До возвращения Дэна с учений оставалось три дня, когда и мою скромную персону осчастливила своим вниманием сильная половина человечества.
Утром, перед завтраком, когда мы по обыкновению собрались в гостиной, ожидая новостей, Агафья обратила на меня благосклонный взгляд.
- Дарья, сегодня в четыре часа жду в воспитательской. Тобой заинтересовался уважаемый человек и хочет разговора.
Я поймала на себе оживлённые взгляды девочек, услышала завистливые вздохи, и весьма неуклюже попыталась изобразить радость.
- Спасибо, сударыня. Я обязательно приду.
- Надеюсь, ты помнишь, что явиться желательно за десять минут и выглядеть опрятно, - Агафья поджала губы - её явно не обманула моя деланная улыбка.
Во время завтрака Яринка деловито говорила мне, не обращая внимания на остывающую еду.
- Этот хрен по-любому будет спрашивать тебя о прошлом, о семье. Тем более, что твой случай редкий. Не обращай внимания, не психуй. Такое придётся выслушать только один раз. Мой Львович вон больше даже не заикается о моих родителях.
С тех пор, как моя подруга обзавелась женихом, у них уже было три онлайн-свидания.
- О чём вы вообще там разговариваете? - обычно я старалась не задевать эту тему, помня Яринкину реакцию на первое общение с кандидатом в мужья. И она ничего не рассказывала, из воспитательской после таких разговоров возвращалась кислая и сразу утыкалась в планшет. Но сейчас поделилась охотно.
- Да ни о чём. Он скучный как воскресная служба. Спрашивает про учёбу, про то, что я люблю, рассказывает, как хочет обустроить квартиру с такой рукодельницей, - Яринка закатила глаза, - Кажется, он думает, что я целыми днями буду вязать пледы и плести салфетки... или наоборот, не помню уже. Может, он ими торговать хочет?
Я хихикнула.
- Так начинай уже сейчас, приданое будет.
- Ах да! Пару раз он вздохнул, что вот мол - невеста бесприданница, а он всё равно меня берёт, благородный, что куда деваться.
- Так ты уже согласилась идти за него замуж? - я нервничала перед предстоящим знакомством, и как всегда в таких случаях мне хотелось болтать без передышки.
- Он и не спрашивал, - Яринка криво усмехнулась, - Старичок ведь и правда думает, что облагодетельствовал меня своим вниманием, и я не могу отказаться от такого счастья. Когда появится следующий дурак, надо будет и его придержать.
- А разве можно общаться сразу с двумя?
- Ты Агафью совсем не слушала? Можно, пока не согласилась за одного замуж пойти. Тогда уже невеста. А так имеешь право общаться и выбирать.
Я деловито кивнула. Мало шансов, что меня выберет кто-то ещё, но если выберет, я поступлю так же. Дэн ведь говорил, что общение с людьми из внешнего мира пойдёт мне на пользу и поможет расширить кругозор, вот и буду стараться.
К счастью уроки отвлекли меня от предстоящего свидания, и помогли не нервничать. Теперь учителя стали к нам намного требовательнее и строже, поэтому считать ворон на занятиях уже не получалось.
А без десяти четыре, я, старательно причесавшись, отправилась в воспитательскую. Агафья встретила меня оценивающим взглядом, и, судя по тому, что замечаний не последовало - осталась довольна.
- Садись вот здесь, - я была водружена в кресло перед широким монитором (куда там стареньким компьютерам из библиотеки!), - Вот микрофон, вот камера. Говорить нужно глядя в неё, а не на экран, тогда собеседнику будет казаться, что ты смотришь ему в глаза. Будь вежлива, веди себя скромно, но не зажато. Улыбайся. На вопросы отвечай честно, но коротко, ничто так не раздражает мужчин, как женская болтовня.
Я рассеяно кивала, и теребила пальцами подол. Суета Агафьи лишь накрутила меня ещё больше, и теперь мне хотелось оказаться в любом другом месте кроме этого. Но давать задний ход было уже поздно, поэтому я откинулась на спинку кресла и постаралась думать о Дэне, о том, как он вернётся с учений, весёлый и повзрослевший, как мы будем разговаривать у скамейки, какие новые книги он нам привезёт. Нужно не забыть записать вопросы, которые я хочу ему задать...
