Проклятие настигло Еремеева восьмого числа в десять утра. Взбалмошный пес Винтик, крутившийся под ногами в ожидании прогулки, вдруг выронил поводок из пасти на пол и отчетливо произнес: "Сегодня, хозяин. Оно придет сегодня". Еремеев ощутил холодок, в левом глазу кольнуло, заныл лет пять назад залеченный зуб.
Еремеев не работал, то есть, как и все в стране, кроме отчаянных экстремалов и любителей природы, работал удаленно, поэтому вполне мог позволить себе роскошь не выходить из дома. За окном моросил октябрь, в холодильнике были яйца, кетчуп и лимон, под столом в пакетике лежал лук, на столе два сорта зеленого чая. Ни малейшего резона покидать уютное жилище.
Все же принялся одеваться. Во-первых, надо выгулять Винтика. Пес хоть и киборг, а матрица натуральная. Перетерпеть-то он перетерпит, но к чему обижать доброе создание? Во-вторых, необходимость подчиниться какому-то там проклятью возмущала, пробуждала желание сопротивляться отчаянно, до последней капли... нет, не крови, конечно. Вида крови Еремеев не переносил.
"Жизнь - движение, хозяин", с грустной интонацией произнес Винтик, и Еремеев машинально кивнул.
- Сейчас на площадку на часок, потом в магазин за апельсинами и домой.
По дороге к игровой площадке для кибердогов Еремеев размышлял о проклятии. У него не было сомнений, за что. Характер скверный, неуживчив, бываю резок, понятно, за что. Непонятно - кто. Врагов Еремеев старался не заводить. Хотя...
Вика Полищагина - это раз. С ней крутил роман в позапрошлом году, да так и не докрутил, хотя все располагало к свадьбе. Вика была из тех прижимистых баб, что любят строить семью по старому образцу: муж - добытчик, жена - домохозяйка, всё на пробор, на все пуговички, черный низ, белый верх.
Олька Пузырева - это два. Еремеев сперва влюбился, потом бросил, узнав, что когда-то Оля была Олегом. Корил себя потом страшно, но никак не мог избавиться от гадливости, возникавшей всякий раз при мысли о соитии. Олька не обижалась, но робко просила о коррекции психики. Ведь это ненормально, так относиться. Еремеев и сам понимал, что ненормально. Но на коррекцию так и не пошел.
И Дубль-Еремеева - это три. Откладывал кредиты с каждой халтуры, отказывался от привычных покупных радостей вроде нейро-массажера, лишь бы заказать идеальную женщину из собственного ребра. А она получилась так отвратительно похожа - не внешне, нет, по складу характера - на него самого, что ни о какой романтике и речи быть не могло. Все равно, что мастурбировать, глядя в зеркало.
Пока Винтик резвился с прочими животными - на площадку кибердогов приводили не только собак, а вообще любых домашних питомцев, от банальных тигрольвов и котавров до экзотических носорагамаффинов и крокоморов - Еремеев достал "мерцалку". Искрящееся полотно тридцать на сорок послушно распласталось в воздухе под рукой. Над "мерцалкой" зависли три визуал-сферы. В продвинутой модели сфер было пять, но Еремеев так привык к старенькой "Эр-визии", что никак не решался на апгрейд.
Взглядом выбрал крайний левый, мысленно сформулировал запрос - буквы впечатывались в строку поиска мгновенно и будто заплывали свечным воском - работала шифровка "от посторонних глаз". Еремеев подмигнул, вызов отправился адресату. На всякий случай позвонил сразу двум бывшим. Почему-то был уверен, что ответит только одна. Но ответили обе, и Еремееву пришлось сбивчиво объяснять Вике, что не ошибся, но перезвонит чуть погодя. Злить трапа Ольку он не рискнул.
- Привет, - просто сказала Олька Пузырева. Лишенное эмоций лицо, словно выточенное из мрамора, высветилось в средней сфере (в правой нетерпеливо постукивала ногтями по подбородку пышка Вика). - Хотел чего?
Еремеев нервно сглотнул.
- Оль, тут такое дело, - забормотал он. - Понимаешь, с утра вроде бы ничего, а теперь - хоп! и началось. Я вот и думаю...
- Не я, - отрезала Пузырева. - Ни волдырей на роже, ни кровавого поноса нет?
- Нет, - побледнел Еремеев.
