Город еще спал, когда горизонт окропили первые капли рассвета. Влажная жара вновь раскинула свое тяжелое покрывало над коричневыми крышами домов. На дороге, ведущей от бледно-желтой громады дамбы к северным воротам, показался всадник. Красный плащ тяжелыми складками стекал с плеч, капюшон закрывал лицо, словно владелец не замечал удушливого зноя. Стражники встрепенулись, но одетая в кожаную перчатку рука небрежно бросила к их ногам пригоршню золотых монет, и они засуетились, пропуская незнакомца.
Точнее, незнакомку. На миг показавшееся из-под капюшона некрасивое лицо определенно принадлежало женщине.
Она не торопясь пересекла ремесленный квартал, ненадолго приостановившись только у трактира под вывеской "Маска красной смерти". Внутри еще спали, один лишь шелудивый пес, тощий как скелет, с трудом приподнял свою изъеденную клещами голову. Всадница окинула взглядом надпись, усмехнулась, пробурчав: "Надо же, осмелели", и, тронув поводья, проехала мимо. Пес проводил ее взглядом до поворота и снова опустил голову, прикрыв слезящиеся глаза.
Копыта коня зацокали по щербатому деревянному мосту, перекинутому через некогда величественную, ныне мутную и мелкую реку. Медленные ее воды, казалось, прогибаются под тяжестью тысячелетнего города. Задыхаясь в оковах многочисленных железных мостов, она умирала, навечно порабощенная человеком. С давних пор, когда вместо города на берегах ютилась неприметная деревушка из десятка глинобитных хижин, она дарила людям желанную воду. Но им, мучимым бесконечной жаждой, всегда было мало. Слишком мало. И тогда они стали строить плотину. День и ночь сотни рук обжигали кирпичи, из которых возводилось невероятное сооружение. Творение каменщиков и строителей, обуздавших свободолюбивую стихию. Устроившись в уютной колыбели запруды, новый водоем радовал нежной синевой, пронизанной искорками солнечных блик. Плескалось меж двух берегов светлое зеркало. И не видно было дна у сосуда, полного бесценной влаги. А река...
"Надо же куда-то сливать помои".
Женщина хмыкнула и хлестнула коня. Впереди замаячили стены старой ратуши. Проехав под ржавой решеткой ворот, женщина спешилась. Ее ждали. Высокий мужчина с узким обтянутым бледной кожей лицом стоял на ступенях и бросал в пыль крошки хлеба. Слетевшееся со всей округи воронье клевало дармовую еду, их крылья черными мельницами перемалывали воздух.
Тонкие губы растянулись в улыбке.
- Не смел надеяться на встречу, сестра моя.
Он протянула ему руку, и он поцеловал затянутые в перчатку пальцы.
- Скорее же, - бросила женщина. - Мне не терпится его увидеть.
Глаза ее нездорово блестели от предвкушения.
Узкие улицы вывели их на безлюдную площадь. Прямо посередине аккуратно вымощенного серым камнем квадрата темнела разверстой раной земляная яма, на дне которой сидел закованный в цепи человек. Из провала несло нечистотами, в грязи копошились жуки, личинки и навозные мухи.
Женщина требовательно хлопнула в ладоши. Человек взглянул наверх.
- Здравствуй, милый, - голос одетой в красное незнакомки стал сладким словно слегка подгнивший на солнце фрукт. Стоящий рядом мужчина махнул рукой, и черные вороны с карканьем набросились на беззащитного пленника, остервенело теребя его одежду, расклевывая язвы и гнойники.
- Достаточно, - прикрикнула женщина, и ее спутник неохотно отозвал свою пернатую свиту.
Она же стала обходить яму, с болезненным удовольствием вглядываясь в глаза сидящего в ней человека.
- Мы не хотим причинить тебе боль, - сказала она. От обманчивой ласки ее голоса его лицо свело судорогой. - Я пришла помочь.
Полы ее плаща затрепетали.
- Хочешь, я отомщу за тебя? Скажи "да", и я всласть поиграюсь с беспомощными глупцами, которые держат твои тяжелые цепи - о, как долго и мучительно будут они умирать, почерневшие от ужаса, жалкие, потные, со взбухшей струпьями кожей!
Человек внизу молчал. Женщина продолжала:
- Или позволь моему жадному до бойни брату сделать всю грязную работу. Скажи всего слово, и вскоре спустившиеся с гор полчища варваров сравняют с землей этот проклятый город, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. На серебряном блюде подарю я тебе их еще теплые сердца!