Из приятных размышлений меня вывел громкий компьютерный трезвон. Я дёрнулась в кресле, отчего оно сделало пол-оборота, развернув меня спиной к монитору. Но Агафья железной рукой вернула нас с креслом в прежнее положение, хлопнула меня ладонью по спине веля выпрямиться, и, растянув губы в подобострастной улыбке, клацнула пальцами по клавиатуре.
Экран моргнул, на нём возникло окно, а в окне мужская голова с редкой седой порослью. Голова таращилась на нас, не моргая.
- Добрый день, Михаил Юрьевич, - пропела Агафья непривычно весёлым голосом.
Агафья слегка приобняла меня за плечи, при этом незаметно, но чувствительно ущипнув, и я торопливо сказала:
- Здравствуйте. Очень... рада.
Голова снова качнулась, а Агафья, продолжая неестественно улыбаться, подытожила:
- Оставлю вас наедине. Спасибо за внимание к нашим воспитанницам.
Конечно, наедине она нас не оставила, только отошла, и села за другой стол, не сводя с меня строгого взгляда. Под её взглядом, и перед этой неподвижной головой пялящейся с монитора, я совсем стушевалась, и последние мысли покинули мою голову. Не знаю, как долго длилось молчание, но к счастью голова решила сама начать разговор.
- Ну, здравствуй, - голос у головы оказался глухой и надтреснутый, - Даша, значит? А я Михаил Юрьевич Шестаков, пятидесяти шести лет, заместитель директора завода "НикельСплав", вдовец, отец трёх взрослых детей, проживаю в Москве, но владею так же загородным участком. Кроме официальной работы занимаюсь небольшим частным бизнесом, дающим стабильный доход. Имею два высших образования, и многочисленные грамоты за добросовестный труд.
Я продолжала молчать, оторопев от объёма зачем-то вываленной на меня информации. Да и что тут вообще можно ответить? "Я Даша, мне одиннадцать лет, живу и учусь в приюте, не имею ни фига"? Так ведь это он и сам знает.
Агафья чуть слышно кашлянула, встревоженная моим молчанием. По-прежнему, не зная, что сказать, я только часто закивала, глупо моргая.
Седая голова, Михаил Юрьевич Шестаков, заместитель директора завода, отец и бизнесмен, изволили улыбнуться.
- Ты милая девочка, стеснительная и робкая, такой я тебя и представлял.
На этот раз мне удалось выдавить из себя еле слышное "спасибо" и улыбка головы стала шире.
- Ответишь мне на несколько вопросов, дитя?
Я снова закивала. Правильно, пусть лучше он спрашивает, а я буду отвечать, потому что о чём можно говорить самой, понятия не имею.
- Я прочитал в твоей анкете, что ты поёшь в церкви, Даша, это правда?
С моей стороны опять последовали кивки, ну а чего ещё? Однако следующий вопрос Головы оказался посложнее.
- Ты видимо набожная девочка, раз решила славить Господа нашего?
- Да, - ответила я, и чуть подумав, добавила - Набожная.
- Умница, - совсем уж расплылась в улыбке Голова, - Для женщины набожность, как я считаю, одно из главных достоинств. Скажи, Дашенька, ты решила прийти к Богу после того, как осознала здесь, насколько грешной и неправильной была жизнь твоих родителей?
Вот оно. Я прислушалась к себе, но злости, о которой меня предупреждала Яринка, не почувствовала. Скорее облегчение, что мы наконец-то коснулись этой темы, и можно больше её не бояться. В принципе - ничего сложного, буду просто соглашаться со всем, что говорит этот сноб.
И я снова кивнула, старательно потупив взгляд, чем Голова вполне удовлетворился.
- А что ты ещё любишь кроме пения в церкви?
На миг я представила как отвечаю "Люблю читать запрещённые книги, убегать в лес со взрослым парнем и стрелять из рогатки", и торопливо прикусила губу, чтобы не дать ехидной улыбке выдать эту мысль.
- Я люблю... люблю... - чёрт, чёрт, чёрт, что ответить? Что я могу любить из того, что не запрещено? - Я люблю природу и животных.
О чём это я? Какая здесь природа, какие животные?!
Но Голове, как ни странно, такой ответ очень понравился.
- Это же замечательно! Как я уже говорил, у меня есть загородный участок. Но, к сожалению, мало времени, чтобы заниматься им, хотя я очень люблю бывать там, - Голова грустно вздохнул и обратил на меня задумчивый взгляд.
