Это - странная история. Я и сам ее не пойму. У меня есть лишь слабая надежда, что, может быть, когда я запишу ее черным по белому, что-то в ней станет яснее, а скорее даже, что кто-то другой, прочтя ее, лучше меня разберется в тонкостях человеческой природы и сам объяснит мне ее.
Конечно же, мне прежде всего пришло в голову, что во всем этом есть что-то фрейдовское. Так вот, я почитал порядочно Фрейда и несколько книг его последователей, а совсем недавно, когда принялся уже за этот рассказ, вновь наткнулся на томик "Новой библиотеки" с его работами. Осилить книжку оказалось не так-то просто, потому что Фрейд скучен и многословен, а желчь, с которой он отстаивает свое авторство той или иной теории, свидетельствует лишь о тщеславии и зависти к другим, подвизающимся на том же поприще, что, конечно, не пристало ученому. Мне, однако, думается, то он был мягким и славным старичком. Известно ведь, какая часто бывает пропасть между человеком и писателем. Писатель - ехиден, груб и безжалостен, а человек - такой тихоня, что и мухи не обидит. Не о том, впрочем, речь. Перечитывая Фрейда я не нашел ничего, что проливало бы свет на предмет моего интереса. Так что, остается лишь пересказать факты и поставить точку.
Хочу сразу же заявить, что рассказ не обо мне, и что я не знал никого из тех, о ком пойдет речь. Услышал я эту историю однажды вечером от своего приятеля Неда Пристона, а рассказал он мне ее, потому что не знал, как поступить в том случае, и надеялся (как выяснилось, напрасно), что я подскажу ему что-то дельное. Я уже где-то писал о Неде Пристоне, и мне остается лишь напомнить читателю, что мой приятель по долгу службы навещал тюрьму в Уолвурд Скарбс. К обязанностям он относился серьезно и болел за все дела заключенных, как за свои собственные. Мы обедали вместе в "Кафе Рояль", в той длинной и низкой комнате с нелепыми и милыми украшениями, которая одна осталась от старого кафе, некогда воодушевившего стольких художников. Мы сидели за кофе с ликером и, поскольку Нед разрешал себе не слушаться врача, курили превосходные длинные гаванские сигары.
- Сейчас попался мне в Скарбс чудной тип, - сказал он после паузы, - хоть убей, не знаю, что с ним делать!
- За что его туда? - спросил я.
- Бросил жену, и суд определил ему платить ей раз в неделю алименты, а он - ни в какую. Я охрип, пока спорил с ним. Говорю, ему же будет хуже. Отвечает, что просидит в тюрьме хоть всю жизнь, а не заплатит ей ни гроша. Я говорю, нельзя, чтобы она голодала, а он: "Почему бы и нет?" Ведет себя прилично, хлопот никому не доставляет, работает исправно, кажется, счастлив, и ему доставляет огромное удовольствие думать, как он насолил своей благоверной.
- За что же он ее так невзлюбил?
- Она разрубила на куски его змея.
- Кого разрубила? - удивленно переспросил я.
- Змея, которого в воздух пускают. Говорит, что не простит ей по гроб жизни.
- Рехнулся что ли малый?
- Да нет, очень даже рассудительный, образованный и порядочный.
Звали его Герберт Санбери, и мать его, весьма утонченная дама, никогда не позволяла, чтобы кто-нибудь называл его Герби или Бертом, а всегда только полным именем - Герберт, точно так же, как она сама не называла мужа Сэмом, а только Сэмюэлем. Миссис Санбери звали Беатрис, но когда они с мужем поженились, и он попробовал было звать ее Беа, она сразу же поставила всё на место.
- Меня окрестили Беатрис, - подняла она голос, - так я и останусь Беатрис для всех моих близких и для тебя, милый, в том числе.
Была она низенькая, но крепкая, быстрая и жилистая, с желтоватой кожей, резкими, но правильными чертами лица и глазками-бусинками. Волосы свои, подозрительно черные для ее возраста, она всегда укладывала узлом вверх в стиле дочерей Королевы Виктории. Такую прическу она носила всю жизнь, чуть ли не с детства, и ей ни разу не пришло в голову изменить фасон. Подозрения, что волосы она всё же подкрашивала, если бы и подтвердились, оказались бы, пожалуй, ее единственной уступкой легкомыслию, потому что она не только презирала помаду и румяна, но даже ни разу в жизни не припудрила нос. Она никогда не носила ничего, кроме черных платьев из добротной материи, которые шила ей жившая тут же за углом портниха всегда по одному и тому же практичному и нарядному образцу. Единственным украшением миссис Санбери была тонкая золотая цепочка с золотым крестиком.
