Всю жизнь миссис Фостер провела в страхе, как бы не опоздать на поезд, на самолёт, на пароход или даже в театр к поднятию занавеса. Вообще-то она не была слишком нервозна, но одна лишь мысль об опоздании приводила её в такой ужас, что её в прямом смысле трясло. Ничего, впрочем, страшного: просто начинал дергаться крохотный мускул в уголке левого глаза, будто она тайком кому-то подмигивала - хуже, однако, что дёргаться он мог ещё целый час после благополучной посадки на поезд, в самолёт или на что вы там хотите.
Диву даёшься, как у некоторых людей простая озабоченность тем, чтобы не опоздать, доходит до умопомрачения. Уже за полчаса до времени, когда надо было отправиться, миссис Фостер спускалась на лифте совершенно одетая, в шляпе, пальто и перчатках и, не в силах присесть, начинала нервно ходить из комнаты в комнату, пока муж, прекрасно знавший о её состоянии, наконец, не появлялся из своего кабинета и не произносил сухим холодным голосом, что им, пожалуй, им пора бы уже ехать.
У мистера Фостера, были, вероятно, все основания раздражаться вздорными страхами своей супруги, но нет никакого извинения тому, что он постоянно растравлял её мучения, заставляя безо всякой нужды ждать. Заметьте, он, быть может, и не делал ничего подобного, но всегда, когда им предстояло куда-то ехать, он распределял своё время с такой точностью - не больше одной-двух минут в запасе - и был так спокоен, что невозможно было поверить, будто он поступает так не нарочно, чтобы добавить к страданиям несчастной дамы и свою толику мучения. В одном он был совершенно уверен - что она никогда не посмеет позвать его и поторопить: вымуштровал он её надёжно. И он знал, что если затянет выход позже крайней безопасной минуты, вполне может довести её до истерики. Пару раз в последние годы их супружества он, кажется, действительно хотел опоздать на поезд, просто чтобы помучить несчастную.
Допустив (хоть никакой уверенности в этом нет) такое прегрешение мужа, оно представлялось тем более бессмысленным, что за исключением этой ничтожной, но неукротимой причуды, миссис Фостер была, всегда была, преданной и любящей женой. Уж в этом-то никак нельзя было усомниться. И она сама, чрезвычайно скромная по характеру, это понимала, и хотя многие годы отказывалась верить, что мистер Фостер может нарочно мучить ее, в последние годы в неё стали закрадываться сомнения.
Мистер Юджин Фостер, почти семидесяти лет, жил со своей женой и четырьмя слугами в большом шестиэтажном доме в Нью-Йорке на Ист-шестьдесят второй стрит. Жилище было мрачное, и посетители к ним наведывались не часто. Но в то январское утро дом ожил и наполнился суетой. Одна горничная разносила по комнатам узлы покрывал, а другая - накидывала их мебель, чтобы защитить от пыли. Дворецкий носил вниз чемоданы и укладывал в вестибюле. Повар то и дело показывался из кухни и о чём-то советовался с дворецким, а сама миссис Фостер в старомодной шубе и чёрной шляпке на макушке суетливо ходила из комнаты в комнату, будто командовала всем этим. На самом же деле она думала лишь о том, что обязательно опоздает на самолёт, если её муж сейчас не выйдет из кабинета и не будет готов.
- Который час, Уолкер? - спросила она у дворецкого, проходя мимо него.
- Десять минут десятого, моя госпожа.
- А машина уже подъехала?
- Да, моя госпожа, машина ждёт. Я сейчас погружу в неё ваш багаж.
- До Айдлвайльда нужно ехать целый час, - сказала она. - Самолёт улетает в одиннадцать, и там нужно быть за полчаса чтобы оформиться. Я опаздываю. Я знаю совершенно точно, что опоздаю.
- Я думаю, у вас достаточно времени, госпожа, - успокоил дворецкий. - Я предупредил господина Фостера, что вам нужно отправиться в четверть десятого. Есть ещё пять минут.
