Где-то на промежутке от неба до сердца. Где-то на маршруте, коим пересылают влюбленности сидит такой подотчетный товарищ, хмырь этакий, чиновьечьей клики заморыш с рожками да хвостом. Высшим указом на то место поставлен, не как-нибудь. Ярлычки лепить. Сидит поганец, с одной затекшей ноги на другую переваливается, и лепит, лепит, лепит на каждую, ну просто каждую влюбленность, что мимо проносятся, ярлычки ревности, неуверенности, подозрительности. Работу он свою любит, по садистки так, педантично... Вот возьмет ярлычок двумя пальцами длинными с ногтями острыми, черными, посмотрит на него чуть задумчиво, как бы в будущее краем глаза заглядывает, порой даже повертит этак, словно мартышка, на свет от главной тучки посмотрит, облизнет языком шершавым да со всей дури кааааак шлепнет. Опосля так аккуратненько разгладит, полюбуется на свою работу да и следующую пересылку на землю - хвать!
А бывают влюбленности тонкие, ажурные, возвышенные. Так к ним и не знаешь, на что прилепить-то, ярлычок. Просто хлобыстнуть - не удержится. Тогда он проволочку тоненькую возьмет, в жгутик скрутит, жгутиком ярлычок за один кончик зацепит, а второй в кружеватости чувства запутает. И не заметишь так сразу жгутика еле посверкивающего. Бывало, напорется на него человек раз, два, три... и не заметит. А только в сердце так что-то странно покалывает. Как будто леска в руку впивается. А потом одно неосторожное движение расправленными крыльями влюбленности, и ах! Вот он ярлычок! Вот он сволочь! Как вступит, как заиграет, как изведет человека, так что и света белого не взвидешь!.. Жгучий, гнусный, словно перцовый пластырь - ревность.
А еще бывает, что посылочки-то те мимо бесовского отродья проскакивают.
Но это редкость. Это редкость...
Отвлечется он там чем-то, или забудет, али устанет, али каким своим особо успешным делом залюбуется... Так посылочка-то мимо него и шмыг как мышка, и быстренько до земли, по назначению... Или наоборот проплывет плавно словно пава, так легонечко что рогатый ее и не заметит. А тож бывает... Но редко.
А еще случается, что ярлычки не крепко прицеплены, так тогда если человек сильный и сердцем добрый, если нет в нем зависти подколодной, если не любо ему страданиями упиваться, а что чужыми, что собственными, так к такому адресату и ярлычок-то не доходит. По дороге отваливается. Али уже в руках, али уже в грудях отсыхает за ненадобностью. Да все равно вернуться может. Завсегда вернуться может. От того, что слюна бесовская его держала. А эта связь крепкая.
Вот если бы нащупать этот ярлычок, если бы нащупать... Если бы ногтиком его так подцепить... Потянуть, поднатужиться, глаза зажмурить, рвануть ррраз! да и оторвать!
Скольким бы крюкам в сердце не впиваться, сколькими бы муками ему не перемалываться, на сколько криков беззвучных не исходить?!
Да только на то чистота такая надобна, да любовь такая, каковой по всем сердцам искать - замаешься.
Оттого и сидят в нас ярлычки. Крепко сидят. Ждут.
Когда потянется от них нить невидимая, дернет, замутит в клетке грудной, вывертит наружу, трепыхнется раз, да и ляжет комом то, что прежде унутрях отстукивало, в руку бесовскую. В монстра руку с длинными когтями.