Приключенческая повесть "Заячьи петли в золотом тумане".
Автор - Чеботарь Анатолий Александрович
Заячьи петли в золотом тумане
Авантюрно-приключенческая повесть с автобиографическими элементами
Майское утро готово было перейти в день, но солнце все не показывалось, скрытое горой с густо покрывавшим ее смешанным лесом. Склон круто поднимался вверх сразу же за ручьем, протекавшим у самого подножия горы и ограничивающим своим руслом территорию размещенной здесь советской воинской части. В августе 1968 года, после ввода войск в Чехословакию, местоположение это поначалу рассматривалось как временное: соседство с поросшей лесом возвышенностью вызывало опасения у командования разведывательного батальона, ведь казармы, плац и здание штаба прекрасно просматривались со склона. Но в армии все, и командиры в первую очередь, не рассуждают, а исполняют приказанное вышестоящими военачальниками. А те, показав на уцелевшие с войны фундаменты эсэсовских казарм и на построенные еще раньше подземные капониры для машин, задали риторический и очень нелюбимый подчиненными вопрос: "А вы что, умнее?" Тем более, что на том же холме, но повыше, расквартировалась ракетная часть, а в долине совсем неподалеку гудел аэродром Градчаны. Соседом батальона слева стала танковая директриса, появившаяся здесь еще в начале тридцатых годов для нужд чешской армии. И обосновался советский разведбат с личным составом и техникой прямо под горой, на краю курортного городка Бела-под-Бездезом. Имя городку дал находящийся неподалеку средневековый королевский замок Бездез, возвышавшийся на одиноко торчавшей среди окрестных полей горе - очень давно она была вулканом, да вот потух вулкан тысячи лет тому назад. Рядом с замком была еще одна туристическая достопримечательность - Махово озеро. Когда-то в нем разводили карпов для королевской кухни в замке, а сейчас в его чистой воде, ключами бившей из-под земли, купались туристы. Не Балатон, но и не лужа.
Любой день в любой воинской части Советской армии, вне зависимости от ее местоположения и принадлежности к роду войск, начинается одинаково - с развода. Вот и в это теплое майское утро - а в Чехии начало мая уже лето - батальон построился на развод. Отданы необходимые доклады, произнесены привычные ритуальные слова, мимо командира части и офицеров штаба прошагали роты и взводы. Последними прошли, усердно топая новыми сапогами и старательно не попадая в отбиваемый оркестровым барабаном ритм, одетые в необмятую форму призывники из карантина. От их маршировки, схожей с шествием стада баранов, у комбата случилось выражение на лице, будто только что и сразу заболели все зубы, включая вставные. Плац опустел, на нем осталось только два подразделения: бойцы карантина, сбившись в кучу у трибуны, внимали руладам своего старшины, замысловато комментировавшего их недавнюю маршировку, да отделение связи, стоявшее справа под большим стендом "50 лет СССР. 1922 - 1972". К ним и двинулся через плац скачущей походкой кастрированного кавалериста майор Красавин - свежеиспеченный замначштаба. В батальоне он появился недавно, до этого служил в танковом полку "Даурия" в Миловицах. Из подвигов за ним значился всего один, но несомненный: женитьба на дочери генерала Шмакова, девице сомнительной молодости и спорной красоты, с характером старухи Шапокляк. Шапоклячкин папа-генерал сбагрил дочку Красавину, но, великолепно зная и с содроганием вспоминая ее достоинства и манеры, озаботился карьерой зятя - должно же у человека хоть на службе быть хорошо! А потому капитан Красавин досрочно получил погоны с двумя просветами и был переведен "на подсадку" в разведбат, начштаба которого в конце года отправлялся по ротации в Союз. Из "Даурии" Красавин притащил за собой прозвище "Мячик", полученное за забавлявшую всех походку, и славу тупого служаки, любившего ободрять подчиненных словами:
-Я за вас свою работу делать не стану!
В среде офицеров за ним закрепился другой псевдоним - "Примус". Присвоил его, хоть и невольно, лично главный разведчик группы генерал-майор Скоробогатов: свежепроизведенный майор Красавин, впервые участвуя в командно-штабных учениях и желая себя показать в новом качестве и на новом месте, непрерывно лез первым со своими предложениями и несуразными ответами на вопросы. И нелепость подаваемых советов, и ответы невпопад Красавина не смущали, главным было, чтобы его заметили. И в самом деле, заметили: генерал Скоробогатов спросил у своего начштаба:
- А это что за новоявленный Примус? Вроде такого умника раньше в нашем приходе не было!
Окружающие свежее слово услышали, запомнили и применили к новичку, хотя неискушенные в латыни и древнеримской истории офицеры простодушно полагали, что словом "примус" именуется только кухонная горелка на керосине, и ничто больше. А теперь вот еще и майор Красавин.
Стоящий на правом фланге старший сержант скомандовал:
- Отделение, смирно!- и двинулся навстречу майору-иноходцу, приложив руку к пилотке. Красавин махнул рукой:
-Вольно, вольно! Задержал вас, есть срочное задание. Дело такое: нужно перевесить телефонный кабель, что идет с директрисы к ракетчикам через нашу часть, метра на полтора выше над дорогой и воротами. Через две недели, перед годовой проверкой, техника будет заезжать в парк не сверху, как сейчас, а снизу, сразу от КПП, а там кабель кишкой висит над воротами, мешает, и обязательно кто-нибудь сдуру его порвет. Комбату это надо? У танкёров все время генерал за генералом, то чехи пуляют, то немцы или венгры, а вдруг без связи их оставим? Скандал будет. Знаю, что кабель не наш. Но территория наша, парк наш. Договаривайтесь с теми и другими связистами и приступайте. Срок - самый короткий, а не успеете за четыре дня, то ты, Приходько - он повернулся к стоящему слева от него старшему сержанту - следующим эшелоном домой не поедешь! Он же через пять дней, да? Отложится твой дембель. На месяц, считай. Всем расклад понятен без пояснений? Исполняйте! - и, повернувшись вокруг плеча, задорно попрыгал в сторону штаба.
Старший сержант, тоскливо посмотрев вслед весело гарцевавшему майору, скомандовал:
-Отделение, за мной!- и двинул прямо через плац в сторону стоявших с краю четырех больших каштанов. Дойдя до росшего под ними кустарника, сходу опустился на траву. Бойцы сгрудились вокруг. Нескладный двухметровый Никола Передрий прогудел сверху:
-Вот же ж сука яка! Тики шеф за порог, як вин власть показуе! Сам придумав чи хтось йому сказав таку шкоду?
Шеф, начальник штаба подполковник Астахов, лишь вчера с семьей убыл в отпуск, Красавин как раз за него остался. Вперед шагнул начальник радиостанции сержант Черноусов:
-Ты, Николай, иди и занимайся своими дембельскими делами, тебе домой ехать. В срок. Не беспокойся, умоем мы Мячика ваксой. Есть у меня мысль, и разберемся мы с заданием без тебя. Не печалься, ступай себе с Богом! - усмехнулся он. И повернулся к отделению: - Ну, чего растопырились? Марш на узел и за работу! Завтра до вечера сделаем и доложим, а сегодня до отбоя возимся!
А через час, коротко посовещавшись, связисты разошлись по местам выполнять невыполнимое. Двое, младший сержант Литвинов и рядовой Матюшин, неся каждый по сумке с инструментами и длинную деревянную лестницу сразу оба, направились в сторону КПП-1. Дежурный знал обоих в лицо, поэтому открыл перед ними ворота, выпуская за пределы части. Они протопали сотни две метров, остановились у края дороги и спустились к кромке болота, начинавшегося прямо у асфальта. Каждый напялил на себя нижнюю часть химзащиты, или, если по Уставу, ОЗК - общевойскового защитного комплекта. Этот предмет воинской экипировки очень почитаем гражданскими рыбаками-любителями и представляет, по сути, мягкие высокие резиновые сапоги, пристегиваемые к поясу. Обрядившись, оба вошли в неглубокую болотную воду и двинулись к старой кирпичной трансформаторной будке, стоявшей на маленьком островке суши метрах в ста от кромки дороги. Шлепать пришлось долго: хоть вода до колен не достает, но вязко, и трава на дне мешает. Да еще тащить сумку с инструментами и лестницу. Небольшое вроде расстояние прошли минут за десять. Выбрались на островок, положили груз на сухую землю, отвязали от ремней тесемки и стянули бахилы. Вход в старое здание закрывали щелястые деревянные ворота, на них висел ржавый замок. Младший сержант повозился с ключом, распахнул створку. Внутри, несмотря на солнечный день, было сумрачно, только сверху пробивался свет. Бойцы покряхтели, затаскивая и пристраивая лестницу к люку в потолке. Прислонили, проверили на устойчивость и полезли на второй этаж. Наверху света хватало, с каждой стороны было по два узких оконца. Посередине, прямо на полу лежали три кольца-смотки того самого кабеля, он заходил в одно окно и выходил в другое, уже с противоположной стороны здания. Эти петли и нужно было размотать, чтобы увеличить длину кабеля и подвесить его над воротами повыше, как требовал Красавин. Но тут была закавыка: при входе и выходе из кирпичной будки кабель крепился к стенам массивными металлическими скобами, основательно проржавевшими, но от этого удерживающими его еще крепче. Бойцы проверили прочность креплений.
- Видно, тоже кто-то дембельское задание исполнял, присобачил от души! - пробурчал Матюшин, долбанув по вбитой в стену железке короткой кувалдой, которую достал из принесенной сумки. И они принялись молотить по очереди, пытаясь сбить скобу. Минут через десять, поняв бессмысленность усилий, младший сержант сказал:
-Аркаш, прекращай. На совесть прибили, не вышибешь! Давай, мотай на узел за ножовкой, попробуем спилить и распустить петли. А я перекурю да еще поколочу, вдруг сдвину.
Тот кивнул головой и полез вниз по лестнице. Через пару минут, натянув сапоги ОЗК, он шлепал по воде к дороге, высоко поднимая ноги. Младший сержант посмотрел ему вслед, вздохнул и взялся за кувалду: дембель, даже чужой, - это святое, срывать его никак нельзя! Он снова и снова долбил по скобе, потом решил колотить с другой руки и перешел с левой стороны окна на правую. Замахнулся и оступился, попав ногой на лежащие на полу кольца кабеля. Кувалда сорвалась и глухо бухнула в стену под окном, не попав по креплению. Литвинов ругнулся, с недоумением посмотрел на место, куда ударил, промахнувшись, и еще раз стукнул туда же. Да, звук совсем другой, глухой, будто бьешь в толстую деревянную дверь. Еще три удара - и часть кирпичей, отвалившись, рухнула внутрь кладки, открыв небольшое отверстие. Литвинов подошел и с опаской заглянул в него. Видно, что что-то там лежит, но рассмотреть снаружи нельзя. Младший сержант просунул в образовавшуюся нишу руку, пошарил и осторожно вытащил завернутый в пятнистую ткань цилиндрический предмет. Ухватив его двумя руками, поставил на пол в центре, сдернул перевязывавшие ткань истлевшие веревки. Перед ним стоял серый рубчатый цилиндр сантиметров десяти в диаметре и тридцати длиной, с крышкой наверху, запираемой пружинной защелкой. С опаской он нажал рычаг защелки...
Когда внизу послышались шаги по воде вернувшегося помощника, остатки вывалившегося кирпича и весь подобранный с пола строительный мусор уже были уложены в проем под окном, так что он и незаметен был со стороны. Литвинов выглянул в окно и, окликнув рядового, распорядился:
-Слышь, Аркадий, ты не разувайся, ножовку оставь внизу и топай назад, готовь инструмент для разделки кабеля. Видно, придется его резать. А я тут еще постучу, может, и обойдемся. Черноусову не говори пока, разорется да припрется командовать. Втихую достань из каптерки, что надо, и двигай на обед. Я в столовку отсюда приду, там меня жди. Вернемся и закончим!
Матюшин поежился:
-Черноусов на меня сходу наедет, что опять сачкую!
Литвинов успокоил:
- Ты ж не сам, я тебе велел! Мол, мы по очереди обедаем, чтоб без простоев. А сделаем, ему и сказать нечего будет!
Повздыхав, Матюшин опять побрел через топь к дороге. Младший сержант подождал, когда он выйдет на асфальт и, стянув зеленую резину ОЗК с сапог, дойдет до дверей едва видимого отсюда КПП, после чего спустился вниз, натянул бахилы и подвязал к ремню их тесемки. С инструментальной сумкой в руках вышел из будки, прикрыв ворота, но пошел не к дороге, а двинулся по воде в противоположную сторону, к лесу, и через несколько минут скрылся в кустарнике, растущем на краю болота...
***
Я начинаю свой день так, как и все приличные и уважающие себя люди, то есть с завтрака. Два кусочка белого батона в тостер, два яйца вложены в яйцеварку в виде курицы с желтой головой и красным гребешком, гребешок повернут вправо - таймер на три минуты, две сосиски - в микроволновку, электрочайник бурчит, закипая. Так, теперь кофе из банки, две ложки, залить кипятком, разбавить концентрированным молоком. Хлоп! - дверца холодильника, из него вытянут пластиковый пакетик с клубничным джемом, приготовленным без сахара, чтобы беречь здоровье. На кой его мне беречь, на кой теперь вся эта суета по утрам и не очень бурная деятельность днем? Я изображаю если не спешку, то какую-то целенаправленную деятельность, имитируя для самого себя бессмысленную экономию времени. Так, завтрак окончен. Вперед, к успеху по светлой и широкой дороге!
Выхожу из своего дома, иду мимо ряда таких же белокирпичных четырехэтажек, как и та, в которой я живу, до КПП. Бывшего КПП. Ворота нараспашку, но еще висят на петлях, на кирпичном столбе прилепилась уже выгоревшая под чудом уцелевшим стеклом доска с надписью когда-то золотом на черном фоне "КПП - 3", а прямо по мостовой, не обращая внимания на стоящее сбоку и теперь навеки закрытое здание бывшей караулки, спешат люди. Такие же, как и я, бывшие офицеры, их жены и дети. Ладно хоть, когда-то додумались построить все ДОСы - дома офицерского состава военного городка - неподалеку от трамвайного кольца. Или, может, линию трамвайную довели до городка, и большинство выходящих из ворот, и я вместе с ними, направляются на остановку этого старейшего городского транспортного средства. У меня есть машина, вот она стоит сразу за забором, на огороженной стоянке, но я чаще всего доезжаю до работы именно трамваем: одна остановка рядом с домом, другая - рядом с работой, никаких пересадок и пробок, очень демократично, да и дешево.
Пока идем до трамвайной остановки, давайте я вам хотя бы коротко представлюсь. Вадим Зайцев, 35 лет, инженер-электроник по образованию, холост. До ухода в запас - майор Вооруженных Сил России. С недавнего времени работаю в самом крупном банке города, специализируюсь на компьютерах и связи. Ну, вот и мой трамвай!
