- Ты так необычно рассказываешь, как будто про книгу кого-то читаешь, - Кирилл смотрел на девушку с восторгом и даже с гордостью. Он подумал, что вот так он восхищался бы талантом своей дочери.
"Дочь... Как хочется семью и детей. Интересно, какими бы они были у нас с Луной?" - но он тут же отогнал бесполезную мысль, жестко напомнив себе о том что, в отличие от Золушки его сказка хоть и не заканчивается в полночь, но все равно ведь пройдет, просто завтра утром. "Завтра. Уже сегодня! - больно кольнуло в области в груди, - Ну, и что? Утро - понятие растяжимое, если повезет, оно и до обеда может растянуться", - плеснул он на ноющую рану пригоршню живительного бальзама.
- О чем задумался? - Луна тихонько тронула его за плечо.
- Я? О небе, - он снова соврал, но не об общих же детях ей рассказывать. Тем более что небо он действительно любил, и о космосе иногда очень даже задумывался.
- А что именно ты про него подумал?
- Я думал, как важно и как притяжимо для человека это небо. И ему, человеку, никуда от него не деться. Небо - начало всему и конец. Наверное, глядя когда-то на звезды, человек впервые задумался о своем месте в мироздании, и это разбудило философию. Философия потянула за собой науку, а та, едва встав на неокрепшие ножки, снова ушла в небо, увлекая за собой человека и замыкая, тем самым, великое космическое кольцо. Когда-нибудь человечество освоит далекие пределы и уйдет в иное пространство, навсегда распрощавшись с этой планетой.
Уланулуна как-то совсем по-другому посмотрела на Кирилла, а потом задумчиво произнесла.
- Ну, это ты, конечно, не сейчас сочинил, ты над этим не один уже раз подумал, но не это важно. Важно, что ты вообще об этом задумываешься. Я про небо тоже часто думаю. Только мне-то, как раз кажется, что небо наоборот размыкает жизненный круг мирского бытия, по которому мы ходим, как маленькие пони, повторяя изо дня в день каждодневную предсказуемость. Я согласна с тобой в том, что оно действительно открывает иное пространство. Но не всему человечеству разом, а каждому человеку в отдельности - по его сроку и заслугам.
Кирилл не успел обдумать то, о чем она сказала, потому, что она уже задала новый вопрос.
- Если я тебе скажу, почему еще так важно для меня небо, ты не будешь смеяться?
Он мог бы голову на отсечение дать - что бы она сейчас не произнесла, он точно смеяться не будет. Он кожей почувствовал, что она хочет сказать что-то очень для себя важное.
- Мне кажется, что где-то там, - и она кивнула головой в сторону звезд, - моя Родина.
Кирилл по собственному опыту знал, что иногда у людей бывает ощущение некоторой повторяемости событий, прожитости какой-то иной жизни, дежавю, так сказать. Разное интересное случается порой с человеческим сознанием, поэтому он принял условность игры, и спросил серьезно:
- И ты скучаешь по этой Родине?
Девушка неопределенно пожала плечами.
- Ты хотела бы там оказаться?
Она отрицательно замотала головой:
- Я чувствую, что там тоже было бы страдание, а здесь должно быть что-то еще... - задумчиво произнесла она. Потом отогнала тревожные мысли и уже весело продолжила, - Забудь. А у тебя не бывает ощущения, что ты должен был прожить другую жизнь, или, что ты где-то есть другой?
- У меня - нет. Если только в том сне прошлой ночью. Он вообще очень странный был. Точнее сон был нормальный, как и положено, с необходимой долей "сонной" ненормальности. Необычен он был только своей не сонной реалистичностью. Вот в нем я действительно сначала был кто-то другой. Меня даже звали по-другому, Олег, кажется. Да, точно Олег. Там мне подарили новый путь - лунный мост через реку. Я утром свой сон послушался и на этот берег переплыл. Вот, в результате встретил тебя. Ты во сны веришь?
- Я - только в один, я тебе рассказывала. Но я в него очень-очень верю.
- Ну, тогда и я в свой верить буду, - улыбнулся Кирилл.
- Знаешь, когда этот сон первый раз приснился, - сказала Луна, - мне еще только одиннадцать было. Я к тому времени уже очень хорошо умела вышивать. Но это были небольшие узоры, а тут я почувствовала, что должна вышить настоящую картину - свой сон. Я отчего-то совершенно поверила в то, что как только я ее закончу, со мной случится что-то очень хорошее, счастье какое-то. Я потом так себе и говорила: "Сейчас уроки доделаю и сяду счастье вышивать", или, "погуляю и сяду...". Только это уже после было, а в то утро, когда пришло решение, она поняла, что для такой картины ниток нужно очень много. Столько ей взять было негде.
Кирилл заметил, что Луна снова начала говорить о себе в третьем лице, но слушать такой рассказ было даже интереснее.
- Недалеко от детского дома начали строить красивый коттеджный поселок, - продолжала тем временем девушка, - и люди, заселившие первые отстроенные дома, оказались очень небедными. Деятельная Любовь Ивановна привлекла некоторых из новоселов в качестве спонсоров.
И вот уже пополз по комнатам восторженный шепоток, что в воскресенье приедут гости с хорошими подарками. Много заветных желаний подслушали тогда маленькие детские подушечки. Некоторые были очень даже удивлены услышанному. Но так, как удивлялась подушка Луны, не удивлялась ни какая другая. Почти до самого утра она слышала только одно: "Ниток, много разноцветных ниток. Ниток, много...". И название-то у ниток этих какое-то непонятное было - мулине. "Что за название такое?" - жаловалась она другим подушкам...
Или про подушки только сон такой юной особе под утро приснился?
Так было или иначе, но воскресенье, наконец, настало.
Стояли теплые майские дни, потому что солнце грело совсем по-летнему. По случаю хорошей погоды детей собрали на спортивной площадке, разделив на три группы. В одной стояли старшеклассники, в другой - малыши. Луна оказалась в средней.
