Быков Юрий Анатольевич : другие произведения.

Седьмое ноября

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Седьмое ноября
  
  Часть I
  
   Сонное утро праздничного дня вздрогнуло от крика:
   - Ах ты, паразит! Ах ты, кобель чёртов!
   Стало ясно: Тамара Николаевна Векшина опять застукала своего мужа с Нелькой.
   Обитатели коммунальной квартиры неспешно потянулись в коридор. Они уже успели привыкнуть к сценам расправы над неверным Василием.
   Тамара Николаевна, женщина крупная, сильная, яростно охаживала супруга красными кулаками. Уворачиваясь от ударов, сухопарый и юркий Василий норовил вырваться из кухни, где, собственно, бес его и попутал. Однако миновать жену, стоявшую в дверях, было практически невозможно.
   Василий, оглядываясь, отступил вглубь плацдарма, выманивая противника на себя. Маневр удался. Выскользнув в коридор, Василий понесся к выходу и, сдернув с вешалки пальто и кепку, был таков.
   Постояв в растерянности, бедная женщина переключилась на Нельку.
   - Где эта тварь?! - вскричала Тамара Николаевна.
   Нелька же в самом начале скандала, можно сказать, в первые его мгновения благоразумно исчезла за дверью своей комнаты.
   - Выходи, паскуда! - барабанила Тамара Николаевна в запертую дверь. - Я все равно тебе пакли повыдираю!
   Про пакли - это, конечно, для красного словца, потому что у Нельки были тяжелые, немного волнистые каштановые волосы, которые роскошно лежали в высокой прическе или просто на плечах. И вообще Нелька была красавицей и волновала кровь всему мужскому населению квартиры, включая подростков.
   (Последним особое огорчение доставляло устройство ванной комнаты, у которой не было окна в смежной с туалетом стене, тогда как в остальных квартирах дома такое окно имелось.)
   - Я тебе сделаю! - не унималась Тамара Николаевна. - Ты на всю жизнь запомнишь, как чужих мужей уводить!
   Насчет "уводить" - это тоже для красного словца. Впрочем, по правде говоря, Нелька иногда все же позволяла Василию зажимать себя в углу.
   - Ах, оставьте вы ее, Тамара! - нарушила соседское безучастие Эсфирь Лазаревна.
   У старушки были большие светлые глаза и голубые прожилки на скулах.
   - Ей же все равно. Вы ведь знаете: у медсестер - привычка к чужим
  страданиям. Особенно у тех, которые на "Скорой" работают. Оставьте вы ее. У людей все-таки праздник!..
   - Ну да, праздник, - Тамара Николаевна обернулась к соседям
  гневным лицом. - У людей праздник!
   И вдруг, обмякнув, всхлипнула:
   - А у меня?
   "Нехорошо, конечно, вышло, - думала Нелька, повалившись на застеленную кровать. - Вроде бы только-только с Тамарой помирились после прошлого раза. И на тебе: снова - здорова!"
   Нелька уткнулась лицом в подушку.
   "Дура я, дура!.. А этот - тоже хорош! Губу прикусил, левую грудь оцарапал... В следующий раз по мордасам получит!.."
   Она встала, подошла к старинному, бабушкину еще, трельяжу, потрогала припухшую губу.
   - Точно по мордасам получит, - произнесла она вслух и сама себе улыбнулась.
   Пока Эсфирь Лазаревна вела рыдающую Тамару по коридору, заговорил Семенов, высокий, лет сорока мужчина со спокойным лицом:
   Вы бы, Эсфирь Лазаревна, внука своего хоть ради праздника уняли. Вчера он опять допоздна на фортепиано упражнялся.
   - А что я могу поделать? Ребенок растет гением...
   - Ну, хоть сегодня пусть отдохнет, - поддержал Семенова студент вечерник Миша, - и так голова кругом идет.
   - Хорошо, хорошо, - поморщилась Эсфирь Лазаревна . - Он, кстати, сегодня, Вадим Георгиевич, с вашим сыном куда-то идет. Надеюсь, все обойдется без эксцессов, не так, как в прошлый раз?
   - Эсфирь Лазаревна! - обиженно протянул Семенов. - Ну, сколько можно?!
   "Действительно, сколько можно?" - подумал сын Семенова Олег, делая для матери вид, что читает. Кстати, утром он первый выбежал на крик, а его, как дитя малое, родители увели в комнату. Обидно. Все-таки скоро 14 лет!
   "Да, не забыть наврать ребятам, что все видел... Ну, как Василий голую Нельку всюду хватал... Хотя нет, не поверят: почему голую-то? Значит полуголую!.."
   И Олег представил, как разгорятся у Эсфириного Борьки глаза, когда он будет врать.
   "Ничего, пусть помучается, а то он, кроме музыки своей, ни в чем не смыслит...
   Вот и тогда, на пруду в Сокольниках... Пока мы купались, он на траве сидел - плавать-то не умеет. Прибилась к его берегу какая-то лодка дырявая. Ну, он, наверно, себя мореходом представил: ногой в борт посудины уперся, ладонь козырьком к глазам приложил... Стоит так и вдаль улыбается.
   А посудина от берега всё отъезжает, отъезжает... Мы ему кричим: "Убери ногу, придурок!" А он не понимает, в чем дело, только улыбается. Понял, когда ноги разъехались так, что вместе не собрать. Задергался и, ясное дело, мордой в тину. Чуть не захлебнулся - еле успели до него добраться. А там, между прочим, не то что по колено - по щиколотку было! Ну, не придурок?!
   А когда домой вернулись, Эсфирь во всем меня обвинила.
   Да если б не я, его бы в милицию десять раз забрали! Он же всю дорогу блевал, все метро уделал...
   Ладно... Мы люди не гордые, переживем...
   Все-таки Борьку жалко. Надо его к жизни приучать.
   Вот Витька приедет, Пашка с демонстрации вернется..."
   - А на демонстрации наш Павлик будет вручать цветы. Знаете кому?
   Тамара Николаевна уже успокоилась и, потчуя Эсфирь Лазаревну чаем с мармеладными дольками, пребывала в соблазне сообщить о деле почти государственной важности.
   - Так знаете, кому?
   Глаза у нее заблестели, и она прошептала:
   - Товарищу Капитонову...
   Эсфирь Лазаревна, вскинув руки к груди, отпрянула назад в изумлении.
   - Что вы говорите?! Не может быть!
   - Да вы сами увидите по телевизору. Их запустят, как только парад закончится.
