В возрасте пяти лет во мне наступил момент осознанности этого мира с его бесконечностью, запахами, разнообразностью палитры и утончённой идеальностью. Данное мировосприятие прибывало во мне с рождения, однако отпечатываться и оставлять следы в сознании оно начало именно с этого возраста.
Мой отец, по своей сути, от рождения был рыбаком. Необходимо сказать, что это был не обычный рыбачок, сидящий с удочкой на берегу и всенепременно верящий в удачу. Подход отца был иным. Предпочитая видеть водный мир изнутри, он надевал резиновый костюм, маску, ласты и, ныряя в пучину заросших речек, берега которых были покрыты осокой и камышами, находил себя частью рыбного мира, а рыбный мир, в свою очередь, принимал его как родственника, который на некоторое время отлучился от прямых рыбных обязанностей и вернулся к ним, вовремя опомнившись.
Отец, по всей вероятности, проживший прошлую жизнь в водной стихии, непременно находился в нужное время в нужном месте. Казалось бы, обычное везение само подводило его к великолепному улову, однако это не так. Помимо того, что он был прекрасным рыбаком, отец вёл ежедневный дневник, в котором собиралась информация о сегодняшней погоде, поведении рыб, их привычках, потребностях и пожеланиях. В каком омуте сегодня стоит боязливая щука, какой траве и лопухам отдаст предпочтение язь, он знал наперёд корягу, именно ту, под которую занырнет плоский сом, и где наблюдать обожающего камни и свободу судака. Вся карта подводного мира пролегала в голове отца, и в нужный момент он пользовался ею. Нельзя сказать, что охота на рыб была его спортивным интересом. Нет. Он был частью этого подводного царства, и этот мир был частью его. Находясь один на один с какой- либо рыбиной, он имел привычку просто рассматривать её, и она, красуясь перед ним как девица, без стеснения позволяла любоваться собой.
Я же, наблюдавшая с рождения за этим очаровательным миром, стремилась хоть каким-нибудь образом его коснуться, проявляя неподдельную заинтересованность.
И вот мне пять лет, осознанное желание следовать отцовскому мировосприятию наполняет, но различные невозможности не позволяют и шагу ступить. Отец не особо любил брать меня с собой на рыбалку. Необходимость кормить, поить и следить за мной его утомляла. В минуты такой несправедливости внутри меня возникали протест и напряжение. Каждое утро я планировала увязаться за ним, но просыпалась, когда солнце было уже высоко, а петухи давно отпели.
Но, как говорится, ничего не стоит на месте, и однажды в моей голове родился гениальный план.
За окном стоял июль. Летом мы с отцом жили в деревне и обитали на небольшой уютной веранде. Он с вечера приготовил рюкзак, вложил в него свои снасти, чтобы ранним утром вылететь из гнезда. Когда он лёг спать, я, чтобы присоединиться к его " полётам", незаметно привязала один конец веревки к рюкзаку, а второй к своей ноге и тоже улеглась. Утром, подняв рюкзак, отец поднял за ногу и меня. Пришлось "лететь" вместе. Он, конечно, пытался откреститься: мол, нет времени на мои сборы, но, предусмотрев это замечание наперёд, я легла спать одетой. Следующим его аргументом была необходимость кормить меня завтраком, на это я вынула из кармана баранку и начала ее демонстративно жевать. Отец ещё привёл несколько доводов своего недовольства, но я уже не обращала на них внимания. Мы оба понимали, что козыри сегодня на моей стороне и я зачислена в команду. Ему пришлось уступить моей продуманности, посадить на бензобак мотоцикла, которым он управлял, и я как капитан корабля, с вырывающимися из груди счастьем и радостью отправилась навстречу тёплому ветру и приключениям.
Июль радовал погодой. Отцовский мотоцикл мчал нас мимо душисто-цветущих лип, которые сменялись соснами, укоренившимися на песчаных холмах; вперемешку с соснами красовались ёлки, растопырившие свои косматые лапы и иногда колючками докучавшие моим рукам и лицу. На деревьях не было ни одного жёлтого листочка. Это вызывало оптимизм, потому что, когда на деревьях появляется много желтых листочков, значит, скоро осень и надо идти в детский сад. Так что времени у меня ещё было предостаточно.
Мы добрались до реки. Необычайным восторгом наполняло мою душу это утро. Голова кружилась от запаха сосен, которые огромными великанами возвышались над нами . Казалось, не существовало ни единой мелочи, способной ускользнуть в то утро от моего взгляда. Я настолько гармонично и невесомо вписывалась в пейзаж, что, клянусь вам, ни одна травинка не испытывала неудовольствия от моего присутствия.
Отец надел рыбацкий костюм, взял в руки маску, ласты, трубку, ружьё и направился к реке. Я ждала на берегу, осторожно дотрагивалась до осоки и проверяла, не обрезала ли об неё палец. Довольно быстро отец поймал первую щуку. Я хлопала в ладоши и подпрыгивала, как заяц на Новогоднем празднике. В детском саду на ёлке я почему- то непременно должна была быть белым, высоко подпрыгивающим зайцем. Потом отец поймал щуку поменьше и вышел на берег. Мы принялись готовить. Разожгли костёр, папа достал чугунную сковородку, бросил на неё кусок сливочного масла, распотрошил рыбину, порезал ее и аккуратненько уложил на шипящую поверхность, присыпал лучком, и мы стали ждать. Я как шмель кружила вокруг костра. Запах еды дурманил. Очень хотелось попросить отца вынуть один кусочек пораньше. Но я понимала, что ныть нельзя, иначе другого раза не будет. Отец перевернул кусочки на другой бок, залил содержимое сковородки небольшим количеством молока и велел ждать ещё десять минут. Вот эти десять минут оказались для меня настоящей пыткой. Я присела над сковородкой насколько позволял жар и принялась вглядываться в неё, ускоряя процесс приготовления.
Наконец обед был готов. Папка снял с костра сковородку, поставил на ее место чайник с водой, достал из рюкзака свежайший хлеб и положил мне на тарелочку кусочек рыбы. Я попросила положить, на всякий случай, ещё два кусочка. Как голодный котёнок, закатив от удовольствия глаза, я поглощала кусок за куском, причмокивая, мурлыча и облизывая пальцы. Даже попадавшийся ненавистный лук был дружественно принят и проглочен. Наступило облегчение. От сытости и солнца я растеклась в улыбке, хотелось спать. Отец заварил чай и открыл банку с земляничным вареньем. Непередаваемый аромат исходил от этого натюрморта. Крупные листья разварились, и от кружки пахло чаем вперемешку с дымком. Я поглубже запускала ложку в банку с вареньем и старалась побольше зацепить. Папа предложил мне намазать земляникой булку, но я отказалась. Варенье без булки значительно вкуснее.
Я уснула и проспала, наверное, долго. Так легко и беззаботно спится только в детстве. Возможно, мне что-то снилось, сейчас уже не могу припомнить. Интересно устроена детская память. Важные для себя моменты она сохранит навсегда, всё незначительное удалит, тем самым предоставив место опять же важным.
Прошло два года, отец ,как и раньше, не очень любил брать меня на рыбалку и другие мероприятия, по-прежнему мне приходилось находить новые пути достижения цели. Наступит время, и я обязательно расскажу о них.