С утра Вебер был как на иголках - мать пошла в отпуск и следила за каждым его движением. Приходилось играть в пай- школьника, лениво выполнять утренний моцион и выслушивать задачи на день. " Где же Вован?",- въедливо кружилось в голове, но он не показывал обеспокоенности и ждал звонка, вслушиваясь в каждый шорох и стук летнего утра. За окном молодой орех слегка шумел налившейся свежей листвой, лохматый пес бряцал ржавым цепком, да стайки воробьев внезапно срывались с дерева на дерево, ставя в тупик соседских котов.
Ближе к десяти, начиная терять самообладание, Вебер выглянул в окно. Ко двору медленно подваливал Вован с пакетом в руках. "Приперся, наконец-то", -выдохнул он и вылетел на улицу.
Внешне Вован выглядел простецки-застиранная футболка, обрезанные выше колен джинсы, шлепки на босу ногу и темные очки. Светлые, коротко стриженые волосы были выжжены солнцем так, что башка его казалась совершенно лысой. Пожав другу руку, он вытянул улыбку во весь рот.
Вован довольно явил на свет краснючие от гашиша глаза:
- Братан, прет не по-детски. Иду с утра - Малой с Лысым на углу раскумариваются. " Че за план?"- спрашиваю. "Вчера,- говорят,- пластика намацали. На, пятку, добей." Я напаса три выхватил, присел. Встал только через час.
-Красавчик, его ждут все, а он в тенечке кайфует. Молочище то мутим?
-Мутим, братан, мутим,- Вовчик заговорщицки огляделся и присел на корточки,- Тема такая - ганжа с конефермы привезли целый мешок. Чистые бошки, правда беспонтовый - косяк в рыло еле цепляет. Но на молоко- самый центр. Пока перли его на дырчике, два раза мусора по пути попадались. Очканули капитально! Прикинь, примут с мешком анаши? Все скинули на коттеджах. Одна проблема...
-Что еще?
- Помнишь малых с соседней улицы, что на коттеджах ошиваются?
-Ну.
-Опять в кастрюлю насрали.
-Вот уроды!- Вебер сгоряча запустил камнем по проходящему кошаку, - Я же говорил - прячьте лучше.
-Короче, в прошлый раз я кастрюлю тянул. Теперь твоя очередь. Смотри, Макс скоро туда подойдет со сгущенкой, а надо еще дров найти.
Вебер раздраженно нахмурил лоб, прокручивая возможные варианты и прекрасно понимая, что их, вариантов, совсем немного. А точнее один - пойти и выкрасть из дома кастрюлю, да еще и умотать куда-то на пару часов. Через пару минут он канючил в прихожей:
-Ма, отпусти минут на двадцать. Вовчику надо помочь. Его на осень по литре оставили.
-Знаем мы твои двадцать минут!
-Ма, ну реально надо.
В таких случаях, обычно, мать рано или поздно сдавалась, вот и сейчас Вебер выходил из дома победителем. На ходу одевая кепку и узенькие темные очки, он направился тем маршрутом, по которому обычно ходил тырить вино из подвала - вокруг дома по малине к летней кухне. Вернувшись обратно тем же путем, Вебер, пряча кастрюлю под старой футболкой, проскочил на улицу и бодро зашагал вслед за другом, на ходу сообщая важную новость:
-Смотри, братан, не спались, тебя по литературе на осень оставили.
До недостроенных коттеджей, куда направились пацаны, было ходу минут пять. Появились эти строения в начале девяностых. Тогда, в одночасье, выросли в чистом поле двухэтажные особняки, дивные для глаза советского обывателя, но также быстро стройка остановилась - отправили хозяина на тот свет местные братки. Вот уж года три как дома разрушались, растаскивались по кирпичику да служили приютом местной шпане. Здесь и ерша перед дискотекой выпить, и плана покурить, да и девчат по ресторанам водить было не заведено. Так что и некоторые амурные свидания с успехом проходили на этих новостройках.
