Аннотация: Творческое вдохновение освобождает душу от телесной зависимости.
Труд во имя свободы.(S)
За время ожидания работы двор ростовщика очень сильно изменился. Средина огромного двора была занята семью разноцветными шатрами. В каждом шатре находился один деревянный столб, закрепленный в горизонтальном положении, так, как я сказал Мансуру. Места опор столбов под домом и навесами были укреплены свежеспиленными деревьями. Вблизи таких деревьев не было. Значить хозяин двора посылал своих людей в другие места, где росли деревья. Мне было жалко спиленные деревья. В этих местах при таком количестве деревьев мог быть хороший оазис, который укрывал от зноя большое количество животных и людей. Но отпустим это решение на волю Аллаха, который распорядился спилить деревья.
Я ни стал выбирать столб к лучшей работе. Сказал людям ростовщика поднять к верху края первого шатра, чтобы можно было работать при дневном свете большую часть времени. Столб из белой древесины. Хорошо ошкуренный и гладкий ствол, как бумага под роспись. Это меня сразу вдохновило и обрадовало. Таким образом, мне будет легче и быстрее утвердиться в глазах Мансура. У меня закрепилась уверенность в работе, в победе семьи Ахмада, которые с надеждой отпустили меня работать у ростовщика.
Первый орнамент я посвятил своей родине России. Расчертил ствол русским растительным орнаментом. Чтобы между столбами был единый стиль рисунка, опорную часть верха и низа я решил украсить резьбой в виде греческих и римских колонн, которые я видел во время своего путешествия по Греции и Италии. На роспись первого столба у меня ушел целый день. Только сумерки будущей ночи прервали мою работу.
- Скажи своим людям, чтобы никто не подходил к шатрам и к столбам. - сказал я, Мансуру, перед уходом.
- Не беспокойся. - ответил он. - Я шкуру сдеру, как с барана, с того, кто приблизится к шатрам. Пока ты делаешь работу, у каждого шатра постоянно будет находиться охрана.
Возвращался я домой поздно вечером, в сопровождении усиленной охраны. Лишь только когда я вошел во двор Ахмеда, охрана повернула обратно. У ворот двора меня ждала Лейли. Она радостно обняла меня. Я поцеловал ее в пылающие губы. Мы пошли в свой дом, чтобы вновь в постели заняться любовью. После нашего благословения я перебрался в семейный дом, в котором жили старики и родители. В доме нам выделили украшенную коврами комнату, которая была нам райским уголком. В комнате было так хорошо и уютно, словно я посетил свой детский уголок в родовом Старом хуторе. Кроме ковров в комнате были атласные одеяла, стеганные шелковыми нитками. Это было непривычно видеть мне, но приятно ощущать искреннюю теплоту и внимание со стороны хозяев дома.
В комнате были также пуфики и подушки, совершенно ни такой формы, как делали у нас на Кавказе. Выполнены они из атласа и шелка. Изделия заполнены козьим пухом и шерстью. На стенах висели украшения из дорогой посуды и оружия. Комната большая, нет ощущения жары.
- Я тебе приготовила еду. - целуя меня, сказала Лейли. - Посмотри, какой хороший суп из барашка.
По русским понятиям этому изделию далеко до настоящего супа. Просто отваренный на бараньем мясе бульон с зеленью и кусочками сваренного теста. Что-то вроде наших галушек. Но все равно вкусно. Приятно пахло курдючным бараньим салом и пахучей травой. Я ел с таким аппетитом, что словно меня не кормили, целую неделю. Лейли была очень довольна тем, что я ем ее блюдо с таким удовольствием. Она звонко смеялась и постоянно целовала меня, когда я делал паузу во время еды. Лейли была настолько искренна в своем восторге, что я удивлялся ее порыву. Мы оба, как дети, радовались неожиданно пришедшему к нам счастью любви, которое поддержали в доме её отца с благословения самого Аллаха.
После сытно ужина мы долго лежали обнаженные в своей постели и отдыхали. Когда я почувствовал, после тяжелого дня работы, прилив страстных сил, мы занялись любовью. В нас было столько страсти к любви, что мы не уставали ласкать друг друга до поздней ночи. Лишь полная тишина в доме, напомнила нам о ночном покое семьи. Мы погрузились в блаженный сон.
Лейли спала, когда я проснулся, чтобы идти работать во дворе ростовщика. Я прикрыл атласным одеялом ее прекрасное обнаженное тело и осторожно вышел во двор. Сахиба, мать Лейли, была у котла с вареным мясом. Готовила пищу на всю ораву. Я подошел к ней и поклонился до земли у ее босых ног.
- Салам Алейкум, Сахиба. - приветствовал я, ее. - Пусть Лейли отдыхает. Я поем в доме Мансура.
- Не спеши. - остановила меня, Сахиба. - Люди Мансура только пришли. Пусть они отдохнут, а ты поешь свежее мясо с горячим хлебом. Это придаст тебе больше сил в работе и в любви. Тебе надо много кушать.
Я ни стал отказываться от предложения тещи и хорошо поел перед уходом на работу. Второй день работы над бревном ушел на пробивку контура орнамента по всему кругу ствола. Надо было подготовить глубину контура, так как я задумал выделить большой объем орнамента, чтобы он выглядел более естественным, словно его вылепили из древесины, а не резали. Такой орнамент на стволе дерева с глубоким рельефом, а точнее, барельефом, впечатлял любое созерцание. Мне, действительно, хотелось сделать работу от всей души, чтобы память обо мне осталась на долго в этих краях. Поэтому старался работать как можно с большим усердием. Только вдохновение в работе могло мне помочь создать красоту в резьбе по дереву.
На резьбу первой колонны у меня ушло около месяца. Чтобы ствол сохранял свой вид долгие годы, я пропитал резьбу древесины специальным раствором, который научил меня готовить мой дедушка. Ствол получился, как мореный дуб, который не гниет никогда. Затем приготовил слабый раствор морилки и обработал ею всю древесину под золотистый цвет. Просушенный ствол я покрыл специально приготовленным мною лаком по дереву. Когда я закончил работу над первой колонной, Мансур настоял на том, чтобы колонну установили на самом видном месте. Чтобы люди с улицы хорошо видели резную колонну. Я был не против того, чтобы выполнить просьбу хозяина. С людьми ростовщика я установил колонну на углу дома так, что ее было видно отовсюду.
В первый же день, как только колонна была установлена, вокруг дома ростовщика собрались люди. Мансур горделиво рисовался у резной колонны, расхваливая при всех мою работу. Хозяин двора так был рад тому вниманию, которое уделяли ему пришедшие люди, что сразу раздобрился и вернул Ахмеду все имущество, которое он забрал у него за долги. Дом моего тестя преобразился. Радость и улыбки семейства вернулись во двор этого дома.
Больше всех моему успеху была рада Лейли. Она целыми днями тарахтела подругам о моих способностях и с огромной радостью встречала меня по возвращению из дома ростовщика. Мне подолгу приходилось задерживаться в доме Мансура. Я так сильно был увлечен своей работой, что не замечал своей усталости и до позднего вечера продолжал работу над резьбой по дереву. Однако усталость организма брала верх надо мной. К ночи возвращался в свою семью, чтобы ранним утром обратно вернуться к интересной работе.
Огромный успех в работе не затмил мой разум, а больше подогрел вдохновение к творчеству. Второй ствол из красного дерева я выполнил в арабском стиле. За основу орнамента взял строки суры из Корана, которые можно читать, как молитву. С разрешения муллы я вырезать на этом столбе орнамент письма из Корана. К приданию большего изящества этой работы, контур надписи на арабском языке выделил тонкой позолотой, проволоку которой вклеил в специально прорезанные пазы и закрепил ее на изгибах скобками из этого же материала.
Представляю, каких трудов и денег стоило ростовщику, чтобы он мог приобрести позолоченную проволоку. Мансур готов был выполнить любое мое пожелание в работе, чтобы только прославиться самому. Ему так понравился второй столб, что он тут же за отдельное вознаграждение попросил меня выполнить контур позолотой на первом столбе. Пришлось мне опять снимать первый столб и пройти весь контур резьбы проволокой с позолотой.
За дополнительную работу, ростовщик подарил мне красивого жеребца, который высоко ценился у арабов. Но жеребец совершенно не нужен был мне. Однако подарок я принял и отдал его тестю, который так растрогался, что упал передо мной на колени и стал целовать мои ноги. Мне было крайне неудобно. Я попросил Ахмеда подняться с земли и сказал ему, что подарил этого жеребца от всего сердца, как своему родному отцу. Ведь он отец моей жены. Ахмед долго благодарил меня за такой подарок и целовал коня.
Шел седьмой месяц моей работы у ростовщика, когда в счастливый дом Ахмада опять пришла беда. На девяностом году жизни скончался Альман, отец Ахмеда. Когда старик почувствовал конец своей жизни, то попросил своего старшего сына собрать у своей постели всю многочисленную семью. В том числе меня, как своего внука. Альман искренне любил меня.
- Когда я умру, - обратился он, к Ахмеду, - ты посети Мекку и поцелуй за меня сердце Кааба. Пускай Аллах простит мне на том свете все мои грехи. Возьми с собой Гурея. Ему надо коснуться святого места ислама. Ведь не зря Аллах привел его в наши края. Затем отпусти Гурея домой. Каждый человек должен жить у родного очага. Лейли, ты не держи Гурея. Память о нем всегда будет в твоем сердце. Он оставит тебе своего сына. Гурей дома тоже будет помнить тебя. Там далеко в России, среди гор Кавказа, он никогда не забудет своего сына и тебя...
Альман умер к утру следующего дня. Как подобает обычай ислама, похоронили старика перед заходом солнца этого же дня. На похороны и поминки Альмана собрались мужчины почти всей Медины. Людей было так много, что большая часть пришедших на поминки находились за пределами двора. Во двор вошли старейшины Медины и родственники умершего. Я как равный со всеми родственниками, тоже был внутри двора.
Несколько дней я не работал, соблюдал обычай ислама в память об умершем. Лейли сильно плакала о смерти дедушки. Ахмед и я беспокоились за беременность Лейли, чтобы у нее от переживания не получился выкидыш. Мы, как могли, всячески утешали Лейли. Говорили, что ей надо не забывать о будущем своего ребенка, а смерть дедушки, то воля Аллаха. Аллах дал и взял. Теперь надо думать о ребенке.
Не успели мы полностью соблюсти обычай ислама по умершему Альману, как вскоре умерла Гели, старшая жена Альмана. Гели была одной из четырех жен Альмана, которые родили ему тридцать пять детей. Двадцать одного мальчика и четырнадцать девочек. Ко времени смерти Альмана из его живых детей осталось семнадцать сынов и девять дочерей. Три жены старика умерли несколько лет назад. Гели прожила с Альманом шестьдесят лет и умерла в возрасте семьдесят девять лет. Гели была вполне здоровой, лишь смерть мужа не смогла пережить без горя. Гели постоянно плакала в своей комнате, ничего ни ела и умерла от тоски по мужу. Все приняли смерть Гели, как должное по воле Аллаха. Похоронили Гели на кладбище рядом с мужем. В доме выполнили все обряды ислама по усопшим главам семьи. Траур был тяжким у всех.
Мне тяжело было продолжать работу у ростовщика. Постоянно тревожили беспокойные мысли. Мансур оказался ни таким бессердечным человеком, каким я его представил вначале знакомства. Он понимал мое состояние и не торопил с работой. Постепенно, я успокоился и принялся с большим вдохновением выполнять резьбу по дереву. Все следующие колонны вырезал в греческом, римском, азиатском, грузинском и армянском стилях. Если эту работу я мог так назвать. Ведь свои эскизы на колонны я разрабатывал по собственной памяти об увиденных когда-то орнаментах. Так что мне трудно судить о резьбе по дереву именно в национальных орнаментах.