Агафья кашлянула чуть громче, давая понять, что вечно кивать и отмалчиваться с моей стороны не есть хорошо.
- Мне, - я тоже прокашлялась, - Мне очень нравится ухаживать за растениями.
- Я рад, что у нас есть общие интересы, - Голова снова улыбнулся, потом озабоченно глянул куда-то вбок, - Однако наше время на исходе. Ты не будешь против поговорить со мной ещё раз?
- Да! То есть, нет, - запуталась я, - То есть я не буду против. С удовольствием.
Судя по снисходительному кивку, Голова другого ответа не ожидал.
- В таком случае позволь с тобой проститься. Рад знакомству.
- Я тоже... рада... очень, - успела сказать я, прежде чем экран опять моргнул и Голова исчез, успев зачем-то хитро подмигнуть. А может, мне показалось.
Я торопливо спрыгнула с высокого кресла, в котором чувствовала себя курицей на насесте, и вопросительно повернулась к Агафье. Как ни странно, та улыбалась.
- Поздравляю, Даша. Судя по тому, что этот сударь захотел продолжить общение, тебе удалось ему понравиться.
- А... он... когда теперь снова?
- Когда сочтёт нужным. Я тебе сообщу. Иди к себе, и девочкам сильно не хвастай, не зазнавайся.
Я согласно склонила голову, и шмыгнула за дверь. Не хвастай, не зазнавайся? Она правда думает, что когда старый пень желает сделать тебя своей временной игрушкой и по совместительству бесплатной рабочей силой на приусадебном участке, это повод для гордости?
Яринка ждала в гостиной, поминутно выглядывая в коридор, и устремилась мне навстречу, как только увидела.
- Ну что, можно поздравить? Когда на свадьбе гулять будем?
Другие девочки, сидящие перед телевизором, как по команде повернулись к нам, и мне пришлось коротко поведать о своём первом свидании, изображая при этом смущение и радость. Яринка стояла рядом, ахала и качала головой вместе со всеми, а потом поволокла меня за руку в дортуар, где сразу став серьёзной, спросила:
- И как? Старый?
Я кисло кивнула и рассказала всё второй раз, но теперь уже в подробностях и, не скрывая того, что на самом деле думаю о "женихе".
- Ну, ясно. Набожность ему от тебя нужна, ага. Небось, по ночам хочет хором псалмы петь.
Я передёрнула плечами. Представлять себя ночью наедине с обладателем седой головы совершенно не хотелось. Скорей бы вернулся Дэн, у меня к нему миллион вопросов!
Дэна и остальных мальчишек из шестнадцатой группы привезли первого марта, во второй половине дня. Мы к тому времени уже пообедали и сидели на подоконнике, следя за воротами. Коротко стриженые парни выплеснулась из зелёного автобуса и, перекинув за плечи сумки, зашагали к корпусам. Я расплющила нос о стекло, пытаясь разглядеть среди них Дэна. Это мне удалось, когда новоиспечённые защитники Родины проходили под нашими окнами. Дэн шёл одним из последних, о чём-то оживлённо разговаривая с одногруппниками, и на девчачий корпус даже не посмотрел. Ну и ладно, главное, что он снова здесь.
- Как думаешь, он сможет уже сегодня написать нам ответ? - ёрзала рядом Яринка.
- Вряд ли. Думаю у них и так много дел, да и отдыхать будут. Но на всякий случай проверим.
И мы проверили. И завтра проверили тоже. И на следующий день. Дэн не только не написал нам записку, но даже ещё не достал из тайника нашу. На территории я тоже его ни разу не видела.
- У них же наверняка теперь усложнилась программа, - успокаивала меня Яринка, - Тем более, сколько времени они потеряли на своих учениях? Сейчас догоняют.
Я это понимала, но сердце всё равно было не на месте.