   - Томочка, это очень хорошо. Поверьте, очень. У мальчика может быть большое будущее. Не то, что... Я вам скажу так: я не в восторге от дружбы наших ребят с Семеновым, с Олегом то есть. Какой-то он... Не знаю, как выразиться...
   Эсфирь Лазаревна смолкла, отпила чаю.
   - А Виктор? - сделала она большие глаза. - Я вас умоляю!..
   - Ах ты, Боже мой! Сейчас Виктор приедет, а мы все спим! Лиза! Лизавета! Просыпайся уж, соня!
   Вскоре из угловой комнаты, следуя одна за другой, появились сестры Павлищевы. На вытянутых руках каждая несла по ночной вазе. Сестры были однояйцовыми близнецами, из-за чего не каждый из жильцов квартиры мог отличать Елизавету от Александры.
   Кажется, это не получалось даже у Виктора, их племянника, в котором старушки души не чаяли. Хотя, вполне возможно, что Виктор их различал, даже скорее всего, но не признавался в этом из вредности.
   Был он сыном их младшей сестры, родившейся в 1925 году у немолодой вдовы от сотрудника ГПУ товарища Носкова. Родство с товарищем Носковым спасло впоследствии дворянское семейство от многих бед. Жил Витя с родителями в Ховрино, но тетушек навещал регулярно.
   - Павлищевы встали, - сказала Тамара Николаевна, прислушавшись к шагам в коридоре. - Кстати, - оживилась она, - вы знаете: им до революции вся наша квартира принадлежала.
   - Да, да, я о чём-то таком слышала... И еще о том, что они ни разу замужем не были.
   - При мне точно не были: я здесь с рождения живу... Сколько
  сейчас? - забеспокоилась Тамара Николаевна.
   - Почти десять.
   Она включила телевизор. через пару минут комнату заполнил бой кремлевских курантов и следом прокатилось: "Пара-а-а-д! Сми-и-рно!"
   - Спасибо, Томочка, за угощение, - Эсфирь Лазаревна встала. - Я к себе пойду смотреть.
   - Ой, - вспомнила Тамара Николаевна, - у нас же сегодня гости!
  Обязательно приходите!
   И вдруг сникла:
   - Хотя и не знаю, как теперь быть...
   - А никак, - улыбнулась Эсфирь Лазаревна. - Не отменять же
  праздник.
   - Да, а что я скажу, где муж?! - в глазах у Тамары Николаевны снова задрожали слезы.
   - Ах, Томочка, поверьте: никуда он не денется!..
   Как в воду глядела Эсфирь Лазаревна. Не больше, чем через час входная дверь потихоньку открылась, и в квартиру проник Василий.
   Не раздеваясь, он бесшумно пересек коридор и скрылся за дверью Михаила.
   - Картина Репина "Не ждали!" - отозвался на появление Векшина студент. - Ну и каким ветром?
   Михаил сидел за столом перед телевизором и пил пиво с дефицитной воблой. Вся вобла была разделана и разложена по кучкам - отдельно ребра, спинки, икра, - и запах от нее шел умопомрачительный.
   Василий, хоть и томил его камень на сердце, не смог отстраниться от простой житейской радости, манившей с куска газеты, и тяжело сглотнул.
   - Ну, как тут обстановочка? - сипло спросил он.
   - Как, как... Натворил ты дел!
   Василий достал из кармана пальто поллитровку.
   - Хреново на душе у меня, Миша...
   - Ладно, бери стул, садись.
   Миша поставил второй стакан, наполнил его "жигулевским".
   Стакан Векшин выпил залпом и с повлажневшими глазами потянулся к сочно-красной икре.
   - Понимаешь, ничего с собой поделать не могу: как вижу Нельку, аж челюсти сводит... А она тоже хороша: вместо того, чтобы по морде дать - обмякнет вся... и не возражает... Черт знает что!
   - Да уж. Настоящая стерва. Я поэтому к ней и не подкатываюсь.
   - А, может, зря, Миша? Ты - холостой, она не замужем...
   Михаил, разливая водку, на секунду замер, а потом рассмеялся:
   - Ну, ты даешь! Поженить нас решил, что ли?
   Векшин опустил глаза:
   - Да брось ты... Я так... вообще...
   Миша вдруг напряженно уставился в телевизор и даже приподнялся со стула.
   - Смотри, смотри, это ж твой Пашка!
   Телекамера, проплывая вдоль трибуны мавзолея, задержалась на угрюмом плотном мужчине в шляпе, рядом с которым стоял улыбающийся Павлик Векшин. В руках у него был букет цветов.
   "Вот, дурень! - подумал Олег, - цветы-то отдай!"
   Словно услышав его, Павлик торопливо вручил букет и на манер Генерального секретаря поприветствовал демонстрантов.
   - Это - товарищ Капитанов, секретарь ЦК - строго пояснила Тамара Николаевна, пригласившая семейство Семеновых к себе, чтобы глубже прочувствовать Павлушин триумф.
   - Где? - прикинулся глупым Олег.
   - Ну, ты что? Издеваешься? - обиделась Тамара Николаевна. - Рядом с Павликом, конечно!
   Мать Олега, Галина Петровна, незаметно для всех показала ему кулак.
   Камера поплыла дальше. Миг торжества состоялся. Тамара Николаевна окинула Семеновых горделивым взглядом, который тут же и погас, потому что в памяти, существе недобром и назойливом, опять высветилось сегодняшнее утро.
   Галина Петровна попыталась подбодрить ее улыбкой, но улыбка получилась какая-то неуверенная, оконфуженная косым взглядом в сторону мужа.
   Семенов при этом сидел, как истукан, немигающе глядя в телевизор.
   - Тома, все они... не без греха...
   "Интересно, что Галка имеет в виду? - насторожилась Тамара Николаевна. - Неужто, и от таких, как она, гуляют?"
   Галина Петровна, хоть и была старше Нельки, не уступала ей красотой, - правда, несколько иного характера: спокойной, мягкой, какой-то светлоликой.
   Увидев интерес в глазах Тамары, Галина Петровна поспешила объясниться:
   - Я к тому, что идеальных людей не существует. Надо принимать их такими, какие они есть.
   Раздался звонок в дверь.
   - Мам, ну я пойду? Это Витька, наверно.
   - Ладно, иди...
   В коридоре перед входной дверью радостно суетились сестры Павлищевы: на пороге стоял обожаемый племянник.