В армии я больше не служу, непобедимая и легендарная дала мне пинок под зад вот уже год как. Не мне одному, вон рядом по тротуару идут товарищи по несчастью, тоже, как и я, прежде носившие погоны. Ладно, осталась у меня квартира в ДОСе, полученная по прибытии к новому месту службы. Какое-то время она стояла пустой и нежилой, потому что поначалу я поселился в родительском жилье, где вырос и где прошли мои лучшие годы. Но, еще при погонах, в период расформирования части мне пришлось многократно задерживаться на службе допоздна, и возможность отдохнуть рядом с местом постоянных бдений без утомительных переездов оказалась благом. И сюда, в две пустые комнаты дома офицерского состава, сначала попала выданная щедрым старшиной списанная солдатская кровать, помнившая еще царскую армию. За ней появилась из тех же закромов полуразваленная тумбочка времен наркома товарища Ворошилова, успешно мной отремонтированная, и самые необходимые в холостяцком хозяйстве вещи вроде чайника, чашки-ложки, зеркала для бритья и тому подобного. Так постепенно обжился здесь, а родительскую квартиру поначалу держал закрытой. Потом, стащив в меньшую из трех комнат вещи, сдал ее по совету тетушки найденным ею квартирантам в лице молодого врача и его жены, улыбчивой толстушки. Порядок они соблюдали неукоснительный, квартплату вносили исправно, и невеликие эти деньги, кстати, очень меня выручили на первых порах гражданской жизни.
Из армии меня выгнали не просто так, а за дело. За то, что при всех наорал на полковника, замначальника связи округа, потребовав у него объяснить, куда девались десятки тонн антенного оборудования, изготовленного из дюраля и меди, и прилюдную попытку подретушировать его самодовольную морду. Полковник слишком буквально воспринял призыв обогащаться, тесно связался с какими-то кавказцами и загнал им скопом мачты антенного поля и медные фидерные вводы. На склад он сдал на хранение под видом демонтированных антенн и фидеров чуть ли не обрезки водопроводных труб и прочий лом, о чем я и узнал однажды. Расчет стоимости уплывших мачт и фидеров в пересчете даже на бомжевские цены, то есть раз в пять дешевле номинала, делал полковника миллионером. К его огорчению, бравые кавказцы не служили в армии и понятия не имели о требованиях Устава караульной службы. Кроме того, они оказались владельцами сразу двух серьезных недостатков - наглыми и тупыми. Заплатив полкану, без согласования с кормильцем уже на следующий день прикатили за своим имуществом. Бывали брюнеты здесь не раз, но всегда в сопровождении трехзвездного двухпросветного отца родного. В этот день они тоже вызванивали кормильцу, но только уже приехав к месту, то есть находясь в зоне не очень мощного, но все же работающего передающего комплекса. Джигиты, разумеется, слыхом не слыхивали об эффекте "побочного лепестка излучения", и, удивившись отсутствию связи и превращению своих навороченных мобильников в тыкву, дуром поперли забирать оплаченный металлолом. Но везение капризно: в момент проведения несогласованной попытки экспроприации цветмета на объекте оказался я, проводя требуемый учет. Хотя никто и ничего от меня не требовал. И, когда к забору из колючей проволоки подрулили два КамАЗа, и веселый лихой брюнет в пахучей кожаной куртке принялся на глазах изумленного часового распахивать ворота, из ангара вышел в застиранном комбезе, грязный и злой, еще один военный, вовсе не настроенный помогать детям гор делать деньги за счет армии страны. Ответственным за антенное хозяйство полка только что был назначен как раз я, недавно прибывший на новое место службы. На армейском сленге - антенщик. Добросовестно возясь с приемкой, я выяснил, что только на этом складе не хватает немалого количества парабол и мачт "бегущей волны" вместе с антенными фидерами, а это - тонны дюраля и меди. И, увидев картину маслом - перепуганного часового, самодовольных "чилявэков" и полураскрытые ворота - я заорал во всю глотку:
- Чего рот раззявил? Стреляй, нападение на пост!- и выхватил свой штатный ПМ. Через минуту черноголовые коммерсанты лежали в придорожной канаве и скулили на неведомом языке, а мы с часовым стояли над ними: он - с дымящимся автоматом (выстрел вверх, по Уставу), я - с незаряженным пистолетом. Прибежал караул, задержанных отправили в кутузку, а меня - в штаб, для дачи объяснений. Вот там, после трехдневных разборок, когда джигиты сдали благодетеля сходу, даже не дожидаясь вопросов от контрразведчиков, и случился эпизод с полканом. Но, чем дальше разматывалось начатое мной дело, тем лучше я понимал, что поимка на горячем замначальника службы округа вовсе не засчитается в плюс при рассмотрении поданного заявления в Академию. Хоть при этом я и уверен в своей правоте, а в камерах сидят взятые на объекте кавказские любители цветмета. Я-то думал, что разберутся и накажут, причем виновных, а не меня. Зря я так думал.
Дело, тем не менее, замять не удалось, тем более что мой рапорт ушел через голову непосредственных командиров, уж я постарался. Полковнику помотали нервы, проводя ревизии и сверяя подписи на различных бумагах, но, в конце концов, как и водится, отпустили с миром на пенсию. Мне же не забыли вынесение сора из избы не только мои непосредственные начальники, но и оставшиеся без солидной подкормки друзья полковника. И при первом удачном случае перевели из-под Иркутска, где все это и случилось, сюда, в мой родной город, а потом скоренько подвели под "сокращение рядов" и увольнение из армии - часть, куда я был поспешно откомандирован с прежнего места службы, вскоре расформировали, она уже года два готовилась к сокращению. О чем не могли не знать слившие меня сюда кадровики. Вылетел я в запас в теплой компании: резали по живому, и под нож отчего-то чаще попадали не пузатые и сонные штабисты, а все больше нормальные строевые офицеры, исправно тянувшие служебную лямку, но при этом не заискивающие перед вышестоящими погонами и говорившими правду без оглядки. Так я оказался на гражданке.
***
Как бы человек ни был счастлив в своей сегодняшней жизни, оглядываясь назад, он вздыхает. Тем более, что особо счастливым назвать себя сегодня не могу.
Родился я в обычной семье среднестатистических советских интеллигентов: отец работал инженером на радиозаводе, мама преподавала немецкий язык в институте. Жили мы так же, как и все в те годы, то есть вполне нормально. Отец понемногу подрастал в должностях и закончил трудовой путь главным инженером радиозавода, который перестал существовать через очень короткое время после его ухода на пенсию. Мама до этого дня не дожила: по стечению обстоятельств ей пришлось поехать в филиал института подменить заболевшую коллегу на экзаменах, машина с преподавателями попала в аварию на скользком после осеннего дождя шоссе. В те дни я заканчивал прохождение производственной практики в Томске. Телеграмма о гибели мамы пришла поздно ночью, и я, разбуженный, сидя на раскладушке в общежитии, несколько минут не понимал ни смысла текста в поданном мне бланке, ни причин внезапных слез нашего коменданта, железной женщины тети Клавы.
После похорон мы с отцом вернулись в свою так неожиданно осиротевшую квартиру. Жили вдвоем с ощущением пустоты в душе, образовавшейся после того, как окружавший нас гармоничный и привычный мир разбился на мелкие осколки, восстановлению не подлежавшие. А потому грустным было наше житье. "Пустое гнездо" - так называют социологи дом, покинутый детьми, в котором остались одни родители. У нас дом без мамы тоже стал пустым гнездом...
Когда я закончил институт, то получил распределение на завод, где отец завершал свою трудовую карьеру уже главным инженером. Завод к тому времени начал понемногу загибаться, к руководству пришли какие-то непонятные люди, мало что понимавшие в производстве радиоаппаратуры, но соображавшие в деле получения доходов из всего, к предприятию относящегося. Поэтому, когда меня вызвали в военкомат и объявили, что призывают на службу как офицера запаса, огорчение мое не было глубоким. Три месяца переподготовки в Подмосковье, направление в воинскую часть под Иркутском - нужно было заткнуть брешь в штате хотя бы и таким временным в армии человеком, как я. Но служил я с людьми неравнодушными, настоящими офицерами, потому все с первых дней началось и пошло нормально. А затем было предложение остаться в армии по истечении двух лет и мое согласие, служба в четырех должностях, крайнее звание - майор. Мне нравилось служить, нравилась наша часть и её командиры, нравилась атмосфера постоянного, хоть и неявного напряжения и то, что сама жизнь понемногу отсеивала из армии людей случайных, оставляя только нормальных мужиков - со своими причудами, но надежных. В общем, все было хорошо, служил и готовился поступать в Академию, но тут, как говорится, гусарам неожиданно подали чай. В смысле, после успешно проведенных учений с участием проверяющих из Москвы, досрочно присвоили мне очередное звание майора. Поначалу я обрадовался: шанс на получение путевки в Академию значительно возрастал, но уксусом к моей радости оказался факт, что в нашей части в штате не было должности для меня в новом звании. А вот полк связи, обслуживавший штаб округа, уже несколько месяцев именно такого спеца не имел. И я попал туда - ненадолго, как мне обещал наш батя, только на пару-тройку месяцев. Но за эти месяцы и случилось описанное мной происшествие, за ним последовал перевод в другой округ, а там и увольнение в запас. Кроме того, было в моей жизни еще несколько событий, очень значимых. Моя поспешная женитьба и такой же форсированный развод с Юлькой, младшей сестрой моего сослуживца и друга. Может, оно и к лучшему: к моменту, когда мы окончательно с ней расстались, я забыл время, когда мне было хорошо с нею. И вообще, её повадки ротного старшины, крикливого, всегда и всем недовольного, заставляли меня все свое время проводить на службе. Зато после того, как официально нас ничто не стало связывать, отношения как раз нормализовались, причем, как считали некоторые из наших общих знакомых, даже слишком: она знакомила меня со всеми своими ухажерами и пригласила на свою вторую свадьбу. Её воздыхатели от таких нетипичных манер просто шалели, а она пребывала в уверенности, что только так должно быть. И второе событие, невероятно печальное: умер отец. Он не болел, ни на что не жаловался, преподавал в институте, который я закончил, выезжал на любимую рыбалку. Я бывал у него так часто, как мог, дважды он приезжал ко мне в Сибирь. Приезжал не один - привозил своего старинного друга дядю Колю, они сдружились еще в молодости. В дяди Колиной молодости, так правильнее, отец был на десять лет старше своего приятеля. Мы ездили рыбачить на Байкал, жили в стороне от дорог и поселений по несколько дней, посетили четыре из двадцати шести байкальских островов. И вот, через месяц после возвращения домой с Ольхона, где мы с ним и дядей Колей провели полторы недели, отец почувствовал себя плохо. Сердце у него было не очень, но как-то проносило. Не в этот раз... Кем он был для меня, я осознал только после его ухода навсегда. Цену чему-либо мы узнаем, только теряя. Так что после перевода в свой город я оказался один в нашей пустой квартире. Отец приватизировал ее, записал на меня, других наследников не было. Закончив дела на службе, я приезжал в квартиру, ходил по навсегда опустевшим комнатам. Иногда на огонек заглядывал дядя Коля. Мы с ним готовили макароны по-флотски, любимое блюдо отца. Садились за стол под люстрой в зале, наливали по-маленькой, перебирали в памяти минувшее. А потом последовало увольнение в запас...
***
Моя штатская жизнь поначалу не задалась. Я выпал из обоймы - и мгновенно оказался никому не нужным. Невзирая на образование, звание, навыки, в конце концов. Вроде бы большой город, промышленный, специалисты моего профиля востребованы - а не сложилось. С месяц неспешно обходил отделы кадров предприятий, беседовал, оставлял анкеты, выслушивал обещания позвонить - и тишина! На одном заводе встретился с нормальным человеком из прежних, советских кадровиков, а не с современным "айч-эр менеджером" с глазами снулой рыбы. Не раз в фильмах видел я карикатурных академиков в обязательных идиотских шапочках и круглых очках, бухгалтеров в непременных нарукавниках и отчего-то всегда усатых, как маршал Буденный, со счетами в руках, и кадровиков во френчах с дубовой головой и словарным запасом на уровне Эллочки-людоедки. Стереотип - страшная вещь: на армейских курсах контрразведчик рассказывал нам, как ловили в 1914 году "немецких шпионов" в только что принявшем новое имя Петрограде, руководствуясь лишь представлениями газетчиков о таковых. Поймали много, потом всех отпустили. Адвокаты и аптекари, чиновники и чертежники, архитекторы и кондитеры - кто угодно, но не шпионы! И у меня стереотип быстро рухнул после беседы с реальным специалистом, исчезающим видом действительно знающих людей. Он устало смотрел, однотонно и без эмоций говорил, - но сказал по делу, пояснив, почему меня не берут на желаемые мной места, и почему для меня это даже хорошо. А потом посоветовал, как поступить. Я послушался и пошел на другой уровень, в разные мелкие предприятия, мастерские и кооперативчики. Здесь был иной коленкор: брали везде и с плохо скрываемой радостью, но тут уж копаться начал я: не устраивала зарплата, не видел реальных перспектив, не хотелось заниматься слишком примитивной работой. Я понимал, что раз пошел в попы - служи и панихиды, но тратить годы жизни на ремонт стиральных машин и автомобильных сигнализаций никак не планировал. Так промыкался еще неделю, ничего достойного не находя. И решил, пока в поисках и раздумьях, подработать, а именно - потаксовать. Я не бедствовал, армейское выходное пособие да квартира родителей в аренде позволяли жить приемлемо. Но сидеть без дела не хотелось, пособие тоже закончится, и я выехал на большую дорогу. Так случилось, что в моем владении оказались две машины - своя "праворулька", пригнанная из Иркутска, и "девяносто девятая" отца, покрывавшаяся пылью и паутиной в старом гараже. Вот на ней-то я и вознамерился "бомбить". Мысль в голову пришла, когда ехал на маршрутке по очередному адресу в очередные кадры и случайно услышал разговор попутчиков. Один из них сказал другому мечтательно:
-Эх, машина была бы надежная, бомбил бы и забот не знал! На машине можно иметь по штуке в день, зуб даю! На зятевой в отпуске покрутился, убедился - даже напрягаться не надо, наклонись да подбери с дороги! Да зятю самому нужна...
Разговор запомнился, и через два дня раздумий и прикидок я решился. С помощью все того же дяди Коли и автомобильного рынка с широчайшим ассортиментом запчастей даже на луноход, если хорошо поискать в торговых рядах, в короткие сроки машина из автоветерана превратилась в шустрое и безотказное средство передвижения без признаков старения. Дядя Коля шаманил с ходовой частью и движком, я заменил всю электрику, а где можно, поставил электронные компоненты собственной сборки... и кто там говорит, что отечественные автомобили ненадежны?