Чтобы гнать от себя тревожные мысли, мы с Яринкой решили отдавать больше времени учёбе, и по-прежнему ходили в библиотеку. Это уже вошло в привычку, да и не хотелось привлекать внимание Агафьи внезапным изменением распорядка дня. Опять же - чего греха таить - было любопытно заглянуть в свои анкеты, узнать сколько людей просматривало её за прошедший день. Но бум интереса к новоявленным невестам спадал, просмотров становилось всё меньше, и всё реже Агафья перед завтраком сообщала девочкам о желающих пообщаться с ними мужчинах. Кроме меня, Яринки, и Зины, кавалерами обзавелись ещё пять девочек, остальные напряжённо ждали с лихорадочным блеском в глазах. Отличить одних от других было легко, и не только по умиротворённом лицам первых, но и по заметному расколу, который произошёл в группе после посвящения в невесты. Отношение к выбранным девочкам стало холоднее. Нет, с нами по-прежнему разговаривали, садились рядом в гостиной и столовой, даже интересовались общением с женихами, но гулять во дворе или кататься на горках с собой не звали, в свои дортуары на вечерние посиделки не приглашали. Раскол между одинокими и "невестами" хоть и не был заметен внешне, но хорошо чувствовался внутри группы.
Исключением стала, пожалуй, только Настуся. Она искренне радовалась за тех, кому повезло обзавестись женихами, одновременно не теряя веру и в свой успех.
Мы же, выбранные, общались со своими "сужеными" как и положено - каждую неделю, по пятнадцать минут. К моменту возвращения Дэна, я уже три раза имела сомнительную честь беседовать с Головой, как я про себя окрестила своего пожилого кавалера. К счастью он больше ни словом не задел моих родителей, хоть и говорили мы в основном о Маслятах, но интересовало его другое. Кажется, в моём лице Голова действительно увидел будущую работницу его загородного хозяйства, потому что подробно расспрашивал о способах которыми мы добивались хорошего урожая в холодных сибирских краях. Спрашивал он и о содержании домашней скотины, причём вопросы были такие наивные и нелепые, что я невольно преисполнялась чувством превосходства над этим жителем каменных ульев.
Такие разговоры даже стали приносить мне удовольствие. Было приятно вспомнить деревенскую жизнь и почувствовать, что мои знания о ней кому-то нужны. Но больше всего меня радовали поджатые в бессильной злости губы Агафьи и её застывшая неестественно прямая спина. Услышь она, как я болтаю на подобные темы с девчонками, как расхваливаю жизнь "дикарей" и "безбожников", не избежать бы мне сурового наказания. Но в данном случае, я была не виновата и даже наоборот - добродетельна, ведь это мой "жених" хочет говорить об этом, разве можно проявить к нему неуважение и ослушаться? И я в красках расписывала способы удобрения огорода, ухода за скотиной, хранения урожая, при этом косясь на неподвижную Агафью и хохоча про себя.
Спустя четыре дня после возвращения шестнадцатой группы с учений, Яринка прибежала в дортуар, улыбаясь до ушей, и хитро подмигнула мне. Я возликовала, решив, что она принесла весть от Дэна, но как выяснилось позже, Дэн ничего не передал нам, он только забрал из тайника то, что положили туда мы. Велев себе не расстраиваться, я попыталась утешиться мыслью, что и это не мало. Он помнит о нас, он прочитает нашу записку, и обязательно ответит. Просто Яринка права, и у него сейчас совсем нет времени.
Но прошла неделя, за ней другая, а вестей не было. Ни флэшки с новыми книгами, ни какой-нибудь, пусть совсем короткой записки. И мне всё труднее становилось придумывать для этого оправдания. Дэна я несколько раз видела в школьном коридоре, но он не смотрел в мою сторону. Даже Яринка перестала преувеличено бодро говорить "Наверно завтра" и теперь чаще отмалчивалась, когда я заводила разговор о Дэне.
Минула ещё одна неделя. В воздухе носился весенний дух, дули порывистые влажные ветра, температура даже по ночам перестала опускаться ниже двадцати градусов. Каждый раз, выходя на улицу, я жадно отмечала эти перемены, с наслаждением втягивая ноздрями приносимые издалека запахи весны, но теперь к радости примешалась немалая тревога. Когда растает снег, неважно будет это уже в середине апреля, или только в начале мая, но когда сугробы больше не помешают мне пройти к забору, и перелезть на ту сторону, на сторону свободы - будет ли там Дэн, или уже нет? Что, если на этом наша дружба кончилась? Да и была ли она или я всё придумала, выдавая желаемое за действительное?
И с каждым днём мне всё больше казалось, что так и есть.