- Да, Уолкер, я знаю, но, пожалуйста, поторопись с багажом. Она стала ходить взад и вперёд по вестибюлю, и всякий раз встречаясь с дворецким спрашивала у него время. Это, повторяла она себе, тот самолёт, на который никак нельзя опоздать. Она столько месяцев уговаривала мужа разрешить ей поехать, и если она опоздает, он легко может ото всего отказаться. Главное, он сам настоял, что поедет в аэропорт проводить её.
- Господи, - произнесла она вслух. - Я опаздываю, я обязательно опоздаю. Я знаю, знаю, знаю совершенно точно, что опоздаю. Крохотный мускул у левого глаза лихорадочно задёргался. Слёзы сами наворачивались на глаза.
- Который час, Уолкер?
- Восемнадцать минут десятого, госпожа.
- Вот сейчас я уже действительно опаздываю! - вскричала она. - Ну когда же он, наконец, выйдет!
Для миссис Фостер эта поездка была важна. Она отправлялась одна в Париж навестить свою дочку, единственного её ребёнка, которая вышла там замуж за француза. Миссис Фостер не было до француза дела, но она любила свою дочь, и ей страшно хотелось увидеть своих трёх внуков: знала она их только по множеству фотокарточек, которые ей прислали и которые она развесила по всему дому. Детки были такие чудные. Она любовалась ими, и каждый раз, когда приходила новая фотокарточка, уединялась с ней и долго сидела, нежно вглядываясь и открывая с любовью черточки старинного родства, которые значили так много. В последнее время она всё острее ощущала, что не хочет доживать свои дни там, где нет рядом этих малышей, где нельзя приглашать их в гости или ходить с ними на прогулки, покупать им подарки и видеть, как они подрастают. Она понимала, конечно, что такие мысли, пока жив её муж, были в каком-то смысле еретические, что в них она была ему неверна. И она знала, что хотя он уже отошёл от большинства дел, он никогда не согласится оставить Нью-Йорк и жить в Париже. Просто чудо, что он позволил ей отправиться туда на шесть недель. Но она, конечно, хотела бы остаться там навсегда, и быть с ними рядом.
- Уолкер, который час?
- Двадцать две минуты десятого, госпожа.
При этих словах открылась дверь, и в вестибюль вошёл мистер Фостер. Он остановился на мгновение, пристально вглядываясь в жену, и она взглянула не него - не то что бы внушительного, но изысканно одетого старика с пышной бородой, удивительно напоминавшего фотографии Эндрю Карнеги.
- Ну, - сказал он, - пожалуй, нам уже пора отправляться, чтобы не опоздать на этот самолет.
- Да, дорогой, да! Всё уже готово. Машина ждёт.
- Это хорошо.
Он вглядывался в неё, склонив голову набок. У него была особенная манера вдруг вздёргивать голову и поворачивать её маленькими быстрыми рывками. Поэтому, и потому что он сжимал ладони высоко на груди, он был похож на белку - быструю смышленую старую белку из зоопарка.
- Вот Уолкер с твоим пальто, милый. Надень его.
- Я сейчас вернусь, - сказал он. - Только руки помою.
Она ждала его, и высокий дворецкий стоял рядом с ней, держа пальто и шляпу.
- Уолкер, я опоздаю?
- Нет, госпожа. Я думаю, вы будете как раз вовремя.
Мистер Фостер появился снова, и дворецкий помог ему надеть пальто. Миссис Фостер заспешила и первая села в нанятый Кадиллак. Муж вышел за ней, но спускался по ступенькам медленно, останавливаясь, чтобы взглянуть на небо и вдохнуть прохладный утренний воздух.
- Кажется, собирается туман, - сказал он, усаживаясь рядом с ней в машину. - А в аэропорту погода всегда хуже. Не удивлюсь, если сегодняшний рейс уже отменили.
- Пожалуйста, не говори таких вещей.
Они молчали, пока машина не переехала мост на Лонг-Айленд.
- Я распорядился в отношении слуг, - сказал мистер Фостер. - С сегодняшнего дня они в отпуске и будут получать половину жалования. Я попросил Уолкера вызвать их телеграммой, когда они нам понадобятся.
- Да, он мне сказал об этом.
- Сегодня я перееду в клуб. Неплохо пожить там ради разнообразия.
- Да, милый. Я тебе напишу.
- Я иногда буду заходить в дом: смотреть, всё ли там в порядке, и забирать почту.
