В первые дни прибытия в Краснодаре, Гурей сказал мне, что будет обращаться в Патриарший Совет, к Патриарху Московскому и Всея Руси, с просьбой об отставке. Так как ему давно пора на покой. Ведь нам обеим было под шестьдесят лет. Гурей мечтал заняться нашим садом в Старом хуторе. Мне тоже надоело постоянно сидеть в своёй келье. Хотелось ближе к родным местам. К мирской жизни.
В Старом хуторе всегда есть много дел различных и забот хватает над всеми родственниками. Как пишет старшая сестра Соня, что ей давно пора сидеть на печи и греть задом кирпичи. Вот поеду в наш Старый хутор.
Возьму на себя основную заботу о домашнем хозяйстве. Буду смотреть за новым поколением, шить одежду детям, которых у нас больше чем взрослых.
После того, как мы устроились на новом месте, Гурей подал письменное прошение в Патриарший Совет о своём освобождении по состоянию здоровья с поста Митрополита Кавказского. С письменным прошением об отставке Гурей отправил дьячка, которому наказал передать конверт прямо в руки секретарю Патриаршего Совета. Дьячок тут же уехал и больше к нам не вернулся. Что с ним случилось, нам это не известно.
Мы ждали ответа из Петрограда целый год. К этому времени гражданская война в России почти прекратилась. Стало спокойно. Гурей отправил нового дьячка с посланием. Но и тот тоже не вернулся обратно в Краснодар.
По служебной переписке между церквами Кавказа, Гурей узнал, что в связи с переносом столицы из Петрограда (Ленинграда) в Москву, церковная власть переехала в Москву в Свято Данилов монастырь или в Троице-Сергиеву лавру в Сергиев Посад (Загорск). Патриарший Совет находится там.
Выходит, что Гурей зря посылал своих дьячков с прошением в Петроград. Братишка больше ни стал испытывать судьбу дьячков и решил сам лично с прошением отправиться в Сергиев Посад.
- Маня! Поехали со мной, - предложил мне, Гурей. - Заодно и твоё прошение об отставке подадим. Будем следовать через Тулу. Возможно, что про твоих деток что-то узнаем. Им сейчас за тридцать лет будет. Быть может, у твоих деток семьи есть. Ты, наверно, бабушка. Так что соглашайся...
- Конечно, поеду, - сразу, согласилась. - Другой такой случай у нас не будет. Давай ты собирайся.
Выехали мы из Краснодара в последних числах апреля 1923 года. Как и раньше, испытанным транспортом у нас были лошади. Мы с Гуреем переоделись в мирскую одежду, чтобы своим видом не привлекать на себя внимание со стороны атеистов. Церковную одежду с прошением об отставке положили в потёртый саквояж и на старенькой бричке отправились в свой опасный путь.
На дорогах России, кое-где происходили стычки с остатками белой армии. В больших городах свирепствовали банды грабителей и чекисты. Между ними шли постоянные стычки за раздел сферы влияния в больших городах. Мы с братом решили в последний раз рискнуть. Никаких ценностей и больших денег не было. Брат оделся в старье. В такой одежде мы выглядели беженцами.
Прежде всего, Гурей узнал, как пристроиться к людям, которые регулярно едут за товарами в Москву. Это был большой обоз, охраняемый солдатами Красной армии. Регулярно, только один раз в месяц, обоз отправлялся в Москву и обратно.
Точно такой обоз следовал в обратном направлении. Такую колонну называли "продотрядом", в народе "саранчой". Кубань снабжала Москву товарами сельского хозяйства, а столица в свою очередь обеспечивала Кубань одеждой, обувью и различной техникой сельского хозяйства.
Мы взяли с собой немного продуктов и денег. Всю дорогу ни с кем не общались. Всюду люди так сильно изменились, что было сложно понять, кто тебе друг, кто враг. Поэтому мы предпочитали отмалчиваться, чтобы не наживать себе неприятности в пути нашего следования. Мы ни с кем в дороге не беседовали. Словно отшельники старались просочиться к столице сквозь расстояние.