Сэмюэль Санбери тоже был невысок, тонок и худощав, как и его супруга, но его песочные волосы уже сильно поредели, так что ему приходилось их длинно отращивать с одной стороны и тщательно зачесывать через широкую лысину. У него были бледно-голубые глаза и несвежий цвет лица. Работал он клерком в юридической конторе, где, начав с мальчика на побегушках, добрался до вполне солидной должности. Хозяин обращался к нему как к мистеру Санбери и поручал иногда важных клиентов. Вот уже двадцать четыре года, кроме, конечно, воскресений и двухнедельного отпуска у моря, мистер Санбери садился утром в один и тот же поезд до Сити, а каждый вечер таким же поездом возвращался в свой пригород. Одевался он опрятно, на работу ездил в неброских серых брюках, черном пальто и котелке, а дома носил шлепанцы и черный пиджак, слишком старый и лоснящийся, чтобы являться в нем в контору; зато по воскресеньям, отправляясь со своей супругой в церковь, надевал утреннее пальто и котелок: этим он выражал свое уважение ко дню отдыха и в то же время протестовал против безбожников, гонявших на велосипеде или слонявшихся по улицам, пока не откроют пабы.
Санбери из принципа не употребляли ничего спиртного, но по воскресеньям, чтобы вознаградить Сэмюэля за скудные завтраки на неделе, состоявшие из булочки, кусочка масла и стакана молока, Беатрис готовила ему сытный обед с ростбифом и йоркширским пудингом и предлагала для здоровья выпить кружку пива. Она ни за что не потерпела бы в доме спиртного, и поэтому после утренней службы Сэмюэль исчезал из дому с кувшинчиком и брал кварту в пабе за углом. Но ничто не заставило бы его пить в одиночку, и поэтому Беатрис, просто за компанию, тоже выпивала стакан.
Герберт был единственным ребенком, которого послал им всевышний, и, конечно не потому, что они применяли какие-то средства. Просто так получилось. Они обожали сына. Прелестный младенец подрос и стал красивым мальчиком. Миссис Санбери заботливо его воспитывала: она учила его сидеть прямо и не класть на стол локти, пользоваться ножом и вилкой так, чтобы быть похожим на маленького джентльмена. Она учила его, что если берешь чашку с чаем, нужно отставлять мизинчик, а когда он спросил, зачем, ответила:
- Не важно, все так делают: сразу будет видно, что ты воспитанный.
В положенный срок Герберт пошел в школу. Миссис Санбери очень волновалась, потому что никогда раньше не позволяла ему играть с детьми на улице.
- Дурная компания портит хорошие манеры, - говорила она. - Я всегда была сама по себе и всегда буду сама по себе.
Хотя с самой женитьбы они жили в одном и том же доме, соседей она сторонилась.
- Никогда не знаешь, что за народ в Лондоне, - говорила она. - Одно за другим, и опомниться не успеешь, как втянут тебя в компанию со всяким сбродом, так что не отделаешься.
Ей не нравилось, что в школе Герберту придется общаться с плохо воспитанными мальчишками, и она говорила ему:
- Послушай меня, Герберт, и делай, как я скажу; держись в сторонке и не связывайся с ними, если можешь.
Но в школе у Герберта все пошло очень хорошо. Учился он прилежно и был неглуп. Табель всегда приносил отличный. У него обнаружились способности к арифметике.
- Раз так, - решил Сэмюэль Санбери, - надо ему стать бухгалтером. Для хорошего бухгалтера работа всегда найдется.
Так и определилось, кем быть Герберту. Мальчик рос высоким.
- Смотри, Герберт, - говорила мать, - скоро ты догонишь папу.
В старшем классе школы он уже перегнал папу на два дюйма, а когда перестал расти, вымахал в пять футов и десять дюймов.
- В самый раз, - сказала мать, - ни слишком высок, ни слишком низок.
Он был красивым юношей, взяв от матери правильные черты лица и темные волосы, а от отца - голубые глаза. Кожа его была, пожалуй, бледноватой, но гладкой и чистой. Сэмюэль Санбери устроил сына в бюро, дважды в месяц занимавшееся счетами его фирмы, а когда ему исполнился двадцать один год, он уже приносил матери каждую неделю небольшую, но вполне реальную сумму. Мать отдавала ему три полукроны на завтраки и еще десять шиллингов на карманные расходы, а остальное клала в банк на его имя про черный день.
Когда в день двадцать первых именин Герберта миссис и мистер Санбери пошли спать - а, между прочим, следует заметить, что миссис Санбери никогда не шла спать: она "отходила ко сну", тогда как мистер Санбери, не отличавшийся такой деликатностью, говорил по-простецки: "Ну, а мне пора на боковую!" - так вот, когда мистер и миссис Санбери пошли спать, миссис Санбери сказала:
- Некоторые люди сами не знают своего счастья; я, слава Богу, знаю: никому так не повезло с сыном, как нам с Гербертом. Он и дня не проболел за свою жизнь и ни разу не заставил меня волноваться. Это просто доказывает, что если воспитывать ребенка правильно, он никогда тебя потом не осрамит. Как подумаю, что ему уже двадцать второй пошел, сама себе не верю.
- Да, мне кажется, мы и оглянуться не успеем, как он женится и уйдет от нас.
- А зачем ему это делать? - резко возразила жена. - Разве ему с нами плохо? Только не вкладывай свои глупые мысли ему в голову, иначе мы поссоримся, а ты знаешь, как мне этого не хочется. Жениться ему - еще чего не хватало! Не сделает он такой глупости. Он понимает, что сначала нужно хорошо обеспечить себя. Нашему Герберту ума не занимать.
Мистер Санбери молчал: он давно уже знал, что спорить с Беатрис бесполезно.
