Косарь Юлия : другие произведения.

Луннннатики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    От луны и от сумы...

Процесс ходячий.

Комедия.

  
  
  
   Действующие лица
   обвиняемые:
   Иван Кузяев, рабочий
   Елена Прекрасных, колхозница
   пострадавший:
   Даниил Хохланкинс, большой политический деятель
   суд:
   Вель Зевулов, прокурор
   Савва Офович Егов, адвокат, юрист от бога
   присяжные заседатели:
   правые
   Павел Павлович Глебовский, секретарь Хохланкинса
   Гена Правый, депутат правый
   Владимир Стрекозлов, современный писатель
   Отец Федор, православный священник
   левые
   Гена Левый, депутат левый
   Максим Самоедов, ученый-физик, интель
   Степан Разов, студент-философ, революционер
   Надежда Буй, женщина-космонавт
   себе на уме
   Любовь Пудрянская, актриса на все роли
   Александр Душкин, киллер на все руки
   Благуру, гуру на все мысли
   Вера Павловна Русичкина, средненький учитель на весь русский язык и литературу
  
  
  
   Увертюра.
   Прокурор. Господа присяжные заседатели, Иван Кузяев, рабочий красно-каркасного завода, гуляя с Еленой Прекрасных в ночь с 24 на 25 октября сего года по улице "Ведущая к храму", напал на известнейшего общественного деятеля, депутата государственной думы, господина Хохланкинса.
   Кузяев (встает возмущенно). Я!? На Хохланкинса?! Да когда такое было?!
   Прокурор (не обращая внимания). Отнял барсетку с 3 миллионами долларов и нанес раны, совместимые с жизнью. В связи с вышеперечисленным он обвиняется в грабеже с попыткой убийства, а также в попытке государственного переворота.
   Кузяев (садится). Господи Иисусе.
   Прокурор. Елена Прекрасных, гуляя с Иваном Кузяевым в ночь с 24 на 25 октября сего года, нанесла депутату три удара сумочкой в темя и оскорбила неприкосновенную государственную фигуру словами, не соответствующими общественно значимой персоне. В деле Кузяева она является сообщницей.
   Прекрасных (голосит). О-о-ой! Говорила мне мама, не езди в город, не езди в город. Изнасилуют или посадят. Лучше бы уж изнасиловали.
   Прокурор. В связи с исключительной важностью дела, относящегося к разряду государственных, прошу досточтимый суд разобраться, не являются ли обвиняемые наемниками, исполнителями чьей-то воли, или они действовали по собственному злому умыслу. В любом случае, прошу назначить Кузяеву и Прекрасных самую суровую меру наказания, вплоть до исключительной меры - лишения жизни.
   Кузяев. Мне!?
   Прекрасных. А-а-а-а!!!! Изнасилуйте меня кто-нибудь.
  
   Шум присяжных заседателей.
  
   Адвокат. Господа присяжные заседатели, успокойтесь. Выслушайте, как все было на самом-то деле. Кузяев, проясните ситуацию. Что вы делали на улице "Ведущая к храму" в ночь с 24 на 25 октября? За что вы били Хохланкинса?
   Кузяев. Не бил я Хохланкинса! Это же чистая подстава!
   Адвокат. А что вы делали?
   Кузяев. Гуляли мы с Ленкой... Пива немного, немного водки. Идем, наслаждаемся. И тут-то навстречу он. Все настроение, зараза, испортил.
   Адвокат. Кто?
   Кузяев. Мужик, похожий на Хохланкинса.
   Адвокат. И что он вам сделал?
   Кузяев. Ничего. Просто как увижу рыжих, котов ли, людей ли, вскипает во мне... Все отнял, все! Нет жизни в матушке-России! Нет русскому человеку свободы и правды! Убил бы, скотину! Как увижу рыжих, сразу в морду, в морду, котам ли, людям.
   Прокурор. Значит, вы не отрицаете, что били Хохланкинса с целью убийства?
   Кузяев. Не бил я Хохланкинса!
   Прокурор. Кого же вы били?
   Кузяев. Мужика, похожего на Хохланкинса. Что непонятного?
   Прокурор. За что вы его били?
   Кузяев. За то, что похож на Хохланкинса. Буржуя поганого. Всю Россию обокрал. Сволочь!
   Прекрасных. Всю землю скупил, где коровам гулять?
   Адвокат. Значит, вы думали, что бьете НЕ Хохланкинса? Просто мелкая драка, хулиганство, так?
   Кузяев (сомневаясь). Ну да...
   Прекрасных. Почему хулиганство? Рассердились просто. Увидели - морда рыжая, на Хохланкинса похож. Всю Россию обокрал! Вот вы бы что на нашем месте сделали!?
   Прокурор. Успокойтесь, Прекрасных. А если бы вы встретили самого Хохланкинса, Кузяев, вы бы его убили вообще?
   Кузяев. Не, не убил бы.
   Прокурор. Но вы же сказали: "убил бы скотину".
   Кузяев. А что?! Что я такого сказал-то? Все так говорят. Все так думают. Спросите хоть кого. Убили б скотину. Все отнял, все, всю Россию обокрал.
   Прокурор. Значит, если б вы встретили Хохланкинса, вы бы его убили вообще?
   Кузяев. Не.
   Прокурор. Почему?
   Кузяев. Я бы не встретил.
   Прокурор. Почему?
   Кузяев. Он на луне живет.
   Прокурор. В смысле?
   Кузяев. А вы что, не знаете? Все это знают. Они все давно на луне. Блиндаж у них там. В кратере. Разрабатывают план уничтожения земли. Когда землю домучают, навсегда там поселятся. У них там все схвачено. Ванны из золота, полы самоездящие, потолки картинами обвешаны, из музеев поперли, народ годами собирал...
   Прокурор. Хорошо, хорошо, без подробностей! А если б Хохланкинс спустился-таки на землю, хм, с Луны, и вы б его встретили, вы б его убили вообще?
   Кузяев. Не.
   Прокурор. Почему?
   Кузяев. Не посмел бы.
   Прокурор. Почему?
   Кузяев. Я власть уважаю.
   Прокурор. За что?
   Кузяев. За все. Власть - она, это... власть. Она думает о нас.
   Прекрасных (голосит). Мы ж за него, за Хохланкинса, всей деревней голосовали. Так разве я стала бы сумочкой?!
   Прокурор(ёрничает). Он же все земли скупил. Коровам негде гулять.
   Прекрасных. Дык он обещал молоко из Швейцарии возить. Плохо, что ли? Там красиво, горы, воздух чистый, молоко хорошее.
   Прокурор. Привез?
   Прекрасных. Что?
   Прокурор. Молоко.
   Прекрасных. Вы что?! Кто ж нам, простым крестьянам, из Швейцарии молоко привезет?
   Прокурор. Значит, он вас обманул?
   Прекрасных. Конечно. Когда ж то бы власть, да не обманывала? Поубивала бы гадов!
   Прокурор. Значит, если б вы встретили Хохланкинса, вы бы его убили вообще?
   Прекрасных. Не, не посмела бы. Я власть уважаю. Бить Хохланкинса?! Я б его, если б увидела, обомлела бы сразу, такой мужчина, красивый, богатый. Не то, что сумочкой.
   Прокурор (в сторону). Твою... (Прекрасных.) Так зачем же прохожего-то надо было бить?
   Кузяев и Прекрасных (хором). Дык обидно ж. Идет такой, совсем как Хохланкинс, морда рыжая, хитрая, всю Россию обокрал!
   Прокурор (в сторону). Нет! Не могу больше! Это выше человеческих сил! (Кузяеву и Прекрасных.) А где барсетка с тремя миллионами?
   Кузяев. Барсетка?
   Прекрасных. Собака что ли? Пробегала мимо, мы ее не трогали.
   Прокурор. Небольшая мужская сумочка с тремя миллионами долларов!
   Прекрасных. А! Дык этой, как ей, барсеткой, я и била прохожего. Она порвалась и упала. Подбирать я не стала.
   Кузяев (гордо). Нам чужого имущества не надо. Мы не Хохланкинсы!
   Адвокат. По-моему все ясно, господа присяжные заседатели. Мои подзащитные виновны лишь в мелком хулиганстве. Пятнадцать суток, думаю, будет вполне достаточно.
   Прокурор. Протестую. Господа присяжные заседатели. Надеюсь, вы понимаете всю серьезность возложенного на вас решения. На нас смотрит свободный демократический мир, все прогрессивное человечество. Дадим волю сейчас, 25 октября повторится снова и снова. Моральное и физическое оскорбление известного представителя государственной власти! Неуважение к частной собственности. Зависть и вызванная ею агрессия. Этот поступок - лишь верхушка мощного айсберга протестного антиправительственного движения маргинальных элементов, движения против только-только установившегося гражданского мира в нашей выбравшей свободу стране. Отнеситесь к вынесению приговора крайне ответственно. Вспомните, с чего начинались революционные выступления конца 19 века, и чем все закончилось. Процесс должен показать всем, чем грозит нарушение закона. Я требую высшей меры наказания.
   Голос. Присяжные заседатели удаляются на обсуждение.
   Удар молотка.
  
   СЦЕНА 1.
   Присяжные расходятся по своим делам. На сцене понуро сидят рабочий и колхозница, на авансцене прогуливаются Пудрянская и Стрекозлов.
  
   Пудрянская. Владимир, вы тот, кто мне нужен! Да, именно вы! Мы прославимся вместе. Наши имена войдут в золотой фонд театра, как Райх-Мейерхольд, Коонен-Таиров, Ванцетти и Сакко. Напишите мне пьесу о сумочке. Эта деталь. О, какая деталь! Я сыграю. О, как я сыграю! Но условие! Со счастливым концом.
   Стрекозлов. Я пишу о пятнах, что приходят ночью, и шумят в потоках несбывшихся снов, дополняя смыслы дневного существования. Это тонкая нить Ариадны, что ведет нас к истокам, что оглушает прозрачностью и чистотой ответов... Там не может быть сумочки, как таковой.
   Пудрянская (не слушая, продолжая свою мысль). Напишите мне пьесу, где она взяла эти 3 миллиона и послала всех нах. Нах, нах! Вот это будет пощечина! Ха!
   Стрекозлов. То есть... о смыслах говорить бесполезно?
   Пудрянская. О чем?
   Стрекозлов. О смыслах, что приходят ночью.
   Пудрянская. Когда я говорю о деньгах, есть только один смысл - деньги. Грузите фигней читателей. Слишком узок круг тех, кто желает думать о смыслах. А вот о 3 миллионах - другое дело.
   Стрекозлов. Вам нужен не я, а сочинительница примитивно-дамских любовно-детективных историй.
   Пудрянская. А вы напишите о 3 миллионах, как о смысле, что приходит ночью. Слабо? Ведь ничего, кроме желания 3 миллионов, на самом деле нет. Это и есть прозрачность и глубина ответов, и тонкая нить Ариадны. (Стрекозлов усмехается в сторону, чтобы она не видела.) Будьте хоть раз честны, Владимир, и к вам потянутся люди.
   Стрекозлов. Мне люди не нужны.
   Пудрянская. Нужны! Еще как! Но вы не знаете, как их заполучить. Поэтому гордо заявляете об их ненужности.
   Стрекозлов (жмет ей руку). Я думал, вы - дура.
   Пудрянская (вырывает руку). Я думала, вы - умный.
   Стрекозлов. Поговорили. (Хочет уйти.)
   Пудрянская. Владимир Стрекозлов, вы - писатель! Вернитесь! К истокам. Смотрите, все примерно вот так.
  