   Витя, в свою очередь, тоже был рад. Крупный, большеголовый, он широко улыбался, предвкушая обильное угощение.
   - Раздевайся скорее, Витенька! Замерз? - теребила тетя Лиза толстую Витину щеку.
   - Да я мигом, тетя Саша, - светился счастьем Витя.
   - Ах ты, баловник, - погрозила ему пальцем тетка. - Я - Лиза, она - Саша.
   - Ой, прости, тетя Лиз... Ты же знаешь: я не нарочно... - сделал огорченное лицо Витя.
   - Ладно, ладно, проказник, проходи уж, - похлопала его по упитанной спине тетя Саша.
   Олег стоял в сторонке, наблюдая за восторженной встречей родственников. Когда Витя поравнялся с ним, спросил:
   - Билеты купил?
   - Ага! Как договаривались, в "Колизей".
   - Ладно. Когда пир свой закончишь, заходи.
   "Что они там расшумелись?! И так голова болит!" - поморщилась Нелька.
   Она уже успела нареветься после того, как решила, что жизнь все-таки не складывается. К такому выводу Нелька пришла, разглядывая себя в зеркале.
   Поначалу все было неплохо. Она видела красивую зеленоглазую женщину, припухшая губка совершенно ее не портила, а только создавала на лице милую асимметрию.
   Нелька успокоилась и сама себе улыбнулась.
   А потом полезли в голову (уже в который раз!) эти беспросветные мысли: " Ну да, красивая, только счастья нет. Недаром люди говорят: "С лица воды не пить". Уже 24 года, а ни мужа, ни семьи. Вообще ничего серьезного..."
   Поклонников было много, да толку - чуть. И Нелька догадывалась, что, кроме себя, винить в этом некого.
   Сидело в ней что-то дикое, беспутное, дурманное, что томило ее саму и приманивало мужчин... Но душная горячка заканчивалась скоро, и приходило в Нелькино сердце разочарование.
   "Господи! Когда ж мне встретится моя половинка!"
   Но родной человек все никак не появлялся.
   "А возьму и выйду за Шарыкина!.. И чем не пара?! Старший лейтенант милиции, участковый..."
   Натолкнувшись на эту мысль, она разрыдалась.
   Нелька долго плакала в подушку, пока у нее не разболелась голова.
   Тогда она легла навзничь и стала всматриваться в знакомые трещинки на потолке. Услышав шум из коридора, Нелька поморщилась и отвернулась к стене.
   Потом зазвонил телефон.
   - Телефон звонит... Слышишь, Михаил?
   - Да сиди ты: мы что? одни в квартире? И вообще, - усмехнулся студент, вспомнив о нелегальном положении Векшина,- ты куда собрался? Тебя же, Вася, здесь нет!
   Векшин поежился. Хоть и было выпито уже больше половины бутылки, страх перед встречей с женой не проходил.
   - Не знаю, как ей на глаза покажусь... А деваться некуда: у нас вечером гости.
   - Не робей, Василий! Махнем сейчас еще по рюмке, и все само собой образуется.
   Они выпили. Закурили. Векшин спросил:
   - А все-таки не пойму: чем тебе Нелька не хороша?
   - Опять ты за старое, - ухмыльнулся Михаил. - Зачем мне она? Нет, она женщина красивая и все такое... я бы, конечно, не прочь. Ну, а потом что? Мне жена нужна надежная, основательная... Я ведь многого в жизни должен добиться. Мне крепкий тыл нужен.
   - А, может, Нелька такая и есть?
   - Да не смеши ты, Василий!.. Черт! Подойдет кто-нибудь к телефону?!
   - Боря, ну хоть ты сними трубку! - сказала внуку Эсфирь Лазаревна. - Что за люди? Сейчас телефон разорвется!
   - В коридор вышел щуплый мальчик с черной взлохмаченной шевелюрой.
   - Але... Да, конечно, сейчас позову.
   Боря подошел к Нелькиной двери и, прежде чем постучать, обеими руками пригладил волосы.
   - Неля, вас телефону.
   Мальчик отступил на шаг в сторону и стал ждать.
   Нелька появилась заплаканная, растрепанная, но у Бори восторженно загорелись глаза.
   - Спасибо, Боря. Але?
   Мальчик направился к себе. Пятясь, он не сводил взгляда с ладной Нелькиной фигурки. Взгляд был настолько горяч, что Нелька даже оглянулась.
   Мгновенно все поняв, она с едва заметной улыбкой повернулась к Борьке так, что стал отчетливо виден силуэт её высокой груди.
   В следующую секунду, достигнув своей двери, мальчик, как шел спиною вперед, так и ввалился в комнату.
   Боря, в чем дело? - послышался недовольный голос Эсфири Лазаревны. - Какой нескладный!
   - Ты что смеешься? - спросила по телефону Нелькина подруга.
   - Просто смешинка в рот попала. Уже выскочила.
   - Ну, так в гости пойдешь?
   - Лен... Извини... Не то настроение...
   - Ну как знаешь. Пока.
   "А в самом деле, что толку дома сидеть, киснуть?! - подумала Нелька, повесив трубку, и тут же перезвонила:
   - Лен, я согласна. Где встречаемся?
   "Так, Нелька ушла к себе, на кухне тоже никого. Пора! - заключил Олег. - А то скоро Пашка вернется".
   Он постучал в дверь.
   Эсфирь Лазаревна, Борю можно?
   Боря вышел бледный, неестественно прямо держа спину.
   - Ты что? - спросил Олег
   - Ударился. Копчиком.
   - А... Бывает... Пошли за Витькой, дело есть.
   Когда мальчики постучали в дверь, Витя наворачивал вторую добавку салата "Оливье". Под салат неплохо шли финский сервелат и семга. Все это обильно запивалось лимонадом, отчего желудку, наверняка, предстояли суровые испытания. Бутерброды с красной икрой и бисквитный торт ждали своей очереди.
   Тетя Саша и тетя Лиза в умилении сидели напротив.
   Олег с полминуты оценивающе смотрел на Витю, потом сказал:
   - Передохни, Витек. Дело есть.
   - Мальчики, куда же вы! - всполошились сестры. - Витенька еще не поел!
   - Да я сейчас вернусь, тетечки! Вы мне пока салатику подложите!..
   Ребята пошли на кухню.
   - Витя, а тебе не поплохеет? - серьезно поинтересовался Олег.
   - Это что! Вот на первое мая я у теток так нарубался...
