Когда Федор родился, его записали Александром. Так он и отзывался на имя Саша до тех пор, пока ему не исполнилось семь. Стоило ему пойти в школу, и первого же сентября он стал Федором. Даже учителя называли его не Федоров, как положено, а просто Федор. Он быстро привык к новому имени и редко когда вспоминал, что он по идее Саша. Когда он приходил из школы, порой родители названивали ему с работы и тоже спрашивали: "Федя, ты обедал?"
Его звали Федором друзья, подруги, соседи, знакомые, родственники, одноклассники, однокурсники и участковые. Даже бывшая жена узнала его настоящее имя только в загсе, при подаче заявления. То есть человек целиком отождествился с именем, которое, наверное, ему больше подходило.
А Дэйв во всех документах значится как Давид Симонян. Это почтенная профессорская фамилия. Прадед его что-то преподавал, дед его был академиком, папа тоже доктор наук. Когда-то в детстве пацан вычитал, что Дэйв - это английское сокращение его библейского имени. И решил стать Дэйвом. Все просто.
Они свели знакомство еще в институте, на вступительных экзаменах. Когда же они оба нашли свои фамилии в списках поступивших, то очень крепко отметили это событие. Оказалось, что живут они буквально на соседних улицах в новостроечном московском микрорайоне "Хреново-Кукуево". Это тоже сильно способствовало консолидации новоиспеченных первокурсников. Переписывали друг у друга конспекты, вместе придумывали отмазки для деканата, сообща "спихивали лабы", изготавливали шпаргалки и клянчили зачет.
Это были перестроечные восьмидесятые. Все, что имело хоть самый завалящий градус, отпускалось или по талонам, или по ошеломительным ценам у таксистов. Было принято считать, что так жить нельзя. Приходилось время от времени "мутить" бражку. Федор предпочитал буквально следовать канонам дедов и отцов, Дэйв делал упор на изюм.
Программ тогда на телевидении было раз, два и обчелся. Легендарный прорыв телеканала "2х2" был еще впереди. Про МТV тоже никто слыхом не слыхивал, ловили, правда, Ленинград на дециметровые антенны, но и там мели такой пурген... Поэтому у ребят выработалась привычка ткнуть любую программу, навернуть по литру бражки и слушать всю "перестройку" подряд. Иногда на экране появлялись тогдашние символы и кумиры, наподобие академика Абалкина, Ельцина или Собчака. Тогда звук делался чуть погромче, внимания уделялось чуть побольше, но все кончалось неизменными прибаутками и глухим стуком тяжелых кружек.
Когда политика доставала, приятели гасили телек и обсуждали что-нибудь свое. Что конкретно? - да девок в основном, или что-нибудь прочитанное. Порой же травили друг другу байки про своих домашних животных. У Дэйва тогда была собака, ирландский сеттер с внеплановой примесью, а у Федора в аквариуме, в вате тусовалось многочисленное и разветвленное семейство каких-то неизвестных крыс. (Между прочим, слово "тусовка" не так широко употреблялось и еще не набило оскомины. В ходу были фразы типа "вся тусня в сборе".)
Потом, через год, Федор завел рыжего кота, который всех крыс свел под корень, а дэйвовского кобеля кто-то траванул, и Дэйв приобрел кхмерскую кошку, которую назвал Нина Хаген. Та оказалась какой-то феминисткой и очень больно ушибала рыжего кота Данилыча при каждой попытке их как-то спарить.
Время от времени, наскучив сидеть дома и глядеть ящик, Федор и Дэйв устраивали какие-нибудь вылазки по гостям. Иногда по бывшим одноклассницам, иногда еще куда... Всю осень и начало зимы 1988 года, например, они упорно и настойчиво осваивали одну женскую общагу какой-то трикотажной фабрики. На другом конце Москвы, для конспирации. Изредка случались институтские попойки в честь красных дней календаря или, скажем, чьих-либо дней рождений. Но в студенческий коллектив оба приятеля вписались не до конца. Их одинаково напрягали как жлобство большей части однокурсников, так и снобизм меньшей их части. Были, конечно, исключения, например, приторможенный Дмитриев, который неплохо играл на гитаре, или Архипов с офигительной просто фонотекой. Девки на их потоке подобрались одна к одной и мало чего интересного собой представляли.