   Далее идет что-то типа сна-пантомимы. Прекрасных и Кузяев гуляют, как персонажи русских народных сказок-фильмов, слащаво и размеренно, целуются добродетельно.
  
   Кузяев. Аленушка!
   Прекрасных. Иванушка! Милый мой, ненаглядный.
   Кузяев. Любимая, я твой навек.
  
   Дует ветер, издавая жуткие звуки. Откуда ни возьмись, появляется Хохланкинс в костюме Кошея Бессмертного. Изображает озабоченного сладострастного старика. Он хватает Прекрасных и садит во дворец за решетку. Кузяев в страшном горе, берет пивную кружку, пьет, но вдруг ощущает странный прилив сил, смотрит на кружку, говорит, как человек из рекламного ролика, громко, по-пионерски, глядя в зал: "Живая вода! Пиво отцов и дедов!" Добрым молодцем взлетает на лихого коня, выезжает в чисто поле, убивает Кащея, подъезжает к дворцу, хватает Прекрасных и сажает на коня. Тут-то Прекрасных начинает бить его сумочкой. Говорят они уже своим голосом.
  
   Кузяев. За что?!
   Прекрасных. Забрать меня из дворца в свою хрущевскую проходную двушку с твоей сварливой занудной мамой?!
   Кузяев. Ты же об этом мечтала!
   Прекрасных. Я ж не знала, что можно мечтать о другом. Мама сказала - хватайся в городе за первого встречного. Если б хоть намекнула, что можно подождать и второго...
   Кузяев. Ахха. (В зал.) Тут я гордо бросаю ее, называю продажной женщиной и скачу на коне искать честную, чистую девушку, что полюбит меня и мою хрущевскую проходную двушку с моей сварливой занудной мамой безвозмездно.
   Прекрасных. Ищи дуру.
   Кузяев. Что?
   Прекрасных. Ничего. Пожалуйста, брось меня. Просто брось. Без разговоров.
   Кузяев. Куда ты пойдешь?
   Прекрасных. Назад, за решетку.
   Кузяев. Хохланкинс мертв. (Показывает на лежащего Хохланкинса.)
   Прекрасных. Не может быть. Это мертв человек, похожий на Хохланкинса. Хохланкинс бессмертен.
   Хохланкинс (загробным голосом). Елена, отдай барсетку с 3 миллионами долларов!
   Прекрасных (Кузяеву). Барсетка? Что это?
   Хохланкинс. Сумочка, что у тебя в руках.
   Прекрасных. Гони, Кузяев!
   Кузяев. Куда?
   Прекрасных. Вперед. На поиски смыслов.
   Хохланкинс. Стоять!
  
   Прекрасных и Кузяев становятся в позу рабочей и колхозницы.
  
   Прекрасных И Кузяев. Экспроприация экспроприаторов. (Поют.) Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем.
   Хохланкинс. Бонни и Клайд!
   Прекрасных. От Хохланкинсов слышим.
   Хохланкинс (изображая Кащея). Стражжжжа!!!!!
   Душкин. Чего изволите?
   Хохланкинс. Забрать барсетку и расстрелять!
   Душкин. Может, лучше расстрелять и забрать барсетку?!
   Хохланкинс. Паша, как лучше?
   Глебовский (чистя ногти появляется из-за кулис). Не стоит, Даня. Мараться из-за 3 миллионов. Не та политическая ситуация. Отпусти, сами отдадут. Отец Феодор!
  
   Глебовский щелкает пальцами и указывает на Прекрасных и Кузяева. Отец Федор, говоря по мобильному, выходит из-за кулис, кланяется Глебовскому, типа, чего изволите, кладет телефон в карман, приобретает елейный вид, начинает проповедь. Глебовский и Хохланкинс удаляются.
  
   Отец Федор. Не укради. Наша проповедь нынче о кражах. Разве стоит какая-то мелочь, какой-то лишний жирный кусок низкого тленного мира вечного заоблачного царства души. Пусть ты голоден, бос, твоим детям нечем укрыться от холода. Вспомни, как страдал отец наш небесный. Как пошел он на крест ради нас. Чтоб и у нас был шанс попасть в царство небесное. Какие муки, вися на кресте, испытал спаситель, а мы?! Недостойные. Нам нужно не вечное царство. Нам подай 3 миллиона. Подай нам сейчас. Подай. Подай нам. Отдай, в конце концов. (В смысле: "Отдай, блин, барсетку".) И плевать на блаженство души. Плевать на Спасителя, что висел на кресте ради нас. Спасителя, что отдал за нас свое тело. (Прекрасных плачет, уже несет барсетку Федору. Звонит мобильный.) Грузила, ты что? Ох...ел?! Не отдает деньги? Говорит, подождать? Никаких подождать! Убить немедленно. Во устрашение других. (Из трубки звучит выстрел. Смотрит на телефон, убирает, вздыхает.) Еще один был скуп и не жаждал попасть в царствие небесное. На чем я? Ах, кражи. Смиритесь, терпите. Не завидуйте имущим, ибо верблюд скорее влезет в ухо и вылезет через другое, чем они после смерти в рай. Не обращайте внимания на здешние блага, тогда получите блага небесные. Зачем вам деньги? Ведь птички небесные не сеют, не пашут, живут без денег, и что? Чирикают. Смиритесь, говорю вам, как учил нас святой Михаил, святой Гавриил, святой (Думает совсем о другом, нервничает, не выдерживает, берет телефон, в трубку.) Грузила, а деньги-то ищите?... Как это - вдруг нету? Я сейчас сам подъеду. (Пастве.) Простите, срочное дело.
  
   Кузяев и Прекрасных стоят, как на перекрестке дорог, Елена все еще тянет барсетку сбежавшему Федору. Появляется Благуру с зажженной свечкой для благовоний. Он пытается взять барсетку, но Елена выходит из транса и прячет сумочку за спиной. В углу появляется Степан Разов с самодельной бомбой. Он все время ходит и присматривается, куда бы ее заложить.
  
   Благуру. Путник-друг. Пойдем вместе. Ночь близка, звери кругом, и огонь костра может потухнуть. Но если мы согласимся разделить дозор ночи, мы сохраним силы. Завтра путь наш долог, и мы можем истомиться. Пойдем вместе. У нас будут праздник и радость. Спою тебе песню твоей матери, отца, сестры и брата. Ты же скажешь мне предание о героях и подвигах; будет общим наш Путь. Наше вечное братство...
   Кузяев. Иди себе, чудик.
   Прекрасных. Проваливай. Путь твой мимо.
   Кузяев. Христос - наш бог православный.
   Прекрасных. Остальные Христы поддельные. Ясно?
   Кузяев. Видали мы путников-другов!
   Прекрасных. На хрен нам твое братство?! Делить на всех наши 3 миллиона?!
  
   Встают в позу рабочего и колхозницы и наступают на благуру.
  
   Благуру. Да, пожалуй, не мой контингент.
   Отец Федор (высовываясь с телефоном у уха из-за кулис). На чужой каравай рот не разевай, да?
   Пудрянская (хлопает в ладоши). Стоп, стоп, стоп. Ладно, давайте уж сразу финал.
  
   Все собираются вместе, возвращаются Хохланкинс и Глебовский, встают в ряд на авансцену, как в прощальной сцене.
  
  
   Все (песня-скороговорка).
   Наша вера вовек не угаснет.
   В царстве вечном мы будем свободны.
   Он придет этот миг, окончательно ясно
   Нам станет, что мы благородны.
   Мы - подобия божьи, мы созданы им,
   Значит, будем мы снова и снова
   Повторять сотни раз сей божественный гимн
   Мы - рабы, отче наш, мы готовы.
  
   Актеры кланяются. Уходят.
  
   Пудрянская (хлопает в ладоши). Что ж. Браво! Тебе не понравилось?
   Стрекозлов. Примитив.
   Пудрянская. Почему?
   Стрекозлов. Ни одной извилистой мысли.
   Пудрянская. Фи. Завей хоть одну.
   Стрекозлов. Сейчас.
  
   Стрекозлов щелкает пальцами. Актеры послушно встают на свои позиции. Прекрасных и Кузяев гуляют, как персонажи русских народных сказок-фильмов, слащаво и размеренно, целуются добродетельно. В другой части сцены Хохланкинс очень условно делает вид, что трахает Гену Левого. При этом присутствует Глебовский, глядя в компьютер.
  
   Кузяев. Аленушка!
   Прекрасных. Иванушка! Милый мой, ненаглядный.
   Кузяев. Любимая, я твой навек.
   Глебовский (беспристрастно подсказывает Левому заученный наизусть текст). И в искусстве мертвых ...
   Гена Правый (попискивая под напором Хохланкинса). И в искусстве мертвых...
   Глебовский. Возьмем мы числа.
   Гена Правый. Возьмем мы числа.
   Глебовский. И создадим фигуры.
   Гена Правый. И создадим фигуры.
   Глебовский. Достойные смыслов.
   Гена Правый. Достойные... Не могу больше!
   Глебовский. Терпи казак, атаманом будешь... Как я. Раньше, когда посвящали, все было по-настоящему, а сейчас... подумаешь...
   Гена Правый. Данила Гавриилович, ну зачем это все? Ради чего? Ты взгляни лучше, какая девочка гуляет, персик. (Изображая рекламу, выкрикивает.) Свежа, как только что из домика в деревне.
   Хохланкинс (смотрит на Глебовского, удивленно-вопросительно). Девочка?
   Глебовский. Не удобный политический момент. Три международных суда по делу совращения несовершеннолетних.
   Гена Правый (думает, что бы еще такое сказать). Она не так просто гуляет. Она листовки против нас развешивает!
   Хохланкинс (смотрит на Глебовского, удивленно). Листовки?
   Глебовский. Гена, сколько раз говорить, не современны твои представления о мире. Почаще заходи в сеть. Хоть врать будешь реалистичнее. Преданность - это еще не все. Может, снова на 3 года в Тьмах-Тарарах?
   Гена Правый. Неееет! Я жизнь готов отдать за правое движение, не то, что все остальное! (послушно встает в нужную позу.)
   Хохланкинс (смотрит на Глебовского, брезгливо). Жизнь отдать? (В смысле - что за чушь?)
   Глебовский. Не, не готов. Не готов ты еще стать членом нашей великой Херсонской ложи. Процесс инициации сорван. Походишь еще в кандидатах.
   Гена Правый. Неееет!
   Стрекозлов (хлопает в ладоши). Все, все, достаточно. Остальное не суть важно. Финальная сцена.
  
   Все выходят на авансцену и хором
  
   Все (примерно такая же скороговорка, как и в предыдущей сцене).
   Не понять нам великого слова.
   Пролетит оно мимо, как ветер.
   Но мы будем обломками радужных сплетен
   Пытаться поймать его снова и снова.
   Мир велик, мир запутан. И где проводник?
   Посвященных так мало, туман так велик!
  