То, чего не смогла сделать загруженность чтением и порождённый ею отрыв от действительности, сделали растущие тревога и тоска - я начала отставать в учёбе. На уроках сидела, глядя в одну точку, пропуская мимо ушей почти всё сказанное учительницей, а если меня спрашивали - отвечала невпопад. На спевках в церкви не вызывалась как раньше первой на клирос, и не прыгала за фортепиано при каждом удобном случае, а больше отсиживалась в уголке, тихонько подпевая другим. Разумеется, такое поведение ни для кого не прошло незамеченным. Агафья прочитала мне нотацию о том, что обзавестись женихом - ещё на значит удержать его, и если я думаю, будто кому-то нужна нерадивая жена, то очень скоро останусь в одиночестве. Марфа Никитовна спросила, как я себя чувствую, и не начались ли у меня женские дни. Одногруппницы решили, что я загордилась. И только Яринка правильно истолковала произошедшие во мне перемены, и как-то, уже в середине марта, когда мы остались в дортуаре вдвоём, решительно сказала:
- Завтра я подойду к Дэну и прямо спрошу его, что это за фигня.
- Не надо! - перепугалась я, - Вдруг кто-нибудь увидит?
- Обязательно увидит, - с мрачным удовольствием подтвердила Яринка, - Потому что я собираюсь сделать это прямо в школе на перемене. И пусть он только попробует мне не ответить - не отстану.
Поняв, что поколебать решимость подруги можно лишь выкинув что-то, чего она не ожидает, я прищурилась и твёрдо сказала:
- Ну, уж нет. Это сделаю я.
Яринка недоверчиво уставилась на меня.
- Ты? Ты подойдёшь к Дэну на перемене? При всех?
Я отчаянно кивнула.
- Да. Пусть он мне самой скажет, что же это за фигня.
- Ну-у, - Яринка поглядела на меня с уважением, - Да, наверно тебе он объяснит всё быстрее, вы дольше знакомы.
Я временно перевела дух, теперь осталось только придумать, как отвертеться от такого безумного поступка. Конечно, ничего ужасного бы не случилось, подойди я на самом деле к Дэну при всём честном народе. Самое неприятное, что может произойти - это чей-нибудь донос Агафье и ей последующие за этим вопросы. Но неужели я не смогу заранее придумать что-нибудь правдоподобное, что могло бы объяснить мой поступок? Смогу, раз плюнуть. Но я сама не хочу подходить к Дэну, и не хочу, чтобы это делала Яринка. Нет, я не обиделась на него за молчание, всё куда хуже. Я боюсь.
Боюсь, что Дэн посмотрев на меня удивлённо и холодно, ничего не ответит. Или ответит, но такое, что лучше бы не отвечал. Понятия не имею, какие перемены могли произойти с ним там, на неведомых учениях, в загадочной армии, но вдруг он теперь совсем взрослый? Настолько взрослый, что общение с нами кажется ему глупым и ненужным.
Я понимала, что прячу голову в песок, но намерена была поступать так и дальше, так долго, сколько понадобится для того, чтобы всё разъяснилось само собой. Либо мы рано или поздно обнаружим в тайнике записку Дэна, объясняющую его молчание, либо уже никогда ничего не обнаружим, и это тоже будет объяснением. Но пока я не готова узнать правду.
А на завтра ничего придумывать не пришлось, потому что случилось такое, что надолго привело приют в оцепенение, и отодвинуло на задний план всё остальное.
Ближе к утру меня разбудили крики с улицы. Сейчас по ночам уже не стояли суровые холода, и мы оставляли форточку приоткрытой, а поскольку я спала на верхнем ярусе койки стоящей ближе к окну, то мне было лучше всех слышно, что происходит снаружи. И в этот раз происходило там что-то плохое.
Сначала я подумала, что проспала подъём и теперь слышу голоса воспитанников идущих на завтрак, но открыв глаза, обнаружила, что дортуар погружён в темноту, а доносящиеся до меня крики принадлежат взрослым мужчинам. Потом их заглушил пронзительный женский визг, переходящий в рыдания. Кто-то отчётливо произнёс "О, господи!"
Я свесила ноги вниз, осторожно, чтобы не разбудить Яринку слезла на пол, и на цыпочках подбежала к окну.
Внизу метались лучи фонарей. Я разглядела несколько фигур у торца нашего корпуса, большинство из которых оказались охранниками. Того, что привлекло их внимание видно не было, оно находилось за углом корпуса, именно туда смотрели собравшиеся, и оттуда продолжали доноситься рыдания.
Решив, что уснуть теперь всё равно не удастся, я растолкала и Яринку. Подруга не простит, если узнает, что я наблюдала что-то из ряда вон выходящим без неё. И мы, набросив поверх пижам покрывала, устроились на подоконнике, пытаясь понять, что происходит.