Становилось совсем жарко. Вовчик стащил с себя футболку, обнажая мускулистый, не по времени загорелый торс. Солнце начинало припекать совсем по-летнему, прижигая спины, заставляя все живое прятаться в тени деревьев и домов. Подбирая по пути ветки и остатки досок, парни скоро подошли к нужному коттеджу и с удовольствием забрались в прохладные апартаменты недостроенной кирпичной коробки.
-Хай, бледнолицые,- гулким эхом разнеслось внутри. Вслед за эхом из полутемной комнаты выглянул Макс. " Че так долго, обдолбаны?",- выпалил он, протягивая выпачканную в кирпичной пыли ладонь.
-Да так, пока кастрюлю нашли, пока дрова,- неопределенно ответил Вовчик.
-Конопли он накурился и тормозил два часа,- сдал друга Вебер, вытаскивая из кармана помятую пачку "Нашей марки".
-Вот скотина, хоть бы нам пятку принес,- незлобно выругал его Макс, поудобней устраиваясь на накрытой рубероидом кирпичной табуретке.
Вскоре все трое закурили, глубоко затягиваясь едким дымом дешевых сигарет, пытаясь избавиться от легкой дрожи в коленках - дело предстояло нелегкое и опасное. Совсем взрослый риск и предвкушение кайфового вечера захватывали дух, но пацаны старались не показывать волнения и лишь докуренные до самого фильтра сигареты выдавали всю серьезность этого предприятия.
- Значит так,- первым заговорил Макс,- один все время на шухере. Если мусора или другое палево - молочище сливаем в окно и валим в разные стороны. Хер поймают.
-А если? - с напускным спокойствием спросил Вебер.
- Че ты ссышь? Как обычно под дурачка косишь и плачешь!- заерепенился Вован, - с малолеткой не будут связываться. Отпустят.
- Слышь, ты! Кто зассал, тот дома остался!- возмутился Вебер.
-Хорош базарить, пошли печку топить! - остановил перепалку Макс, сделал последнюю затяжку так, что запекло губы от горящегофильтра и, одним щелчком среднего пальца, отправил бычок метров на пять.
Работа пошла. В дальней комнате, тщательно подлаживаясь под кастрюлю, заново соорудили кирпичный очаг. Вовчик, матерясь, подбирал по коттеджу все, что могло пригодиться на растопку: сигаретные пачки, картон и куски грязного рубероида. Скоро весь этот хлам, вместе с аккуратно поломанными разномастными деревяшками, начал медленно разгораться, наполняя вонючим дымком недостроеный коттедж.
Что и говорить, мало-мальски приличному человеку было бы неприятно здесь оказаться, а скорее и вовсе противно. Все вокруг, эти кучи дерьма, валяющиеся шприцы, отжимки конопли да пошлые надписи на нештукатуреных стенах вызвали бы отвращение у любого, кроме этих подростков, ощущавших тут свободу новой, только зарождающейся жизни и даже некоторый полет души. Все потому, что здесь уже не было учителей и родителей, но были они, наедине с волей и желаниями, пусть порою дикими и нездоровыми, но уж точно их собственными.
- Все думаю, Вован, как же тебя тогда перло? Залезть ночью, зимой на самую трубу и орать " Лю-ди ! Меня убивает!!" Щас бы смог?
- Вовчик, улыбаясь посмотрел вверх, прикидывая , как же он очутился там, на высоте третьего этажа и, покачав головой, протянул: "Не-е ...""
Все трое уморительно заржали так, как умеют лишь дети, беспечно и весело осмеяв безбашенного друга. Макс посерьезнел первым: "Ну че, мутим?"
- Мутим,- решительно откликнулись Вован с Вебером.
По негласным обычаям процесс варки доверяли самому опытному. Считалось, что любая мелочь может повлиять на качество продукта, оттого каждый сознавал себя вправе следить за технологией и делать замечания, что весьма не нравилось отвечающему за конечный результат. Конфликты были неизбежны и, поэтому, Макс, взявшийся за дело, сразу же отослал Вована к выходу, стоять на шухере. Тот все равно нервничал, подбегал, суетился и давал указания: " Да воды больше лей! Трамбуй, трамбуй ганджебасом, он уварится! Не жалей!" Максим степенно и важно выполнял работу, хотя пару раз пришлось прикрикнуть на друга и отвесить Вовчику крепкий подсрачник.