   Актеры кланяются. Уходят.
  
   Стрекозлов. Что ж. Браво. Тебе не понравилось?
   Пудрянская. Что тут могло понравиться? Где извилина?
   Стрекозлов. Ты не увидела?
   Пудрянская. Нет, все гораздо примитивнее, чем у меня.
   Стрекозлов. Нужно уметь видеть извилины в примитивном, другие смыслы, понимаешь? Извилина в том, что нет никаких Кузяева с Прекрасных. Их просто нет. Они - ничто. Это - иллюзия. Призрак коммунизма, которого уже никто не боится. Их даже не видят, натурально не видят те, кто перешел грань. Другие, высшие смыслы начинаешь понимать, только непосредственно, вживую соприкоснувшись. Все остальное ненужный хлам. Ты или тут, или там. Понятия морали не существует. Ты практически бог. Эта узкая щель, через которую ты, через которую все, через которую...
   Пудрянская. Стрекозлов, не понимаю, ты о заднице ... что ли?
   Стрекозлов. У-у. Я и говорю - где извилистость, широта мысли? Не готова ты еще стать членом великой Херсонской ложи.
   Пудрянская. Поясни.
   Стрекозлов. Эта узкая щель - полное подчинение учителю. Зато потом... билетик. На луну. В бункер.
   Пудрянская. Имеешь в виду Кремль? Так я там 100 раз...
   Стрекозлов. Ты про Апокалипсис слышала?
   Пудрянская. Ну?
   Стрекозлов. А про Ноев ковчег?
   Пудрянская. Ну?
   Стрекозлов. Даже Кузяев слышал. А ты... (Шепчет). Скоро конец.
   Пудрянская. Конец?!
   Стрекозлов. Полный и окончательный. Всему.
   Пудрянская. Нет?!
   Стрекозлов. Точно.
   Пудрянская. Но как же?!...Тогда зачем этот цирк? Этот процесс?
   Стрекозлов. Естественный отбор. Подбор кадров. Здесь, на процессе все, как на ладони. Я б не хотел, чтобы ты осталась. Но тс-с-с. Никому ни слова.
   Пудрянская. Ах, вот как?! Значит, 3 миллиона искать не стоит? Надо искать щель?
   Стрекозлов. Вот именно. (Отворачивается, смеется над наивностью Пудрянской).
   Пудрянская. (Отворачивается) Придурок. Так я и поверила.
   Пудрянская и Стрекозлов (берутся за руки, поют).
   Свободные люди, художники чисто.
   Мы ищем лишь щель, чтобы втискивать смыслы.
   На поиски чуда, раздвинув все рамки,
   Не просим мы славы, не требуем замки,
   Мы ищем лишь ще-е-е-ель! Мы ищем лишь ще-е-е-ель!
  
   Оглядываются во все стороны, надеясь, что их песня услышана, ища поощрения. Уходят, все так же оглядываясь.
   Входят Вера Павловна и Максим Самоедов. Вера Павловна восторженна, манерна, и очень пытается понравится Самоедову. Самоедов сердит.
  
   Русичкина. Мне приснился странный сон. Очень странный. Невероятный. Для моего образа мысли он просто невозможен. И все же, приснился. К чему бы это? Будто я - Елена Прекрасных. (Самоедов критически на нее смотрит. Прекрасных фыркает.) И я нашла эту барсетку с 3 миллионами долларов. И представляете!? Я! Я оставила их себе.
   Самоедов. И что же тут странного?
   Русичкина. Разве вы, найдя чужие 3 миллиона, оставили бы их себе?
   Самоедов. А что, по-вашему, я бы сделал?
   Русичкина. Отнесли бы в милицию, вероятно.
   Самоедов. Да что вы говорите?
   Русичкина. Конечно. Уж кто-кто, а я-то вас знаю, вы б отнесли. А если б вдруг взяли себе, то потом пошли бы на каторгу, в Сибирь, записались бы в схимники, или поехали врачом-спасателем в центральную Африку.
   Самоедов. Спасибо. (Кланяется, ерничая.) Конечно, я ---- доктор, но не врач. Доктор физико-математических наук, позвольте обратить ваше внимание!
   Русичкина. Я знаю. Но я ж не об этом! Хочу сказать, что если б вы взяли чужое, то заели бы себя за преступление.
   Самоедов (сердито). Нет ничего обиднее ваших слов.
   Русичкина. Но почему!?
   Самоедов. Потому что настоящий мужчина, не то, что найдя эти деньги, заберет их себе. А даже, мало того, специально вырвет их у другого, потом схватит самку, прекрасную из прекрасных, (Елена удивленно показывает - меня? И брезгливо - вот еще.) и отправиться отдыхать, пить вино, бить посуду в кабаках, орать неприличные песни, чтоб окружающие не могли заснуть, исходя черной завистью. А, потратив все, до последнего цента, он начнет все сначала. То есть бить, рвать и хватать. Ведь деньги и самка - это добыча. И если у тебя нет ни того, ни другого, значит, ты не в состоянии это добыть, а значит суть не добытчик, не самец. Не самец, а баба.
   Русичкина (закрывает уши руками). Боже! Прекратите! Я не желаю этого слышать. Пушкин, Чехов, Достоевский! Классики! Кумиры дней моих суровых. Вам! Вам одним доверяю в момент испытания человеческой честностью. В момент испытания праздностью. В момент испытаний любых. Остались лишь вы... Вы разрушаете мои последние иллюзии, Самоедов. Что вы говорите?!
   Самоедов. Слова, слова, слова... Что еще я могу говорить? Ах, ну да, еще, истину, истину, истину, ужасную, горькую. Горькую хотя бы потому, что я, найдя эти деньги, отнес бы их в милицию, а если бы вдруг не отнес, то пошел бы на каторгу или отправился бы врачом-спасателем в центральную Африку. И за что это мне?! Непруха, я бы сказал.
   Русичкина. Но ведь именно за это... Вы - мой герой. Вы - рыцарь, рыцарь! Греза Тургеневских женщин. Именно за благородство ваше я и... люблю вас.
   Самоедов(критически взглянув на Русичкину, потом украдкой на Прекрасных). Зато меня не любят прекрасные из прекрасных. (Елена удивленно показывает - я? И брезгливо - очень надо.)
   Русичкина. Вы - истинный христианин.
   Самоедов. Я? Ах, если бы. Тогда было бы хоть оправдание моей собственной дури. А то ведь не верю ни в какое царствие небесное, ни в какую геенну огненную. И вот, здрасте-пожалста. Я - ходячее отрицание Достоевского.
   Русичкина. Ну что вы говорите?!
   Самоедов. Да-да. Он сказал: если бога нет, то все дозволено. Ни х.. подобного. Ой, извините. Для меня бога нет, и что?
   Русичкина. Он есть. Христос внутри вас. Он заботится о вас. Оберегает от соблазнов.
   Самоедов. Не порите муры, женщина. Христос. Хм. Во вселенной есть законы, что нам еще недоступны. Но Христос - не суть их. Скорее уж... океан Соляриса...
   Глебовский (неожиданно появляется, бьет тыльной стороной руки о другую руку). От! Наконец-то! И у этого есть точка для ниточки. А то тоже мне, ангел с крылышками. То есть, я бы даже сказал - это вызов мне, что ли? Типа: ни в какую кару божию не верую, и вдруг благородный рыцарь. Типа: могут же люди, встречаются, сделанные не по образу и подобию Паши Глебовского. Тоже ни во что не верят, и ничего, святые. Это мне очень даже оскорбительно слышать. (Кричит, оглядываясь по сторонам) Кто написал этот дебильный текст? Мне вообще ни от чего не бывает оскорбительно! Плевать мне, что он там про меня думает! Этот дядька бородатый, которого нет. Ладно, ладно, пройду монолог до конца. (Залу) Вот же, облом рыцарю. Ложь, стремление покрасоваться. Прокольчик, господин рыцарь. Бога нет, а океан-то Соляриса есть. С точки зрения манипуляции коллективным сознанием, это - одна хрень. Уверяю вас.
  
   Исполняется танец марионеток. Глебовский управляет Русичкиной и Самоедовым, как кучер лошадьми. Самоедов иногда взбрыкивает, пытаясь избавиться от нитей, Русичкина, наоборот, с кайфом пляшет.
  
   Все.
   За ниточки, за ниточки
   Театр марионеточный
   За счастьем в светлом будущем,
   Отчаянно, в беспечности,
   Не пожалев ни чуточки
   О прошлом смысле вечности
   Несется, подбоченившись,
   Ручная тройка-Русь.
  
   Появляется Благуру. Жжет благовонья. Тройка замирает. Слушает Благуру.
  
   Благуру. Путник-друг. Пойдем вместе. Ночь близка, звери кругом, и огонь костра может потухнуть. Но если мы согласимся разделить дозор ночи, мы сохраним силы.. Пойдем вместе. У нас будут праздник и радость. Я спою тебе песню твоего отца и брата.
  
   Самоедов радостно избавляется от марионеточных нитей. И подставляет шею под веревку благуру.
  
   Самоедов. Идем, гуру. Куда пойдем-то с Пятачком?
   Благуру. В город солнца. В город людей, каждый из которых, найдя 3 миллиона долларов, отдаст их мне, на общее благо.
   Самоедов. А что будем делать там... в городе?
   Благуру. Мы поселимся там, на природе, в простом жилище, будем есть простейшую пищу, носить домотканую одежду. И изучать. Мир, себя, океан Соляриса.
   Самоедов. Оба-на. Что? Подслушивал под дверью?
   Благуру. Под этой? Нет. Я ж вышел из той.
   Самоедов. Точно. Тебе можно верить.
  
   Примеряющий, куда бы пристроить бомбу, Степан Разов, обращается к Самоедову.
  
   Разов. Ты что, Самоедов, Дворкина не читал?
   Самоедов. Читал. Я умею читать. Буквы, слова, фразы. Даже статьи читаю. Я читаю с тех пор, когда тебя и в проекции еще не было. Я читаю все, что лежит в Интернете.
   Разов. Если читаешь, то должен знать, все секты основаны на одном и том же. Жажда власти и денег. Ты ж ученый. Знаешь, что такое причинно-следственные связи?!
   Самоедов. Трахал я твои причинно-следственные. Понял?! И Дворкина твоего тоже. Я хочу на природу, хочу общаться с людьми, которые, найдя 3 миллиона долларов, отдадут их на общее благо.
   Разов. Вот этому вот? Благуру?
   Самоедов. Какая х... разница кому? Главное, отдадут. Ты-то, философ-недоделок, наверняка точно знаешь, что в сектах все такие, как я?! Другие туда не идут. Им просто там нечего делать. Ну вот! Я хочу! Хочу в свое стадо. Хочу к своим. Хочу туда, где не главное, сколько ты спер и сколько самок осеменил. А ведь у них, знаешь ли, этих скотов, и самки засчитываются не абы какие, а только те, что гордятся, что ради их драной п-ды, принесено в жертву счастье миллионов. Иначе они не возбудятся, поганые суки. Что, съел?
  
   Русичкина падает в обморок.
  
