Аннотация: История из прошлого одного рыбака Ирландских островов, по имени Доран Уилсон
История эта произошла достаточно давно, в провинции Ольстер близ графства Даун, что в Ирландии. Мой отец, тогда еще достаточно юный торговец, по имени Эван Гилл, пытавшись заработать, плавал в разные порты около Британских островов. Он продавал и доставлял рыбацкие снасти и разную утварь на мелкие острова и дальние оконечности Ирландии. В ту пору, когда судьба еще не свела его с мамой, он был молод и без особой цели в жизни искал приключения, то и дело засиживался в местных трактирах, выслушивая разные байки от старых рыбаков. Так произошло и в этот раз. Уставший, мокрый с головы до ног, но все еще возбужденный от сражения со штормом, он завалился в ближайший трактир маленького, захудалого городка, название которого ты забываешь почти сразу, как покидаешь его пределы. Тогда, как раз в таком месте его и вынудила остановиться стихия. Он сразу же попросил кружку горячего эля и тарелку холодного мяса с картофелем. Усевшись за деревянный стол напротив бара, он снял верхнюю одежду и оглядел трактир. Помещение больше напоминало хлев, чем питейное заведение и казалось почти пустым, за исключением пары человек в углу, наверняка рыбаков, так как на спинках их стульев висело по большому, желтому рыбацкому плащу. Они тихо переговаривались. Столы и стулья были будто разбросаны по залу, справа находились пара мелких, грязных окошек, отчего освещение, и без того плохое, делало это место еще мрачнее. За баром хозяин трактира, старый, почти облысевший мужчина невысокого роста и ярко рыжими остатками волос на висках, с безразличным взглядом человека, усталого от больших и шумных кампаний, которых здесь, судя по обстановке никогда не было, выискивал чистую кружку для случайного гостя. Слева от него сидел черный кот, если не считать белого пятна над его правым глазом, и внимательно следил за действиями хозяина заведения.
Эван, сняв сапоги и поставив их под стол, откинулся на стуле и погрузился в мысли о том, что если такая погода продержится еще хотя бы день, он не успеет в порт Карнлау вовремя, что было нежелательным для него, учитывая нынешнее, и без того не очень удачное положение дел. Угрюмый трактирщик принес эль и грохнув кружкой о деревянный стол, удалился за мясом. Судя по виду кружки, чистую он так и не нашел. Когда Эван отпил горячего напитка и немного согрелся, его взгляд упал на самый дальний угол. Из-за тусклого освещения и плохой погоды он не сразу разглядел фигуру человека, который сидел, согнувшись и опустив голову. Сложно было заметить его сразу, так как тот совсем не шевелился. Эван был человек общительный и любил знакомиться с разными людьми, слушать их истории и сетовать на тяжелую жизнь. Этот одинокий человек показался ему таинственным и так его заинтересовал, что он решился, не забыв конечно захватить кружку с элем, подойти к нему и во что бы то ни стало завести разговор. Отодвинувшись на стуле, он уверенно зашагал в дальний угол трактира, приблизился к его столу, и довольно громко поприветствовал на свой обычный манер:
- Чем живет нынче простой рыбак?
Человек поднял голову и посмотрел на него серьезно, да так, что Эван смутился от своего слишком нагловатого приветствия. Перед ним сидел мужчина лет шестидесяти пяти, крепкого телосложения, лицо его было обветрено, густая седая борода делала его похожим на древнего старика. На нем был толстый рыбацкий свитер, какой носят все рыбаки в здешних краях. Он бы был похож на обычного трудягу, каких тут очень много, но было в его взгляде что-то, чего он раньше не видел у других людей. В нем была печаль и растерянность. Эван уже встречал подобный взгляд у близкого друга своего отца, который был частым гостем в их доме в Бристоле. Жизни его жены и дочери забрала эпидемия испанки, которая бушевала в то время в центральной части острова. Эван очень хорошо помнил такой взгляд. Но было и нечто, что отличало этого человека от того, кто смирился с тем, что часть его души навсегда потеряна. Он не сразу понял, что это. Это была надежда. Эван было смутился неловкой паузой и уже подумал развернуться и пойти обратно к своему столу, как вдруг выражение лица человека смягчилось и обрело теплое, отцовское выражение, с каким обычно родитель смотрит на своего несмышленого ребенка. Показалось, что он улыбнулся, хотя из-за густой бороды этого не было видно. Тогда Эван с облегчением решил сесть и продолжить знакомство.
- Да чем еще в здешних местах может жить рыбак? Ремесло у нас не сложное, лишь бы погода давала выйти в море, - ответил ему старик. Голос его звучал на удивление живо и молодо. Он не был надломленным и скрипучим от выпивки, как у большинства трудяг.
- Да, погода сегодня ужасная, - как будто сам с собой согласился Эван.