Зато в секретариате сидела хорошенькая машинисточка Катя, к которой были неравнодушны в равной степени и Федор и Дэйв. Редко случались такие дни, чтобы они не завернули в секретариат, дабы доковыряться до Катеньки под каким-нибудь предлогом. Они выманивали девчонку в закуток, где разрешалось курить (на их счастье, Катя иногда позволяла себе сигарету), и задавали ей провокационные вопросы. Они наперебой уговаривали Катю прекратить перестукивать на "Ятрани" бессмысленные бумаги, уволиться из секретариата и перевестись с заочного к ним, на дневной. Катя ни за что не соглашалась и все их доводы разбивала вдребезги. И правильно, кстати, делала - худо-бедно, а диплом получила впоследствии, в отличие и от Федора, и от Дэйва.
В те безвозвратно ушедшие времена никто из студентов, по крайней мере в стенах института, ничего себе не вкалывал по вене, не кидал под язык, не занюхивал, марок никаких не клеил. Как-то вот не было этого. Выпивали иногда на переменах, некоторые даже напивались "в хламину". Бывало, и косячок пускали по кругу, но, правда, нечасто. А вот Дэйв придумал действительно нетривиальный способ коротать нудные лекции - пить шампанское через соломинку прямо из бутылки. Сидели два эстета всегда в самом дальнем углу и по очереди, уперев чело в пятерню, потягивали "Советское полусладкое" или венгерскую "Тройку". Нельзя сказать, чтобы удовлетворение было полным, но это было лучше, чем просто сидеть, как два дурака.
Истины ради следует сказать, что удовольствие это было дорогое и редкое, потому что шампанское стоило шесть пятьдесят, да к тому же надо было еще его изловчиться достать. И вот как-то Федора озарило. Вместо неудобной шампанской бутылки бралась "чебурашка" - ноль пять, наполнялась все той же домашней проверенной бражкой, а чтобы духом хмельным не тащило по аудитории, на бутылку надевалась обычная резиновая соска. Теперь процесс выглядел так: когда препод на что-то отвлекался, читал там, или к доске отворачивался, друзья по очереди ныряли под стол сделать несколько глотков-затяжек. Как заметил сам Федор, КПД продукта возрастал прямо пропорционально количеству глотков. То есть, проще говоря, чем меньше твой один глоток и чем чаще ты прикладываешься, тем тебя сильнее "нахлобучит". Благодаря этому нехитрому устройству пары пролетали как бабочки - легко, быстро и весело. Что интересно, ни разу не разу не спалились со своей бражкой. Только один раз ушлый декан Зимин, удивительно напоминавший Мюллера в исполнении Броневого, прошел через всю аудиторию прямо к их угловому столу и спросил, мол, чего это Симонян и Федоров то вдруг покраснеют, то побледнеют и все что-то с пола подбирают. Дэйв там наплел чего-то в ответ, в общем, как-то отмазались. Но лазить под стол на химии, когда читал сам декан, стали с опаской, что было еще прикольней, ибо риск увеличивал остроту ощущений.
Помимо выпивки и девок, была еще музыка. Был рок-н-ролл. Московский, ленинградский и периферийный: Омск, Свердловск, Новосибирск. Западные были штучки в широченном диапазоне - от "Шокинг Блю" до "Металлики". А еще была "раста". Боб Марли там, "Блэк Ухуру"... Ребята слушали рэггей. Каждый день. Они пытались переводить тексты. По крупицам собирали информацию (времена были еще весьма глухие). Осенью и зимой Федор носил огромный мешкообразный берет, состоящий из разноцветных треугольников. Почти как у Боба Марли. Дэйв "козырял" в джинсовых клешах (немыслимая вещь в конце восьмидесятых!), к тому же волосы отпустил ниже плеч. Федор был волосат еще со школы.
В институте их стали постепенно считать конченными придурками, что было не мудрено в эпоху "гласности" и тотальной "варенки". Уж больно необычно они выглядели и держались. Но Дмитриев к ним примкнул. Он тоже был, как тогда говорили, "с тараканами" - курил трубку и всюду расхаживал в замшевых перчатках с обрезанными до середины пальцами. Дмитриев, как и все, не дурак был выпить, но пьянел не постепенно, как остальные, а просто отключался в какой-то момент совсем, за что и заработал прозвище "Бац". На гитаре он продолжал совершенствоваться, и уже ко второму курсу бросил играть "Машину Времени", начав полегоньку "снимать" Нопфлера и кое-что из "Стены".