- Не я, - уверенно повторила Олька. - Я бы качественно сделала, чтоб уж, знаешь, плотненько так вошло, сочненько, по самый корешок. А на тебе, судя по всему, обычное анхэппи уровня пятого максимум. В общем, не горюй, само пройдет.
С этими словами Олька отключилась. В сфере еще некоторое время тлел послеобраз, но уже через несколько секунд античная краса была разрушена гневным вторжением Вики.
- Меня? Ждать? Ах ты, скунс сучий! - Вика ругалась размеренно, понемногу накручивая сама себя. - Чтоб я ждала? Пока ты с какой-то шалавой ля-ля? И ведь специально, да? Чтоб унизить, да? Ах ты, сука скунсячья!
Интонация все повышалась и повышалась, пока не достигала пика, где на Эвересте гнева, выпучив глаза, Вика принималась нести уж полную околесицу.
- А я все сижу и жду! Мне-то что? Я-то кто? А он годами, годами! С подзаборной! Ша-ла-ва!
Еремеев терпел, знал уж, Вику хватит минут на пять, потом можно будет спокойно поговорить.
И верно, через пять минут Вика выдохлась, с усталым укором глянула на Еремеева. Пухлые губки чуть подергивались, в сиреневых глазах закипали слезы. За эти годы Вика заметно подурнела. Отчетливо выступил второй подбородок, волосы потускнели, и лишь неестественно красивый носик-курносик топорщился среди океана щек памятником мастерству пластического хирурга.
С Викой Еремеев почему-то никогда не робел. Хоть тяжела на руку, а все ж домохозяйка - тыл. А с тыловиками не церемонятся.
Разговор от проклятия, которого, разумеется, Вика тоже не накладывала, плавно перешел на упущенные возможности.
Сама того не сознавая, Вика поглаживала себя по животику, грустно посапывала в паузах между фразами. Очень ей хотелось ребенка. Своего, чтоб самой, а не пробирочного.
Еремеев когда-то был для нее очередной последней надеждой. А как ушел, вместо чтоб искать другого, впала в депрессию, набрала вес и совсем было запустила себя, если б не открыла истину "Лесных Внуков".
При упоминании модной секты древопоклонников Еремеев несколько напрягся. Но вспомнил, что официально проклятия запрещены. Вряд ли "Внуки" рискнут лицензией ради Викиной не утоленной жажды мести.
- Вот и ты бы, Еремеев, пришел к нам, - с жаром уговаривала теперь Вика. - Подобрали бы тебе дубок или ясень. Впитал бы земные соки - от корня к стволу, от ствола к ветке, от ветки к листику. А кто мы, Еремеев, если не листики на ветру мироздания?
- В подворотне вечности, - пробурчал Еремеев.
- Все остришь? Ну, остри, остри, - печально проговорила Вика, впрочем, угрозы в ее словах не было. - Ты пойми, Еремеев, проклятие оно за прошлые грехи настигает. И избавиться от него можно, но только покаявшись и попросив прощения. С чистой душой.
К обеду Еремеева совершенно скрутило. Бросало из жара в холод, кончики пальцев покалывало, а на животе явственно проступил бурый символ Сансары.
Поводив пальцем по колесу, Еремеев решился на звонок Дубль-Еремеевой. Она взяла имя Светлана, но потом передумала и просила всех знакомых звать ее Ланой.
Лана ответила не сразу. Занималась ментальным тролльдо, любимым спортом сетевых псевдоинтеллектуалов. Чуть запыхавшаяся, она долго возилась с сенсорным ворсом, прикрепленным к вискам. Симпатичная. И беспечная, как и сам Еремеев.
- Привет, глупый, - голос Ланы прозвучал тепло. А что? Фактически, вторая половина.
- Привет, лапа, - кивнул Еремеев.
- У тебя проблемы, - констатировала Лана. - Дай угадаю, финансы?
- Нет, - Еремеев потер живот, кажется, символ Сансары начал вращаться. - Прокляли. Не пойму никак, кто.
Лана постучала костяшками пальцев по столу.
- Я приеду сейчас. Разберемся. Хотя, знаешь, лучше ты. У тебя же Белой комнаты нет? Ну, вот и приезжай.
Белой комнатой называли виртуальный кабинет психоанализа. Модная штуковина не была предустановленной программой в "мерцалках", потому слакеры вроде Еремеева ей пользовались неохотно. А вот мастеру тролльдо разгрузка и самоанализ попросту необходимы.
Еремеев покосился на Винтика.
- Стереги дом. Вернусь к вечеру.
Но Еремеев не вернулся ни к вечеру, ни даже к следующему утру.