Их группе подарки раздавала Маша. Она доставала из картонных коробок большие полиэтиленовые пакеты и вручала каждому по порядку. Спонсоры стояли несколько в стороне и наблюдали за тем, как, изучая содержимое пакетов, шумно радуются дети.
Пока Луна дожидалась своей очереди, она внимательно рассмотрела гостей. Двое были ей знакомы. Это Нина Ивановна и Анатолий Петрович - Машины друзья. Были еще две нарядно одетые дамы и необычного вида мужчина. Луне он показался огромным, потому что был очень высоким и сильно широкоплечим. Он имел абсолютно белоснежные волосы, собранные сзади в хвост. Брови же были смолисто черными, а глаза густо синими. Луна даже подумала, что такого цвета должно быть море, которого она никогда не видела. А он смотрел на детей своими морскими глазами и все время улыбался.
С замиранием сердца Луна взяла из Машиных рук заветный подарок, заглянула внутрь и почувствовала, как маленькое ее сердечко откликнулось редкими безрадостными ударами. В пакете было необыкновенное праздничное платье, толстая книга, что-то еще... Содержимое пакета задрожало, потеряло очертания, и Луна зажмурила глаза. Это не помогло, и слезы посыпались в молодую траву крупными частыми бусинами.
Луна плакала из-за своей беды впервые. Слезы не редко текли из ее глаз, но это были слезы сострадания другим, а сейчас она сострадала себе. Чтобы не омрачать общий праздник, она бегом помчалась в здание детского дома, взбежала на второй этаж и закрылась в своей комнате.
Через некоторое время сквозь всхлипы она расслышала, как за дверью кто-то переступает с ноги на ногу. Потом раздался робкий стук, и на пороге возник расплывчатый силуэт. Она начала усиленно тереть глаза, но неукротимые слезы никак не позволяли рассмотреть вошедшего. Наконец, поток все-таки иссяк, и она увидела того огромного синеглазого человека.
- Я не угадал твое желание, - утвердительно произнес он, и Луна также утвердительно закивала головой.
- А что же ты хотела, милый ребенок?
- Нни-ттки-и-и, - еле выдавила она из себя.
- Кк-акие? - от неожиданности гость тоже запнулся, а красивые синие глаза его заметно округлились. В этот момент он показался Луне совсем старым.
- Мму-лине-е, - никак не могла успокоиться девочка.
- Что за чудо такое? - удивился гость.
Луна уже открыла свой опухший ротик, но гость явно не имел желания прослушивать каждую букву по два раза, поэтому он добродушно ее прервал:
- Не объясняй, разберусь. Скажи лучше, сколько нужно.
- Очень много! - неожиданно твердо заявил ребенок.
- Тонну?
- Коробку! Большую! Очень большую - как из-под обуви. И, чтобы разных цветов. Разных-разных.
- Из-под обуви - это еще не очень большая, - облегченно вздохнул гость. - Я испугался, что нужно, как из-под самосвала. А такую мне не трудно, такую я скоро привезу, - он рассмеялся, и она удивилась, какие все-таки молодые у него глаза и какая озорная улыбка.
Через два дня Маша торжественно передала Луне увесистую коробку, обернутую в гладкую, сверкающую разноцветными искрами, бумагу. Ниток было так много, и они так радовали Уланулуну богатством красок, что ей показалось, будто счастье уже поставило на порог одну свою ногу. И она стала терпеливо ждать, когда работа будет закончена, и счастье войдет к ней все, целиком.
Луна вышивала свой сон очень медленно, тщательно подбирая оттенки. Случалось, что проснувшись утром, она понимала, что во сне плывущее по небу облако, имело совсем иные очертания. Тогда она безжалостно вытаскивала из канвы "неправильные" нити и начинала вышивать заново. То же произошло с некоторыми луговыми цветами, а белая скала вообще никак не хотела становиться сахарной. Луна не огорчалась неторопливости процесса. Наоборот, она считала, что благодаря этому счастье сможет значительно лучше подготовиться к приходу, чем сделало бы это второпях.
- Ничего, счастье, - мысленно просила Луна, - я буду вышивать тебя красивым, может быть, тогда и ты постараешься для меня. А пока сходи к кому-нибудь другому. Тебе ведь в каждой судьбе будут рады - ты же счастье.
Про то, что она называет свою работу счастьем, Луна не говорила никому. Когда же в середине новогодних каникул поздним уже вечером, почти ночью, круглая луна заглянула в окно детской комнаты, она увидела любопытную картину: все девочки спали, укрывшись белыми одеяльцами, и только одна стояла на коленях пред своей кроваткой. Она пристально смотрела на вышитую мелким крестиком картину, разложенную на высоко взбитой подушке. Верхний свет был потушен, и вышивку освещала тусклая настольная лампа. Луна тоже решила рассмотреть, что такое чудесное привлекло внимание юной воспитанницы. Она осветила картину своими лучами, и залюбовалась на ту радость, что исходила от полотна.
- Ну, вот, счастье, ты и готово, - со вздохом произнесла вышивальщица.
Утром, когда все отправились на завтрак, Луна затащила Машу в комнату и показала ей свою работу. Та долго смотрела на вышитое полотно, а потом из ее глаз потекли привычно тихие слезы.
- Почему ты плачешь? - удивилась девочка.
- Это обязательно где-то есть - очень далеко, где нет страданий и боли, а только счастье и любовь, - всхлипывала Маша, - и мне кажется, что у тебя обязательно когда-нибудь будет такое счастье.
Маша действительно это почувствовала, она просто уверовала в это. Только сердце почему-то обволокло необъяснимой тревогой.
- Как ты правильно угадала про счастье, - обрадовалась Уланулуна, а потом вздохнула и добавила. - Такое может и не скоро, а другое уже сегодня случиться. Я это точно знаю.
Маша внимательно посмотрела на любимую воспитанницу. "Нет, - подумала она, - Луна ни о чем не может догадываться. Любовь Ивановна точно не проговорилась, а остальные даже не знают. Тогда о чем она?" И незваную тревогу в Машиной душе сменило удивление.
...