Дэйв еще со школы помнил несколько аккордов, а у Федора была неплохая ленинградская гитара, но играть он не умел совсем. И как-то так постепенно Бац начал к ним захаживать "на бражку" или со своим пивом, чтобы потрепаться по душам и чего-нибудь со смаком поиграть и попеть. Мимоходом он обучал Дэйва, а тот, в свою очередь, взялся за Федора "с нуля".
И пришел тот день, когда их шарахнула мысль - а почему бы им не играть вместе? Федор кое-как мог петь, Дэйва откомандировали на басы. Оставалось найти ударника, и им стал прыщавый Рома Архипов. Слуха у него почти не было, чувство ритма тоже не Бог весть какое, но он был человеком музыкально продвинутым, в курсе всего западного и нашего "свежака", и лучшей кандидатуры было просто не найти.
В начале второго курса, в сентябре, была обязательная "картошка", правда, собирать с полей приходилось свеклу и морковь. Где-то аж за Загорском, по Ярославскому шоссе. Там Федор научился запивать самогон колодезной водой или просто занюхивать "арматурой", Дэйв тоже отвык закусывать. На полях они чаще сачковали, пахали в основном девки да комсорги.
По вечерам друзья удалялись в бурьяны и, сидя на поваленной заборине, по очереди на единственной гитаре играли что-нибудь из БГ, Ревякина или Летова. Дмитриев что-нибудь споет и отдаст гитару Федору. А сам к бутылочке приложится. Тот в свою очередь песенку сыграет и отдаст музыку Дэйву. И тоже пять грамм шлепнет. Дэйв сидит играет "Город золотой", Федор ему простуженно подпевает. А Архипов от "картошки" как-то отвертелся.
На втором курсе все как-то пошло всерьез. Сразу стало больше нагрузки в институте. Меньше оставалось свободного времени, некогда стало просто расслабиться. А тут, как назло, поперли идеи насчет музыки. Архипов регулярно снабжал кассетами - столько было открытий! Тот же "Криденс" взять из палеолита - что важнее: снять их песню "Беги сквозь джунгли" или маяться с интегралами? К тому же порой в Питер было просто необходимо съездить хоть дня на три. И так далее... Посещения института постепенно отодвигались на второй план.
В декабре декан Зимин вставил Федору с Дэйвом отрезвляющий втык. Сказал, что терпеть такой разврат не будет, альтернатива проста - или они берутся за ум, или - армия. Федор каялся, Дэйв молчал.
Сессию они дружно завалили. А может быть, не они завалили, а их, говорил Дэйв. И вскоре забрал документы. Теперь у него было навалом свободного времени, и он по вечерам посещал какие-то гитарные курсы. Родители его особо не донимали, так как он жил отдельно. Папа устроил его для отвода глаз в свой НИИ лаборантом, Дэйв там только числился, а ставку делил с кем-то.
Федор, оставшись в институте, чувствовал себя как-то лажовато, по его словам, и тоже вскорости написал заявление. Мама с папой, конечно, прежестоко настучали ему по дыне, но Федор мужественно преодолел эти житейские рифы. Трудоустроился он в ближайший кинотеатр ночным сторожем - ночь через две. Преимущество этой работы они с Дэйвом оценили чуть позже, когда Федор разобрался в системе выключателей и рубильников.
В зале, по бокам сцены и на стенах кое-где располагалась тьма колонок. Если бы они все работали, Федор подсчитал, из них можно было бы выжать примерно полтора киловатта. Усилитель плохонький тоже нашелся. Дэйв к тому времени разжился болгарской бас-гитарой "Кремона", Федор тоже приобрел себе прибалтийскую "Елгаву".
На работу Федор ходил, как на праздник. Он заступал на дежурство, ждал, когда уборщица выметет семечки и фантики по рядам, потом запирался и для блезиру выключал свет. Перекурив с полчасика для верности, он звонил Дэйву:
- Але?! У меня все тихо, давай...