Неловкость все еще висела в воздухе, и чтобы добавить беседе непринужденность, он продолжил:
- Меня вот как раз море и выгнало на берег, сражался со штормом почти целых два часа, прежде чем смог причалить, - с гордостью заметил он.
Старик посмотрел на него, прищурившись и Эвану снова стало неловко за свое бахвальство. Он общался со многими опытными моряками, но этот человек вызывал у него чувство неловкости, словно он мальчишка, решился давать советы отцу о его нелегкой работе. К счастью старик, будто бы и не заметив его смущения, протянул ему широкую ладонь.
- Доран Уилсон, - произнес он. Эван сжал ее, слегка встряхнув. На руке старика не хватало одного пальца, но рукопожатие все равно было крепкое. Судя по узловатым пальцам, он долгое время работал со снастями.
- Эван Гилл, - ответил мой отец.
- Да, сегодняшний шторм оказался одним из самых сильных за последние сорок лет, - сказал старик. С этими словами его лицо потемнело на секунду, но тут же обрело прежнее спокойное выражение, и он продолжил:
- Тебе повезло, что вообще смог причалить и не растерять товар.
Эван не мог не заметить этой секундной перемены в собеседнике во время слов о шторме, но пока не стал расспрашивать.
- Совершенно точно, - горячо согласился он, - в такой шторм я еще не попадал. Скажу честно, даже думал не видать мне больше ни твердой суши, ни горячей выпивки, не то, что моего товара.
Эван сам удивился своей откровенности, обычно другим людям он представлял себя, как храброго героя, которому нипочем ни шторм, ни сам морской дьявол. Он задумался. Было что-то в этом человеке, что не давало ему надеть свою маску бравого моряка. Старик, снова будто не заметив растерянности на лице молодого человека, продолжал:
- А ты, значит, продаешь товары местным рыбакам? Я знаю немногих, кто промышляет этим делом, да еще и в одиночку.
В этот момент хозяин трактира уже нес к столу Эвана тарелку с мясом, потом заметил, что того нет на месте, оглядел зал и приметив его за другим столом, поморщившись, побрел в их сторону. Когда трактирщик на свой обычный манер грохнул тарелкой с мясом о стол прямо перед носом гостя, Эван очнулся от мыслей и обронив не то "Спасибо", не то проворчав слова возмущения, отпил еще из своей кружки.
- Так оно и есть, - ответил он, - когда мой отец был еще жив, чему он успел меня научить, так это тому, как управляться с судном. И вот оставив городскую жизнь с ее суетой, я решил взять небольшой катер и пуститься в плавание по Ирландскому морю.
Он все еще не оставлял попыток казаться отважнее и опытнее, чем был на самом деле. Но произнеся это, понял, как глупо прозвучал его рассказ. И почему раньше ему казалось, что эта история показывает его как сильного, независимого и храброго человека? Он решил, что старик теперь примет его за избалованного ребенка. И уже представил, как он, услышав такую историю, подумал о нем, как о последнем дураке, который сбежал от городского комфорта, к приключениям в море, чтобы почувствовать себя героем. И, если повезет, вернувшись к роскошной жизни, хвалиться своими рассказами перед дамами. Подумав об этом, Эван поморщился. Но старика, видимо совсем не удивил такой рассказ. И к облегчению самого Эвана, он так же дружески продолжал вести с ним беседу. Они говорили о нелегкой работе рыбака, о товарах, которые продает Эван. Говорили о здешних местах и о жизни в городе. Трактир постепенно пустел. Рыбаки, сидевшие неподалеку, плотно закутались в свои плащи от бушующих на улице дождя и ветра, и разошлись по домам.
- И тебе ни разу не хотелось вернуться домой? Увидеть родных? - спросил старик.
- Нет у меня родных, мать и отец умерли, когда мне было пятнадцать, а дом... старый, пустой особняк. Лишь мрачные, молчаливые стены, в которых все мысли становятся оглушительно громкими.
- И что нет даже девушки, которая тебя ждет? - продолжал расспросы он.
- Была одна особа, Джейн. Но тут она скорее причина моего бегства в море, чем предмет желания вернуться домой. Помолчав, Эван добавил:
- Ложь - самое страшное оружие для разрушения чьей-то жизни.
Сказав это, он попытался напустить на себя безразличный вид и изобразить подобие улыбки. Но у него ничего не вышло. Эван опустил глаза и совсем помрачнел. Он попробовал еще немного безвкусной картошки со своей тарелки и отодвинул ее от себя. От нелегких воспоминаний у него совсем пропал аппетит. Вздохнув, молодой человек поднял взгляд, снова ожидая увидеть выражение неодобрения на лице собеседника, но удивился, заметив, что старик улыбается и смотрит на него понимающе. В этот момент он почему-то напомнил ему отца. Тогда Эван решился спросить о том, что заинтересовало его сразу.