- Ты не считаешь, что Уолкеру лучше бы остаться в доме и следить за всем, - робко возразила она.
- Нет, это совсем ни к чему. Я всё равно буду платить ему полное жалование.
- Ну, конечно. Ты прав.
- Кроме того, не знаешь, если люди останутся одни в доме, что они могут натворить, - изрёк мистер Фостер, достал сигару, отрезал её конец серебряным ножичком и раскурил золотой зажигалкой.
Она сидела не без движения, крепко сжав руки под пледом.
- Ты будешь мне писать? - спросила она.
- Посмотрю, но вряд ли. Ты знаешь, я не люблю писать, если нет ничего конкретного.
- Да, милый. Я знаю. Тогда не надо.
Они выехали на Королевский бульвар, и когда приблизились к болотистой низине, на которой построен Айдлвайльд, стал сгущаться туман. Машина поехала медленней.
- Послушай, вот сейчас я обязательно, обязательно опоздаю! Который час? - вырвалось у миссис Фостер.
- Не суетись, - ответил муж. - Рейс всё равно отменят. В такую погоду полётов не бывает. Вообще не понимаю, зачем ты сегодня отправилась?
Ей вдруг показалось, что она уловила в его голосе какую-то новую нотку, и обернулась. Трудно было заметить под столь обильной растительностью перемену выражения: только рот мог бы что-то обнаружить. Ей захотелось, как столько раз до этого, ясно увидеть его рот. Глаза же, если только он не гневался, ничего не выражали.
- Ну, - продолжал он, - ты, конечно, права. Если этот рейс вдруг действительно отправят, ты на него уже опоздала. Почему бы тебе не примириться с этой мыслью?
Она отвернулась и стала всматриваться в туман за окном. Туман, казалось, всё густел, и теперь она различала лишь обочину дороги и край травы за ней. Она чувствовала, что муж всё ещё смотрит на неё. Она опять обернулась и вдруг заметила с ужасом, что он всматривается в уголок её левого глаза, где вздрагивал мускул.
- Разве ты сама не хочешь?
- Не хочу чего?
- Окончательно опоздать на этот рейс, если он состоится. Мы не можем слишком быстро гнать по грязи.
Потом он больше ничего не сказал. Машина продолжала ползти. Водитель направил свет желтой фары на край дороги, и это помогало ему двигаться. Из тумана навстречу выплывали другие огни, то белые, то жёлтые, а за ними неотрывно следовал какой-то особенно яркий свет.
Вдруг водитель затормозил.
- Ну, вот, - закричала миссис Фостер, - мы застряли! Я это знала!
- Нет, сэр, - обернулся водитель. - Мы приехали. Это аэропорт.
Не говоря ни слова, миссис Фостер выскочила из машины и бросилась к главному входу. Там была масса народы - удручённые пассажиры вокруг билетных касс. Она протолкалась и спросила служащего.
- Да, - сказал он, - ваш рейс временно отложен. Только, пожалуйста, никуда не уходите. Погода может проясниться в любую минуту.
Она вернулась к мужу, который всё ещё сидел в машине, и сообщила ему новость.
- Но ты, пожалуйста, не жди, - попросила она. - Нет никакого смысла.
- Я и не стану, - ответил он. - Если только шофёр сможет отвезти меня обратно. Вы сможете меня отвезти?
- Смогу, наверно.
- Вы достали багаж?
- Да, сэр.
- До свидания, дорогой.
Миссис Фостер нагнулась к машине и коротко коснулась губами седого жесткого меха на его щеках.
- До свидания. Счастливого пути.
Машина отъехала, и миссис Фостер осталась одна.
Остаток дня был для неё кошмаром. Час за часом она сидела на скамье у самой стойки авиакомпании и каждые полчаса вскакивала и переспрашивала служащего, не изменилась ли ситуация. И каждый раз ей отвечали одно и то же: надо ждать, потому что туман может рассеяться в любую минуту. Лишь в начале седьмого громкоговорители, наконец, объявили, что вылет отложен до одиннадцати утра.
Миссис Фостер не совсем понимала, что ей делать, когда услышала эту новость. Она просидела на скамье, по меньшей мере, ещё полчаса, устало обдумывая неясной головой, где ей можно было бы провести ночь. Она совершенно не хотела уходить из аэропорта, не хотела видеть своего мужа, опасаясь, что так или иначе он что-нибудь придумает, чтобы не дать ей улететь во Францию. Ей хотелось оставаться там, где она была, и просидеть на скамейке всю ночь: это было бы самое надёжное. Но она уже измучилась и скоро поняла, что для пожилой женщины нелепо поступить таким образом. Поэтому, в конце концов, она пошла к телефону и позвонила домой.
Ответил сам муж, который с минуты на минуту должен был уйти в клуб. Она рассказала ему и спросила, остались ли ещё слуги.
- Все уже ушли, - ответил он.
- Тогда, - сказала она, - я где-нибудь найду себе комнату на ночь. И не беспокойся обо всём этом.
- Ну, это совсем глупо, - ответил он. - Здесь в твоём распоряжении большой дом. Воспользуйся им.
- Да, милый, но ведь в нём совершенно никого нет.
- Тогда я останусь с тобой.
- У нас нет еды. Совсем ничего.
- Тогда поешь перед тем, как вернуться. Ну, не глупи. Ты во всём выдумываешь какие-то сложности.
- Да, - сказала она, - извини. Я здесь куплю сандвич и приеду.
Туман снаружи немного рассеялся, но поездка на такси всё равно оказалась медленной и долгой, и она вернулась на Шестьдесят вторую стрит довольно поздно.
Муж вышел из кабинета, когда услышал, что она приехала.
- Ну, что, - спросил он, стоя в дверях, - как там в Париже?
- Завтра выедем в семь утра, - ответила она. - Это точно.
- Ты имеешь в виду, если туман рассеется?
- Он уже рассеивается. Поднялся ветер.
- Ты устала, - сказала он. - Сегодня у тебя был такой нервный день.
- Да, день был не самый приятный. Я прямо сейчас пойду спать.
- Я заказал машину, - сказал он. - На девять утра.
- Да, спасибо, милый. Думаю, тебе совсем незачем провожать меня до самого аэропорта.
- Да, - не спеша согласился он, - наверно, действительно незачем. Но я смогу подъехать с тобой до клуба.
Она взглянула не него и в этот момент он, как ей вдруг почудилось, оказался странно далеко, за какой-то чертой, стал вдруг таким маленьким и далёким, что она не могла в точности понять, что он делает, или о чём думает, или что он вообще такое.
- Клуб в центре города, - сказала она, - и это совсем в другую сторону от аэропорта.
- Но ведь у тебя масса времени, дорогая. Разве ты не хочешь подвезти меня до клуба?
- Ну, конечно.
- Тогда всё в порядке. Встретимся завтра в девять.
Она поднялась в свою спальню на втором этаже, и так устала за день, что провалилась в сон, едва оказавшись в постели.
На следующее утро миссис Фостер встала рано, и в полдевятого уже была готова к отъезду.
Вскоре после девяти появился её муж.
- Ты сварила кофе? - спросил он.
- Нет, дорогой. Я думаю, ты хорошо позавтракаешь в клубе. Машина уже ждёт. Я готова ехать.
Они стояли в вестибюле - теперь они, кажется, встречались только в вестибюле - она в шляпке, пальто, с сумочкой, а он - в странного покроя пиджаке с высокими отворотами.
- Твой багаж?
- В аэропорту.
- Ну, да, конечно. Так что, если собираешься подвезти меня до клуба, нам, пожалуй, скоро пора отравляться.
- Да, да! - воскликнула она. - Конечно пора!
- Я только возьму пару сигар. Сейчас вернусь. Ты пока садись в машину.
Он повернулась и вышла к шофёру, стоявшему у машины. Он открыл ей дверцу.
- Который час? - спросила она.
- Примерно четверть десятого.
Мистер Фостер вышел минут через пять. Она смотрела, как он медленно спускается по ступенькам, и заметила, что ноги у него, как у козла, в брюках-дудочках. Как и вчера, он остановился на полпути, чтобы вдохнуть воздух и посмотреть на небо. Было ещё туманно, но уже чуть проглядывало солнце.
- Сегодня тебе, может быть, повезёт, - сказал он, усаживаясь с ней рядом.
- Пожалуйста, побыстрее, - сказала она шофёру. - Не возитесь с пледом, я сама уложу. Поехали, я опаздываю.
Она заметила, что он ищет что-то в карманах своего пальто.
- Небольшой подарок, который я хотел передать Элен. Куда он, чёрт возьми, делся? Помню, что когда я спускался, он был у меня в руках.
- У тебя ничего не было в руках. Что за подарок?
- Коробочка в белой бумаге. Я забыл передать её тебе вчера, и не хочу забыть сегодня.
- Коробочка! - вскричала миссис Фостер. - Я не видела у тебя никакой коробочки!
Она стала отчаянно искать за задним сидением.
Муж опять перерыл все карманы пальто, потом расстегнул пальто и стал искать в пиджаке.
- Вот напасть. Наверно, оставил её в спальне. Я сейчас вернусь.
- Не надо! - закричала она. - У нас нет времени! Поехали уже, наконец! Ты ей вечно даришь какие-то дурацкие гребёнки.
- А что плохого в гребёнках, прости пожалуйста? - спросил он, придя в ярость оттого, что она единственный раз забылась.
- Ничего, милый. Только...
- Ждите здесь! - скомандовал он. - Я пойду за этим.
- Поскорее, пожалуйста! Милый, поскорее!
Она сидела, застыв, и ждала, ждала.
- Который час? - спросила она у шофёра.
Шофёр посмотрел на наручные часы:
- Почти полдесятого.
- Мы сможем доехать до аэропорта за час?
- Впритык.
Тут миссис Фостер заметила что-то белое в щели между сидениями, где был её муж. Она протянула руку и вытащила маленькую коробочку в бумажной обёртке, и при этом не могла не заметить, что сидела она плотно и глубоко, будто её затолкнули сильной рукой.
- Вот она! Я нашла! А он там будет искать её целую вечность. Вы сможете сбегать наверх и позвать его? Пойдите за ним, ради Бога.
Шофёру с узким дерзким ирландским ртом всё это было довольно безразлично, но он вышёл из машины и поднялся по ступенькам к двери. Потом вернулся обратно.
- Дверь закрыта, - сказал он. - У вас есть ключ?
- Да, да, подождите минуту!
Как помешанная, она стала судорожно рыться в сумочке. Её маленькое лицо напряглось, а губы вытянулись трубочкой.
- Вот он! Нет, я лучше пойду сама. Это будет скорее, я знаю, где он там.
Она выскочила из машины и бросилась к парадной двери с ключом в руке, засунула ключ в скважину и уже поворачивала, как вдруг застыла. Голова её вздёрнулась, она замерла с полуповёрнутым ключом и стала ждать: пять, шесть, семь, восемь, девять, десять бесконечных секунд. Она стояла напрягшись с поднятой головой и, казалось, прислушивалась, дожидаясь повторения звука, который послышался ей мгновение назад откуда-то из дому.
Совершенно очевидно, она прислушивалась. Вся её поза была позой человека, который прислушивается, и даже ухо она приблизила к двери. Да, теперь она прижалась ухом к двери и простояла так ещё несколько секунд: с задранной головой, прижавшись ухом к двери, с ключом в руке она была готова войти, но не входила, стараясь вместо этого осмыслить звуки, которые едва доносились откуда-то изнутри дома. Вдруг она резко разогнулась, выхватила ключ из двери и сбежала по ступенькам.
- Больше нет времени! - крикнула она шофёру. - Я не могу его ждать, просто не могу. Я опоздаю на самолёт. Езжайте быстрее! В аэропорт!
Шофёр, если бы он смотрел на неё внимательней, мог бы заметить, что лицо её совершенно побледнело, и всё его выражение вдруг переменилось. Оно больше не было мягким и глупеньким, а застыло с какой-то особой жесткостью. Её ротик, всегда расслабленный, теперь стал твердым и узеньким, в глазах появился блеск, в голосе - требовательные нотки.
- Быстрее, быстрее, пожалуйста!
- Разве муж не летит с вами? - удивлённо спросил шофёр.