В Тулу мы прибыли через неделю. До опасной революции это был старинный красивейший город, в котором жили, в основном, мастеровые люди. Здесь занимались изготовлением самоваров, оружия, часов, дорогих ювелирных украшений, кулинарией, швейным делом, сельским хозяйством и многими другими делами, которыми гордилась Россия на рынке товаров. Тула всегда была чистым и уютным городом. Всюду городские парки и скверы. Места отдыха людей. Сюда приезжали торговые люди со всей огромной России. Даже иностранцы в царское время бывали в этом граде.
На этот раз нас встретил зашарпанный провинциальный город России. Всюду грязь и сточные ямы дерма. Ободранные дома и поломанные деревья. Городские парки превращены в свалки мусора и в места пребывания бомжей, которых можно встретить в любой части большого города.
Всюду такая нищета, словно люди лишь этим и занимаются, что собирают милостыню с тех, кто ещё не опустился до такого состояния. Весь город, также как вся Россия, превратился в свалку.
- Маня! Покажи мне своё бывшее жилище, - попросил Гурей. - Никогда не видел, как жили очень богатые люди России. Мне вообще интересно, как жила раньше, моя сестрёнка Мария. Пригласи меня в гости к себе. Если конечно нас туда сейчас примут. Но все равно хочется там побывать.
- Хорошо! Поедем, - согласилась, мне самой хотелось увидеть свой дом. - Тут совсем рядом.
Мы повернули с городской площади на соседнюю улицу, проехали на своёй бричке один квартал и прямо через городской парк выехали на улицу, где раньше жила.
От великолепия нашего дома остались только каменные колонны у парадного входа. Все двухэтажное здание было ободрано, давно не было ремонта. Сразу видно, что у этого здания давно нет хорошего хозяина.
Сошла с брички. Осторожно вошла в обшарпанный дом. Наш когда-то великолепный зал был разделён на две части коридором, ведущим до лестницы на второй этаж. По обеим сторонам коридора кое-как сбитые двери с номерами коммунальных квартир. Здание все совсем бесхозное, какое-то сборище нищих людей здесь живёт. У них наверно даже веника нет подмести в доме.
- Гражданочка! - услышала, командный голос за спиной. - Вы что это здесь всюду вынюхиваете?
- Это мой дом. Тут раньше жила, - случайно, вырвалось у меня. - Пришла обратно к себе домой.
Сразу поняла, что совершила большую глупость, сказав эти слова. Но слово, как выпорхнувшая птичка, обратно не вернёшь. Повернулась. За моей спиной стоял красноармейский патруль.
Они даже сами были ошарашены моими словами, так как никто из них не ожидал сейчас увидеть перед собой госпожу графиню Марию Лебедеву, в такой бедной крестьянской одежде, с узелком харчей у себя в руках. Сейчас, даже трудно поверить, что эта дама когда-то одевалась в шелка.
- Вот и хорошо, что мы встретились, - сказал командир патруля. - Пройдёмте с нами. Здесь близко.
Двое парней схватили мена за руки и в грубой форме вытолкали из дома на улицу. Там нас ждали ещё несколько человек, которые стащили с брички Гурея и рылись по нашим вещам. Но там ничего ценного не было. Если только рясу митрополита Кавказского не посчитают за ценность.
- Оружия у них нет, - сказал красноармеец в рваных штанах. - Мы ошиблись! Отпустим их?
- Ничего не ошиблись, - ответил командир. - Это лазутчики империализма. Дама сама призналась.
Нас с Гуреем потащили силой в отделение красной милиции, которая находилась в здании бывшей жандармерии. Там, в этот момент, проходило какое-то общее собрание народа и милиции.
