Немногие уже вспомнят, когда это началось. Когда опустели извилистые улочки некогда многолюдного города. Когда даже священники забыли о своих повседневных молитвах. Когда чёрные кресты стали появляться на косяках дверей и на самих дверях. И люди некогда дружелюбные, воровато перемещаясь от одной тени к другой, смотрели волком друг на друга. Да и когда на чистых улицах стали появляться горы хлама: своеобразные баррикады. И пожары. Нет, люди уже привыкли к постоянной горечи во рту от вечно незатухающих пожаров и кострищ. К смерти, что стала обыденной гостьей в домах, к её шагам среди ночи по пустеющим улочкам, к молитвам, чтобы сегодня, хотя бы, сегодня она обошла твою дверь.
Мор... Он не выбирает кто прав кто виноват... У него все равны... Он Мор... Омега всего живого...
. Всех умерших забирали на труповозки, свозили к огромным кострам, горевшим постоянно, кого добровольно, с согласия близких, а кого... У меня до сих пор стоит перед глазами её лицо, той женщины соседки, ещё до мора похоронившей своего мужа. Её фигура на фоне чёрного креста на двери. И маленький свёрток, который она прижимала к своей покрытой язвами щеке. А из свёртка безвольно свисала маленькая ручка, посеревшая, покрытая, как опалинами, язвами. Она не хотела отдавать дочку могильщикам( добровольцем, больным или тем кому терять уже нечего, с белыми тряпицами закрывавшими почти всё лицо, кроме глаз). Просила умоляла оставить её с ней, ведь ей самой осталось немного, но нет они забрали девочку, а мать избили... На следующее утро труповозка приехала за ней...
А я остался, вопреки всем мольбам я не заболел. Меня не коснулась старушка смерть, обещая вернуться, нет. Но у смерти свои козыри, даже если её дыхание ты не слышишь за ухом, даже если из толпы она обошла тебя стороной. Нет, она меня не взяла, она забрала всех тех кто был мне дорог. Один за другим умирали друзья... Я остался один, и среди ночи, сквозь крики и мольбы о спасении слышался мой голос, не молящий ни о том, ни о другом, а лишь о смерти. Но смерть, так спонтанно приходящая, глуха к призывам. Я жил...
В тот день была гроза. Тёмные траурные тучи раскинулись над умирающим городом, дышали огнём. То тут, то там полыхали синие зигзаги молний, и дождь стеной лил на опустевшие улицы, точно плач тысяч и тысяч вдов и матерей. Сквозь стену из капель, по пустой серой улочке двигался я, время от времени бил в барабаны небесный странник и гром заставлял меня вздрагивать. Тени, от молний прыгая, менялись, наводили ужас. А в воздухе чувствовался привкус озона.
Я шёл в парк, упорно не чувствуя рубаху давно отсыревшую и липнущую к телу. Мои ноги постоянно проваливались в тёмные заводи луж, я спотыкался и падал. А небо, точно смеясь, каждый раз раскалывалось громом. Эту беседку я нашёл ещё до Мора, боги как это было давно, почему время так быстро текущее в повседневной жизни так слабо, так тягуче ныне. Жизнь точно замерла, она как колесо крутилось, казалось в холостую, а осью был мор. Утро, день, ночь, утро... Замкнутый круг. Сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего, а завтрашний... Тут было сухо, лишь стук дождя о доски навеса. Я помню, как этот парк был полон улыбающихся людей, счастье витало в воздухе, а теперь всё замерло. Те, кто когда-то сидел в этой беседке, пил кислое пиво, теперь витали в воздухе как прах. Помню, как мы с друзьями собирались у этого построенного неизвестным человеком рая. Всё прошло, всё утекло, а камни подточила вода, в остатке от всего лишь одиночество...
Я присел на гладкую выровненную тысячами задов скамейку и закурил. Опиум. Не помню уже когда и как я пристрастился к нему, как доставал эту редкость в городе, мор многое меняет в человеке. Сладковатый дым завитал в воздухе беседки, под шум дождя, боясь вырваться наружу...
С трудом открываю голову от стола, оглядываюсь, жмурясь от яркого солнца. Слышу смех. Множество людей как прежде ходят по парку, за руку, обнявшись, счастье витает в воздухе.
-- О, наш герой очнулся,-- знакомый немного грубоватый голос. Повернулся и несколько секунд смотрел на Густава, не плохой человек, выпивоха, сквернословец, но это сейчас, когда он не на службе. Многие знают его другим: милым бородатым священником. Но одна проблема, он был первой жертвой мора средь всех моих знакомых.
-- Я умер, что ты ещё скажешь? Люди, посмотрите у меня нимба не наблюдается?--похоже последние мысли я невольно произнёс в слух.
-- Но я видел...
--Дружище, бесплатный совет: пить надо меньше, тогда видеть всякий бред видеть не будешь, ну можешь ещё перекреститься, но это наврядли поможет...
Сон? Кошмар?