- Нет, конечно. Я просто собиралась подвезти его по дороге до клуба. Это не важно. Он поймёт. Возьмёт себе такси. Не отвлекайтесь, пожалуйста, на разговоры. Побыстрее, вы слышите! Мне нужно успеть на самолёт до Парижа! Понукаемый миссис Фостер с заднего сидения, шофёр гнал всю дорогу, и она успела на самолёт за несколько минут до вылета. Скоро она была уже высоко над Атлантикой, уютно откинувшись в кресле, прислушиваясь к гудению моторов и, наконец, приближаясь к Парижу. Новое состояние духа не покидало её. Она чувствовала себя окрепшей и, странным образом, замечательно. Иной раз чуть перехватывало дыхание, но лишь от удивления тем, на что она сумела решиться, и по мере того, как самолёт уносил её всё дальше и дальше от Нью-Йорка и Шестьдесят второй стрит, на неё снизошло огромное чувство покоя, а когда самолёт приземлился в Париже она была сильна и невозмутима, как только и могла бы этого пожелать.
Она повидала внучат, и во плоти они оказались ещё прелестней, чем на снимках. Они чудесны, как ангелочки, говорила она себе. Каждый день она ходила с ними на прогулку, угощала пирожными, покупала им подарки и рассказывала удивительные истории.
Раз в неделю, по вторникам, она отправляла мужу письмо - ласковое, болтливое, с новостями, со сплетнями, и каждый раз заканчивала его словами: "Пожалуйста, питайся всегда вовремя, дорогой. Только боюсь, ты этого не делаешь, когда я за тобой не слежу".
Шесть недель пролетели, как один день, и все были огорчены, что ей уже нужно возвращаться к мужу в Америку. Все, разумеется, кроме неё самой. Удивительно, но она не была удручена отъездом в той степени, как можно было бы ожидать, и когда она целовала всех на прощание в её облике и словах было что-то намекавшее на скорое возвращение.
Как верная жена, она не затягивала отъезда, и точно через шесть недель во Франции послала мужу телеграмму и села в самолёт до Нью-Йорка.
Прибыв в Айдлвайльд, она с удивлением обнаружила, что никто её не встречает. Это её, кажется, даже развлекло, но она оставалась совершенно спокойна и не дала лишних чаевых носильщику, помогавшему ей сесть с багажом в такси.
В Нью-Йорке было прохладнее, чем в Париже, и по краям мостовых лежали комки грязного снега. Такси подъехало к дому на Шестьдесят второй стрит, и миссис Фостер попросила водителя поднять на ступеньки два тяжелых чемодана. Потом она расплатилась и позвонила. Никто не ответил. Она подождала и для надёжности позвонила ещё раз. Из кладовой с тыльной стороны дома донёсся пронзительный звонок. Но и сейчас никто не вышел.
Она достала собственный ключ и открыла сама. Первое, что она увидела, войдя, была огромная куча почты на полу, куда она падала из почтового ящика. В доме было темно и холодно. На дедушкиных часах лежал слой пыли. Несмотря на холод, в воздухе было что-то особенно тяжелое, слабый непонятный запах, которого она никогда прежде не слышала. Она быстро прошла через вестибюль и повернула налево за угол в дальнем конце. Она действовала решительно и целенаправленно, будто хотела проверить слух или подтвердить подозрение. Когда она вернулась через несколько секунд, лицо её казалось чуть довольным.
Она остановилась посреди вестибюля, будто решая, что делать дальше. Потом резко повернулась и прошла в кабинет мужа. На письменном столе она нашла адресную книжку, полистав, отыскала в ней нужный телефон и набрала номер.
- Алло, послушайте, это Ист, Шестьдесят вторая стрит, дом девять... Да, правильно. Можно прислать кого-нибудь поскорее? Да, кажется, он застрял между вторым и третьим этажом. Так, по крайне мере, на табло... Приедете прямо сейчас? Буду очень вам благодарна. Видите ли, ноги у меня уже не те, и трудно ходить по лестницам. Большое спасибо. До свидания.
Она положила трубку и села за стол мужа, терпеливо поджидая мастера, который должен скоро прийти, чтобы наладить лифт.
* * *
Перевёл с английского Самуил ЧЕРФАС
Roald DAHL. The Way up to Heaven
"The Collected Short Stories f Roald Dahl", Penguin Books, 1991