- Вы упомянули, что не видели такого шторма уже лет сорок, и я не мог не заметить, что для вас это не просто очередной день, в который погода не дает выйти в море, - с осторожностью начал он.
- Да, ты верно заметил, - негромко ответил старик и сразу замолчал, посмотрев в грязное окошко. Вот почему этот человек сидел сегодня совсем один, погруженный в собственные мысли, понеслось у Эвана в голове. Наверняка в его жизни есть история, которая связана с этой стихией. Должно быть сегодняшний день напомнил ему такой же день сорок лет назад, который теперь навсегда остался в его памяти. "Хорошая морская байка сейчас бы не помешала", - подумал он. Молодой человек уже был готов услышать захватывающую историю о борьбе за жизнь, полную отваги и чудесного спасения. Но старик молчал. Он все смотрел в это окошко, будто ждал чего-то. Словно он оставил что-то там в море, по чему бесконечно тоскует, но не может дотянуться. Так они и сидели в тишине долгое время. Эван уже начал спрашивать себя, все ли в порядке с его собеседником, но боялся нарушить это молчание. Тишину прервал громкий стук кружки о деревянный пол, которую уронил кот, запрыгнув на барную стойку. Старик, очнувшись и заметив тревожный взгляд Эвана, наконец заговорил.
- Я расскажу тебе свою историю, хотя за все сорок лет я не проронил об этом ни слова, - немного помолчав, он добавил. - Зачем? Может, она поможет тебе в твоей судьбе, а может я просто слишком долго молчал и хочу думать, что не я один знаю о ее существовании.
Эван заметил, как этот старый, согбенный человек вдруг преобразился. Глаза его озарились, он сошел бы в этот момент за молодого, если бы не огромная, почти седая борода.
- История эта хоть и произошла в такой же день, совсем не о сражении с волнами в открытом море, которую ты так хотел услышать, - сказал старик.
Эван очередной раз удивился проницательностью этого человека.
- Ровно сорок лет назад шел третий месяц зимы, - начал рассказ старик, - я продирался сквозь низкие ветви деревьев, покрытые снегом, которые то и дело стряхивали его мне на плечи. Я шел за оленем уже полтора часа и сейчас не мог разглядеть ничего, кроме следов копыт на снегу. Да, я не был рыбаком, как ты мог подумать. С тех пор как мой отец не вернулся из очередного плаванья, меня воспитывал дядя. Он же и научил меня этому ремеслу. Раз за разом, я проваливался по колени в сугробы, но все шел по следам своей добычи. В ту пору я частенько промышлял охотой, и скажу по правде, у меня к этому был особый талант. Конечно, надо было оставить тщетные попытки найти этого треклятого оленя, но я был не из тех, кто так легко сдается. Правая моя рука, которой я держал ружье, уже так окоченела, что если бы я даже хотел разжать пальцы, не смог бы этого сделать. Лес был таким спокойным и тихим, что казалось, будто он звенит. Солнце, пробиваясь сквозь деревья, окрашивало снег в красный цвет. И хотя оно еще не опустилось за горизонт, мне стало очевидно, что все попытки принести сегодня домой мясо не приведут к цели, и я принял решение поворачивать назад. На секунду остановившись, чтобы снять перчатку и размять пальцы, я последний раз оглянулся на лес и в этот момент услышал. Как бы я не старался, у меня не получится описать этот звук. Но до сих пор я слышу его отчетливо, как тогда, у себя в голове. Это было то ли пение птиц, то ли шум летнего леса, то ли переливы горного ручья, когда ты душным летним днем бредешь по лесу, думая о глотке воды. Не долго думая, я двинулся в сторону этого чудесного звука. Пройдя еще, может, с полмили, я приблизился к низине, над которой росло большое дерево ракиты. Звук этот исходил прямо от этого старого ивового дерева. Осторожно спустившись, чтобы не провалиться под засыпанные снегом корни, я подошел ближе, пытаясь найти источник звука. И вдруг замер. В низине под деревом, прямо на снегу лежала девушка. Я оцепенел, хотя парень был не из робких. Простоял я так наверно больше минуты.