Дэйв жил через двор от кинотеатра. Он зачехлял обе гитары, свою и Федора, и, с одной гитарой па плече, а с другой в руке, через выход с заднего крыльца проникал прямо в зрительный зал. Из осторожности Федор не рисковал отпирать главный вход, мало ли что...
Бац тоже старался не пропускать Федоровых дежурств. Он сам звонил Федору прямо в кинотеатр и просил его встретить.
И около полуночи они начинали. Как правило, со своей любимой хрестоматийной "Hippy Hippy Shake". Это были сэйшена! С крепким чаем, как положено, иногда с водочкой, в компании с гипсовым бюстом Ильича за кулисой. Его из конспиративных соображений звали Кузьмичом. Его считали, в общем, за своего чувака. С ним чокались, по лбу. Федор на лацкане вождя красиво вывел фломастером "KUZZMIЧЪ". Державный невозмутимый Кузьмич был самым первым слушателем и фанатом новой и тогда еще безымянной команды. Он терпел до утра каждую третью ночь.
Ночные безобразия эти оплачивало Министерство культуры, что характерно. Конечно, это были не деньги, а слезы, но Федору худо-бедно хватало на допинг, сигареты и транспорт. Дома родители его в конце концов успокоились и перестали парафинить мозги насчет учебы. Хуже обстояли дела с военкоматом. Дэйва не трогали - у него с самого рождения был записан порок сердца. Что, впрочем, не мешало ему хлестать спиртное наравне со всеми.
А Федор был практически здоров, и через положенный срок он стал получать телеги из военкомата. Афган к тому времени уже закончился, но возник Карабах, в Прибалтике тоже становилось неспокойно. Да дело даже не в том. Просто Федор, как и всякий здравомыслящий человек, не собирался идти ни в какую армию.
Имелось несколько способов избежать призыва. Из них два наиболее реальных - косить или скрываться. Переходить на подпольное положение или уезжать к двоюродной тетке в Вильнюс Федору совсем не хотелось. Нечего там делать. Зато был такой Владимир Иванович, дальний родственник по военно-медицинской линии, имеющий отношение к лазарету имени Бурденко. И дядя Володя не подвел. После недолгого пребывания на больничной койке Федор получил вожделенный "белый билет". Не имея даже понятия, что у него там признали - плоскостопие или мозговой паралич.
Теперь Федор и Дэйв плевали на все и продолжали заниматься музыкой. Через две ночи на третью, перед пустым залом. Дмитриев-Бац регулярно приезжал на эти спевки в кинотеатр, пока его не переманили какие-то трэшеры из Зеленограда. Он был немедленно объявлен ренегатом и послан по адресу. Архипов откололся еще раньше, просто как-то потерялся.
Зато откуда-то возник перкуссионист Алик, со своими бочками, хэтами, бонгами, маракасами и остальной приблудой. Полностью его звали Альберт, но почему-то с ударением на первом слоге. Он был старше и Федора, и Дэйва на десять лет, старый "системщик". В свое время Алик переиграл со многими людьми, и колотил он по своей посуде почти гениально. Благодаря Алику звучание как-то упорядочилось и вообще осмыслилось. Саунд стал напоминать "Wailers", только лаконичнее и тяжелее. К тому же Алик писал стихи на английском без грубых ошибок, имелось две толстых тетради почти готовых текстов.
Постепенно начались квартирники. По-московски халявные и безалаберные. Параллельно сэйшенили на Арбате, где даже застолбили свое место - наискосок от зоомагазина. Денег эти мероприятия почти не приносили, но деньги - это было не главное, понятно. А времена между тем очень круто менялись. За политикой было не уследить, и на нее постепенно забили. Как раз в промежутке между двумя государственными переворотами был записан их первый и последний магнитоальбом. А через месяц Алик ни с того ни с сего выбросился из окна. И музыка кончилась, стало тихо.
Прошло несколько лет. Федор с бухты-барахты женился на тележурналистке, а через год так же неожиданно развелся. Ему не давали спокойно жить эмансипированные подруги жены - останкинские тусовщицы. Они каждый вечер торчали в тесной однокомнатной квартире, которую Федор с женой снимали на Сухаревке всего за сто долларов, по знакомству. Этих журналисток невозможно было выгнать ни из комнаты, ни из кухни, где они вдобавок постоянно подчищали холодильник. Федор спасался в ванной. Он отлеживался там долгими вечерами, игнорируя упреки. Он заново перечитал всего Достоевского. "Записки из подполья" дали ему нужный импульс, и вот однажды Федор не выдержал и обозвал коллег своей жены "дважды проститутками". Скандала не было, был развод.
