Грузовик врезался в ворота на полной скорости. Скрежет металла, искры, и мы уже внутри мясокомбината. Хорошо, Ефимыч придумал, как приварить отвал от бульдозера, а то разлетелась бы наша ватага по кустам да без голов.
- А ну, харе мечтать! - Тяпкин, председатель наш, автомат выхватил и молодежь поторапливает. Пока охрана не расчухалась. Да какое там! На комбинате тож народ не лыком шит. Чай, не первый налет после Развала.
Короче, дали с той стороны две очереди поверх голов. Мы залегли. Кто под грузовик залез, кто за колесом схоронился. Митяй уж "драгунова" наводит. Митяй у нас самый целкий, ему и СВД в руки.
Снять двоих успел, и тут в обратку ему прилетело. Поллица снесло. Винтовку повредило. Потом еще одного нашего ранило. Да так гадко - прямо в живот. Парень сильный оказался, не стал дожидаться, стрельнулся.
Лежим, головы боимся поднять. Тяпкин успокаивает. Измором возьмем, говорит. Не верят парни, по глазам видно. Какой измор, когда там бойцы сытые, директором прикормленные, а у наших второй день маковой росинки во рту не было. А третьего дня - по сухарю.
Тут Ефимыч изрекает, голод - сила! Дескать, нам терять нечего, так что будем атаковать. А если кто испужался, так ворота - вон они. Беги, если не боишься маслину спиной словить. Бежать, понятно, никто не решился. Знали, на что идем. Но без тактики в лобовую - это ж верный каюк!
- Есть тактика, - говорит Ефимыч и неспеша раскуривает трубку. И так он спокойно это делает, словно не под обстрелом в грязи лежит, а дома на диване. Отлегло от сердца сразу. На смерть шли. Не ради себя. Ради семей, детишек своих. Чего ж теперь сомневаться? Ефимыч перемену в настрое почуял, уверенно продолжает: - Есть тактика. Припас я тут кой-чего.
И вынимает из-за пазухи гранату. Даже Тяпкин оторопел. А мы-то думали, председатель в своем хозяйстве все знает. Ребятки, говорит, теперь дело пойдет.
Дальше такое началось! Ефимыч гранату Севке доверил. Тот метнул наудачу, попал в склад горючего. Братцы мои! Как же оно жахнуло! Охрану припекло, видать, сильно. Стали выбегать. Кто рукав тушит, кто просто дымится. Тут уж мы не растерялись, принялись косить из "калашей" субчиков. Я лично двоих снес.
В пылу боя не ощутил, а чуть погодя так тошно стало вдруг. Я ж раньше не убивал никого. Ефимыч понял, успокаивает, мозолистой ладонью волосы мне ерошит. Нормальна, паря, четко сработал. Что мутит, так это с непривычки, это дело наживное. А как нам иначе жить? Нам иначе никак не жить. Все Зауралье китайцы загребли, весь юг - зеленые. А у нас на северах отродясь много еды не было. Семью кто кормить будет, если не ты? Кто, тебя спрашиваю? И легонько встряхнул меня. Да я уж и сам в чувство пришел.
Зашли внутрь комбината. Какой же там славный запах! Бросились к холодильникам. Что такое? Пусто внутри. Стали искать. Не может же, чтоб охрана насмерть билась за пустые стены? Вдруг слышим - будто рокот с заднего двора. Бегом туда!
Поздно. Огромный АН-12 китайской сборки ревет моторами и разворачивается перед взлетом.
- Мясо! Мясо увозют! - стонет тощий Севка. Остальные рыдают навзрыд. Столько сил, столько стараний, и все впустую. Даже Тяпкин прослезился. Даже бывалый Ефимыч. А я с ненавистью принялся отстреливать обойму за обоймой вслед самолету, пока не растратил весь боезапас.
Мы еще долго стояли там. Голодные, растерянные, посреди пустой взлетно-посадочной полосы. Такие жалкие под бескрайней синевой неба.