Наконец очнувшись и бросившись к телу, я подумал, что девушка мертва, слишком бела была ее кожа. Но опустившись рядом на колени и присмотревшись, я уловил едва заметное дыхание. Она дышала, очень слабо, но она дышала! Тут же, не медля ни секунды, я скинул с себя куртку, постелил ее на снег и положил на нее девушку. Она была невероятно легкая и необычайно хрупкая, как будто я поднял на руки ивовую лозу. Сердце мое колотилось, как бешеное. Я забыл и о морозе, и о добыче. Я завернул ее в куртку и взяв на руки, двинулся через лес в свою деревню. Совсем не помню, как выбрался по сугробам из этой низины, не помню, как преодолел расстояние, пройденное мной за полдня. Пробираясь через лес, я все боялся, что она рассыплется прямо у меня на руках, как снег. Наконец добравшись до дома, я ногой открыл дверь, прошел в свою комнату и положил ее на кровать. Она выглядела совсем бездыханной. Лихорадочно соображая, я вспомнил о дальней родственнице моего отца, которая жила неподалеку. Миссис Иллин занималась врачеванием. В нашей деревне тогда все обращались к ней, если надо было помочь в борьбе с недугом. В надежде на помощь, я снова кинулся из дома прямо по направлению к ней. Пока я бежал, в моей голове проносилась только одна мысль, что я должен успеть. Я часто попадал в переделки, мне приходилось ночевать в лесу, а однажды, когда я был совсем юн, даже спас тонущего друга из ледяных вод залива. Он упал за борт, пытаясь разместить снасти, когда мы с ним вышли рыбачить в море на трухлявой лодке. Но в этот раз сердце мое выпрыгивало из груди с каждым стуком. Добравшись до дома миссис Иллин, я отчаянно забарабанил в дверь. Мне открыла тучная, невысокая, пожилая женщина и с сердитым видом воскликнула:
- Доран, что стряслось, где твоя куртка, на улице мороз.
Я и забыл, что с тех пор был в одном свитере. Задыхаясь я смог выдавить только какие-то несвязные слова о девушке в лесу.
К счастью миссис Иллин поняла все без лишних объяснений. Она схватила свой серый плащ и сразу пошла за мной. Войдя в дом и увидев девушку, она видимо подумала, что случилось худшее и со вздохом произнесла:
- О, Доран!
- Она дышит! - тут же оборвал ее слова я. Женщина склонилась над девушкой и голосом капитана корабля скомандовала:
- Нагрей воды, принеси все теплые вещи, которые только сможешь найти и неси сюда. И живей! - Я сразу бросился на кухню. Поставив воду на огонь, я собрал все шерстяные одеяла, которые были в доме и принес в комнату. Мисс Иллин взяла их и стала обкладывать девушку со всех сторон. Когда вода закипела, она сделала из пары глиняных кувшинов что-то на подобии грелок и подложила их под одеяла. А я просто беспомощно стоял и смотрел за ее действиями. Девушка выглядела как хрупкая, фарфоровая кукла. Ее белая кожа, почти цвета снега, отливала зеленоватым оттенком. Тогда я не придал этому большого значения. Если бы не темно-русые, почти каштановые волосы, я наверно и не заметил бы ее на снегу. Только сейчас я понял, что на ней было только легкое платье белого цвета. Кто она и что делала одна в лесу без зимней одежды? Мои размышления прервал строгий голос мисс Иллин. - Доран, выйди, мне нужно осмотреть ее, она отогревается. Потом поможешь мне отнести ее ко мне домой. Я постараюсь выходить ее.
Заметив, как дыхание девушки стало чуть сильнее, я с облегчением вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Через какое-то время миссис Иллин тоже вышла и заговорила:
- Я сделала все что могла, но она еще не приходила в сознание.
- Она выживет? - c тревогой спросил я.
- Не знаю, судя по всему, она пролежала в лесу не меньше суток. Я удивлена тем, что она вообще не замерзла насмерть. Повезло, что ты нашел ее.
Я молчал.
- Помоги мне отнести ее ко мне. Ей необходим постоянный уход и мне нужны мои травы, - сказала миссис Иллин.
Я помог перенести девушку в ее дом и оставив их, побрел обратно, обуреваемый множеством тяжелых мыслей. Пока я шел, мои воспоминания возвращались к старому дереву ракиты, к виду безжизненного тела на холодном снегу. Я размышлял о странном происхождении этой девушки. О чудесном звуке, который привел меня к ней. В глубокой задумчивости я добрался до дома и вошел в темное помещение.
- Эй, Доран, - послышался сиплый голос моего дяди. - Какого черта, мне скажи, ты ходишь ночью по улице? Почему дома такой разгром и где олень, за которым ты ушел ни свет, ни заря?
Я вздрогнул, не ожидая его присутствия.
- Я не смог добыть того оленя, - немного раздраженно сказал я. - А ты бы не задавал глупых вопросов, если бы меньше ходил по трактирам.
Дядя что-то тихо проворчал и тут же начал засыпать. Так он проводил теперь почти все время до следующего похода за выпивкой. С тех пор, как умерла его жена, он только и делал, что пил. Я не винил его, ведь горе может сломать каждого. Он был хорошим человеком, вырастил меня, как родного и научил всему тому, что умел сам. Я же в эту ночь почти не спал, лишь под утро провалился в сон.
На следующий день меня разбудил стук в дверь. Незамедлительно открыв, я увидел на пороге миссис Иллин с улыбкой на лице. Ее счастливый вид разогнал тяжелые мысли прошлой ночи, и все мои опасения тут же исчезли.