- Вот, лазутчиков империализма поймали, - сказал командир собранию, вталкивая нас в зал. - Сейчас мы придадим их рабоче-крестьянскому суду. Затем расстреляем, как предателей народа.
- Ишь, разогнался! - разозлилась. - Ты, сопливый щенок, в проекте не был, когда твоих родителей учила грамоте в этом городе. Твоих предков тоже вообще не было, когда мои предки осваивали свободные земли Кавказа для России. Если ты нас тронешь, то тебе придётся иметь дело с дерзким народом по имени терские казаки. Что касается графства, то оставила его ещё задолго до Октябрьской революции. В настоящий момент мы с братом едем в столицу по своим личным делам. Никакого преступления не делаем. Оружие тоже не имеем. У нас нет врагов среди народа.
Командир патрулей, молоденький паренёк, опешил и удивлёнными глазами смотрел на меня. Он не ожидал такого напора с моей стороны. Отчаянно глотал воздух, он пытался что-то сказать.
- Вот бабка даёт! Молодец! - смеясь, воскликнул седой мужчина. - Нам бы таких людей в милицию.
Все присутствующие весело стали смеяться над пареньком, который разводил руками и молчал.
- Кто может сказать слово в защиту этой женщины? - спросил зал, председатель собрания.
- Она правду говорит, - выступил старик с руками, обожжёнными кислотой. - Эта женщина бывшая графиня Мария Афанасьевна Лебедева. Она с мужем Фёдором открыла школу словесности в городе в прошлом веке. В этой школе учились, в основном, дети бедняков. Там учились и мои дети. Мария Афанасьевна долго руководила детским хором, в котором были все, кто имел голос и желание петь. У неё давно здесь пропали двое двойняшек, мальчик и девочка. Когда в 1912 году у неё умер сын и без вести пропал муж, Мария Афанасьевна уехала к себе на Кавказ. Преступлений она никаких не совершала. Больше десяти лет её не было тут. Эта женщина ни в чем не виновна.
Зал утонул в такой тишине, что было слышно, как воробей чирикает за окном. Все были поражены таким неожиданным поворотом в данной ситуации. Всматривалась в лицо своего спасителя и никак не могла вспомнить его.
Возможно, что это был бывший мастер из ювелирной мастерской моего мужа, так, как только там работали с кислотой, которой обожжены его руки.
Наверно, здесь в зале собрания были и другие горожане, которые хорошо знали меня, но боялись сказать правду в мою защиту. В это время в России была гражданская война. Подозревали всех подряд.
- Извините, Мария Афанасьевна, - нарушив тишину, обратился ко мне председатель собрания. - Может быть, вы что-то хотите сказать в свою защиту или обратиться с просьбой к собранию?
Вытерла рукавом набежавшие на глаза слезы. Подошла к Гурею, вывела за руку к трибуне.
- Мы с братом не совершали никогда в жизни никаких преступлений, чтобы сейчас защищаться, - уверенно, сказала. - Перед вами батюшка Гурей Митрополит Кавказский и старшая матушка-настоятельница Мария из женского монастыря, бывшая графиня Мария Афанасьевна Лебедева. Мы сейчас с братом направляемся в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы Патриарший Совет православной церкви освободил нас от занимаемых должностей и отпустил домой в Старый хутор к терским казакам. У меня к вам, добрые люди, большая просьба. Всмотритесь внимательно в наши лица. Мы, брат сестра двойня. Брат брюнет чёрный, а альбиноска белая. Это у меня не седые волосы, а белые от рождения. Точно такие, только цветами волос наоборот, мои дети-двойняшки, Иван и Марья. Дети пропали в нашем бывшем имени Рагули тридцать лет назад. Знаю, что они живы, но не знаю, где они сейчас находятся. Прошу вас, внимательно всмотритесь в наши лица. Мои детки сильно похожи на нас с братом. Может быть, кто-то видел моих детей или что-то знает о них. Тридцать лет ищу своих детей и никак не могу их найти. Помогите мне найти моих детей.