   Разов. Ахха, беги в свое стадо. Валяй. Вместо того, чтобы действовать. Вместо того, чтоб взорвать этот мир самцов и самок. И построить новый Город солнца, где все, повторяю, ВСЕ будут жить за городом, в простом жилище, будут есть простейшую пищу, носить домотканую обувь. И когда найдут 3 миллиона, то выкинут их нафиг, потому что денег не будет!!!
   Самоедов. Философ, что у тебя по истории? И раньше такие, как ты, тут бегали с бомбами. И что? Добегались?! Чем больше тараканов убьешь, тем мощнее у них инстинкт размножения. Инстинкт овладения имуществом. Инстинкт озверения, кровавой битвы, называемый ими жаждой жизни. Законы стада, закон больших чисел. И ты мне, юнец, о главном?! Ха. Я очень давно живу. Я читаю все, что лежит в сети.
   Разов. Как же ты там, в городе Солнца, без Интернета?
   Самоедов. Легко. Меньше читаешь, здоровее будешь.
  
   Благуру тянет за ниточку. Самоедов уходит с ним. Выходит Душкин с пистолетом. Видит лежащую Веру Павловну. Приводит ее в чувство.
  
   Русичкина. Ах, где я?
   Душкин. В надежных руках, леди.
   Русичкина. О, вы так добры, благородны. Вы кто?
   Душкин. Я - рыцарь. Греза Тургеневских дам. Я навожу порядок в грязном мире. Спасаю женщин, стариков, детей.
   Русичкина. Спасите, спасите меня от этого человека.
   Душкин. От кого?
   Русичкина. От Самоедова. Он - подлец.
   Душкин (удивленно оглядываясь туда, куда ушел Самоедов). Самоедов?
   Русичкина. Он выражался матом. При мне! Представляете?
   Душкин (видит Разова с бомбой. В течение следующего диалога он старается в него попасть. Разов пытается спрятаться). Не представляю. Выражаться?! При вас? Такое хрупкое, нежное создание.
   Русичкина. Ах, рыцарь! Мой славный рыцарь, Дон Кихот.
   Душкин. Вы - бабочка, кузнечик, персик.
   Русичкина. О! Как я рада встретить благородство.
   Душкин. О! Как я рад!
  
   Целуются. При этом Душкин все еще пытается попасть в Разова. Русичкина не выдерживает, отнимает у него пистолет, и, не прицеливаясь, попадает Разову в руку. Душкин смотрит на нее с восхищением. Русичкина распускает волосы. Целуются.
  
   Душкин. Вы - прелесть. Но мне надо идти.
   Русичкина. Куда?
   Душкин. Работать. В мире так много зла. Так много еще надо исправить. Миру нужен защитник. Я.
   Русичкина. О, как я б хотела найти барсетку с 3 миллионами, чтоб тебе не нужно было работать. И поехать туда, где нет террористов с бомбами, и интелей с глупыми идеями. Туда, где миру не нужен защитник - ты. Ведь ты нужен мне, мне. (Читает стих очень растягивая слова и закидывая голову.)
   Мой славный рыцарь Дон Кихот.
   Я столько раз в тоске подлунной
   Твой образ искренний и чудный
   Лелеяла из года в год.
   Душкин. Вот только без этого, ладно? Когда я слышу слово из классики, рука моя...(Тянет руку к пистолету.)
   Русичкина. Классики? (Гордится собою.) О да, ты понимаешь в искусстве. (Видит, что он уже достал пистолет.) Стой. Не надо, милый! Заблуждения прошлого. Оставим классику. Выбросим ее на свалку истории. Разберемся-ка лучше с барсеткой.
  
   Они оба медленно поворачивают голову в сторону Прекрасных и Кузяева. Прекрасных прячет барсетку за спину. Встают в позу рабочего и колхозницы. Русичкина и Душкин тоже встают в позу рабочего и колхозницы. Танцуют по парам то яростный латиноамериканский танец, напирая друг на друга, и держа руки, как памятник, то деревенскую кадриль, изображая дружелюбных крестьян.
  
   Душкин , Русичкина, Кузяев, Прекрасных.
   Ах, позвольте уступить Вам, друг, дорогу.
   Ах, позвольте предложить вам стол и кров.
   Позовите, я приду к вам на подмогу.
   Укажите, откажусь от глупых слов.
   Но.
   Отдай мое и свое и чужое.
   Животный мир, выживания закон
   С мясом вырви, пусть хилый завоет.
   Новый лозунг для новых времен.
   Ах, оставьте на пороге все сомненья.
   Я так рад, что вы пришли, возьмите все.
   Мои помыслы чисты, как в день творенья.
  
   Но.
   Отдай мое и свое и чужое.
   Животный мир, выживания закон.
   С мясом вырви, пусть хилый завоет.
   Новый лозунг для новых времен.
   Меняется музыка.
   Однажды в детстве.
   На первой парте я услышала о том.
   Что мир наш тесный
   На самом деле не родник, не отчий дом.
   Животных видов борьба, и классов ненависть - да!
   Все остальное в этом мире - ерунда.
   Припев:
   Не убей, не укради, не любодействуй.
   Своей гордости ответствуй строго - нет.
   Откажись в судебный час от лжесвидетельств.
   И увидишь впереди священный свет.
   И вот я грозно.
   Иду по жизни, и мечтаю об одном
   Чтоб рано ль поздно
   Прийти по трупам в богатейший старый дом.
   Животных видов борьба, и классов ненависть - да!
   Все остальное в этом мире - ерунда.
   Припев:
   Не убей, не укради, не любодействуй.
   Своей гордости скажи жестоко - нет.
   Откажись в судебный час от лжесвидетельств.
   И увидишь впереди священный свет.
   Но
   Животных видов борьба, и классов ненависть - да!
   Все остальное в этом мире - ерунда.
  
   Начинают драться. Во время танца возвращается отец Федор. Проходит мимо, говоря по мобилу. Во время драки он пытается поступиться к барсетке, но, поняв, что этот номер не пройдет, решает идти другим путем.
  
   Отец Федор. .... Погоди-ка, совсем забыл... Извини, сейчас некогда, а то Глебовский убьет. (Убирает мобилу, начинает елейно проповедовать.) Братья и сестры. Наш спаситель, во имя великой священной любви принес в жертву тело свое, великое божественное тело, чтобы могли мы спасти нашу душу. Все в этом мире тленно. И не так долго живет человек в мире, полном соблазнов и материальных благ. А впереди у него вечность. Которая зависит от того, желал ли ты чужого в этом мире, был ли ты чист пред богом, пред душой, своей душой, что не умрет вовеки. А будет мучиться, страдать, гореть в гиене, или витать на небе, в облаках. Дети мои! Мой сегодняшний рассказ о третьей субботе. Когда взошел наш Спаситель на гору, и что же сказал он ученикам своим? Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь, блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Напротив, горе вам, богатые! Ибо получили вы уже свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне, ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете.
   Все ( встают на колени, глаза их просветляются, поют).
   Наша вера вовек не угаснет.
   В царстве вечном мы будем свободны.
   Он придет этот миг, окончательно ясно
   Нам станет, что мы благородны.
   Мы - подобия божьи, мы созданы им,
   Значит, будем мы снова часами
   Повторять сотни раз тот божественный гимн
   Мы - рабы, отче наш, иже с нами.
   Отец Федор. Любите врагов ваших. И всякому, просящему у тебя (Протягивает руку к Прекрасных за барсеткой.), дай. (Елена, пребывая в религиозном экстазе, не сразу понимает, что от нее хотят.) Повторяю, всякому просящему у тебя, дай. Дай, говорю.
  
   Прекрасных уже готова протянуть барсетку. Появляются Пудрянская и Стрекозлов. Смеются.
  
   Пудрянская. И это тоже ваше!? Что же ты мне голову-то морочил?!
   Стрекозлов. Жить-то надо, и жить надо так, чтобы не было мучительно больно.
   Пудрянская. То есть ты пишешь пародии сам на себя?
   Стрекозлов. Ничего не поделаешь. Приходится. Щель узка.
   Пудрянская. Гениально! Неужели и этот твой? (Изображая рекламный ролик, очень сексуально.) Новый гель для интимных встреч. Нанесу его с утра пораньше, и ни один мужчина не пройдет мимо! Я этого достойна! (Все мужчины томно смотрят на Пудрянскую.)
   Прекрасных (тянет барсетку Пудрянской). И я, и я этого достойна! (Пудрянская надменно и насмешливо фыркает. Кузяев не дает ей отдать барсетку, она выходит на авансцену.) Я приехала сюда... А почему собственно я должна быть там, а вы здесь? Кто это придумал? Почему я должна вставать рано и доить корову, а потом пахнуть навозом, а не гелем для интимных встреч? Почему, приехав сюда, я должна хвататься за первого встречного, когда можно намазаться гелем, и ждать, когда к тебе подойдет кто-нибудь получше, кто-нибудь не с проходной двушкой и своей сварливой мамой? Я - прекрасная из Прекрасных, а это - товар. И это звучит гордо. И нет у меня на самом деле никаких желаний, кроме как вернуться к моей корове, потому что она никогда не посмотрит на меня косо и насмешливо, не фыркнет и не скажет, что я недостойна намазаться гелем, который стоит больше, чем вся корова, от головы до хвоста, хотя она гораздо лучше и чище, чем гель, чем все вы, потому что вы грязные, и ценности ваши грязные, и никогда мне не понять их, и не желаю я их понимать. Отдам барсетку корове, пусть жует. Она этого достойна! (Стрекозлову.) Что?
   Стрекозлов (усмехаясь). Помедленнее, я записываю.
   Пудрянская (вздыхая). Банальная история, а сколько эмоций.
   Прекрасных. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
   Стрекозлов. А ведь она права.
   Пудрянская. Realy? В чем?
   Стрекозлов. Молодость и красота - это товар, и товар бесценный. Ах, Елена Прекрасных! (Декламирует.) Тебя я встретил в сказке, леди, твоей красою неземной...
   Пудрянская. Но-но, не увлекайся, Владимир!
   Стрекозлов. Иллюзии, иллюзии. Они рассеиваются, как дым, как только начинаешь читать настоящие мысли. Смотри, Любовь. Фффу. Дунул-плюнул, швах-шандарах. Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи, что от нас надо бабам?!
  
   Сцена из Золушки. Пудрянская и Стрекозлов сидят в стране грез, остальные пары заворожено на них смотрят.
  
   Пудрянская. Где мы?
   Стрекозлов. Мы в стране снов, Золушка, где исполняются все желания. Что ты желаешь, дитя мое? Все исполнится сегодня. Только одно условие - не лгать.
   Пудрянская. Я желаю великой и светлой любви, мой принц. И только ее я желаю, и жить без нее не могу.
   Стрекозлов. Я же сказал - не лгать. Даю еще пару попыток. Подумай хорошенько и ответь. И даже если ты вправду мечтаешь о великой и светлой любви, то дай мне конкретный развернутый ответ, где, когда, с кем, при каких обстоятельствах.
  
   Пары садятся в те же позы, что и Пудрянская и Стрекозлов, говорят тем же тоном..
  