- Она очнулась, но совсем не разговаривает. Мне нужны кое-какие травы для того, чтобы сделать настойку, - сказала она. Я без дальнейших объяснений собрался и тут же пошел на поиски всего, что было необходимо.
С момента происшествия в лесу прошло уже около трех недель, зима понемногу ослабила хватку. О загадочной девушке из зимнего леса уже знала вся деревня. Каждому было интересно что-то разузнать. И, конечно, все шли с расспросами ко мне, а я и себе толком то не мог ничего объяснить. Поэтому приходилось избавляться от докучавших меня расспросов, рассказывая одну и ту же историю: как я шел по следам оленя и набрел на тело, лежащее в снегу. Конечно, это была не вся правда, но не мог же я рассказывать о магическом звуке, исходящем от дерева, который и привел меня к неожиданной находке. Что же до девушки, она так и жила у миссис Иллин, которая заботилась о ней, как о родной дочери. Все это время девушка совсем не выходила на улицу. Миссис Иллин говорила, что она все еще очень слаба и до сих пор не проронила ни единого слова.
Становилось все теплее, наступала весна. С ее приходом интерес к таинственной девушке среди жителей нашей деревни поубавился. Начались посевы, людей поглотили рутинные дела. Мне тоже со временем приходилось все чаще бывать в лесу у озера, охотясь на уток и расставляя силки на птиц и кроликов. С того момента, как я вынес девушку из леса, я каждый день приходил к миссис Иллин, приносил ей необходимые травы и иногда еду. Но она всегда просила меня приносить больше овощей, девушка почему-то ела только их, злаки и хлеб. Миссис Иллин даже назвала ее Грэйн, что означает "зернышко". Поэтому, как только мне удавалось добыть мяса, я менял его на рынке и приносил к ним домой целые корзины с капустой, картофелем, хлебом и другими овощами. Миссис Иллин всегда горячо благодарила меня и просила не приносить так много. Но я почти всегда был один, если не считать моего дядю, и может поэтому мне хотелось посвятить всего себя заботе об этих людях. Когда стало совсем тепло, Грэйн начала изредка выходить из дома и проводить время на лугу. Охотясь, я иногда наблюдал, как она ходит среди цветов и растений, рассматривая их. Она часами могла просто неподвижно сидеть, в окружении цветов и мне это казалось очень необычным. Подойти к ней я не решался. А если бы и решился, что я мог сказать? Что спас ее? Она, должно быть, ничего не помнила. И свои мысли об этом я тут же отметал, ссылаясь на то, что не хочу напугать девушку, и опасаюсь того, что это будет выглядеть слишком навязчиво. Хотя, если признаться, на самом деле причиной было то, что боялся я сам.
Местные по-разному относились к внезапной гостье нашей деревни. Кто-то считал ее несчастным ребенком, на долю которого выпали тяжелые испытания, а какие, никто и не догадывался. А кто-то считал ее появление нехорошим знаком. Наша деревня была небольшая и находилась большом удалении от городов. На таком расстоянии от цивилизации старинные предания имели сильное влияние. Люди здесь были не самые плохие, но дремучие, верили в разные легенды и предзнаменования. Я не раз слышал от местных мальчишек разговоры о таких древних легендах. Конечно, и я знал, о чем они повествовали, в детстве мне рассказывал их отец. В них говорилось о народе, живущем за гранью леса. О народе, который имеет власть над жизнью и смертью, народе честном и справедливом, но иногда и жестоком. Он мог пожалеть и даровать жизнь человеку, попавшему в беду, приняв его к себе и сделав его подобным им. Но мог быть и безжалостным к тому, кто причинил ему вред. Человек, на котором есть печать этого народа, не смог бы постоянно находиться среди живых. Рано или поздно ему пришлось бы уйти в мир, который находится за гранью.
Так и проходили дни, пока в полдень, я, как обычно, не отправился в лес, чтобы проверить силки на кроликов. Шел разгар лета. Погода стояла невероятно знойная, воздух был сухой и горячий, словно ты вдыхаешь жар печи в кузнице. Проверив свои ловушки и обнаружив, что они все до единой пусты, я, очень уставший и расстроенный, направился назад. Полностью осушив флягу и обливаясь потом, я решил сократить путь через кусты боярышника. Раздвигая тугие ветви перед самым лицом, я шагнул на поляну и прямо передо мной предстала она. Грэйн все так же неподвижно сидела на лугу. На ней было то же платье, в котором я нашел ее тогда в лесу. Она была похожа на цветок, будто была неотделимой частью этого луга. Я тут же остановился, решая, что лучше сказать, чтобы не напугать ее. Но услышав шаги, Грэйн не спеша повернула голову в мою сторону и улыбнулась. К удивлению, эта девушка нисколько не испугалась моего ужасного вида и смотрела на меня с восторженной улыбкой. Затем она вдруг сорвалась и подбежав ко мне, жестом указала на мою флягу, блестевшую на солнце. Немного опешив, я снял флягу с пояса и протянул ей. Она тут же схватила ее обеими руками, потрясла и начала вертеть, как будто впервые видела вещь, подобную этой.