То, о чем сегодня хотела поговорить с Уланулуной Маша, началось уже давно, еще летом, а если подумать хорошенько, то гораздо раньше...
Когда в стране началась перестройка, ловкие предприимчивые люди смело пустились в неизведанный океан бизнеса. Анатолий к таким не относился. Больше того, он потерял работу, они еле перебивались на Нинину учительскую зарплату и даже на время успокоились, что не родились у них еще дети, наблюдая, как мыкаются в нищете другие люди.
Неожиданно Анатолию повезло, и он устроился к одному индивидуальному предпринимателю. Тот как раз получил заказы на строительство дачных домов в садовом товариществе. Незадолго до этого там случился большой пожар - выгорела большая часть строений, и кто смог, начал строиться сам. А остальные продали свои участки - место было хорошее: рядом озеро, лес, до города недалеко. Словом, желающие их приобрести, естественно, нашлись очень быстро. Они-то и стали выгодными заказчиками. Шабашили все лето и половину осени, но хозяин не обидел - деньги выплатил сполна, как договаривались.
А тут ему подвернулся еще один хороший заказ - строительство большого развлекательного центра.
- Ты вроде инженер по строительству? - обратился к Толе Денис Павлович. Хозяин был молодой - Толин ровесник. Хваткий, уверенный в себе, с бритым затылком и толстой золотой цепью на мощной шее.
- Да почти десять лет стажа.
- А чего с работы ушел?
- Да я не уходил, нас с нее государство ушло. Решило, что не нужно ему столько строителей.
- Понятно. Ему виднее. Только, если ему не нужно, мне пригодятся, - ухмыльнулся Денис. - Я к тебе присмотрелся. Ты парень толковый, спокойный, ответственный. Если еще и квалификацию инженерную подтвердишь, считай, что тебе повезло. Будешь при мне в шоколаде. Скоро такими делами ворочать начнем - деньги рекой потекут. Короче, с завтрашнего дня ты прораб на комплексе.
Дело было знакомое, да и рабочий процесс был отлажен: поставка стройматериалов без сбоев, зарплата вовремя. Безработица в паре с Денисом такую дисциплину в бригадах наладили, какая на советской стройке даже не снилась. Хозяин был крут, два раза не повторял и за малейшую оплошность гнал в шею. С одной стороны, конечно, порядок, но с другой - как-то Толе на душе неспокойно было, особенно когда он видел страх в глазах рабочих, страх и безысходность. Он и в себе ощущал эту загнанность - нравится, не нравится, деваться все равно некуда.
"Это мне еще повезло, - думал Анатолий, - работа радует, по тому, как душу вкладывать позволяет. Денис качество жестко требует - репутацию фирме нарабатывает. А главбух вон уже третью машину поменял, а в глазах страха больше, чем у работяги". Толя хорошо понимал, что на чистую прибыль фирма так бы не поднялась. Были еще какие-то источники, и он догадывался, какие, но старался особенно в это не вникать, чтобы не пришлось потом с собственной совестью договариваться. Да и где теперь по-другому?
А здесь перспектива действительно реальная оказалась. Они получали все новые заказы, и объекты были серьезные. Денис Павлович стал вхож в высокие чиновничьи кабинеты, как-то лихо начал выигрывать тендеры, жестко обгоняя конкурентов. Словом, через четыре года они въехали в собственный сверкающий стеклом оконных проемов офис, отстроенный почти в самом центре столицы. Анатолий к этому времени стал главным инженером и занимался все больше бумажной работой.
Денис Павлович ценил его высоко, старался к себе приблизить: то в ресторан приглашал, то на шашлыки с нужными людьми, но Анатолий по возможности отказывался, прикрываясь работой, а летом они с Ниной вообще больше любили бывать в своем, а точнее Машином, деревенском доме.
Дом теперь выглядел, как игрушка - украшенный резным деревянным кружевом, он резко выделялся среди других строений. Резьбой по дереву Толя увлекался еще в детстве, а сейчас такой заграничный инструмент появился - только узоры придумывай - остальное он сам за тебя сделает. Нина в этом доме все лето жила. Она с работы еще весной девяносто второго уволилась. Стало сердце болеть, и муж настоял:
- Тебе, что, денег не хватает? Хочешь с детьми возиться - поезжай к Маше, там от твоей помощи никогда не откажутся.
Так она и поступала. Только все время мучилась тем, что никогда уже не подарит Толику долгожданного наследника - врачи строго-настрого запретили. А он молчал, все понимал, жену любил и очень ее берег.
Той же весной в начале мая как-то в разговоре Денис Павлович обронил:
- Ты что же меня, Петрович, к себе на дачу никогда не приглашаешь? Сам туда каждый день ездишь, Москва тебя только работой и держит. Места-то там, небось, хорошие?
- Места отличные, а дача, так - простой деревенский дом. Он только формально наш, а по документам принадлежит хорошей знакомой.
- А чего на себя не оформишь? Могу посодействовать. Деньги-то вкладываешь?
- В документах надобности нет, у нас вместо них дружба. А дом маленький, просто ухоженный, больших денег не требует.
- У тебя и квартира маленькая. Куда зарплату деваешь, в казино что ли проигрываешь?
- Нам двоим много не надо, а деньги мы на детей тратим.
- На каких?
- На детдомовских.
- Мне тебя, Петрович, не понять, - вальяжно раскинулся в кресле Денис. - Не дано, да и не охота. Чего своих детей не завели, не спрашиваю. Вопрос больной - сам иметь не могу. Когда по малолетке сидел, свинкой переболел. Ты ведь понимаешь, какие там лазареты. Так что фирма моя богатеет, а кому капитал передавать буду, неизвестно. Но, как ты свои копейки, я деньги в пустоту не кину. Надеюсь, что жизнь чего-нибудь подскажет - я везучий.
- Каждый своей дорогой, Денис Палыч, идет. Главное, чтобы без греха, - зачем-то добавил Анатолий и пожалел, почувствовав на себе ледяной взгляд начальника.
Однако Денис закончил разговор весьма дружелюбно:
- Короче, ждешь ты меня или нет, а в эту субботу мы с Нелькой у тебя.