   Прекрасных. Я мечтаю, чтоб комнаты были хотя б не проходные. Иначе либо мы будем ходить мимо твоей мамы, а она будет кричать, что мы будим ее и занимаемся бог знает чем, чем она в свое коммунистическое, сознательное время таким не занималась, и потому презирает нас, не живших в светлом прошлом, а выросших в разврате и насилии, и потому сами этим занимаемся, либо она появится у нас в самый неподходящий момент нашей светлой и высокой любви, и еще пуще заорет про коммунизм и разврат. А еще я хочу, чтоб зарплаты хватало на все, и у детей, что родятся, было б счастливое детство, чтоб они не донашивали платья за братьями-сестрами, чтоб они не стеснялись своих стареньких мобильных телефонов, чтобы ты после работы шел домой и нес детям торт, ну... или семечки, а не пил свое дешевое пиво на улице и не ругался матом на фиговую жизнь в своей проходной двушке со сварливой коммунистической мамой. Мы бы сели за стол играть в домино, такие богатые от великой и счастливые от светлой нашей с тобою любви.
   Русичкина. Я мечтаю, чтоб ты заехал за мной после уроков, прошел бы мимо директрисы, толкнув, ненароком, но сильно, и крикнул: "Эй, Вера, пиши за свой счет. Мы завтра летим на Канары". А потом бы пошел к физруку, и сказал: "Эй, мозгляк, а ну-ка упал и отжался". А потом подошел бы к Эльвире и спросил: "Так кто тут из нас старый дев?" Я хочу это страстно и просто затем, что есть ведь великая несправедливость, которой приходит конец, когда появляется рыцарь.
   Пудрянская. А я просто хочу 3 миллиона. На самом деле, я хочу намного больше. И мне совершенно не важно, какой козел мне в этом поможет. Моя любовь осталась в далеком прошлом, забыта навек. И нынешние, мимолетные интрижки напоминают о ней всего лишь на миг... Все думаешь: "А если, а вдруг?" Но нет, все остыло. Поганая жизнь. Наверное, из-за денег. Но именно их я люблю большою и светлой. А тот, кто мне даст их, не пожалеет о том никогда. Ради них я готова на все. Я хочу их, хочу их, хочу.
   Все(как завороженные). Ради них мы готовы на все. Мы хотим их, хотим их, хотим.
   Прекрасных (еще сильнее прижимает барсетку к груди, Кузяеву). А у нас они есть.
   Отец Федор. Дитя мое не подашь ли на храм?
   Прекрасных. Отец мой, будут деньги, подам. Сейчас я на мели, без работы.
   Отец Федор. А это что?
   Прекрасных. Где?
   Отец Федор. Там?
   Прекрасных. Косметичка.
   Отец Федор. Дай посмотрю.
   Прекрасных. Ни за что!
   Отец Федор. Но, дочь моя?!
   Прекрасных. Иди себе, папа! Мимо!
   Отец Федор Ах так?! (нервно набирает номер). Я.
   Глебовский. И?
   Отец Федор. Я говорю об искусстве! О фиглярстве, лицедействе! Не зря в средние века оно считалось злом.
   Глебовский. Разве?
   Отец Федор. Коту под хвост! Все! Как только появляются они. У людей начинаются мысли... В голове. Зачем оно нам?
   Глебовский. Ни зачем. Работаешь плохо. Ты. Раз у них начинаются мысли.
   Отец Федор. Работать?! В этих условиях?!
   Глебовский. В любых. Идеология - царица, не служанка. Она определяет где и когда. А не ее определяют. Ясно?
   Отец Федор. Я знаю. О том же и речь. Идея. Единая идейная база. Государства и церкви. Вот в чем спасение. Царствуй тогда на здоровье.
   Глебовский. Подумаем.
   Отец Федор. Сколько?
   Глебовский. Сколько надо, столько подумаем. Рассчитаем эффект. Ведь неизвестно... Впрочем, готовь проект. Чтоб быть готовым. На всякий случай.(Поет). Будь готов, всегда готов... Все комсомольцы вышли из пионеров, все олигархи из комсомольцев. (Потирает руки от удовольствия.) Что ж, время собирать. В кучку. Время разбрасывать камни подходит к концу. И-и-и...! За ниточки, стройными рядами, дееееержись! Все дружно, хором.... потребуем порядка в обществе! (Дирижирует хором.)
   Все. Порядка! Порядка!
   Глебовский. Пионеры! Всем детям примеры! Хвалю без меры! Ииии....
   Все. Порядка! Порядка! (Уходят под громкие звуки барабана и горна.)
  
   Все уходят кроме отца Федора, на сцене появляются Гена правый и Гена Левый. Изображают заседание Думской комиссии.
  
   Отец Федор. Наши дети видят насилие и похоть. Черепахи и роботы, отвратительные человеки, трансформеры, окровавленные пингвины и прочая грязная нечисть оказывают дурное влияние на детскую психику. Во имя спасения страны! Призываю! Запрет на все. На мультфильмы, фильмы, уроки и игры. На все, кроме тех, где показано житие Иисуса Христа. Закон божий. Повсеместно. Только так мы очистим поколение от скверны. От жажды денег, денег и еще раз денег.
   Гена Левый. Полностью. Абсолютно согласен. Житие Иисуса и Владимира Ленина. А что сверх того - от лукавого. Аминь.
   Гена Правый. Интересная мысль.
   Отец Федор. А то! Я ж думал, не с неба упало. Хорошая речь, она поднимает массы.
   Гена Правый. Поднимает. А дальше что? А деньги - деньги - товар? Ты мне попортишь, Федя, детей. После глупых лозунгов: "не укради", "не убей". Как? Как они продолжат мое правое дело? Смешно, право слово. Не современно мыслишь, дядя Федор.
   Гена Левый. Не современно - это хорошо...
   Отец Федор. Я не призываю тебя, Гена, пичкать лозунгами собственных детей.
   Гена Правый. А как ты представляешь это все?
   Отец Федор. Я не призываю отдать их в обычную школу. Массам массовость. Лидерам лидерство.
   Гена Левый. Кесарю кесарево. Богово богову.
   Отец Федор. Именно! Богову! В точку, старик!
   Гена Правый. Я должен подумать.
   Отец Федор. Думай. А мы проголосуем пока. Кто - за? (Поднимает руку Гены Правого.) Большинством голосов.
   Гена Правый. Ох, допрыгаешься, Федя. Хохланкинс знает?
   Отец Федор. Паша знает. И сказал: "Валяй".
   Глебовский (с высока, из-за кулис). Я сказал, готовьсь, а не валяй. Совет и просчет. Время. Ситуация. Деньги. Верхи не могут, низы не хотят. Им надо внушить, что они не хотят, а другим надо внушить, что они не могут. А это время, ситуация, деньги, мой талант и силы, в конце концов.
   Отец Федор. Он сказал: "Готовь, старик, проект. Будем думать". Думать, ты понял?! (Говорит сначала сам с собой, потом подходит к Прекрасных, трясет ее.) Распустились, сволочи! Я говорю ей: "Деньги, говорю, деньги давай! Хохланкинс, говорю, в асфальт меня закатает. Меня, говорю, ты понимаешь, меня. Я ему столько добра. Я стольких надул. Ради него. А он - в асфальт. Меня. (Видит тень Глебовского.) И правильно, потому как он прав. Не лев, а прав. Он прав, Хохланкинс, говорю, что закатает. За дело. За правое дело. Ты слышишь, говорю, девка, деньги давай. А она, думаешь, что?...А ей хоть бы что! Ведь человеку, говорю, мне, так хочется жить! Я, говорю, хочу увидеть, как младшая дочь пойдет под венец. И не за какого-нибудь какого, а за самого, что ни на есть. А это не скоро! Надо искать, кумекать, чтоб не однодневка какая-нибудь, а настоящий бизнес-гигант, который украл уже столько, что ему не страшно ничего. И потому, говорю, девка, деньги давай, чтоб мне жить. И разве она б стала сопротивляться, если бы со школьной скамьи знала божий закон? ...
  
   Хохланкинс стремительно выходит из-за кулис, приближается к отцу Федору, целует ему ручку.
  
   Хохланкинс. Отпусти грехи, святой отец.
   Отец Федор. Отпускаю, сын мой, что случилось?
   Хохланкинс. Я грешен. Грешен. Согрешил.
   Отец Федор. Покайся, сын мой.
   Хохланкинс. Каюсь. Каюсь. И еще раз, каюсь. Яко агнец. Гой еси. Аминь. (меняется, становится надменным) Все? Я чист?
   Отец Федор. Чист. А что случилось?
   Хохланкинс. Не твое собачье дело. (Глебовскому.) Паша! Я слышал, скоро будет коллапс.
   Глебовский. Не хочешь, не будет.
   Хохланкинс. При чем тут, хочешь-не хочешь?
   Глебовский. Коллапсы устраиваем мы.
   Хохланкинс. Ты, Апокалипсис, сука, читал!?
   Глебовский. Апокалипсы тоже пишем мы.
   Хохланкинс. Но не этот. "Третий ангел протрубил..."
   Глебовский. Ах, ты про это... Хор Зарецкого, на горнах протрубил... для иллюзии. Ну, слышал же, и раньше иногда. Охота ж оторваться, пошутить. А то новейшие технологии, волны, 25 кадр. А горн ведь тоже действует неплохо. Прикольно опять же. Золотое детство пионерское вспомнишь.
   Хохланкинс. Так это ты, сука?! (Вытирает губы.) Из-за тебя скотине Феде руку пришлось целовать.
   Глебовский. Я всегда говорю: зачем же так сразу идти на крайние меры?! Лучше выждать.
   Хохланкинс. Ты знаешь, сука, что такое страх?! (Видит Прекрасных, берет ее за талию. Танцуют танго, одновременно изображая рекламу.) Страх - лучшее средство от Виагры... Инстинкт размножения на грани вымирания рода. .. Почувствуйте страх, и вы полюбите жизнь!.. Вы этого достойны!
   Глебовский. Данииииил Гавриииилович. (Качает головой, в смысле - нельзя.) Не подходящий политический момент.
   Хохланкинс. Сколько тебе лет, колдунья?
   Прекрасных. Семнадцать.
   Хохланкинс. Приходи ко мне, как стукнет восемнадцать. Я подарю тебе барсетку с 3 миллионами.
   Прекрасных. Еще одну? Приду. А где Вы живете?
   Хохланкинс (думает). На луне. (Уходит.)
   Прекрасных (плачет). Я знала, знала! Обман. Кругом! (Поет). Он говорил мне будь ты моею, и буду жить я страстью сгорая...
  
   Выходят Пудрянская и Стрекозлов.
  
   Стрекозлов. Что случилось, дитя, кто обидел вас?
   Пудрянская. Тут всех обижает Хохланкинс. (Изображает рекламу). Хохланкинс - пиво с дурным характером. (Берет пивную кружку. Пьет. Прекрасных.) Ты этого достойна. Если б ты знала, как он МНЕ заливал про Луну... (Декламирует).
   При звездах Луна
   Так низко и бережно
   Катилась навстречу
   Свершенному таинству.
   И знала она
   Стучащее бешено
   Несчастное сердце
   Ее израненное...
  
   Стрекозлов морщится, закрывает уши, уходит. Выскакивает Душкин, пытаясь достать пистолет.
  