А взрослые продолжали прибывать. Я увидела суетливо крестящегося батюшку Афанасия, сбежавшую с крыльца Агафью в наспех накинутом пальто, мужчин-воспитателей из мальчишеского корпуса. А потом, в заранее открытые охраной ворота заехали две машины, освещая всё вокруг красно-синими всполохами маячков.
- Ой-ой-ой, - прошептала Яринка, - И скорая, и полиция...
- Думаешь, кого-то убили? - ляпнула я первое, что пришло в голову.
- Не знаю... может быть...
Между тем ночь подошла к концу, за окном всё постепенно окрашивалось в серые тона. И в этом тусклом унылом полусвете, мы увидели, как в одну из машин один за другим занесли два продолговатых предмета в глухих чёрных мешках.
Яринка растерянно посмотрела на меня, я - на неё. Мы ничего не сказали, и не стали строить предположений, вместо этого молча и поспешно вернулись в постели. Такого в приюте на нашей памяти ещё не случалось. Разве что полтора года назад, тогда тяжело заболел один мальчик из седьмой группы, его увезли в больницу, где он и умер. Но он умер не здесь и не сразу, так что это событие никого особо не взволновало. Его отпели в церкви и всё забылось. Но то непонятное, что произошло сейчас, напугало нас. Мы не стали смотреть как развиваются события за окном дальше, и ни обмолвились ни словом до звонка будильника, хотя, конечно, уже не сомкнули глаз.
И я, и Яринка продолжали подавленно молчать, пока одевались, причёсывались, заправляли постели под недоумёнными взглядами Зины и Настуси. И не избежать бы нам их дотошных расспросов, если бы в дверь вдруг не заглянула мрачная больше обычного Агафья, и не велела всем срочно собраться в гостиной. Там, среди враз растерявших своё веселье одногруппниц, нам и было вкратце пересказано произошедшее ночью.
Парень и девушка семнадцати лет, которым до выпуска оставалось меньше года, вдвоём забрались на крышу нашего корпуса по пожарной лестнице, и спрыгнули вниз, взявшись за руки. Тела погибших увезли, сейчас на территории приюта работает полиция, поэтому школа сегодня отменяется.
- Теперь все тихо идём на завтрак, - распорядилась Агафья, не глядя на своих перепуганных питомиц, - Потом вы расходитесь по дортуарам, и носа не высовываете, пока я не разрешу, ясно?
Всем было ясно и не нашлось ни одной сумасшедшей, чтобы задавать вопросы.
Нам с Яринкой в какой-то степени повезло - мы не выспались, перенервничали, и поэтому, вернувшись в дортуар, залезли в койки, где благополучно отключились до полудня. Остальным же пришлось маяться в догадках, строить предположения о случившемся, и протирать носами окна, наблюдая за взрослыми на улице. Во второй половине дня полиция уехала, и воспитанникам было разрешено покинуть дортуары.
После обеда я заторопилась в церковь - сегодня должны были быть занятия в хоре, и я хотела узнать, не отменили ли и их. Неожиданно, в нашей комнатке за клиросом кроме Марфы Никитовны, обнаружились все четыре девочки-певчие во главе с батюшкой Афанасием.
Едва переступив порог, я поняла, что застала не самый приятный момент.
Нюра, с заплаканным лицом, судорожно комкала подол платья, Аня и Света с двух сторон придерживали её за плечи, а батюшка Афанасий стоял перед ними, ссутулив плечи, и говорил, кажется уже не в первый раз:
- Не могу... не положено... нельзя...
- Но ведь никто не узнает! - выкрикнула Нюра, резко подавшись к нему.
- Не могу, - глухо повторил батюшка, и круто развернувшись, бросился в двери - я едва успела отскочить.
Его уход словно лишил Нюру последних сил, она рухнула на стул и закрыла лицо руками. Девочки склонились над ней, а Марфа Никитовна устало опёрлась о стол.
- Что случилось? - робко спросила я, и, судя по удивлённым взглядам, только сейчас была замечена.
Надо отдать должное солидарности нашей певчей компании, никто не стал скрывать от меня правду, как от самой младшей. И я постепенно узнала вот что.