-- А долго я так лежал,--раздался беззлобный смех, кое-кто умудрился похлопать мне по спине..
-- Ну, почитай часов пять, мы только пришли, ты глотнул эля и уснул,-- а это Весельчак, никто уже и не вспомнит его настоящего имени, даже он сам.
--Сон! Это был всего лишь сон!
-- О, за это надо выпить,-- улыбнулся Густав.
Их голоса давно забыты, их лица виденные мной так давно бледными и покрытыми язвами. Они веселились, смеялись, жили. Точно не было того кошмара, который мне казался реальностью.
Мы выпили. На улице уже темнела, лишь на западе, багровым заревом полыхал пожар заката. Пожар. В голове снова всплыло та жуткая картина сна. Может это всё ещё должно случиться? Может мне приподняли занавес, показав сцену, до начала спектакля?
-- Слушайте, да послушайте вы,-- перебивая их весёлый непринуждённый разговор начал я,-- меня напугал тот сон, что я видел, а внутри осталось толика беспокойства.
-- Так поведай нам его, посмеёмся,-- улыбнулся Весельчак.
-- Этого я и хочу. Началось всё...-- вдруг костяная рука появилась из не откуда, заставляя меня вскрикнуть, а она между тем оплела мою шею. Лица моих друзей никак не изменились они всё так же сидели и молча смотрели на меня. И только язвы, огромные бурые язвы расползались по ним. И всё завертелось...
С трудом отрываю голову от стола, оглядываюсь. Вокруг полыхает пожар, точнее старая добрая беседка плывёт над морем пламени. В воздухе витает уже давно привычный запах гари. Слышится плачь и вой сотен голосов.
-- Посмотри, подруга, а человек похоже очнулся,-- сказал мужской мелодичный голос.
-- Знаешь, дружище, я всё ещё не понимаю: зачем тебе это нужно,-- ответ последовал незамедлительно милый женский голосок похожий на игру флейты или...
Оглядываюсь.
...или стон.
Передо мной сидели двое, от одного их вида кровь застывала в жилах. Первый хозяин мужского голоса был высокий сухопарый, точно скелет, человек или что-то очень похожее на человека. Его лицо с длинным прямым носом и ввалившимися глазами, увенчанные, точно каймой синцами.
Вторая, женщина: по голосу и лицу, остальных доказательств в эту пользу не было. Ибо это представляло собой сгусток мрака, на верхушке, которого чьей-то искушённой рукой из нитей тьмы было связанно лицо, женское. А вокруг лица, точно полосы вились щупальца.
-- Скука, моя дорогая, всё это от скуки. Но посмотри, ни каждый день увидишь настолько удивлённого человека. Людь, ты бы рот, что ли закрыл, а то смотреть на твои три десятка мне не представляет радости.
-- В-в-вы к-кто?--пролепетал я, чем ввёл этих двоих в ещё большее веселье.
-- Конечно же, мы тут такие дела творим, а они нас не знают...-- расхохотался мужчина, делая лицо полное притворной грусти.--Это, моя дорогая, человек, о котором мы с тобой говорили.
-- У меня вообще-то имя есть...
-- Оставь своё имя для смертных, человек, ты всего лишь миг в нашей жизни, так что имя твоё нам ничего не даст!
--Э, ну тогда как вас... называть,-- первый страх как известно быстро прошёл и остался лишь интерес.
Женщина молча разглядывала меня, не произнеся больше ни слова от начала беседы, поэтому за неё ответил её друг.
-- Наши имена слишком сложны для твоего понимания, человек, но меня вы называете простым словом, Смерть, а её - мор. Мы тут немного повеселились...
-- Вы повеселились?! Это трагедия! Кто вы чтобы так просто решать кому жить, а кому...
-- Не тебе нас судить человек! Кто ты, чтобы так говорить, что ты сделал такого выдающегося. Кто ты чтобы говорить, что зло, а что добро. Ты, который только и делает, что жалеет себя. Скажи ты хоть слезинку пролил по тем умершим твоим друзьям, все слёзы были только за себя. Не так ли?-- прорычал Смерть. И, обращаясь к женщине, проговорил:-- Сказать ему?
-- Не надо... Ты же не хочешь нарушить правило...
-- Тогда, человек, прощай этот разговор утомил меня,-- сказал он хлопнув в ладоши и всё поплыло...
С трудом отрываю голову от стола, оглядываюсь. Вокруг всё как прежде, тот же пустой парк, тот же дождь и та же беседка. Вернулся из кошмара в кошмар. Сколько я тут лежал, час, два, день? Почему же видения были так реальны, почему? Жизнь словно замерла на миг, показав мне то, что я не должен видеть, или же это образы навеянные моим воображением.
-- Кто мне скажет где здесь явь, а где сон?
-- Я!--послышался голос за спиной, я обернулся. Передо мной, чуть опираясь на трость стоял человек. Его лицо, шея, руки были изрыто язвами, голос был хриплый и... слабый, точно каждое слово давалось ему с трудом.