   - Что тебе клизму делали. Ты еще с нами в сад Милютина не пошел. Помним, помним... Гляди, Витек, сорвешь ты нам культмероприятие!
   - Да ладно тебе... Неудобно теток обижать: готовились все же.
   - Ну, ну... Значит так: сначала идем в "Колизей", сеанс пятнадцать ноль - ноль, художественный фильм "Пансион "Буланка", производство ГДР. Витя билеты уже купил. С нас по тридцать копеек.
   - Сейчас принесу, - шагнул Боря.
   - Успеется. Ты, кстати, у бабки больше денег проси. Рубль, например.
   - А зачем так много?
   - Гулять будем... Возможно, с девчонками. Понял? Надо ж тебя к жизни приучать...
   Боря покраснел, а Витя посерьезнел.
   - Я тут, между прочим, сцену одну утром наблюдал... - со значением произнес Олег и задумался.
   - Ну, чего тянешь, - не утерпел Витька. - Говори раз начал!
   - Правда, Олег, так нечестно, - поддержал его Боря.
   - Ладно, пока Пашка не приехал, расскажу.
   Ребята сблизились в кружок.
   - Ну, если кто из вас ему проболтается!
   И он полушепотом начал...
   Из-за того, что Олегу пришлось расцветить реальную картину недостающими, на его взгляд, красками, рассказ вышел очень ярким и произвел на слушателей ошеломляющее действие.
   - Ни фига себе! - только и смог сказать Витя.
   Боря же вообще ничего не произнес. Огромными, помутневшими глазами он смотрел в пустоту и время от времени облизывал сухие губы. Олег усмехнулся, пощелкал пальцами перед Бориным носом.
   - Ну что? Это тебе не гаммы играть!.. Ладно... Расходимся. Сбор в четырнадцать тридцать.
   - Кто там на кухне все шепчется?
   - Да не нервничай ты, Василий! Считай целую бутылку усидели, а ты все не успокоишься! Знаешь что? Давай Семенова позовем. Он мужик умный, посоветует, что делать.
   Не дожидаясь ответа, Миша решительно встал и вышел.
   В комнате у Семеновых был только Олег.
   - А где отец?
   - Родители - у Тамары Николаевны.
   Миша с интересом заглянул к Векшиным и обнаружил, что Тома в полном порядке. Как ни в чем не бывало, она записывала под диктовку Галины Петровны рецепт какого-то блюда, собираясь сегодня же его приготовить. Однако Семенова здесь не было.
   - А где же Вадим Георгиевич?
   Женщины переглянулись.
   В самом деле... - удивилась Галина Петровна.
   - Мы тут заболтались, не заметили, как он вышел, - объяснила Тамара Николаевна.- Может он у Эсфири Лазаревны?
   Она замолчала и вдруг сделала огромные глаза от ужасной догадки:
   - А, может, он...
   - Я знаю! - решительно перебила ее Галина Петровна. - Он пошел на Покровку.
   Действительно, любил Вадим Георгиевич на праздники, когда демонстранты уже шли с Красной площади к ближайшему метро, прогуляться по Покровке (официально по улице Чернышевского, но местные жители называли ее на старинный лад Покровкой). И любил неспроста, поскольку в это время на прилавки продовольственных магазинов "выбрасывали" что-нибудь редкое.
   В подтверждение слов Галины Петровны щелкнул замок и вошел Семенов. За ним - Павлик. Оба не с пустыми руками.
   Сумка Вадима Георгиевича позвякивала, тяжело отвисая к полу. Павлик же держал огромную коробку конфет.
   Тамара Николаевна бросилась к сыну, мальчику лет одиннадцати, с широким улыбчивым ртом и очень светлой кожей.
   - А мы тебя по телевизору смотрели! Молодец! Ты очень хорошо там стоял!
   Она сняла с Павлика берет, пригладила его легкие белесые волосы и чмокнула в темя.
   - Ой, какие конфеты! Галя! Вадим! Посмотрите, какая коробка!
   "Интересно, поделиться с нами, или сам все схавает?" - задался вопросом Олег, оставаясь в комнате.
   Когда восторги стихли, вернулись его родители. Отец поставил сумку на стол:
   - Сегодня улов не очень: в Белгородском проезде, в кафетерии, бутерброды с севрюгой давали, в "стеклянном" гастрономе - пиво чешское, темное, я такое еще не пил.
   В дверь просунулся студент.
   - Георгич, можешь ко мне зайти?
   - Сейчас.
   Семенов достал из сумки пару бутылок:
   - Заодно и пиво продегустируем.
   - Михаил, а ты, кажется, уже того - принял? - поинтересовался в коридоре Семенов.
   - А как же! У меня ведь гость!
   Студент оглянулся по сторонам и открыл дверь своей комнаты:
   - Проходи быстрее...
   Вадим Георгиевич, переступив порог, замер в недоумении.
   - Вот, - Миша ткнул пальцем в Векшина. - Временно оккупировал мою территорию и теперь не знает, что ему делать.
   - Давай, Михаил, стул, стакан под пиво. - воспринял обстоятельства Вадим Георгиевич - Прикинем, что к чему...
   - Георгич, а может сначала водочки?
   - Во-первых, хочу пиво попробовать: какое-то бархатное, из ЧССР. Во-вторых, - насчет водки - я ее теперь остерегаюсь.
   - Что это с тобой? - подал голос Василий.
   Вадим Георгиевич не ответил, потому что уже припал к бархатному чешскому.
   Осушив стакан, облизнул губы:
   - Вкусно. Чего сидите - то?
   Векшин и Миша тоже выпили.
   - Не пойму: хлеб какой-то... - поморщился Василий.
   - На вкус и цвет товарища нет, - сказал Семенов и налил себе еще.
   - Так что с тобой все-таки случилось? - снова спросил Векшин.
   - Некрасивая история... Пару недель назад были мы с Галкой в гостях. Ну с мужиками врезали, как водится. Понадобилось мне в туалет. Иду, значит, назад и попадаю в какую-то незнакомую комнату. Там за столом сидят две старушки, почти как наши Лизавета с Александрой, пьют чай.
   - Что вам угодно, молодой человек? - спрашивают.
   А у меня от выпитого полное умопомрачение. Я почему-то решаю, что это родственницы наших друзей и хочу сделать им приятное. Старушкам то есть.
   Как на грех, вспоминаю, что сегодня религиозный праздник (теща звонила утром и говорила, что собирается в церковь, в Телеграфный), а поскольку других праздников, кроме Пасхи, не знаю, говорю им: "Христос воскресе!" и троекратно целую каждую.
