея просто не оставила им времени даже для малейшей расправы.
Оказавшись на земле, разбойница быстро поползла в сторону кустов. Теперь её можно было рассмотреть лучше. Это была большая степная гадюка. В длину она была около метра и толщиной сантиметра два-три. Птицы ещё некоторое время шумели, со-бравшись в группы, − воробьи отдельно, скворцы отдельно, − как будто обсуждали то, что случилось. Удивляла не только их солидарность с бедой ближнего, не только их самоотверженная взаимопомощь, но также сходство их поведения с поведением людей в подобных трагических ситуациях. Но постепенно птицы стали разлетаться, гам на деревьях утих.
А скворечник после драмы совсем опустел. Оказалось, что взрослые скворцы-хозяева домика в последующие дни не стали к нему даже приближаться. Где они теперь жили и чем занимались, было неизвестно. Так, пустым и брошенным, домик и провисел до конца лета. Поздней осенью его изучали, видимо, собираясь поселиться в нём на зиму, несколько воробьёв, но почему-то жить в нём не стали. А следующей весной, когда снова возвратились птицы, домик осматривали несколько пар скворцов, но селиться в нём никто тоже не решился.
Это огорчило меня больше всего. Но одновременно и озадачило. Неужели серая гадюка оставила после себя какие-то ужасные следы, возможно, запахи или другие признаки своего разбоя? А что если птицы как-то передают друг другу информацию о том трагическом событии? Но как?
Осталось загадкой и то, как серая степная гадюка, сугубо степное пресмыкающееся, могла с земли заметить так высоко висящий скворечник? И откуда она знала, что в нём можно найти пищу? Да и всё её поведение в тот роковой для скворцов день было пронизано поразительной разумностью, рациональной целесообразностью. Видимо, не случайно с древних времён змея считалась символом мудрости.
ПОСЛЕ СМЕРЧА
Был конец августа. Дня три назад ночью прошёл сильный дождь с грозой, и после изнуряющей жары астраханского лета, когда днём температура даже в тени поднималась за тридцать пять градусов, а ночи не приносили желанной свежести, наконец-то наступи-ли в меру тёплые дни с прохладными ночами.
Заканчивалась рабочая неделя, и мой сослуживец Александр Викторович пригласил меня на рыбалку. Решено было отправиться в пятницу сразу после работы, чтобы ус-петь до темноты добраться до места, разбить лагерь, а может быть, ещё и закидушки и перемёты поставить на ночь. С нами захотел поехать сын Александра Викторовича Олег, школьник лет двенадцати-тринадцати. Отправились на его "Обёшке" -- моторной лодке "Обь", небольшой, но достаточно вместительной, а главное, быстроходной.
Кто ходил под мотором или на байдарке в Волго-Ахтубинской пойме, знает, сколь-ко удовольствия получаешь от самого плавания по этим переплетающимся, переходящим одна в другую речушкам с живописными берегами, неожиданными поворотами, золотистыми песчаными косами, обрывистыми, подмываемыми течением ярами, где громоздятся упавшие в воду деревья, выставив до горы мрачные сплетения корней. Неповторимая прелесть ощущается уже в самих названиях этих речушек - младших сестёр, а скорее, дочерей и внучек великой Волги: Старая Ахтуба, Медвежка, Корчеватая Ахтуба, Подстёпка, Роговка, Лаптевка, Чепуруха, Воложка, Мурня, Калмынка, Герасимовка, Матвеевка, Барбузан и ещё множество других, названия которых знают точно только местные жители.
Мы шли по Корчеватой Ахтубе. Примерно через полчаса на левом берегу стали видны следы прошедшего той грозовой ночью смерча. То одиночно, то группой были заметны деревья со сломанными вершинами, словно какой-то разъяренный великан прошагал по рощам, круша и ломая всё на своем пути. Особенно пострадали самые высокие в той местности деревья - тополя. Стволы большинства из этих деревьев диаметром в тридцать-сорок сантиметров были сломаны, точно спички, на высоте шести-восьми метров, а вершины некоторых отброшены в сторону, и над прибрежным тальником торчали в небо высокие пни-культи с расщеплёнными, неправдоподобно белыми острыми краями.
В наши планы входило по пути накопать червей. Сухое, жаркое лето, глинистая и песчаная почва превращают поиск червей в тех местах в серьёзную проблему. Мы собирались поискать их в одной из низинок за тальником, которая весной заливалась полой водой, а потом в высокой траве ещё долго сохранялась влага, да и прошедший дождь, должно быть, дополнительно увлажнил грунт.
Причалили к узкой полоске песка, отделявшей от воды сплошную стену тальника, сквозь который пришлось пробираться не без труда. За кустами мы сразу же наткнулись на сломанную вершину большого тополя. Пришлось её обходить. В стороне лежала ещё одна, среди пышных зелёных ветвей которой что-то белело.
Подойдя ближе, мы смогли рассмотреть под нагромождением веток большую белую птицу, которая лежала на земле, распластав крылья и неестественно откинув голову с длинным, раскрытым, будто в последнем крике, клювом. Птица внешне была похожа на распространенных в Астраханской области серых цапель, которых часто можно видеть на озёрах и речках в займище. Они порой стоят в воде у самого берега и не спешат взлетать, когда лодка проходит почти совсем рядом. Белая же цапля нам там не встречалась, да и туловище белой цапли несколько крупнее, а ноги короче. Обнаруженная нами погибшая птица была средних размеров. У неё были очень длинные красноватые ноги с похожими на большие механические шарниры коленными суставами. Скорее всего, это был белый журавль.