   Душкин. Кто?! Кто опять декламировал классику?!
   Пудрянская. Классику? (Польщена.) Да, это классика. (Тут видит бешенство и пистолет, артистично падает в обморок, и почти тут же приходит в себя.) Ах, где я?
   Душкин. В надежных руках, леди.
   Пудрянская. О, вы так добры, благородны. Вы кто?
   Душкин. Я - рыцарь. Греза Тургеневских дам. Я навожу порядок в грязном мире. Спасаю женщин, стариков, детей.
   Пудрянская. Тургеневских дам? О чем вы?
   Душкин. Не знаю. К слову пришлось.
   Русичкина (прибежавшая и слышавшая диалог). Ах вот, значит, как?! Значит, и ей о том, о выстраданном, выношенном долгими, бессонными ночами. Подло. Чудовищно подло. (Ждет реакции, но Душкин только мимоходом взглянул на нее, и все милуется с Пудрянской.) Спасите, спасите меня от этого человека! Спасите хоть кто-нибудь!
   Пудрянская. Эк, как расстроили женщину. Твоя жена!?
   Душкин. Ну да уж! Моя жена сидит дома, кухня, церковь и дети. Как положено.
   Пудрянская. А эта?
   Душкин. Не знаю. Первый раз вижу. Или... второй?
   Русичкина. Спасите! Спасите меня от этого человека.
   Душкин. От кого?
   Русичкина. От вас. Вы - подлец.
   Душкин. Я - рыцарь. Греза Тургеневских дам.
   Пудрянская. Какие мускулы. Напрягите, напрягите еще.
   Русичкина (надевает на голову венчик Офелии, выходит на авансцену). Офелия, иди в монастырь. Или замуж за дурака. Как неправильно устроен мир. Он ужасен, коварен, изменчив. Тут побеждает животный, первобытный инстинкт. И накопленная человечеством тонкая культурная корочка вмиг превращается в прах при столкновении с самостью самцов и самок. Потому что настоящий архетип, мужчина в коллективном бессознательном - это не рыцарь, альтруист, отдающий свое, а тот, кто не то, что, найдя 3 миллиона, заберет их себе. А даже, мало того, специально вырвет их у другого, потом схватит самку, прекрасную из прекрасных, и отправиться отдыхать, пить вино, бить посуду в кабаках, орать неприличные песни, чтоб окружающие не могли заснуть, исходя черной завистью. А, потратив все, до последнего цента, он начнет все сначала. То есть бить, рвать, хватать. Ведь деньги и самка - это добыча. И самки, как добыча, засчитываются не абы какие, а только те, что гордятся, что ради их драной п-ды, принесено в жертву счастье миллионов. И нет ничего, кроме этого. А потому, быть или не быть - не актуальный вопрос. Пропади все пропадом. (Подбегает к Разову, хватает его самодельную бомбу и хочет бросить.)
   Разов. Стой, тетка, ты что?!
   Русичкина. А что?
   Разов. Рванет.
   Русичкина. И что?
   Разов. У меня другой нет.
   Русичкина. Зачем? Этой хватит.
   Разов. Как я тогда стипендию себе буду выбивать?
   Русичкина. А эта помогает?
   Разов. Помогает. Троек не ставят. Денег не просят за пересдачу. Все знают, что могу, если что.
   Русичкина. А сильно рванет, если брошу?
   Разов. Не сильно. Смотря куда попадет, когда отскочит. Можешь немного пострадать.
   Русичкина. Только я? И все? (Разов кивает.) Тогда не стоит и затеваться. (Отдает Разову бомбу. Он уходит. Завязывает волосы в пучок, принимает позу училки.) Лучом света в темном царстве назвал критик Катерину в грозе. Ее искренность, прямота, отсутствие страха перед мнением окружающих, а страх лишь перед высшими силами... (Мимо проходит Самоедов.) Максим!
   Самоедов. Что случилось?
   Русичкина. Куда мы идем?!
   Самоедов. Я - домой.
   Русичкина. А город солнца?
   Самоедов. Какой город солнца? Жулье. Я говорю, ты - козел, блин, я в три раза тебя умнее, что ты мне мОзги паришь, чучело!? Хочешь собирать деньги, собирай, я ж тебе не мешаю. Только меня оставь для меня. Я буду спокойно сидеть на природе, любоваться закатом. Поработать? Ну, я поработаю. Потом побеседую с умными людьми. А он мне - правила то, правила се. Шпионов ко мне приставил. Типа путников-другов. Пришлось убить, а то б мне б не вырваться из города солнца.
   Русичкина. Убить? (Падает в обморок.)
   Пудрянская. (Отталкивает Душкина, он достает пистолет и бежит за кем-то охотиться.) Убить?
   Прекрасных. Убить?
   Самоедов. Ага, забегали?! Ну да, убить. Вырезать ножом их сердце, размазать кровь врагов по лицу и телу, победно завыть на луну, оскалив зубы, исполнить ритуальный танец с копьем, вырвать глаза их и сделать бусы. Довольны? Именно этого хочется больше всего? Теперь я вам интересен? Иди же, Елена, теперь я - герой. Или меньших жертв, чем падение Трои, ты не приемлешь?
  
   Самоедов начинает танцевать с Прекрасных танго героев и воинов. Но тут она говорит прозаическим голосом.
  
   Прекрасных. А квартира у вас какая? Не проходная двушка?
  
   Самоедов бросает Елену. Музыка прекращается.
  
   Самоедов. У меня комната в коммунальной квартире.
   Прекрасных. А это хуже или лучше?
   Самоедов. Это никак не связано с падением Трои.
   Прекрасных. А откуда упала эта ваша, как ее, Троя?
   Самоедов. Ну да, ну да. Кто ожидал иного? Куда мне идти? Где оно, где это место, где поймут мою истекающую кровью душу?
  
   Самоедов уходит, за ним бежит очухавшаяся Русичкина.
  
   Русичкина. Максим, постой.
  
   Входит Стрекозлов.
  
   Стрекозлов (Елене). Пойдем, я покажу тебе свою непроходную двушку. Хочешь?
   Пудрянская. Может, мы покажем ей лучше поле чудес?
   Стрекозлов. Мадам, поле чудес лучше смотреть вдвоем. Втроем там ничего чудесного нет.
   Прекрасных. А что это? Что это - поле чудес?
   Стрекозлов. Пойдем, увидишь.
   Пудрянская. Она не поймет. Про щель.
   Стрекозлов. Зачем ей щель? Земля и коровы. Художник с каждым говорит на его языке.
   Пудрянская. Подлец.
   Стрекозлов (поправляет). Артист.
   Пудрянская. Тебе интересны разговоры о коровах? Зачем?!
   Стрекозлов. А ты не слышала? Новые веяния. Художник должен иметь чуткий нюх. Вдохнул, выдохнул, вдохнул, выдохнул. Упражнение для развития нюха. Если бы ты упражнялась, то поняла бы: настало время лыка, лаптей, кислых щей, матрешек и русского кваса. Не пропусти его, леди.
   Пудрянская. Ах, вот оно что?!
   Стрекозлов. Я ж говорил, щель узка и извилиста. И пролезть надо так, чтобы не было мучительно больно.
   Пудрянская. А она тут при чем?
   Стрекозлов. При них, при лаптях.
   Пудрянская. Или при барсетке?!
   Стрекозлов. На луне, мадам, будут лунные деньги. Я чист. Непорочен. Я тонок и нежен. Какие претензии? (Елене.) Елена, вы - мой идеал.
   Прекрасных. О чем? О чем вы говорите-то оба вообще?
   Пудрянская. Я говорю, что не видела человека циничнее, чем данный субьект.
   Прекрасных. Субъект? Что это?
   Стрекозлов. Не верь. Она ревнует. Я не хотел ее, Елена. Испорченная женщина. 100 раз была в Кремле. Представляешь, что это такое? А я всегда мечтал о чистой, светлой, высокой любви. Я ждал идеал и дождался.
   Прекрасных. Вы что, обо мне?
   Стрекозлов. Конечно.
   Прекрасных. Вообще-то, вы - старый. (Отходит и садится рядом с Кузяевым, который в моменты отсутствия действия сидит в позе мыслителя и не обращает внимания на происходящее.)
   Пудрянская. Что, съел?
   Стрекозлов. По усам текло, а в рот не попало.
   Пудрянская. Так лапухнуться?!
   Стрекозлов. Не надо было вмешиваться.
   Пудрянская. Я хотела, как лучше. Чтобы ревность... чтоб подтолкнуть.
   Стрекозлов. Пишу сценарий я, ты играешь. Я пишу, ты играешь. Ясно? А не наоборот.
   Пудрянская. Ну-ну-ну. Она просто испугалась слова щель.
   Стрекозлов. Ты ж не испугалась.
   Пудрянская. Я? Нет. Но было неприятно.
   Стрекозлов. Чушь.
   Пудрянская. И что теперь делать?
   Стрекозлов. Нюхать воздух. Разве это последние 3 миллиона, что валяются на дороге?
   Пудрянская. Не последние. Но жизнь так быстро проскакивает мимо.
  
   Уходят. Возвращаются Русичкина и Самоедов.
  
   Русичкина. Что делать? Кто виноват? Мир ужасен и катится вниз. Только рыцарь может спасти его. Вы.
   Самоедов. Я - не рыцарь. Сколько можно говорить?! Рыцарь едет и сам, заметьте, по личной инициативе, нарывается на неприятности. А я сижу спокойно, мирно и произношу всего один текст: "Ребята, оставьте меня в покое. Дайте нормально работать, производить, изобретать, строить, и платите за это деньги. Деньги, а не пособие для инвалидов. И ничего не будет. Ничего. Ни криков, ни стрельбы, ни национальных конфликтов, ни других каких...инцидентов. Неужели так трудно оставить Человека в покое?" Трудно. Не могут. Скучно. Им подавай иллюзию их миссии. Им нужно осознать свою значимость в мире. А как осознать, если ничего не умеешь, кроме, как надувать щеки, кроме, как создавать препятствия, кроме, как вырывать у другого с мясом? Они этим гордятся. Они избранные. Великие. Хищники. Взорвать, что ли, мир, чтоб никому не достался! Ненавижу! Ненавижу их всех! Некуда податься честному человеку!
  
   Входит Разов.
  
   Разов. Ну вот! Наконец-то. Дозрел. (Дает Самоедову бомбу.) До основания взорвать. А затем.
   Русичкина. Не трогайте! Это - кукла. Взорвать ничего нельзя. Только себя, и то не до смерти.
   Разов. Вам - нет, не взорвать, а он может. Он - избранный. Нео. Надо знать, куда и когда нажимать. Надо чувствовать. Он может! Я верю. Это бомба исключительной силы. Инопланетная. Она приснилась мне ночью. Такая вот точно. А утром я шел по рядам барахолки, за значками с портретами Ленина, и вот же, она. Лежит. Я узнал бы ее из тысячи. Ее образ на сердце высечен. Это не бомба. Это - Армагеддон. Бери же скорей, Самоедов. Миссия выполнима.
   Самоедов (берет бомбу, встает в позу принца Гамлета). Ах, вот оно как, бедный Йорик?! Океан Соляриса. Аукнешь ему, он откликнется. А стоит ли? Может, не надо? "Если только можно, Авве отче, чашу эту мимо пронеси".
  