В субботу с утра зарядил противный, похожий на осенний, дождь, и они с Ниной даже обрадовались - что-то не очень к душе был им приезд хозяина с его очередной подругой. Но дожди не идут вечно, а Денис приехать, видимо, очень хотел. Так что еще через неделю солнце, начальник и его длинноногая спутница появились в деревне почти одновременно.
Выходные прошли, на удивление, хорошо: были на реке, и, несмотря на прохладу, Денис долго не вылезал из воды. Бродили по лесу, обошли поле, зеленеющее высокой уже озимой рожью. И Анатолия порадовало, как искренне восхищается красотами здешних мест его обычно прагматичный начальник.
Глядя на обшарпанный детский дом, Денис ехидно заметил:
- Что-то я здесь не особо твою помощь наблюдаю. Ну, да ладно, у меня одна идея появилась - если срастется, деньжат, так и быть, подброшу. Глядишь, Бог за это какой-нибудь мой грешок-то и спишет.
А уже вечером на веранде, после третьего бокала коньяка, выпитого под отлично приготовленный водителем шашлык, Денис произнес:
- Знаешь, Петрович, что я решил? Как сказал классик: "Здесь будет город-сад". Вместо того ржаного поля построим коттеджный поселок. Место козырное - природа классная, столица под боком. Думаю, клиентов богатеньких немало на такую наживку клюнет. Я и себе тут дом отгрохаю. Хочешь, беспроцентную ссуду дам, соседом будешь. Потом потихоньку отработаешь.
- Спасибо, только нас и этот дом вполне устраивает.
- Ниночка, - обратился Денис к Нине, - а вы аскетизм вашего мужа разделяете, или поддержите мое предложение, и оформите ссуду на себя?
- Я вам благодарна, Денис Павлович, но с мужем полностью согласна.
- Завидую я вашим запросам - удовлетворять их легко. А вот мне за мои жизнь зубами рвать приходится. Но ничего, зубы у меня крепкие, у кого хочешь, вырвут.
- Денис, - Анатолий пропустил последние слова мимо ушей, - ты как здесь строить собираешься. Это земли сельхозназначения. На них строительство запрещено.
- Разберемся.
Наверное, зубы у Дениса и вправду были крепкие, потому что через две недели на неубранном ржаном поле развернулось активное строительство. Разваливающийся колхоз и его неизвестно с чего процветающий председатель, поделили неплохую компенсацию за потерянный урожай, а уже в конце зимы одновременно были готовы и первые дома и разрешение на их строительство.
В числе таковых был построен не совсем обычный особняк. Он расположился чуть в стороне от поселка, на опушке леса, высотой был в три этажа, каменный и, благодаря остроконечным башням, похожий на небольшой средневековый замок.
Как-то вечером Маша шла вдоль деревни к своему бывшему дому. Рядом с соседской усадьбой стоял роскошный белый автомобиль иностранного производства. Маша невольно засмотрелась на сверкающую красоту и не сразу заметила высокого статного мужчину. Чуть позже она узнала в нем синеглазого спонсора, который недавно привозил подарки в детский дом. Он о чем-то оживленно разговаривал с соседкой Зиной, а подросшие Зинины внуки шумно обступили белое чудо.
Когда Маша поравнялась со своим домом, могучий красавец вежливо преградил ей дорогу.
- Уважаемая Мария Николаевна, - галантно обратился он к Маше, - очень приятно увидеть вас снова. Не скрою, я навел о вас некоторые справки и имею честь сделать вам деловое предложение. Я практически являюсь вашим соседом, ибо проживаю в том скромном жилище, - указал он в сторону средневекового замка, - и мне очень нужен человек, точнее женщина, которой я мог бы доверить присмотр за своим домом. Подождите, не торопитесь с отказом, - перебил он хотевшую было возразить Машу. - Выслушайте прежде все предложение до конца. Я буду приезжать сюда крайне редко, если только по выходным. И то, возможно, не каждый раз. Поэтому в ваши обязанности будет входить пятничная уборка, и приготовление пищи, если я запланирую провести выходной на природе. Согласитесь, что это не очень обременительно. И, поверьте, оплата вашего труда будет весьма достойная.
С тех пор, как спонсор не обманул и исполнил заветное желание Луны, Маша мужчине верила. Но она так привыкла проводить все свое время в детском доме, что покидать его на день, а тем более на два ей совершенно не хотелось. И тут незнакомец произнес слова, которые Мария Николаевна за свою тридцатитрехлетнюю жизнь услышала впервые.
- Вы необыкновенная женщина, Мария, я никогда не встречал таких прежде. Я это понял сразу, как только услышал первые звуки вашего волшебного голоса. - Маша поняла, что речь идет о концерте, который устроили для спонсоров воспитанники и работники детского дома. Сначала Они с Ниной исполнили старинную испанскую песню на два голоса, а потом уже она одна пела романс Гомеса, аккомпанируя себе на гитаре. - Вы еще сами не знаете, какая вы, - между тем продолжал красавец. - Если бы я не был связан жизненными обязательствами и имел право на семью, то непременно просил бы вашей руки. К сожалению, я могу просить вас только о незначительной помощи. Хотя нет.., доверить свой дом - решение крайне ответственное, поэтому, скажу так: "Я только вас могу попросить о столь значительной помощи".
Казалось, его речь пеленала Машу нежным шелком. Она почувствовала абсолютную искренность сказанного, а глаза собеседника при словах о жизненных обязательствах стали такими печальными, что отказать она не смогла. А еще она поняла, что должна быть какая-то большая благодарность за помощь, оказанную им Луне, чем обыкновенное спасибо, и, что она согласна на его предложение даже безо всякой оплаты.
Во время разговора она постоянно удивлялась тому, как по-разному выглядел собеседник. Его крепкое большое тело неизменно оставалось сорокалетним, а вот лицо сильно зависело от выражения глаз. Когда, к примеру, он говорил об обязательствах, то на мгновение показался даже старым.
Они решили, что откладывать дело ни к чему, и Маша впервые вошла в удивительный дом.
