"Аристотель, которого Немесий толкует здесь по Александру Афродисийскому, считал разум естественно действующим в человеке, однако добавлял, что действует он лишь под влиянием извне: согласно этому учению, разум не является необходимым дополнением к сущности человека как таковой, но лишь инструментом познания вещей; существует якобы совсем немного людей - возможно, одни только философы, - которые обладают разумом"
Почему философия уступила религии? Да, в том, что философия оказалась противоречива, что скептицизм подготовил почву для христианства и прочем подобном - есть правда, но это все не главное. Философия - удел немногих, тех, кто способен к самостоятельности, а это не всем нужно, да и не все по силам. Встреча Иисуса и Понтия Пилата, пусть даже и чисто виртуальная, - это встреча двух параллельных миров. "Я есть истина" - для интеллектуально самостоятельного человека, - лишь бессмысленное сочетание слов, нечто вроде молитвы, что позволяет как-то мобилизоваться нес(ам)остоятельному уму, давая ему иллюзию действия и действительности. Вопрос Пилата для Христа, - лишь самонадеянность человека оторванного от своих корней, тщащегося полагать себя способным в одиночку стоять рядом с миром.
Овнутрение рабства
Греки были прямыми и неполиткорректными. Они делили людей на рабов и не-рабов. Почти как римляне, - которые были грубы и прямолинейны. Но, в отличие от римлян не-рабы греков были не негативом негатива рабства (минус на минус дает плюс), они были людьми, обладающими самостоятельностью. Греки делили мир не столько на своих и чужих, сколько на самостоятельных людей и несамостоятельных, которым оставалось выступать в качестве орудий.
Христианство пошло к рабам и провозгласило их равными со всеми прочими. Впрочем, пошло оно по пути уже проделанному римлянами. Те отказались от каких-то внутренних обоснований и для них рабы стали просто вещами, а свободные люди могли быть и не совсем людьми, поскольку никаких требований самостоятельности к ним не предъявлялось.
В итоге христианство сделало то же, что делали греки, но в обратном направлении, если те пытались поднять людей вверх, хотя бы некоторых, - в самостоятельность, - то христианство от этого отказалось и стало тянуть всех вниз в отказ от самостоятельности.
В итоге рабство, от которого по видимости отказались, пошло внутрь.
Христианство и философия
Христианство и философия смотрели друг на друга из своих параллельных миров в определенном ошеломлении. Попытки контакта происходили (см фильм 'Агора', к примеру), но это был все тот же диалог Иисуса и Понтия Пилата. В итоге они все же проконтакитовали окончательно и произошло это вынужденно. Получилось нечто гомогенное, но эта гомогенность - не гомогенность раствора, а гомогенность взвеси.
Один из отцов церкви, оправдывая философию, формулирует нечто вроде того, что человеку свойственно мыслить и познавать, и свойственно это в разной степени разным людям. Потому, кому-то достаточно веры, т.е. подключения к эгрегору (за счет отказа от самостоятельности) посредством авторитета. Кому-то нужна философия, поскольку он более мыслит и ему мало приказа 'делай как я'. Здесь производится переворачивание обычного понимания соотношения философии и религии, поскольку обычно вера ставится выше понимания и самостоятельности, но эта вышеприведенная позиция, при всей своей маргинальности, представляется наиболее верной.
Это переворачивание очевидности, хотя и являет собой истинное понимание дел, но никак воспринято не было, да, наверное, и не могло бы, так что философии осталась некая вырожденная ниша при христианстве, поскольку у нее оказался потребитель, те жалкие и невнятные (с точки зрения обыденного христианского мышления) персонажи, которым веры по какой-то причине (некое душевное уродство) было недостаточно.
Процесс слияния
Наблюдения за процессом слияния, приводят к параллели с археологическими изысканиями Фуко. События происходят хаотично, как-то сами по себе, но, складываясь, - вроде бы свободно и без плана, - в сумму, они все более жестко ограничивают возможности дальнейшего хода событий. Река намывает себе русло.
И вот философия стала служанкой религии. И здесь не только хельсинский синдром.
Здесь слабость философов, оказавшихся в узлах новой структуры и не сумевших повлиять на эту структуру. Но здесь и гибкость тех, кто оказался в структуре. Потому что здесь бунтовать уже нет смысла.
Бунт это вообще слабость. Бунт - это проигрыш. Оказавшись в системе, можно лишь играть по ее правилам и переигрывать. Продолжать движения противника и поворачивать к своей - общей пользе.
Истмат, наука, религия - все это были господа философии. И философию нечего винить в ее рабстве и ни к чему упрекать ее в том, что она не бунтовала - 'более умный должен уступить'. Уступить и сделать по-своему.
Философия играла на чужом поле по чужим правилам, оставаясь философией, изменяя структуры, внутри которых оказалась, - изнутри. Не подрывая их и не уничтожая, - но усложняя.
Не пытаясь вернуться к тому утерянному навсегда положению до вхождения в структуру, а выворачивая структуру, придавая ей новые измерения и новые возможности.
Аверроэс и самостоятельность
Аверроэс пишет о вреде доступности философии. Он полагает, что люди имеют разные степени интеллектуального развития и, согласно этим степеням, они должны удовлетворяться разными способами понимания мира. Описывая его взгляды, Жильсон формулирует их так:
'Господствующее заблуждение как раз и состоит в несвоевременном распространении высших знаний среди низших умов... необходимо восстановить различие трех порядков истолкования и научения во всей его строгости: наверху располагается философия, которая дарует знания и абсолютную истину; ниже находится теология - сфера диалектического и вероятностного истолкования; внизу - религия и вера, которые следует заботливо оставить тем, кому они необходимы. Так располагаются и иерархически упорядочиваются три степени понимания одной и тоже истины... позволим философии говорить на языке философии, а простому верующему - на языке веры'