Сняла с себя косынку и распустила свои белые волосы ниже пояса. Взяла за руку Гурея, и мы оба стали с ним поворачиваться так, чтобы всем хорошо было видно наши лица. У Гурея все были черные волосы с редкой проседью в бороде и на голове. Так что мы лишь волосами с ним различались, как и прежде, а наши лица все также были очень похожи друг на друга, как две капли воды, упавшие на землю к новой жизни.
Несколько минут зал молчал, внимательно разглядывая наши лица и удивительное сходство. В это время своим платком промокала набежавшие на глаза слезы, пытаясь не разрыдаться. Ждала, что скажут добрые люди о моих давно пропавших детях.
- Слышала давно эту историю от мамы, - вдруг, сказала молодая женщина из зала. - Мама рассказывала, что в пятнадцатом году видела в Петрограде двоих молодых, парня и девушку, двойняшек, которые отличались лишь волосами, парень с белыми, а девушка с черными волосами. Вот, пожалуй, все, что могу вам сказать. Да, ещё, с ними был мужчина в форме офицера царской армии. Вроде генерал. Офицер прихрамывал на правую ногу и говорил с двойняшками на французском языке с акцентом. Больше ничего не могу вам про них вспомнить. Мама моя давно умерла.
- Спасибо, вам! - с надеждой в голосе, поблагодарила, молодую женщину. - Мне известен генерал царской армии, говорящий с французским акцентом. То муж сестры моего мужа, генерал-дипломат Игнат Ермилов. Мои дети в надёжных руках. Но хотела бы съездить в своё бывшее имение Рагули. Может быть, там кто-то остался из тех, кто знает все подробности находки моих пропавших детей. Тогда мне будет как-то легче сейчас отыскать настоящий адрес моих детей.
- Мы вам выпишем документ, - сказал председатель собрания, - по которому вас нигде больше не будут задерживать по подозрению. Так вам будет легче переезжать в поисках своих детей. Товарищи коммунисты! Собственно говоря, на этом партийное собрание закончилось. Всем можно разойтись по своим домам.
Нам с Гуреем, действительно, выписали документ, в котором говорилось, что нам разрешается заниматься поиском пропавших детей, там, где мы посчитаем нужным себе. На бумаге стояла круглая печать и подпись "Комиссар Самохин Иван". С этим документом мы отправились в моё бывшее имение Рагули, в сопровождении патруля красноармейцев. Все с тем же молоденьким командиром, который сам напросился сопровождать нас по территории бывшей Тульской губернии, чтобы нас в пути больше никто и нигде не задерживал.
В имении мы прибыли во второй половине дня. Каково было в душе моей возмущение, когда увидела в своём бывшем имении казармы кавалерии красной армии. Но больше было моё удивление, после того, когда в своём бывшем имении увидела старшей кухаркой в кавалерии старую Ксению, которая жила там, же в доме для слуг. Где она родилась больше полвека тому назад.
- Ой! Боже мой! - как прежде, едва не теряя сознание, ужаснулась Ксения. - Госпожа Мария! Откуда вы? Мы по вас, много лет назад, поминки справили. Вы живы! Вот прекрасно! Проходите в дом.
- Сегодня, в Туле, узнала, что мои детки нашлись, - спросила, Ксению, обезумевшую встречи со мной. - Это правда? Ты что-нибудь знаешь про моих деток, Ивана и Марью? Где они сейчас?
- Да! Да, госпожа Мария, ваши детки нашлись! - придя в себя, стала рассказывать Ксения. - После той ужасной ночи, когда ваш насильник Матвей умер в вашей кровати, а вы чуть не спалили дотла все имение, управляющий сообщил о случившемся господам братьям и сестре вашего мужа. Управляющий написал им всем письма.