Он был еще пуст, и только сказочно сверкали хрустальные слезы огромной люстры, освещавшей ярким светом кованые хитросплетения лестницы. Это уже потом, при ней, завозилась антикварная мебель, развешивались по стенам старинные картины в тяжелых золоченых рамах, а по стеллажам библиотеки расставлялись загадочные древние книги.
- Зачем это вам? - спросила как-то Маша.
- Кто-то же должен хранить память о предках.
- Музеи должны. Там эта память всем людям доступна.
- Согласен, должны. Но, к сожалению, служители этих заведений не всегда честно исполняют свой долг. А есть вещи, которые музеям доверять преждевременно. Не примут они такие дары в силу своего непонимания, да и сохранить их в целости не сумеют.
- А вы, значит, сумеете?
- Я - да!
- Ну-ну, хранитель, увидим. А не боитесь, что украдут?
- Нет, не боюсь. Человек с дурными намерениями войти в этот дом не сможет. Во всяком случае еще очень долго... Так что и вам, Машенька, бояться здесь некого. Поверьте.
И она ему верила. Она ему с первой минуты верила. Их отношения как-то очень быстро стали такими, будто они уже сто лет в дружбе. Они даже обращаться стали друг к другу на ты, а официально только в чьем-то присутствии или шутя. А с того момента, как случился этот разговор, Маша иногда называла хозяина особняка Хранителем.
Она очень полюбила и этот дом и его владельца. Последнего она любила какой-то смешанной любовью: то, как друга, то, как брата, бывало, даже как отца, когда он приезжал из города уставший, садился напротив горящего камина в нижнем зале и смотрел усталыми, старыми глазами на веселый огненный танец. В такие минуты она его не тревожила. Молча приносила на серебряном подносе плоский коньячный графин, дутый бокал на короткой ножке и садилась напротив. Он плескал на дно бокала небольшое количество пахучей жидкости и выпивал ее маленькими неспешными глотками. Постепенно глаза его оттаивали, снова становясь молодыми.
Второй раз он коньяк не подливал. Маше тоже не предлагал, зато потом он рассказывал ей такие удивительные истории, что опьянение от этих знаний было для нее куда большим. Иногда они пели русские или испанские песни. Маше отчего-то казалось, что он знает песни на разных языках, но она могла петь только на этих. Она долго не знала, где он работает и как зарабатывает такие большие деньги, но совсем не беспокоилась на этот счет. Она была абсолютно уверена в том, что Хранитель не может поступать... неправедно (она не сразу смогла подобрать нужное слово, и позже оно пришло к ней само).
А однажды осенью, в начале октября, поздним пятничным вечером, скорее даже ночью, когда после нескольких капель коньяка привычно оттаяли его глаза, Хранитель задал Маше вопрос:
- Скажите, любезная, а как поживает в вашем заведении та милая молодая особа, обладательница странного имени и желаний?
- Хорошо поживает. Спасибо большое. Трудится, благодаря вам, денно и нощно, не покладая рук.
- Что так? Хотя подозреваю, что при наличии такого количества расходного материала она вполне могла наладить небольшое промышленное производство. Только вот никак не догадаюсь, какое именно. Кстати, ей очередная поставка сырья не требуется?
- Не требуется, - рассмеялась Маша, - с тем, что имеет, неизвестно, когда управится. Картину она вышивает.
- Любопытно. И хорошо получается?
- Она никому не показывает, но мне пару раз подсмотреть довелось. Редкая мастерица так сумеет, как эта девочка. Это вообще ребенок необыкновенный, - и она долго рассказывала Хранителю о той, которую, сама того не желая, любила больше остальных детей, а в конце вдруг неожиданно для себя добавила, - ты бы удочерил ее, тебе тогда такая радость до конца дней подарена будет. А я бы вам помогала...
- Я уже говорил вам когда-то, уважаемая Мария Николаевна, что не могу нести обязательств перед семьей. И навсегда окончим этот разговор, - отрезал он, - да, и когда у кого конец дней, никто ведь не знает, и что там перед концом: радость или горе - тоже неведомо.
С последним его высказыванием Маша была полностью согласна, а с первым - нет. Но разубеждать не стала. А ровно через месяц он сам вернулся к этому разговору.
- Милая моя Машенька, помнится мне, что недавно вы высказывали настоятельное пожелание видеть хозяйкой этого дома вашу любимую воспитанницу.
Ни про хозяйку, ни про то, что она действительно ее любимая подопечная, Маша тогда и словом не обмолвилась. Но сути вопроса это не меняло, и она внутренне замерла.
- Так вот, - продолжил Хранитель, - если ваше намерение участвовать в этом процессе осталось неизменным...
- Осталось, осталось! - радостно перебила Маша.
- Разрешите продолжить? - при этих его словах она утвердительно закивала головой. - Спасибо. Так вот.., раз ваше намерение, как вы мне только что подтвердили, не изменилось, разрешите поставить вас в известность, что с завтрашнего дня мой адвокат приступает к оформлению документов по опекунству.
- А как же обязательства? - Маша сама не поняла, как вырвался у нее этот абсолютно ненужный сейчас вопрос. Впрочем, ответ, который она получила, ничего ей не объяснил, а скорее все еще больше запутал, и она зареклась к этой теме никогда не возвращаться.
- Выяснилось, что отпущенный срок позволит исполнить намерение, - почему-то грустно улыбнулся Хранитель.
- Только вы, Мария, - продолжил он, - отдаете себе отчет в том, что будете вынуждены оставить свою работу, во всяком случае, частично и переехать в этот дом для постоянного проживания.
- Отдаю, буду вынуждена, перееду! - обрадовалась она.
В декабре документы были оформлены, и они решили, что объявить Луне о переезде в новый дом лучше в конце новогодних каникул, чтобы не лишать девочку привычного отдыха в кругу друзей.
...
И вот теперь Маша смотрела на УлануЛуну и не понимала, как мог догадаться ребенок, что сегодня сбудется самая заветная мечта любого детдомовца?