Вебер удалился в соседнюю комнату, где на газету " Сельская Новь" была высыпана большая куча свежей конопли. Он сгреб анашу в плотную кучку и прочитал заголовок: "Месячный план за две недели". Эта фраза заставила Вебера призадуматься и раскопать фото достаточно упитанного гражданина, стоящего на фоне своего комбайна. Судя по статье, именно он давал столь амбициозные обещания. "Прикурился, чувачок. За две недели! Месячный план! Морда у тебя не треснет?"- незлобно выругал его Вебер и принялся выбирать из кучи бошки посимпатичней. Неизвестно почему, конопля в больших количествах действовала на Вебера магнетически. Друзья помнили это еще по прошлой осени, когда выезжали на плантарь конопли-дички помацать пластика, да насушить на зиму заготовки. В то время как некоторые стерли руки добывая гашиш, Вебер задумчиво прогуливался между кустов, бормоча что-то под нос, срывал центровые бошки и рассовывал по разным карманам. Казалось, дай ему карандаш, записную книжку и пачку папирос, часа через два вам будет представлена подробная классификация пробного материала по всем основным параметрам и гербарий впридачу. Вот и сейчас он внимательно принюхивался к траве, разминал ее в руках, пробовал на зуб и окончательно определил ее как буторную зеленку с высоким потенциалом. Случилось это уже в то время, когда значительная часть кучи кипела в разведенном водой сгущенном молоке, а Вовчик с Максом несколько успокоились, чему в значительной мере способствовали вскрытые банки, которые они уверенно зачищали какими-то щепками.
-Дайте, что ли, банку облизать, - завистливо попросил проголодавшийся Вебер.
-Ага, - добавил Макс и принялся вылизывать отогнутую крышку, высовывая язык, как африканский жираф.
Вебер с неприязнью посмотрел на довольную коровью морду, изображенную на этикетке, забрал у Вовчика вылизанную до блеска консервную банку, и принялся наполнять ее мелко порванной коноплей.
-Подсушим - попробуем, - резюмировал он.
Дело двигалось к полудню. Светило, взобравшись в зенит, лениво зависло над недоделанным шедевром местной архитектуры, но, на первом его этаже все еще было прохладно, несмотря на кипящую взахлеб эмалированную кастрюлю, которая из белой превратилась в матово-черную. Все трое столпились вокруг, ожидая развязки. Вебер энергично помахивал банкой над огнем, подсушивая план. Макс с Вовчиком снова заспорили:
- Снимай!
-Пусть покипит!
-Сгорит на хер!
Вскоре стащили горяченную кастрюлю на пол. Решили подождать, чтобы подостыла. Закурили молча - обьяснения и споры были больше ни к чему. Оставалось ждать результатов. Вебер перетирал подсохшую коноплю, чтобы забить косяк. Макс достал кусок белоснежной марли - процеживать молоко. Все решено и точка. Прочь сентиметальность и ребячество.
Жирное, липкое, зеленоватого оттенка молоко неровными струйками просачивалось через марлю. Медленно, чтобы не растерять драгоценных капель, Макс выжимал каждую порцию до предела. Выжимал так, что переваренная трава вылезала сквозь сеточку марли и отжимки, напоминающие экскременты неведомого животного, падали на глиняный пол совершенно сухими. Затем подолгу держал пальцы над жестянкой, покуда последняя капля не падала в нее. И все начиналось заново, и две пары глаз внимательно и жадно смотрели за тем, как Максим облизывал сладковатые пальцы, накладывал в марлю новые и новые порции мокрой конопли.
- Самые центра,- бормотал Вебер.
-Со сгущенки сладкое будет,- предвкушал Вован. -Ну что, делим ребятки по-братски,- предложил Макс,- с дозняком то определились?
-Мне как в прошлый раз, грамм пятьдесят,- серьезно ответил Вебер.
-А я побольше припью,- сказал Вовчик,- вдруг не раскумарит.
-И я,- согласился Макс.
Он по очереди отлил каждому свою порцию. Веберу поменьше, себе с Вованом чуть побольше. Вован, расслабившись, рассуждал:
-Вкусное молочище из сгущенки, еще бы кружку выпил!