Нетрудно было представить себе, как разыгрывалась ночная трагедия. Темень ночи разрывалась вспышками молний. Вверху бушевал сильный ветер. Волнами, в такт с раскачивавшимися кронами деревьев, усиливался шум листвы, раздавался скрип и треск ломавшихся веток. И всё это периодически заглушали раскаты грома. А с неба - непрекращающийся дождь, временами переходящий в ливень. Внизу под деревьями, за зарослями тальника, среди высокой травы с вечера было спокойно, и птицы, видимо, как обычно, устроились на ночлег, а к началу грозы, возможно, даже спали, спрятав голову под крыло.
С приближением грозы ветер усилился, а потом ко всем прежним шумам добавился странный пугающий гул, который постепенно нарастал. Всё вокруг завертелось и закружилось. Могучий вихрь поднимал в воздух сухую траву, листья, целые ветки, обломившиеся раньше и оторванные уже самим смерчем. Темнота вокруг стала густой, и даже вспышки молний не проникали в неё. Ветер подхватывал стоявших на своих длинных ногах птиц, бросал их в стороны, выкручивал крылья, если кто-то из них пытался удержать равновесие. Бедные птицы инстинктивно пробовали присесть, прижаться к земле. Некоторым это удавалось, а других ветер опрокидывал и тащил по земле вместе с сучьями и листьями.
А потом начали ломаться ещё и отдельные крупные ветки и даже стволы некоторых деревьев, и их оторванные вершины с ужасным треском и шумом падали вниз прямо на ошалело метавшихся в страхе птиц. Наверно, одна из таких больших отломанных вер-шин обрушилась и на обнаруженную нами несчастную птицу.
Под лежащей неподалеку ещё одной сломанной верхушкой дерева в густом сплетении веток виднелась ещё одна белая птица. Олег пошёл туда и внезапно воскликнул:
− Папа, она живая!
Мы устремились туда и, действительно, увидели, что птица вертит головой. При-жатая ветками, с подогнутыми под себя ногами, не в состоянии не только встать, но даже сдвинуться с места, она находилась в настоящей ловушке, выбраться из которой самостоятельно она была не в силах, и потому была обречена на гибель.
Когда Олег попытался раздвинуть ветки и помочь ей освободиться из западни, птица вдруг клюнула его в руку. Она инстинктивно пробовала защищаться, всё ещё не понимая, что помощь в её положении может прийти только от людей. Все же Олегу уда-лось сначала схватить птицу за шею, а потом другой рукой зажать ей клюв. Я помог раз-двинуть ветки и вытащить из-под них птицу. Олег, держа одной рукой журавля под мышкой, а другой по-прежнему зажимая клюв, выбрался с ней на свободное место.
Но, как потом оказалось, операция по спасению птицы только начиналась. Пока мы с его отцом искали червей, мальчик, ласково называя её Журкой, пробовал опустить птицу на землю, чтобы она встала, но та не могла выпрямить ноги и лежала на земле, только вертя головой. Её ноги или были повреждены, или вследствие длительного на-хождения птицы под ветками в неестественном положении без движения они ей больше не повиновались.
Пришлось Журку взять с собой. В лодке, чтобы он не вырывался, Олег спеленал его в свою курточку, а затем мы, раскрыв ему клюв, принудительно напоили его водой.
На месте мы все были заняты оборудованием лагеря, различными рыбацкими за-ботами, сбором дров для костра, а наш спасённый журавль так и лежал в курточке Олега. Просто нам было пока не до него. За ужином у костра мы снова вспомнили о нём. Попытались его покормить, кладя в клюв ему шарики из хлеба и вливая немного воды. Он уже не был, как вначале, агрессивным, словно понял, что мы ему не враги. Олег снова пробовал поставить его на ноги, помочь ему стоять самостоятельно, но ничего из этого не получилось. На ночь журавля не стали ни во что заворачивать, просто оставили лежать, чем-то слегка прикрыв.
С рассветом мы с Александром Викторовичем занялись проверкой закидушек, другими рыбацкими делами, а мальчику было позволено чуть подольше поспать. Потом раздували костёр, чтобы вскипятить чай, готовились к завтраку. Солнце уже поднималось над деревьями на противоположном берегу, когда Олег, потягиваясь, вылез из палатки. Стал приседать, подпрыгивать, разминаясь. Тут и вспомнили о Журке.
− Сынок, а может, и Журке сделать зарядку? Глядишь, и расходится, − предложил Александр Викторович сыну.
− А что? Сейчас умоюсь и попробую, − ответил Олег.
Сначала, как и накануне вечером, немного покормили птицу, а потом Олег опять стал поднимать журавля, поддерживая его обеими руками. Так он проделал несколько раз, но Журка неизменно опускался на песок. Наконец, при очередном подъёме он на мгновение остался на ногах, покачнулся и всё-таки упал. Но это уже вселило надежду.
− Папа, он будет стоять! - уверенно заявил Олег.
Тут уж подключились и мы, взрослые. Посоветовали дать журавлю отдохнуть. Ещё раз напоили его водичкой, а потом решили повторить упражнения. Нам казалось, что с каждым разом Журка держался на ногах чуть дольше предыдущего. И вот после четвёртого или пятого подъёма он опять покачнулся, но всё же устоял и остался неподвижно сто-ять, словно и сам не верил, что это ему удалось.