   Мимо Самоедова пробегают некоторые персонажи, крича в телефонную трубку.
  
   Глебовский. Дайте мне нужные слова, я сказал, и я превращу их в доильный аппарат.
   Отец Федор. Я сказал, Грузила, забудь о боге!
   Хохланкинс. Я вообще не понимаю, кто такие люди. Избиратели?! Не сезон употреблять эти термины.
   Пудрянская. Я стою сильно дороже!
   Стрекозлов. Аппарат, так аппарат. Я знаю много разных слов.
   Самоедов. Видно, надо, Йорик, надо. (Поднимая бомбу высоко над головой, обращается к Елене.) Хотя... если только... Елена. Ваше последнее слово, девушка. Ты - моя, или земле конец.
   Прекрасных. Ах, оставьте вы глупости.
   Самоедов. Конец земле и коровам на земле.
   Прекрасных. Коровы-то вам чем не угодили?
   Самоедов. Они просто проходили мимо. Так что?! В твоих руках судьба планеты всей. Скажи лишь слово, и мы будем жить долго и счастливо.
   Прекрасных. В коммуналке, что хуже проходной двушки со злой, сварливой мамой? Ах нет уж, увольте. И потом... Вы - старый.
   Самоедов. Нет, нет. Снова нет. Снова нет. Ну, на нет, и суда, собственно, нет.
  
   Самоедов бросает бомбу. Пантомима. Взрыв. Все разлетаются в разные стороны.
  
   Часть вторая.
  
   Из-за дыма появляются кратеры луны. На сцене Хохланкинс, Глебовский, Кузяев, Прекрасных пробираются в разные стороны сквозь туман. С плакатом "Хочу домой" стоит Надежда, огромных размеров женщина-космонавт.
  
   Надежда. Наконец-то!
   Хохланкинс. Мы где?
   Надежда. На Луне.
   Хохланкинс. Это как это? Паааша!
   Глебовский. Я здесь. Что орешь? Ну, Луна, подумаешь.
   Хохланкинс. Лунааааа?! Что же делать?!
   Глебовский. Что делать, что делать? Сообразим. Что мы, здесь не устроимся?
   Хохланкинс. Как?! Как мы тут устроимся!?
   Глебовский. Как везде, дурень! Из комсомольцев в демократы, из демократов - в единороссы, из единороссов - в лунатики. Перековались. Имя поменять легко, подумаешь. Здравствуй, женщина. Здорово, что мы тебя встретили.
   Надежда. Так вы не за мной?
   Хохланкинс. Ты кто?
   Надежда. Надежда.
   Хохланкинс. Так вот она какая, надеждаааа.
   Глебовский. Мой компас земной.
   Хохланкинс. Хоть в этой ситуации ты можешь не...!?
   Надежда. Я стою здесь тридцать лет и три года.
   Глебовский. Откуда, Илья Муромец наш?
   Надежда. С космического корабля "Мир". Мы прилетели на луну, а памперсы уже переполнены. Двое в одни руки тогда не давали. Экономика должна была быть экономной. А космонавтика тем более. И тогда капитан сказал: мальчики налево, девочки направо. Я побежала за кратер. Вернулась, а "Мира" нет. Может быть, в этом и состояло задание партии? Может быть, задание состояло в том, чтобы я не знала заранее.. Тогда да, тогда я согласна стоять еще тридцать лет и три года. А вдруг не так?! Пропадать ни за что. Ни еды, ни ... И вы не за мной...
   Глебовский. Может быть, за тобой. Мы проверяли, как ты выполняла важную государственную миссию.
   Надежда. Я выполняла. Выполняла вовсю. Как-то американцы сюда прилетели. Я побежала, решила, вдруг будут пытать, что еще ждать от проклятых империалистов, а я не сдержусь и выдам военную тайну. Они тоже чего-то испугались, бегут в другую сторону, кричат, как сейчас помню по ихнему воют: иноплэнит вумен, иноплэнит вумэн. Что бы это значило? Я плохо учила английский. Не пристало коммунисту и космонавту говорить на языке иностранных шпионов. Больше они не явились. А теперь вот вы. Свои, советские.
   Хохланкинс. Паша, она что... живая?
   Глебовский. Нет, говорящий памятник.
   Хохланкинс. Живая. (Сразу меняет тон, надменно.) Дорогуша, Советский Союз...
   Глебовский (затыкает ему рот). Самый советский и самый союз.
   Надежда. Спасибо. (Жмет руку Глебовскому.) А то за тридцать лет и три года я начала сомневаться. Вот думаю, приеду на землю и напишу в отчете: сомневалась, недостойна звания женщина-коммунист-космонавт. Прошу отчислить меня из рядов.
   Хохланкинс. Да рядов-то....
   Глебовский (затыкает ему рот). Не нужно. Отчислять из рядов. Ты выполняла важную, ответственную миссию. Выживание в сложных условиях. На благо будущего. На благо земли. Неизвестно, что бы подумал на твоем месте другой. И сейчас, через тридцать лет и три года, тебе предстоит исполнить еще более ответственную миссию. Мы - второй эшелон. Нас надо поить, кормить, одевать, защищать от иностранных шпионов, отапливать дом.
   Надежда. Но... дома здесь нет.
   Глебовский. Значит, построить.
   Надежда. Из чего?
   Глебовский. Из камней.
   Надежда. Я?
   Глебовский. Ну не я же. У нас с Хохланкинсом...кстати, важная очень персона, член ЦК... другая ответственная миссия.
   Надежда. Какая?
   Глебовский. Государственная советская тайна.
   Надежда (вытягивается). Служу Советскому Союзу.
   Хохланкинс (брезгливо морщится). Ой.
   Кузяев (вылезает из тумана). Ахха, Хохланкинс.
   Глебовский. Ахха, ну вот, без тебя никуда.
   Кузяев (очень яростно). Хохланкинс, хохланское хрюшество-хуйство. Сыр хохланд в хохландскую пасть бы. Захохлить!
   Надежда (загораживает телом Хохланкинса). Иностранец! Шпион! Профессионализма ноль! Даже русский выучить лень! Хам!
   Кузяев (отбиваясь). Ты чего это, баба?! С русским напряженка? Так, как я, по-истинно русски никто выражаться не умеет. А вот Хохланкинс, морда рыжая, - иностранный шпион, Россию продал.
   Надежда (подозрительно смотрит на Хохланкинса и Глебовского). Кому?
   Кузяев. Американцам. Кому еще можно такую большую партию товара втюхнуть?
   Глебовский (показывает, что у Кузяева не все в порядке с головой).
   Надежда. Чем докажешь, шпион?!
   Кузяев. Вот смотрю я на тебя, тетка, вроде своя, родная, не из новых поганых русских. Какие тебе доказательства еще!? Кроме тех, что уже есть?!
   Надежда. А какие есть?
   Кузяев. Ленка. (Появляется Прекрасных.) Скажи, есть хоть один человек на Земле, кто не знает, что Хохланкинс - вор и американский шпион?
   Прекрасных. Все знают, а как же. Он на луне живет. Скоро землю домучает, навсегда тут поселится. У него тут в кратере дом. Ванны из золота, полы самоездящие, потолки картинами обвешаны, из музеев попер, народ годами собирал...
   Глебовский (показывает жестами Надежде: "Ну?! Я ж тебе говорил, у них не все дома").
   Надежда (хватает Кузяева и Прекрасных, сталкивает лбами). Я живу здесь тридцать лет и три года. Ни одного дома в кратере не видела. Смерть иностранным шпионам. Слава Советскому Союзу.
   Кузяев. Так ведь я тебе, старая дура, о чем?! Нет никакого Советского союза, Хохланкинс все продал давно.
   Надежда (опять хватает Кузяева и Прекрасных, сталкивает лбами. Они падают). Опять вранье! Чтобы союза, да не было?! (В зал.) Мы живем в лучшей стране мира. У нас все по совести, по чести. Все поровну. Богатых нет. Справедливость, рай на земле, построенный руками трудящихся. Только сосед мой, директор магазина. И жена его, злая самка, которая гордится заграничными тряпками и здоровается со мной сквозь зубы. Как можно гордиться заграничными тряпками, не понимаю? Ведь мы ходили с ней в одну школу, и не раз я там била ее и помогала с уроками, и она знает, что я сильнее и умней, и, тем не менее, она лучше пристроилась в жизни. Как так случилось, не понимаю?! (Озирается со страхом. Оправдывается.) То есть, она думает, что лучше пристроилась, а на самом-то деле я. Я - женщина-коммунист- космонавт, пусть инкогнито, и никто никогда не узнает о моем подвиге по телевизору. Но ведь вот же, стою я здесь, выполняю ответственную миссию, и горжусь собой, как только может гордиться настоящая женщина-космонавт-коммунист, первооткрыватель других планет. Все это знают, все. А соседи мои, - они исключение. Их посадят, в конце-то концов. Я на это очень рассчитываю. И когда не будет таких, как они, кто грабит и тормозит наш процесс эволюции, каждый из нас будет летать на луну, как на прогулку, после 8 часов честно отработанного коммунистического трудового подвига, и любоваться землею с высоты безвоздушного пространства. Вот она, вот! Смотрите! Земля восходит. Ах. Тридцать лет и три года любуюсь и не могу налюбоваться... Но что это!? Что это с ней?!
  
   Все стоят, заворожено смотрят вдаль, как будто видят восход взорванной Земли. К ним медленно подходят Пудрянская, Стрекозлов, Русичкина, Самоедов, отец Федор.
  