- Мужчине нельзя жениться, пока он не поймет, что ему нужно, а мужчина начинает понимать, что к чему лет в тридцать или в тридцать пять.
- Ему так понравились наши подарки, - сказал мистер Санбери, чтобы перевести разговор на другую тему.
- Иного и быть не могло, - ответила жена, все еще расстроенная.
Подарки и вправду были на зависть.
Мистер Санбери преподнес сыну серебряные часы со светящимися стрелками, а миссис Санбери подарила бумажного змея. Этот змей ни в коем случае не был первым в его жизни: первого змея ему подарили в семь лет, и случилось это так. Рядом с их домом был большой пустырь, и по субботам после обеда, если стояла хорошая погода, миссис Санбери брала своего супруга и сына, и они шли туда погулять. Она считала, что Сэмюэлю после недели в душной конторе полезно подышать свежим воздухом. На пустыре всегда было людно, но миссис Санбери предпочитала оставаться сама по себе и держалась ото всех в сторонке.
- Мам, гля какие змеи! - вдруг сказал Герберт.
Дул свежий бриз, и много змеев, больших и маленьких, парили в воздухе.
- Не "гля", а "посмотри, Герберт", - поправила миссис Санбери.
- Герберт, ты хочешь пойти и посмотреть, как их пускают? - спросил отец.
- Да, папа.
Посреди пустыря был холмик и, подойдя к нему, они увидели кучу мальчишек и девчонок, а среди них - несколько взрослых мужчин. Все забирались на холмик и разбегались по нему вниз, чтобы поймать ветер. Иногда это не удавалось, и змей шлепался на землю, но если везло - то взмывал вверх всё выше и выше, покуда хватало бечевки у его владельца. Герберт пришел в полный восторг.
- Мам, а можно у меня тоже будет змей! - крикнул он.
Он уже знал, что если ему чего-нибудь хотелось, то лучше было сперва попросить у мамы.
- А для чего он тебе? - спросила она.
- Пускать, мам.
- Не спеши - порежешься.
Мистер и миссис Санбери улыбнулись друг другу над головой мальчика. Скажи-ка, ему уже нужен змей! Как растет наш маленький!
- Если ты будешь слушаться и чистить зубы каждое утро, чтобы я тебе об этом не напоминала, то Санта Клаус, может быть, подарит тебе змея на Рождество.
Рождество было не за горами, и Санта Клаус подарил Герберту его первого змея. Сначала мальчик плохо управлялся с ним, и мистеру Санбери самому приходилось сбегать по холмику и разгонять игрушку. Змей был очень маленький, но когда Герберт увидел, как он поплыл в воздухе и почувствовал рукой его трепетные рывки, будто живого существа, он был вне себя от радости, и теперь каждую субботу после обеда, когда возвращался со службы отец, он изводил родителей, торопя их на пустырь. Мальчик быстро освоился с игрушкой и уже научился хорошо пускать, а мистер и миссис Санбери, преисполненные гордости, следили с вершины пригорка, как он разбегается и, уловив ветер, начинает стравливать с руки бечевку.
Герберт пристрастился к змеям всей душой и, по мере того как становился старше и выше, змеи, которые покупала ему мать, тоже становились всё больше. Он научился безошибочно определять направление и силу ветра, и заставлял своего змея выделывать такие штуки, что вообразить невозможно.
На пустырь приходило много любителей, и не только дети, но и взрослые, а поскольку ничто так естественно не сближает людей, как общее увлечение, миссис Санбери очень скоро обнаружила что, несмотря на замкнутость, и она, и Сэмюэль, и сын успели со всеми перезнакомиться и разговориться. Они обсуждали достоинства змеев и хвастались своими достижениями. Случалось, Герберт, который сильно вытянулся к шестнадцати годам, вызывал кого-нибудь на поединок. Тогда он, ловко маневрируя змеем, подводил его с наветренной стороны к змею противника и, когда бечевки перехлестывались, рывком сбивал соперника наземь.
Мистер Санбери давно уже разделял страсть сына и часто просил его дать попускать. Забавная, должно быть, получалась картина, когда он мчался вниз по холмику в полосатых брюках, черном пальто и котелке, а миссис Санбери невозмутимо притоптывала за ним, и когда змей взмывал, брала бечевку и смотрела, как он поднимается все выше и выше. Теперь они всю неделю не могли дождаться субботы, и когда мистер Санбери и Герберт выходили утром к поезду до Сити, то первым делом смотрели на небо - лётная ли погода. Больше всего они радовались порывистому неустойчивому ветру, при котором можно было наилучшим образом проявить свое искусство. Всю неделю по вечерам они только об этом и говорили, свысока относясь к змеям меньшего размера, чем у них, и завидуя тем, что больше. Их честолюбивой мечтой стало обладать самым большим змеем, который взовьется выше всех. Бечевка уже давно не устраивала их, и змей, подаренный Герберту на двадцать первый день рождения, имел семь футов в длину и крепился к струне от пианино, намотанной на барабан.
Но и этого Герберту было мало. Он прослышал, что кто-то изобрел коробчатый змей, и ему сразу же захотелось самому сделать что-нибудь в этом роде. Он немного умел чертить и сразу же засел за планы. Когда небольшая модель была готова, ее испытали в субботу, но она оказалась неудачной. Герберт, однако, был упрям и сдаваться не собирался: что-то было не так, и ему нужно было докопаться до причины самому.