− Ура-а-а! - закричал Олег.
Его восторгу не было предела. Он запрыгал рядом с ещё неуверенным в себе журавлём. Мы тоже улыбались, так рады были за Олега, за наш общий успех и больше, конечно, за восстановившего свои силы журавля. А он теперь больше не падал, стоял всё увереннее, поворачивая из стороны в сторону свою красноклювую голову. Через некоторое время Журка сделал первый, как нам казалось, робкий шаг, затем ещё и ещё и стал вышагивать по прибрежному песку - белый длинноногий красавец.
Мы, пожалуй, ему теперь уже были не нужны. Даже Олега, своего спасителя, он больше не хотел к себе подпускать, хотя и не убегал от него, но чуть поспешнее шёл вперёд. Мы договорились его не беспокоить, пусть ведёт себя, так сказать, в соответствии со своим самочувствием. Решили посмотреть, что он будет делать дальше. Впереди у нас был ещё целый день и ещё одна ночь на природе.
Днём мы были заняты кто чем. Конечно, на обед сварили уху и даже двойную. Сначала варится небольшая частиковая рыба с местным названием тарашка, сапа, а также, если удалось поймать, окуни и мелкие судачки. После чего юшка сливается и в неё уже кладут крупные куски судака. Помимо картошки и лука добавляют разные специи и зелень и варят вместе с несколькими помидорами. Помидоры придают наваристой сладко-ватой ухе немного кисловатый вкус и какой-то дополнительный аромат.
Журка не отходил далеко от нашего лагеря, но и к себе близко не хотел подпускать. Он то неподвижно стоял, изредка поворачивая голову, то вышагивал, высоко поднимая ноги и в такт шагам двигая головой вперёд-назад. Видно было, что его естественные движения полностью восстановились. Мы только не понимали, как он всё это время питался и ел ли он вообще. Хотелось угостить выздоравливающую птицу нашей превосходной ухой, да вряд ли, эта пища ей бы подошла. К вечеру журавль поднялся по пологому берегу к кустам и деревьям, и мы перестали за ним наблюдать. На ночь снова ставили снасти, потом жгли костёр, беседовали под потрескивание дров, а когда костёр стал догорать, спрятались от комаров в палатке.
С утра снова за рыбацкими заботами нам некогда было интересоваться спасённым нами журавлём. Олег, правда, ходил на него посмотреть, сказал, что Журка на ногах и убегает, когда к нему приближаешься.
Мы проверили закидушки, переметы и "колы", дали лад пойманной рыбе. Александр Викторович возился с мотором, а я немного побросал спиннинг, надеясь в застругах привлечь блесной окуня, а может, даже судачка или жерешка. Так время прошло до обеда, а там надо было уже собираться домой. Смотали снасти, свернули лагерь и погрузились на лодку. И тут увидели Журку. Он вышел на косу, как будто хотел попрощаться с нами и проводить нас. Стоял уверенно, шея была чуть изогнута, белые чистые перья, казалось, светились.
Прощай, красивая гордая птица! Мы рады, что ты оправился от травмы. Жаль только, что ты потерял пару, но мы надеемся, ты недолго будешь одиноким. Мы желаем тебе поскорее забыть о той ужасной ночной буре. И хотелось бы верить, что ты будешь помнить о людях, которые тебя спасли.
РОЖДЕНИЕ СКАЗОЧНОЙ ИСТОРИИ
Моя внучка Танюша, как и все дети, очень любила слушать сказки и всякие занимательные истории. Она постоянно просила меня что-нибудь рассказать. И скоро пришло время, когда те сказки, что я слышал в детстве, были пересказаны по несколько раз, и я всё чаще стал попадать в затруднительное положение. Тогда я стал рассказывать случаи из жизни, связанные с разными животными, свидетелем которых я был когда-то и которые остались в памяти из-за своей необычности, а то и загадочности.
А однажды на прогулке, когда внучка снова попросила рассказать ей сказку, я неожиданно даже для себя предложил:
− Давай мы с тобой сами придумаем новую сказку, а то старые мне уже стало не интересно рассказывать.
− А разве можно самим придумать сказку? - удивилась Танюша.
Отступать мне теперь было уже некуда, и я ответил:
− Конечно, ведь кто-то же придумал все сказки. Вот и мы с тобой сейчас посмотрим вокруг, вдруг увидим что-нибудь необычное, чудесное, по-настоящему сказочное!
Дышал теплом майский день, ярко светило солнышко. По удивительно голубому небу плыли снежно-белые облака. А рядом с нами на деревьях распускались первые лис-точки, в садах уже цвели вишни, зацветали яблони и груши.
− Дедуля, смотри, какая красивая вишенка! Она в белом платье, словно принцесса на свадьбе!
− Очень похоже, − захотелось мне поддержать внучку. − А почему, интересно, все деревья в садах раз в году весной надевают белые наряды? И почему именно белые, а не какие-то другие? Где они их берут? Похоже, как будто некоторые из тех вон в небе белых тучек спустились на деревья.
− А может, они когда-то раньше договорились здесь в это время встретиться?!
В глазах Танюши я увидел радостное удивление от соприкосновения с чем-то необычным и надежду узнать какую-то тайну.
