Служанка открыла дверь, и фройляйн Гизике вошла в прихожую.
- Барышни наверху и ждут урока, - сказала служанка, - снимите, пожалуйста, пальто и пройдите к ним в библиотеку.
Фройляйн Гизике энергично, в учительской манере, кивнула. Высокая полноватая женщина с голубыми, чуть выцветшими глазами.
Она оглядела комнату и вздохнула, подняв широкую мягкую грудь, будто носила железный корсет. "Какой дурной вкус, - подумала она. - Так много всего".
Она подождала, пока служанка выйдет. Ей не нравилось демонстрировать свои особенности другим, если этого можно было избежать: ей трудно было, остановившись, вновь прийти в движение. Этому предшествовал целый церемониал. Сперва она должна была закрыть глаза и замереть, потом поднять руки, как ребенок, которому непривычно остаться одному, и найти точку равновесия. Найдя ее, она покачивалась пару раз взад-вперед, пока ноги не начинали двигаться неравномерными подскакивающими шажками. Но когда этот церемониал был соблюден до последнего штриха, и походка становилась ровной, она выступала вперед длинными и уверенными шагами.
Оказавшись у комнаты, она услышала голоса двух учениц, которые обсуждали ее необычные качества.
- Она как рождественская заводная игрушка, - сказала одна.
- Понимаю, - весело ответила другая. - И мне тоже так кажется: вроде штучки, которая тарахтит, дергается и бежит к тебе по столу!
Фройляйн Гизике покраснела от стыда, но в глубине души понимала, что описание было правдивым. "Просто маленькие дурашки, - подумала она про себя. - Они мне зла не желают". И пришла еще одна мысль: "Теперь в мире столько жестокости, и так мало сочувствия. Я уверена, что когда я была девочкой, люди были другими".
Но сегодня она энергично поднялась по лестнице, а ее шаги становились всё более уверенными. Она вошла в библиотеку с улыбкой. Три девочки и мать ждали ее за большим столом.
- Сегодня мы будем говорить только по-немецки! - сказала она с энтузиазмом и шутливо погрозила ученицам пальцем.
- Сегодня только по-немецки! - повторила она. - Только по-немецки!
Девочки и их мать испуганно переглянулись, опустили глаза на раскрытые книги и сморщили брови, силясь понять напечатанные в них слова.
Фройляйн Гизике удобно откинулась в кресле.
- Сегодня мы отправимся за город, на природу, nicht? И поговорим о многих прекрасных вещах, которые мы видим вокруг. Наступило лето, и мы пойдем по сельской дороге. На деревьях будут петь птицы, всё будет зеленое и очень красивое.
- А теперь, фройляйн Маржори, начните, пожалуйста.
Девочка приподняла книгу, надула красные губки и стала медленно читать. Через минуту она остановилась.
- Я не понимаю дательного падежа. Фройляйн, что такое "дательный падеж"?
Фройляйн Гизике ответила:
- Вначале мы не будем глубоко вникать в грамматику. Мы займемся ей позднее. На первых уроках нам нужно расширить словарь.
- В английском нет дательного падежа, - сказала старшая из девочек.
- Ну, конечно, я это знаю. Он понимается, но не имеет своей грамматической формы. Это косвенное дополнение.
Мать подняла глаза и покачала головой, выразив мягкое, но решительное возражение.
- Моя дочка совершенно права, - сказала она, окончательно решив вопрос. - Дательного падежа в английском языке нет.
После урока фройляйн Гизике надела пальто, и когда служанка открыла дверь перед ней, немного постояла в дверях, поправляя калоши. Небо было серым и пасмурным. Сеял мелкий холодный дождь. Перед ней открылся туманный и неправдоподобный Алстер. У берега намерз ледок, расколовшийся на неровные зазубренные куски. Фройляйн Гизике подошла к ограждению и тихо постояла перед ним. За озером загорались огни, размытые и неразличимые за серостью туманного дождя. Ее охватила беспричинная грусть. Она попыталась стряхнуть ее и вернуться к энергичной учительской манере, но не смогла. Внезапно она ощутила полную беспомощность и полное одиночество.
"Когда я была девушкой, всё было иначе", - произнесла она вслух.
Внизу между плавающими льдинами медленно и угрюмо скользили лебеди, отвернув назад длинные шеи, а над ними носились под небом чайки. Голодные птицы кружили и вертелись, сбиваясь в огромные шары. Они летели к берегу и от берега, ныряли вниз и взмывали вверх, сосредоточенные и безмолвные. Их острые блестящие глазки обшаривали водную гладь, ища поживу, а их серые крылья молотили серое небо.
Фройляйн Гизике наблюдала за ними, пожалев, что не захватила хлеба для их голодных клювов. Забыв о меленьком туманном дожде, она видела только хищных чаек и угрюмых лебедей под ними и почувствовала себя усталой, старой и не имеющей никакой цели.
И вдруг окружающее спокойствие было сломано. Слева от нее стоял под деревом мальчик в лохмотьях с больным бледным лицом. Он держал шапку в вытянутой руке и запел. Он знал только одну песню и повторял ее без конца, протягивая шапку прохожим.
Никто не обращал на певца никакого внимания. Люди быстро проходили мимо, каждый к своей цели, уверенные себе, уверенные в месте, куда они собрались, и в том, что будут там делать. Теперь никто не проходил мимо, но мальчик продолжал петь тонким сладким голосом, повторяя одну и ту же песню.
Фройляйн Гизике вдруг ощутила странную беспричинную злость к этому певцу. Она подошла к нему, открыла бумажник, нащупала деньги, которые сегодня заработала, и стала опускать монету за монетой в отсыревшую потрепанную шапку.
Она обратилась к мальчику со сдавленной яростью:
- Разве у тебя совсем нет гордости? Неужели ты думаешь, что нужен им? Неужели у тебя совсем нет гордости?
Но мальчик посмотрел на нее далеким безразличным взглядом и продолжал петь.
Женщина тоже продолжила бранить его крикливым голосом:
- Ты болен! Тебе нельзя выходить на улицу в такую погоду! Ты должен быть дома в кровати и беречь себя!
Она замолкла и стояла, глядя на сырую землю. Гнев ее иссяк:
- Тебе обязательно нужно тепло одеваться, - сказала она безнадежным голосом. - Сейчас же иди домой и переоденься!
Но мальчик продолжал свою медленную меланхолическую песню чуть хриплым и фальшивым голосом, и больше не смотрел на нее.
Фройляйн Гизике повернулась и стояла, балансируя раскинутыми руками, как балерина, которая вот-вот поднимется на пуантах. Тело ее немного покачалось взад и вперед, и она засеменила прочь неровным дергающимся шагом.
Рядом с ней прекрасные беспомощные лебеди высокомерно раздували перья и скользили между обломков льда, а над головой бесконечно кружили и разворачивались голодные чайки. Они взмывали и ныряли, неслись к берегу и от берега, бесконечно вращаясь и кружа, но никогда не касаясь крыльями, опять и опять повторяя всё ту же картину движения в поисках пищи. Будто каждая чайка держала в клюве невидимую цветную нитку и выплетала на небе ковер, узор которого был слишком тонок, а цвета слишком нежны для глаза, но который однажды обрушит небо своим накопленным весом.
Фройляйн Гизике плотнее застегнула на шее свое одаренное чувством ветхое пальто. "Еда", - произнесла она презрительно. - Еда"... И не смогла закончить фразу.