Потом пошли неприятности. Герберт стал исчезать по вечерам после ужина. Миссис Санбери это было не по душе, но муж ее успокаивал. В конце концов, мальчику уже двадцать два, и ему должно быть скучно торчать все время дома. Ничего плохого не случится, если он прогуляется или сходит в кино.
А Герберт влюбился. Однажды в субботу вечером, после того как они всласть позабавились на пустыре и уселись ужинать, он вдруг огорошил их:
- Мама, я пригласил девушку к нам на чай завтра. Ты не против?
- Чего ты наделал? - ошеломленно переспросила миссис Санбери, на минуту потеряв дар изысканной речи.
- Мама, ты слышала.
- А могу я поинтересоваться, кто она такая и откуда ты ее знаешь?
- Зовут ее Биван, Бетти Биван, а повстречался я с ней в кино раз в субботу, когда шел дождь. Все вышло совсем случайно. Она сидела рядом со мной и уронила сумочку, а я поднял. Она сказала мне спасибо, и мы, конечно, разговорились.
- Ты хочешь мне сказать, что попался на эту старую штучку? Сумочку она уронила, можете себе представить!
- Мама, ты ошибаешься, она в самом деле славная, и хорошо образована.
- А когда все это случилось?
- Месяца три назад.
- Так ты встретил ее три месяца назад и пригласил на завтра к чаю?
- Ну, мы, конечно, встречались после того. После кино я спросил ее, не сходит ли она со мной еще раз во вторник вечером, она ответила, что не знает, может да, а может нет, но все же пришла, как условились.
- Так я и знала!
- С тех пор мы ходим с ней в кино раза два каждую неделю.
- Так вот где ты пропадал по вечерам!
- Да, мама, только я не хочу тебе ее навязывать. Если не хочешь, чтобы она пришла, я скажу, что у тебя разболелась голова, и мы куда-нибудь сходим.
- Мама, конечно, не возражает, - поспешил вмешаться мистер Санбери. - Правда милая? Просто твоя мама не любит чужих людей. Она их никогда не любила.
- Я всегда держалась сама по себе, - сказала миссис Санбери с достоинством. - А чем она занимается?
- Работает машинисткой в Сити, а живет дома, если это только можно назвать домом; понимаешь, мама у нее умерла, а отец женился во второй раз. У них трое детей, и она не ладит с мачехой: говорит, что та грызет ее с утра до ночи.
Миссис Санбери приготовила чай по всем правилам. Она сняла безделушки с маленького столика в гостиной, которым никогда не пользовались, и застелила его чайной скатертью, достала сервиз и посеребренный чайник, которыми тоже никогда раньше не пользовались, наделала булочек, испекла торт и нарезала тоненькие бутерброды с маслом.
- Я хочу ей показать, что мы не просто кто-нибудь, - говорила она.
Герберт пошел за мисс Биван, а мистер Санбери встречал их у дверей, чтобы Герберт не вздумал повести свою даму в столовую, где они обычно обедали и проводили время.
Пропуская девушку в гостиную, Герберт с удивлением взглянул на чайный столик.
- Мама, это Бетти, - сказал он.
- Мисс Биван, я полагаю, - ответила миссис Санбери.
- Да, только зовите меня, пожалуйста, Бетти.
- Мне кажется, что мы для этого еще слишком мало знакомы, - с любезной улыбкой ответила мисс Санбери. - Прошу вас, присядьте, мисс Биван.
Поразительно - хоть, может быть, в этом и нет ничего необычного - но Бетти Биван выглядела так, как миссис Санбери, должно быть, выглядела в ее годы. У нее были такие же резкие черты лица и маленькие глаза-бусинки, но губы ярко накрашены, щеки слегка подрумянены, а короткие черные волосы - завиты перманентом. Миссис Санбери заметила все это с первого взгляда и тут же с точностью до пенни оценила, во что обошлись гостье вискозное платье, экстравагантные туфли на высоком каблуке и задорная шляпка. Платье на ней было короткое и отнюдь не скромно открывало чулки телесного цвета. Миссис Санбери, которой косметика и наряд гостьи, конечно же, пришлись не по вкусу, сразу ощутила к ней неприязнь, но решила вести себя, как подобает леди, а если уж она не знала, как должна вести себя леди, то никто этого не знал. Так что сперва все пошло чин чином. Она разлила чай и попросила Герберта передать чашку своей даме.
- Сэмюэль, дорогой, спроси у мисс Биван, не желает ли она отведать бутерброд с маслом или булочку?
- Берите и то, и другое, - предложил Сэмюэль, непринужденно передавая обе тарелочки. - Я люблю, когда гости едят досыта.
Бетти неловко положила бутерброд и булочку на тарелку, между тем как миссис Санбери любезно говорила о погоде. Ей было приятно наблюдать, как Бетти всё больше и больше теряется. Потом она нарезала торт и дала гостье большой кусок. Бетти неловко надкусила и, не донеся до тарелки, уронила на его пол.
- Ой, простите! - вскрикнула она и подняла кусок с пола.
- Ничего страшного, я вам отрежу другой, - утешила миссис Санбери.
- Ой, не беспокойтесь, пожалуйста, я не брезгливая! Пол у вас чистый.
- А как же, - ответила миссис Санбери, - только мне и в голову не пришло бы предложить вам кусок с пола. Герберт, принеси, пожалуйста торт, я отрежу мисс Биван еще.
- Ой, не надо больше, миссис Санбери! Я в самом деле сытая.
- Жаль, что вам не понравился мой торт, а я его испекла специально для вас. - Она взяла в рот кусочек. - Мне кажется, что торт удался.
- Нет, вы меня не поняли, миссис Санбери. Торт у вас просто замечательный, но я просто уже накушалась.
Когда миссис Санбери предложила ей еще чаю, она отказалась, и миссис Санбери заметила, что гостья рада была избавиться от чашки. "Мне кажется, дома они едят на кухне", - подумала она.
Потом Герберт закурил.
- Дай мне затянуться, Берти, - попросила Бетти, - просто до смерти курить охота!
Миссис Санбери не нравилось, когда женщины курят, но она лишь слегка подняла брови.
- Мы предпочитаем называть его Герберт, мисс Биван, - сказала она.
Бетти была достаточно умна, чтобы заметить, как миссис Санбери старается поставить ее в неловкое положение, и сейчас ей представилась возможность отплатить.
- Я знаю, - сказала она. - Когда ваш сын сказал мне, что его зовут Гербертом, я чуть со смеху не лопнула. Взбредет же в голову звать человека Гербертом. Тут, я вам скажу, обхохочешься!
- Мне жаль, что вам не нравится имя, данное моему сыну при крещении. Я думаю, что это очень красивое имя. Впрочем, все зависит от воспитания.
Тут вступился Герберт.
- Мама, в конторе все зовут меня Бертом.
- Тогда я могу только сказать, что у вас работают невоспитанные люди.
После этого миссис Санбери, преисполненная чувства собственного достоинства, не проронила ни слова, и мистер Санбери с Гербертом кое-как поддерживали затухающий разговор. Миссис Санбери не без удовольствия заметила, что Бетти обиделась и что ей хотелось поскорее уйти, но она не знала, как это сделать, и решила ей в этом не помогать. В конце концов Герберт взял дело в свои руки.
- Ну, Бетти, мне кажется, нам пора уходить, - сказал он. - Я провожу тебя.
- Посидите еще, - предложила миссис Санбери, поднимаясь из-за стола. - Нам это доставит такое удовольствие.
- А она довольно милая, - испытующе сказал мистер Санбери, когда молодые вышли.
- Милая! Бабушке своей расскажешь. Даю тебе слово, что если смыть с нее всю краску с пудрой, да развить кудряшки - смотреть не на что будет. Дрянь невоспитанная, вот она кто!
Через час вернулся Герберт. Он был зол.
- Слушай, мама, почему это тебе вздумалось так обращаться с бедной девушкой? Мне было стыдно за тебя.
- Не смей так разговаривать с матерью, Герберт! - вспылила она. - Чего ты сюда эту девку мне приволок? Гадина она, дрянь невоспитанная.
Когда миссис Санбери выходила из себя, салонный стиль явно изменял ей. Герберт не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
- Она сказала, что ее никогда в жизни так не оскорбляли. Я ее еле успокоил.
- Ноги ее здесь больше не будет, я тебе прямо говорю!
- Как знаешь, только я ей сделал предложение, придется тебе с этим примириться.
- Врешь! - выдохнула миссис Санбери.
- Да, я уже давно об этом думал, а сегодня она так расстроилась, мне стало жаль ее, я ей признался и насилу уговорил ее, могу тебя уверить.
- Осёл ты! - взвизгнула миссис Санбери. - Осёл!
Разразился скандал. Коса нашла на камень, и всякий раз, когда несчастный Сэмюэль пытался вмешаться, на него орали с обеих сторон, чтобы он заткнулся. В конце концов, Герберт выбежал из комнаты и из дому, а миссис Санбери зло разрыдалась.
На следующий день о случившемся никто не упоминал. Миссис Санбери была с Гербертом холодно вежлива. Он сидел до ужина молча и насупившись, а потом ушел. В субботу он сказал отцу и матери, что днем состоится помолвка, и он не сможет пойти с ними на пустырь.
- И без тебя обойдемся, - мрачно ответила миссис Санбери.
Между тем, приближался их двухнедельный отпуск, который они всегда проводили у моря в Хирн Бэй, потому что миссис Санбери считала, что туда съезжалось очень приличное общество, и многие годы они снимали одни и те же комнаты. Однажды вечером Герберт как бы между прочим бросил:
- Кстати, мама, ты бы могла написать и сообщить им, что в этом году я отказываюсь от своей комнаты. Мы с Бетти поженимся и проведем медовый месяц в Саутэнде.
На мгновенье в комнате воцарилась гробовая тишина.
- Что-то вы уж это очень быстро, Герберт? - беспокойно спросил отец.
- Так вышло - у Бетти в конторе сокращение, и она остается без работы, поэтому мы решили, что лучше с этим не тянуть. Мы снимем две комнаты на Данби-стрит и купим мебель на деньги, что лежат в банке на мое имя.
Миссис Санбери не ответила. Она побледнела как смерть, и слезы покатились по ее худым щекам.
- Не надо, мама, не принимай это так близко к сердцу, - сказал Герберт. - Все когда-нибудь женятся. Если бы папа на тебе не женился, то и меня бы сейчас здесь не было, разве не так?
Миссис Санбери нетерпеливо смахнула слезы.
- Твой папа на мне не женился. Это я за него вышла. Я знала, что он человек порядочный и на него можно положиться. Я знала, что он будет хорошим мужем и отцом. И я ни разу об этом не пожалела, и твой папа тоже. Верно, Сэмюэль?
- Как дважды два четыре, Беатрис, - быстро ответил он.
- Знаешь, мама, Бетти тебе понравится, когда ты узнаешь ее. Она в самом деле славная. Я думаю, вы с ней найдете много общего. Только ты должна дать ей возможность, мама.
- Она сюда войдет только через мой труп.
- Это неразумно, мама. У нас будет всё по-старому, только ты не упрямься, мама. И мы будем пускать змея по субботам, как раньше. Просто сейчас, пока я помолвлен, мне неудобно. Она не может понять, что я нашел в этом змее, но она с этим примирится. Все будет иначе, когда мы поженимся, я тогда смогу приходить, и мы снова будем ходить на пустырь с тобой и с папой, это ведь так естественно.
- Это ты так думаешь. Так слушай, если ты на ней женишься, я тебе не дам пускать моего змея! Я тебе его не дарила, а купила его на деньги, сэкономленные по хозяйству, и он мой, понял?
- Будь по-твоему. Бетти все равно говорит, что это ребячья забава, и что мне должно быть стыдно гонять со змеем в моем возрасте.
Он надулся и сердито зашагал из дому. А две недели спустя они поженились. Миссис Санбери не пошла на свадьбу и не пустила туда мужа. Они съездили в отпуск, вернулись, и все пошло своим чередом. По субботам они ходили на пустырь одни и пускали там своего огромного змея. Миссис Санбери ни разу не проронила ни слова о сыне и твердо решила его не прощать. Но мистер Санбери иногда встречал его в утреннем поезде и, если им случалось попасть в один вагон, обменивался с ним несколькими фразами. Как-то утром мистер Санбери взглянул на небо:
- Хорошая летная погода сегодня!
- Вы с мамой всё пускаете?
- А ты как думаешь? Она наловчилась не хуже меня. Посмотрел бы, как она подкалывает юбки и скачет с холма! Слово даю, сам бы раньше не поверил. Скачет - не то слово. Да она меня в два счета обгонит!
- Папа, ты меня насмешил.
- Я удивляюсь, почему ты сам себе змея не купишь. Тебе это всегда так нравилось.
- Конечно. Я как-то намекнул на это, но ты ведь знаешь женщин. Бетти говорит, не будь ребенком, и завелась. Детский змей мне, конечно, не нужен, а большой - не по карману. Мы теперь обставляемся: Бетти решила, что если смотреть в будущее, то дешевле будет сразу брать, что получше, и мы взяли в рассрочку. Теперь вот платим каждый месяц, и еще за квартиру, так что еле на жизнь остается. Говорят, что на двоих уходит, как на одного - я что-то этого пока не заметил.
- А она разве не работает?
- Да нет вот, говорит, что уже достаточно поишачила, теперь она замужем, и без работы обойдется, да и нужно же, в конце концов, кому-то за домом смотреть и готовить.
Так продолжалось полгода, и однажды в субботу, когда супруги, как обычно, пришли на пустырь, миссис Санбери сказала мужу:
- Видишь, Сэмюэль?
- Герберта? Я ничего не сказал, чтобы ты не расстроилась.
- Не заговаривай с ним. Делай вид, что ты его не заметил.
Герберт стоял среди болельщиков и не пытался заговорить с родителями, но от миссис Санбери не ускользнуло, что он не сводил глаз с их большущего змея, который раньше так часто пускал сам. Похолодало, и супруги пошли домой. Лицо миссис Санбери злорадно оживилось.
- Ты думаешь, он придет в следующую субботу? - спросил Сэмюэль.
- Если бы я не считала, что биться об заклад - грех, я бы с тобой поспорила на шесть пенсов, что придет. Я ждала этого все время.
- В самом деле?
- Я с самого начала знала, что он не удержится.
И она оказалась права. Через неделю и каждую субботу с тех пор, если бывала летная погода, Герберт появлялся на пустыре. Они не разговаривали. Постояв и посмотрев, Герберт уходил. Так продолжалось несколько недель, а потом супруги устроили ему сюрприз. Они пришли на пустырь не со старым большим, а с новым, маленьким коробчатым змеем, сделанным по чертежам самого Герберта. Он видел, что змей произвел сенсацию. Все обступили миссис Санбери кольцом, и она что-то оживленно растолковывала. Сэмюэль разогнался вниз, но змей неуклюже шлепнулся на землю. Герберт сжал кулаки и заскрипел зубами, не в силах вынести неудачу.
Мистер Санбери снова поднялся на холм, и на этот раз змей поймал ветер. Зрители одобрительно зашумели. Немного погодя мистер Санбери спустил змея и зашагал с ним вверх по холму. Миссис Санбери подошла к сыну:
- Хочешь попробовать, Герберт?
У него перехватило дыхание.
- Да, мама.
- У нас пока маленький, потому что, говорят, с ним надо сперва наловчиться. Но это уже, конечно, не то старье, что прежде. Мы сейчас достали размеры на большой. Говорят, если набить руку, при хорошем ветре поднимается на две мили.
Подошел Сэмюэль.
- Сэмюэль, Герберт хочет попробовать.
Мистер Санбери с довольной улыбкой отдал змея сыну, а Герберт попросил мать подержать его шляпу.
Герберт разбежался, и когда змей прекрасно взял ветер и стал набирать высоту, сердце его в восторге забилось. Но даже упоенно следя за черным, мягко плывущим квадратиком, он ни на миг не забывал о том новом, большом змее, который они построят. Да родители в жизни с таким не справятся! Мама говорит, поднимается на две мили - вот это да!
- Может, зайдешь к нам выпить чашку чаю? - спросила миссис Санбери, - и мы тебе покажем чертежи нового змея, которого собираемся заказать. Может, и ты что-нибудь предложишь по конструкции?
Он колебался: Бетти он сказал, что просто идет прогуляться и размять ноги. Она не знала, что он каждую неделю бывает на пустыре, и ждала его дома. Но соблазн был слишком велик.
- Ну, хорошо, - сказал он.
После чая он долго рассматривал чертежи. Змей был громадный, с оснасткой, которая раньше нигде не встречалась, и, наверно, будет стоить кучу денег.
- Вы одни его никогда не запустите, - сказал он.
- Попробуем.
- Вы, наверно, не захотите, чтобы я вам помог, в начале только? - спросил он неуверенно.
- Что ж, это идея, - ответила миссис Санбери.
Домой он вернулся поздно, намного позднее, чем рассчитывал, и Бетти беспокоилась.
- Куда ты провалился, Берти. Я думала, тебя уже в живых нет. Тут суп ждет, и вообще всё...
- Да, встретил парней, заболтались...
Она пристально взглянула на мужа, ничего не сказала и нахмурилась.
После обеда он предложил ей сходить в кино, но она отказалась.
- Сам иди, раз приспичило, а мне неохота.
В следующую субботу он снова пошел на пустырь, и мать опять дала ему попускать змея. Они уже заказали нового - через три недели будет готов. Вдруг мать сказала:
- Здесь Элизабет.
- Бетти?
- Следит за тобой.
Дело оборачивалось скверно, но он принял независимый вид.
- И пусть. Мне всё равно.
Но теперь он нервничал, отказался зайти к родителям на чай и вернулся прямо домой. Бетти поджидала его.
- Так вот с какими парнями ты заболтался! Я давно думала, куда это ты шляешься по субботам. А тут мне в голову стукнуло: так он ходит змеев пускать! Стыд, я тебе скажу, для взрослого человека!
- А мне все равно, что ты скажешь. Мне нравится, и буду пускать, а тебе не нравится - жалуйся хоть господу Богу!
- А я тебе прямо скажу, что ты у меня пускать не будешь, не дам я тебе корчить из себя дурака!
- Я пускал змея, когда еще под стол пешком ходил, и буду пускать сколько хочу.
- Это всё та старая сука. Она хочет тебя у меня отнять. Я ее знаю. Если б ты был мужчиной, ты б с ней и разговаривать не стал, после того, как она меня с грязью смешала!
- Не смей ее так называть. Она моя мать, и могу ходить к ней сколько мне нравится.
Так они бранились несколько часов. Бетти визжала, и бас Герберта не уступал ей. Они и до этого, случалось, ссорились по пустякам, потому что оба были упрямы, но такой скандал случился впервые. В воскресенье и всю следующую неделю они не разговаривали, и хотя внешне между ними царило согласие, неприятный осадок не улетучивался. Случилось так, что следующие две субботы шел дождь. Бетти улыбалась в душе, посматривая на ливень, а Герберт, если и был разочарован, не показывал виду. Воспоминание о ссоре тускнело: ведь когда делишь комнату и постель, волей-неволей учишься забывать о несогласиях. Бетти из кожи лезла вон, чтобы удружить своему Бертику, и думала, что теперь, когда она ему показала что не смолчит и не позволит помыкать собой, он образумится.
В конце концов, мужем он был неплохим, деньги давал не жадничая и не изменял ей. Станет у нее со временем как шелковый.
Но через две недели погода прояснилась.
- Чтоб не сглазить, завтра, кажется, будет отличная лётная погода, - сказал мистер Санбери, когда они поджидали на платформе утренний поезд, - новый змей уже сделали.
- Правда?
- Мама твоя, конечно, хочет, чтобы ты пришел и помог нам, но, сам понимаешь, никому нельзя вставать между мужем и женой, и если боишься Бетти, ну, если боишься, что она опять тарарам поднимет, лучше не приходи. На пустыре есть один парнишка, так он просто на седьмом небе будет, и говорит, что если эта штука вообще летает, так он ее заставит полететь.
Герберт почувствовал укол ревности.
- Не давай посторонним трогать нашего змея! Я обязательно приду.
- Герберт, подумай еще сам, и если не сможешь, мы тебя поймем.
- Я приду, - сказал Герберт.
Итак, вернувшись на следующий день из Сити, он тут же сменил свой рабочий костюм на спортивные брюки и старое пальто.
Бетти вошла в спальню.
- Чем ты занялся?
- Переодеваюсь, - ответил он весело. Он не мог сдержать радости, и тут же выболтал все секреты. - Нового змея уже сделали, и я пойду пускать!
- Нет, не пойдешь! - сказала она. - Я тебе не позволю!
- Бетти, не дури, я уже обещал, что буду там, а если тебе не нравится, иди жалуйся, знаешь куда!
- Не пущу тебя, и точка!
Она захлопнула дверь и встала перед ней. Глаза ее метали молнии, а зубы были плотно сжаты. Бетти была коротышкой, а он - высоким крепким парнем. Он взял ее за обе руки и легко отодвинул, но она яростно лягнула его в голень.
- Ты что, в морду захотела?
- Если уйдешь, можешь домой не возвращаться! - выкрикнула Бетти.
Он поднял ее, хоть она брыкалась и лягалась, бросил на кровать и вышел.
Сенсация, которую произвел маленький коробчатый змей, не шла ни в какое сравнение с восторгом, каким пустырь встретил их новую модель. Но ею было трудно управлять, и хотя все бегали и запыхались, Герберту так и не удалось поднять ее в воздух даже с помощью других любителей.
- Ничего, - говорил он, - к такому нужно привыкнуть. Просто сегодня ветер неважный.
Он пошел домой с отцом и матерью, и, как в былые дни, они сидели за чаем и разговаривали. Герберту не хотелось возвращаться, и он все думал о сцене, которую устроит ему Бетти, но когда миссис Санбери ушла на кухню готовить ужин, пришлось уходить. Бетти подняла глаза от газеты:
- Я уложила твою сумку, - сказала она.
- Что?
- То, что слышал. Я тебе сказала, что если уйдешь, можешь не возвращаться. Я только забыла про вещи. Все уложено. Можешь забрать в спальне.
С минуту он удивленно смотрел на нее. Она притворялась, что читает. Ему хотелось всыпать ей как следует.
- Ладно, будь по-твоему, - сказал он.
Он вошел в спальню. Вся его одежда была в чемодане, а что не вместилось - в пакете из оберточной бумаги. Он взял чемодан в одну руку, пакет - в другую и, не сказав ни слова, прошел через гостиную и покинул дом. Он дошел до дома матери и позвонил. Она открыла.
- Мама, я вернулся, - сказал он.
- Умница. Комната тебя ждет. Положи вещи и заходи. Мы как раз садимся ужинать.
За ужином и после он рассказывал родителям о своих сложностях с Бетти.
- Ну, слава Богу, ты теперь от этого избавился, - заключила миссис Санбери. - Я всегда говорила - она тебе не пара. Простушка необразованная, а ты у нас так хорошо воспитан.
Он рад был уснуть в своей постели, которая служила ему всю жизнь, сесть в воскресенье за завтрак, не побрившись и не умывшись, и погрузиться в газету.
- Мы сегодня в церковь не пойдем, - объявила миссис Санбери. - Герберт, тебе нужно отдохнуть от такого потрясения.
На неделе они много говорили о змее, но нередко вспоминали и о Бетти: гадали, что она может предпринять.
- Она попытается тебя вернуть, - сказала миссис Санбери.
- Ну уж, дудки! - ответил Герберт.
- Тебе придется ее обеспечить, - сказал отец.
- С какой стати! - вскрикнула миссис Санбери. - Она его заманила и заставила на себе жениться, а потом выгнала из дома, который он для нее создал.
- Я ей буду давать сколько полагается, только чтоб она меня оставила в покое.
С каждым днем он чувствовал себя все уютнее, вернее, чувствовал себя так, будто вовсе никогда и не покидал дома. Он устроился, как пес устраивается в своей старой обжитой корзине. Как хорошо, что рядом всегда была мама, которая чистила ему платье и штопала носки, готовила самые любимые и вкусные блюда. Бетти была неважной стряпухой, и сперва это казалось забавным, чем-то вроде пикника, но на такой еде мужчина долго не протянет. Он всегда был согласен с мамой, что домашнюю еду не сравнить с тем, что покупают в жестянках, а Герберта уже от одного вида консервированного лосося начинало тошнить. И куда приятнее было ходить по просторному дому, чем толочься в двух комнатках, одна из которых была к тому же и кухней.
- Я никогда не совершал большей глупости, мама, чем когда ушел от вас, - сказал он как-то.
- Я знаю, Герберт, но сейчас ты вернулся и тебе никогда больше не надо будет уходить.
Жалование ему платили по пятницам, и вечером, едва они кончили ужинать, зазвенел звонок.
- Это она, - будто сговорившись, сказали они в один голос.
Герберт побледнел. Мать взглянула на него.
- Предоставь это мне, - сказала она. - Я с ней поговорю. Она открыла дверь. Бетти стояла на пороге и попыталась было протиснуться в комнату, но миссис Санбери не впустила ее.
- Я хочу видеть Берти.
- Нельзя, его нет дома.
- Нет, он у вас. Я видела, как они с папой вернулись, и он больше не выходил.