   Надежда. Земля. Какой был красивый, голубой такой шарик.
   Кузяев. Хохланкинс, сука! Домучал-таки землю.
   Прекрасных. А с коровами-то, с коровами-то что? Моя Буренка, ты-то теперь где?
   Отец Федор. Оба-на. Царствие ей небесное. И нам заодно.
   Пудрянская. В этот час таинственный и нежный, шар земной восходит над мечтою, бледный всадник скачет за луною осознать понятие безбрежность...
   Русичкина. Ах! Что же делать? Что делать? Кто виноват?
   Прекрасных. Мама! Я хочу домой! Мама!
   Пудрянская. И, правда, что делать?! Что это, что это все?!
   Стрекозлов. Хватит истерить, дамочки. Я говорил, все просчитано. Апокалипсис. Выжили избранные. Прекрасно! Я знал, что так будет. Я - избранный, избранный. Апокалипсис. Ноев Ковчег! Мы здесь. Не плакать, радоваться надо. Правда, Пал Палыч?
   Хохланкинс. Какое нафиг...
   Глебовский (затыкает ему рот). Да-а-а... Нашими учеными, выдающимися физиками и математиками, давно было посчитано что земля долго не протянет... Поэтому... наши правительства, я имею в виду все преемственные правительства нашей территории, разрабатывали соответствующие перспективные планы развития жизни во внеземных условиях. И подтверждение тому, познакомьтесь, Надежда - женщина-космонавт. Она жила здесь достаточно, тридцать лет и три года, чтобы можно было с уверенностью сказать, жизнь на луне не только возможна, но и вполне комфортна.
   Самоедов. Брехня. Не слышал ни про одного такого ученого.
   Глебовский. Почему вы должны были слышать?
   Самоедов Потому.
   Глебовский. Надежда, подтвердите.
   Надежда (тихо). Подтверждаю. Тридцать лет и три года впустую.
   Кузяев (бросается бить Хохланкинса). Так я был прав?! Прав! Хохланкинс, сука! Показывай в кратере блиндаж, сволочь!
   Хохланкинс (отбиваясь). Глебовский! Паша! Убери от меня эту виртуальную реальность.
   Глебовский. Э-э, да-да, сейчас сориентируюсь.
   Хохланкинс. Ты всегда говорил, что на эту реальность надо смотреть, как на абстрактную, мысленно-логическую дилемму, которую в любой момент по желанию можно включить и выключить! Так выключи, выключи скорее!
   Кузяев. Вот тебе дилемма, вот тебе все остальные слова, которые я не знаю, и никогда не узнаю, потому что ты вор. Ты украл у меня все. Деньги, жизнь. Даже слова. И тобой, жирный, я тоже займусь.
   Глебовский. Позвольте, за что же мной? Я и слов-то таких, как Хохланкинс, не знаю. Я тут совсем не при чем. Он и меня обокрал. Я раб, наемный работник, ваш собрат по труду. За что же меня?
   Хохланкинс. Паша, будь мужчиной, наконец!
   Глебовский. Я?! Мужчиной?! После стольких лет.. Помилуйте, господин Хохланкинс. Надежда! На вас одна надежда. Помогите же члену бюро, секретарю всех мыслимых в России ЦК.
   Надежда. Нет
   Глебовский. Но...
   Надежда. У меня траур по разбившимся надеждам.
   Глебовский. Надежда, прогрессивное человечество...
   Надежда. Которого нет... Я никогда не вернусь домой, мне не дадут звезду героя, не покажут в вечерней программе новостей, и, главное, я не утру нос сволочной соседке. Зачем все было? Зачем?
   Хохланкинс. Глебовский!
   Глебовский. Сейчас! Федя?! Ваше слово, отец Федор?!
   Отец Федор. Не думаю, что сейчас это пройдет.
   Глебовский. Не думаешь?!
   Хохланкинс. Паша!
   Глебовский. Это! Это проходит всегда! Потому как такова природа твари по имени "человек". Смотри и учись, толоконный лоб! Значит, так! Слушай, Кузяев! И вы все слушайте! План был. Вы выжили лишь благодаря моему личному отбору. И благодаря ему же вы можете вылететь из списка. На колени! Все! Кто хочет получить угол в кратере, и пищу на первое время.
   Кузяев. А этого не хочешь? Веди нас в кратер, или я твоему боссу его рыжую голову снесу.
   Глебовский. Снеси. Только люди в кратере без него нас не пустят. У них приказ. А если заподозрят неладное, смерть без предупреждения. На колени! На колени ничтоже сумнящиеся!
  
   Все становятся на колени, кроме Самоедова.
  
   Самоедов. Люди! Поднимитесь с колен! Он врет! Он врет, как всегда. Никакого плана нет. Блиндажа с запасами нет. Землю взорвал я, совершенно случайно. Встаньте. Сейчас, в новых исторических условиях, когда нет собственности и классового расслоения, у человечества появился шанс к становлению нормального, гуманитарного общества. Мы можем жить по новым законам. Мы вместе построим жилища, мы вместе займемся добычей пищи. А в свободное от работы время будем сидеть на окраине вселенной, смотреть на взорванную землю, как на могильный памятник идей капитализма, и говорить о вечных, чистых, не замутненных Хохланкинсами, идеях. Ну же?! (Народ не встает.) Люди! (Народ безмолствует.)
   Глебовский. Хех, Самоедов. Идеалист-самоучка. Смотри и учись, как поднимать народ. (щелкает пальцами.) А теперь танец. Ап!
   Все (встают, исполняют марионеточные движения).
   За ниточки, за ниточки
   Театр марионеточный
   За счастьем в светлом будущем,
   Отчаянно, в беспечности,
   Не пожалев ни чуточки
   О прошлом смысле вечности
   Несется, подбоченившись,
   Ручная тройка-Русь.
   Глебовский. Слаб ты супротив меня, Самоедов. Мужчина, а не самец.
   Самоедов. Люди!!! Ау. Я хожу со свечкой в руках среди белого дня и ищу человека. Нет, не дожить мне до момента, когда вымрут те, кто помнит Землю Хохланкинсов. Не дождусь.
   Глебовский. И не надо ждать. Ты умный, образованный, нервнобольной. Ты - наш. Присоединяйся в любой момент. Будем рады.
  
   Вбегает Душкин с пистолетом.
  
   Глебовский. Привет, припозднился. Хорошо, без тебя обошлось, но я рад, что ты здесь.
   Душкин (держит в руках пистолет). Рад?! Ха! А я-то как рад. Новая эра! Свобода! Вот! Этого часа я ждал всю жизнь. Значит, так. Самок тут четыре. Одна старая не в счет. Колхозница тоже не в моем вкусе. Этих двух я беру себе. Возражения есть?
   Глебовский (спокойно и укоризненно). Душкин!
   Душкин. Что-то неясно? Зацени ситуацию, Глебовский. Каменный век. Любой за себя. И ты тут никто. И звать тебя пидор. Ясно?
   Глебовский. Да что ты? Ты что-то не понял?! Это все - не на самом деле. Это коллективный сон. Новые технологии. Для выяснения лояльности. Сон кончится, и каждый получит по заслугам.
   Душкин. Ну да? (Сомневается, убирает пистолет.)
   Глебовский. Но это я только тебе говорю. Потому что тебе доверяю.
   Потому что думаю, ты не подведешь. Или..
   Душкин. Что ты, Паша, разве я тебя хоть раз подводил?
   Глебовский. Федя, иди сюда.
   Отец Федор. Это правда? Правда про новые технологии?
   Глебовский. Мне всегда нравились твои длинные уши. Отрезать, что ли, и на шею повесить, как ожерелье? Значит, направление такое. Как только все устаканится, правду про технологии будем постепенно, маленькими порциями выдавать народу. Им сразу нельзя. А то какая в этом случае проверка, если все карты сразу на стол? Кратер - с вооруженными людьми - легенда на крайний критический случай. Критический случай с Хохланкинсом был - пришлось внедрить. Кратер будем искать. Долго. Постепенно выясняя. Федя, направление усек?
   Отец Федор. Усек.... не совсем.
   Глебовский. Тупой ты, Федя. Это ж твой основной конек. Воздаяние там, при возвращении, за дела тутошние. Что не ясного?
   Отец Федор. Ясно. Но это ж потом. А сейчас?
   Глебовский. А сейчас воздаяние тут за дела тамошние. Потому и не можем сразу отыскать кратер. Грехов много. Надо замаливать. Дубина.
   Отец Федор. Понял.
   Душкин. А я не понял.
   Глебовский. А тебе и не надо. Ты - сила. Сила есть, ума не надо. Охраняй Хохланкинса. Я на тебя Очень надеюсь.
   Душкин. Конечно, Паша. Ты простишь меня? Погорячился. (Душкин уходит.)
   Глебовский. Когда?
   Душкин (жестами показывает - все понял - и уходит).
   Отец Федор. Вот смотрю я на тебя, Паша? И думаю, зачем тебе Хохланкинс? Ты ж ум. А он никто.
   Глебовский. Как никто? Кого Кузяев сегодня бил?
   Отец Федор. Хохланкинса.
   Глебовский. А если б его не было?.. То-то.
   Отец Федор. Паша, а чем народ будем кормить?
   Глебовский. Ничем.
   Отец Федор. Тогда не сможем...
   Глебовский. Мы здесь 10 часов. Ты чувствуешь голод?
   Отец Федор. Нет. Но я думал...
   Глебовский. А Надежда здесь тридцать лет и три года. Откуда еда? Здесь пустыня. А где Надежда живет? Вооот. Нигде. Одинаковая, комфортная температура, отсутствие необходимости в еде... Неплохо, в общем, для начала.
   Отец Федор. Так, может, Паша, мы все-таки того? Этого самого?
   Глебовский. Сдохли в смысле?
   Отец Федор. Ну...
   Глебовский. А какая разница, Федор? Если и так. Может, мы и там были дохлые. Кто его знает? То-то. Никто не знает, в чем суть этих дебильных экспериментов? Кто их над нами проводит? Где истина? Сколько себя помню, ищу ответа. Не нахожу. Сейчас мне кажется, что уж не найду.
   Отец Федор. Так, может, не надо?
   Глебовский. Не надо что?!
   Отец Федор. Может, не надо вообще ничего? Зачем мы будем бегать, искать этот кратер? Зачем мы будем внушать идею воздаяния по окончании эксперимента? Если не надо вообще ничего. Ни хлеба, ни воды, ни жилья. Это ж рай! Я лягу брюхом к небу, и буду смотреть на звезды. Я буду считать паровозы, что сложатся из созвездий. И представлять, куда они едут. И думать, что когда-нибудь мой паровоз приедет за мной из страны чюмба-тумба. Об этом я в детстве мечтал.
   Глебовский. Отставить!
   Отец Федор. Чего?!
   Глебовский. Ты будешь лежать и чесать свое брюхо в то время, как людям нужна твоя помощь?!
   Отец Федор. Кому?!
   Глебовский. Всем! Кто?! Кто вытащит их из тьмы неизвестности. Кто даст им смыслы их скудного существования? Я чувствую свою ответственность, понимаешь? В генах, что ль, заложено, что я кому-то чего-то должен.
   Отец Федор. Ну, мне-то, Паша, не парь. Мы здесь одни. Ты всегда заботился только о собственной заднице. Только на этом топливе и работал твой вечный заводной моторчик.
   Глебовский. Ладно, ладно, не веришь, давай с другого конца. Вот как ты собираешься проводить время? Ты что, Федя, растение, одноклеточное животное?
   Отец Федор. Нет.
   Глебовский. Людям нужен смысл. И мы дадим его им. Кто, кроме нас, это сделает?
   Отец Федор. Может Самоедова послушать? А что? Построим справедливое общество. Будем дружно что-нибудь строить, любоваться разрушенной землей, беседовать о вечном,...
   Глебовский. О вечном? С Кузяевым? О-о-о. Построй мы свободное справедливое общество, Самоедов первый же взвоет. Он будет кричать: "избавьте меня от общества Шариковых", "избавьте меня от общества Шариковых". Ты знаешь, Федя, что такое диссидент?! Ему и то не этак, и это не сяк. Это суть его смыслов. Он при Брежневе будет на кухне строить свой иллюзорный домашний капитализм, при Чубайсе начнет подпевать Марсельезу. Не потому что любит рабочий класс, а потому что так ему хочется. А самому что-то сделать - ау? Нет его. Только землю взорвать. Скотина, такую подлость... Все под контролем было, все. Я уже продал почти что весь газ... Скотина. Потом бы продал... Я продал бы все! Все! Всех! Никто еще никогда до меня не продавал в таких объемах. Я лучший, первый. Я - избранный. Ты со мной?
   Отец Федор.А выбор есть?
   Глебовский. Выбор, Федя - фикция.
  

Продолжение следует.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"