- Фляга? Хочешь взять ее? - спросил я.
Девушка посмотрела на меня вопросительно, мне стало ясно, что она меня совсем не понимает. Я повторил ту же фразу, но медленнее. Но она все так же растерянно смотрела на меня и улыбалась. Тогда я, повторяя те же слова, жестом указал сначала на флягу, а затем на нее, пытаясь выглядеть дружелюбно. К моему еще большему удивлению, девушка не очень умело повторила за мной, ее лицо просияло, и она тут же застегнула новую вещь на поясе, с гордостью взглянув на меня. В этом изящном платье и с огромной охотничьей флягой на поясе она смотрелась слегка комично, настолько, что я даже не удержался от улыбки. Грэйн улыбнулась мне в ответ и с этой минуты я каждый день приходил на этот луг, с надеждой встретить ее здесь. Оказалось, что девушка вовсе не была немой, как все считали. Она лишь не знала нашего языка. Я учил ее разным словам и фразам, приносил свои приспособления для охоты, показывал свои карты, которые она с огромным интересом рассматривала. В ответ она приносила мне лесные ягоды, и показывала на ладони разных насекомых, которых мы вместе рассматривали, восхищаясь их красотой и разнообразием. Животные как будто сами стремились к ней. Часто разные жучки путались в ее прекрасных волосах, а я помогал им выбраться и каждый раз она смеялась так звонко и прекрасно. Не проходило ни одного дня, чтобы я не думал о ней. Знакомство с Грэйн изменило меня, с ней я стал смотреть на мир иным взором. Я стал видеть его чище, я мог наблюдать то, что раньше совершенно не замечал. Я начал ценить все, что окружало меня: капли росы на листьях, краски цветов, красоту облаков. Даже к назойливым насекомым, которые вечно докучали мне в лесу, я стал относиться иначе. За пару месяцев лета Грэйн уже довольно хорошо говорила на нашем языке, она очень быстро училась. Казалось, будто она когда-то знала нашу речь, но каким-то образом забыла, а сейчас с каждым словом просто вспоминала ее снова. Со временем я научил Грэйн древней песне о народе, который живет за гранью леса. Она пела так прекрасно, голос ее звучал так естественно, как пение птиц весенним утром. Всякий раз как я приходил на луг, я слышал ее прекрасный голос. Видя ее каждый день, я мысленно благодарил того оленя, за которым гнался тогда по лесу почти целый день. Я благодарил миссис Иллин, даже благодарил дядю за то, что он сделал меня охотником. Ведь если бы я стал рыбаком, как отец, то никогда бы не встретил ее. Все, что происходило в моей жизни, будь то плохое или хорошее, все это привело меня к ней, и я был счастлив и благодарен всему миру.
В один из пасмурных летних дней мы, как обычно, проводили время на лугу. Я принес книгу, в которой были описаны старые легенды нашего края. Грэйн с увлечением слушала, как я читал ей разные истории. Но погода становилась все хуже, тучи подбирались ближе, сгущаясь на окраине леса, в воздухе запахло дождем. Грэйн всегда становилось нехорошо в такую погоду. Она будто вяла, как цветок без солнца, взгляд ее начинал меркнуть, и она обычно проводила подобные дни дома. Солнечный свет совсем перестал пробиваться сквозь серую пелену облаков, и я дал Грэйн свою куртку из шерсти, которую взял на такой случай. Я набросил ее ей на плечи, и она с удивлением провела рукой по поверхности воротника, который был обшит мехом.
- Что это? - спросила она.
- Мех лисицы, он очень теплый и согревает в холодную пору.
- Мех? Но я не понимаю, ты рассказывал, что лисицы живут там, в лесу, - она указала пальцем в сторону леса.
- Да, так оно и есть, - немного замявшись, ответил я. - Я занимаюсь охотой, те приспособления, которые я показывал тебе, все они служат моему делу.
Грэйн смотрела на меня с недоверием.
- Но как этот мех оказался здесь? - она сняла с себя куртку, протянув ее мне.
Я не знал, что ответить и какое-то время просто молчал.
- То приспособление, силки, о котором ты спрашивала вчера. Я устанавливаю их в лесу... и когда в него попадается животное, я приношу его домой, а затем продаю на рынке.
На лице Грэйн был написан ужас, она тут же отбросила куртку и вскочив на ноги вопросила:
- Эти животные умирают? - На ее глазах выступили слезы. - Все эти приспособления, которые ты устанавливаешь каждый день в лесу, все они служат для убийства? - плача, проговорила она. В эту секунду мой разум осознал весь ужас происходящего и сердце мое сорвалась вниз.
- Нет, Грэйн, все не так, мне приходится заниматься этим для того, чтобы заработать. Люди должны чем-то заниматься, чтобы жить и покупать еду.
- Чтобы люди могли жить, другие должны умереть? - спросила она. Все мои попытки объясниться были обречены, она уже стремительно удалялась от меня. Подул холодный ветер. Теперь он неприятно бил в лицо и грудь, хотелось спрятаться, закрыться от него. Я кричал вслед имя Грэйн, но она не обернулась. Я понимал, что все мои оправдания выглядят жалко. Я и правда убивал, в ее глазах я был убийцей и из-за этого я терял ее.
На землю начали падать первые капли дождя. Я стоял не зная, пытаться ли догнать ее, в голове был хаос. Все мое нутро разрывалось на части от мысли потерять Грэйн. Неожиданно в этот ужасный момент во мне пробудилась невероятная ярость к тому, что причиняет ей боль, я должен был покончить с этим. Я был готов сделать все ради нее, отказаться от всего. Тогда я направился прямо в лес. Я бродил там до самой ночи под проливным дождем. Я нашел каждую ловушку, каждый капкан, который установил. Промокнув и ободрав руки, с большим трудом я вынес все это из леса, и добравшись до дома миссис Иллин, бросил в кучу рядом. Я стоял и смотрел на запертую дверь, отчаянно ожидая, что она увидит меня, что поймет, что я сделал. Ведь в моей жизни не было никого, кого бы я любил больше, без кого бы я не мыслил существования так, как без нее. Дверь дома отворилась, и я почувствовал нежные руки Грэйн на своей шее. С этого момента я покончил с охотой и нанялся в порт. Работа была тяжелая и зарабатывал я куда меньше, чем раньше, но я нисколько не жалел о своем решении.
В дальнейшем мы с Грэйн никогда не вспоминали этот случай. Она была удивительной девушкой, ее душа была настолько чиста, что все плохое в ней просто не задерживалось. Все беды проходили сквозь нее, как солнечный свет проходит сквозь листву, не оставляя на ней следов. Когда летние дни оставили о себе лишь воспоминания, а погода становилась все холодней и дождливей, Грэйн все чаще начала проводить время дома. С каждым холодным днем девушка слабела. Прикосновения ее становились точно лед, а глаза, обычно такие ясные и зеленые, тускнели день за днем. Я так часто, насколько было возможно, навещал ее и миссис Иллин. Но и мне приходилось больше времени проводить на работе в порту и зачастую зябкие осенние вечера Грэйн проводила без меня.
Зимой ей стало хуже. Миссис Иллин не отходила от ее постели, давала ей настойки, делала все, что было в ее силах, но девушка угасала. Тот роковой день навсегда оставил глубокий шрам в моей памяти. Вечером море взбушевалось. Волны поднимались такие, что почти вся береговая линия просто исчезла из виду. Пришвартованные суда швыряло, как легкие деревянные лодчонки, а некоторые и вовсе срывало и море жадно пожирало их. На суше начиналась метель, тьма как будто поглотила все, что было в этом мире. Я заканчивал выгрузку товара с одной запоздалой баржи, как вдруг на причале появилась фигура моего дяди. Увидев его здесь, я сразу понял, что случилось непоправимое. Бросив все, я опрометью ринулся к миссис Иллин. Она встретила меня с выражением, полным страха и скорби на лице. Грэйн лежала на кровати, ее дыхания было почти не слышно. Я бросился на колени рядом, она была так прекрасна, совсем как тогда, когда я нашел ее. Только в этот раз я чувствовал, что надежды на спасение нет. Моя Грэйн, та, которую я так полюбил, без которой я больше не представлял своей жизни, умирала. И в этот момент я умирал вместе с ней. Миссис Иллин положила руку мне на плечо:
- Доран, боюсь, что уже ничего нельзя сделать. Я боролась с этим недугом долгое время, но жизнь попросту ускользает из нее, и я не могу этому помешать.
- Нет, - вскричал я, - я не дам ей умереть! Я не сдамся!
В дверях показался дядя. Увидев меня на коленях у постели Грэйн, он замер и взглянул на меня с ужасом и сожалением.
- Мне очень жаль, - произнес он сипло.
"Нет", вертелось у меня в голове, я не сдамся как эти двое, я должен сделать все, что в моих силах. Мысли мои заметались с бешенной скоростью. Воспоминания о дереве ракиты, о дивном звуке, о древних легендах закрутились в моем сознании в бешеном круговороте. Я единственный знал, что на самом деле привело меня к ней, я единственный мог спасти ее. Мгновенно приняв решение, я обернул Грэйн в одеяла и трясущимися руками поднял ее безжизненное тело. Уловив выражение ужаса на лице миссис Иллин, я бросился из дома во тьму. Мой дядя, было, кинулся за мной, но я уже исчез в метели. Каким-то внутренним чутьем я знал, что мне необходимо сделать. Невероятная уверенность в том, что я должен действовать именно так, наполняла меня изнутри. Хотя было почти ничего не разглядеть, я все же смог с огромным трудом найти нужное направление. По мере того, как я пробивался сквозь метель все дольше вглубь леса, силы начали оставлять меня. Грудь мою разрывало от ледяного воздуха, не чувствуя лица и рук, с каждым шагом падая на колени, но снова поднимаясь, я шел к своей цели. Я не мог сдаться, ведь в моих руках была вся моя жизнь. Когда сил уже не оставалось и мысли о том, что я не смогу спасти ее, укреплялись в моем сознании, я снова услышал его. Сквозь вой ветра я услышал звук, который так искал потом. Неважно звучал ли он лишь в моей голове или существовал на самом деле, с новыми силами, я направился ему навстречу.
И вот передо мной снова предстала та низина. В чертах огромного дерева, покрытого снегом, угадывалось та самая старая ракита. Ветер вдруг затих, снег перестал идти, все вокруг замерло. Спустившись вниз и положив Грэйн рядом с деревом, я поцеловал ее в последний раз и силы окончательно покинули меня. Все, что я смог, это лечь рядом, и последним усилием обнять ее. В ту ночь меня нашел дядя, он нашел меня по следам. У меня были отморожены несколько пальцев на правой руке и лицо. Теперь это всегда будет служить мне вечным напоминанием. Но тот факт, что в ту ночь меня нашли одного, вселял надежду в мою душу. Я жил все эти годы мыслью о том, что она осталась жить. Я не знал как, но понимал, что смог спасти ее. С тех пор я искал то дерево, искал его бесконечно долго. Я проводил в этом лесу целые недели и месяцы, напрасно надеясь услышать еще хоть раз тот прекрасный звук. Но я не нашел ничего, будто всего этого и не было вовсе. Люди стали считать, что, не выдержав свалившегося на меня горя, я обезумел. И косые взгляды вскоре заставили меня уехать. Я стал рыбаком, но с тех времен я лишь существую, как будто и не живу. Всю жизнь я оставался один, поскольку никто не может заставить меня забыть мою Грэйн. И теперь, когда время мое в этом мире подходит к концу, я уже не могу надеяться, что снова увижу ее. Старик умолк. Эван молча смотрел на его изборожденное морщинами лицо. Его наполняли противоречивые чувства, ужас от услышанной истории не покидал его, но также он испытывал и глубокое сочувствие к этому бедному человеку. В правдивости истории он не сомневался ни минуты, достаточно было взглянуть на этого бесконечно скорбящего старика и все становилось ясно без слов.
- Что ж, удачи тебе, я надеюсь ты найдешь в своей жизни то, что ищешь.
Все слова будто застряли у Эвана в горле. За время как старик накинул свой рыбацкий плащ и вышел из трактира, навстречу жестокой погоде, он не сказал ни слова, так и оставшись сидеть в глубокой задумчивости. От свечи на его столе уже остался маленький огарок, а Эван все сидел и вспоминал то, как там, в океане, волна за волной накрывали борт его катера. Как с каждым разом, он думал о том, что эта волна точно будет последней. И только сейчас он осознал, что даже тогда, наедине со стихией, мысли о смерти в пучине не вселяли в него ужас. А сейчас их сковал страх, что в те жуткие минуты разум был пуст. Он не думал ни о Джейн, ни о доме, он просто не мог подумать о ком-то, кто был бы ему дорог, ради кого он хотел бы остаться жить. Он осознал, что в этом мире его не держит ничего, кроме выпивки и денег за проданный товар.
На следующий день он отплыл в порт Карнлау, а вскоре и вовсе закончил плавать, и вернулся в Бристоль. Выучившись там на врача, он переехал в небольшой городок в графстве Гэмпшир и вскоре встретил там маму. Они были вместе всю жизнь, мама пережила его лишь на шесть лет. Отец рассказывал мне, что спустя два года он все же смог вернуться на тот маленький рыбацкий остров. За все это время его мысли не раз возвращались к старику, с которым судьба свела его в местном трактире. Расспрашивая множество людей, он не мог найти ни одного человека, который бы знал старого рыбака по имени Доран Уилсон. Только позже, остановившись в порту города Грумспорт, что находился недалеко от того острова, он разговорился с человеком, который знал некоего старину Дорана. Старого, угрюмого трудягу с седой бородой и четырьмя пальцами на правой руке. Он рассказал отцу, что тот пропал с тех пор, как однажды ушел в лес на охоту.
- Скорее всего этот дурак замерз насмерть, в такую-то стужу один в лесу. И что за нечистая понесла его туда в такую зиму. Помню, все твердил перед этим о какой-то песне.
- О песне?
- Вроде бы о каком-то народе, который живет за гранью леса.