На завтрак они с Луной опоздали, но Иннокентий пришел еще позже. Он был абсолютно спокоен, но его глаза не могли скрыть какое-то особенное торжество. Уже ближе к обеду Луна достала из коробки аккуратно сложенную вышивку развернула ее и замерла. Она долго смотрела на свою работу и молчала, а потом, так же молча, взяла ножницы с тонкими острыми кончиками и стала осторожно выпарывать нитки, которыми были вышиты мокрые темно русые волосы юноши. Точнее, абсолютно черные, так как кто-то очень аккуратно выкрасил их чернилами в черный цвет.
К обеду она не вышла, как ни уговаривала ее Маша. Кеша уже четыре раза заглядывал в ее комнату, бросал на нее, увлеченную работой, злые пристальные взгляды, но ничего не говорил. Зато позже сказала она, когда сев рядом с ним за вечерний стол, и, обращаясь к пустому пространству перед собой, уверенно произнесла:
- Там будут только такие волосы, какие вышиваю я. Там просто не может быть других. Слышишь, не может быть, - твердо повторила она. И подросток понял, что каждый раз она снова и снова будет выпарывать черные нити.
И только уже после ужина Маша, наконец, сумела начать важный для обеих разговор. Она обняла девочку и ласково зашептала:
- Если ты не будешь против, то с сегодняшнего дня у тебя может появиться новый дом. Твой настоящий дом, который, если мы все постараемся, станет тебе родным.
- Кто "мы"? - с интересом спросила Уланулуна.
- Ты, я и один очень хороший человек.
- Ты вышла замуж, и вы будете моими родителями?
- Нет, ребенок, я не вышла замуж. Я по-прежнему буду твоей няней и другом. А у тебя появится дядя. Но это ведь же тоже семья, правда?
- Правда! Семей может быть много, разных. Людей, которых ты любишь, как своих родителей, тоже. Только родители, все-таки от слова "родить". Так, что если по грамматике, то родители одни, а если по душе, то, как в жизни повезет. А по документам считать - вообще труд напрасный. Ты, вот, мне по моей душе уже давно, как мама.
Маша прижала к себе девочку и, как всегда тихо, заплакала.
- Твой дядя, правда, очень хороший, - прошептала она. - Я его уже скоро год, как знаю, и он мне с каждым днем все больше нравится.
- Влюбилась! - Луна прищурилась, и в глазах ее зажглось озорное любопытство.
- Конечно, я его полюбила. Его нельзя не любить. Но вовсе не так, как думают твои хитрющие глазищи. Я его по-разному люблю: как брата, как отца, как хорошего, надежного товарища. А как ты себе вообразила, у меня почему-то не получается, хотя я может и не отказалась бы пережить такое чувство. Но... не получается. Наверное, это потому, что у него есть обязательства перед жизнью.
- Какие обязательства?
- Не знаю. Не важно. Просто они у него есть. Кстати, ты ведь его тоже немного знаешь. Это он подарил тебе нитки.
- Ой, так я его еще как много знаю. Иногда целой жизни не хватит, чтобы человека понять, а иногда одного поступка достаточно. Так что я его очень даже хорошо знаю.
- А про целую жизнь ты откуда знаешь?
- Сие неведомо, - хихикнула Луна, - сие знание просто так в моей голове лежит, авансом.
- Ладно, пусть лежит. Оно, в общем-то, правильное, твое знание. Так я не поняла, - спохватилась Маша, - ты удочеряться согласна?
- Я даже уплемяниться согласна. Я сегодня согласна на все, потому что сегодня очень важный и правильный день.
- Чем же он так важен?
- Это день рождения моего нового счастья.
- Это потому, что тебя дядя забирает?
- Нет, он меня потому и забирает, что сегодня мое новое счастье родилось.
- Ну, тебя, запутала ты меня совсем, - и Маша поцеловала Луну в щеку.
Ранним утром следующего дня она заглянула в комнату девочек и нашла Луну сидящей на кровати, совершенно готовую к отъезду.
- Что ж, говори подругам: "До свидания", и пошли, а то за нами уже приехали.
...Как и девять лет назад Кеша стоял возле окна и смотрел на спускающуюся по ступеням высокую темноволосую девочку, крепко держащуюся за руку его заклятого врага. А в конце дорожки, у садовых ворот, радостно им улыбался огромный, как сказочный воин, обладатель молодых синих глаз бездонной глубины.
- Еще один враг, - подумал юноша, глядя в след удаляющемуся автомобилю. - Ну, что ж, чем больше вражеское войско, тем интереснее сражение.
- Еще один добрый дом, - подумала Уланулуна, поднимаясь по мраморным ступеням лестницы. - Чем больше добрых домов, тем радостнее жизнь.
Ей показали весь особняк, предложив подобрать комнату для себя. Она охотно приняла предложение и остановилась на небольшой комнате третьего этажа рядом с библиотекой. Вторая дверь в комнате выводила на балкон, с которого были видны поле, река и лес.
- Не слишком высоко забралась? - поинтересовалась Маша.
- Нельзя? - при этом девочка вопросительно посмотрела на дядю.
- Можно. Просто Мария Николаевна своим вопросом пыталась выяснить, почему именно так высоко. Правда, Мария Николаевна?
- Правда. Но предупреждаю, туалеты есть на каждом, а вот столовая только на первом этаже.
- А по лестнице, Мария Николаевна, ходить полезно. И вам, кстати, тоже. Так почему же, милое создание, вы выбрали именно эту комнату?
- Она ближе к небу.
- А где, по-вашему, начинается небо?
- А это кто где увидеть сможет. Я, например, как вижу, я сразу два неба вижу: одно - вот оно, рядом, - и она махнула рукой в сторону окна. - А другое находится за Звездной гранью. Я не могу разглядеть, какое оно, просто вижу, что оно есть. А во сне мне иногда снится его кусочек. Хотите, покажу, - и, не дожидаясь, она достала из сумки свою работу.
- Ну, как? - голос Маши был так напряжен, что стало ясно - для нее мнение Хранителя гораздо важнее, чем для самой мастерицы.