Вскоре родственники приехали семьями в ваше имение. Им рассказала о трагедии вашей семьи. Тогда генерал Игнат Ермилов сказал, что займётся поиском своих пропавших родственников. Игнат Ермилов нанял сыскную контору и жандармерию на поиски пропавших родственников. Географическую карту Тульской губернии разделили на сектора и стали прочёсывать каждый сектор.
Через две недели поиска наткнулись на секту отшельников. Там были ваши взрослые детки. Иван и Марья почти совсем забыли своих родителей. Только медальоны напоминали им о том, что у них где-то есть папа и мама.
Сектанты сразу отпустили ваших детей без сопротивления. Генерал Игнат Ермилов привёз ваших детей в имение Рагули. Дети неделю были здесь, пока продолжались поиски их родителей. Но когда все секторы обыскали и вас не нашли, то генерал Игнат Ермилов забрал детей с собой, чтобы их случайно опять не похитили сектанты, которые в начале обнаружения ваших детей, доказывали, что это их дети.
Многочисленные доказательства вашего сходства с детьми вынудили сектантов уступить детей. Игнат Ермилов сказал, что как только найдутся родители, то он вернёт ваших деток обратно в имение.
Вот и все, госпожа, что знаю про ваших деток. Больше никто из ваших родственников в имение Рагули не приезжал. Началась революция. Большевики отдали ваше имение под казармы конной армии...
Была рада до глубины души, что мои детки все же нашлись. Вот бы найти нашего папу и тогда бы вся наша семья опять была бы вместе. Но только никто не знает, где искать Фёдора Лебедева. Мне надо обязательно обратиться во французское консульство в Москве. Может быть, в консульстве помогут мне найти моих детей. Надо Ермиловым написать по старому адресу в Париж.
Возможно, что они там живут до сих пор. Вот только адреса не помню, давно забыла, но адрес где-то у меня записан. Старые письма от Валентины сохранились. Надо мне хорошо поискать письма Валентины в своих вещах. Теперь вся моя оставшаяся жизнь будет посвящена поиску моих детей.
Мы с Гуреем остановились на ночлег у Ксении в старом доме. Этот дом почти сто лет тому назад построил своим слугам граф Павел Степанович Лебедев. После революции все слуги разъехались.
В доме осталась только семья Ксении. Подумала, что как сильно все изменилось. То слуги жили у господ, в нашем доме, а сейчас бывшая госпожа останавливается на ночлег в доме своих бывших слуг. Все изменилось, с ног на голову перевернулось. Какой все-таки безумный наш мир!
С первыми петухами мы покинули гостеприимную семью. Простившись с Ксенией, попросила её, чтобы она присматривала за могилкой моего сыночка Афанасия. Дала ей немного денег. К моему сожалению больше дать денег у меня не было возможности. Сама была в таком положении, как Ксения, а может быть хуже.
Все мои бывшие богатства давно были разграблены опасной революцией в имении, от которой сохранилось название.
Село, которое выросло рядом с нашим бывшим имением, носит его название - Рагули. Богатство же утрачено безвозмездно, как в имении, так и в Туле. Даже яблоневый сад не пожалели, вырубили и построили конюшни лошадей кавалерии красной армии. Загадили красоту. Какая дикость! Словно места другого не было рядом.
В Сергеев Посад мы прибыли к вечеру. Гурей надел на себя рясу Митрополита Кавказского. Пошёл к воротам Успенского собора. Нам не пришлось долго ждать. К воротам из маленькой часовни в нашу сторону направился молодой священник. Шёл не спеша, издали, внимательно разглядывая нас. Приглядываясь к православному наряду Гурея.
- Проходите, ваше преосвященство! - целуя руку Гурею, писклявым голосом пригласил нас священник. - Вас примет батюшка Силантий, епископ Троице-Сергиевой Лавры. Идите в православный храм. Батюшка Силантий вас ждёт.