-- Ты кто?
-- Я?--улыбнулся он.--Зачем тебе имя умирающего?
-- Не знаю, я уже ничего не знаю, меня зовут...
-- Не надо, зачем твоё имя умирающему?
-- Так что ты мне хотел сказать?
-- А, я и забыл... Правда только там где ты хочешь видеть, её. Невероятные вещи для одного, могут легко стать обыденными для другого. Верь в то что хочешь и это будет правдой для тебя.
-- Но, там...
-- Не надо говорить об этом, то что ты видел, предназначалось только тебе...
Мы ещё долго проговорили, на небе, пробиваясь сквозь зарево пожаров, появились звёзды. Он умер, сказав мне всё. Я молча положил его на стол в той самой беседке, перекрестил и ушёл. Дождь уже кончился, оставив на земле глубокие лужи. Деревья стояли в жёлто-красных тонах. Так сейчас осень! И как я этого не замечал? "Ты, который только и делает, что жалеет себя"--вновь пронеслось у меня в голове. "Ты пролил хоть слезинку по тем умершим твоим друзьям...?".
--Нет...
Я шёл по опустевшим улочкам, вдыхая запах гари, а в голове вились тени. Густав, Весельчак и многие другие там в глубине парка они были живы, дышали, были счастливы. Воздух, точно шёпот приносил мне отзвуки их голосов...
В доме всё было так же, тихо и спокойно. Последний дом на всей улочке, что остался не тронут огнём и смертью. "Мы тут немного повеселились". Этот пузырёк, я купил на углу, маленького, потерянного в глубине города переулке. Сказали: действует безотказно, без боли и мучений. Яд. Я нашёл выход. Странно, до того момента пока я не встретил этих двоих, такая мысль мне даже в голову не приходила. Пугало само святое писание, пугал ад. Что изменилось? Не знаю. Наверное, я... Откупориваю и выпиваю...
Темнота. Вокруг мелькают тени. А впереди виден свет. Свет в конце туннеля... Молча иду. Сквозь шёпот и плачь. Продираюсь словно сквозь воду, воздух вязкий, дышать тяжело, поворачивать голову тоже. Прошла минута или вечность, но просвет всё не приближался. Я устал, пот катился по мне ручьями. "Если есть ад то это он, Вечное, недостижимая цель... "--промелькнула, точно молния мысль. И в ту же секунду, воздух раздвинулся, выталкивая меня в обычный дверной проём.
Я остановился, передо мной вновь стояли эти двоя, смерть и мор. Мужчина, улыбнувшись, кинул что-то блестящее, что тотчас скрылось в щупальце женщины.
-- Ты удивлён, человек? Это было пари, я сказала, что люди сами смогут уйти без всякой помощи Зархору... Смерти. Он, разумеется, был не согласен... Удачи тебе человек, кстати скажи своим друзьям спасибо, именно они тебя выбрали для нас. Иначе извини, конечно ты умер бы от меня в мучениях, а не просто заснул. Счастливого вам пути, смертные...-- пропела женщина, и, улыбнувшись, запела на не известном языке и всё поплыло...
С трудом отрываю голову от стола, оглядываюсь. Мы в парке, всё как в первом сне. Хотя нет, отличается. Там я так хотел, чтобы это было правдой, что не заметил, отсутствия того, что здесь бросалось в глаза. Они были живы. Я не знаю как объяснить это, просто чувство матери, в утробе которой зародилась жизнь. Чувство, живого...
-- Ну, наконец-то!--Густав подскочил и обнял меня. После того, как обняли они все. Он продолжил.--Как тебе Смерть и Мор?
-- Ну не знаю...
-- Знаешь кто они?
-- Нет...
-- Наказанные, те кто менее счастлив чем мы смертные. Да они вечны, вечны творить одно и тоже. Навсегда заточенные в вечности... Смерть может принимать разные обачения и для каждого он свой... Он как маленький ребёнок, что обрывает мухе крылышки, чтобы посмотреть что будет... играет жизнями.
-- Но почему он, это он, а не она?
-- Знаешь мы люди странные создания, а мы мужчины тем более, теперь я это понял... Мы ещё в библии сказали, что женщины зло... к которому мы упорно тянемся... так и повелось: великое--мужчина, падшее--женщина... Глупость, сказанная кем-то обратилось неведением... Да и мужчины больше подвержены пороку, чем женщины и кто из нас зло, это вопрос, ой, как спорный... Ну, пойдем?
-- Пойдём, а куда?
-- В небытие,-- улыбнулся Густав.
И мы пошли...
А на земле. В маленьком городке, где в парке, построена кем-то беседка. Закончилась страшная болезнь и люди стали оправляться. На некогда многолюдных улочках, стали появляться бойкие прохожие. Стали слышны приветствия, не уверенные. Но первые семена брошены в пожарище. И они проросли, значит есть шанс... Значит будущее ещё будет...