- Я думаю, - после небольшой паузы проговорил он, - что где-то, как ты сказала, за гранью, обязательно есть такое место. Там нет боли, тоски, печали, и там рождается простое человеческое счастье.
- Вот! Я тоже так чувствую - выдохнула Маша.
...И на мгновение оцепенела. "А я это знаю", - ответили ей синие глаза. Она тряхнула головой, и видение исчезло.
- А как ты мечтаешь обустроить свою комнату? - продолжил между тем дядя.
- Я об этом никак не мечтаю. Мечтаю я совсем о другом, а к обстановке я привыкла простой. Если можно, то пусть комната будет голубая с синим, как море, которого я никогда не видела. Или, как ваши глаза, потому что они тоже, как море.
- Договорились, - засмеялся он. - А море ты обязательно увидишь, я тебе обещаю.
Когда "новую хозяйку" уложили спать, Хранитель строго сказал:
- Что это Луна вас все время Машей называет, как девочку. Не хорошо это, не педагогично.
- Где-то один раз я уже это слышала. Я тогда объяснила, и меня поняли. Надеюсь, что и ты, хороший человек, понять сумеешь. Послушай. У меня своих детей не было, а очень хотелось. Очень хотелось, чтобы и меня кто-то мамой называл. И тогда я придумала "не дослушивать" свое имя до конца. И вот теперь, когда дети меня зовут, мне все время кажется, что они говорят мне: "Мама".
- Я понял, - грустно согласился Хранитель, - пусть будет непедагогично.
Разговор состоялся недалеко от того места, где должна была увидеть свой первый сон на новом месте Луна. От избытка впечатлений сон не приходил, и девочка невольно подслушала Машину тайну. И она почувствовала, что обязательно наступит время, когда она назовет Машу мамой.
Этот учебный год Луна доучилась в деревенской школе. А со следующего ее стали возить в Москву в престижную гимназию, где были очень сильные учителя и сложная, интересная программа. А еще через год рядом с ней за парту сел Иннокентий.
...
- Вам, Нина, тоже ребенка нужно взять. Одно дело здесь их любить, и совсем другое, когда он в твоем доме, когда он только твой. Поверь, я это с каждым днем все сильнее ощущаю. Я Луну всегда очень любила, а теперь просто чувствую, что она моя дочь, потому, что здесь за маленького человека куча народу отвечает, а дома только ты. Знаешь, не только любовь рождает чувство ответственности. Оказывается, чем больше заботишься, тем сильнее любишь. Правда.
Нина и Маша сидели на веранде их общего дома и чистили картошку. После затяжных дождей май, наконец, принес первое настоящее тепло. Впереди последние каникулы Луны в этой школе. Воздух дарит свой самый роскошный букет весенних ароматов: отцветает вишня, распустилась сирень, за ними спешат черемуха и рябина. Робко пытаются заявить о себе весенние первоцветы. Скоро придет Луна. Уроков уже не задают, так как идут итоговые контрольные, поэтому было решено до вечера побыть здесь.
- Да я, Маш, это понимаю, я даже мальчика уже присмотрела, а точнее, прилюбила. Только Анатолию сказать не решусь.
- А что тут решаться! Было бы кого бояться, а то Анатолия. Да он детей без памяти любит. Я что, не вижу? Подожди... а кого это ты присмотрела, Кешку, что ли?
- Его, а что?
- Ну, Нина, ну, удумала. А я смотрю, он все около тебя вертится, все в глаза тебе заглядывает. Я уже давно за этим процессом наблюдаю и подвоха жду. Как же он узнал-то, что ты решение такое вынашиваешь? Или он сам тебя к нему подтолкнул?
- Никого он не толкал. Что ты к ребенку пристала?
- Да какой он ребенок? Он - монстр.
- Ты, Маша, не права. Ты бы сначала в глаза его посмотрела.
- Да я бы их век не видела. Ты что думаешь, я в них не заглядывала, подходов к нему не искала, только в отличие от тебя, пока я эти подходы-то искала, знаешь, сколько чего другого нашла - до сих пор мурашки по коже прыгают.
- Ты не смогла, а я смогла.
- Чего смогла? - опешила Маша.
- Подход найти, одиночество его рассмотреть, как он ко мне тянется почувствовать.
- Нина, Ниночка, да нельзя ни найти, ни рассмотреть то, чего нет, - не сдавалась Маша, - он из тебя с твоим мягким характером веревки вить будет.
- В общем, так! - неожиданно твердо заявила обычно сговорчивая Нина. - Если ты считаешь, что остальные все хорошие, а только он один плохой, значит, другие в этой жизни и так не пропадут, достойными людьми и без нас станут. А этот сам не справится, этому помогать надо. А кроме меня, как видно, некому.
- Как же, некому. Этого красавчика, знаешь, сколько раз взять хотели - только он не шел. А здесь у него корысть какая-то, только я пока не пойму, какая. Ну, все, все, больше ни слова от меня не услышишь. Как знать, может, ты и вправду, его единственный шанс. А может, судьба твоя такая. Только запомни, ты ее сама себе выбрала. С Анатолием-то когда разговаривать будешь? - уже успокоившись, спросила Маша.
- Да сколько уж можно откладывать, вечером приедет, и поговорю.
Как и предсказала Маша, Толя Нининому предложению не только обрадовался, он, оказывается, сам ей уже давно это предложить хотел, но обидеть боялся. И Кеша ему очень понравился, да и сам Иннокентий вел себя безупречно - пламенных чувств не высказывал, но тонко так давал понять, что изо всех, только эти люди и дороги ему по-настоящему. Словом, к очередным Новогодним праздникам он переехал в скромную московскую квартиру. Приемных родителей сразу стал называть мамой и папой. А еще через полгода, вопреки уговорам, начал кататься через всю Москву, чтобы иметь возможность сидеть рядом с Луной.
Маша теперь все больше жила своей отдельной жизнью, но подругу не забывала, а, главное, все пыталась понять, почему именно ее выбрал изо всех Иннокентий.