После развода Федор быстро успокоился, пришел в норму и купил машину - подержанную "шестерку". Его по протекции устроили на работу в специализированный винный магазин. Помощником директора по закупкам. Федор не сразу, но постепенно просек ходы, и теперь выкручивал в день от двадцати до пятидесяти долларов, как повезет. Помимо оклада и премии. Материально он был более или менее удовлетворен, и потихоньку снова начал бренчать на гитаре и клеить женщин. После того, как бывшая супруга вывезла свои шмотки, Федор остался один, если не считать рыжего кота Данилыча. И зажил почти без проблем, можно сказать, в Центре.
Дэйв о женитьбе и не помышлял. Он по прежнему жил в родном "Хренове-Кукуеве", работал в американской компьютерной корпорации и ездил на папиной "девятке". Бывало, он неделями жил у той самой Кати из института, которая, при законном дипломе, устроилась в какую-то контору по парфюмерной части.
В таком составе, втроем, они дважды ездили на юг, в Ялту, и один раз в Прагу, в пивной тур.
Девяносто пятый и девяносто шестой годы были сравнительно стабильным временем, без особых финансовых и политических потрясений. Федор с Дэйвом иногда сэйшенили в маленьких подвальных клубах, больше ради удовольствия. Этих клубов тогда развелось в Москве как в лесу мухоморов по осени... Федора такая жизнь в целом устраивала. Напрягала лишь бывшая жена, появляясь на экране. Федор старался не включать ее канал. Дэйв подумывал о переезде в Америку, куда постепенно перебрались почти все его родственники. Он уговаривал Федора ехать с ним, Федор не соглашался. Он указывал Дэйву на многие негативные факторы, утверждая, что американский образ жизни для него неприемлем. Разговоры эти шли уже не первый год, и оба они даже привыкли, что раз на столе бутылка, то разговор рано или поздно съедет на Америку.
Американский ширпотреб Федора устраивал - от сигарет и напитков до кроссовок и моторного масла. Но рожи американские Федору не нравились. Даже сиськи и задницы из "Пентхауза" он разглядывал скептически. "Посмотри, - говорил он Дэйву, - какие у нас здесь хохлушечки с молдаваночками, в "Измайловской" хотя бы. Твоя Клавка Шиффер просто жаба, если сравнить!" Критиковал он и фильмы штатовские, и рэп их поганый, и их литературу - "и текущую, и прошлую, и будущую". Не любил он, в общем, американцев. Та же Чехия ему больше нравилась.
А Дэйв все колебался, колебался... Получить визу для него проблемы не составляло. И в конце концов он твердо решил слетать как-нибудь в Нью-Йорк на пару недель, чтобы осмотреться и сделать все-таки выбор.
Директор на работе согласился отпустить его на две недели в декабре. Дэйв позвонил маме с папой в Штаты и сообщил, что он прилетает в гости на тамошнее Рождество. И начал не спеша заниматься выездными бумагами...
2.
Как-то раз неприютным вечером в начале зимы Дэйв, не предупредив по телефону, приехал к Федору без машины и с двумя бутылками водки.
- За подгон хвалю, - сказал Федор, - А что случилось?
- Тачку мне разбили, - ответил Дэйв и принялся снимать пальто.
Федор быстренько собрал на стол закусь и включил тефалевский чайник. Дэйв свинтил пробку с бутылки и наполнил две рюмки до краев:
- Давай!
Федор выпил и поморщился. Дэйв закусил черемшой прямо из банки.
- Как это тебе тачку разбили? Кто?
- Да утром сегодня... еду в контору, по Пятницкой, уже считай приехал... и тут сука эта вылетает на "Ниссане" из Вишняковского и мне...
- Погоди, из какого Вишняковского? Это чего такое?
- Да переулок там такой, Вишняковский, вправо от Пятницкой, да это неважно...
- А! Ну и чего?
- Ну вот, я еду, зеленый горит, все ништяк, и тут каз-зел этот мне в бочину прям!..