Погибшая ночью девушка была старшей сестрой Нюры, и в приют они попали вместе, когда их отца и мать посадили за изготовление и продажу табачных изделий. Сюда Нюра прибежала просить батюшку Афанасия втайне провести заупокойную службу по сестре, в чём он был вынужден отказать - как известно, отпевать самоубийц запрещено.
- Почему они сделали это? - тихонько спросила я, имея в виду Нюрину сестру и того парня, что прыгнул с крыши вместе с ней.
Девочки разом посмотрели на Марфу Никитовну, словно спрашивая разрешения говорить, но та ответила сама.
- В этом возрасте... всё кажется серьёзным, даже если это не так. Мальчик и девочка понравились друг другу, решили, что это любовь. И понимая, что вместе быть не получится, подумали, что лучше вот так... глупые дети.
Нюра затрясла головой, но рук от лица не отняла и ничего не сказала.
А я вдруг поняла, что зная о запрете на отношения между воспитанниками приюта, никогда не интересовалась его причиной.
- Почему им нельзя было пожениться после выпуска?
Все изумлённо поглядели на меня, даже Нюра перестала всхлипывать. И снова ответила Марфа Никитовна:
- Евгеника, - сказала она непонятное слово, - В коррекционный приют попадают дети тех родителей, кто так или иначе был виноват перед законом и осужден. Таким детям разрешается в будущем образовать пару с кем-то из порядочной семьи, в надежде, что хорошая наследственность пересилит плохую. Но не друг с другом.
- Но ведь, - я не знала что сказать, и брякнула, не подумав, - Можно убежать...
Что-то, возможно тот самый голос-без-слов, что уже не раз выручал меня, помог и сейчас, только благодаря ему я не добавила два слова "на запад". Не знаю, что бы случилось тогда, может, что и ничего страшного, но озвучивать такие мысли, даже в кругу, как я считала близких людей, было бы крайне опрометчиво.
- Куда убежать? - грустно спросила Аня, осторожно гладя Нюру по голове, - Ну убежали бы, а где жить и на что? Парня на работу никто не возьмёт без протекции приюта, а девушку - вообще не возьмут.
Я опустила голову, надеясь, что это выглядит так, будто я застеснялась сказанной глупости. К счастью, о моих неосторожных словах сразу позабыли, сочтя их болтовнёй ребёнка, который сам не понимает о чём говорит.
- Выпей, - Марфа Никитовна накапала что-то в стакан с водой и протянула Нюре, - Не злись на батюшку, он бы и рад тебе помочь, но не может.
Нюра не притронулась к стакану, вместо этого быстро заговорила, отняв руки от лица:
- Я же не просила при всех... службу не просила... только чтобы он... сам... помолился за неё...
Марфа Никитовна поставила отвергнутый стакан на стол и тяжело опустилась в кресло.
- Афанасий - божий человек, Нюрочка. Не может он идти против церковных канонов. Не может отпевать самоубиенных даже наедине с собой.
Я уже поняла, что ни занятий, ни спевки сегодня не будет, смотреть на горе Нюры было невыносимо, поэтому отступила к двери, и тихонько сказала:
- До свидания.
Но моего ухода тоже никто не заметил.
Вернувшись в дортуар, я застала девочек в прескверном настроении. Яринка сидела на подоконнике, мрачно уставившись в окно, Зина и Настуся пытались учить уроки, но судя по рассеянным взглядам, не очень-то им это удавалось.
При моём появлении Яринка слегка оживилась, повернула голову.
- Что, не будет занятий в церкви?
- Там Нюра, - грустно поделилась я, залезая на подоконник рядом с ней, - Оказывается погибшая девушка - её сестра.
Подруга присвистнула. То есть действительно вытянула губы трубочкой и издала протяжный свист. Агафья упала бы в обморок.
- Ничего себе! И как она сейчас?
- Плохо. Плачет. Просила батюшку Афанасия помолиться за сестру, а он не захотел.
Неожиданно раздался громкий стук - это Настуся с силой опустила на стол свой планшет, в котором до этого пыталась что-то читать. Мы удивлённо уставились на неё, и не потому, что она никогда не позволяла себе такого губительного обращения со школьными принадлежностями, но из-за ярости, горевшей в обычно кротких Настусиных глазах.
- Конечно, не захотел, - отчётливо сказала она таким же яростным голосом, - Ещё молиться за неё не хватало.
От изумления никто из нас не смог вымолвить ни слова, и, не дождавшись никакой реакции, Настуся спросила:
- А вы считаете было бы правильно отпевать таких, как она?