Ему наняли хороших репетиторов и начали готовить к поступлению в престижный ВУЗ. Нина в нем души не чаяла, пылинки сдувала. Анатолий тоже сына любил. Правда, тот не оправдал его надежд на партнерство в работе на даче, в рыбалке, походах за грибами. Зато душа отца переполнялась гордостью, когда сын одну за другой выигрывал многочисленные олимпиады и приносил домой почетные грамоты и медали победителя.
За все время у Кеши случился только один прокол. Да и то, поняла, а точнее, почувствовала это исключительно Маша.
За год до окончания школы Нина с Анатолием решили продать старую двухкомнатную квартиру, добавить имеющиеся сбережения и купить трехкомнатную ближе к институту. Надо сказать, что выбирая учебное заведение, Кеша впервые принял решение, в результате которого их с Луной пути расходились. Она хотела стать врачом, а он такой вариант для себя отвергал категорически.
К этому времени на работе у Анатолия начались серьезные неприятности. Денис Павлович уже давно оставил в покое заботу о качестве работы и репутации фирмы. Он все чаще ввязывался в авантюрные, а лучше сказать, мошеннические проекты, которые приносили ему огромные барыши. Это, естественно, не могло обойти стороной Анатолия, и он был вынужден подписывать акты по работам, которые не выполнялись, закрывать глаза на завышенные сметы, подмену дорогих строительных материалов дешевыми. Да и много чего другого непосильным грузом легло на его совесть.
- Не нравится мне все это, - как-то высказал он начальнику.
- Не хочешь работать, уходи, - ответил ему Денис, - но имей в виду: ты столько знаешь, и столько твоих подписей стоит на липовых документах, что рот тебе лучше не открывать. А вообще хорошо подумай, может лучше все-таки с самим собой договориться? Так и мне проще будет.
- Не могу я, Денис, как ты в таких обстоятельствах спокойным быть. Давление уже зашкаливает, таблетки горстями пью и от Нины скрываю. Ты же знаешь, какое у нее сердце. А молчать я, конечно, буду, сам все понимаю.
- Смотри, специалист ты первоклассный, потерять тебя будет жалко. А лучше заведи себе подругу, съезди с ней на курорт! Но если, конечно, здоровье не выдерживает, тогда решай.
И Анатолий решил и уже вечером того же дня сказал жене:
- Нина, я уйду из фирмы. Не спрашивай, почему и не волнуйся, я работу обязательно найду. Пусть не такую престижную, пусть зарплата будет меньше, главное, чтобы совесть чистой была. Вот последний объект сдам, и отнесу Денису заявление.
- Поступай, как считаешь нужным, - сказала Нина, привычно накапала в стаканчик корвалол, но волноваться не стала. Все ее мысли были заняты учебой сына и его вступительными экзаменами в университет. Она не замечала, как посерело и осунулось лицо мужа, какими тревожными стали его глаза.
Смотреть новую квартиру они поехали втроем. Кеша особым желанием не горел, но маминым просьбам уступил. Квартира была в хорошем месте недалеко от метро, но самая обычная, типовая: три небольшие комнаты и маленькая кухня.
- Кеш, тебе нравится? - спросила Нина.
- Извини, мама, тут может быть только ваше решение.
- Ну, почему, тебе ведь тоже здесь жить. Тем более, что другую квартиру теперь вряд ли купить получится - отец работу менять собрался, в зарплате, естественно сильно потеряет.
В этот момент молодой человек что-то старательно рассматривал у себя под ногами, но даже из-под пушистых ресниц было видно, как сверкнули в его глазах черные искры.
- Мне безразлична эта квартира по одной простой причине. Факультет, на котором я буду учиться, могут позволить себе дети только очень богатых родителей. Это я могу рассчитывать на свои собственные силы, остальные только на деньги. Я никогда не смогу пригласить новых друзей в этот дом. Так какая мне разница - чуть хуже, чуть лучше...
- А зачем тебе такие паршивые друзья? Гони их в шею, - возмутился Анатолий.
- Они нужны не для дружбы, а для деловых контактов, знакомств, связей, будущей карьеры, наконец. Разве не понимаешь?
- Не понимаю, - и Анатолий по-новому посмотрел на сына.
- Кеша прав, - тут же вмешалась Нина, - Это жизнь. Она теперь сложная, и для таких, как мы с тобой, непонятная. По-твоему ребенок с такими способностями должен быть рядовым экономистом? Прошло то время, когда ты карьеру руками и головой делал - без связей теперь никуда. Нужно взять ссуду у Дениса и купить жилье в престижном доме.
- Я у него ничего брать не буду, ты знаешь.
- Тогда кредит в банке. Ну, денег ты у Дениса брать не хочешь, но поработать еще годик другой у него можно? - сердце у нее от волнения защемило, она поморщилась, и Анатолий поспешил ее успокоить, тем более, что у самого со вчерашнего вечера стучало в висках.
- Ладно, Нина, не волнуйся, купим престижное жилье, поработаю еще у Дениса.
- Да не надо никакого другого жилья. Что вы так переживаете, не стоит оно того, чтобы на него здоровье тратить, - начал успокаивать их Иннокентий.
- Да, нет, сынок, наверное, я просто по новым правилам жить не обучен, а тебе от них деваться некуда. Так что подыщем такое, какое надо.
Квартиру в результате купили в красивой новостройке хорошую четырехкомнатную, с двумя лоджиями и просторной кухней. Правда, влезли в огромные долги, но Нина об этом не думала и была совершенно счастлива.
- Чему ты радуешься, - негодовала Маша, - он вас вокруг пальца обвел. Какие-такие новые правила? О чем ты говоришь? Они для кого нужны, для Дениса! У порядочных людей правила всегда одни и те же. Их и есть-то всего десять. Забыла? Так я тебе на бумажке напишу. Ты их сама повтори и перед Кешей на стенку повесь - пусть наизусть выучит. Лучше посмотри, на кого Анатолий стал похож. Вы его уездите.
- Мы Кешу взяли, теперь обязаны все для него сделать, а то он будет думать, что другие родители были бы лучше.