-А ты выпей. В реанимации отдохнешь.
-Не-е, наркоманам взгреем. А то пропадет,- беззаботно ответил он и вытянул во весь рот свою блаженную улыбку.
-Ну что, в догоночку?- предложил Вебер и раздал каждому по папиросе. С интересом посмотрев на пачку и мысленно совершив путешествие по известному каналу, он с силой дунул в картонный мундштук.
-В моршанский Беломор только махорку забивать,- со знанием дела заявил Макс, выдул табак и принялся сушить будущий косяк на зажигалке.
Плана было много, поэтому каждый забил по пятке, и скоро все трое, глубокими напасами и неспеша, курили. Вовчик первым добил пятку, развернул гильзу и довольно присвистнул: " Маслянистая попалась, молоко толковое будет".
-Посмотрим. А так бутор,- заявил Макс.
-А че! По-моему цепануло,- заулыбался Вебер.
-Через десять минут отпустит. Валить надо,- сказал Вован.
Несмотря на легкую дурь в голове, друзья засобирались. Спрятали понадежней план и, немного притупив, отнесли кастрюлю в заросли бурьяна.
-Дома долго не сидим, чтоб не запалили. Как только торкает - ко мне. У меня только бабка. Не спалит. Смотри Веберчелло, молоко быстро раскумаривает, особенно если похавать. Опять грузанешся в какую-нибудь книжку часа на три. Если что - идем на озеро. Потом легче отмазаться. Нанырялся, вот и глаза красные,- давал наставления Макс.
* * * * * * * * * * * *
Быстрым шагом Вебер направлялся домой. " Заборы, заборы... Не спалиться бы. Че-то пригружает. Молоку рано еще. Конопля с поздняком что ли? Не очковать! Главное уверенность. Вот. Калитка. Захожу. Пожрать главное. И кофе. Горячий. Чтобы всасывалось быстрей. И в свою комнату ждать приходов".
- Ма, есть пожрать че?- нарочито громко попросил он.
-Бери борщ, котлеты. Хотела картошки сварить, не найду большую кастрюлю из летней кухни. Не видел?
Веберу показалось, что мать смотрит прямо в глаза. Такие минуты были самыми жуткими. Выдержать этот взгляд. Да, это стоило многого. " Все знает",- промелькнуло на секунду. Но мать, удивленно пожав плечами, куда-то ушла.
" Коленки, блин, подкашиваются. Все по-накурке что-то мерещится. Ух! Не пойму, раскумаривает или нет. Пожрать срочно. Борщ, котлетки. Чайник поставить и кофе. И валить отсюда на свою территорию. Здесь как в тылу врага. Че-то думка поперла? Уж не накрывает ли?"
Наскоро выхлебав борщ и зажевав пару котлет, он направился к себе, осторожно передвигаясь по коридору с огромной кружкой растворимого кофе. Лишь очутившись в маленькой "детской", он закрыл поплотнее дверь и почувствовал, как уходит лишнее напряжение, оставляя его наедине со своим слегка помутненным сознанием и жаждой новых открытий. Здесь все было в теме. Жесткая кровать с небрежно накинутым покрывалом, старый секретер с вечно открытой отвисшей челюстью-дверцей, служившей письменным столом, забитые книжные полки да одинокий стул. Отхлебнув пару раз, Вебер ощутил легкую эйфорию, даже заулыбался, и, дотянувшись рукой, нажал "play" на двухкассетнике "Panasonik".
AND I SAID FLY ON MY SWEET ANGEL
FLY ON THROUGH THE SKY
FLY ON MY SWEET ANGEL
TOMORROW I'M GONNA BE BY YOUR SIDE
Джимми Хендрикс, этот темнокожий парень с пышной шевелюрой и правильными чертами лица, снова неспешно перебирал рукой по грифу своего "стратокастера" 1965 года, ласкал его, как виртуоз, принуждая к невозможному, доводя до предела, чтобы здесь же, на сцене, принести в жертву. Сжечь. Ведь жертвуют тем, что поистине любят. И не его вина, что власть любви так и не победила любовь к власти, и медленные переливы горящей гитары говорили о том же.
Очнувшись, Вебер что-то почувствовал. Это сложно было передать, но он знал. Началось. Приподнявшись с кровати, он ощутил резкий наплыв в голову, прибивающий к земле. -Ого! Вот это приходище!- радостно проговорил он и тут же подумал: " Блин, я это сказал вслух? Тогда это точно приход! Самый что не на есть наирасприходнейший!"- начал было словоблудить Вебер, но вовремя вспомнил о серьезности ситуации.
Он огляделся и подошел к зеркалу. Бледная краснота уже начала обволакивать его глаза, придавая им рассеяно-меланхолическое выражение. Это был сигнал к отступлению.
Магнитофон натужно домотал до конца пленку кассеты, и Вебер отчетливо услышал щелчок автостопа. Расчесав непослушные черные волосы, он потянул дверную ручку на себя.
-Мам, мы на озеро собрались,- отвернув взгляд, сказал он.
-Опять день пропал,- вздохнула мать. - Иди, что с тобой сделаешь.
Захлопнув калитку снаружи, он уверенно зашагал по иссушенной зноем гравийке, все больше удивляясь происходящим метаморфозам. Улица, до этого серая в своей обыденности, поражала сочностью и насыщенностью палитры,и было радостно до безумия, и Вебер вытягивал рот до ушей, обессилев бороться с назойливой улыбкой. Мысли закладывали в голове нестройные виражи, уносились вдаль. Лишь одна задержалась, советуя: "Надо было хоть плавки одеть". Да и та озаботила ненадолго. Вебер мерил шагами путь от своей калитки до пункта назначения, вздымая порватыми турецкими шлепками облачка сероватой пыли у себя за спиной.
"Ага, добрался. Звоню. Ну и рожи в окне. Вован уже здесь. Машут, блин. Махуны. Махуны?! Вот это я словотворец! Фух! Главное при бабке не заржать. Она в коридоре. Сто пудов телик смотрит"
Перед дверью Вебер собрал всю волю в кулак и, войдя, вежливо поздоровался. На большее его не хватило - лицо перекосило гримаса плохо сдерживаемого смеха. Соседняя комната, отделенная лишь занавеской, ответила смачным хохотом. Бояться там было нечего, бабка слышала плохо, и Вебер поспешил присоединиться к друзьям. Макс с Вовчиком валялись на кровати, немного подергивались, всхлипывали и вытирали слезы. Бедняги ржали уже около часа. Макс, несколько успокоившись, приложил указательный палец к губам и, кивнув в направлении старушки, восторженно прошептал: " Слушай, братан, внимательно. Это классика жанра".
В соседней комнате пока было тихо. Из телика доносилась плавная мелодия в духе романтического латино и бархатный баритон какого-то очередного Хуана Карлоса. Бабуля, изредка, негромко потягивала носом и что-то неразборчиво бормотала. Но вот лиричная музыка сменилась тревожной. Темп нарастал, и друзья замерли за дверью в ожидании драматичной развязки. И вот бабушку прорвало:
-У-уу, сучка, Педру захомутала. Я б тебе, кобыла, ноги бы повырывала. И за Педру, и за Леонардо. Тебя бы ко мне в бригаду на перевоспитание, узнала бы, почем райская жизнь. Сталина на вас нет. Всех бы, обезьян беспартийных раскулачили!!! Придет и вам семнадцатый год...
К концу монолога голос бабули подсел, она отдышалась, громко высморкалась в носовой платок огромных размеров, и продолжила:
-Нам то, крестьянам, похер, а тебя б я в колхоз, на трудодни. Мы б тебе показали дружбу народов в советском союзе!
Что было дальше, Вебер запомнил скудными отрывками, вырванными из конвы полуреальной действительности. Все смеялись долго, смеялись до тошноты, до боли в кишечнике, до спазмов в легких. Вебер чувствовал, как сводит в судорогах мышцы живота, видел искаженные лица друзей - отражение его собственной, обезумевшей физиономии. Они сотрясались в хохоте, катались по кровати, стараясь успокоиться, плакали от боли и восторга, стонали и заходились в новой истерике. Лишь некие символы изредка напоминали своей простотой об уходящей реальности. Часы на стене, кружка остывшего чая, зеленая вишня за окном, солнце, устремленное на запад. Минутами, Вебер цеплялся за них, и снова проваливался, все глубже и глубже. Каждое слово цепляло заново, кружило их в нелепом полусне, но, в одночасье, все почувствовали, как исступление начало сменяться тяжелым тревожным состоянием.
После этой фразы Вебер почувствовал, как дикий параноидальный страх пронизал каждую его клетку. Вован, вдруг, вскочил, забегал по комнате. В его глазах светилось явное замешательство.
- Я плюнуть не могу, у меня слюны нет,- испуганно прохрипел он и высунул пересохший язык, покрытый бело-желтым налетом.- Пойду домой. Хреново мне что-то.
Вовчик решительно направился к двери, но Макс резко остановил его, схватил за футболку и отбросил на кровать. Вебер наклонился к нему и начал шептать, словно уговаривая:
-Вован, придурок, попалишься с потрохами. Отец только с работы пришел. Щас на свежий воздух надо: подышим, водички попьем, собьем сушнячок. Отсидимся где нибудь. Глядишь, к вечеру отпустит. У тебя измена, братишка. Меня и самого трухануло. Все по плану, косяков бы только не спороть. Все по плану...
На несколько минут все трое затихли, стараясь отбросить ненужные мысли и панический страх. Макс взял со стола кружку и залпом допил холодный чай.
-В натуре, обдолбаны, теряться отсюда надо, пока вконец не накрыло,- тяжело дыша, сказал он.
-Давай попьем, че-нидь, Макс,- попросил Вовчик.
-Бабка на кухне. До угла дойдем, там колонка. Нахлебаешься. И вишни пожрем.
Через пять минут, Вебер что есть силы давил двумя руками на железную планку, торчащую прямо из рассеченного черепа общественной водяной колонки, мысленно проклиная этот механизм, пережиток прошлого, торчащий прямо из земли на мало оживленном перекрестке его родного города. Но он давал воду. И два открытых рта поочередно ловили где то внизу свежую струю, захлебываясь, обливаясь, толкая друг друга. Но силы заканчивались, и проклятая железяка отщелкивалась вверх, оставляя жаждущих без влаги, а Вебер, чуть не плача, тер красные от врезавшегося железа руки, и все думал, почему же в этой стране нужны такие усилия, чтобы просто попить воды. И он снова давил, а потом долго пил сам, и мысли плелись в голове ядовитым клубком, и хотелось уйти далеко, забиться в самый темный угол этого города, ощутить слабость и покой, и отсутствие постоянного, терзающего страха. Вебера беспокоило многое. То, что было еще совсем светло и душно, что прохожие, возвращающиеся с работы, пристально разглядывали подозрительную троицу, а Макс с Вовчиком совсем ослабели и, немного пошатываясь, очень медленно передвигались по тротуару. Их молчание и потухшие, отупевшие глаза, не проходящая сухость во рту и подкатывающая тошнота, все это приводило Вебера в панику. Его мозг заработал неожиданно четко, выдавая яркие картины возможной развязки, отчего подкашивались коленки, и руки начинало трясти.
Он старался держать себя в руках, зная, что нужно уйти в безопасное место, но шли они очень медленно, что вселяло в душу полную безысходность.
-Эй, чуваки, скажите же хоть что-нибудь,- не выдержал, наконец, Вебер.
-Херово что-то, братан,- прохрипел Макс.
-И блевать тянет,- сказал Вовчик,- отдохнем, может?
-Иди Вован, иди. Сядешь отдыхать - здесь и останешься. На коттеджи нам надо. Там приморозимся, отдохнем. Сейчас тепло и стемнеет скоро. Идти нам надо, идти...
Вебер долго еще говорил, успокаивая и друзей и себя. Боялся остановиться, чтобы не утратить остатки реальности, не "поплыть" вслед за товарищами. И они шли, проклиная бесконечность этого пути, и, даже переваливаясь через высокий цоколь знакомого особняка, Вебер не верил, что скоро усядется на кирпичах, прислонив спину к стене. Здесь было тихо. В сумерках Вебер начал различать силуэты друзей напротив. Он слышал писк беспокойного комара, выбиравшего жертву. Он улавливал запах вареной в молоке конопли, от которого тошнило. Он ощущал спиной прохладу кирпичной кладки. В сущности, ему ничего не оставалось делать, кроме как всматриваться, вслушиваться, обонять, осязать. Совсем не хотелось двигаться, чувства обострились до предела, Вебер отбросил страх и наслаждался совсем иным состоянием своего тела. Это, на какое-то время, отвлекло его.
"Кому я сделал лучше, что обожрался сегодня молока?"- думал Вебер. "Полтора часа кайфа и, теперь, этот нереальный отходняк. До полуночи проваляюсь здесь, среди грязи и дерьма, а завтра проснусь от поноса и буду восхищаться проведенным накануне вечером. Какой бред. А потом все заново. Что ж так хреново то?"
Вебер закрыл глаза и откинул назад голову. Тотчас все, что он видел до этого, закрутилось в неистовом калейдоскопе. От такого видения мутило, но поднять веки он был не в состоянии, и вглядывался в кружащиеся огни, предметы, лица, пока нечто не заставило его вздрогнуть и вскочить с места. Отвратительная физиономия с рожками, свиным пятаком, поросшая шерстью смеялась, закатываясь, в полуметре от него, высовывая язык и показывая белые зубы. Такой реальной галлюцинации он не видел никогда "Это был он",- подумал Вебер, затрясся от страха и подбежал к окну. " Я где-то читал,- вспоминал он, - что в болезненном состоянии люди близки к другому измерению, и начинают видеть многое из того, что здоровым кажется бредом. Они как бы переходят на время в другой мир, или, скорее, с ним сообщаются. Наверное, так и под кайфом, мы одной ногой здесь, а другой там. Это пройдет."- успокаивал себя Вебер, старался вдыхать побольше освежающего вечернего воздуха, и смотрел на звездное летнее небо.
-Что-то пацанов не слышно,- вдруг вспомнил он, обернулся и, ослепнув на секунды от лунного света, стал пристально всматриваться в темноту. Макс лежал рядом. Вебер приблизился к нему и, невольно, шарахнулся в сторону. Его товарищ валялся на земляном полу, лицом вниз, постанывал, срыгивая вонючую густую массу, которая растекалась по полу.
-Так вот и я, в собственной блевотине захлебнулся,- участливо сказал Джимми Хендрикс, приближаясь к Веберу: Подружка скорую не вызвала, побоялась, что примут. Чертей то к вам понавалило, - немного подумав, брезгливо посетовал он и вышел в соседнюю дверь.
-Мог бы остаться, помочь, или, хотя бы, сквозь стену пройти,- горестно подумал Вебер и заплакал от страха - из каждого угла на него посматривали знакомые смеющиеся физиономии со свиными пятаками. Размазав слезы, он вспомнил слова прожженного наркомана Гоши: "Если захочу сдохнуть, вкачу себе кубов десять мака, так, на приходе, коньки и отброшу". Вебер, вдруг, четко понял, что нет ничего страшнее этого, страшнее ТАКОЙ смерти. Больше не было "прикольных глюков", оставалась лишь жесткая реальность: Джимми Хендрикс, в светлой куртке с бахромой, обблеваные лица друзей, смеющиеся бесовские рожи, норовящие заглянуть ему прямо в глаза, большой темный коттедж, пропахший вареной коноплей.
" Что же делать?- думал Вебер: Это явный передоз. Свалить? Меня найдут. Попросить помощи? Всех повяжут. Сначала в больничку, потом в ментовку. А если типы ласты склеят? Я буду виноват!". Вебер задрожал от ужаса, вскочил и начал расхаживать по комнате. " Нужно что-то делать",- носилось в его голове: "Для начала успокоиться", - подумал он, и уселся на прежнее место. Постепенно он взял себя в руки, взвешивая все за и против, силился понять, что же предпринять в такой ситуации.
" Господи, избавь нас от этой беды,- нашептывал он: Услышь меня, Господи! Не дай этим двум погибнуть здесь, в этой мерзости. Помилуй нас, Господи. Нам еще так мало лет. У Вовчика умерла мать, его отец не выдержит, если с сыном что-то случится. Нас ждут дома родители, нам нужно учиться. Дай мне шанс, и я никогда не прикоснусь к наркотикам. Мне это не нужно, Господи, я все понял и осознал. Помоги нам, сделай так, чтобы они очухались. Мы уйдем домой и никогда больше не появимся в этих стенах. Помоги нам, Господи."
Его прервал Вовчик, который закашлялся у соседней стены, сильно, будто подавившись, дергался всем телом. Вебер подбежал к нему, стараясь не наступить в большую лужу блевотины, обхватил руками за пояс, подтащил к окну и положил на подоконник, так, что голова Вовчика свисала на улицу. Подумав, Вебер проделал то же самое и с Максом. Вовчик еще пару раз блеванул и, еле слышно, прохрипел: " Вебер, воды!" И тут Вебер вспомнил, что на дальнем коттедже есть кран, нашел в темноте пластиковую бутылку, в которую набирали воду утром, и, задами, по бурньяну, почти побежал, обжигая ноги о молодую крапиву. Скоро, напоив пацанов холодной водой, он умывал им лица, обливал лысые головы, тер запачканную одежду, в надежде, что очухаются и все обойдется. Через пару часов всех действительно приотпустило.
На улице стало свежо. Луна забралась совсем высоко, звезды выжигали небосвод, освещали, как могли, путь парням, выбирающимся из большого дома, брошенного на окраине городка. Вебер долго шел сзади, поглядывая на друзей, еле волочащих ноги по ухабистой дороге. Наконец, обернулся Макс, протянул руку, ослабевшим голосом кинул: " Не провожай, дойдем сами. Завтра увидимся". Вовчик согласно кивнул головой, еле коснулся его ладони, пробормотал что-то невнятное на прощанье. Вебер зашагал быстрее и увереннее. Дома все спали. Стащив футболку и джинсы, он увалился на кровать, подумал о том, как всегда пусто в душе после таких приключений и отключился, забывшись тяжелым сном.
* * * * *
Было уже около десяти. Вебер проснулся давно, от боли в желудке, бегал в сартир, и, снова, уваливался на кровать. Стараясь ни о чем не думать, он забывался в полудреме. С утра пораньше заходила мать, подозрительно принюхалась: " Не пил ли ты вчера, парень? Перегаром не пахнет. Хотя вид у тебя неважнецкий". Не пойман - не вор. Мать убежала на рынок. Вебер потянулся к книге ( он любил почитать с утра), но, через пять минут, бросил ее обратно, раскрытую, обложкой наверх. Так книги быстрее ветшали и, как хороший коньяк, вырастали для него в цене. Свежую книгу, как девственницу, он стремился прочитать от корки до корки, иначе, она, как старая дева, может до конца жизни блестеть на полке нетронутым корешком. Так он размышлял, пока не услышал звонок.
Это был Вовчик. С ходу он восторженно прошептал: " Вот это хлестануло вчера. Просто не по-детски. Молоко убойное".
-Убойное?! Да я думал вас потеряю! Тебе хорошо, обрубился, да провалялся в дерьме. А меня приглючило по полной программе. . Вовчик похлопал товарища по спине: -Не очкуй, братан. Все живы. Лучше глянь, что я вчера тормознул,- он аккуратно разжал левый кулак. На ладони лежала плотно забитая "беломорина". "Бомба, чувак. Пятку в двоих паровозами распустим - поправит как положено!" Вовчик подмигнул и радостно заулыбался.
-Заходи за сарай, дома нет никого,- сказал Вебер, и друзья прошли во двор.
На душе у него было муторно. Они присели на корточки под старым орехом, который защищал от взглядов соседей. Земля была устлана зелено-коричневыми "сережками", падающими с ветвей. Вовчик "залечил" ослюнявленным пальцем кончик папиросы, "взорвал", засунул тлеющей стороной в рот, так, что между губами остался только бумажный мундштук и, щелкнув пальцами, подал сигнал. " А как же обещание? К черту обещание!"- подумал Вебер, приблизился, словно для поцелуя, к губам Вовчика и выхватил тяжелый, душащий паровоз.