Эту надежду нельзя было обмануть, и я попробовал тут же, на прогулке, придумать сказочную историю. Собственно, придумывали мы вместе с внучкой. Она то и дело подсказывала мне самые разные мысли, очень этим увлеклась, нам обоим было интересно творить.
Позднее я записал то, что у нас получилось в тот самый первый раз. Возможно, это будет интересно и другим детям.
ПОЧЕМУ ВЕСНОЙ САД В БЕЛОМ НАРЯДЕ
Когда-то очень давно, когда на земле ещё не было так много различных растений, животных, птиц и зверей, а на небе днём не было так много облаков и ночью так много звёзд, в далекой степной местности чудесным образом вырос самый первый сад. В тени деревьев этого самого первого сада, как по волшебству, сразу же забили первые роднички, зажурчали первые ручейки, появилась травка и зацвели первые цветочки. В траве тут же появились первые букашки, на цветах запорхали первые бабочки. Среди кустов забегали первые зверушки, а на ветвях деревьев запели первые птички. И поскольку этот удивительный сад был, действительно, самым первым в мире садом, то лучшего места на земле просто не было.
Вокруг сада простиралась бескрайняя пустынная земля. Над ним раскидывалось ещё более бескрайнее небо, прямо посередине которого ярко светило большое солнце. По утрам солнце было ласковым и добрым, а днём оно становилось невероятно жгучим и немилосердно палило всё на земле. Всё живое в саду тогда пряталось в тень деревьев. Спрятать же свои ветки и листья саду было некуда, и они очень страдали от знойных лучей безжалостного светила. Все просьбы сада к солнцу не быть таким невыносимо горячим оставались без внимания, потому что солнце выполняло свою работу по раз и навсегда заведённому порядку, изменить который никто был не в силах.
И только когда наступала ночь, сад мог отдохнуть от зноя. Ночью было прохладно, а на небе поблескивали лишь далёкие звёзды. Сад пробовал рассказать о своих дневных страданиях звезде, которая появлялась первой, но она, как и другие, была так далеко, что не могла его услышать.
Но вот однажды днём, когда, как обычно, нещадно палило солнце, вдруг на сад надвинулась тень. Кто-то заслонил его от жгучих лучей. Это была самая первая тучка, которая только недавно родилась где-то над морями и скиталась по бесконечному небу, гонимая ветром. Для сада это было так неожиданно и так приятно, что он встрепенулся, расправил ветви и приветливо зашелестел листьями, обращаясь к тучке:
− Спасибо тебе за прохладу! Я никогда тебя раньше не видел и не знаю, кто ты, но так поступать может только очень добрый и заботливый друг. Я хотел бы с тобой ближе познакомиться и подружиться, чтобы сделать тебе тоже что-нибудь приятное. Скажи, как я могу отблагодарить тебя за эту спасительную тень?
− Я тучка-летучка. Родилась я из морской воды, путешествую по небу уже много дней, но только сейчас впервые увидела внизу на земле такое зелёное чудо. Если тебе нравится моя тень, я могу оставаться над тобой до вечера. А ты потом позволишь мне немного отдохнуть на твоих ветвях? Потому что утром мне надо будет снова отправляться в путь, ведь моя работа - разносить по свету влагу.
− Согласен. Буду рад тебе услужить, − прошелестел в ответ листьями сад. - Жду тебя после захода солнца. Я приготовлю тебе для отдыха самые лучшие веточки.
К вечеру сад протянул кверху самые тонкие, самые гибкие веточки, чтобы тучке было мягко на них отдыхать, и когда солнце скрылось за горизонтом, принял тучку на эти веточки, словно на нежные руки. А тучка в свою очередь укутала цветы и траву, кусты и деревья сада прохладным белым туманом.
С неба смотрели далёкие звёзды, и им казалось, что, зелёный днем, сад вдруг надел белый наряд. А на земле в том месте, где были сад и тучка, всю ночь слышался шелест листьев. Это о чём-то шептались сад с тучкой. Может быть, он говорил, что никогда ещё ему не было так хорошо. Возможно, тучка рассказывала саду о том, что видела, путешествуя по свету, жаловалась ему, как ей было одиноко в безразличном ко всему небе, говорила, как она мечтала найти друга. Ведь до этого ни она сама, ни её тень никому не были нужны, да и отдохнуть ей уже давно очень хотелось. И уже одно то, что каждый из них мог, наконец, рассказать другому о самом наболевшем и знал, что его выслушают и поймут, делало их близкими и нужными друг другу. А именно с этого и начинается настоящая дружба.
Ночь прошла незаметно. Когда повеял утренний ветерок, тучка снова отправилась в странствие по небу. Но теперь она знала, что в огромном мире она не одинока, что её в той степи ждёт чудо-сад. И сад радовался тому, что у него появилась подруга, и стал ждать нового свидания с тучкой. Даже приближавшаяся пора полуденного зноя уже не так страшила его.
Проходило время, и когда тучка опять оказывалась в тех краях, где зеленел красавец-сад, она непременно дарила ему прохладу, заслоняя его от обжигающих лучей солнца. На ночь он обязательно подставлял ей свои мягкие ветви, чтобы она могла отдохнуть. И снова о чём-то всю ночь шелестели листья деревьев и кустов сада.
Так продолжалось бы из века в век, всегда. Но в один из весенних дней в природе что-то произошло. Подули сильные сухие ветры. Они несли облака пыли, перемещали целые песчаные холмы. Ветры часто меняли направление, закручивались в смерчи. Они иссушали траву и цветы, секли песком крылья бабочек, ломали перья птиц, уродовали кроны деревьев. А с неба по-прежнему палило солнце.
Когда же ветры, наконец, угомонились, сад выглядел растерзанным и опустошённым. Песком занесло родники, пылью запорошило увядшие цветы. Обессиленные деревья и кусты уронили книзу изломанные ветки с пожухлыми листьями. Не было слышно голосов птиц, стрекота и жужжания насекомых.
Через некоторое время над садом появилась тучка. На том месте, где раньше находился её зеленый друг, где буйствовала жизнь, она увидела жалкую картину наполовину уничтоженного сада.
− Что случилось с тобой, мой бедный друг? - в отчаянии, наполняясь слезами, спросила тучка.
− Мне очень плохо. Случилась беда, я пережил большое лихо. Наверно, недалёк уже мой конец, последние силы оставляют меня. Прости, но в этот раз я даже не смогу принять тебя на отдых, − едва слышно прошелестел израненными листьями сад.
− Я не дам тебе погибнуть! - воскликнула тучка, не сдерживая больше слез, которые полились сами собой из-за жалости к пострадавшему другу. Эти слезы в виде обильного дождя пролились на сад в самую трудную для него пору.
Дождик умыл каждую травинку, каждый листик, напоил корни деревьев и других растений, наполнил водой родники. Отдавая другу свою влагу, тучка стала уменьшаться. На ночь, как и прежде, маленькая тучка опустилась вниз, но не отдыхать, а чтобы сделать ещё что-нибудь для спасения друга. Она укутала сад тёплым туманом, и израсходовала на это всю остававшуюся в ней влагу.
Далёкие звезды были крайне удивлены, когда к концу ночи, лишь только заалел край неба, белое убранство сада стало исчезать, а тучка не поднялась в небо. Оказалось, что сад впитал всю влагу, какая была в тучке, и поэтому тучка просто перестала существовать.
Зато сад за ту ночь почти полностью возродился. Благодаря целительной влаге, которую так беззаветно отдала ему тучка, сад напитал соком свои ветки и листья, стебли трав и цветов. К восходу солнца сад снова был полон сил и красоты. На его листьях сверкали капельки-бусинки, а на траве и цветах искрились росинки. Снова порхали бабочки и пели птицы.
Воспрянув таким образом от беды, сад понял, что остался здравствовать только благодаря тучке, которая ради спасения друга истратила всю себя без остатка. И теперь из-за потери подруги в его душе поселилось горе. Но если не думать ни о чём другом, кроме горя, недолго и самому себя извести. А кто тогда расскажет, какой верной и пре-данной подругой оказалась тучка? Как узнают в будущем о её самоотверженном поступке?
И стал сад думать, как навсегда сохранить память о друге, о благородном поступке тучки, о тех прекрасных ночах, когда тучка опускалась к нему с неба и отдыхала на его ветвях. И решил тогда сад украсить каждую свою веточку белыми цветочками, да так, чтобы и листьев не было видно, а звёзды ночью снова увидели бы его в белом наряде. Пусть из небесной дали им, как прежде, видится, будто тучка снова живёт и снова после своего путешествия по небу опустилась на ветки сада отдохнуть.
А потом на месте тех цветочков на ветках появились плоды. Их зёрнышки ветер и птицы разнесли по земле. А с ними разнесли и славу о самоотверженности тучки. Из тех зёрнышек прорастали побеги новых деревьев, и позже появлялись новые сады. Они тоже в память о тучке-спасительнице украшали себя белыми цветочками.
Со временем из морей и океанов рождались и путешествовали в небе новые тучки. Многие из них не очень уже и помнят свою самую старшую сестру, первую тучку. А вот все сады нерушимо хранят память о верной подруге самого первого сада и каждый год весной надевают белые цветочные наряды, чтобы со стороны казалось, словно тучки с неба опять опускаются отдыхать на их ветви.
Посмотрите в лунную майскую ночь: на каждом дереве сада отдыхает белоснежная тучка.
ВОРОНЫ
С внучкой Танюшей мы любили регулярно ходить на прогулки. А поскольку гуля-ли мы чаще всего не возле дома, а ходили в парк или спускались вниз к речке, то такие прогулки стали называть "путешествиями".
На одной из прогулок, когда мы уже "пропутешествовали" почти полтора часа, решено было отдохнуть. Мы сели на поваленное дерево на берегу речки и достали бутерброды. В это время на дереве по соседству прозвучало громкое "Кар-р-р!". На ветку села большая серая ворона. На её крик откуда-то появилась вторая ворона, которая опустилась на землю недалеко от нас.
Я пояснил Танюше, что первая ворона увидела, как мы подкрепляемся, и позвала другую, возможно, из своей семьи. Она, видимо, знала, что тут можно будет чем-нибудь поживиться, потому что после людей там, где они едят, всегда остаётся что-то съедобное и для этих птиц: то ли шкурка от колбасы, то ли корочка хлеба, или ещё что-нибудь. Теперь обе вороны уже никуда не улетят, пока не обследуют, когда мы уйдём отсюда, место, где мы перекусывали.
Зимой там, где рыбачат любители подлёдного лова, вороны часами могут ждать, когда отойдёт или отвлечётся рыбак, чтобы подобрать то, что можно съесть, а чаще, чтобы просто стащить рыбку из улова или что-то ещё.
В газете как-то рассказывалось, что ворона дождалась, когда рыбак оставил в лунке без присмотра удочку, подошла к лунке и, наверно, заметив, что поплавок зашевелился, взяла в клюв леску и зашагала по льду, пока не вытянула из лунки всю леску с рыбкой, которая подсеклась.
Значит, наблюдая за рыбаками, вороны не просто выжидают, когда те уйдут с одного места на другое, чтобы изучить то, что после них остаётся, а анализируют поведение людей и делают для себя определённые практические выводы, приобретают опыт.
У внучки от удивления округлились глазки.
− Дедуля, неужели вороны такие умные? − заинтересовано спросила она.
− Да, наверно, что-то, похожее на ум, у этих птиц есть. Только ум этот своеобразный. Он, так сказать, корыстный, направленный на добывание пищи. Они хитрые и злые. Знаешь, сколько они разоряют птичьих гнёзд, поедают яйца мелких птиц, убивают птенцов? Временами охотникам приходится специально отстреливать ворон, иначе, чрезмерно расплодившись, они могут наносить значительный ущерб домашней птице, посевам и огородам. Иногда группами они нападают даже на крупных птиц. Однажды я был свидетелем, как две вороны в воздухе дрались из-за чего-то с ястребом, и тот и конце концов вынужден был спасаться бегством. И конечно, в сообразительности им не откажешь. Они наделены способностями имитировать различные звуки и голоса, даже голос человека. Наверно, других таких коварно-разумных птиц не существует.
− Интересно, а почему они такие? Может быть, они не всегда были такими или раньше просто не были птицами? − высказала предположение внучка.
− А не попробовать ли нам с тобой придумать ещё одну сказочную историю, на-пример, о превращении каких-то злых существ в этих птиц. Давай пофантазируем.
И мы с Танюшей и в тот раз во время прогулки занялись своеобразным творчеством. И вот что из этого получилось.
ТАЙНА СЕРЫХ ВОРОН
Никто не знает, когда это было, и не известно, в каком краю. Да жили-были в том краю люди. Обычное племя трудолюбивых людей. Чтобы иметь пищу, сначала они в лесах собирали орехи, ягоды и грибы, ловили в реках и озёрах рыбу. А позднее научились обрабатывать землю и начали выращивать хлеб и овощи, приручили и стали разводить животных и домашних птиц. И хотя тогда ещё не было могучих тракторов и умеющих многое делать комбайнов, а также других полезных машин, благодаря своему трудолюбию, упорству и накопленному опыту эти люди получали хорошие урожаи. Поэтому на их столе всегда было вдоволь пищи. Со временем они научились также выделывать кожи, прясть шерсть, ткать изо льна и конопли. И поэтому имели и одежду, и обувь, не знали ни в чём нужды.
В том племени больше всего ценили тех, кто любил трудиться и умел что-то делать хорошо. А поскольку те люди всё создавали сами, то они никогда никому не завидовали. Люди того племени много и плодотворно работали, обеспечивали себя всем необходимым, а в свободное время умели весело отдыхать, и потому были счастливы.
Конечно, случались и у них неприятности: то град повредит посевы, то гроза вызовет пожар, то какой-то зверь зарежет корову или унесёт овцу, а то и болезнь подкосит кого-нибудь из них. Да разве такие беды пугают тех, у кого руки привыкли к труду, мысли направлены на добрые дела, с кем и в дни трудовых будней, и в дни праздников и отдыха, и в случае трудностей и горя − всегда рядом есть внимательные, чуткие, доброжелательные соплеменники, которые никогда не оставят того, кто рядом, с бедой наедине? Вместе они научились бороться со стихией, коллективно восстанавливали повреждённое, сообща помогали больным и пострадавшим.
Но вот однажды к ним пришла иная беда, с какой они до этого ещё не встречались, и поэтому не знали, как с ней справиться.
Чёрной тучей из далёких степей надвинулось племя неизвестных злых и жестоких существ. В руках они держали не орудия труда, а мечи и луки со стрелами. Они убивали всех, кого встречали на своём пути − мужчин и женщин, даже детей и стариков. Они угоняли в неволю юношей и девушек, забирали хлеб и скот, сжигали жилища. Тысячами ног вытаптывали посевы, уничтожали всё, что росло на полях. Дымы от пожарищ затмили солнце. В реках и озёрах вода почернела от копоти. Ветер всюду разносил пепел. Там, где проходили полчища этих злодеев, оставалась опустошённая земля.
Никто не мог точно сказать, откуда пришло то ужасное племя, да и злодеи сами не могли бы об этом рассказать, потому что не было у них родины. Носились они по белому свету, нигде надолго не задерживаясь, так как не знали полезного труда, не умели ничего создавать, кроме оружия, не способны были ничего построить. Все их мысли были направлены лишь на то, чтобы кого-то ограбить, забрать чужое добро да разрушить всё во-круг, уничтожить всё подряд.
Долго ещё после их нападения не могли оправиться люди, а когда всё-таки жизнь налаживалась, те полчища грабителей появлялись опять и снова чинили разбой. В этой регулярности грабежей и была самая страшная особенность той беды.
И вынуждены были тогда собраться самые мудрые из людей-тружеников, и стали они обсуждать, как избавиться от этой напасти. Можно было бы покинуть родные места и переселиться в другие края. Но ведь то дикое племя кочевало почти по всему миру и мог-ло прийти и туда. Можно было бы создать свою армию, начать изготавливать оружие, строить надежные укрепления. Но тогда огромные силы и труд будут растрачены на не-нужные в повседневной жизни вещи. Много самых молодых и самых здоровых мужчин будут вообще отстранены от полезного труда, а другие люди должны будут их ещё и кор-мить да одевать. От этого жизнь не станет лучше, а как долго это может продолжаться, было не известно. Сколько они ни думали, сколько ни гадали, так и не смогли принять удовлетворительного решения.
И вот тогда кто-то вспомнил, что не очень далеко в дремучем лесу, в маленькой хижине живёт старый-престарый колдун. Все уже даже не помнили, сколько ему лет. Ходили слухи, что старик знал повадки зверей, понимал язык птиц. Лось и косуля брали из его рук хлеб, птицы клевали с его ладоней зёрнышки. К его хижине могли вместе прийти заяц и волк, лисица никогда не трогала домашнюю птицу в его дворе. Знал старик тайны лесных растений, кустарников и деревьев, умел целебными настоями лечить и людей, и животных. Вот и решили обратиться за советом и помощью к тому мудрецу-лесовику. До-говорились послать к нему самых уважаемых и авторитетных людей из своего племени.
Шли посланцы день и ночь и ещё один день и лишь к вечеру второго дня разыскали в лесу домик старца. Рассказали ему о своей беде и пояснили, что рассчитывают на его помощь. Выслушал их старик и говорит:
− Непростую поставили вы передо мной задачу. Никогда ещё я ни с чем подобным не имел дела. До сих пор я делал только добро, не причиняя вреда одним ради блага других. А как помочь вам избавиться от зла, не используя в свою очередь средств зла, я пока что не могу ответить. Нужно хорошенько поразмыслить и кое с кем посоветоваться. А сейчас разделите со мною ужин и располагайтесь отдыхать. Ночь темна и полна тайной мудрости. Утро, которое после неё наступит, начнёт новый день, он принесёт обновлённый свет, посмотрим, может быть, и нам яснее станет, как одолеть вашу беду.
Так и поступили. Пища, предложенная стариком, была небогатой и на первый взгляд простой: какие-то лесные фрукты и ягоды, орехи и травы. Пили настой тоже каких-то ароматных растений, а вода была взята из родника неподалёку от избушки лесовика. Спать легли на деревянном настиле, на который хозяин положил несколько охапок необычного сена: в нём не было жестких стеблей и пахло оно чем-то похожим одновременно на мяту, чабрец, лаванду и ещё на много других душистых растений. На такой постели да ещё после тяжелой дороги и необычного ужина посланцы сразу же уснули, и сон у них был крепкий и здоровый.
А старый мудрец спать как будто бы и не думал. Когда в лесу трижды прокричала сова, ровно в полночь пришёл он к могучему многовековому дубу, что рос на большой поляне. Сначала приложил старик к стволу дуба свои ладони, легонько прикоснулся к его коре лбом и замер на несколько мгновений в таком положении. Потом опустился перед тем дубом на колени и, протянув вверх к его величественной кроне руки, заговорил на непонятном языке. В его речи слышались звуки, чем-то похожие на шорох крыльев птиц, журчание лесного ручья, скрип раскачиваемых ветром деревьев, крики потревоженных пернатых. Как только мудрец-колдун закончил свою не то речь, не то молитву, закачались, как бы в ответ, ветки дуба, зашумела его листва, словно внезапно шквал налетел на лес. Но тихо было в окружающем лесу, вообще не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, и все соседние деревья стояли по-прежнему неподвижно.
Поднялся старик с колен, поклонился могучему дубу и возвратился в избушку. Там он полез на чердак и достал несколько каких-то узелков и пучки каких-то засушенных растений. Потом при свете лампадки читал древние рукописи, что-то брал из того, что принёс с чердака, растирал, смешивал и варил, при этом шептал и бормотал какие-то за-клинания, делая магически пассы руками. И только после всего этого старик прилёг подремать.
А когда взошло солнце, хозяин лесной избушки был уже на ногах. Он разбросал и разложил корм для птиц и лесных животных, которые как обычно с утра прилетали и приходили на его подворье, пообщался с ними известным только ему образом, покормил своих домашних животных, приготовил завтрак для гостей и уже потом разбудил их. Пища на завтрак была такой же немудрёной, как и на ужин, только пили дополнительно ещё и молоко лесной косули. Когда же поели и убрали со стола, старик пригласил всех сесть и положил перед посланцами на тряпочке горстку зёрен, которые внешне выглядели, как обыкновенная пшеница.
− Не удивляйтесь, а возьмите эти зернышки. Именно эта пшеница поможет вам избавиться от опустошительных набегов того дикого племени, − промолвил лесной волшебник.
− Посейте её сразу, как вернётесь домой. Она будет расти очень быстро, а затем уже вы сами будете решать, что с ней делать. Для того, кто в праведных трудах будет выращивать эту пшеницу, она не имеет никаких больше особенностей. Для тех же, кто захочет ею завладеть, верша злодейство, она будет карой. Карой, которая постигнет их вследствие их жадности и жестокости. Не мы их накажем, они сами себя покарают.
Взяли посланцы те зёрнышки, и так и эдак рассматривали их, но ничего необычного заметить не смогли, разве что на ощупь они были чуть холодноватые. Думали, что старик им ещё что-то пояснит, но он не промолвил больше ни слова о свойствах удивительных зёрен. Тогда поблагодарили посланцы лесного мудреца, поклонились ему в пояс и отправились в обратный путь.
А возвратившись в свои края, рассказали они соплеменникам о встрече и общении с добрым колдуном и показали привезённые от него зёрна. И люди их племени внимательно изучали их, рассматривали с разных сторон, но тоже ничего необычного в них не усмотрели. Тем более не могли совершенно представить, как такая маленькая горсточка зёрен пшеницы может покарать ненавистных грабителей. И им ничего не оставалось, как только выполнить указания мудрого старика из леса.
Уже на следующее утро пошли люди в поле и на небольшом клочке земли посеяли те зёрнышки. И произошло первое диво. Как только зёрна падали в землю, они сразу же, прямо на глазах, сначала разбухали, а потом выбрасывали, словно выстреливали, два крохотных росточка, которые начинали очень быстро, так, что это было заметно уже через считанные минуты, тянуться вверх. К вечеру того же дня стебельки этой удивительной пшеницы уже пошли в колос, а ещё через день на том клочке земли колыхались под ветром спелые колосья. Да ещё и какие! В каждом колоске было по пять сотен золотистых зёрен необыкновенной пшеницы. Поспешили хлеборобы до темна скосить и обмолотить те первые колоски.
Стало ясно, что подаренные лесным старцем зёрна обладают невиданными свойствами, в них заключена какая-то волшебная сила. Но всё равно пока ещё не было понятно, как эта пшеница поможет в их беде, отвратит будущие нападения жестоких врагов.
Посовещались люди и решили снова посеять полученные в первом урожае семена чудо-пшеницы. И снова пшеница та вела себя так же. Зерна немедленно прорастали, стебли быстро шли в рост, и через два дня снова вызрел урожай. И теперь уже созревших зёрен было в миллион раз больше. А через несколько недель такого зерна уже было достаточно, чтобы засеять всё поле.
Смололи небольшое количество удивительной пшеницы, выпекли несколько караваев, чтобы оценить её пищевые качества. С некоторым недоверием испробовали того хлеба, но ничего необычного и необычайного в нём не обнаружили.
Тогда засеяли выращенными семенами всё поле, и опять через два дня заколыхалось под ветром теперь уже целое золотое море волшебной пшеницы. И вот как раз в это время пришла грозная весть, что приближаются ужасные захватчики. Едва успели обмолотить зерно того невиданного урожая, как задрожала земля от тысяч вражьих ног.
Снова пылали жилища, снова лилась кровь, всюду слышались рыдания и стоны. Погибло много людей, тяжкие страдания выпали на долю тех, кто остался в живых. Уничтожив почти всё и забрав то, что могли увезти и унести с собой, грабители отправились дальше. Увезли они с собой и весь урожай той диво-пшеницы.
Те же из племени тружеников, кто успел укрыться в лесах и сумел спастись, стали недобрыми словами вспоминать лесного старика-колдуна, который обещал, что волшебная пшеница избавит их народ от набегов врагов. Да не знали пока что они, что то нашествие действительно было последним.
После разбоя грабители, как всегда, устроили пиршество. Пили и гуляли они три дня и три ночи. А какой пир может обойтись без обильной еды и без хлеба? Ведь хлеб - это основной продукт на любом столе, присутствует на любом пиру, на всяком гульбище. Его ест каждый, независимо от того, какая ещё пища есть на столе, сколько и каких блюд приготовлено.
Выпекать же хлеб злодеи были вынуждены из того зерна, которое награбили, то есть из той необыкновенной пшеницы, которую вырастили хлеборобы из зёрен, что дал им лесной мудрец. Того хлеба во время пиршества отведал буквально каждый злодей, употребили его все грабители. И когда после пиршества на четвертый день они собрались кочевать в другие края, с ними стало происходить невероятное.
Каждый злодей сначала уменьшился почти в десять раз и уже из-за этого не мог держать в руках тяжёлое оружие. А потом его тело покрывалось перьями, руки превращались в чёрные крылья, а вместо ног появлялись лапы с растопыренными пальцами. На месте носа и рта образовывался чёрный клюв.
Теперь уже окончательно их оружие падало на землю, ведь крыльями невозможно стало удерживать меч или лук со стрелами, нельзя было ими ничего схватить. Утратили они также возможность вытаптывать посевы, ведь небольшими птичьими лапами много полям не навредишь.
Вот так племя воинственных кочевников-грабителей превратилось в стаю непривлекательных птиц, которые могли только издавать громкие скрипучие крики и то и дело бросались в драку друг с другом.
Так появились эти странные птицы с черными, как обгорелые головешки, крылья-ми и серыми, как пепел пожарищ, телами - серые вороны. Даже их название напоминает об их недостойном прошлом: ворона - ворон - ворог - враг. А от того племени грабите-лей им достался недобрый ум, жадность, жестокость и коварство.
Зато уже больше никогда набеги грабителей не беспокоили людей-тружеников в том краю. Но, к сожалению, у людей не осталось зёрен той чудо-пшеницы, и потому с того времени они засевают поля обыкновенной пшеницей.