В Белой комнате уютно. Время свернулось сбоку в тонкую полосочку состояния, где поначалу быстро бежали секунды, затем мерно отсчитывались секунды, а потом уж и вовсе тяжело падали секунды.
Звуков тут не существовало, никакого дыхания или биения крови в висках, что так отвлекает во время обычной медитации.
Звук мог родиться лишь в сознании. Вполне отчетливый Звук, весомый Звук, единственный Звук.
То же касалось и запахов. Невесть откуда вспомнившийся аромат дыни теперь заполнял все пространство.
Еремеев парил в теплом потоке, постепенно растворяясь в нем. Пропали ноги, бедра, плечи погрузились в приятную влагу. Еремеев прикрыл глаза и исчез полностью. И в тот миг, когда веки его нежно истлели, в глаза хлынул резкий белый свет.
Еремеев не испытал ни боли, ни раздражения. Чистый поток света приятно счищал с сознания шелуху.
Испарялись воспоминания об обычных днях, ночные кошмары, скандалы с соседями и досада на себя за несбывшиеся мечты. Словно на центральной улице большого города одно за другим становились прозрачными здания, превращались в невидимок автомобили, люди, голуби. Оставались лишь тяжелые красные кирпичи глубоких взрослых обид Еремеева и черные блоки детских травм.
Мама. Мама никогда не уделяла достаточно внимания. Вся в делах, дома раз в неделю. Карьера сама не построится, сынок! Это ты называешь "сделал домашнее задание"? Ты хоть немного будешь мне помогать? Ты мужик или кто?
Просто обними меня, мама! Просто. Обними. Меня.
Похороны отца. Пришло так много народа. Каждый подходил и похлопывал по плечу. Знаешь, каким человеком был твой отец? А ты чего ж? Долго еще будешь ерундой страдать? Пора, пора браться за ум. Собираешься соответствовать? Ради памяти!
Какое вам всем дело? Я - это не мой отец!
Первая любовь. Сокурсница Фаинка. Глупая и надменная. И эти смеющиеся глаза. Эти вечно смеющиеся над ним глаза. Какой он у тебя маленький. Ну что, ты уже все? Ничего, это со всеми бывает.
Я тебя не люблю! Это все гормоны! Купи себе вибратор, дура!
Вика Полищагина. Образ вспыхнул и погас.
Что-то странное. Еремеев не мог вспомнить ничего про Вику. Неужели их отношения с Викой были не значимы?
Хм. Дальше. Дальше Олька Пузырева. Она же Олег. И опять ничего. Пусто. Пусто-пусто.
Еремеев забеспокоился. Мысли метались по Белой комнате в поисках следующей ступеньки. Не может быть, не может такого быть!
Ни-че-го.
Обмануть можно себя, но Белую комнату не обманешь.
Ты сумасшедший, Еремеев, обычный свихнувшийся городской псих, каких теперь много. Безобидный, испуганно забившийся в ракушку вымышленного мира и сочинивший там собственную взрослую жизнь.
Которой не было.
Еремеев поерзал на диване. Лана присела в кресло напротив.
- Неужели? Все - ложь? - Еремеев с трудом сглотнул. - Но я же говорил с обеими по "мерцалке"!
- А ты? - на душе стало совсем погано. - Ты тоже плод моих фантазий?
- Нет, глупый, - Лана чуть качнула ногой. - Я настоящая.
- Так получается, что я сам себя проклял? - догадался Еремеев. - За то...
- За то, что так и не решился начать жить, - Лана подняла руки над головой и с хрустом потянулась. - Я бы предложила тебе переспать, но знаю, что это ничего не изменит. Проблема не в том, сколько секса у тебя было, а в том пороге, что ты так и не решился переступить. Стать взрослым.
- Я обречен? - улыбнулся Еремеев.
Лана подошла, присела рядом и погладила его руку.
- Если хочешь, переоденусь в мужское и попрошу у тебя прощения. Получится, что ты как бы сам у себя прощения просишь. Смешно, да?
- Очень, - Еремеев тяжело вздохнул. - А знаешь, кажется, проклятие уже спало.
Конечно, проклятие спало! Оно и не могло не исчезнуть, ведь Еремеев воспользовался сертифицированной Белой комнатой последней модели от производителя!
ООО "Сайко-модинг"! Только у нас Белые комнаты европейского качества по приемлемым ценам!
Каждому предъявителю этой листовки - скидка в 20%! Акция действует до конца года. Спешите!