Начал, как и все, с поездок по городу и высматриванию поднятых на обочинах рук. Быстро понял, что это затратно и неэффективно, и приспособился подбирать пассажиров у точек их сосредоточения: торговые центры, вокзалы железнодорожные и речные, аэропорт. Немедленно при этом столкнувшись с конкурентами, причем, чаще всего, достаточно организованными. Удача нахрап любит, и некоторое время у меня получалось без последствий для себя уводить у ребят клиентуру из-под носа, но вечно так продолжаться не могло. Однажды под вечер я сидел в своей любимой хинкальной с не самым оригинальным названием "У Тенгиза" и беседовал с хозяином. В первый раз попал в заведение случайно: просто вез пассажиров совсем не по центральным улицам и увидел вывеску. Она встряхнула во мне воспоминания из детства: мы с мамой и отцом приехали в Тбилиси, к маминой институтской подруге Мгеле (на русский язык ее имя переводилось как "волк", о чем я узнал от самой тети Мгелы, - вот уж на кого, но на волчицу она походила меньше всего). Я просыпаюсь утром, с улицы слышен крик "Мацони! Мацони!", лежу на кровати в маленькой комнатке, разглядываю блики на белом потолке и пытаюсь представить себе, что означает красивое и неведомое слово "мацони". А потом мы завтракаем, едим лепешки и пьем эту самую мацони, оказавшуюся всего лишь кислым молоком, идем по городу, обедаем в хинкальной у дедушки Мамуки, приходившегося Мгеле дядюшкой... Всего одно слово, всего лишь название блюда грузинской кухни, а как оно переворачивало все в душе! Позднее прочел у Анчарова о том, как реагировал его герой на древнегреческое слово "канелюры", обозначавшее бороздки вдоль колонн в древнегреческих храмах. Так случилось и у меня при виде вывески "Хинкальная". В общем, зайдя однажды, я стал постоянным посетителем этой невзыскательной общепитовской точки - готовили хорошо, брали недорого, обманывать гостей хозяин не позволял. Дружить с Тенгизом не дружил, но приятелями были. Вот и в этот раз мы неспешно обсуждали очень важные проблемы тбилисского "Динамо" семидесятых годов прошедшего века, когда Тенгиз, сидевший лицом к витрине своей "стекляшки", вдруг задергался, вскочил и, что-то завопив, выскочил за дверь. Я тоже кинулся следом, ничего не понимая. Он стоял возле моей машины, припаркованной под деревьями, и смотрел на колеса. Подойдя, я увидел порезанное - не проколотое! - заднее колесо своей кормилицы и брошенное впопыхах орудие преступления - сапожный нож с обмотанной изоляцией ручкой. Тенгиз, продолжая ругаться на впечатляющей смеси русского и грузинского, объяснил, что заметил какую-то возню у машины, потому и выскочил. И мало того, что помешал лиходеям, да еще и успел разглядеть их транспорт.
***
Я подъехал к вокзальной "точке" - стоянке тех самых организованных бомбил - через полчаса после происшествия. То есть после установки запаски взамен порезанного колеса, плюс нескольких минут интенсивных уговоров Тенгиза не ехать со мной. Иначе бы он со своим кинжалом для резки мяса наворотил дел. Иногда быть приятелем означает не позволить хорошему человеку натворить глупостей, помогая тебе.
В общем, Тенгиз не ошибся: потрепанная временем и дорогами "Волга" черного цвета с нелепой белой крышей - её он и запомнил - стояла у края тротуара. Описанный владельцем хинкальной хозяин "блондинки", мужичок помоложе меня, со странным хвостиком из волос на затылке, облокотился на забор в стороне и, видимо, делился с двумя такими же несолидными друзьями подробностями своей героической вылазки. Я припарковался, неспешно вышел и направился к компании. Хвостатый заметил меня и занервничал, я же невозмутимо двигался по вектору. Такое со мной бывает: меня клинит. Заклинило, когда вместе с часовым хватал кавказцев на антенном поле; когда писал докладную в военную прокуратуру, заранее предвидя результат своих поисков правды. Но я не могу по-другому. Могу только вперед, заднего хода у меня нет, не включается.
Парень не отошел - отпрыгнул к краю тротуара и попытался перелезть через невысокий барьер вокруг газона, чтобы по склону уйти к своим собратьям, кучковавшимся наверху возле палатки с чебуреками. Но я был проворнее и, подскочив, ухватил его сразу за две точки - за хвост на затылке и за ремень на джинсах. Видимо, не слабо: он скривил лицо, будто ему сию секунду начали делать обрезание без наркоза. И только я раскрыл рот, чтобы слово молвить, как все звуки перекрыл могучий рык:
-А ну, прекратить! Кому сказал! Обоим сейчас я...а оторву!!!
Оторопев от силы голоса и тембра, я ослабил хватку и оглянулся. Мой враг тоже не кинулся бежать, а зримо поджал уши и, присев, замер на месте. К нам направлялся здоровенный мужик лет за пятьдесят, невероятно колоритный. Рост - под два метра, масса - кило сто двадцать. Я понял с одного взгляда, что здесь, на этой "точке", он - Бог и главнокомандующий.
Человек-гора подошел к нам, осмотрел поле битвы и так же гулко обратился ко мне:
- Вы кто? И за что Владика бьете?
Прозвучало это громко, но как-то спокойно, даже буднично, будто Владика мутузят через день. Вот только сегодня вышла непонятка, кто это делает и за что. Причем, ключевое слово - "спокойно". Ни брани, ни крика, подчеркнутое "вы" - это, конечно, совсем не то, к чему я готовился, прихватив, кстати, с собой из машины для активного применения в несостоявшейся разборке баллонник на длинной ручке - память со службы в Иркутске. От фигуры такого вида и масштаба я ожидал изъяснения исключительно лексикой словаря матерных выражений для сотрудников правоохранительных органов, и неожиданная сдержанность произвела эффект. Я бросил свой удлиненный девайс на асфальт и постарался максимально сжато пояснить гиганту, за что бью Владика. Он помолчал, качнулся с пятки на носок, недвусмысленно глянул в сторону мстителя, отчего тот зримо сократился в линейных размерах, мотнул подбородком - и Владик чуть не вприсядку испарился в сторону любителей чебуреков. Потом неожиданно протянул мне руку:
-Павел Степанович. - Я пожал руку и тоже представился. Он вздохнул:
- Ну, понятно. Давайте поговорим завтра. Поостынут и наши, и вы. Не возражаете встретиться здесь после десяти утра?
Я не возражал, поднял с асфальта баллонный ключ и удалился к своей машине под взглядами всей тусовки.
Но встретились мы с громадным вождем таксистов гораздо раньше. Вечером я сидел дома, дремал и наблюдал вполглаза за телевизором. Лично мной, кстати, реанимированном. Жидкокристаллическую гордость хозяина, неожиданно переставшую показывать и говорить, представили телемастеру, тот вынес вердикт:
-Сгорел безнадежно. На свалку.
Туда его и потащили, но по пути попался я. Хозяин, зная о моем пристрастии к электронике, предложил забрать аппарат - вдруг что-то из его недр мне понадобится. Я вскрыл ящик, потыкался и через пару дней сидения возле него увидел на экране нормальную картинку. Со звуком повозился подольше, но телевизор заговорил. Пригласил бывшего хозяина, показал оживший агрегат, рассказав заодно даже меня тронувшую историю о неимоверных усилиях и огромных вложениях в восстановление его работоспособности. Мы распили бутылку коньяку, и я получил бесплатную рекламу телемастера в нашем городке.
Дремоту оборвал дверной звонок. Обычно гости ко мне приходят пораньше, поэтому к двери шел не очень охотно: кого это принесло? Открыв замок, увидел на пороге уже знакомую огромную фигуру: принесло Павла Степановича, он стоял в проеме, перекрывая его своей массой наглухо.
-Незваных гостей принимаете? - прогудел он. Я сделал приглашающий жест и отступил в прихожую, гигант согнулся, чтобы не задеть притолоку, и вошел. Протянул мне магазинный пакет, снял туфли, что по размеру подошли бы бегемоту, и шагнул в гостиную. Огляделся, посмотрел на застывшего меня и спросил, смешавшись:
-Может, не ко времени? Я поговорить хотел. Недолго...
Нет, образование и воспитание не пропьешь, не прогуляешь и никаким мылом с лица не смоешь!
С опаской втиснув большого гостя в кресло перед телевизором, куда он как-то все же вошел, я на кухне разгрузил пакет и достал тарелки - разговор требует. Подбор принесенных продуктов правильный и не жлобский: очень приличный коньяк, красная икра в жестянке, палка сырокопченой колбасы, оливки в стеклянной банке, лимон, твердый сыр и даже брикет финского сливочного масла. Хлеба не было - предполагалось, видимо, что хоть это у хозяина есть. Ну, и в самом деле найдем. Своих разносолов у меня было немного, но я помнил завет: сам хоть солому жри и опилки жуй, но гостей встреть достойно! Так что на стол попали соленые грузди, банка миног, собственноручно засоленное сало - удачно получилось, очень мне нравилось, - и присланный недавно бывшими сослуживцами байкальский копченый омуль. Достойно, решил я, не в грязь лицом! Все запасы, свои и принесенные гостем, порезаны и разложены на блюда. Добавил горчицу и бутыль с минеральной водой. Так, стол готов, гуляем. Еще стаканы и фужеры - предлагать рюмку Павлу Степановичу при таких выдающихся габаритах я счел моветоном.
Мы сели по обе стороны журнального стола - перейти за обеденный гость мягко отказался, - налили по первой, выпили. Разговор не клеился и поначалу больше напоминал взаимное обнюхивание. Покряхтев и прожевав кусочек омуля, одобрительно при этом похмыкав, Павел Степанович начал без обиняков:
-Не обидишься, если я на "ты"? Так вот. Для тех, кто у нас крутится, таксист на своей машине - последняя и единственная надежда заработать. Не чтобы накопить, а чтобы прокормить детей и как-то содержать семью. Владик, что порезал тебе колеса, вообще-то вокалист областной филармонии. Тенор, лауреат конкурсов - и у нас, и за границей. Жена оттуда же, из филармонии, аккомпаниатор. На фортепиано. Двое детей, пацаны. Старший пойдет в пятый класс, младший - во второй. Деньги, как ты понимаешь, ни тенорам, ни аккомпаниаторам никто сейчас не платит. Мать Ларисы, жены Владика, преподавала в консерватории по классу виолончели, сейчас на пенсии. Сахарный диабет, сидит на инсулине. Мать Владика - заслуженная учительница, у тебя географию преподавала, ты ее знаешь, Валентина Васильевна. Помнишь такую? - и, увидев, как я дернулся, продолжил:
-Подожди, дай договорить. Знаю, что не ты закрыл филармонию и не ты установил пенсии, на которые не прожить. Я не корить тебя пришел и не за ребят оправдываться. Просто пойми: они больше не смогут заработать никак. Не сумеют. Не Владик плохой - жизнь вдруг такой стала. И все люди нормальные, а вот жизнь хреновая. Ты моложе, сильнее, ты сможешь. Они - нет. Владика чуть не из петли вынули и к нам привели, все его богатство - старая "Волга", это он как лауреат заработал, при СССР еще. Поет он хорошо, водит плохо. Я всякий раз крещусь, когда он вечером живой-здоровый на точку приезжает. За три месяца его четыре раза уже покоцали, и всегда он сам виноват. Понимаешь? - он взял фужер, налил в него коньяк. Поставил на столик, продолжил:
-Я сам начальником автотранспортного цеха проработал двадцать лет. На целине начал шоферить, еще студентом. Орден, две медали, все - за труд, ни одной награды по блату или за подпевание кому повыше. И что? До пенсии шесть лет оставалось, когда работу потерял - автокомбинат закрыли. Вот и пришлось заняться... - и он снова замолк, глядя в пол. Я тоже молчал. Павел Степанович чокнулся с моим фужером, выпил, снова взял со стола омуля:
-Что за рыба такая вкусная? Я ни разу не видел, не пробовал!
Я объяснил, что это байкальский омуль, похожая рыба встречается только в немногих реках самого севера России и Канады, еще на Аляске. Байкальский омуль - особый подвид, в других местах не живет. Коптится тоже по-особенному, с использованием ольховых гнилушек, они дают продукту необычный аромат и вкус, совершенно ни с чем другим не сравнимые. Гость с интересом слушал, причем чувствовался именно интерес, а не вежливое поддакивание хозяину. Мы еще поговорили, чокнувшись пару раз, потом Павел Степанович достал из кармана клочок бумаги:
-Здесь телефон и имя-отчество моего хорошего знакомого, заместителя управляющего банка "Нордвикс". Знаешь такой?
Я, разумеется, знал. Здание в центре города, зеленая дорожка на тротуаре перед входом. Павел Степанович кивнул:
-Правильно. Подъедешь к нему, у него есть предложение по работе. Дальше сам думай. Не пойдут дела - набери меня, я внизу свой мобильный записал. И удачи тебе! На наших не обижайся - и с этими словами, выбравшись из кресла, покинул квартиру. Так и не объяснив, как нашел меня в немаленьком городе и как узнал о том, у кого я учился в школе. Только усмехнулся в ответ на вопрос.
***
Обычно все резкие повороты и крутые взлеты в жизни происходят абсолютно случайно и безо всякого предварительного уведомления. Так и у меня получилось. Утром следующего дня я возвращался домой после беседы с заместителем управляющего банка "Нордвикс" Николаем Ивановичем Даниловым. Думая при этом, что большая в жизни удача - знать, кто твой враг, а кто твой друг, особенно в нашу эпоху кривых зеркал. Вчерашняя странная встреча с Павлом Степановичем оборачивалась очень неплохо. Невысокий Николай Иванович, остреньким лицом и ухватками похожий на лисичку, беседовал со мной минут десять, посмотрел на принесенный ему секретаршей какой-то листок, - судя по брошенному ею в мою сторону заинтересованному взгляду, там было что-то обо мне, - и вынес вердикт:
-Если у вас нет возражений, с завтрашнего дня начинаете работать в нашем заведении. Пока курьером по особым поручениям. Что это, сколько будем платить и ваши конкретные функции - обо всем чуть позже, сначала ряд обязательных формальностей. Но сразу скажу, что работа в рамках закона, зарплата нормальная, а должность эта - чтобы посмотреть на вас и найти нужное, всех устраивающее по всем параметрам, место в нашей иерархии. Вам понятно? Приемлемо? Прекрасно! Жду вас утром в девять ноль-ноль в приемной. Пока никакой формы одежды, просто аккуратно выглядеть, как подобает офицеру. Костюм и галстук пусть повисят у вас в гардеробе. До завтра!
Так я начал трудиться в банке "Нордвикс". Первые недели три моей обязанностью было безотлучное дежурство в приемной либо у Данилова, либо у управляющего банком Серова в ожидании пакета с документами, которые я доставлял по указанному адресу, получал роспись в книге учета и возвращался назад, чтобы продолжить коротать время в болтовне с секретаршами шефов. Работа для идиота, и мирило с ней лишь то, что мне сразу и честно было сказано: это чтобы посмотреть, что ты из себя являешь. Иногда ждал вызова в дежурке у входа, там обычно собирались водители банковских машин - и персональных, и разных разгонных, возивших бумагу и канцтовары, бутыли с водой и химию для уборщиц помещений. Водители инкассаторских машин были отделены и с нами не пересекались.
В один из дней, сидя в приемной Серова, я услышал, как секретарь Тамара отвечает на внутренние звонки и тут же транслирует принятую информацию троим-четверым абонентам, тоже внутренним. Вообще, я сразу заметил, что качество аппаратуры внутренней связи отвратительное, оборудование пригодно лишь для невнятного объявления остановок в трамвае. И это при том, что обмен деловой банковской информацией допускался только по внутрибанковским каналам, категорически запрещалось пользоваться для этого мобильниками и прочими гаджетами. И контролировалось исполнение такого запрета очень жестко. Еще раньше я разглядел висящую в проеме на стене приемной коробку учрежденческой мини-АТС, при подключении разом снимающую все перечисленные проблемы. А потому спросил, почему звонят ей, а технику не используют и даже не включают? Тамара досадливо бросила:
-Да не работает! Месяца два уж, как сломалась, и не починили, старье вот снова запустили. Приходили спецы из связи, у нас договор с ними. Сказали, не наладить, новая нужна. А у шефа выпросишь, он разбежится платить, как же, если меня можно заставить! - и покосилась на дверь кабинета управляющего.
Вечером, в сопровождении номинально отвечавшего в банке за это и подобное оборудование старшего электрика Славика, я зашел в приемную, отомкнул коробку и взятым из дома китайским тестером потыкал в блоки. После чего попросил разрешения у Данилова в субботу и воскресенье повозиться с АТС и определить возможность ремонта. Не отрываясь от бумаг, куда утонул его длинный нос, Николай Иванович пожал плечами и рассеянно кивнул.
Суббота началась в семь утра - в этот день многие сотрудники работали, только появлялись на своих местах попозже, часам к десяти. Оставить их без связи я не мог и потому начал шаманить пораньше. Через полчаса убедился: ничего серьезного, сервисмены явно выжимали покупку новой АТС, а эту уже наверняка нашли, кому продать. Отправил Славика за инструментом, сам же начал извлекать блоки на проверку. Два никак не снимались - то ли перекосило, то ли специально так установили. Попыхтев, решил сорвать с места отверткой помощнее. Тут дверь за спиной скрипнула. Решив, что вернулся Славик, не высовываясь из шкафа, попросил:
-Отвертку с зеленой ручкой дай! - и протянул руку назад. Получил требуемое, отжал блок, выдернул его и тут услышал голос совсем не Славика:
-А что это вы делаете?
Подавшись назад и обернувшись, увидел Серова, управляющего банком, он положил свой портфель на столик секретарши и с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Я положил отвертку и коротко пояснил цель утренней возни. Тот хмыкнул:
-Думаете, получится?
Я ответил односложно:
-Рассчитываю!
Теперь мини-АТС мне нужно было сделать - хоть кровь из носа! Не буду рассказывать, как, но я её отремонтировал, закончив в ночь на понедельник, когда часы в приемной показывали уже половину второго новых суток. Домой не поехал, подремал в дежурке. А утром состоялось торжественное открытие возрождённого мной девайса. В присутствии руководства и пользователей, разумеется. Заработало все штатно, Тамара и сотрудники были в восторге, а Серов негромко сказал Данилову:
-Да, не промахнулся с ним Павел Степанович!
Интересные у нас в городе таксисты, на короткой ноге с главным городским банкиром...
Через день я сидел в кабинете управляющего - скромно, за столом для совещаний, третьим слева, - и слушал теплую беседу Серова с приглашенными связистами, сходу покрасневшими и не нашедшими ни слова в свое оправдание. Потом изучал все компьютерное и электронное хозяйство банка, писал замечания и составлял план работ по устранению и улучшению. Следующий понедельник встретил уже в ранге заместителя управляющего по компьютерным системам и связи.
Работы было много, но это была работа знакомая и желаемая. У меня появился свой кабинет, он же мастерская - с верстаком, приборами, инструментом и стеллажами под технику и компоненты. А поскольку дома меня никто не ждал ни вечером, ни утром, ни в выходные, то основную часть времени я проводил на работе. Что очень нравилось руководству и положительно отразилось на заработной плате.
При этом моя курьерская деятельность не прекратилась, а сменились маршруты и увеличились расстояния. По моим догадкам, изменения коснулись, прежде всего, степени важности перевозимых документов. Ездил я теперь не по городу, а между городами, и по очень неблизким маршрутам. Хотя суть внешне оставалась прежней: приехал, нашел адресата, вручил пакет, получил роспись в книге. Бывало, уезжал на неделю-полторы, хотя такие долгие поездки случались не часто. Существовал в это время, как начинка своего автомобиля, - круглые сутки в машине, изредка - в мотеле или гостинице, обычно на ночь, не больше. Вот и сегодня меня вызвал Данилов, вручил командировочное предписание и велел завтра отправляться в долгий путь. Очень долгий: сначала в Курск, потом в Воронеж - в эти города я завезу документы, они уже сформированы пакетами и я получу их в приемной. Из Воронежа дорога в Волгоград, а оттуда в Краснодар, там и там документы заберу и привезу к нам. В общем, КВ ВК, а не маршрут. Конечно, я пытался понять, для чего вместо DHL или "Экспресс-почты", а то и фельдъегерской связи езжу с конвертами я, ведь это не сильно дешевле и вряд ли надежнее. Но у руководства банка был какой-то свой резон, иначе не гоняли бы меня (и не только меня) и банковские машины - я ведь не на своей катался.
Закончив, что мог успеть закончить, обошел подчиненных, растолкал то, что было в стадии исполнения и завершения, еще раз прошел по отделам и службам банка. Договорился забрать конверты, что должен везти, завтра рано утром у дежурного и уехал по своим делам. В списке этих дел было посещение друга отца, дяди Коли. Приехал, поставил машину у дома, поднялся на этаж. Позвонил раз, другой, третий - никто не открывает. Скрипнула дверь напротив, из-за нее высунула нос знавшая меня соседка:
-А он в больнице, в третьей городской! Заболел, кашляет очень. Это тут неподалеку!
Я и сам знал, где третья городская. Подъехал к ее корпусам минут через десять, уже заскочив в магазинчик поблизости и затоварившись продуктами для передачи, ходить без них к больному неприлично. Причем, всегда чувствуешь себя в этой ситуации немного идиотом: что нести - не знаешь, а идти пустым нельзя. Искать по палатам не пришлось: дядя Коля сидел на скамье центральной аллеи неподалеку от входа на территорию, грелся на теплом весеннем солнышке. Я подошел, он встал, обнял, сказал:
-Да вот, на память о зиме схватил простуду, кашель душит! Закололи меня, да что-то пока без толку. Иду к себе в палату из диагностики, это во-он тот корпус! Просветили да простукали всего.
Мы присели, я рассказал о своих делах, о том, что уезжаю, оставил принесенные продукты. Достал визитку, записал номер мобильного, подчеркнул номера своего служебного телефона и приемной банка - велел, в случае чего, в мое отсутствие звонить туда, Тамару я предупрежу. Поговорили еще немного, и я уехал.
***
Домой вернулся на четырнадцатый день. Как всегда, с ног не валился, но непрерывная езда, с короткими перерывами на перекус и на ночевку, все равно сказывается на самочувствии. Сразу проехал в банк, зашел к Данилову с привезенными документами. О доставленных бумагах в Курск и Воронеж он, разумеется, знал. Поговорили о поездке и дороге, о накопившихся за эти дни делах насущных, обсудили предстоящую немалую трату - приобретение нового сервера для банка, после чего я был отпущен до завтра - отдыхать с дороги.
Зашел в приемную управляющего и наткнулся на странный взгляд секретарши Тамары, сочувственно спросившей:
-А у вас кто-то из близких болеет?
Я недоуменно пожал плечами, и она передала мне листок из блокнота. На нем запись: "Областной онкодиспансер, врач Коваленко Сергей Дмитриевич, позвонить по номеру..." Озадаченно перечитав, прошел к себе и набрал номер. На том конце ответил мужской голос, я представился и спросил, что случилось. Голос сообщил, что у них находится Литвинов Николай Иванович, поступил из горбольницы номер три десять дней назад, состояние стабильно тяжелое с тенденцией на ухудшение. Хочет меня видеть, спрашивал уже несколько раз. И добавил, помолчав:
-Вы не тяните с посещением, а то можете не успеть...
***
Клиника, в которой лечили от неизлечимых болезней, находилась по дороге в аэропорт, в центре разросшегося и неухоженного парка, посаженного много лет назад и звавшегося когда-то "Зеленстрой" - здесь выращивали саженцы для озеленения городских улиц и скверов. Собственно, из-за нахождения в нём появившихся в конце восьмидесятых годов зданий клиники парк и сохранился, иначе новые и наглые хозяева жизни раздергали его по кускам и участкам. Но, поскольку никто не хотел строиться и селиться по соседству с таким медицинским учреждением, деревья остались в целости. Дорога к центральному корпусу шла в тени рано распустившихся в этом году липовых крон, пели птицы и пахло весенним лесом. Совсем не хотелось с таким аудиообонятельным фоном думать о скорбном, но такова жизнь... Раньше здесь бывать мне не приходилось, поэтому потратил время на то, чтобы найти дядю Колю в немаленьком Т-образном здании в пять этажей. В коридорах было тихо, посетителей мало, больных не увидел вообще. Сначала меня провели к лечащему врачу - к тому самому Сергею Дмитриевичу, что звонил мне. Молодой, слегка располневший, совершенно без эмоций, - видимо, профессия наложила отпечаток. Беседа с ним была малоутешительна: речь идет о днях. Затем медсестра провела меня на этаж, показала коридор, махнув рукой:
-Там, увидите по номеру...
Дойдя до палаты, открыл дверь и вошел. Две кровати заняты, третья, у самой двери, стоит заправленной. Чисто, просторно и ощущаемо скорбно. Дяди Колина кровать была справа у окна, слева смотрел в потолок лежавший поверх одеяла неопределенного возраста мужчина, а между ними стоял обычный обеденный стол со стульями вокруг него, тоже не больничного вида. Я поздоровался - мне никто не ответил. Подошел к кровати, остановился и наклонился. Дядя Коля с последней нашей встречи заметно изменился: он не то что исхудал, а истончился, стал будто невесомым на вид. Волосы на его голове, не по возрасту густые, были совсем белыми - и это всего за две недели.
-Извини, не встаю, - дядя Коля, открыв глаза, даже не попытался приподняться, только сымитировал движение мне навстречу. Видно было, что ему худо: говорил почти шепотом, только чуть громче, и отрывисто, с паузами. Я пододвинул стул, присел рядом с ним и успокаивающе положил руку на его ладони, лежащие поверх тощего одеяла.
Он слегка сжал мою руку, прикрыл глаза. Потом взглянул на меня, выговорил:
-Батя твой снится мне всё... Ждет меня. Скоро встретимся, я знаю... Ты помнишь, как на рыбалку мы вместе под Астрахань ездили? Маленький ты совсем был... Судака боялся, что зубы у него...
Я кивнул, он снова заговорил:
-Я попросил позвонить тебе, телефон дал... Некому мне рассказать, а есть что. Всё думал, что выберусь, да вот видишь... Уже не смогу...
Он остановил пожатием руки мой протестующий жест, продолжил:
-Раньше надо было, не получилось... В гараже у меня... Гаражи "Металлист"... Номер 1787... В тумбочке ключи... Возьми...
Я выдвинул ящик стоящей сбоку тумбочки, увидел металлический цилиндрик с закручивающейся крышкой, достал его. Дядя Коля успокоенно прикрыл веки, передохнув, продолжил:
-Квартиру есть кому забрать...это ко мне сюда не приходят, а за нее морды бить будут... Ты не тяни, сразу в гараж, а то племяши ... Справа, под полкой, банка в смоле большая... со дна отдери смолу... это тебе. И в доме моём было... ты сообразишь, где оно сейчас, и найдешь... Все, иди...никого вот у меня и нет, кроме тебя... а вроде жил, да вот так... а ты живи...- и снова закрыл глаза. Он лежал, я сидел рядом и понимал, что вот уходит человек, последний из тех, кто помнил всю мою семью и меня совсем в другие годы, помнил молодым отца и красивой, всегда веселой маму. Так и проходит жизнь: только что полные горсти золотого песка, и вот уже меж пальцев шуршат последние песчинки. Дядя Коля, не открывая глаз, слабо махнул рукой в сторону выхода. Я поднялся, еще раз пожал его худые руки, положил на стол меж кроватями принесенные и никому здесь не нужные фрукты и пакеты с соком, у двери оглянулся. Сосед его даже не шелохнулся за всё время нашего разговора. Дядя Коля смотрел на меня через полуоткрытые веки, чуть шевеля губами...
Я вышел из здания больницы, сел в машину. Нет, в таком состоянии сразу ехать самоубийственно, хоть отдышусь от тяжкого визита. В душе - настоящий компот из разных чувств, совершенно не сладкий... Но что за сюрприз мне приготовил дядя Коля, что он мог спрятать в своем гараже, о котором я услышал впервые? У него никогда не было машины, да и нужна ли она ему была? Я ни разу не слышал, чтобы он куда-то ездил, если не считать редких и очень давних вылазок на рыбалку с моим отцом, о которых мы только что вспоминали. Инициатором таких выездов всегда был отец, это я знал точно. Когда уже не было отца, а сам дядя Коля ушел на пенсию, то работал он сначала сторожем в своей же организации, потом - в гаражном кооперативе. Вот тогда, наверное, и обзавелся гаражом. Ладно, поехали, там разберемся. Где у нас эти гаражи?
***
На заброшенной окраине, метрах в трехстах от нешумной асфальтированной полосы загородной дороги стояли длинные ряды гаражей, сооруженных из стандартных бетонных плит. Над въездом висела проржавевшая вывеска "ГСК "Металлист", под ней у поднятого, когда-то красно-белого, а теперь облупленного пегого шлагбаума сидел сонный дед в клетчатой рубашке, застегнутой на все пуговицы, красная повязка на правом рукаве обозначала его официальный статус. Я проехал мимо, он даже не взглянул в мою сторону. Так, вот гаражи, половина въездных ворот с написанными черной краской номерами заросли травой - давно не открывались. Номера, правда, есть не везде, но сориентироваться можно. Через десяток минут я нашел ряд с нужными мне воротами с номером 1787, когда-то выкрашенными теперь облезшей серой краской. Все гаражи в ряду закрыты, дорога тоже пуста. Я вытряхнул из футлярчика два ключа, разобрался с их принадлежностью к замкам и попытался открыть. Ага, как бы не так! Ключи не двинулись ни на миллиметр. Ладно, и это предусмотрел. Достал баллончик с WD-40, обильно брызнул в обе скважины, присел в машине. Теперь ждем. Через десяток минут попытку вскрытия повторил - пошло! Замки сварливо проскрипели, открываясь. В гараже темно, но мне вовнутрь вроде и не нужно. Почти от порога все пространство заполнено обычным для таких строений хламом - старая стиральная машина, сотворенная еще за годы до моего рождения, рядом ее ровесница газовая плита. Я от входа шагнул вправо, посветив себе прихваченным фонариком. Под обрезком деревянной доски действительно стояла измазанная в битуме - или гудроне, как правильно? - мятая цилиндрическая жестяная банка, по размерам поменьше обычного ведра. Вытянул её, она и внутри была наполовину заполнена тем же веществом. Если в ней действительно что-то есть, то тогда хитер дядя Коля: этот предмет - последний, на который я обратил бы внимание, случись мне что-то искать в гаражном завале. Я взял банку за привязанную проволочную ручку, положил в машину, закрыл ворота и на всякий случай протер тряпкой для стекол все, чего касался. Так никого и не увидев за все время своих манипуляций, выехал на центральную дорогу, проехал под поднятым шлагбаумом мимо сторожа в застегнутой байковой ковбойке, все такой же мумией восседавшего на белом дачном стуле. На стоянке у дома положил банку в пластиковый пакет, принес в квартиру и выставил его на балкон. Ключи от гаража положил в бардачок вместе со своими.
А после полудня следующего дня в моем кабинете зазвонил городской телефон, и незнакомый шершавый женский голос, предварительно осведомившись, с кем разговаривает, сообщил:
-Литвинов Николай Иванович сегодня ночью скончался!
И через паузу, уже по-человечески:
-Он дал ваш номер, чтобы сообщить... при необходимости. И еще два телефона, родственников. Мы им раньше позвонили... никто не появился.
***
Следующие дни прошли в скорбных хлопотах. Дядя Коля оказался прав: три племянника, сыновья двух дяди Колиных старших сестер, нарисовались в его квартире быстро, но вовсе не изъявляли желания заниматься необходимыми в таких случаях делами, а сидели на кухне, разбирали какие-то бумаги да бегали в магазин. Все вопросы решал я да представитель Совета ветеранов из организации, где всю жизнь проработал дядя Коля. И только на девятый день, придя вечером после помин домой и выйдя на балкон покурить, я увидел пластиковый пакет в углу и вспомнил про банку. Ничего особенного не ждал - знал, как скромно жил друг моего отца. Но решил посмотреть, что же мог он хранить в таком необычном месте. И в нерешительности остановился: а как это сделать? Потыкал отверткой в черную массу, перемазав руки, - без толку. Применить химию? Но вместе с гудроном может раствориться и то, что под ним - или в нем - лежит. В конце концов, решил обойтись без экстремальных методов. Банка была обычной жестяной, в таких на кухню пионерлагеря привозили томатную пасту и яблочный джем для пирожков. Расстелил на кухонном столе клеенку, разложил старые газеты, сверху поставил емкость. Консервный нож-ветеран дело знал, крышку с трудом, но вскрыл. Не с первого раза вышиб молотком весь битум наружу, безнадежно измазанным ножом сковырнул прилипшую ко дну жестянку. Ага, здесь действительно что-то есть. Продолжая ковырять пахучую массу, в конце концов, вылущил на свет нечто плоское и почти квадратное по форме. Еще пятнадцать минут возни и ругани про себя и вслух - и я разворачиваю завернутый в пленку пакет. Срезал слои - но не полиэтилена, этот материал существовал ещё до него и именовался "лакоткань", он потолще привычной нам плёнки, но и попрочнее, применялся в радиотехнике и связи, - и достал из-под них тетрадь. Всего лишь общую тетрадь, 96 листов, в коричневом коленкоровом переплете, сильно смятую по углам - банка по размерам маловата. В продаже таких давно нет, а в студенчестве я закупал их пачками для конспектов. Отмыл руки от смолы, вынес остатки битума и упаковки в мусоропровод и сел изучать извлеченную рукопись. Было это в восемь вечера, а последнюю строчку прочел уже под утро - на часах почти пять. Признаюсь, начал я читать о давно минувших событиях со скептицизмом, но убедили меня в том, что изложенное не приснилось автору записок, детали, их не придумаешь и, тем более, не нарисуешь. Дядя Коля описал все мелочи, обращая внимание на то, чего я и не заметил бы в схожих обстоятельствах. Впрочем, мне кладов находить не приходилось.
Собственно, все записи делились на три части. В первой содержалось подробное описание событий мая 1972 года, когда во время срочной службы в Центральной группе войск, в разведбате, размещавшемся на окраине чешского городка Бела-под-Бездезом, младший сержант Николай Иванович Литвинов, дядя Коля, случайно нашел в заброшенном здании трансформаторной будки, понемногу разваливавшейся на маленьком клочке суши среди болота за забором части, клад, неизвестно в какие времена и кем там спрятанный. Все сокровища, платиновые и золотые украшения и монеты, помещались в жестяном немецком противогазном футляре.
Записи велись, по преимуществу, простым карандашом, редко - шариковой ручкой, и поэтому некоторые фрагменты текста были плохо читаемы. Описание содержимого футляра, за исключением нескольких чем-то заинтересовавших дядю Колю вещей, было очень лапидарным. Отдельные вещицы, самые необычные и заметные, он в меру сил даже зарисовал, но не подсчитал толком все найденное - по всей видимости, не было возможности безопасно остаться надолго наедине с находкой. И описывалось всё примерно так: "Кольца желтые и белые с камнями красными, зелеными, прозрачными камнями на проволоке из белого металла - 25 штук". Сколько желтых и белых, с какими камнями? Зеленые камни - это изумруды? А белые и прозрачные - бриллианты? А "проволока"? Серебро, платина, а может, алюминий? До поры, как выяснилось, дядя Коля думал, что серо-белый металл изделий, найденных в футляре, - серебро. Позднее он понял, что это платина. Кроме этого, "кольцами" он называл перстни, а кулоны обозвал "подвесками". Не силен был в классификации ювелирных изделий. Или еще запись: "Монеты круглые, золотые". Подсчитано общее количество, есть даже внешний вид: дядя Коля клал монету на что-то твердое и проводил смазанным карандашным графитом пальцем поверх тетрадного листа, выпуклости отпечатывались. Но монеты были разными, отличаясь друг от друга по весу и величине порой вдвое, а вот сколько каких - не сказано.
Еще я внимательно прочел про лежавший в крышке противогазной коробки предмет. Он был зарисован, то есть нарисовано изображение лицевой стороны - уж как получилось. Круглая металлическая банка, в ней я с удивлением узнал упаковку от немецкого энергетического шоколада Scho-Ka-Kola. Называется так из-за входящего в состав бразильского ореха колы, рецепт был разработан, насколько помнится, еще к Олимпиаде 1936 года в Берлине. Все отличие от современного - только изображение немецкого имперского орла на крышке. Открываешь крышку, а там разделенные на секторы дольки шоколада. У нас этот шоколад редкость даже сейчас - значит, баночку дядя Коля в самом деле увидел в найденной противогазной коробке. А вот описание содержимого заставило заерзать: мало что понимал сержант Литвинов в геммологии, да и знал ли вообще о самой такой науке, но выходило, что камушки в жестянке были бриллиантами. По самую крышечку. Не ведаю, конечно, какого размера шоколад выпускали в войну, но, думается, он не сильно изменился с тех пор. А значит, жестяная баночка по цене содержимого перекрывала стоимость всего остального...
Во второй части записей скрупулезно описывалось место, куда дядя Коля перепрятал клад. Внешний вид местности, схемы поиска с разных точек с указанием точного расстояния в шагах, расположение примет для поиска, подробности закладки с указанием глубины. И примечание, что в яме поверх закопанного лежит груда камней и битых кирпичей, они предохраняют верхний слой грунта от проваливания и создают трудности желающим порыться в этом месте. Непонятно даже, для кого он это писал? Сам боялся забыть?
Третья часть записей начиналась с обратной стороны тетради, делались они гораздо позднее и не карандашом. Это были размышления и догадки о кладе - о времени его появления и о том, кто мог быть его владельцем. Вложены три фотографии - малую часть найденного дядя Коля прихватил с собой при демобилизации: женские серьги, кольцо и портсигар, а дома сфотографировал их. Фото черно-белые и так себе по качеству, но что-то понять можно. Причем, для маскировки платиновый (это выяснилось позднее) портсигар был просто покрашен дядей Колей эмалью черного цвета, так и привезен домой в кармане дембельской парадки. Рассказывалось, как он смывал с него краску и как определял материал портсигара, найдя простые и остроумные способы. Я до этого не слышал, что если на тухлое яйцо положить металлический предмет, то он почернеет от сероводорода, а вот платина - нет. То же самое будет, если капнуть нашатырем: все металлы, кроме платины, потемнеют. Капля йода на платине сама потемнеет, а на других металлах посветлеет. Причем, чем больше потемнеет, тем выше проба платины, тем металл чище. Приводились кое-какие подробности из послеармейской жизни дяди Коли, заметки о попытках вернуться к закопанному кладу. Было сказано, куда девались сережки, куда - кольцо, что за камни были в них. Здесь же по памяти делались рисунки, скорее - эскизы некоторых вещей, имевших отношение к кладу. Не все было понятно: записи велись для себя, а не для постороннего читателя, и поэтому я так и не разобрал некоторых сокращений и условностей в тексте.
Оторваться от тетради я не смог до прочтения последней строчки, потом ещё покрутился на диване под впечатлением событий дня и провалился в сон.
***
Проснулся где-то в десять - сегодня суббота, на работу идти не нужно, - и первым делом отправился в ближайший к дому магазин. Знал: сяду читать - не оторвусь! Вернувшись, наскоро позавтракал и пообедал одновременно, заварил кофе и уселся листать пропахшую гудроном тетрадь по-новой. Теперь делал это, постоянно залезая в компьютер и проверяя выводы дяди Коли. У него Интернета не было, но почти все, за исключением мелочей, он истолковал правильно, наверняка немало времени проведя за справочниками. Так, дядя Коля выяснил, что армейский противогазный футляр, где хранились сокровища, образца 1938 года, но выпущен он после 1941 года, на что указывает выбитая на днище буква "D". Сверху цилиндр обмотали немецкой треугольной плащ-палаткой с камуфляжем двух разных цветов - зеленым летним и коричневым осенним - на лицевой и изнаночной стороне. Были даже зарисованы удивившие его металлические пуговицы с непривычными тремя отверстиями, пришитые к плащ-палатке.
Среди монет и украшений он отметил две чуждые такому "окружению" и лежащие отдельно упакованными вещицы: железное кольцо с позолотой внутри и следами ржавчины (!) снаружи и поношенные, сильно поцарапанные мужские наручные часы фирмы Zenith с черным циферблатом на кожаном ремешке. Узнаваемо нарисовал и часы, и кольцо в тетради, перенеся надпись с кольца, чтобы прочесть ее потом. Правильно предположив, что часы и колечко не представляли ценности ни для кого, кроме владельца клада. Для того это была, видимо, память - о прошлом, о семье и родных - кто теперь определит?
Да, вот они в Интернете, часы с черным циферблатом. Что тут пишут? Изготовлены, судя по номеру на задней крышке, в 1940 году в Швейцарии по заказу Вермахта, клеймо D-H означает Deutsches Heer - сухопутные войска. Часы для офицеров. Солдатам полагался механизм подешевле. Визуально все армейские часы были абсолютно одинаковыми, вне зависимости от производителя, выпускались только с черным циферблатом. Исключением были механизмы для подводников, там устанавливали белый циферблат. Владелец клада, скорее всего, был офицером Вермахта либо СС, или имел к таковым отношение: на часах для гражданских служащих, внешне таких же, ставились буквы DU. Если, конечно, часы принадлежали ему. А вот информация с фотографией про колечко: это перстень участника патриотической акции "Золото в обмен на железо", Германия, 1914 год. Война, немцы сдают свои драгоценности и в обмен получают железные колечки с позолотой. Перстень - просто жетон, подтверждающий, что некто отдал свое золото кайзеру на ведение войны. Видно, не все отдал, кое-что и себе оставил...
Нашел я и фото, и описание золотых монет, сравнил их с изображениями, когда-то сделанными в тетради. Указан вес, диаметр, рыночная стоимость. Всего шестнадцать видов, в основном, как я понял, Латинского монетного союза, преимущественно немецкие и австрийские, в том числе тяжелые 100 крон с Францем-Иосифом на аверсе, того же достоинства венгерские - но эти без Франца. Австрийские шиллинги, золотые 20 марок с Вильгельмом, опять Австрия - дукаты 1915 года. Вот и российские золотые монеты, в том числе империалы Александра III. Они чеканились до реформы Витте и были больше николаевских раза в полтора. Встречались даже уникальные "русские 100 франков" - золотые монеты номиналом в 37 рублей 50 копеек. А еще - редкостные французские "Золотой ангел" в 20 и 100 франков, соверены королевы Виктории, 40 лир Наполеона Бонапарта. Похоже, начало копиться спрятанное очень давно.
Была и история места, где служил дядя Коля, то есть городка Бела-под-Бездезом. Открытки, привезенные со службы, вырезки из книг и газет, выписки из справочников. Картинка складывалась интересная: городок назывался раньше немецким именем Вайсвассер, население до войны смешанное, но преимущественно тут жили немцы. В годы после захвата немцами Чехословакии (точнее - Чехии, Словакия вошла в состав Германии как протекторат) население стало исключительно немецким, чехов выселили всех до одного. До 1945 по соседству с городком действовал танкодром, готовили танкистов для Гудериана и африканского корпуса Роммеля. Неподалеку, в Градчанах, тогда они назывались Кумр, построили большой аэродром с двумя взлетными полосами, но воспользоваться ими не успели: в 1945 их и прилегающие места дислокации немецких частей разбомбили американцы. Одной из бомб была снесена плотина большого пруда возле Градчан, в те годы этот пруд именовался по-немецки Куммер Зее. Речушка разлилась, освободившаяся вода ниже по течению образовала болото, посреди которого оказалась случайно поврежденная во время другого авианалета старая кирпичная трансформаторная будка. Война вскоре закончилась, немцев выселили из этих мест, восстанавливать разрушенное никто не стал - не было нужды, да и не до того было. Позднее, в 1968 году, после ввода войск в Чехословакию, на заброшенном фундаменте разбомбленных казарм СС были построены здания уже для советской воинской части. Ожили и танкодром, и аэродром в Кумре-Градчанах, только хозяева были другие.
Скорее всего, после американской бомбежки клад и лег на долгий срок в стену полуразрушенного строения, пролежав в нем до дня, когда на него случайно наткнулся сержант Литвинов, с кувалдой в руках выполнявший задание командования. Был ли спрятавший его немецким офицером из стоявшей поблизости части, или это был местный житель, тоже немец, понимавший, что приходят не лучшие времена, - узнать уже не дано. Случилось то, что случилось, и причина, по которой владелец за долгие годы так и не вернулся за оставленным добром, остается невыясненной.
Значит, дядя Коля всю жизнь прожил в осознании того, что он не просто богат - он сказочно богат, но так и не смог этим богатством воспользоваться. Найденные им сокровища не вывез ни по окончании службы, ни потом. Сначала попытался в военкомате завербоваться вольнонаемным сотрудником в воинскую часть, чтобы попасть в ЧССР, потом хотел поехать по путевке туристом - не получилось ни то, ни другое. Когда же стало возможным практически беспрепятственно поехать в Чехию, ушло время и здоровье, не было средств. Но дядя Коля затею, похоже, не оставлял до последнего и секрет свой никому не открыл.
***
Излишне говорить, что и воскресный день я провел за которым уже по счету прочтением тетради, изучением спутниковых фотографий Белы-под-Бездезом и всей доступной информации, как-то касающейся находки. Впервые за последние месяцы я не поехал в выходной с утра на работу, а просидел дома. Впрочем, вечером все же приехал в банк, махнул приветственно рукой дежурившей на входе охране и прошел к себе в кабинет. Как уже говорил, он был, скорее, мастерской, хотя атрибуты обычного обиталища клерка в нем присутствовали. В том числе и сейф, в нем я хранил наиболее ценные комплектующие к оборудованию и подлинники используемых программ. Собственно, это был даже не сейф в обычном понимании, а громадный железный шкаф, размерами копировавший еще не забытый нашими людьми такой предмет меблировки, как шифоньер. Запирался вполне надежно, об этом я позаботился в первую очередь. Кроме того, для сохранности важных бумаг я приспособил найденный в одной из кладовых банка старый металлический кейс. Снаружи он выглядел, как обычный кожаный, но был очень тяжелым, - носить его в руках так же непринужденно, как носят обычные портфели, мог только физически сильный человек. От времени маскирующая металлическое нутро кожа по углам пообтрепалась, отчего портфель не служил уже в прежнем качестве неприметного футляра для переноса денег и документов, но мне и не требовалось куда-то его транспортировать или кому-то показывать. Приклепанную к ручке металлическую цепочку я закрепил внутри своего железного чудища, получив, таким образом, дополнительную недоступную емкость. Вот туда я и положил найденную тетрадь. Честно сказать, некоторое время колебался: а вдруг мне потребуется что-то уточнить, прояснить, а ее под рукой не окажется? Выходить в Интернет с вопросами, касающимися моего клада - а я уже рассматривал его именно как свой, почувствовав себя графом Монте-Кристо, - с любого другого компьютера, кроме домашнего, я не планировал ни в коем случае. Как и не предполагал сканировать и где-то затем хранить на носителе текст: соперники и конкуренты мне были не нужны, увольте. Но потом решил, что это гипотетическое "что-то" маловероятно, поскольку ответы на все мыслимые вопросы были уже мной получены, а главное - в банке тетрадь, при любом раскладе, под охраной круглые сутки. Не то, что дома.
***
Первый тихий, но тревожный звоночек звякнул во вторник. Как всегда задержавшись на работе, я вернулся домой в десятом часу. Поднимаясь к себе, увидел сидящего на подоконнике межэтажного окна человека, вставшего при моем приближении. Это был самый младший из дяди Колиных племянников, Денис. Из всех троих только он хоть чем-то помогал в хлопотах на похоронах и вообще вел себя по-человечески.
Я остановился, Денис поздоровался и, смутившись, пробормотал, что ему нужно кое-что мне сказать. Мы зашли в квартиру, я усадил его в гостевое кресло, сам прошел на кухню за кофе. Информация Дениса не обрадовала: сначала к его двоюродным братьям, Павлу и Сергею, а потом к нему приходили какие-то мутные люди. Один показал удостоверение работника Следственного комитета, его двое спутников не показывали ничего, но на сотрудников полиции не походили. Скорее, на их клиентов. Фамилию Денис запомнил плохо, вроде Бабиченко или Бабченко, - документ разглядывать ему не дали, да и просто он опешил от визита. Расспрашивали про дядьку. Вопросы задавали странные: были ли у того ценные и антикварные вещи, видели ли они их, куда они могли деться, если он их имел. Разговаривали агрессивно. Показали цветное фото, на нем какая-то светлая коробочка, рядом линейка - для масштаба. Долго не мучили, выслушали ответ "Никогда не видел, ни о чем не знаю" и ушли. Павел и Сергей сказали, что их расспрашивали раньше о том же. Дальше Денис выдал главное, зачем пришел:
-Пашка про вас выложил им. Что вы с дядей Колей дружили и встречались, а мы его и видели-то почти два года назад. Я вот и зашел предупредить.
Проводив посетителя, я уселся думать. В общих чертах было понятно: всплыл исчезнувший во времени и пространстве портсигар. В доставшейся мне тетради подробно описывалось, что привезенные "на дембель" серьги оказались у некоей Симы, Серафимы. Отец ее знал: как-то, вспоминая прошлое, в беседе с дядей Колей упомянул о даме, высказавшись, что была она "не крем-брюле" со своими кривыми ногами, а я сидел рядом, слушал и запомнил необычное имя. Эта Серафима вышла замуж за какого-то военного, уехала с ним и больше нигде не упоминалась. Второй артефакт, кольцо, попало к таинственной Илоне, прибалтийской знакомой дяди Коли, когда он отдыхал в Юрмале лет двадцать назад. А вот о портсигаре, кроме описания и плохого фото, в тетради не было больше ни слова. Куда он делся, когда - непонятно. Видимо, лежал где-то, спрятанный понадежнее, а потом дядя Коля или продал его, когда понадобились деньги, или показал ювелирам - для оценки и желая получить побольше. А то, что ювелиры и антикварщики близки к криминалу, я знал. Так информация и утекла к странным и, без сомнения, опасным визитерам.
Вывод я сделал один: пора заняться подготовкой экспедиции за кладом, не привлекая внимания к планируемой поездке. Прежде всего, нужны средства. Одалживать не хотелось. Во-первых, сходу садишься на усеченный паек: отдавать нужно быстро, никакой форс-мажор не учитывается. Во-вторых, занимать крупную сумму - это привлекать ненужное внимание, чего я избегал, особенно перед поездкой за своими сокровищами. Я окончательно свыкся с мыслью, что они - мои, и старался даже не думать о том, что их в указанном дядей Колей месте может и не оказаться. Клад за истекшие годы мог быть кем-то найден, случайно или целенаправленно: лежал он на склоне горы, где никакой стройки, как считал дядя Коля, не могло быть, и вероятность его обнаружения была крайне мала. Но все-таки была. Судя по фотографиям со спутника, никто ничего действительно строить в этом месте не пытался. Но оставались другие варианты: установка столбов с рытьем под них ям, прокладка траншеи для кабеля, да просто проседание почвы в месте закладки могло привлечь чье-то внимание, хоть и укрепил дядя Коля вырытую яму камнями.
Многим великим деятелям прошлого приписывают фразу: "Для успеха дела необходимы три вещи. Первая - это деньги, вторая - деньги, и третья - еще раз деньги". Великим я не был, но все три составляющие успеха мне были тоже остро необходимы. Чтобы набрать хотя бы минимальную сумму для поездки, решил продать один из автомобилей, а именно "праворульку". Дал объявление по машине в газету и на Avito, обзвонил знакомых, - где-то клюнет.
Одновременно ждал, что гости из той же веселой компании, но в ином составе, могут появиться и на моем пороге.
***
И они появились, но совсем не так, как у братьев. Раз в неделю я посещал качалку неподалеку от своего дома. Чаще бы надо, да некогда. За абонемент платил банк, его руководство поощряло здоровый образ жизни своих сотрудников, демонстрируя тем самым не столько поддержку спорта, сколько понимание факта, что болезнь персонала стоит гораздо дороже, чем оплата занятий в спортзале. Переодевался я, складывая вещи в один и тот же шкаф, ключ от него забирал с собой на тренажеры, подвешивая на шею. И вот, возвращаясь после тренировки из душа, обнаружил: замок закрыт только на один оборот. Я со своей с детства привитой привычкой к исполнению заведенного порядка не мог так закрыть, уверен! Значит, кто-то рылся в моих вещах. Для чего? Деньги, документы и кредитки на месте, не исчезло ничего. Но все просмотрели, даже квитанцию оплаты автостоянки достали, посмотрели и положили не туда, куда клал я. Непрофессионально, прямо детский сад со штанишками на лямках. Подумав, решил: ключи им были нужны. От квартиры, от машины. В машине искать нечего, ненадежны тайники в таких местах, да и что там спрячешь. А вот квартира... Значит, решили наведаться в гости. И наверняка в мое отсутствие, не ломая замков. Для того и нужны были ключи - сделать с них слепки.
Так вот озаботившись, я вышел из качалки и, размышляя над случившимся, двинулся домой. Понятно, что любопытствующие заплатили кому-то из обслуги спортзала, тот открыл шкаф своим служебным ключом и вынес им мои вещи, зная и видя, что я занимаюсь в зале. И если бы он закрыл замок на привычные для меня два оборота вместо одного, то вряд ли я догадался о досмотре!
Тут у обочины скрипнули тормоза, и знакомый гулкий голос из остановившегося "Паджеро" осведомился, не помешал ли он моему одиночеству. Я обрадованно шагнул к машине:
-Павел Степанович! Рад видеть!
Через несколько минут, сидя в авто Павла Степановича, я рассказал о происшествиях последних дней. И не обманывал его, нет! Просто не все сказал. То есть, промолчал про закладку далеко в Чехии и про тетрадь. Все остальное - о дяде Коле, о визите Дениса, о шкафе в раздевалке качалки - донес в точности. Гигант сидел и рассеянно смотрел поверх крыш домов, о чем-то думая. Потом очнулся:
-Следователя я знаю. Бабенко это, лошадка темная. Племянник заместителя главы администрации города. Климов, слышал про такого?
Я слышал, только ничего хорошего не услышал ни разу. О чем и сказал собеседнику. Тот согласно мотнул головой:
-Да, есть такое. Мы с ним давние знакомцы. Это он забрал наш автокомбинат, меня и других без работы оставил. Другую, правда, должность тогда занимал, но тоже в администрации города. Мы хотели коллективом выкупить то, что от техники оставалось, здания и землю в аренду взять. Не успели. Климов не дал, ему нужнее было. Он чужой кусок масла мимо своего рта никогда не пронесет. Правды мы так и не нашли нигде, наш директор с инфарктом слег, через три месяца умер. А землю и здания Климов переоформил на кого-то из своих, теперь это называется "логистический хаб". Фуры из Средней Азии загоняют, грузы перегружают в российские машины. Условия для этого там самые наилучшие. И что возят, кроме дынь и помидоров, - никто не знает, от любопытных стерегутся плотно. У Климова свой ЧОП, они порядки наводят и следят за всем. Скорее всего, из ЧОПа и борзые, что к братьям приходили. Только что они унюхали, что ищут? Ладно, услышал я тебя. "Праворульку" твою мы возьмем, от забот избавим и по цене сговоримся по-честному. А квартира... Ты вот что, живи, как жил, на работу ходи, тренируйся в зале. За домом приглядим, ты только ключи запасные мне дай. А там посмотрим, куда вывезет. Надо же когда-то долги отдавать! - и он усмехнулся. Об такую усмешку можно было порезаться, и, если бы ее увидел упоминаемый Климов, то спокойный сон у него с этого вечера должен был закончиться.
***
Я так и сделал: жил, будто ничего не случилось и ни о чем не догадываюсь. Помня при этом, что осторожность - лучшая подруга спокойствия. Дубликаты ключей от квартиры передал присланному Павлом Степановичем молчаливому парню, он же забрал и машину, и документы на нее. Тут вообще все как по маслу: никаких походов в РЭП и ГАИ с их часовыми очередями и утомительным переоформлением, только подписал привезенные бумаги. По стоимости машины я не торговался, согласился с назначенной ценой и получил деньги. И втайне ото всех готовился поехать в Чехию: пора на заработки, забирать доставшееся мне наследство.
Человек может все, пока он ничего не делает. Стоило только всерьез заняться вопросами экспедиции, как наружу, как черти из болота, повыскакивали тысячи вопросов. Страна визовая, идти в турфирмы - это повесить афишу на заборе: о маршруте узнает кто угодно, а сложить два и два у приглядывающих за мной ума хватит... При этом я осознавал, что стою в самом начале пути, а настоящих трудностей пока даже не увидел. Нет, съездить в Прагу или Карловы Вары можно без проблем. Но я еду не пиво пить и отдыхать, мне нужно в сторону от общепринятых маршрутов, и неизвестно, сколько времени потребуется на раскопки. Мультивизу, снимающую жесткие рамки по срокам посещения страны и пребывания в ней, получить непросто: нужна туча справок из разных мест, и при их получении не обойтись без объяснений, зачем они мне. При этом везде придется бегать самому, тратить время и деньги. В общем, как обычно: чем дальше стоишь от поля, тем зеленее на нем трава. Ни поездом, ни самолетом клад не вывезти, остается автомобиль. Учитывая отношения с Украиной, дорога через нее закрыта. Придется через Белоруссию ехать в Польшу и оттуда - в Чехию. Значит, нужна польская виза.
И со следующего дня озаботился этим. Прочел все о визах и их видах, о правилах получения и документах для этого. Как и везде, свои сложности и свои пути их обхода, - законные и не очень, иной раз весьма сомнительные, но, тем не менее, существующие. Решил, что визу буду просить для поездки по приглашению, услуги по его получению от якобы моих знакомых поляков оказывало немало фирм - не бесплатно, конечно. Фирмы иногородние, это меня устраивает. Но все же попробовал и другой путь, на который надеялся мало, - позвонил бывшему сослуживцу Сереге Киселеву на записанный не менее трех лет назад номер. Отслужив "пиджаком" свои два года в Сибири, он уехал в Беларусь, на родину жены, в город Пружаны. Не скажу, что дружили с ним, но приятельствовали. Тогда я был капитаном по званию и Серегиным начальником по должности, а он - лейтенантом, призванным из запаса. Толковый немногословный парень мне нравился, по службе на него можно было положиться. Оказывается, по жизни тоже: телефон не сменился, и после звонка, которому Серега обрадовался, мы подольше и поподробнее поговорили по Скайпу, я выложил свою проблему. На следующий уже день Сергей сообщил: вопрос с приглашением решен, его вышлют суток через трое официально, на визовый центр, можно готовить документы и ехать в Пружаны, где меня будут ждать.
И тут два происшествия подряд. Во-первых, как и ждал, прямо с утра мое жилище навестили гости незваные. Естественно, когда меня в нем не было. И если бы не организованный Павлом Степановичем контроль, я мог и не узнать о них. Рылись аккуратно, вещи не сдвигали и даже вернули на место обломок зубочистки, которую я с некоторых пор устанавливал возле нижнего косяка двери - для проверки, не заходил ли кто без приглашения. Наверное, посмеялись, ставя ее перед уходом. О визитерах я узнал, когда они еще входной замок не открыли, так что кто и когда смеется веселее - посмотрим. Они ведь не просто так сели и уехали, их проводили от моей двери до их ворот. Убедившись, что да, это ребята Климова интересуются чужими квартирами. Зафиксировали на видео отъезд от моего дома и приезд на базу, фас и профиль каждого, а потом еще и отчет - хоть и без звука - главного из троих перед Климовым, который неосмотрительно встретил группу прямо у въезда в бывший автокомбинат, ныне "хаб", там же и расспрашивал.
Второе - квартиру дяди Коли тоже без внимания не оставили, о чем я узнал из звонка Дениса. Братья в наследство еще не вступили, срок не подошел, но решили продать жилье и заранее подыскивали покупателей, приводя заинтересовавшихся осматривать недвижимость. И обнаружили, что кто-то без них зашел и перетряс все в доме. Плинтуса не отрывали, но неаккуратно пошарились по всем углам, явно не боясь, что появятся хозяева и увидят следы визита. В полицию, разумеется, братья обращаться не стали.
***
Вечером мы сидели у меня дома с Павлом Степановичем, он рассказывал подробности того, что я знал, и о том, чего не знал вовсе. Получалось, что после встречи на больничной аллее дяде Коле сообщили о переводе в онкологию - "уточнить диагноз и снять подозрения". Он все понял. И решил продать припрятанный портсигар - чтобы были деньги на лечение. Перед переводом в онкоцентр поехал домой, забрал его из своего тайника и отправился в "Антикварную лавку" - магазин старинных и просто старых вещей. Дядя Коля показал портсигар приемщику, тот вызвал заведующего, начался торг. Что предмет действительно уникальный и дорогой, заведующий определил с первого взгляда, но попытался сбить цену. Дядя Коля, не искушенный в таких делах, минут через десять разговора решил, что просимого не получит, и ушел, забрав свое сокровище. Но остались данные его паспорта, предъявленного в начале разговора в магазине. Адрес, понятно, тоже. И портсигар продавцы успели сфотографировать.
-Вот, посмотри! - Павел Степанович достал из кармана сложенный вчетверо листок с отпечатанным на цветном принтере изображением. Я всмотрелся: на красной ткани лежала серебристая коробочка с линиями желтых узоров на крышке, а сбоку - черно-белая линейка с делениями. Нет, этого я никогда вживую не видел, старая фотография в дяди Колином дневнике была черно-белой, тусклой, и лишь отдаленно походила на то, что сфотографировали антиквары. Тут же об уникальном изделии XIX века узнали хозяева магазина, а от них - Климов. Он вообще очень интересовался всем, что со временем не дешевеет и не зависит от курса рубля и валюты, и платил за информацию о появлении таких вещей. Климов призадумался: а нет ли у мужика еще чего-нибудь подобного? Послал гонцов по записанному адресу, оттуда они поехали сначала в одну больницу, затем в другую, где узнали, что к клиенту никого не пускают. А потом известные события, и расспрашивать стало некого. Оставалось отследить контакты владельца портсигара и так попробовать найти артефакт, вынырнувший из неизвестности и в ней исчезнувший. Так они вышли на меня. Выслушав подробный рассказ и вертя в руках листок со снимком, я спросил Павла Степановича:
-Вы что, под столом у них сидели, когда они разговаривали?
Тот, как обычно, хмыкнул:
-Нет, конечно! Но человек мало что может сделать один. А где есть люди, исполнители, которых важные и глупые даже не всегда замечают, там информация. Главное - знать, о чем спросить и кого слушать.
Я с уважением посмотрел на него: да, с такой головой не баранку крутить, а теорию относительности создавать!
Заговорили про то, куда мог деться портсигар? Я считал, что он лежит в квартире дяди Коли: не то у него было состояние и настроение, чтобы куда-то бегать и прятать его. Да и странная неоконченная фраза во время нашей последней встречи, когда он что-то попытался сказать мне о своем доме, где я что-то найду, - скорее всего, он говорил как раз о портсигаре, хотя я про этот разговор никому не говорил и вообще сделал вид, что про портсигар узнал только что. Павел Степанович не считал никак, но был уверен: Климов поиски продолжит, уж больно заинтересовал его этот уникум. Похоже, он думает, что портсигар - и не только портсигар, но и кое-что еще, чего пока никто не видел, - дядя Коля оставил мне. Слава Богу, гигант ни разу не спросил меня, ведал ли я о существовании этого бесполезного дорогого предмета раньше, до нашего с ним разговора, и видел ли когда-нибудь, хоть мельком. Мои ответы с оттенком фальши могли навести его на какие-то мысли. Но, поскольку я был в отъезде, когда артефакт появился на свет божий и снова исчез в мутных волнах жизни, то вопросов ко мне не было. И, похмыкав по обыкновению, вождь таксистов выдал, что хорошо бы мне уехать недельки на три из города. Или на месяц. В отпуск, например. За квартирой пригляд обеспечат. И гостей, если явятся снова, уже не выпустят за двери, посмотрев им вслед. Тем более, если меня в городе не будет, стесняться поисковики по времени не станут. И так, глядишь, бригада заместителя главы города насобирает столько плюшек, что терпеть их фокусы больше не будут. А без подручных торгующий совестью Климов - максимум прибыли при минимуме товара - это беспомощный никто, да и очков не в свою пользу он набрал уже столько, что отговориться будет ой как трудно. Особенно с приходом нового губернатора.
Его предложение совпадало с моими планами, мы обсудили детали, и наутро я вознамерился связаться с бывшими сослуживцами, - благо, в Сибири в это время день в разгаре. Документы в визовом центре я уже получил, но Павлу Степановичу об этом не сказал.
А он протянул мне маленький пластиковый пакетик:
-Это симка. Левая, не на тебя и не на меня записана. Купи дешевенькую трубку, звонок отключи и от чужих глаз спрячь. Но держи при себе всегда. Там всего один номер в памяти, это мой. Не тот, конечно, по которому ты и все другие звонят, но я по нему отвечу в любое время. Мало ли что... Ты понял?
Да понял я! Как такая простая вещь самому в голову не пришла - вот вопрос! Или у Павла Степановича просто жизненного опыта, горько-соленого на вкус, поболее моего, потому и помнит о таких вещах? Перед уходом я протянул ему снимок портсигара, но он махнул рукой:
-Оставь себе! У меня на флешке есть...
Проводив гостя, снова уселся за компьютер. В последнее время мой интерес в Интернете сводился к изучению методов скрытой провозки грузов в легковых автомобилях. Я перечитал всю доступную информацию и уже составил примерный план своих действий. Осуществление такого плана в Уголовном кодексе именовалось словом "контрабанда" и, согласно статье 188 пункт 2, каралось лишением свободы на срок от трех до семи лет с конфискацией имущества. Ведь вывозимые предметы подходили под определение "культурные ценности", присутствующее в том же УК. На работе такое увлекательное чтиво исключалось: я хорошо знал, как негласно контролирует компьютеры сотрудников руководство. И иллюзий не строил, понимая, что отношения даже в дружном коллективе складываются в основном из служебного лицемерия. Поэтому к нарушению закона готовился только дома. Мне доводилось общаться с перегонщиками машин, гонявших из Европы подержанные тачки, не однажды слышал и рассказы о перевозке наличных денег для приобретения автомобилей и применяемых при этом ухищрениях по их запрятыванию для сохранности. Так то - деньги в не самых больших количествах, а здесь - коробка с драгоценностями, и попасться с подобным грузом при пересечении границы означает обеспечить себе гарантированное пребывание в некомфортных условиях на много лет. И следовало исключить любую ошибку, что сделать не получится в принципе. Это все равно, что прийти к совершенству: можно объявить, что вот он, идеал, но достичь его невозможно, как добежать до горизонта.
***
Тут звякнул дверной звонок. Павел Степанович что-то забыл? Но звонили все настойчивее и требовательнее, а потом в дверь начали задорно молотить, и она застонала от попыток убрать с дороги препятствие, мешающее поскорее меня увидеть. Я уже знал, кто это так неудержимо ко мне рвется, еще до того, как распахнул двери, - Фред!
Да, это был он. Фред среди своих, по паспорту и военному билету - Фарид Нугуманов, выдающаяся личность нашего гарнизона и всех тех точек страны, где довелось ему служить, к немалому геморрою начальствовавших над ним.
Познакомился я с ним ровно в день прибытия к новому месту службы. С сержантом, дежурным по КПП, мы шли к штабу нашего полка - на территории военного городка размещалось несколько воинских частей, и он вел меня к своей. Навстречу нам по дороге двигались старший лейтенант с нарукавной повязкой "Дежурный по части" и живописного вида прапорщик в зеленой тюбетейке на голове взамен уставного головного убора. Они шли, мирно беседуя, а вслед им из открытого окна второго этажа здания штаба неслись крики высунувшегося по пояс полковника - комполка, как пояснил сопровождавший меня сержант. Смысл доносившихся слов, включая и ненормативную лексику, сводился к проклятиям до седьмого колена "этого паскудника" и всех его родственников, и взыванию к силам небесным с просьбой о самом жестоком наказании негодяя, опозорившего седины военного.
Парочка поравнялась с нами, и прапорщик в тюбетейке со словами
-О, а вот и мой новый начальник связи!- без церемоний шагнул ко мне, протягивая руку. Я пожал её, он представился:
-Я Фред, начальник радиомастерской. Служить будем вместе, я ваш подчиненный. А это Костя Никодимов, зампотех нашего полка, но он пока зампотех, до приезда нового!
Старлей Костя Никодимов подошел, козырнул и тоже пожал руку. Я представился, покосился в сторону открытого окна штаба, откуда за процедурой знакомства наблюдал, едва не вываливаясь из окна, прервавший рулады полковник:
-Чего это он?
Фред оглянулся, фыркнул и ответил:
-Да он не со зла! Батя у нас мужик что надо, это я его разозлил, он и завелся. Я под арест отправлен за неуставную форму - он показал пальцем на свой необычный головной убор, - нам пора идти! Давайте, представляйтесь по команде, увидимся! - и вместе со старлеем двинулся дальше. Взглянув на расплывшуюся в умильной улыбке физиономию своего провожатого с КПП, я понял, что только что познакомился с местным любимцем и достопримечательностью военного городка. Так оно и вышло.
Фред вырос в детдоме в Альметьевске, в Татарии. На татарина он походил, как ёж на собаку, то есть был белобрыс и голубоглаз. Впрочем, в Сибири мне доводилось видеть чистокровных татар, внешность которых покачнула бы от зависти любого арийца. Родителей Фред не знал, имя и фамилию ему дали в доме ребенка, а днем своего рождения он считал дату, когда появился в картонной коробке на пороге этого заведения, невесть кем туда принесенной. После окончания школы и до призыва в армию Фред работал электриком-киномехаником-радистом-все чего заставят в том же своем детском доме. А после службы остался на сверхсрочную. Горячий, как пузырящийся сыр в духовке, наивный и надменный одновременно, с замашками опустившегося аристократа и шикарной провинциальной фамильярностью в поведении, Фред был пофигистом, позером и веселым хулиганом. Незадолго до моего прибытия в часть он прославился на весь округ тем, что на дивизионном конкурсе самодеятельности с большим воодушевлением и артистизмом исполнял татарские народные частушки. Зал встречал его выступление овациями. Всё бы ничего, но приехавший на концерт по приглашению командования дивизии генерал-лейтенант из штаба округа был родом из Мамадыша и, несмотря на очень русскую фамилию Иванов, по-татарски разговаривал, как на родном языке. Изумленно выслушав лившиеся со сцены рулады, генерал и бровью не повел, но по окончании номера пожелал познакомиться с певцом. Польщенный Фред заявился на представление начальству прямо в сценическом наряде - шароварах, белой рубахе, бархатной жилетке и расшитой золотом тюбетейке. После взаимных представлений генерал Иванов попросил рассказать солиста, что же он такое спел всем на радость. Фред понес пургу про снега родных просторов и тепло отчего дома. Генерал выслушал его, приветливо кивая головой, а потом спросил по-татарски, всех ли командиров самодеятельный певец считает дураками или для кого-то делает исключения. Частушки, как оказалось, были матерными с первого до последнего слова. Слегка оторопев от звуков родной речи, Фред на голубом глазу заявил, что просто хотел повеселить народ, а ничего более веселого не подобрал. Первый приз за выступление был заменен на взыскание, что нимало не расстроило исполнителя, а переведенный текст частушек солдаты позже долго записывали в дембельские альбомы. Славен был Фред и своими амурными подвигами, за что получил псевдоним "Котяра". Вполне заслуженное звание, поскольку, испытывая странную тягу только к замужним дамам, со своей артистичной натурой не однажды умудрялся вляпываться в истории, заканчивавшиеся трепкой, возвращаясь затем к месту службы в самом жалком виде.
При всем том парень он был толковый, недостаток образования компенсировал непрерывным чтением технической литературы. Познакомившись с возглавляемой им радиомастерской, я понял, что судьба свела меня с самородком: все было великолепно организовано, персонал - специалисты самого высокого уровня, а их ещё надо умудриться найти в общей солдатской массе и заполучить к себе. Лучшую характеристику ему дал наш комполка, пробурчав:
-Умница и не подлый, но как люминесцентная лампа: светит ярко, а тепла нет. Сорочий характер: любит, что блестит, и не может без трескотни и скандалов.
Служили мы с ним дружно, вполне устраивая друг друга. Как специалиста я уважал Фреда, без церемоний при необходимости обращался за советом. Он такое моё отношение ценил. На гражданку отправились вместе, при расформировании части. Фред тут же устроился в фирму по продаже подержанных сотовых телефонов. Говорили, что нашел общий язык с коллегами и занимался, преимущественно, тем, что начинку от старых аппаратов вставлял в корпуса новых, с престижными лейблами, и покупатели на такой суррогат находились. И вот он на моем пороге - как всегда, побитый жизнью, но веселый. В женских брюках стыдливо-розового цвета, плотно облепивших его бедра, он походил на гусара, на ногах - домашние туфли с загнутыми носами, как у старика Хоттабыча. Завершал его своеобразный по набору составляющих наряд не гармонировавший с креативными портками и турецкой обувкой поношенный офицерский бушлат без погон прямо на голое тело. Типичный персонаж из анекдота про обманутого мужа и хитрую жену, спровадившую через балкон друга сердечного от взоров супруга-ревнивца в том, что под руку подвернулось.
Мы прошли в комнату, сели за стол. Фреда уговаривать поужинать не пришлось, он смёл все вновь выставленные из холодильника закуски без стеснения, проглатывая деликатесы, минуя процесс пережевывания, попутно повествуя о своих проблемах. Впрочем, в его изложении они таковыми не выглядели - так, мелкие препятствия на широкой дороге к счастью. Включая поспешное бегство в чём Бог послал от очередной пассии с оставлением у нее всего имущества. Предприятие его аккурат как две недели назад накрылось медным тазом, директор исчез вместе с задержанной трехмесячной зарплатой. Всплыло всё только что, дня четыре как, персонал сразу же разбежался. Жильё у Фреда было: его однокомнатная квартира в двух трамвайных остановках от военного городка терпеливо дожидалась своего непутевого хозяина. С работой планировал определиться в ближайшее время, а пока пришел ко мне за помощью - хотел одолжить на месяц-два мою "девяносто девятую", которую по легкости характера считал ненужной мне. Выслушав планы по зарабатыванию денег, один авантюрнее другого, и все - на грани криминала, все - на моей машине, поколебавшись, я предложил ему попробовать поработать таксистом. А для себя наметил переговорить с Павлом Степановичем по Фреду и тем закрыть вопросы, с которыми столкнулся когда-то сам. На том и порешили, договорились о встрече, и Фред ушел. В моих старых джинсах, подаренной футболке и не новых кроссовках стильность Фреда как-то притухла, но всё же это была нормальная одежда, а не те легкомысленные доспехи, в которых он появился на моем пороге.
***
На следующий день в обед я заехал на Блошку - так испокон народ кличет площадку за Центральным колхозным рынком (тоже историческое название, какие нынче колхозы?). Магазинчики, киоски и прилавки со всякой всячиной заполняют всю невеликую территорию этого царства частного предпринимательства, не стихавшего, по рассказам, ни в годы строительства ударными темпами социализма, ни в войну, ни после неё. Тем более, сейчас. Я прошел к нешумным точкам, торгующим телефонами всех моделей и назначений, в основном, мобильными. Предлагалась техника новая и старая, потрепанная и не очень, разного качества и происхождения, в том числе, похоже, ворованная или добытая иными неправедными путями. И лишь на небогатом прилавке у самого забора увидел разыскиваемое - неновый мобильничек Philips Xenium NRG. Взял его в руки, осведомился о состоянии и спросил цену. Услышав астрономическую величину, в ответ назвал продавцу адрес, куда он может пойти и там просить такие деньги за барахло, и двинулся прочь. Был немедленно остановлен негоциантом, выслушал панегирик в адрес телефона и фирмы Philips. Сказал, что ищу донора для другой трубки, и назвал свою цену, от которой у купца случился обморок. В конце концов, ушел, неся в кармане телефон. Ничего в нем необычного нет, кроме одного, - он работает и от аккумулятора, и от "мизинчика", батареи ААА. Мало ли где окажешься при такой вот жизни, и нет рядом розетки, а батарейку найти можно в любом киоске. Вернувшись к себе, вставил полученную от Павла Степановича симку, подобрал подходящий чехольчик из кордуры и пристроил трубку с запасной батарейкой на брючный ремень, присоединив к уже висевшему там чехлу со складной дубинкой ESP. Ее мне подарил наш зам по безопасности, продемонстрировав возможности скромной с виду малышки на безвинном мешке с песком. Впечатлившись увиденным, я теперь всегда носил ESP на поясе.
Вернувшись в банк, созвонился с Павлом Степановичем и поговорил о Фреде. Рассказал об этом чуде без утайки, потому желания сотрудничать с таким экзотом у собеседника не было совсем, что не удивило. Но всё же он проскрипел своим могучим голосом согласие встретиться для знакомства. На большее я и не рассчитывал.
А после трех часов, когда я сидел у Данилова в кабинете, позвонила из приемной управляющего встревоженная Тамара и сообщила, что для меня принесли телеграмму. Через минуту я развернул бланк, прочел и положил его перед Николаем Ивановичем: "Срочно приезжай батя плох совсем Геннадий. Факт болезни Пономарева Владимира Николаевича удостоверяю, главный врач Слюдянской районной больницы Кавешников. Подпись главврача райбольницы гор. Слюдянка и печать больницы заверяю оператор связи Слюдянского почтового отделения N 665904 Ярченко". Да-а, пришлось побегать Гене Комарову, чтобы сообщить мне о плачевном состоянии неведомого ни мне, ни ему самому гражданина Пономарева, заверив телеграмму у главврача. Николай Иванович начал сочувственно расспрашивать, а я, в свою очередь, сочинять про степень близости и прочие детали. И, благородно отказавшись от предложенной материальной помощи для оплаты неблизкой дороги (как я потом объясню, сдавая билеты в бухгалтерию, что вместо Иркутска поехал в Прагу?), я написал заявление об отпуске. Договорился с Николаем Ивановичем, что не уеду раньше, чем полностью закончу дела. Меня ж не на похороны или свадьбу вызывают, день-два терпит.
Вернулся к себе, забрал из сейфа драгоценную тетрадь дяди Коли и поехал её перепрятывать. Местом хранения определил гараж отца, заброшенный и неиспользуемый. Машины в нем давно не было, она постоянно находилась на стоянке рядом с домом. В гараж я не заезжал со времени, когда мы с дядей Колей ставили машину на колеса, то есть почти год. Но замки-самоделки на воротах были надежными, а само сооружение - крепким и неприметным. Покрутившись по городским улицам и убедившись, что никто за мной не едет, я приехал в гаражи, зашел в свой и положил упакованную в слои пленки тетрадь за фальшпанель электрощитка - тайник надежный и известный только отцу и мне. Теперь только мне...
Дальнейший мой план был прост. Приобретаю подержанную машину, желательно "Шкоду". Еду в Пружаны, оттуда - в Польшу, двигаюсь на юг, в Чехию, поселяюсь в отеле возле Белы или Махова озера и откапываю сокровища. Прячу их в автомобиле, снова еду в Польшу, потом в Белоруссию, оттуда домой.Планируя свое будущее путешествие, я не столько переоценивал себя, сколько недооценивал еще не опробованные или вовсе неведомые мне препятствия. И потом, по собственному опыту знал, что все планы идеально работают только до начала их применения, а затем неизбежны случайности или просто непредсказуемость реакции окружающих, так что для начала вполне подойдет схема действий безо всякой детализации.
***
Первое из непредсказуемых препятствий появилось, когда я, вернувшись из гаража, сидел за своим рабочим столом: сработала наша с сисадмином ловушка, засекла попытку установить на мой компьютер мониторинговую программу. Кто-то захотел знать содержимое моих файлов. Причем, этот "кто-то" не с Интернета вынырнул, а находился во внутренней сети банка. Но не знал, что я ждал такого события и приготовился к нему, установив сразу две профессиональные антишпионские программы. Два часа мы с системным администратором втихую выясняли все обстоятельства происшествия, но нашли, в конце концов, "точку ввода", что мало дало: комп стоял в пустом сейчас кабинете отпускника. По ряду признаков, как мы считали, вычислили круг тех, кто мог это сделать, с уверенностью процентов в восемьдесят. По-видимому, кому-то из них хорошо заплатили, если согласился на такое: вероятность провала высока, банковский работник - не самый бедный человек, а "волчий билет" в довесок к увольнению при поимке гарантирован, и найти хорошую работу, имея такие отзывы из нашего банка, будет невозможно. А может, запугали или чем-то крепко зацепили и шантажировали. Я нехотя дал себя уговорить нашему сисадмину Лехе Рыжкову молчать о случившемся для поддержания его реноме. Хотя, честно сказать, это я его о такой услуге должен был просить. В свою очередь, Леха поклялся ничего не предпринимать до моего возвращения из отпуска, но контролировать действия засланного казачка из нарисованного нами круга: компьютер-то в отпуск не едет, остается стоять на моем рабочем столе, так что самое время попробовать в него залезть и кое-чего оттуда скачать или, наоборот, вкачать. Я мог, конечно, убрать его со стола в свой сейф, но боялся насторожить любопытных недоброжелателей: практики такой в банке не было, а необычные поступки без внимания не остаются. Договорились с Лёхой, что после моего отъезда он вытащит из системника блок питания "в ремонт", да и просто присмотрит за кабинетом.
Так, похоже, за меня взялись всерьез. Вчера вечером заметил стоявшую прямо напротив подъезда машину. Обычная, неприметная, но я ее здесь раньше никогда не видел. У каждого двора свои правила, и жильцы нашего дома рядом с детской площадкой или, тем более, прямо на ней свои фаэтоны и кабриолеты не ставят, это были явно чужие. Некто, укрытый за глухой цыганской тонировкой "в антрацит", хотел видеть всё вокруг, но сам остаться незамеченным, вот только не учел нюанса с местом стоянки. Через лобовое стекло я поймал цепкие взгляды в свою сторону водителя и пассажира. Сегодня вот комп... Пора валить из-под пристального внимания господина Климова. Вот он удивится, узнав, что я внезапно убыл в восточно-сибирском направлении! Правда, и план мой при этом серьезно корректируется: ехать придется поездом, отказавшись от приобретения автомобиля, ведь для всех я еду в Иркутск. Купить авто где-то поближе к границе не проблема, но на транзитных номерах меня в Европу не пустят. А ехать в Чехию без машины не имеет смысла, разве что проверить целостность дяди Колиной закладки... Ладно, вспомним любимую присказку одного генерала: "Нет безвыходных ситуаций, есть растерявшиеся люди!"
Позвонил Павлу Степановичу, обговорили завтрашнюю встречу с Фредом. Бравого и непутевого бывшего прапорщика определили на месяц-два в ночную смену. Правильно, конечно: приглядеться нужно к человеку, да и мешаться под ногами новичок не будет, пока не узнает обычаев и правил. С тем и уехал домой - сегодня пораньше обычного.
***
Немного о географии. Наш город - не самый крупный железнодорожный узел. Практически, тупик. Поезда ходят, конечно, но выбор маршрутов невелик. Улететь тоже можно, но в день всего четыре рейса. Пассажиров поездов и самолетов Климов и его люди могут легко проконтролировать, у него как раз есть соответствующие административные возможности. Тем более, что сейчас не только в аэропорту, но и в железнодорожных кассах на поезда дальнего следования билеты продают только с предъявлением паспорта. Меня контроль никак не устраивал, и я решил доехать до ближайшей крупной узловой станции Крестовая на электричке. Название значащее: через нее поезда шли с востока на запад и с севера на юг, а также во всех мыслимых сочетаниях сторон света, потому и Крестовая. Расположена станция в двухстах километрах от города, доехать можно электричкой и автобусом. Автобус я отверг: долго, тряско, а главное - малолюдно, кто-нибудь да запомнит. Решил ехать электричкой, и не с вокзала, а с промежуточной остановки на другом конце города. Вот завтра и отчалю от родного берега в неизвестность.
На лавочке у подъезда томился, дожидаясь меня, Фред. Площадка, где вчера скучали допоздна неизвестные в тонированной тачке, сегодня пуста, - то ли еще не приехали, то ли сняли дозор. Мы поднялись в квартиру, я проинструктировал его, рассказал, куда и когда подъехать, кого спросить. Наставлял долго, слишком хорошо знал слабости бывшего подчиненного, и заставил все записать для памяти. Достал ключи от машины, чтобы отдать их Фреду. Тот отвел глаза:
-Да я уже посмотрел все. Рулевое нужно подрегулировать, "яйца" постукивают, а так порядок!
Так, этот негодяй без спросу брал мою машину и ездил на ней, не заботясь о получении разрешения на то от хозяина. Его стиль, я мог бы и сразу догадаться. Стойки амортизаторов, в просторечии "яйца", постукивают давно, это правда. Ладно, раз взялся за гуж... Автомобиль Фред знал, ухаживать за ним умел и водил виртуозно, тут я спокоен. Закончился разговор стыдливой просьбой начинающего "бомбилы" дать взаймы старые брюки и какую-нибудь ненужную изношенную курточку вместо спецовки - чтобы было в чем залезть под машину до получения застрявших у зазнобы собственных вещей. Вытащил из коридорного шкафа хранившуюся там неведомо для чего - вот на такой случай, наверное, - давно не надеваемую одежду, среди которой был и мой древний армейский спортивный костюм, в нем я иногда занимался в качалке, дожигал на тренажерах. Фред тут же напялил его и с пакетом снятой с себя верхней одежды отправился на стоянку к машине.
Часа через полтора после его ухода зажужжал вибратором мой секретный Philips, впервые с момента приобретения. Я схватил его, произнес:
-Да?
Звонивший помолчал, потом голос Павла Степановича спросил:
-Ты где? С тобой все в порядке?
Так, что-то в лесе сдохло, не иначе! Я недоумевающе ответил, что да, в порядке, и сижу я у себя дома. Он прервал меня приказным тоном:
-Немедленно потуши везде свет, сиди тихо, никому не открывай! Я подъеду, зайду сам, ключ ты мне дал. По телефону тоже никому не отвечай! - и, помолчав, сообщил: -Только что "скорая" увезла со стоянки от КПП человека, вытащили из-под твоей машины. Кто-то столкнул её с домкрата. Видно, думали, что это ты под ней - и отключился.
Я кинулся к выключателю, погасил свет и вырубил бормотавший в углу телевизор. Осторожно выглянул в окно из-за шторы: площадка перед домом пуста, у подъезда тоже никого нет. Может, эти самые молодцы, что стояли здесь вчера, и сдернули домкрат, уронив машину на Фреда? Плохую шутку сыграла с ним обновка: видевшие раньше меня в этом одеянии не разобрались, кто под машиной, и сымитировали падение с домкрата. Да, за мою скромную персону взялись серьезно, и не факт, что дадут мне возможность спокойно уехать, как я планировал.
В замке завозился ключ, дверь открылась на секунду, впустив в коридор свет с лестничной площадки и Павла Степановича. Он вошел, тихо закрыл замок, я встречал его посреди комнаты. Подойдя, он неловко меня приобнял: