Сквозь запыленное стекло крохотного окошка заброшенной охотничьей хижины упрямо пробивались яркие лучи весеннего солнца. После затяжной зимы и долгих холодов ранней весны это был первый солнечный и по-настоящему теплый день. В хижине, под грудой грязного тряпья, вот уже несколько часов, спокойно спал человек. Он забрался сюда еще до рассвета в поисках ночлега и, обнаружив множество пуховой ветоши, покоящейся под многолетним слоем пыли и паутины, сбил одну часть на полу, другую набросал на себя, чтобы согреться, и тут же уснул. Уснул сном крепким и спокойным, которым удавалось забыться лишь во времена счастливого и беззаботного детства. В этот раз парня не мучили кошмары и не тревожили тяжелые мысли. Он просто уснул, позабыв обо всем на свете. Выбросив из головы даже тот факт, что сейчас за ним ведется преследование, так как он всего за несколько часов до появления в этой хижине сбежал из тюрьмы.
Это был еще совсем молодой парень, возраста двадцати с лишним лет, имеющий старинное русское имя Иван. Несмотря на свои малые года Иван успел пройти насыщенный приключениями жизненный путь, и поэтому причина его появления в этом месте имела очень длинную предысторию.
Еще несколько лет назад он был самым обыкновенным парнем из простой, небогатой, но благополучной семьи. Его мать работала кухаркой на местном заводе, а отец трудился на стройках. Хотя семья и не имела большого достатка, Ваня все же ни в чем не нуждался. Всегда был накормлен и одет. После окончания школы его отправили в училище (единственное, что могли оплачивать родители), где он и освоилдостаточно востребованную профессию, по которой все же ему так и не удалось поработать.
И все было бы ничего, но парень не пожелал продолжать традиции своего семейства - жить честным трудом. Иван не был злым или безгранично алчным человеком, а даже наоборот, слыл очень сдержанным и скромным в своих желаниях. Причина заключалась в другом. Он никак не мог понять, почему такое великое существо, как человек должно всю свою жизнь продавать себя за копейки, горбатясь во благо зажравшемуся начальству, с единой целью - дожить до пенсии и смирно ждать смерти. Смешно...
Ивана раздражали все суждения людей своего окружения по поводу бытия и смысла жизни. Все они сводились к каким-то мелко приспособленческим и недальновидным итогам, абсолютно не имеющим каких-либо перспектив или логического развития в глобальном плане. Зачастую, многие оправдывали свое жизненное бездействие и отсутствие стремления к более солидным высотам, утверждая, что живут исключительно ради своих детей. Звучит, конечно, мило, но не более того, так как если вдуматься получалось, что если это единственно правильная позиция, то человеческое существование теряло всяческий смысл. Ваня не мог согласиться с этим доводом, так как считал, что каждый человек - индивидуальность, которая помимо потомства должна приносить в своей жизни хоть какую-нибудь существенную пользу, а не просто пройти свой путь как тень и быть забытым миром на следующий же день после смерти. И ведь не может же быть такого, что человечество существует только для того, чтобы плодиться из поколения в поколение, абсолютно не озадачиваясь над вопросом о фактической пустоте своего бытия.
Пока Иван пытался постигнуть суть бытия, время шло, и происходящее вокруг парня все более его угнетало. Он никак не мог разобраться в себе, а прожить жизнь впустую было самой страшной для него перспективой. Он понимал, что первопричиной такого бесхарактерного поведения народных масс является некий подвох, обнаружить который нет никакой возможности, но и мириться с происходящим Иван не спешил. Он был готов на отчаянный поступок, но поскольку был парнем достаточно рассудительным и умным, не спешил с решением, а ждал удобного случая, чтобы проявить себя и не наломав дров вылезть из этой ямы.
Да... Яма... Именно так он называл среду обитания себе подобных. "Мы находимся в яме, из-за глубины которой не можем увидеть существующих горизонтов жизни", - твердил он часто, но его никто не понимал, воспринимая такие изречения как самую обыкновенную игру слов, абсолютно не догадываясь, какие душевные переживания и тяжелые размышления привели этого совсем еще молодого парня к таким печальным выводам. Иван особо и не требовал понимания окружающих, ему было важно разобраться во всем самому, а остальные пусть себе и дальше "месят грязь".
А пока решения сформированных задач не приходили, Ивану пришлось временно (как он предполагал) смириться с насущными законами существования. Не имея нужных связей ни со своей стороны, ни со стороны родителей, и не обладаяхоть малейшим капиталом для открытия своего дела, Ивану пришлось обеспечивать себя, устроившись грузчиком на продуктовый склад, так как даже по полученной специальности никуда не хотели брать без опыта работы или нужных рекомендаций.
Работа была не из легких, но это вполне удовлетворяло Ивана, так как он, будучи знакомым с канонами аскетизма, надеялся через тяжелый труд постичь "суть следования по скользкой тропинке на пути к великим свершениям". Но этот путь оказался не таким уж и простым. Ивану казалось, что он будто бы знал, где зарыта эта самая истина, возвышенной и счастливой жизни, но, как он сам метафорически выражался: вырыть её тяжело, так как она заключена под толстым слоем бетона, а у него даже элементарного лома нет, поэтому приходится долбить этот самый бетон кулаками, грызть зубами, драть ногтями, что, конечно же, не может принести никакого заметного результата. Парня тешило только то, что он догадывался о предположительном месте раскопки, что уже давало надежду на спасение.
Конечно же, Ваня был философом, и неизвестно, что его им сделало: воспитание родителей (отпадало сразу, так как они у него были людьми незаурядными и не отличались хоть малейшей оригинальностью), может он был рожден мыслителем, подобно шекспировскому Гамлету, но скорее всего всему было виной его трепетное увлечение литературой, и не просто низкопробной беллетристикой, а классической литературой, творениями писателей экзистенциалистов и философов прошедших веков, которые среди современников Ивана давно вышли из моды из-за сложности восприятия их сочинений, а ведь его поколение было строго приучено ко всему простому, незамысловатому и предпочтительно комическому, нежели философскому.
Богатейшие теоретические познания Ивана, почерпнутые из разнообразных источников мудрости, сильно резонировали с его насущной должностью грузчика и требовали гораздо большего пространства для реализации, чем мог позволить себе парень из-за узких возможностей своего социального положения. Важно упомянуть, что когда Иван вышел в люди, он стал с каждым днем заражаться неприязнью ко всему роду человеческому, встречая и познавая его представителей во всех отношениях. Люди со всеми своими пороками и предрассудками вызывали у Ивана отвращение, но более всего он начинал ненавидеть самого себя, замечая за собой многие черты не самых привлекательных представителей общества и, анализируя их со стороны, заключал, что является личностью мерзкой и безвольной. Так же, со временем, Иван почувствовал, как смягчаются многие его яростные убеждения, медленно угасая и делаясь несущественными. Он начинал мыслить несколько по иному, не так, как приучал себя многие годы, его мысли приобретали все более приспособленческий и бесхарактерный оттенок, что заставило Ваню провести аналогию с клубникой, плавающей в огуречном рассоле. Он чувствовал себя среди людей, как эта обреченная ягода, которая уж точно не сможет сберечь своей сладости, а лишь просолиться, сохранив при этом форму, или раскиснуть и безвозвратно раствориться в мутной, зловонной массе.
Ваню буквально рвало изнутри. Хоть он иногда и допускал малодушие,принимая решение смириться и жить по накатанной (как все "нормальные"), но в итоге бранил себя за подобные мысли, а необъяснимый энтузиазм снова обуревал его. Когда невыносимая рутина стала осточертевать Ивану, ему в голову начали приходить всяческие смутные, даже несколько утопические идеи о том, как изменить свою жизнь, если не к лучшему, то, хотя бы, просто изменить, главное, как можно радикальнее, но решение пришло само собой и совершенно неожиданно.
Как-то поздним вечером Иван прогуливался по пустынным дворам своего района. Он частенько выбирался в темное время суток на прогулку, особенно если стояла хорошая погода. Парню нравилось бродить омертвелыми переулками, мечтать о несбыточном и рассуждать о насущном. Зачастую, в излюбленных Иваном местах прогулок было тихо и спокойно, но на сей раз грянул гром. В слабо освещенном пространстве он внезапно заметил перед собой две, стремительно приближающиеся, тени, быстро сформировавшиеся в человеческие силуэты.
- Закурить дай! - прозвучала знаменитейшая фраза социальных трущоб, которая при подобных обстоятельствах отражает не просто банальное человеческое желание покурить, а предвещает очень неприятное последующее развитие событий для тех, кто эту фразу слышит.
- Не курю, - спокойно ответил Иван, невольно остановившись. Он, было, хотел попытаться продолжить путь с непринужденным видом человека, действительно непонимающего, чего на самом деле от него хотят, но понял, что уже поздно давать попятную, а нужно с мужеством принимать игру.
Ваня был парнем уличного воспитания, поэтому участвовал во многих передрягах. Имея опыт в подобных схватках, он прекрасно знал, что в данной ситуации главное не выдать волнения, так как представители хулиганского сословия уважают, в первую очередь, силу.
- Я чё, спросил куришь ты или нет? Я сказал, дай закурить, - начал словесную атаку тот, который обладал силуэтом покрупнее. - Всегда должен сигаретку при себе иметь, на случай если уважаемые люди закурить попросят.
- Я, уважаемые люди, никому ничего не должен, - произнес Иван, стараясь говорить ровно и спокойно, саркастически чеканя каждое слово. Он очень сожалел, что в темноте не было видно глаз собеседника, так как он часами тренировал фиксацию взгляда и умение угрожающе играть бровями, что, несомненно, сильно бы выручило. Но, поскольку этот прием был недоступен, он решил сделать ставку на умение красочно говорить и спокойный тон. - Коль есть претензии по существу, - чеканил Иван, - готов выслушать, а нежели вы тут намерились воздух пустыми речами сотрясать, то позвольте скоропостижно откланяться. Меня ждут более важные дела, чем необременённые смыслом беседы.
- Какие дела? Ты чё, козел, буровишь? - наконец, заговорил второй оппонент после короткой паузы (видимо, их немного озадачило спокойствие жертвы).
- Я не имею намерения сообщать вам о своих телопередвижениях, - продолжал Ваня, сбивая с толку "плосколобых биндюжников" чуждым для них слогом,- так как не вижу в этом занятии никакого существенного смысла. А посему не собираюсь задерживаться более не на секунду.
Договорив, Ваня сделал шаг в надежде обойти субъектов и скрыться, воспользовавшись их явным помешательством, но не тут-то было. Не в силах сообразить, о чем "бакланит" жертва, гопники поддались звериному инстинкту и решили напасть. Ваня уже давно был готов к подобному развитию событий, собственно говоря, он изначально знал, что именно этим все и закончится, а посему, еще в самом начале разговора нащупал в кармане рукоятку своего откидного ножа.
Нападавшие оказались не такими уж и умелыми бойцами. Того, что поздоровее Ваня резким движением ударил своим тяжелым ботинком точно под чашечку, а второго взял за воротник, умело развернул и приставил к горлу нож. Ситуация повернулась далеко не в пользу хулиганов, но самое страшное было то, что они даже не подозревали, на какой поступок был способен этот, обозленный на человечество, парень в ярости. У Ивана в голове и вправду мелькнула мысль перерезать глотку паршивцу, которого держал в руках, как неоднократно он это делал со всяческим домашним скотом, будучи у бабушки в деревне, но, моментально проанализировав возможную степень последствий, стал размышлять об ином развитии сложившихся обстоятельств и решение пришло незамедлительно. Ваню посетила спонтанная догадка о том, какую выгоду можно извлечь из этих двух "дуболомов".
Он сообразил, что можно использовать их бандитские наклонности в своих целях и поэтому решил каким-нибудь способом завербовать этих "детей фортуны".
- Вы чего, фраера, прямой речи не догоняете? На кого позарились, босота? - Стал яростно обсыпать своих обидчиков Ваня очень угрожающим, но ровным и спокойным тоном.
Те явно испугались (такие люди всегда жутко теряются, когда что-то идет не так, как было изначально задумано).
- Спокойно, парень, признаем, попутали. Опусти перо, - жалостливым и, действительно, напуганным, дребезжащим голоском скулил корчившийся на тротуаре грабитель-неудачник, держась за поврежденное колено.
- Значит так, мазурики, коль не поняли по-хорошему, теперь вы мне должны, - выговорил Иван, сам не вполне понимая, чего он хочет от этих людей, - шагайте рядом, олухи, и без глупостей, а ни то живо порешу.
Иван и сам не верил своим словам и предполагал, что как только он отпустит своего пленника, оба тут же быстро побегут, но оказалось, что он все же невероятно сильно впечатлил их своей самоуверенностью и проворностью, и теперь они смирно, как коровы на бойню, шли рядом с ним, не пытаясь ничего предпринять и даже не оглядываясь по сторонам.
Чтобы слету наладить контакт со своими новыми знакомыми Иван довел их до ближайшего круглосуточника, вынул немного денег, дал одному из них и повелительно послал за выпивкой. Пораженные до отупения разбойники долго не могли понять происходящего. Парень, которого они еще час назад хотели "обработать", насильно угощал их пивом и вызывал невероятный душевный трепет при каждом своем движении.
Ваня пытался вести непринужденную беседу. Выведал, как зовут его пленников, представился сам. Спрашивал и говорил еще о многом отвлеченном с окончательно запутавшимися парнями, которые если и отвечали ему, то уже только по какой-то принужденной инерции. Иван же при этом собирался с мыслями, пытаясь понять самого себя и, наконец, решить, чего он, в самом деле, хочет от этих, вконец перепуганных, "дворняг".
Костя и Олег (так их звали) то и дело согласно кивали Ване в ответ.
- Вам не кажется, что заниматься гопничеством не прибыльно и невероятно опасно? - наконец, задал прямой вопрос Иван, уже четко определив для себя дальнейшую нить разговора. Парни лишь переглянулись, пытаясь сбросить друг на друга обязанность отвечать на этот малопонятный вопрос.
Чтобы развеять недоумение своих новых знакомых, он рассказал им, что имеет много идей, как можно легко добывать большие деньги, оставаясь при этом с чистой совестью. Оказалось, что в голове у Ивана уже давно зарождались мысли о том, насколько было бы хорошо обзавестись финансами помимо мизерных трудовых доходов, хоть даже и незаконным путем. Тюрьма не пугала Ивана, поскольку он и так чувствовал себя узником в этой ограниченной жизни. Этому юнцу изо дня в день все более надоедало, что кто-то свыше диктует ему, как жить и что делать, устанавливая при этом бессовестные ограничения.
.........................
Иван вздумал стать на скользкую воровскую тропинку не спонтанно. Он тщательно проштудировал уголовный кодекс, изучил множество статей и сводок по этой теме, и лишь только в итоге оценил свои силы. Он решил перенять опыт у "великого комбинатора" и попытать счастья в аферизме, сразу же дав себе слово, что любые деньги должны быть принесены ему жертвами добровольно или отобраны по их же собственной глупости.
Сразу же Иван зарекомендовал себя расчетливым организатором, да и подельники его оказались куда более способными и талантливыми, нежели показались на первый взгляд.
Изначально, новоиспеченная банда занялась "честным" отъемом денег у "имущего класса" (так называл Иван элиту общества). Сценарий был до гениального прост. Парни приходили в дорогой клуб и подыскивали жертву. Зачастую это были миловидные богатенькие дамочки, угасающего возраста, или пустоголовые и ветреные дети богачей. Иван проявлял высочайшее актерское мастерство и владение психологическими приемами. Он легко находил общий язык с жертвами, тут же с ними знакомился, и весь вечер, развлекая их, каким-то чудодейственным манером выпытывал пароли от их кредитных карт. Это удавалось Ивану почти всегда и, каждый раз, он проявлял дьявольскую оригинальность на пути к достижению этой цели.
Зачастую, он показывал своим "новоиспеченным приятелям" различные фокусы, коих знал множество, в том числе и карточных. Затем, после очередной удачной демонстрации своего мастерства, он предлагал зрителям провести опыт по угадыванию числовых комбинаций. Иван просил каждого написать по три четырехзначных числа, но с условием, что все должны обязательно запомнитьнаписанное. Таким образом, ничего не подозревающие, жертвы по инерции строчили на бумаге свои пароли - то, что первое приходило в голову и то, что уж точно запоминалось. После некоторых замысловатых манипуляций, Иван объявлял опыт неудавшимся и предлагал показать что-нибудь другое. Все, обычно, весело смеялись над его неудачей и поэтому не замечали, как листочки с заветными циферками оказывались в кармане фокусника.
После завершения этой стадии, в дело входили коллеги Ивана. Будучи прирожденными щипачами, они легко завладевали барсетками разгулявшихся буржуев и сумочками их дам, покинувших свое имущество вовремя перерыва на танец или просто, легкомысленно потеряв вещи из виду. Затем Иван со своими приспешниками мчал к ближайшему банкомату, пытаясь успеть до того момента, когда "лохи" замечали пропажу. Хоть в "подрезанных" кошельках и бывало иногда достаточно много наличности, но то, что парням удавалось снимать со счетов, было просто головокружительной добычей.
Правда, этот клубный промысел Иван очень скоро свернул, проделав всего несколько вылазок, так как посчитал, что далее этим заниматься очень опасно из-за, моментально разносящихся, слухов о мистических исчезновениях денег с банковских счетов.
...................
Удачно провернули парни аферу с несколькими ломбардами. Тут Иван спланировал все тщательно и до мельчайших подробностей. В отличие от клубных похождений, где его поведение базировалось в основном на импровизации, перед выполнением этого дела, он долгое время репетировал перед зеркалом, оттачивая аристократическую манерность и моделируя различные возможные ситуации.
Иваном было намечено несколько ломбардов, которые необходимо было "обработать" в один день, более не повторяя подобного эксперимента в целях безопасности.
Для начала, Иван разослал своих подручных по объектам, дав каждому задание под видом обнищалого социального элемента заложить в каждом из намеченных ломбардов по серебряной вещице самого обыкновенного вида. Затем, следовал выход самого Ивана.
В дверь ломбарда входил изящный молодой мужчина в новом дорогом костюме (взятом в прокате на день), с серьезным волевым лицом и утонченными манерами. Он, слегка приподняв подбородок, одними глазами, почти не вертя головой, оглядывался по сторонам и блестяще поставленной колышущейся походкой приближался к томящемуся в ожидании работнику заведения. Подойдя и коротко поздоровавшись, Иван, дико извиняясь за беспокойство, начинал, красноречиво тараторя, описывать ломбардисту свое отчаянное и безысходное положение, не давая последнему опомниться и понять, в чем все же все-таки суть дела.
- Мое положение крайне плачевно. Теперь только вы в силах изменить ход происходящего. Теперь вся моя истощалая надежда направлена лишь на вас. Мне нет пути назад, так как я не могу вернуться домой с пустыми руками. Только вы можете спасти поруганную честь нашего славного рода, - высокопарно распинался Иван перед недоумевающим служащим.
Из его повествования, сопровождаемого сердечными восклицаниями и призывами к милости божьей, можно было понять, что им давно была утеряна какая-то семейная ценность (древнейшая фамильная реликвия), которая попала в руки "гнусного проходимца" совершенно случайно, хотя и вполне законно. Из непрекращающегося клекота Ивана можно было понять, что он как раз сегодня, после многолетних поисков, разыскал того мерзавца, который завладел интересующей его вещью, но оказалось, что он намедни снес её в ломбард.
- И вот, я пришел к вам просить, - подытоживал Ваня, - чтобы вы дали мне возможность выкупить мою драгоценность. О, я, конечно, понимаю, что уважаемые и порядочные заёмщики вроде вас обязуются перед клиентом не выставлять вещи на продажу до истечения определённого срока, но поверьте мне, я знаю этого прохвоста, он абсолютно неблагонадежен и бестолков. Он точно не сможет достать деньги к сроку. А я, за предоставленные неудобства, готов предложить любую названную вами сумму, в которую вы оцените свое беспокойство по этому делу. Ну, скажем, - Иван называл число в валюте, несоразмерно большее за то, что было уплачено за безделушку, - вас устроит?
После того, как Иванова жертва слышала сумму, у нее затмевался рассудок, и многие вопросы по поводу явных нестыковок моментально отпадали. А непонятного хоть и было много, все же это переставало кого-либо волновать от внезапно выпавшего шанса легко и много заработать. Не смотря на то, что у алчного ломбардиста уже начинали течь слюни, он все же продолжал гореть в нерешимости.
- А зачем вам столько платить мне, если можно напрямую договориться с тем парнем? - спрашивал он.
- Ну как же вы не понимаете? - негодующе восклицал Иван. - Тот подонок прекрасно знает истинное значение этой вещи для меня, и поэтому запросит гораздо больше. Он потому только и держал её при себе, с расчетом на то, что я приползу к нему на коленях, но он по своей всепоглощающей глупости снес её к вам, так как сидит на абсолютной мели, ожидая с моря погоды. А у меня с тем самым появился шанс вернуть себе пропажу. Ну, разве вам так сложно? Неужто, вы не хотите заработать сами, - чуть не всхлипывая, распинался Иван, из чего становилось ясно, что вещь действительно ценна для этого господина, раз он был готов ради неё на любые жертвы.
В голове ломбардного служащего все кое-как начинало сходиться. Запутываясь, в густо высыпающихся Иваном, подробностях, он начинал склоняться к мысли, что все это - правда, и такая жаркая увлеченность богатого господина дешевым украшением действительно объясняется традиционными заморочками высших слоев общества, имеющих богатое духовное воспитание и непостижимую страсть ко всяческому проявлению своего благородства. В итоге, жертва давала свое согласие на сделку.
- Отлично! - ликовал Иван. - У меня сейчас нет при себе наличных, но завтра же, и никак не позже полудня, буду у вас с условленной суммой. До встречи!
На этом миссия Ивана (тотальная обработка, как он её называл) завершалась. А на следующий день, с самого утра в ломбард являлся Иванов подельник, закладывавший вещь, и несколько торопливым и возбужденным тоном, просил вернуть ему его имущество, предоставляя, оговоренную ранее, сумму оплаты за услуги ломбарда. Ломбардист, уже успевший спланировать дорогую покупку, на обещанные ему деньги, впадал в отчаяние. От него стремительно ускользал шанс, который, как говориться, дается человеку только раз в жизни. Его руки неохотно протягивались к вещице, но через несколько мгновений, в голове предприимчивого заёмщика возникала гениальная мысль: "Что если под каким-нибудь предлогом выкупить предмет у этого, явно нуждающегося в денежных средствах парня".
- Простите мою бестактность, но я вижу, вам сильно нужны деньги, - немного мямля и бегая глазами, говорил ломбардист. - Скажите, вы не хотели бы продать эту вещицу мне?
- За сколько? - рефлекторно срывалось у посетителя. - Да и зачем она вам?
- Видите ли, я коллекционер, - начинал наивно врать клерк, - а ваша вещь, хоть и не имеет большой ценности, все же возбуждает мой интерес как антиквара, - сыпал алчный служака, еле сдерживаемому смех, подельнику Ивана.
Жертва называла свою цену (конечно, гораздо меньшую от предложенной Иваном), затем, после продолжительных торгов доходило до половины, но самодовольный аферист соглашался лишь только тогда, когда наивный дурачок доходил до величины, практически равной обещанной, в надежде заработать хоть сущий мизер, но все же удовлетворить свой звериный азарт. После расчета, проходимец скрывался, чтобы никогда больше не возвращаться, как не вернулся и сам господин (которого так гениально сыграл Иван) ни в полдень того дня, ни во все последующие полудни, вечера и, даже, утренние поры. И таким образом, алчный глупец становился несчастливым обладателем дешевой брошки, кулона или перстня.
............................
Из всех спланированных и провернутых дел Иван с особой гордостью вспоминал лишь об одном - одиночном ограблении инкассаторов. Это дело было исполнено легко и незамысловато, впрочем, как и всякое гениальное. Идея пойти на такой рисковый поступок пришла в голову Ивана, когда он совершенно случайнейшим образом узнал об одной легкомысленной инкассаторской группе, которая частенько пренебрегала инструкционными канонами свой сложной и опасной работы.
Прибывая за выручкой самого большого городского супермаркета, они всегда подъезжали к черному ходу через задний двор. Вплотную ко входу машина подъехать не могла, так как для этого было недостаточно места, и поэтому её оставляли неподалеку. Главной ошибкой недальновидных инкассаторов было то, что за деньгами шел только один человек, вопреки всем инструкциям. Да, он был подготовлен физически, да, хорошо вооружен, но все же один. Остальные оставались дожидаться в машине, предполагая, что в таком глухом закоулке не может быть никакой угрозы. Именно этой легкомысленной привычкой охранных служащих и решил грамотно воспользоваться Иван.
Выйдя с деньгами из магазина, инкассатор упирался в стену соседнего здания. Затем, ему нужно было, повернув направо, через полтора-два десятка шагов заходить за угол, где метрах в тридцати его и дожидались коллеги, сидящие в машине, стоящей сразу же за двумя большими мусорными баками. Но в тот день все случилось иначе.
Прикрыв за собой дверь, инкассатор увидел чуть левее от себя двух неизвестно откуда взявшихся здесь людей. Один жал другого к стене, крепко держа за горло, и что-то требовал. Затем, резко ударив несколько раз в живот, отпустил. Инкассатор увидел в руках нападавшего нож и понял, что тот зарезал своего противника. Рефлекторно бросив мешок на пол, он, инкассатор, сдернул с плеча автомат и завопил:
- Стой, паскуда!
Но разбойник оказался не из пугливых. Он развернулся и, молниеносно перемахнул через высокий забор, наглухо отгораживающий небольшой периметр с левой стороны от черного входа магазина. Инкассатор быстро подбежал к раненному, тот был весь в крови.
- Браток! Браток, поймай его, догони гада, Христа ради, - надрывающимся хрипом молил умирающий паренек.
Обескураженный инкассатор рефлекторно повиновался, видимо, на бессознательном уровне решив своим долгом исполнить последнюю волю умирающего. Он точно так же, быстро взобрался по наваленным ящикам и перемахнул через забор. С той стороны открылся взору довольно обширный пустырь, где не было ни единой живой души. В считаные секунды инкассатор сообразил, что за те полминуты, пока он разбирался с потерпевшим, злоумышленник мог успеть благополучно скрыться в любом направлении, и поэтому бежать куда-либо без толку, нужно вернуться и оказать помощь раненному. Но вернуться было гораздо труднее, так как стой стороны не было ничего, по чему можно было бы вскарабкаться, а забор был метра три, не меньше.
С горем пополам возвратившись обратно, он застал труднообъяснимую и довольно неприятную картину. Раненного не было на прежнем месте, как-будто он и не находился там никогда, ровно так же не было и денежной сумки.
Взбешенный инкассатор тут же сообразил, что его надули, и, сгорая от прилива ярости, побежал к своим сидящим в машине, слушающим радио и ничего не подозревающим коллегам. Их попытки вызвать подмогу или милицию не могли принести много толку, так как из всего происшедшего вышел единственный свидетель, который к тому же, находясь в большом нервном напряжении, не смог запомнить даже внешности преступников, вплоть до одежды, не говоря уже о лицах или особых приметах.
Это была только внешняя оболочка, так сказать, результат хорошо спланированной операции. Что же за эти всем крылось? Иван, прознав о халатной привычке инкассаторов, ходить по одному, решил разыграть самый обыкновенный спектакль в одно действие, без каких либо антрактов и выхода актеров на поклон.
Будучи прекрасным психологом, он рассчитал поведение жертв до последней мелочи. Учел даже, что инкассатор не станет сразу же стрелять из-за тягостной процедуры отчета об открытии огня из табельного оружия, а, даже, если бы и выстрелил, то только в воздух, так как возиться с чьим-либо ранением, хоть и заслуженным - длительный бюрократический процесс, отнимающий время, нервы и зачастую, рабочее место.
Роли в этом спектакле Иван раздал своим подельникам исходя из профессиональных качеств каждого: Олег был органичным актером, Костя - превосходным бегуном, способным уходить практически от любой погони.
После того, как инкассатор перемахнул через забор, "раненный" как ни в чем не бывало, поднялся на ноги, наскоро переоделся в припрятанную рядом куртку, подошел к увесистому мешку и уложил его в самый обыкновенный продуктовый пакет. После чего, натянув на глаза капюшон, спокойно прошел мимо инкассаторской машины и в считанные секунды скрылся.
...................
Преступные таланты, открывшиеся внезапно у Ивана, пьянили его и сподвигали ко все более масштабным и рискованным операциям. Он неоднократно ловил себя на мысли, что возможность легкой наживы постепенно сводит его с ума, заставляя забывать об излишней осторожности, которую он яростно культивировал в начале своего уголовного пути, и самое главное, растут его аппетиты, что в конечном итоге, несомненно, приведет к плачевным последствиям.
Но Ивана мало настораживала перспектива попасть за решетку - он и так свою жизнь всегда почитал за тюремный срок - зато теперь ему, наконец,удалось стать себе хозяином: покупать дорогие вещи, гулять в престижных кабаках, и главное, устанавливать свой личный, никем не контролируемый "график работы", обыкновенная ограниченность которого претила ему более остальных достижений цивилизованного общества.
Иван чувствовал, что теряет контроль над своим чрезмерным стремлением, но не мог этому противиться, а скорее всего, и не хотел. Ему невероятно нравилась его работа. Он обожал это щекотание адреналина в жилах, в моменты, когда приходилось идти на рисковое дело. А самое главное - он больше ни в чем не нуждался!
С ростом количества успешно проведенных операций Ивановы аппетиты стали заметно возрастать, и здесь виной уже была не банальная жажда наживы, а стремление к личностному совершенствованию, пусть и в такой не вполне приемлемый обществом способ.
Любое везение рано или поздно заканчивается, это вам скажет каждый ученый жизнью человек. Так случилось и с Иваном. Все началось с того, что один из его подельников получил наводку на временно пустующую, богатую "хату", которую можно с лёгкостью обобрать. Иван несколько колебался, так как всегда был приверженцем дел, требующих умственного участия, а не банального налета на незащищённое имущество зажравшегося коммерсанта. Прикинув сколько можно заполучить материальных благ за одну такую вылазку, Иван все же согласился.
Дело парни провернули успешно: с лёгкостью вскрыли замысловатые замки и вынесли все, что могло иметь несомненно большую стоимость (драгоценности, антиквариат и даже, найденные в нескольких местах квартиры, деньги). Хотя у Ивановых коллег были проверенные и достаточно надежные точки сбыта, их банда по каким-то, доселе неизвестным, причинам попала в суровые руки правосудия.
Сильнейшим усилием воли и благодаря замысловатым комбинациям, на которые ушло немало денежных средств, Ивану удалось убедить весь мир, что он работал сам, без каких-либо подельников, и его товарищей освободили из-под следствия. Это было необъяснимым везением, так как не поддавалось никаким законам логики. Что скажешь, - деньги творят чудеса. Как бы там ни было, Ваня взял всю вину на себя.
...........................
В местах лишения свободы Иван смог зарекомендовать себя в весьма положительном ключе. Один из его подельников уже отбывал срок, поэтому Иван был наслышан о здешних порядках, что ему и помогло. Сокамерники относились к нему, как к "фартовому бродяге", явно заслуживающему воровское уважение за свои подвиги. Это чрезвычайно льстило Ивану. А особенно радовало то, что благодаря такому расположению, он может пользоваться некоторыми тюремными привилегиями, недоступными для большей массы заключенных.
Пересилив депрессионное состояние от угнетающей тюремной акклиматизации и взвесив свои преимущества, Иван нашел в себе силы к душевному умиротворению. В конце концов, он сознательно был готов к подобному повороту судьбы, поэтому смириться со своей участью сейчас было бы самым разумным решением, но окончательно смириться ему так и не удалось.
Ивана всегда влекло все новое и неизведанное, но когда он познавал во всей красе прелести очередного жизненного пейзажа, очень скоро ему становилось скучно. Так произошло и теперь. Пока тюремная жизнь была непривычной Ивану, его увлекал и несколько тешил процесс познания чуждой доселе обстановки, абсолютно других законов существования и общего порядка вещей, но через некоторое время Иван, по обыкновению своему, затосковал.
Он понял, что на воле было действительно лучше, и он бесконечно ошибался, считая прежнюю жизнь ничем не отличимой от тюремной. Самым главным и решающим различием между жизнью "до" и "после" для Ивана оставалось то, что вне стен лагеря, будучи свободным членом общества, ты можешь выбирать свой дальнейший путь следования, траекторию и темп движения (хоть выбирать-то особо и не из чего), а здесь так и вовсе, человек лишался всякой возможности к самоопределению и удовлетворению своих духовных рвений. Все ограничивалось безумно строгим распорядком, вдоль и поперек изрезанным иезуитскими канонами. Даже элементарные повседневные действия, такие как прием пищи или прогулка, приходилось осуществлять под круглосуточным присмотром, при этом следуя неукоснительным правилам и нормам.
Свободолюбивая во всех отношениях душа Ивана очень скоро стала точно разрывать его изнутри. Он потерял аппетит, он не спал по ночам, он не желал более жить... Он часто задумывался о своих поступках, и постоянно его преследовала одна и та же мысль изо дня в день: "Я хотел быть свободным от людей, от их предрассудков, от насквозь прогнивших моральных устоев современного общества, от навешенного кем-то свыше стадного клейма и всего прочего, что ограничивало мое стремление к самому обыкновенному и безобидному человеческому счастью. И чего я добился?! Я в своем стремлении к абсолютной свободе личности заключил себя в неволю пуще прежней. Раньше она имела духовную, абстрактную форму, а теперь приобрела еще и физическую. Раньше мне говорили, о чем и как я должен думать, а теперь еще и указывают, по каким траекториям я должен передвигаться, что есть, когда ходить в туалет и сколько часов спать. Неужели любое стремление достичь в жизни чего-то большего, отбрасывает тебя, наоборот, к значительно меньшему, и от этого никак не отделаться? О боги, неужели простой человек обречен на пустую, никчемную жизнь? Яду... Яду мне!"
Да, действительно, Иван изредка допускал малодушие и помышлял о смерти. Были и моменты, когда у него напрочь опускались руки, и он готов был смириться с насущным и тихо дожить свой остаток лет в нищете, но внезапные приливы иррационального вдохновения опять толкали парня на борьбу.
Проведя в тюрьме чуть меньше года Иван решился на побег. Не то чтобы это решение пришло внезапно, подобные мысли всегда кружили ему голову, из самого дня чтения приговора, просто выпал очень удобный случай задуматься об этом подвиге решительно и вплотную. Дело в том, что его, как молодого и крепкого заключенного, бросили в Сибирь на освоение золотых приисков, а там, как шутят бывалые зеки, сто тропинок и все к дому ведут. О плане побега парень размышлял не особо подробно. Ему было главное уличить удобный момент и драпануть в "открытую" тайгу. И такой случай все же представился.
Когда Иванов лагерь отправили на работы по освоению каменистой местности для каких-то коммуникационных нужд, случилось чрезвычайное происшествие - сдетонировал взрыв-комплект, который приготовлялся для выравнивания площадок. Мощный взрыв вызвал всеобщую панику, как среди заключенных, так и среди растерявшихся конвоиров. В один момент многочисленная толпа буквально высыпалась из границ ровного строя, и каждый интуитивно попытался найти себе убежище на случай повторного взрыва.
Перепуганные конвоиры сами чуть было не разбежались врассыпную и как следствие, не успели вовремя среагировать. Но в кротчайшие сроки инцидент был урегулирован, и была проведена внеплановая перекличка, которая выявила нехватку одного заключенного. После непродолжительных поисков (так как его могло убить во время взрыва), была вызвана подмога, и организована погоня.
Хотя Иван и не разрабатывал в подробностях плана состоявшегося побега, кое-какой информацией, по поводу инструкционных действий лагерных конвоиров, он обладал. Парень знал, что если беглого зека погоне не удавалось задержать в кротчайшие сроки, то есть в маленьком радиусе возможного нахождения, то погоня прекращается, так как бессмысленно прочесывать небольшим отрядом необозримые просторы тайги, а вместо неё объявляется план-перехват во всех возможных точках появления объекта.
Ваня знал, что следует не попасться до вечера и ему в спину перестанут дышать, но вместе с тем, отрежут пути продвижения впереди. Он знал, что после неудачного преследования беглец объявляется в розыск во всех населенных пунктах в округе, до которых только можно добраться, а в такой ситуации оставалось или научиться жить затворником в тайге (до конца своих дней), или искать селения старообрядцев, которых много в этой местности, правда тамошние жители совсем не жалуют чужаков.
Но Ивана не волновали нюансы, для него было важно движение, без анализа возможных последствий. Весь день бежав, уже на закате солнца Иван решил, что слежка прекращена (или точнее сказать, ему от сильнейшей усталости, просто стало глубоко на все наплевать). Он замедлил шаг и продвигался вглубь тайги пока солнце и вовсе не село.
Парень наткнулся на небольшой покосившийся сруб, оказавшийся заброшенной охотничьей хижиной. Внутрь он пробрался на ощупь, абсолютно ничего вокруг себя не видя. Обнаружив целую груду пыльного тряпья, он окутался в неё, чтобы согреться от зыбкого таежного воздуха и через несколько мгновений забылся беззаботным сном, как будто и не было у него ни тюремного срока, ни побега, да и вовсе ничего вокруг не волновало его более.
..................
Лучи раннего рассвета влились через крохотное окошко, придав отчетливый вид всему, что было в помещении, где спал теперь Иван. Это была довольно небольшая комнатушка с полуразрушенной кирпичной грубой посредине (видимо, для максимального обогрева), рядом с которой стоял запыленный деревянный стол с двумя лавками по бокам.
На столе, облепленные густой паутиной, стояли несколько предметов, напоминавших глиняную посуду, но давно потерявших свой изначальный внешний вид. У стены, со стороны которой стоял стол, находился стеллаж в несколько полок, на котором покоилась уйма однородного хлама, потерявшего всяческую надежду на дальнейшее полноценное существование.
На стенах висели какие-то трухлые веники разного рода, а на полу практически повсюду валялось тряпье, в часть которого и укутался Иван, только ступив в хижину и лишь прикрыв за собой дверь.
Вот, собственно, из чего и состоял внутренний интерьер этого, по счастливой случайности, попавшегося Ивану здания. Это была явно охотничья хижина, коих множество разбросано по таежной зоне, но по каким-то причинам её очень давно не посещали.
Такие домики обычно становились райским пристанищем для заблудившихся в тайге, так как в них всегда можно согреться, выспаться,и, что самое главное, найти немалый запас провизии. Охотники, особенно те, которые предпочитают многодневные вылазки в глубокую тайгу в поисках матерых зверей, очень солидарный народ и такие хижины почитают за святыни. Они всегда поддерживают в них порядок и постоянный запас пищи (в основном крупа и консервы).
Для охотника, блуждающего по сырым просторам густых рощ, такие домики могут принести больше удовольствия и пользы, чем пустынный оазис блуждающему среди раскаленных песков бедуину. Но Ивану не повезло, или, учитывая факт того, что он получил крышу над головой - повезло, но мало. В доме если и были хоть какие-нибудь съестные запасы, то они уже давным-давно пришли в полнейшую негодность.
Правда, этому парню сейчас было далеко не до еды. Он уже был и так сыт, сыт свободой и счастлив от того, что может, наконец, проспать столько, сколько посчитает нужным. Теперь никто не был вправе отобрать у него сон, Иван опять стал полноправным хозяином своего времени и действий, хоть и не окончательно и, скорее всего, временно.
Поиски беглеца в тайге хоть и закончились, но в малочисленных городишках уже кишели патрули, ожидая появления "мерзавца", который, по их мнению, или сдохнет в лесах, или попытается прорваться к цивилизации, третьего, как говорится, не дано.
Через некоторое время, когда солнце поднялось чуть выше, оно стало светить через окошко прямо в развернутое к нему лицо Ивана, от чего тот очень скоро очнулся. Пробудился он до того, как отрыл глаза, и так пролежал некоторое время. Он боялся, что как только откроет их, то увидит, что цель, к которой он так долго шел, не достигнута, и что все происходящее было лишь мимолетным сном, который закончился, оставив после себя приятное душевное волнение.
Иван медленно открыл глаза, и в них тут же ударил ослепляющий свет горящего солнца, не дав парню ничего разглядеть вокруг себя. Но этого Ивану было и не нужно. В бараке, где была его шконка, поблизости не было ни единого окна, и потому вид солнца сразу же уверил Ивана, что он более не в зоне, не лежит на своем вонючем матрасе, и что побег действительно удался и это не сон...
От таких мыслей Ивану стало окончательно хорошо, хотя он прекрасно и осознавал, что это еще не конец, и впереди предстоит самое сложное - выбраться из котла облав и благополучно скрыться. Как это совершить Иван даже не представлял, но удачно совершенный побег и несколько часов долгожданного беззаботного сна, дали ему надежду и поселили в душе уверенность в дальнейшем успехе.
Окончательно пробудившись, Иван огляделся по сторонам и поразился здешнему интерьеру, который при его появлении был скрыт полночной мглой. Он сбросил с себя пыльное тряпье, от чего в воздух поднялось облако густой пыли, заставившей парня закашлять. Он быстро поднялся на ноги, отряхнулся и поспешил к двери, на встречу чистому, пьянящему воздуху свободы.
На улице его обдало обволакивающим прикосновением свежего, по-весеннему прохладного воздуха, от чего у Ивана невыносимо закружилась голова, и он еле удержал равновесие, чтобы не свалиться с ног.
Он медленно шагнул с одноступенчатого деревянного порога и с видом вожделеющего наслаждения от всего окружающего, плавно присел на ступеньку. Иван прищурил глаза, и его губ коснулась легкая улыбка удовольствия. Как долго он мечтал почувствовать себя абсолютно свободным человеком, и именно сейчас это чувство его обуяло. В ту секунду ему показалось, что в мире все мираж, а если не мираж, то затянувшийся сон, который обязательно закончится, что не существует (и не может существовать) среди такой красоты природных пейзажей, подлый и насквозь пропитанный демоническим духом мир людей. Что реальными могут быть только вальяжно плывущие по небу облака, произвольно, но мерно покачивающиеся на ветру деревья, резвые и певучие птички, веками текущие реки, невозмутимые гордые горы и прочие прелести первозданной природы.
И уж точно ко всей этой идиллии никак не вяжутся дикие нравы и порочные поступки сынов человеческих. Не имеют права считаться реальными те пошлые законы человеческого существования, придуманные и силой навязанные миру высокопоставленными (или высоковскарабкавшимися) держимордами, цель которых - лишь холодная и сухая выгода - существующая вопреки всяческим моральным нормам, которые, кстати, тоже диктуют они же, для большей стадной податливости.
Иван до того сильно погрузился в размышления по поводу несуразности всего происходящего с людьми и с ним самим в частности, что ему стало невероятно противно жить. В мире ведь столько прекрасного, так зачем же люди сами себе создают проблемы, пожирают друг друга и при этом сжигают себя во всепоглощающей бессмыслице личного бытия.
Именно они, люди, заставили Ивана решить, что его прежняя жизнь была скудна, они же и толкнули его на борьбу, которую сами же и признали незаконной (по установленным ими же правилам) и они же лишили Ивана свободы, заключив в тюрьму.
Вслушиваясь в гармоничную буффонаду птичьего пения, Иван вдруг осознал, что ему не стать счастливым оставаясь человеком, так как человек никогда не будет свободным, потому что не имеет ни малейшего представления об этом понятии, а только порождает бессвязные и лишенные всяческих подтверждений споры по этому поводу.
Осознание личной безысходности вдруг поселило в душе Ивана ненависть к жизни. "Если нет на свете справедливости, если все вокруг только и жаждут, чтоб получить от тебя какую-нибудь выгоду, а потом с чистой душой переступить через твою могилу, то и жить мне незачем. Я не позволю заковать себя в кандалы так называемых социальных обязанностей, и надеть пожизненный ошейник так называемого честного труда (рамки честности которого вправе определять кто угодно, но только не я сам). Была не была! Вырвусь из этой западни - так и быть, буду искать счастья в жизни, а если нет... В тюрьму я точно не вернусь, лучше уж погибнуть молодым и никому ничем не обязанным", - промелькнули в голове Ивана мысли, которые буквально высыпались в его сознание из глубины израненной души.
Иван резко встал и, охмеленный глобальным душевным протестом, направленном против бессмысленности существования, отправился навстречу опасности. Он отлично знал, что в первых попавшихся на пути людях, он встретит врагов: будь-то патрульные или начитавшиеся "назаборных" и "настолбных" объявлений сознательные граждане, сознательность которых обусловлена ничем иным, как собственной несостоятельностью. Но Ивану только того и было нужно. Он окончательно решил расставить все точки над "i",не опасаясь за возможные последствия.
Он брел по обнаружившейся недалеко от хижины тропинке в случайно выбранном направлении. Солнце уже успело достаточно подняться и прогреть воздух, поэтому брести по ровной дороге, среди высоких кедров, вслушиваясь в щекочущие уши звуки природы, было само удовольствие. От этого у Ивана до слез ныла душа. Он никак не мог понять, почему человеку просто так нельзя наслаждаться рассветами и закатами, свежим воздухом, и просто быть счастливым без постоянной обязанности горбатиться и ежегодно стареть, так и не ощутив за всю жизнь настоящего, искреннего счастья.
На удивление Ивана ближайшее поселение показалось уже через несколько часов ходьбы. Это было настоящей удачей, так как в тайге иногда приходится путешествовать по целым суткам, чтоб наткнуться хоть на какую-нибудь деревеньку. По виду это был крохотный, запущенный городишко, с населением,безостановочно деградирующим от паленого этила и полного отсутствия рабочих мест, как это традиционно принято в большинстве городков глубоких провинциальных регионов.
По дороге встречалось довольно много людей, но практически никто не обращал внимания на парня. Единственной, кто остановил на нем взгляд, была кокетливо улыбающаяся, плохо одетая, но миловидная девушка. Иван догадался, что она смотрит на него не из подозрения, а от обыкновенной скуки, много лет царящей в этих местах.
Ивана удивило, что не на одном столбе, заборе или доске объявлений, не было хоть какого-нибудь крохотного фоторобота его внешности под заголовком "Розыск". Видимо, он наивно ошибался в оперативности работы местных властей и уж тем более заблуждался, когда полагал, что к его скромной персоне будет уделено много внимания.
Иван обходил почерневших от пьянства мужиков, блуждающих по улицам словно зомби, и не обращающих на него внимания. Парень, было, несколько раз намеревался обратиться к кому-нибудь из них для уточнения кое-какой информации, но брезгливость никак не позволяла ему этого сделать.
У одного из подъездов длинного двухэтажного дома, он увидел женщину, к которой и решился обратиться. Это была худая баба лет сорока с лишним, одетая в старый выцветший халат. Ивана до боли поразило её лицо - густо обсыпанное морщинами от постоянного недовольства и истерических припадков, оно выражало чувство безграничной ненависти ко всему окружающему, но одновременно с этим, кричало о такой степени самодовольства и гордыни, что было непонятно, как она с такой внутренней силой может тратить свои годы жизни в богом забытойдыре, не предпринимая никаких попыток выбраться из этого болота. А то, что подобных попыток не было, Иван не сомневался. Об этом свидетельствовала окружающая её обстановка. Женщина стирала в тазике бельё и развешивала его на веревки прямо здесь у подъезда, не задумываясь, что может принести неудобства другим жильцам, что демонстрировало её полную освоенность и укорененность на этом месте.