   В итоге их долго не могут привести в себя. Особенно, маму, потому что старушки оказались родственницами. К тому же членами партии со стажем. Дочка потом все кричала, что я - провокатор, и у меня ничего не получилось.
   Вот так, братцы. Дальнейшие подробности опускаю.
   Семенов помолчал.
   - Так что чудим, Василий... Чудим...
   И снова замолк.
   - Знаешь, Георгич, - прервал паузу Миша, - сейчас самый раз грамм по пятьдесят выпить.
   Вадим Георгиевич внимательно посмотрел на соседей.
   У студента горели глаза и уши. И как-то по-мальчишески задорно выглядывал из короткой прически одинокий вихор. По виду Миша готов был ко всему. Векшин же, напротив, сидел вялый, потерянный.
   - Вот ему налей, - показал Георгич на Векшина, - для храбрости... Потому что другого пути, как повиниться перед женой, у тебя, Вася, нет.
   - Да я - то готов... Тома не простит. Это ж не в первый раз!
   Вадим Георгиевич долил пиво в стакан.
   - Надо тебе в руки себя брать... Вся квартира знает, какая Нелька. И ты знаешь...
   Векшин оживился, сверкнул взглядом.
   - А что я знаю? Разве она плохое кому-нибудь сделала?
   - Ну да, никому. Кроме тебя и Томы.
   - Да я не про это!
   - А я про это!
   Векшин опять сник:
   - Ты, наверно, прав.
   И добавил с досадой:
   - Хоть бы замуж вышла! Все легче было бы!...
   - Так вот, почему он меня к Нельке все время сватает! - будто только что догадался Миша. И предложил:
   - Ну как, Георгич? По пятьдесят и в бой - мириться?
   Семенов махнул рукой:
   - Ладно, Миша, уговорил! И знаешь, Василий, что-то мне подсказывает, что Тома тебя простит.
   - "Где же его носит? - думала о муже Тамара Николаевна. Что я его, съем что ли?" Она зажгла газ на плите, поставила на огонь кастрюлю с бульоном. "Ну паразит, конечно, кто ж спорит? А все-таки умные люди говорят, что их, кобелей, нужно принимать такими, как они есть". Она помешала бульон. "Это все из-за Нельки, заразы! Ее-то, уж точно, не прощу!"
   "Эх, не вовремя появилась Тома!" От досады Нелька стукнула кулачком по стене. Она только что собиралась выйти в коридор, чтобы надеть пальто и уехать. Она и так уже опаздывала на встречу с Леной.
   "Что же делать?" Нелька села на стул и прислушалась. "Кастрюлю поставила на плиту... Ну да, Павлик же вернулся... нужно обедом накормить..."
   - Слышите?! - поднял кверху палец студент, как только мужчины выпили. - Кажется, Тома вышла на кухню... По-моему нам пора!
   Все встали. Миша сказал:
   - Георгич, ты, как ответственный квартиросъемщик, давай первый, - и открыл дверь.
   "Пока суп не разогреется, - подумала Нелька, - Тома, будет на кухне... А я потихоньку, как мышь..."
   Она прижала к груди сумочку, неслышно, на мысках, подошла к двери, осторожно ее открыла.
   И все оказались друг к другу лицом...
   Первым опомнился Семенов.
   - Тамара Николаевна, Тома, выслушай, пожалуйста! Василий просит у тебя прощения.
   У Томы раскраснелось лицо и повлажнели глаза. Было очевидно, что она прощает.
   Василий, тем не менее, молчал, понуро уставившись в пол.
   - Чего ж ты сам ничего не говоришь, паразит? - вытирая слезы, спросила Тамара Николаевна.
   - Прости, Тома. Бес попутал, - тихо промолвил Василий.
   И вдруг вскинулся взглядом на Нельку. Словно что-то поборов в себе, с отчаянием бросил:
   - Это она все, змея!
   Нелька захотела уйти.
   - Подожди, Нелли, - остановил ее Семенов.- Рано или поздно этот разговор должен был состояться.
   "Кажется, в коридоре происходит что-то важное", - подумала Эсфирь Лазаревна.
   Почти одновременно с ней о том же подумали остальные обитатели квартиры.
   * * *
   Нелька стояла, прислонясь к стене, не отворачиваясь, и из глаз ее текли слезы.
   А Эсфирь Лазаревна все не унималась:
   - И какой урок, милочка, вы подаете нашим мальчикам?..
  Ходите по квартире неодетая, в одном легком халатике... Это же просто какая-то наглядная агитация!
   - C′est mauvais ton! - продолжила то ли тетя Саша, то ли тетя Лиза. - Мы с сестрой долго молчали, никому не говорили, но вы ведь, деточка, и мужчин к себе водите!
   - Не может быть! - подзадорил кто-то старушку.
   - Да, да! Мы однажды видели. На всю ночь. Это был наш участковый. Лиза, ну как его фамилия?..
   - Шарыкин.
   - Вот, Шарыкин! А у нас, между прочим, племянник иногда ночует...
   - Ну, за вашего племянника я как раз спокойна, - ядовито заметила Эсфирь Лазаревна.
   - Да остановитесь вы все! - крикнула вдруг Галина Петровна.
   Она резко повернулась и ушла, хлопнув дверью.
   Повисла тишина.
   Жильцы начали молча расходиться.
   Оставшись одна, Нелька не видя шагнула к себе: только шаг отделял ее все это время от своей комнаты.
   "Ну вот, теперь я уж точно никуда не поеду", - подумалось ей.
   Она упала на кровать, и больше мыслей не было.
   Приближался вечер. Жизнь в квартире вполне наладилась.
   Векшины дружно готовились к встрече гостей. (Заодно они решили пригласить к себе и всех соседей, кроме Нельки, конечно.)
   Сестры Павлищевы сочиняли меню для Витенькиного ужина, который должен был затмить обед. ("Обед - то у нас, по правде говоря, не удался", - сокрушалась Александра. "Да, как-то Витя без аппетита ел", - вторила ей Лизавета).
   Студент Миша спал, потому что после примирения Векшиных на радостях употребил еще, и его сморило.
   Эсфирь Лазаревна писала письмо дочери в Ленинград, где у той после развода с Бориным отцом была другая семья.
   Семеновы, как будто немного повздорив вначале, мирно смотрели теперь по телевизору "Неуловимых мстителей".
   А мальчиков дома не было. Недавно в "Колизее" закончился фильм, и они из ближайшей телефонной будки названивали Вике, Зое и Наташе Белкиной (Павлику по малолетству дама не полагалась), не без основания опасаясь, что те "крутанут им динамо".
   Наконец, пришли гости, и все собрались за столом. Как и заведено, начались тосты, потекли разговоры...
  - С праздником! И за благополучие!
  - За главу семейства!
  - За хозяйку дома!
  - Желаю, что бы каждый из вас поскорее получил отдельную
  квартиру!
  - А вы слышали, куда сейчас расселяют? В Медведково,
  Матвеевское, Гольяново... Товарищи! Это где?!
  - Не все ли равно? Главное, что квартиры отдельные!
  - Не скажите. Может, это совсем и не главное. Недавно по
  телевизору довоенный фильм показывали - "Подкидыш". Его при мне на Чистых прудах снимали. Мне тогда лет семь было. Там и дом наш есть, и наше окно на первом этаже, раскрытое настежь. И я вспомнила, что это папа его открыл: очень жаркий день тогда был. А через два года он погиб. Ну и как мне отсюда уезжать в какое-то Гольяново? Душа-то все равно здесь останется...
  - Это все лирика. Мне, например, надоело за соседями полы
  подметать, да за свет переплачивать.
  - Кстати, насчет кино. Какие хорошие фильмы раньше делали!
  "Подкидыш" вот, "Цирк", "Волга-Волга", а теперь что?!
  - Подлец я, Георгич! - сказал в очередной перекур Василий.
  - Ты, братец, уже набрался, вот что...
  - Нет, Георгич, - подлец!
   -Устал ты, Вася, поспать тебе надо. Пошли. Пока у нас ляжешь
   Позвонили в дверь.
   - Это ребятки наши вернулись! - поспешила открыть им Тома.
   В квартиру вошел один Витя. Был он какой-то всклокоченный и тяжело дышал.
   Тома громко охнула, и все высыпали в коридор.
  - Что случилось?! Где остальные?!
  - В милиции...
   - Я так и знала, - схватилась за сердце Эсфирь Лазаревна, - я так и знала, что этот поход ничем хорошим не кончится!
   Витя бросил в ее сторону взгляд исподлобья:
  - Между прочим, все из-за вашего Борьки...
   - Витя! Расскажи все по порядку, - стараясь выглядеть спокойным, попросил Семенов.
   - Ну пошли сначала в кино. Потом гуляли. Потом, когда уже домой возвращались, салют начался. Ну а Борька как закричит:
  "Смотрите! Смотрите! Вон гроб с Лениным летает!"
   Все застыли от изумления. Витя, спасибо ему, сообразил, что отомрут они не скоро, и начал объяснять:
  - Ну, решили мы с ребятами над Борей подшутить. Вы же видели
  знамя на аэростате? Ну, его еще прожекторами освещают, там Ленин изображен. Так вот, мы Борьке сказали, что это гроб с Лениным летает. Его как будто каждый вечер с крыши мавзолея запускают...
  - Зачем?! - вскричал Семенов. - Витя! Зачем?
   - Ну, чтобы народ поприветствовать... Советский... В общем, мы так Борьке сказали, да и забыли. Он и сам забыл. А тут салют начался. Борька, понятно, голову задрал и все вспомнил. Короче, когда он про гроб заорал, мы на улице Богдана Хмельницкого были, как раз напротив отделения милиции. Ну, его сразу и взяли.
  - А остальных тоже?
  - Нет. Они сами пошли.
  - А ты?
  - А я сюда побежал. Вас предупредить.
   И с обидой добавил:
  - Что? Не надо было?
  - Все правильно сделал, - успокоил его Вадим Георгиевич. -
  Молодец.
   - Ага, молодец! - всхлипнула Тамара Николаевна. - Выпороть бы вас, балбесов! Павлик-то, Павлик здесь причем?! Дитя ведь еще!
   - А дело-то нешуточное, - рассудил Векшин, с которого хмель, как рукой сняло.
   - Это точно, - согласился Михаил. - Надо в милицию звонить. Или, лучше, идти. Это же наше, сорок шестое отделение.
  - Ну да, чтобы вас тоже задержали. Как нетрезвых, - разумно
  заметила Галина Петровна.
  - Значит, будем звонить.
   Семенов набрал номер. Говорил недолго.
   - Все очень серьезно. Сказали, что ребят отпустят после того, как с ними "поработают товарищи из компетентных органов".
  - И когда же это случится?
   - Томочка, вас только время интересует? - у Эсфири Лазаревны было серое лицо. - Вы не понимаете, в какой переплет мы все попали?
   - Участковый сказал, что с "товарищами" еще не связывался: много работы.
  - Кто сказал? - встрепенулся Миша. - Георгич, ты с кем
  разговаривал?
  - С участковым Шарыкиным, - ответил Семенов и невольно
  посмотрел на Нелькину дверь.
   Вслед за ним туда же посмотрели остальные и в наступившей тишине с ужасом осознали, что существует лишь единственный выход.
   Тишина длилась долго, пока одна из Павлищевых растерянно не произнесла:
  - Но это какая-то "Пышка" получается...
   - Какая еще "Пышка?!" - напустилась на нее Тамара Николаевна.
  - Ги де Мопассана...
  - Идите вы, тетя Лиза или тетя Саша, со своим Мопассаном! Мне
  дите спасать нужно! Давай, Георгич, стучись к ней!
  - Постой, Вадим. Лучше я.
   Галина Петровна подошла к Нелькиной двери:
  - Неля! Неля! Можно к вам?
   Нелька спала. Как упала на кровать, так и заснула. Без снов, без горечи и обид - просто не стало ее на белом свете.
   Потом тихо позвал женский голос.
   "Да это Галя", - узнала она и очнулась.
   В комнате ночь. Она лежит в платье и туфлях... "Что со мной?" Вдруг от боли сжимается сердце: это память ожила...
   "Ах, какая мука!"
   А голос все зовет... Настойчивый, тревожный.
   Нелька встает и зажигает свет. Смотрится с тоскою в зеркало. Медленно, словно без сил, проводит гребешком по волосам. Потом говорит негромко: "Входите".
   - Слава Богу! - сказала Тома, когда за Галиной Петровной закрылась дверь. - Я уж думала, не отзовется, стерва.
  - Да замолчи ты! - прикрикнул на нее Векшин, и все недоуменно
  посмотрели на него.
   Однако Тамара Николаевна никак не отреагировала на дерзость мужа.
   - А гости-то разошлись, - ни к чему заметил Миша. - Воспитанные люди...
   - Как вы думаете, она согласится что-нибудь сделать? - обратилась к Семенову Эсфирь Лазаревна, которая понимала, что Боре может быть хуже других.
  - Не знаю... Как-то нехорошо мы с ней сегодня обошлись...
  - Я, собственно, готова извиниться...
  - Тише! - зашипел Миша, стоявший к заветной двери
  ближе всех. - Кажется, идут!
   К великому облегчению жильцов Галина Петровна появилась не одна. Все замерли. Нелька подошла к телефону, набрала номер:
   - Константин Михайлович? Костя! Это Неля. С праздником! Там у тебя ребятки мои, ну из нашей квартиры. Я сейчас за ними приду. Ладно? Только ты, Костенька, никуда не звони... Я тебя очень прошу. Договорились? Что? Нет, я не лиса, Костенька. Я - змея. Ну шучу, шучу... После поговорим. Целую.
   Нелька сняла с вешалки пальто и молча ушла, ни на кого не глядя.
  
  Часть II
  
   Телефон звонил долго, расплескивая тишину раннего утра.
   "Совсем обнаглели", - подумал я, просыпаясь, а окончательно проснувшись, решил: "Все равно не отвечу! Назло!" Но сдался, не устояв перед вопросом: " Кто же он - человек без совести?"
   Я схватил трубку. В ухо толкнулся чей-то радостный голос:
  - Олег! Олежек! Это ты?!
  - Ну, я! Между прочим, 6 часов утра!
  - Извини! В Америке сейчас вечер... Я все время путаюсь в этих
  часовых поясах... Это Боря! Помнишь внука Эсфири Лазаревны?!
   И сразу исчезла злость, на душе потеплело.
   - Ну, ты спросил!.. Борька! Черт! Рад тебя слышать! Как нашел меня?
   - Да это просто, если знаешь Ф.И.О., возраст и место рождения... Олег! Я приехать хочу. Разыщи к моему приезду остальных.
   Не сразу я вник в его замысел. Как Борька не умел говорить понятно и коротко, так и не научился. А с другой стороны, зачем ему? Он - гениальный пианист. Виртуоз. И очень богатый, между прочим, человек. Хотя не между прочим, а кстати. Потому что недавно Борька купил нашу коммунальную квартиру. И задумал там собрать всех ее жильцов. В день своего приезда.
  - Ладно, - сказал я. - Раз для тебя это так важно - сделаю.
   В условленный день и час я стоял перед дверью квартиры и никак не мог собраться, чтобы позвонить. Я прожил здесь от рождения 15 лет, пока нам не дали отдельную квартиру на Амурской улице, что в Гольянове.
   Если б не Борька, я никогда не решился бы придти сюда - вернуться в детство. И не только потому, что здесь жили незнакомые люди (в конце концов, можно было бы объясниться), а потому что "невозможно дважды войти в одну и ту же реку".
   Дверь открыл молодой мужчина в черном костюме с бабочкой. Я представился.
  - Проходите. Борис Львович сейчас выйдет.
   Почти сразу из своей комнаты вылетел Борис, и мы обнялись. Он был вполне узнаваем - по гриве волос, блестящим черным глазам, по заостренному кончику носа.
   Борька тоже разглядывал меня.
  - - Не удивляйся, - сказал я ему. - Последний раз мы виделись детьми.
  - Я велел, чтобы накрыли у нас... у бабушки.
   Понимая, о чем я хочу спросить, добавил:
   - Эсфирь Лазаревна умерла пять лет тому назад. Все время мы жили вместе. Ей было 96 лет... А как твои? Они приедут?
   - Мои старенькие совсем. Круглый год на даче. Только дачу и
  нажили, еще при советской власти. Там неплохо. Чистый воздух. Дом теплый, с печкой. В общем, в Москву их не вытащить. Даже на эту встречу. Привет тебе передавали.
   - Жаль... Правда, Олег, очень жаль, что они не приехали. Я их
  отлично помню, Вадима Георгиевича и Галину Петровну.
   - А у тебя совсем нет акцента. Только интонации не наши. Хотя за столько лет в Америке!.. Вы в каком уехали?
   - В шестьдесят девятом. И не в Америку, а в Израиль... Знаешь,
  пойдем к столу, водки выпьем.
   - Ты, кстати, как по этому делу? Не очень?
   - Нет, Олег, что ты! Помнишь рекламу: "У меня на это просто нет времени!"?
  - Ну, вообще-то иногда надо - для разрядки.
   Cтол под белой скатертью обольщал яствами, манил напитками. Правда, смотрелся он несколько диковато в окружении обшарпанных стен - Боря еще не успел сделать в квартире ремонт.
  - Откуда такое великолепие?
  - Из ресторана... Чем Бог послал...
   Мы выпили и, не садясь, закусили кусочками белуги.
   - Знаешь, когда про виртуоза Бориса Эленбогена стали писать, я и не догадывался, что это ты. Пока по телевизору тебя не увидел...
   Меня перебил звонок в дверь. Мы выскочили в коридор. Мужчина с бабочкой уже впускал крупного, почти лысого человека.
   По небольшим, с хитринкой, глазам и характерной улыбке, приподнимавшей правый уголок рта выше левого, мы узнали Витю.
  - Мужики! Мне все это снится? - раскрыл он объятия.
   После братских приветствий Борис потащил нас к столу:
  - Пока всех дождешься, с голоду помрешь!
  - Да уж, - поддержал я Борю, - нам главное Витька не уморить. У
  него, судя по комплекции, по-прежнему хороший аппетит.
   - Олежек! - приобнял меня Витя. - А разве могло быть иначе? У
  меня вообще все о´кей, если не считать лысины.
   - Ребята, заметьте, - сказал я, наполняя рюмки, - мы впервые вместе пьем водку.
  - - Сейчас еще и закурим, - дополнил Витя.
   - А вот тут ты не прав, - возразил Боря. - Я хорошо помню, как вы с Олегом учили меня курить, на чердаке. Сигареты были болгарские, без фильтра. "Солнце" назывались.
  - Ну и как? - насторожился Витя. - В жизни пригодилось?
   Борис отрицательно покачал головой.
  - Ну, за встречу! - предложил я.
  - Славная водка! - сказал, выпив, Витя, разлил по рюмкам еще и
  вплотную занялся закусками.