- Каких - таких? - наконец выдавила я.
- А вот таких! - Настуся, кажется, призвала на помощь все внутренние силы, и выплюнула слово, которое я никак не ожидала услышать в этих стенах, - Шлюх!
Снова повисло ошеломлённое молчание. А потом Яринка, тихим и вкрадчивым голосом, не предвещавшим ничего хорошего, почти ласково спросила:
- И почему же она была шлюха?
- А кто? - Настуся не опустила глаз, - Зачем ей понадобилось прыгать с крыши за ручку с парнем, если только не за тем, чтобы скрыть свой позор?
Боковым зрением я увидела, как медленно вздымается грудь Яринки, набирающей воздух для ответа, и поспешно спросила в жалкой попытке предотвратить грядущую ссору:
- Насть, ты же не можешь знать, что там на самом деле было. Почему сразу позор?
Настуся посмотрела на меня как на умственно-отсталую.
- Она была ночью наедине с парнем. На крыше. Никто не видел, как они туда поднялись и как вообще вышли из корпусов, а значит, делали это не первый раз. Этого мало?
Я тоже начала заводиться.
- Мало. Они поднялись на крышу, чтобы прыгнуть оттуда, с чего ты взяла, что было что-то ещё?
- Ага, просто вдруг решили, что хотят вместе прыгнуть с крыши, - неестественно рассмеялась Настуся, - Обычное дело.
- Она была беременна, - сказала вдруг молчавшая до этого Зина.
В который уже раз возникла немая сцена. Не многовато ли их для одного дня?
- С чего ты взяла? - наконец спросила Яринка, на время забывшая про Настусю. И Зина коротко отозвалась:
- Люди говорят.
Сплетни и слухи в приюте разлетались совершенно непостижимым образом. Как ни пытались взрослые скрыть тот или иной инцидент, но он моментально становился достоянием общественности, причём в мельчайших подробностях и с такими далеко идущими выводами, которых не могли сделать иные воспитатели. Взять хотя бы тот случай, когда Яринка пририсовала мозаичному Иисусу недостающие части тела. Не смотря на то, что произошло это в корпусе мальчишек, к вечеру каждая девочка из младшей группы семилеток узнала о том, что находится у мужчин в штанах.
Поэтому слова Зины меня не удивили и почти не вызвали сомнений в их правдивости. Но не Яринку.
- Слушайте больше! - фыркнула она, а потом сказала такое, за что была бы порота розгами, присутствуй здесь кто-нибудь из взрослых, - И вообще, беременна или нет, никого не касается!
Теперь настала очередь Настуси ошеломлённо хлопать глазами.
- Что... да это же... она же...
- Ну что, что? - подначивала Яринка, - Если она и забеременела от того парня, это только их дело!
Настуся, наконец, собралась с мыслями и почти закричала:
- Из-за таких как она потом обо всех девушках плохо думают! Она опозорила приют! Она спуталась с парнем, а они даже не были помолвлены! А ещё она убила своего ребёнка, прыгнула с крыши, зная, что беременна! Она такая же, как те, кто убивают детей во чреве! Её отпевать грех! Шлюха и убийца!
Я не переставала изумляться - скажи мне кто-нибудь час назад, что я услышу подобное от Настуси, от нашей скромницы, вздрагивающей от слова "чёрт" - ни за что бы не поверила. Я вообще сомневалась, что она знает откуда берутся дети, и уж тем более никак не могла представить что ей известны такие вещи, как искусственное прерывание беременности.
Яринка тоже выглядела ошарашенной, но от этого не менее злой. Она непримиримо процедила сквозь зубы:
- Ах ты, святоша! А как насчёт "не суди"?
- А я и не сужу, - вдруг совершенно спокойным голосом отозвалась Настуся, - Я просто говорю правду.
Но моя подруга от этого завелась ещё больше.
- Значит, шлюха? А как насчёт твоей мамы, а? Как ты у нас появилась на свет, если не так же?
Настуся слегка побледнела, но ответила сразу:
- А я мать и не оправдываю. Она получила по заслугам за свой грех. Но она хотя бы родила меня, не стала губить.
Яринка зло рассмеялась.
- А, так тебе и собственную мать не жалко? Правильно, чего шлюх жалеть.
На этот раз на щеках Настуси вспыхнули пятна румянца, она прикусила губу. А потом сказала: