Аннотация: Беременная Зухра угасала прямо на наших глазах.
Угасшие души.
За время моего отсутствия наш город сильно изменился. Покрасили здания универмага и предприятий бытового обслуживания, которые находятся вокруг городской площади. Обычно, это делали во время советской власти перед приездом представителей центральной власти из города Москвы. Сейчас эта необходимость отпала. Выходит, что, либо это все продали в частное владение, либо тут были погромы, которые повредили здания на городской площади. Без особой причины городские власти ремонт общественных зданий никогда не делали. Так что здесь что-то случилось. Даже гранитная плита обелиска повреждена. Значить тут были какие-то столкновения людей. Когда люди научатся себя уважать и не беспокоить себе подобных? Беспокойство за свою семью охватывает меня. Я спешу к себе домой по улице Гагарина, в конце которой на перекрестке улиц в глубине двора находится наш дом на улице Ватан. Я прошел уже половину пути от городской площади. Прохожу напротив окон, где живет Шевелев Валера. Форточка на его окне беспомощно болтается от легкого ветерка. Все окно и грязная занавеска заросли патиной, которая тут имеет такую плотность, что сливается в одно целое с грязной занавеской из белой тюли. Значит Шевелев Валера уже давно не живет в этой квартире. Обратно сбежал к себе в город Киев. Как мне все это надоело! Пора с этим кончать и отказаться от услуг Шевелева Валеры. Он, конечно, прекрасный художник, но как человек - обыкновенная дрянь. В последнее время от Шевелева Валеры было в работе больше балагана, чем благополучия.
Подхожу к своему дому. Любопытные соседи уже проснулись и обсуждающим взглядом наблюдают за моим передвижением, словно я экспонат для очередных сплетен в нашем доме. Я киваю головой на приветствие соседей и поднимаюсь на четвертый этаж в свою квартиру. Чтобы не перепугать своим обросшим видом жену и дочь, я тихо стучу в дверь своей квартиры. За дверью кто-то копошится. Видимо ищут дверь руками.
- Кого это носит такую рань? - сонно бурчит моя жена за дверью. - Выспаться не дают людям перед работой.
- Ну, тогда пошел обратно. - шутя, отвечаю я, на бурчание жены. - Можешь продолжать спать сколько надо.
- Ой! Вика! Твой блудный папа вернулся! - радостно, вскрикивает Людмила. - Быстрее открывай ему дверь.
Едва открывается дверь, как я тут же попадаю в объятья Людмилы и Виктории. Жена и дочь тискают меня с обеих сторон, а я ногой закрываю входную дверь, так как любопытные соседи нашего подъезда выбрались из своих квартир на радостные крики Людмилы и Виктории. Сейчас наши соседи начнут обсуждать мой вид.
- Папочка! Миленький! - радостно, кричит Виктория. - Я сильно, сильно за тобой соскучилась. Где ты был?
- Ладно! Хватит тебе папу тискать. - пытается Людмила, отодрать от меня дочь. - Ему надо хорошо помыться и отдохнуть после дороги. Нам с тобой пора собираться на работу и в детский садик. Вечером увидимся.
Виктория отстает от меня и вместе со своей мамой идет хлопотать на кухню с ужином для себя и для меня. Я полностью раздеваюсь в ванной комнате и в ванную напускаю теплой воды с большой пеной от шампуня для тела. Мне надо хорошо отдохнуть от столь длительного похода в горах Гиндукуша и Памира. То что я мылся под душем вместе с Касымовой Зухрой в больнице города Рушан, это ничего не значит. Там я просто сполоснулся от части накопившейся грязи. Сейчас надо хорошо помокнуть в густой пене шампуня, чтобы полностью отстала вся грязь. Интересно бы узнать. Сколько грязи накопилось на мне за это время? Я залез в ванную и с головой погрузился в пену, затем вынырнул обратно и от удовольствия закрыл глаза.
"Как это прекрасно быть дома!" - подумал я. - "Так бы и лежал сутки в ванной, пока кожа станет белой."
- Папа! Ты скоро? - услышал я, голос дочери за дверью. - Мы с мамой уже уходим. Выходи! Я тебя поцелую.
- Сейчас выйду! - ответил я, выпуская мыльную воду из ванной и включая душ над головой. - Я одеваюсь!
Как только я выпроводил Людмилу и Викторию за дверь, то тут же замкнул снаружи квартиру и незамедлительно принялся копировать магнитофонную кассету с записями собрания мафии Таджикистана. У меня было мало надежды на Джафара, что он окончательно разгромит все мафию Таджикистана. Я решил подключить к этому вопросу прессу, правительственные и правовые органы власти. Для этого мне нужно было скопировать не меньше десятка этих магнитофонных кассет и распределить их по почтовым ящикам, выше указанных организаций власти и информации. Все равно кто-то мог подключиться к борьбе с мафиозными структурами республики, не могла Республика Таджикистан стать мафиозным государством против собственного народа. Давно пора кому-то начать настоящую войну не с собственным народом, а с этим криминалом.
Лишь к середине дня я закончил копировать магнитофонные кассеты и тут же их спрятал в надежное место, куда был доступ только лишь мне одному из всей нашей семьи. Так было надежно для моей семьи. Если эта магнитофонная кассета попадет в чьи-то руки, то погибнет моя семья. Ведь эта магнитофонная кассета должна сработать, как атомная бомба против мафии, которую надо подчистую извести в нашей республике. Освободившись от всего, я привычно включил телевизор и только сейчас узнал, что сегодня пятница 19 августа 1988 года. Боже мой! Так это мы болтались по горам больше двух месяцев! Я посмотрел на себя в зеркало и в ужасе отстранился от того что увидел там в изображении. Я даже в страхе обернулся, так как мне показалось, что через мое плече глядит в зеркало старческое лицо заросшее белой щетиной. Но за моим плечом никого не было. Я вновь посмотрел в зеркальное отражение и испугался того, что в знакомых чертах старика узнал самого себя. Так это для нас во времени обычной жизни людей прошло всего чуть больше двух месяцев, а там, в пространстве, где живет племя людей птиц, прошло пару десятков лет, плюс, еще время нашего перехода через горные массивы Гиндукуша и Памира. Таким образом, я постарел, примерно, на двадцать лет. Значить моя группа не была в пространстве жизни племени людей-птиц. Иначе у Касымовой Зухры не рожденному ребенку было бы тоже уже двадцать лет. Получается, что Старик ОН обманул меня и я состарился на двадцать лет, там за время пребывания у него в гостях. Может быть, я его не понял?
- Глаза и разум людей не могут определить время в действительности. - мысленно, подсказал Старик ОН.
Я вздрогнул от неожиданной подсказки и осмотрел своим взглядом все, что окружало меня. Но присутствие Старика ОН не заметил. Решил, что это мне померещилось и отбросил от себя дурные мысли. Видимо, это я получил стресс оттого, что увидел в зеркале свое постаревшее лицо. Надо мне выпить стакан коньяка и таким образом сбросить с себя стрессовое состояние. Ведь я нахожусь весь в таком сильном напряжении.
В холодильнике на кухне стояла не начатая бутылка армянского коньяка, который я принес от Фазылова Хасана, директора гиссарской товарной базы. Я открыл бутылку и налил коньяк в рюмку, которую тут же опрокинул себе в рот и проглотил не закусывая. Натощак в голове закружилось и на меня нашла истерика. Я стал думать о том, что стал стариком и теперь не способен буду иметь половую связь с женой. Поэтому, вероятно, я ни стал соблазнять Касымову Зухру, когда был очень близко возле ее обнаженного тела и не имел с ней половой связи. Какой же я все-таки дурак! Лезут в голову всякие грязные мысли. Надо проверить себя в постели с Людмилой. Возможно, что я вовсе не импотент, а вполне нормальный мужчина для половой связи. Могу задрать любую женщину и иметь взаимную удовлетворенность. Надо мне сейчас лишь успокоится.
Я налил в рюмку еще коньяку и также выпил его не закусывая. У меня все поплыло перед глазами и после третьей рюмки без закуски, я отправился спать на балкон в свое семейное ложе. Там я сбросил с себя домашний халат и распахнув настежь окно, завалился в просторную постель. Меня сразу обдуло легким ветерком с улицы. Моя голова пошла кругом. Я закрыл тут же глаза. Мне уже было не до половых связей с женой. Прошло какое-то время и мне стал сниться ужасный сон. Словно, это я на какой-то странной свадьбе. Вокруг все белое и люди в белом, но нет веселья на этой свадьбе и нет слез от людского горя. Глаза у присутствующих пустые и безразличные, но в них я узнаю черты знакомых мне людей, которых мы давно проводили к своим предкам и уже совсем забыли родные черты лица. Вероятно, это я был на том свете у родных.
Вдруг, я слышу стук в дверь. Я встаю и иду открыть дверь в свою квартиру. Дома никого нет. Очевидно, это опять Людмила с Викторией отправились домой к моей маме печь пирожки и там остались ночевать. Может быть, это они вернулись поздно ночью домой. Надо их впустить к себе в квартиру. Я не спеша открываю дверь и вижу на пороге Касымову Зухру, которая стоит вся в белом. На ней из шелка совершенно прозрачный пеньюар, поверх которого белый халат на распашку. Губы и лицо Касымовой Зухры совершенно бескровны. Все ее бескровное тело почти сливается с пеньюаром и белым халатом. Даже ее волосы на голове и промеж ног совершенно белые, как у моей бабушки Мани, которая была полностью альбиноской. Но я точно знаю, что Касымова Зухра брюнетка. Вероятно, что это она также поседела, как и я за время пребывания в племени у людей-птиц. Однако, еще два дня назад я ее видел с черными волосами и выглядела она иначе.
- Ты должен рано утром прийти к нам домой и проводить мою угасающую душу. - мысленно, сказала мне, Касымова Зухра. - Настало время мне встретиться с угасшими душами моей семьи, которые меня уже ждут.
Касымова Зухра растаяла, словно легкое облако, прямо перед моими глазами. Холодный пот от страха тут пробил всего меня. Так я вздрогнул от такого ужасного сна, проснулся и машинально нажал на кнопку своих альпинистских часов, которые были на моей руке. К моему огромному удивлению часы показывали четыре часа ночи. Удивился я тому, что эти часы не показывали время за весь переход через горы Гиндукуша и Памира, а тут, вдруг, показали время. Я думал, что это мне померещилось. Тогда я еще раз нажал на кнопку этих часов и циферблат осветился голубым светом на отметке четырех часов. Значит было какое-то траур-ное предвещание в этом страшном сне, которому суждено сбыться сегодня утром в доме Касымовых. Надо туда срочно поехать. Может быть, что именно там нужна моя помощь, чтобы приостановить нависшую беду. Я поднялся с постели и обнаружил, что действительно нахожусь в квартире один. Тогда я пошел в комнату своих сынов и обнаружил там, Людмилу и Виктория, которые мирно спали на кроватях Артура и Эдуарда. У меня на душе стало немного легче от того, что с моей семьей ничего не случилось. Значит можно поехать в город Душанбе и окончательно успокоиться от ужасного сна. Тем более, что мне еще надо заехать в дом Никифорова Сергея и рассказать его родителям о гибели сына. Не представляю, как это я буду говорить родителям Никифорова Сергея? Ведь они такие же родители, как я, тоже волнуются и думают за своего сына.
Размышляя над своими дальнейшими действиями в течении нового дня, я открыл платьевой шкаф и тут только понял, что мне нечего одеть в такой траурный день. Не пойду же я к людям в парадном костюме, ко-торый одеваю по торжественным дням и на очередной семестр в университете. Это как-то не прилично. Надо что-то подобрать поскромнее к такому траурному дню. Не прилично идти в таком виде с траурной речью.
Тут я вспомнил про свой цирковой черный костюм с блесками, который мне подарили на работе во время съемок фильма в цирке, в День победы 9-го мая 1972 года. Боже мой! Как все это было давно! Наверно, уже давно, костюм сгнил под чехлом, в который я его спрятал девять лет назад. Надо было мне костюм провет-ривать для сохранности, хотя бы один раз в два-три года. Как только я сейчас одену костюм в таком виде? Когда я достал костюм из под чехла, то оказалось, что он хорошо сохранился. На костюме не было плесени и дурного запаха. Очевидно, этот костюм был перемешан синтетическими волокнами вместе с шерстью. Синтетика не давала микробам проникнуть в шерсть и таким образом мой костюм сохранился. На всякий случай я развесил весь костюм-тройку по частям на ветру возле открытого окна. Тем временем сам стал собираться. Переложил в кейс все копии магнитофонных кассет. Одну кассету положил во внутренний карман костюма. Там обнаружил пару пачек сторублевых купюр, которые положил в костюм перед отъездом в горы.
"Может быть, поэтому костюм не сгнил?" - подумал я. - "Наверно, Людмила периодически проветривала костюм и использовала его, как домашний сейф для денег. Возможно, что у него такая не гниющая ткань?".
Черные лаковые туфли к этому костюму тоже оказались в хорошем состоянии. Туфли лежали в картонной коробке для обуви и от них пахло нафталином. Так вот почему в платинном шкафу все хорошо сохранялось, это Людмила, как истинная хозяйка, постоянно следила за домашними вещами. Все вещи чистила, проветривала и обрабатывала противомикробными средствами. Даже черный галстук с блесками сохранился, который я одевал всего один раз во время съемок фильма в цирке. Просто ужас, как я не люблю носить галстуки. Чувствую их на своей шее, как собачий ошейник. Но сегодня придется галстук одет. Надо полностью соблюдать траурный вид костюма. Может быть, мне еще придется купить цветы к трауру, но только кому?
На мои сборы ушло около часа. Тут, как в армии, за сорок пять секунд не соберешься. Требуется рассмотреть себя со всех сторон, чтобы ничего лишнего не было. Строгий черный костюм. Как бы меня в нем не ос-меяли. Выгляжу, ну, прямо, как цирковой артист при полном параде. Однако другого выбора нет. Думаю, что люди меня не осудят. Все равно придется ехать таким. Каким меня примут, таким я и буду в семье у людей. На всякий случай я побрызгал на себя и на обувь одеколоном, чтобы от меня не пахло нафталином. Взял авторучку и чистый листок бумаги. Нужно было написать жене записку, что уехал на отчетное собрание международной археологической экспедиции, чтобы Людмила и Виктория не беспокоились за мое столь раннее отсутствие из дома. Приехал через два месяца и обратно исчез. Как Фигаро, то тут, то там, но, только ни дома. Пора бы и остепениться. Прекратить свой бег. Уже даже дочь мне напоминала, что я слишком много бегаю и мало уделяю времени своей семьи. Видимо, это у меня на роду написано. Все у нас в роду куда-то бегут и едут. Постоянно все в движении. Вероятно, это поэтому так много в нашем роду старожилов. Некогда нам стареть. Постоянные заботы о ком-то. Постоянно каждый в нашем роду в движении всю свою жизнь. Я положил записку на середину кухонного стола. Придавил ее пустым стаканом, чтобы записка не улетела от сквозняка. Выпил кружку уже остывшего черного кофе. Посмотрел на часы. Было уже около пяти часов утра. Пора быстрее ехать, а то так не успею сегодня все завершить. Поменял свои альпинистские часы на обыкновенные ручные часы и пошел открывать дверь на выход из квартиры. Надо было выйти осторож-но, чтобы не разбудить Людмилу и Викторию. Иначе. Без вопросов так просто от них не отделаешься нико-гда.
- Ты куда это собрался? - услышал я, за своей спиной, как только повернул ключ в двери. - Опять спешишь?
- Фу! Я чуть не умер от страху. - вздрогнув всем телом, ответил я. - Предупреждать надо в таком случае. Можешь идти спать. Записку я оставил на столе. У меня сегодня там собрание по археологической экспедиции.
- Пить меньше надо. - упрекнула жена. - Нажрался ты вчера, как свинья и с вечера завалился спать пьяный.
- Мне нужно было сбросить с себя стресс. - стал оправдываться я. - Выпил ту малость армянского коньяку.
Людмила ничего не сказала. Вытолкала меня за дверь и тут же замкнулась изнутри на ключ. Я поспешил на улицу. Рассвет уже был в полном разгаре и мне нужно было до жары приехать в город Душанбе, иначе, мне придется потеть в городском транспорте, которого пока не видно на улицах нашего города Кофарнихон. На городской площади была полная тишина. Ни единой души. Субботний день. Мало кто в этот день работает. Да и время всего пять часов. Придется мне тут целый час одному торчать. В этот момент за моей спиной что-то зашуршало. Я повернулся. Увидел автомобиль Джафара, который был рад этой встречи со мной.
- Ты! Что в такую рань вырядился? - удивленно, спросил Джафар. - Садись! Подвезу тебя в город Душанбе.
- У меня есть дела в городе Душанбе. - ответил я, удивившись приезду Джафара. - Вот что ты тут сейчас?
- Мы с тобой на завтра договорились встретиться. - как бы оправдываясь, ответил Джафар. - Вот, я решил сегодня навестить своих родственников в городе Душанбе, а завтра с тобой встретиться, как договорились.
- Ну, раз мы тут встретились, - сказал я, доставая из кармана магнитофонную кассету, - то завтра нам уже не придется встречаться. Мне просто повезло, что ты сегодня появился. Завтра буду отдыхать. Я уже больше двух месяцев не был дома. Все дела домашние и рабочие давно забросил. Надо наверстывать дела.
- Вот и хорошо! - одобрительно, сказал Джафар, принимая магнитофонную кассету. - Аллах знал, как нам помочь. Иначе бы мы с тобой сейчас здесь не встретились в машине. Слава Всевышнему! Аллах акбар!
Джафар поднял ладони к небу, прославляя Аллаха, затем дотронулся руками до своего лица. В знак приличия перед исламом, я тоже так сказал приветствия в честь Аллаха, дотронувшись руками до своего лица. Ведь тут действительно произошло какое-то чудо. Кто мог подумать, что нас когда-то с Джафаром сведет один и тот же случай. Ну, допустим, что первый раз все произошло совершенно случайно не зависимо от наших действий в тот трагический день февральских событий 1987 года. Но как объяснить то, что новый случай свел нас воедино в горах Памира. Меня, Джафара, Курбанова Мирзо и убийц из банды Хайратова Ахмада. Плюс еще сегодняшняя встреча. Ведь мог Джафар поехать в любое другое время, но не в эту самую минуту, когда я вышел на городскую площадь. Словно нас кто-то сводит постоянно, когда мы были нужны друг другу. Может быть, это как-то связано с ужасным сном, который приснился мне этой ночью? Как все мне понять? Надо когда-то серьезно разобраться со всеми моими снами, которые у меня сбываются наяву.
- Теперь я до них доберусь. - прервал Джафар, мои размышления. - Эти убийцы за все ответят. Я каждому из них отрежу голову и покажу на всеобщее обозрение. Пускай все люди увидят месть таджика за убийство.
- Только ты, пожалуйста, не наделай глупостей. - предостерег я, Джафара. - Магнитофонная кассета еще не является доказательством виновности этих людей в гибели твоего братишки. Тут может быть много совпадений по звучанию похожих слов. Возможно, что близнецы, это не турбаза в горах Кухистана. Просто живые люди братья-близнецы, у которых тут есть какая-то база в горах для хранения наркотиков или контрабанды.
- Джафар потерял своего братишку, но не потерял разум. - прервал меня, Джафар. - Я все проверю, прежде чем отрезать кому-то голову. Кто не виновен, тот не пострадает. Будь уверен в том, что я знаю, как сделать.
- Я верю тебе. - согласился я. - Но мне еще хочется тебе помочь. Только это тоже всего лишь мое предположение, которое нужно тщательно тебе проверить, чтобы найти истинного виновника. Я думаю, что Хайратов Ахмад это псевдоним главы банды. Он просто скрывается под этим именем. В быту он имеет совершенно другие, фамилию и имя, так что будь осторожен, чтобы он тебя не опередил. Это хитрый и коварный враг. Если он тебя полтора года водил по горам в совершенно другом месте своего пребывания, то и сейчас он может быть где-то рядом, а ты даже не подозреваешь о его присутствии. Я не могу тебе назвать его имени, так как могу ошибиться. Ты сам должен все проверить и убедиться, кто именно твой враг. В любом случае, я тебе не враг. Мне искренне хочется помочь тебе найти убийцу твоего братишки и избавить людей от убийц.
- Именно, только в тебе я могу быть убежден, - сказал Джафар, - что ты мой спаситель и друг. Я уже многим обязан тебе. За то, что ты спас мой отряд в горах Памира и за эту магнитофонную кассету. В которой, я так думаю, найдется много доказательств виновности убийц моего брата. Я остаюсь твоим другом и должником.
Мы еще долго разговаривали с Джафаром на различные темы жизни и окружающих нас проблем. Мне интересно было слушать человека, который всю свою жизнь прожил в горах Кухистана, но не выглядел диким и тупым человеком. Не озверел от горя за убийство своего братишки Сафара. Этот мужчина даже не одичал от того, что большую часть своей жизни провел в отрыве от развивающегося прогресса. Чего нельзя было сказать за нашу группу, которая за два месяца скитания по горам Гиндукуша и Памира, едва не приняла дикий животный вид людей оторванных от "большой земли". Может быть, так с нами и произошло бы, если бы мы остались в горах еще на пару месяцев или оказались в плену пещеры-ловушки. Как это произошло с теми людьми, которые совсем одичали в пещере-ловушке. Ведь они питались даже тем, что едят животные, но ни в коем случае не люди. Я даже там представить не могу себе, чтобы я питался подстилкой, на которой сплю и оправляюсь, одновременно. Уж лучше тогда погибнуть, чем быть с таким животным видом. В прочим, этот вид никак нельзя назвать. То были не люди и не животные. Перед нами находились призраки животного мира, к которому можно относить и человека, но только ни то, что мы тогда увидели в пещере-ловушке. Даже страшно, это вспоминать. Не уже ли, в действительность мы там столкнулись с этим в горах?
- Тебя куда подвести? - спросил меня, Джафар, когда машина повернула в город. - Я твой раб на всю жизнь.
- Вот, только рабов мне не хватало! - засмеялся я. - Мне нужно остаться на площади "Айни". Дальше видно будет.
- Думаю, что на этот раз там разбоя не будет. - сказал Джафар, поворачивая в сторону площади "Айни".
Машина остановилась рядом с "Домом книги". Как раз в том самом месте, где в феврале прошлого года стоял разбитый троллейбус. На этот раз там все было в полном порядке. Поблагодарив Джафара за услугу, я повернул на проспект "Рудаки" и решил прямо с этого места рассовывать по почтовым ящикам копии магнитофонных кассет с записью собрания мафии Таджикистана. Может быть, мой метод в этот раз сработает?
С приходом перестройки и демократии в Республику Таджикистан, на всех правительственных и государственных учреждениях, были с улицы поставлены почтовые ящики, в которые любой гражданин Республики Таджикистан и ее гость, могли положить тут почтовые сообщения на любой злободневный вопрос. Никто не имел никакой ответственности за свою корреспонденцию. У всех было право голоса. Никого не преследовали за его взгляды на политическую, экономическую, религиозную, общественную, правовую и просто обычную гражданскую жизнь человека. Вот этим я и воспользовался, рассовывая копии своих магнитофонных касссет по все почтовым ящикам представителей власти города Душанбе и всей Республики Таджикистан.
В семь часов утра я положил в почтовый ящик последнюю магнитофонную кассету и повернул на улицу, которая вела к дому Касымовой Зухры. Сразу на душе стало как-то неприятно оттого, что ожидало меня в доме Касымовых. Ноги сами собой плелись в нужную сторону, а все существо мой души сопротивлялось и мне никак не хотелось туда идти. Но повинуясь какому-то неведомому притяжению, я шел туда, как кролик находясь под гипнозом удава отправляется в его глотку. Меня словно заглатывало происходящее событие.
Издалека я увидел возле дома Касымовых небольшое скопление людей и машин. Возможно, что такой сон приснился ни только мне одному. Возле дома была вся моя группа, которая была в горах Гиндукуша и Памира. Девушки стояли в одной стороне, а парни в другой стороне от калитки при входе во двор. Тут же были родители Касымовой Зухры и отец Баратовой Матлюбы. У всех был такой вид, словно их только что побили. Я поздоровался со всеми кивком головы и мы тут же стали заходить в дом. Видимо, это меня ждали все присутствующие. Значить, что Касымова Зухра еще жива. Вероятно, это она нас собрала, чтобы сказать какое-то важное сообщение, которое затронет нас всех. Вот только на праздник это никак не похоже. Иначе бы люди не были одеты в траурный наряд и лица у них не были бы наполнены печалью. Здесь все-таки есть в этом какое-то трагическое начало нашей встречи. Больше похоже на траурный обряд у таджикского народа.
Мы зашли в большую комнату, где все было вычищено до блеска и украшено в черно-белый наряд. На окнах и на входе в комнату весели белые занавески с черными лентами по сторонам. В середине большой комнаты стояла кровать, на которой лежала Касымова Зухра. Она была в точно таком одеянии, какой явилась ко мне ночью во сне. На ней был прозрачный пеньюар из шелка, сквозь который просвечивались совершенно бескровные соски груди, слегка выделявшиеся пятнышками на выпуклой поверхности груди и только. Живот Касымовой Зухры был пуст. Может быть, это у нее произошел выкидыш, но это еще не причина для ее смерти. Женщины и после выкидышей не рожденных детей, продолжают долго жить и еще рожают множество новых мальчиков и девочек. Вероятно, это у Касымовой Зухры депрессия, так это тоже не смертельный случай. Из депрессии выводят и безнадежно больных стариков, она еще так молода, что вся жизнь впереди. Касымовой Зухры еще жить и жить до глубокой старости. Вот лишь волосы у нее стали совсем белые ни только на голове, но и в промежности. Почему-то родители оставили ее в таком бесстыдном виде, на обозрение всем присутствующим. Ведь она под этим прозрачным пеньюаром лежит почти голая. Возможно, что это белый халат, который лежит по бокам на кровати, сполз с Касымовой Зухры, пока она была одна в этой большой комнате. Сейчас нет смысла поправлять что-то, все видели ее такой, как она есть на самом деле.
- Я собрала вас всех для того, чтобы вы исполнили мое последнее желание. - мысленно, обратилась Касымова Зухра, ко всем присутствующим. - Моя душа угасает. Я скоро покину этот мир, чтобы встретиться со своей семьей, души которых угасли раньше моей души. Мне не хочется оскорблять обычаи никаких религий. Поэтому похороните меня в христианском гробу завернутую в исламский саван. Могильную яму ройте между мусульманским и христианским кладбищем, чтобы родители мои и мужа, могли всегда беспрепятственно
приходить на могилу своих детей и внука. Гроб сделайте большим, чтобы в нем свободно могла найти себе место вся моя семья. Место похорон определит Александр. Не забывайте нас никогда. Мы уходим с памятью о вас. Мы все там встретимся когда-то. Сейчас закройте меня белым покрывалом. Я ухожу от вас. Про...
Братья Касымовой Зухры подошли к ее ногам, где лежало свернутым белое покрывало из шелка и медленно закрыли все тело сестры. Как только тело Касымовой Зухры накрыло плотное белое покрывало из шелка, то сразу под этим покрывалом стало что-то происходить. Тело Касымовой Зухры стало вибрировать и волнами переливаться из стороны в сторону. Вскоре под белым покрывалом от ног стал медленно проявляться черный силуэт всего тела Касымовой Зухры. Когда тело полностью обуглилось, то из-под белого покрывала высунулась левая рука Касымовой Зухры, кисть которой не была обгоревшей и зажата в кулак. Кулак не обгоревшей кисти начал медленно раскрываться и я увидел на ладони бледно-розовый кристалл, точно такой, как те кристаллы, что я видел в пещерах у людей-птиц. Кристалл тускло мерцал и медленно скатывался по ладони на край пальцев. Я ближе всех стоял к этой руке и в последний момент подставил свою ладонь, на которую скатился кристалл. В тот же миг левая кисть Касымовой Зухры почернела и со всего ее тела поднялось еле заметное испарение, словно душа Касымовой Зухры покинула нас. Край покрывала медленно сполз на обгоревшую кисть левой руки. Касымовой Зухры не стало, она умерла загадочной смертью.
Я постоял еще какое-то мгновение возле кровати угасшей души Касымовой Зухры и медленно пошел к выходу. Следом за мной из дома вышел Баратов Рахим, отец Баратовой Матлюбы. Баратов Рахим открыл мне дверцу своей машины и жестом руки меня пригласил сеть в машину. Мы тут же развернулись и самым коротким путем поехали в сторону городского кладбища, которое было на выезде из города Душанбе в сторону города Кофарнихон. Нам нужно было успеть приготовить все до похорон, так как по исламскому обычаю покойник должен быть похоронен до заката солнца в день своей смерти, чтобы там встретиться с родными. Городское кладбище было разделено на две части проволочной изгородью, примерно, по пояс высотой. Вдоль всей этой изгороди с обеих сторон росли деревья и кустарники. По одну сторону изгороди находилось мусульманское кладбище, а по другую сторону было христианское кладбище. Баратов Рахим пошел звать представителя своего мусульманского кладбища, а я тоже позвал своего представителя русского кладбища. Мы медленно шли с обеих сторон вдоль изгороди разделяющей общее кладбище на две части, для того, чтобы там, в другом миру того неизвестного нам света, мы все собрались в единую семью, которую посто-ян-но раздирают на Земле не обдуманный распри различного направления. Вот сейчас мы ходим вдоль этого забора, чтобы ускорить процесс объединения семьи, которая уже сегодня объединяет различные религии и показывает на общие интересы между нами. Нам стоит тут поучиться нормам жизни в племени людей-птиц.
Когда линия изгороди оборвалась на видном месте, то природа сама подсказала нам где надо рыть могилу. По обеим сторонам оборванной изгороди было пустое место, словно души умерших людей с обеих сторон совместного кладбища ходили по ночам друг к другу в гости. Так на одной стороне оборванной изгороди стояло огромное засохшее дерево, как символ прошлой жизни. На другой стороне оборванной изгороди росло не большое деревцо, которое цвело, не смотря на то, что уже было самое жаркое время лета и на многих деревьях весели созревшие плоды. Цветы этого деревца указывали на то, что гибелью одного не прекращается жизнь другого. В этом соцветии на Землю является новая жизнь, которая продолжает род всего живого.
- Ройте могилу на этом месте. - указал я, представителям обеих сторон кладбища. - Размер могилы два на четыре, при глубине два метра. По размеру могилы и гроб должен быть сделан. Все должно быть готово к трем часам дня. Если все не будет готово, то я вас сам зарою в эту яму. Но вы не забудьте о размере гроба.
Я достал из кармана пачку сторублевых купюр и разделил их поровну на две стороны представителей кладбищ. Сказал им, что если все будет сделано в назначенный срок, то они все получат еще по столько денег. Еще раз обеим сторонам напомнил, что в случае не выполнения заказа, я найду их в любом месте и живьем зарою в вырытую ими же яму. Угроза с моей стороны больше касалась русской стороны, так как при виде таких огромных денег обе стороны едва не лишились разума. Вот за мусульман я был спокоен, что они свою работу выполнят на совесть, а вот русские могли с такими деньгами напиться водки и забыть все на этом белом свете. При выходе из русского кладбища я еще раз, на всякий случай, пригрозил русским мужикам кулаком. Мужики в свою очередь заверили меня в том, что заказ будет выполнен досрочно, иначе, они сами лягут костями в яму. Сейчас, во время перестройки, деньги тут дороже водки, поэтому они честно работают.
Когда мы с Баратовы Рахимом подъезжали к дому Касымовых, то в это время уже заканчивался траурный ритуал и саван с покойной положили на носилки под балдахин. Прошло еще некоторое время с прощанием. Затем мужчины подняли на руки носилки с саваном и с криками побежали в сторону городского кладбища. Женщины остались дома. Я не посмел идти за траурной процессией, так как нас сейчас разделяла религия. Поэтому, я остался вблизи дороги, по которой убежали с носилками покойной. Мне надо было подождать несколько минут, пока траурная процессия удалиться на значительное расстояние от дома родственников умершей. Лишь после этого я поймал такси и поехал к городскому кладбищу. Мне нужно было проверить, чтобы все было готово ко времени прибытия похоронной процессии. Иначе, мне не простят родственники умершей. Я могу стать их врагом. Так что мне нужно было поторапливаться к кладбищу и все там наладить.
Когда я приехал на кладбище, то там уже почти все было готово. Я отдал русской стороне дополнительно еще две сотни рублей и сказал им, чтобы они пригласили на нашу сторону священника из церкви и купили водки с хорошей закуской. Мусульманской стороне кладбища тоже дал две сотни рублей и сказал им, чтобы они со своей стороны пригласили муллу и купили много свежих цветов. Когда будут нести носилки с саваном, то надо цветами на земле указать дорогу к месту захоронения. Откуда умершая, Касымова Зухра, отправится в свой последний путь на тот свет, где она должна сегодня встретиться с душами своих предков. До прихода траурной процессии все было готов. Мы стояли на возвышенности и нам хорошо было видно всю дорогу, по которой должна пройти траурная процессия с саваном в носилках. Как только мы увидели их, я тут же махнул рукой парням с живыми цветами в руках и они принялись разбрасывать цветы в направлении от ворот через все мусульманское кладбище в сторону захоронения. Вся похоронная процессия проследовала по дорожке из живых цветов к вырытой яме. С христианской стороны за ямой стоял огромный гроб обшитый красным материалом с одной стороны и зеленым материалом с другой стороны. Таким образом символизировал обе религии и цвет знамени Республики Таджикистан. Насчет символов Республики Таджикистан мы и не думали, так уж получилось, само собой, что эти цвета присутствуют в знамени таджикского государства, в котором живут много народа различных национальностей и совершенно различных религий.
Когда носилки с саваном поднесли к яме, то мы с христианской стороны кладбища приняли с носилок саван и положили его в гроб. Гроб был заколочен гвоздями и под него продели веревки, одни концы которых передали на мусульманскую сторону, другие концы веревок оставили на христианской стороне. Затем, синхронно, стали опускать гроб в яму. Когда гроб достиг дня ямы, то из под гроба с христианской стороны вытащили веревки и с обеих сторон стали на крышку горба бросать руками землю. К этому времени с обеих сторон могилы собралось так много людей, что не понадобилось лопатой забрасывать могилу. Каждый подошедший бросал руками землю в яму и по кругу возвращался обратно. Прошло совсем мало времени и могильщикам понадобилось только подровнять над могилой холм. После чего с одной стороны мулла, а с другой стороны священник прочитали молитву за упокой усопшей. Со стороны христиан мы положили на траву скатерть с водкой и закуской. Пригласили всех присутствующих на христианском кладбище помянуть усопшую. Я отошел в сторону от траурной трапезы и позвал к себе представителей обеих сторон кладбища. В присутствии своих однокурсников я разделил пачку сторублевых купюр на две ровные части и отдал их представителям обеих сторон кладбища. Поблагодарил их за работу и пошел на поминки бывшей своей однокурсницы, Касымовой Зухры, в которой безвременно угасла душа, так сильно жаждущая человеческой любви.
Вечер медленно подкрался из-за небольшой возвышенности и постепенно стал поглощать обе стороны кладбища. Мусульмане стали расходиться. Христиане начинали пьянеть. Тут я обратил внимание, что меня пасут несколько парней, которые не участвуют на поминках, а внимательно следят за моим состоянием опьянения. Я понял тут, что их интересует мой кейс и содержимое карманов в моем костюме. Вполне возможно, что я уже подходил к такому состоянию, когда меня можно было грабить без сопротивления. Так как до этого эти парни меня еще не ограбили. Очевидно, это они опасались, что я могу дать им отпор. Кроме того, вокруг было много трезвых людей, которые могли встать на мою защиту. По этой причине меня пасли со стороны от выпивавших. Мне нужно было что-то заранее предпринимать в свою защиту и побыстрее уезжать домой. В конце концов я не выдержал наблюдения за собой. Демонстративно открыл совершенно пустой кейс и вывернул пустые карманы костюма, в которых не было даже мелочи. Я всем присутствующим сказал, что я пустой со всех сторон и мне пора добираться к своему дому. Иначе, я могу остаться на этом кладбище нав-сегда при помощи парней, которые меня пасут. Я демонстративно показал пальцем на тех парней, которые меня пасли. Все согласились со мной и несколько пьяных мужиков напросились проводить меня до дома. Я пытался объяснить им, что живу в другом городе, но они были согласны провожать меня куда угодно. Хоть на край света. Так как я хороший мужик и они меня уважают за то, что я устроил хорошие поминки подруге. Но провожать мужикам меня на край света не пришлось. У ворот христианского кладбища меня ждала милиция, которую вызвали мои однокурсники, чтобы меня поберегли от грабителей и благополучно доставили до дома. Так что добрым мужикам, которые уважали меня, и тем, кто пас меня с целью своей наживы, пришлось отступить перед милицией и моими однокурсниками. Меня тут же загрузили в милицейскую машину и под дружеские возгласы проводили домой. Всю дорогу до своего дома я спал в милицейском автомобиле.
- Опять нажрался до свинячьего состояния! - с возмущением, встретила меня Людмила. - У тебя семья. Дети подрастают. Как тебе не стыдно! Какой пример показываешь своим сыновьям?! Они тоже могут начать пить.
- У меня была сегодня уважительная причина. - стал, оправдываться я. - Так что ты извинись передо мной...
- У него действительно там была уважительная причина. - подтвердили милиционеры, проводившие меня до двери квартиры. - Если бы у него не было уважительной причины, то его забрали бы на пятнадцать суток под арест за пьянку. Вы его уложите спать, а завтра сами поймете, что он прав. Пускай он хорошо выспится.
- Пьянка никогда не может быть уважительной причиной. - сказала Людмила, принимая меня. - Это болезнь.
Я ничего ни стал говорить, лишь освободился от рук Людмилы и прямо в костюме пошел ложиться спать на свою кровать. Мне ничего больше не хотелось знать. Надоело все, что было за этот трагический день. Нужно было разобраться в своем состоянии и отойти от пьянки на поминках. Зачем только христиане придумали пить спиртное на поминках людей? Ведь мусульмане на тех же самых похоронах ничего не пили спиртного, а тоже проводили умершую, как мы, христиане. Людям надо придумать общий ритуал для умерших.
Проснулся я на следующий день к обеду. Голова болела так, что можно было подумать, это меня вчера били весь день по голове. Я тут попытался подняться, но сразу свалился опять в постель. Решил отлежаться.
- Папа! Посмотри, этот камушек уже не светиться. - сказала Виктория, с кристаллом в руке, как только увидела, что я не сплю. - Я хожу с камушком туда-сюда по всей нашей квартире, а он не светиться, как раньше.
- В нем угасли людские души. - ответил я, дочери. - Поэтому этот кристалл перестал светиться, как живой.
- Наши души тоже угаснут в таком кристалле? - спросила Виктория. - Когда подойдет наше время умирать.
- Нам еще рано думать про это. - ответил я. - Когда это время подойдет, то ты узнаешь сама. Но не сейчас.
- Фу! Проснулся алкоголик несчастный. - стала меня, упрекать жена. - Бессовестный! Посмотри на себя. Как старик выглядишь. Весь сморщенный и волосы поседели. Все у тебя от пьянки! Когда ты пить перестанешь?
- Хватит тебе! - отмахнулся я, от упреков жены. - Мне и так самому противно. Дай прийти в себя от пьянки.
Мне уже не хотелось спать. Я поднялся с кровати и пошел в умываться. Когда я посмотрел на себя в зеркало, то мне показалось, что я постарел еще больше, чем был вчера. Под глазами мешки и лицо все осунулось. Кожа на лице обвисла вместе с белой бородой. Ну, типичный старик. Так сильно поседел в эти дни.
- Папа! Ты стал, прямо, как дедушка. - сказала Виктория, за моей спиной. - Надо побриться и помолодеть.
- Ты права! - согласился я, с замечанием дочери. - Сейчас же пойду сфотографируюсь и побреюсь. Ты увидишь, что твой папа еще совсем молодой и ни такой старый, как ты сейчас сказала, что я уже стал старым
- Тогда вы с мамой мне сделаете сестричку. - сказала Виктория. - А то мне наши мальчишки уже надоели.
- Нет, уж! Достаточно мне вас троих! - возразила Людмила. - Хватит вам из мамы детский инкубатор делать.
- Мама! Что такое инкубатор? - поинтересовалась Виктория. - Это где люди много детей делают. Так это?
- Когда ты начнешь рожать своих детей, - ответила Людмила, дочери, - тогда поймешь, что такое инкубатор.
- Мама, а когда я начну рожать своих детей? - опять, спросила Виктория. - Когда подросту еще больше?
Мне не хотелось дальше слушать женский разговор между дочерью и женой. Я быстро оделся и пошел наводить порядок со своим безобразным видом, от которого меня самого тошнило. Хорошо, что с наступлением перестройки и демократии в Таджикистане отменили строгие выходные дни, когда все сидели два дня дома и ничего не делали. С приходом демократии, каждый мог отдыхать и работать, по своим религиозным и социальным убеждениям. Евреи отдыхали в субботу. Христианам подходило к отдыху воскресенье. Исламисты считали лучшим днем отдыха понедельник. По старой традиции в городе Душанбе стали проводится ярмарки. Сам город Душанбе в переводе на русский язык означал понедельник, первый день недели, когда в этом городе проводились ярмарки, чтобы люди могли закупить на рынке необходимое домой на неделю.
Сейчас воскресный день, когда большинство христиан соблюдающих воскресный день не работают, в это самое время в колхозном рынке и на городской площади бурно ведется торговля, а также все виды социальных услуг. Работают парикмахерская, фотография, сундучная и швейная мастерские. Расставили свои лотки различных товаров выездные магазины и лавки. Завтра в понедельник на рынке ярмарка для мусульман.
- Как тебя фотографировать? - спрашивает меня фотограф, Курбанов Назар, старший брат моего друга Курбанова Мирзо. - Фас, профиль, анфас. Как тебе угодно, так могу тебя увековечить на память для потомков.
- Увековечить меня не надо. - в шутку, отвечаю я. - Мне еще жить хочется. Просто фото о моей жизни и все.
- Я тебя сфотографирую так, что все будут завидовать твоему виду на фото. - сказал фотограф, Курбанов.
Он посадил меня на свой табурет в центр зала и стал направлять на меня осветительные рампы со всех стороны. В это время я гримасничал и ставил рожицы перед камерой фотокора, когда фотограф, Курбанов Назар, рассматривал меня сквозь камеру. Присутствующие в фотографии клиенты покатывались от смеха.
- Смотри сюда! - сказал фотограф, показывая мне на объектив камеры. - Сейчас отсюда вылетит птичка.
Я посмотрел удивленными глазами в объектив фотокора и сделал гримасу с улыбкой до ушей. Фотокор громко щелкнул и меня увековечили на все времена. Чтобы мне еще раз не отращивать в горах такую бороду, фотограф сделал еще один снимок, это на всякий случай. Я поблагодарил Курбанова Назара. На прощанье сказал ему, чтобы он передал привет своему брату и моему другу Мирзо, которого я так давно не видел.
Парикмахерская находилась в этом же здании барачного типа, мне только нужно было выйти из фотографии на улицу и на следующих трех ступеньках подняться в парикмахерскую. Здесь работал седоволосый старик-еврей Симон Дахкаев, с осетинской фамилией и типичным еврейским лицом. Симон постоянно всем доказывал, что его род берет свое начало от евреев времен Александра Македоского, когда великий полководец пересилил евреев в Бухару. Но никакого отношения к осетинам его еврейский род не имеет, это просто совпадение звуков. Никто не спорил со стариком, но каждый раз, когда осетины заговаривали о родстве Симона Дахкаева с ними, то старик обратно начинал объяснять им, откуда ведет начало его еврейский род.
- Как мне тебя сейчас оболванить? - поинтересовался Симон Дахкаев. - Под канадку, ежика или под горшок?
- Оболванить меня не надо. - ответил я. - Меня только что оболванили в фотографии. Ты мне лучше сделай историческую прическу века. Подстриги меня под Котовского. Чтобы замечали меня для истории народов.
- Тебя на политическую арену потянуло? - спросил Симон Дахкаев. - Но коммунизм уже остался за горами.
- Я только что оттуда вернулся. - ответил я. - Меня туда уже не тянет, а постричься под Котовского я хочу только потому, что он был евреем с русской фамилией. Мне так хочется ближе быть к сородичам моей жены.
- Ну, тогда другое дело. - восторженно, воскликнул Симон Дахкаев, в жилах которого все еще текла еврейская кровь. - Я тебя сейчас так вылижу под Котовского, что все прохожие тут будут завидовать твоему виду.
Чтобы я неожиданно увидел результат его окончательной работы, парикмахер отвернул меня от зеркала и принялся тщательно мылить мне голову и бороду. Усы я попросил оставить на память, чтобы хотя бы так по этим усам меня признали дома и приняли в гнездо моей семейной жизни. Не ехать же в армию Котовского. Когда от меня запахло "тройным" одеколоном, то я понял, что наступил момент увидеть свой новый образ. Парикмахер повернул меня к зеркалу и я обалдел от увиденного образа в своем отражении. На меня смотрела выбритая физиономия с сияющим блеском лысой головы. Такому виду мог позавидовать сам родоначальник такой прически, полководец кавалерийской Красной армии Григорий Иванович Котовский. Едва я вышел на улицу, как яркое солнце лета тут же беспощадно ударило мне в блестящую голову, что-бы я не высовывался со своим блеском в соперничество с лучами солнца. Спасаясь от солнечного удара и от сверлящих мою лысину взглядов прохожих, я побежал к ближайшему киоску "союзпечати" и купил первую попавшую под руки газету. Смастерил из газеты пилотку и напялил ее себе на лысую голову. В таком виде я поспешил к себе домой, чтобы не сгореть от солнечных лучей и от любопытных глаз прохожих, которые с улыбками всюду провожали меня. Видимо все думали, что я только что сбежал из местной психушки.
- Вот, это, да! - восторженно, завизжала Виктория. - Папа! Так сейчас мне шалобаны можно тебе поставить.
Виктория потянулась к моей голове и когда я нагнулся, то со всей силы щелкнула меня ногтем по лысине.
- Вой! Вой! Вой! - закричал я, под восторженный смех дочери. - Это мне так сильно больно! Больше не надо.
- Теперь ты совсем на человека стал похож. - сказала жена, поглаживая меня по выбритому лицу и голове.
Когда Людмила и Виктория пошли заниматься своими семейными делами, то я развернул пилотку из газеты и на первой же странице прочитал выделенный траурный заголовок "Девушка сожгла себя заживо" дальше описывалось, что в Республику Таджикистан обратно вернулся древний обычай, когда обманутая девушка сжигает себя заживо, чтобы сохранить честь своего рода. Дальше в подробной форме описывался, выдуманный автором статьи, эпизод самосожжений Касымовой Зухры. В статье все было враньем, лишь момент похорон Касымовой Зухры был запечатлен на фотографии правдиво, на котором было видно, как представители обеих сторон кладбища бросают землю руками в яму могилы. Дальше описывалось все, как в фантастическом романе средних веков. Словно автор статьи и фотографии недавно побывал в прошлом. По содержанию этого текста статьи было понятно, что автор статьи невольно подталкивает обманутых девушек Таджикистана установить древнюю традицию своего народа на самосожжение, чтобы так сохранить честь своего национального рода. Ведь честь рода должна всегда очищаться от греха божественным огнем.
Такой призыв не заставил себя ждать. Уже в этот воскресный вечер в разных городах и населенных пунктах Республики Таджикистан запылали кострами обманутые девушки. Вся республика заговорила о том, что сейчас же нужно пресечь дикий обычай средневековья. Провести через прессу и телевидение общественную беседу с обманутыми девушками, которые стали дважды обмануты парнями и прессой. Надо правом современного закона искоренять дикий обычай. Судить тех, кто обманывает доверчивых девушек и затем толкает их на безумный поступок к самосожжению. Таким вот путем нельзя защитить свой род, свою семью.
В понедельник рано утром я оделся в обычную одежду, напялил на свою лысину летнюю кепку и первым автобусом поехал в город Душанбе. Решил с самого начала заглянуть во фрунзенский райком партии, что-бы знать, как быть дальше. Заниматься объектами республики, если Насыров Сухроб на своем месте, или, пора мне возвращаться к обычной своей работе в СМНУ-8. Официально меня никто из СМНУ-8 не уволил.
- Как ты помолодел! - радостно, встретил меня, Насыров Сухроб. - До меня доходили слухи, что ты погиб с международной археологической экспедицией ЮНЕСКО в горном массиве Гиндукуша, за Афганистаном.
- Как видишь! Я вполне жив и здоров. - ответил я. - Чего не могу сказать про Шевелева Валеру. Я видел, как в его квартире окно заросло плотной паутиной. Видимо улетел в Киев. Он, что, уже навсегда исчез от нас?
- Нет! - удивленно, ответил Насыров Сухроб. - С Шевелевым Валерой все нормально. После того, как он и бригада Гиззатулина Рашида закончили работу в городе Курган-Тюбе, я их перебросил в город Дангара. Там сейчас появилось много новых объектов, вот они и не выезжают оттуда давно. Работы у них очень много.
- Ну, тогда все в полном порядке. - облегченно, сказал я. - Какие теперь будут мои дальнейшие действия?
- За время твоего отсутствия в городе Душанбе появилось много офисов. - ответил Насыров Сухроб. - Тебе нужно будет с бригадой Черкасова Александра заняться оформлением этих офисов. На периферии пускай работают бригады Гиззатулина Рашида и Рамазанова Яхъя. Там у них хорошо получается. Курировать эти бригады будут Шевеле Валера и Толбоев Аджин. Когда им нужна будет твоя помощь, то ты туда будешь наведываться. В самом городе Душанбе у тебя работы много. Сейчас не буду перечислять все твои объекты.
- Все это я понял. - сказал я. - Но на чем я буду ездить? Машины Вахоба Мирзоева я не видел. Другой нет.
- Правильно! - подтвердил Насыров Сухроб. - В городской автоинспекции настояли, чтобы он не позорил видом своей машины приезжих гостей с Востока. Так что у машины новый кузов. Сейчас я позвоню ему в машину и он приедет за тобой. Теперь у тебя в машине есть собственный телефон, ты можешь оттуда звонить.
- Вот это настоящий прогресс! - удивленно, воскликнул я. - С телефоном у меня тут бизнес закипит во всю.
- Я слышал, что ты сильно потратил свои личные деньги на похороны таджички. - сказал Насыров Сухроб, открывая сейф. - Вот, возьми, это тебе ни от меня, а от таджиков. Они просили тебя отблагодарить за то, что ты не считал свои деньги, когда они понадобились на эти похороны. Мне искренне жалко ту девушку.
Я ни стал ничего говорить Насырову Сухробу, просто принял от него пять пачек сторублевок. Теперь я понял, кто пас меня на кладбище. Это люди Насырова Сухроба следили за моей безопасностью, а я думал, что меня хотят ограбить. Так что, возможно, это ни мои однокурсники вызвали милицию для моей охраны, а люди Насырова Сухроба распорядились доставить меня домой в целости и сохранности. Представляю, как будет трудно доказывать кому-то виновность Насырова Сухроба в погромах, грабежах и убийствах по всему Таджикистану. Тут уже всюду им все схвачено. Во всех органах власти есть его люди, которые контролируют работу мафии. Вполне вероятно, что сейчас уже они уничтожают магнитофонные кассеты с записью собрания мафии. Если среди них есть представители уголовного розыска, то им ничего не стоит вычислить меня по отпечаткам пальцев на магнитофонных кассетах. Тогда крышка мне и всей моей семье. Есть у меня только надежда на Джафара. Если Джафар доберется до Насырова Сухроба, то тогда меня никто не будет вычислять. Все само собой отпадет. Вся верхушка мафии распадется без руководителя. Такой замены у них нет.
- Теперь мы приблизились к прогрессу. - удивленно и радостно, воскликнул я, усаживаясь на переднее сидение машины с кузовом новенького джипа. - Двигатель и кузов нашли друг друга. Стал настоящий джип.
- Лучше бы они потерялись навсегда. - печально, ответил Мирзоев Вахоб. - Машину уже дважды пытались украсть. Я теперь поставил возле дома железный гараж с сигнализацией и вооруженную охрану на ночь в самом гараже. Так Насыров Сухроб постарался. Но это не спасет в дороге. Нас всюду могут подкараулить.
- Я поговорю с Насыровым Сухробом. - подал я надежду водителю. - Пускай он тебе даст табельное оружие.
Мирзоев Вахоб отмахнулся от моего предложения и с кислым лицом включил зажигание машины. Я и сам был не рад тому, что сказал водитель. Если кто-то твердо решил угнать именно у нас этот джип, то никакая охрана и оружие не спасут нас от кражи автомобиля. Теперь мы постоянно будем находиться под прицелом грабителей. Надо будет договориться с Насыровым Сухробом, чтобы он выдавал нам самую плохую машину на поездку за пределы города Душанбе. По городу, думаю, что нас никто не посмеет ограбить. Тем более, что в городе уже есть и другие иномарки машин, намного лучше нашего джипа, так что в городе будут смотреть на другие машины. Когда по всей республике появятся иномарки, то тогда будет безопасно ездить.