   - Ну, выкладывай: кто ты? Чем занимаешься? Мне Олег еще не успел ни о ком ничего рассказать.
  - Я, Боря, занимаюсь бизнесом. У нас полстраны им занимается.
  Куда ни плюнь - обязательно в предпринимателя попадешь. Воруют и обманывают, у кого на сколько совести хватит. А стартовый капитал получил в наследство от тетушек, царство им небесное. Имелись у них кое-какие ценности, так сказать, утаенные от родной советской власти. Замечательные старушки были. Это я без иронии говорю. Давайте их помянем.
   Потом продолжил:
   - Собственно, рассказывать о себе - это то же, что и пересказывать историю развития бандитского капитализма в России. А с этой историей вы там, в Америке, насколько я понимаю, хорошо знакомы. Если б за тот бардак, который мы тут развели, награждали, я, пожалуй, мог бы на что-нибудь рассчитывать.
   Мне стало смешно:
   - Ты, Витек, не прав, будто у нас за это не награждают. Еще как! Давно и исправно! Так что не переоценивай себя...
  - Ладно. Хоть на меня дважды и покушались, черт с ними - с
  наградами! Я подвожу итог: у меня было две жены, я - отец троих детей, сейчас живу один и езжу на подержанном BMW. Если больше вопросов нет, давайте за меня выпьем!
   Потом пришел дядя Миша. Был он совершенно седой, с не очень чисто выбритым лицом и тусклым блеском в глазах. Поначалу никак не улавливалось сходство между этим стариком и нашим соседом. И только жест, которым дядя Миша всегда приглаживал челку, вернул памяти его прежний образ - поджарого, короткостриженого, немного насмешливого, но, в общем, добродушного человека. Впрочем, он и теперь был подтянут и стрижен под полубокс.
   Выпив за встречу, он потащил нас по нашей квартире - по всем ее комнатам и закоулкам.
   Увиденное разочаровало меня, потому что оказалось не таким емким, как в детстве; всё помельчало, сузилось, сжалось. Похожее чувство, видимо, испытали и остальные.
   Мы вернулись к столу грустные.
   - Будет вам, ребята! - сказал дядя Миша. - Рассказывайте лучше, как живете!
   Выслушав каждого, коротко сообщил о себе:
   - Трудился в народном хозяйстве в качестве ИТР. Кто забыл - это инженерно-технический работник. Трудился, между прочим, до последнего, пока год назад наш завод не встал. Мне как раз шестьдесят исполнилось. Оформил пенсию. Теперь дома сижу.
   -Дядь Миш, ну а жена, дети?..
  - Один я, Витя. Не сложилось... Ну, хватит обо мне. Давайте за
  праздник выпьем, за восемьдесят четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции!
   - А и в самом деле, - поднялся с места Виктор. - что ж мы про такой праздник забыли?! Он теперь, Боря, Днем согласия и примирения называется.
  - Да знаю я. И про праздник не забыл. Давайте выпьем.
  - А помните, как раньше ноябрьские отмечали? - спросил дядя
  Миша.
  - Еще бы!
  - А как вас всех однажды в милицию забрали? В каком году это
  было?
  - В шестьдесят седьмом, - ответил Витя.
  - В шестьдесят восьмом! - хором с Борисом поправили мы его.
  - Да... - дядя Миша откинулся на спинку стула, собираясь
  повспоминать.
  - Дядя Миш! - перебил я его. - Ребята!
   Все насторожились.
   - Я давно хочу вам рассказать... Про Векшиных... В общем, Пашка Векшин в восемьдесят втором году погиб в Афганистане: он военное училище закончил, командиром роты был... Тома через полгода умерла - сердце не выдержало. Вы же знаете, как она Пашку любила.
  - А Василий? - подался корпусом вперед дядя Миша.
  - Спился...
  - Эх!.. - он от досады стукнул по столу кулаком.
   Мы долго сидели, опустив головы. Не было слов. Потом Боря, вытерев платком глаза, тихо сказал:
  - Помянем.
   Мы выпили. И опять не было слов.
  - А с Нелей все в порядке, - прервал я тишину.
  - Она придет? - напрягся Боря
   - Неля уехала. Я с ней виделся перед ее отъездом. Она передавала всем привет.
  - Черт! Черт! - Борька вскочил, начал быстро ходить.
   Остановился, горя взглядом:
  - Когда она уехала?! Куда?!
   - Две недели назад. В Венгрию. У нее же муж - венгр. Она сюда
  приезжает только родню проведать.
   Все в недоумении смотрели на меня.
   Наконец, заговорил Витя:
  - И давно она замужем за венгром?
   - Давно. Уже и дети, и внуки есть. Слушайте, ей ведь пятьдесят семь лет!
  - А как она выглядит? Расскажи! - взволнованно произнес Боря.
  - Ну, у нее ведь была там возможность за собой следить. Так что
  выглядит она, как всегда, отлично.
  - Что правда, то правда, - согласился дядя Миша, - она всегда
  красавицей была. Мне Нелька, честно говоря, очень нравилась. Только я боялся: не по мне птица, не удержу, улетит. Мужиков-то у нее знаете, сколько было?!
  - Конечно, - ответил Витя. - Участковый наш, например.
  - Кстати, если б Нелька вас тогда не выручила...
   Дядя Миша закурил.
   - В общем, неизвестно еще, Борис, оказался б ты в своей Америке...
   Он придвинул пепельницу.
   - Нелька - гордая... Не осталась тогда здесь. На следующий же день уехала
   - А я ее любил, - спокойно, без смущения признался Боря. - Я все ждал, что она вернется, на каждый шорох выбегал... Я ее любил, - повторил Боря, - все эти годы любил. И никого лучше ее не встретил.
   Помолчав, он взял наполненную рюмку.
   - Знаете, ведь я совершенно одинок. А потому счастлив оттого, что вы нашлись, что не снесли и не перестроили наш дом, что существует наша квартира... Давайте встречаться в ней каждый год, седьмого ноября!
   Потом мы еще долго сидели за столом, вспоминая жизнь этого дома, и у всех было необыкновенно светло на душе. Даже у меня. Хоть я сегодня и наврал.
   Ведь не мог же я сказать им, что Нельки нет. Она погибла вместе со всей бригадой "Скорой помощи", когда их машину занесло на мокром асфальте. Случилось это давным-давно, и теперь каждый из нас - и я, и Борька, и Витька, - старше ее почти вдвое. Так что нет никакого мужа-венгра, детей и внуков. Я все это придумал...
  
  2004
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"