Вновь не дождавшись ответа, она вздохнула и сказала:
- Поверить не могу, что тебе их жаль. Где было их милосердие, когда камень за камнем они возводили свою ужасную плотину? Они замуровали тебя в стены из обожженной глины, навечно похоронили в зловонии и смраде, и ты смирился? Ты, которого они когда-то так боялись, позволил надеть на себя ярмо!
Человек опустил голову, звякнув цепями.
- И почему ты такой упрямый? Нравится, да? Так наслаждайся!
Не сдержав ярости, она схватила с земли пригоршню мелких камней и бросила в пленника. Несколько из них царапнули его по лицу, оставив глубокие ссадины. Неожиданно кто-то ухватился за ее широкий рукав. Удивленная, она обернулась и увидела маленькую девочку в синем платье.
- Не смейте, ему же больно!
И было что-то странно знакомое в ее сверкающих глазах, будто пляшут в глубокой прозрачной воде солнечные лучики за высокой стеной из желтого кирпича. Женщина пригляделась и расхохоталась.
- Ах, вот оно что! Отличные у тебя защитники!
Она сняла перчатку и тонкими пальцами с острыми ноготками ухватила девочку за подбородок.
- Глупый ребенок, тебе ли становиться у меня на пути?
И красными словно свежая кровь губами запечатлела поцелуй на лбу девочки.
- Отпусти! - запоздало хриплым голосом выкрикнул человек в яме и закашлялся. Девочка вырвалась из рук женщины, одним прыжком соскочила в напоминающий могилу грязный провал и обхватила человека руками, прижавшись к теплому животу.
- Не отдам, не отдам, - быстро шептала она, пока сухие горячие пальцы гладили ее волосы.
Женщина вкрадчиво произнесла:
- А знает ли этот глупый ребенок, что твои мучения на ее совести? Не сестра, не дочь она тебе, а так, подкидыш? Ублюдок, устроившийся на месте законного хозяина? Сколько ты еще продержишься - год, два, три? А она, красивая и молодая, будет смеяться, стоя над твоим телом, и щедро, как последняя блудница, дарить свою воду безжалостному хозяину?
Она бы могла продолжить, но девочка встретила ее взгляд.
- Это неправда, - дрогнула она. И почудилось, будто зазмеились на шершавой поверхности первые трещины.
Она перевела взгляд на другое лицо.
- Скажи, что это неправда!
Человек молчал. Повисла тяжелая, гнетущая тишина, прерываемая только позвякиванием цепей. Тогда она, растерянная и ошеломленная, отпрянула от него, не удержалась и упала в грязь. Синее платье испачкалось. На голую коленку заползла деловитая муха. Однако надолго она не задержалась, предпочтя привычное пиршество. Девочка проследила за ней взглядом. Муха тем временем добралась до закованного в железо человека и с наработанной сноровкой закопошилась в гнойной ране на ноге.
Она не выдержала, и что-то важное в мире сломалось, прогнулось. Запрокинув голову, девочка зашлась криком. Бесконечно пронзительный, он срывал надежные скрепы, пугая разом загомонивших ворон. Птицы заметались, закружились вокруг ямы, заполошно хлопая темными крыльями. В смутных их тенях запутался силуэт маленькой девочки, в надсадном карканье затерялся переполненный горечью голос.
Женщина нахмурилась и надела перчатки. Не того она добивалась.
Вдалеке послышался грохот и угрожающий гул. С протяжным стоном рушилась возведенная на реке дамба. Встревоженный город просыпался, беспомощными муравьишками засуетились заспанные люди. Время истончилось, смялось как бумага, тысячелетия истории стерлись до нескольких последних мгновений.
Женщина недовольно закусила губу. Опять напрасная дорога. Раздраженная, она обернулась к своему молчаливому спутнику, чтобы выместить на нем злобу, но обнаружила только пару черных ворон.
- Все как всегда, - сердито бросила женщина и вскочила на коня. Взметнулся в воздухе, на миг заслонив солнце, ее красный плащ, и вскоре на площади остался только пленник. Тяжелые цепи одна за другой ржавой трухой оседали ему под ноги.
Когда утреннее солнце выбралось из-за багровой линии горизонта и позолотило небо, свободная от дамбы река, дочиста вылизав город и окружающую его равнину, как и в незапамятные времена несла свои воды к морю. Разве что стала чуть солонее. Говорят, если набрать в ладони пригоршню холодной чистой воды, то в безоблачный день она кажется удивительно синей.
И нет-нет, да мелькнет в глубине отражение маленькой девочки.