Священник показал нам на Троицкий собор, увенчанный золотыми куполами и крестами. Перекрестившись, мы медленно пошли за священником. Тем временем из часовни вышел дьячок. Он повёл нашу измученную лошадь в хозяйственный двор, который находился прямо за дорогой с огромной конюшней наполненным свежим сеном.
Мы были рады, что нам, а также нашей лошади наконец-то можно отдохнуть. Ведь мы давно потеряли счёт нашим скитаниям по земле русской.
- Боже мой! Какая встреча! - воскликнул епископ, одетый в белую рясу, расшитую золотом. - Неужели Гурей пожаловал в святую обитель. Как рад! Мне монахи говорили, что ты умер в Турции.
- Так это ты, Силантий Парфёнов? - растерянно, спросил Гурей, епископа. - Трудно поверить!..
- Кто же ещё?! - ответил епископ, принимая Гурея в свои объятья. - Собственной персоной! Тогда в Иерусалиме, когда тебя турки стукнули по голове и утащили, мы обошли весь город, что-бы тебя найти, но все было бесполезно. Нам сказали местные жители, что ты попал к туркам в янычары.
Оттуда одна дорога - к нашему Господу Богу. Через пару лет услышал, что твой труп был доставлен через Батуми в Тифлис, а затем в Россию. Где были похороны, не мог узнать, а то бы поехал туда. Собственно говоря, это хорошо, что не поехал. Возможно, именно поэтому ты остался жив. Ну, рассказывай, как тебе удалось выбраться из заточения? Откупился монетой золотой?
- Может быть, вначале накормишь с дороги, - подсказал Гурей. - Меня и мою сестру. Мы голодны.
- Это сразу сообразил, - прервал Силантий Парфёнов. - Дьячок накрыл стол. Прошу вас к столу.
Силантий Парфёнов показал нам на дверь в конце зала Троицкого собора. Мы все трое пошли туда. В большой комнате, расписанной фресками на тему библейских историй, стоял длинный стол на резных ножках накрытый белой скатертью расшитой золотом. Вокруг стола стояло с десяток массивных стульев, таких же, как стол.
Очевидно, что тут едят служащие храма с епископом во главе. У него и стул отличается от других. Так положено по церковному сану. Живут они, конечно, лучше нас. Посуда фаянсовая на столе расписная золотом по белому цвету.
Сразу видно, что белый цвет и золотой цвет, главные цвета в Троице-Сергиевой лавре. Пища также отменная. Русский борщ со свежей свининой. Хлеб горячий из белой муки. На столе кувшин с русским квасом.
- Ну, пожалуйста, расскажи мне, что тогда там с тобой приключилось. - после сытного ужина, опять стал настаивать Силантий Парфёнов. - Уж сильно интересно, как ты ухитрился тогда живым выбраться от турок. Ведь турки держат у себя янычар как хищников в клетке. Оттуда нельзя удрать.
- Да не был у турок! - ответил Гурей. - Турки меня сразу продали арабу Ахмеду, купцу из Медины. Родина Мухаммеда, пророка Аллаха. Там, по дороге из Палестины в государство Саудидов, где находится Медина, на нас напали разбойники. Спас Ахмеда от гибели. Ахмед даровал мне за это свободу. Мало того, Ахмед отдал мне в жёны свою лучшую дочь, по имени Лейла, которая родила мне сына Эль-русса. Кроме того, побывал в святом месте ислама, в Мекке, коснулся губами древнего святилища ислама, железный камень Кааба. Но, до всех этих событий, сам лично сделал себе обрезание, по всем обычаям ислама. Так мне во сне велел голос старца, который явился передо мной, словно наяву. Не мог себе отказать в этом. Таким образом, стал первым обрезанным православным, у которого в душе осталась вера в нашего господа Бога Иисуса Христа. После того, как родился мой сын, мне сказали, что должен вернуться к себе домой в Старый хутор. В тот самый день, когда меня собирались хоронить, сам появился дома. Это все, что тебе могу рассказать о себе. Остальное, тебе не интересно. Обычная моя жизнь. Такая же жизнь, как у тебя. От простого священника, до высокого православного сана Митрополита Кавказского. Вот и все. Теперь ты, Силантий, расскажи мне, как ты жил эти годы? Мне тоже интересно про тебя знать.
- Этот высокий сан получил совсем не так давно, - начал, словно оправдываясь, говорить Силантий. - Вот, как перебрались из Петербурга в Сергеев Посад, так и повысили. Ну, а тебя и твою сестру Марию, каким ветром занесло в наши края? Наверно не спроста такую даль добирались?
- Мы с Марией хотим вернуться в Старый хутор, - ответил Гурей. - Вот, это наше прошение в Патриарший Совет. Оставляю свой пост. Прошу тебя, Силантий, по старой дружбе посодействуй нам.
Силантий Парфёнов взял прошение и стал внимательно его читать, перебирая в бороде щетину.
- Тебе обязательно помогу, - серьёзно, сказал Силантий Парфёнов. - Но Патриарший Совет соберётся у нас лишь перед новым годом. Ты немного опоздал, мы собирались всего три дня назад. Собственно говоря, за тобой посылали дьячка. Ты с ним не встретился. Придётся тебе подождать.
"Наверно у Гурея очень серьёзно обстоят дела с его семью книгами" - подумала. - "Гурей ничего не сказал Силантию Парфенову про то, как он вернулся домой от арабов. Тоже за столько лет ничего не знаю об этих книгах. Даже тогда, когда мы жили отдельно от родственников во Владикавказе и в Краснодаре, Гурей ни разу ничего не сказал об этих странных книгах. Где книги и что с ними сейчас? Однако точно знаю, что Гурей до настоящего дня имеет тайную связь с книгами"
- У меня к тебе, Силантий, есть одна просьба, - прервал Гурей, мои размышления. - Скажи, где находится французское консульство или посольство. У Марии давно пропали дети двойняшки, мальчик и девочка. Вчера мы узнали, что детей нашли наши родственники. Они в царское время жили в Париже. Были дипломатами России во Франции. Вот мы хотим через дипломатические каналы, узнать адрес родственников. Может быть, тогда Мария вернёт своих детей или к ним уедет.
- В этом вам не могу помочь, - разводя руками, ответил Силантий Парфёнов. - Мне кажется, что Франция не имеет дипломатических связей с Советской Россией. Да и вообще ничего не знаю толком о политике Советской России. Большевики держат церковь в полной изоляции от мира...
До поздней ночи мы разговаривали о разных делах. Вспоминали свою молодость и жизнь в старые царские времена. У нас было много приятных и горьких воспоминаний о прожитой жизни. Естественная потребность в отдыхе взяла своё. Мы решили удалиться спать. За нами пришёл дьячок от домика для гостей. Силантий распорядился, чтобы нас проводили на покой в этот домик.
Силантий Парфёнов предложил нам с Гуреем домик почётных гостей. Домик оказался достаточно далеко от места нашей трапезы. Мы прошли Шатровую церковь Зосимы, Савватию над Больничными палатами и Смоленскую церковь родондры. Затем повернули в сторону парка покрытого густой зеленью деревьев.
Недалеко от церковной звонницы находился небольшой уютный домик к приёму почётных гостей. Мы сразу отправились спать по своим комнатам, на которые нам указал дьячок. Так сильно устала за целый день нашего пути, что ни стала толком рассматривать свою комнату. Помыла с дороги тёплой водой в тазике своё тело. Едва раздевшись, почти сразу уснула.
- Мария! Сестричка, вставай, пора, - услышала, за дверью, голос Гурея. - Нам завтрак подали.
- Сейчас быстро соберусь! Только оденусь! - громко, ответила, надевая на себя чистое платье.
Гардероб у меня был не богатый. Всего два монашеских платьев и три обычных платья. Надела дорожное ситцевое платье. Умылась тут же в комнате. Спрятала под косынку волосы и сразу с вещами вышла в коридор. Гурей взял меня под руку. Пошли в столовую храма, где стол накрыт.
- Как спалось, уважаемые господа? - улыбаясь, спросил Силантий Парфёнов. - Проходите к столу.
- Спасибо, Силантий, что накормил и приютил на ночь. - ответил Гурей. - Мы хорошо выспались.
За завтраком мы больше ни разговаривали. Силантию Парфенову надо было вести церковную службу, а нам возвращаться в Краснодар. Завтрак был такой же сытный, как и ужин, но мы спешили в дорогу. Нам некогда было засиживаться. Надо обратно нам пристроиться к обозу на Кавказ.
- У меня к тебе последняя просьба, - на прощанье, сказал Гурей. - Когда будет собираться Патриарший Совет, то меня, пожалуйста, больше не приглашайте. Ни хочу, чтобы меня отговаривали.
- Хорошо! - согласился Силантий Парфёнов. - Так и сделаю, только ты подготовь к этому времени документацию и полную передачу церкви новому приёмнику. У тебя есть на это много времени.
Простившись с Силантием Парфёновым, мы ни стали заезжать в Москву. Прямо с Сергеева Посада отправились в Краснодар. В течение дня догнали на большаке несколько крестьянских подвод, которые направлялись в Орёл, не заезжая в Тулу. Нас это вполне устраивало. Тем более что мне ни очень хотелось заезжать город мрачных воспоминаний.
Быстрее надо добраться в Краснодар и начинать подготавливаться к сбору в Старый Хутор. Наверно придётся весной ехать к нашим родичам в Старый хутор. Зимой холодно и опасно. К тому же на подводе нам не доехать.
В Орёл приехали ночью. Остановились в грошовой гостинице с клопами и тараканами. С первыми лучами солнца отправились в путь, слегка позавтракали в буфете гостиницы. Денег оста-лось мало, а добираться ещё далеко.
Силантий Парфёнов предлагал нам деньги, но Гурей, почему-то отказался. Возможно, что не хотел себя считать должником.
Узелок с продуктами от церковной кухарки Гурей все-таки взял. Собственно, этими продуктами мы питались в дороге. Кусок варёного мяса, булка ржаного хлеба, соль, две головки лука, четыре помидора и четыре огурца. Нам этих продуктов хватило на три дня езды. Три дня добирались до Краснодара голодные. У меня часто кружилась голова, едва не теряла сознание. С трудом добралась до монастыря.
- Матушка-настоятельница! Как мы рады, что вы вернулись! - встретили меня монашки у ворот женского монастыря. - Мы волновались за вас. За митрополитом приезжал посыльный из Троице-Сергиевой лавры. Мы ему сказали, что вы отправились к ним с прошением о своёй отставке...
- Спасибо, это знаю, - прервала, рассказ монашек. - Вы меня лучше накормите. Голодная.
От сильного голода у меня перед глазами расплывались жёлтые круги, но кушать почему-то совсем не хотелось. Даже питала какое-то отвращение к продуктам. Однако понимала, что если не поем, то тогда точно потеряю сознание. Пересиливая себя, стала кушать то, что подали монашки к столу.
То была ни райская пища из божьќего храма в Троице-Сергиевой лавре, но мне надо кушать, чтобы пересилить голод и вернуться в нормальное состояние своёй жизни. Знаю, что монашки подали мне самую лучшую пищу нашего стола, но мне казалось, что пища не вкусная, так себе, словно трава, из которой приготовили блюда.
Все-таки через силу все это съела. Мне стало значительно легче после еды. Сразу отправи-лась спать в свою келью. На следующий день у меня все станет по-старому. Опять вернутся мои повседневные заботы в женском монастыре.