- Сильно?
- Крыло, дверь, по-моему, стойка, а может, и еще... да не в этом дело! Короче, там сразу пробка начинается. Я из машины выхожу разбираться, а он сидит, не выходит. Я ему говорю, мол, чего будем делать, ментов вызывать или сами договоримся? А этот пидорас стекло опустил и говорит: "Радуйся, что жив остался, хачик е...ный!" Вот, развернулся и втопил назад. Я его номер успел списать в книжку. А машина моя стоит, аварийкой моргает. Жду, может, менты мимо поедут - хоть бы один! Меня все мимо объезжают...
Федор поднялся из-за стола заварить чай и спросил:
- У тебя свидетели есть?
- Да ты чего? Какие свидетели? Ни одна падла не остановилась! Видят - "Ниссан-Патрол", ну и это...
Федор закурил, предложил сигарету Дэйву, и, покачав головой, тихо произнес:
- Н-да-а-а... Ну и денек сегодня!
- А у тебя-то чего? - Дэйв наклонил бутылку, и Федор пододвинул к нему свою рюмку.
Дэйву пошла неудачно. Наверное, от расстройства. Когда он прокашлялся, Федор сказал:
- Мне сегодня мать звонила, говорит, на мое имя телега пришла из налоговой инспекции. Платежное извещение или типа того, понял?
- Подожди, какое извещение, какая инспекция? Ты же ведь не коммерс?
- Да не коммерс, конечно. Налогами у нас бухгалтерша занимается, я-то при чем... А мать говорит, там написано: "Федоров... тыры-пыры... явиться до семнадцатого декабря сего года... государственный налоговый инспектор"... как там... фамилия еще такая... а! "инспектор Брыкина", во!
Дэйв удивился:
- Чего это они? Слышь, Федор, а может, ты чего накосячил с левой водкой, с неучтенной? Или тебя сдал кто?
- Не! Вряд ли это по магазину, нас бы тогда менты трясли, а они у нас свои. Ты не понимаешь всей кухни... Я вот думаю - а может, из-за квартиры из-за этой? Ну, мол, снимает квартиру, налогов никаких не платит...
- Так не ты платить-то должен, а хозяин квартиры!
- Вообще да. Хотя он-то точно ни манды не платит... А может, из-за машины как-нибудь там?
- А что машина? Ты ее купил и все!
- Тоже верно. Там все проплачено, что положено. А чего тогда бумага пришла?
Дэйв налил по новой и ответил:
- Х... знает. Бры-ки-на... Ну давай?
- Чокаться не будем, - сказал Федор.
Выпив, Дэйв продолжил свою тему:
- То, что он с места происшествия схильнул - это еще ладно. Полбеды... Но найду. За "хачика" он мне ответит!
- А как ты его найдешь теперь? По номеру?
- А ты думал что? Конечно, по номеру. Номер-то московский. Можно полазить по базам данных где надо, и я все буду знать: и паспортные данные, и где живет, и телефон домашний...
- И чего?
- Интересно, да?.. тогда я этого злого дядю накажу по полной. Чехлить его не буду, само собой, но тачку он будет новую покупать. Может, ездить будет аккуратней.
- А как?..
- Не знаю пока. Я вот и принес, чтобы обсудить.
"Обсуждали" они до самой ночи. Уже в первом часу, прощаясь на лестнице, Дэйв пообещал заехать в выходные, чтобы выработать окончательное решение.
Настала суббота. Во второй половине дня Дэйв позвонил и сказал, что едет. Федор отложил книгу и стал, кряхтя, одеваться, чтобы сходить за пивом. Он принес четыре литровых банки "Факса" и загрузил их в холодильник.
Наконец приехал Дэйв. Могло показаться, что он уже слегка поддал, какой-то он был слишком энергичный. Пройдя в кухню и благосклонно пригубив пивка, он спросил:
- Ну, как дела, Федор? Чего у тебя новенького?
Федор выключил кухонный телевизор и, хлебнув прямо из банки, сказал с усмешкой:
- Навестил я эту Брыкину.
- Ездил, да? Ну и что она там?
- А я ей и слова не сказал. Она меня даже не заметила. Я ее когда увидел, сразу все понял... Только дверь открыл, гляжу - она! Короче, я ее узнал с ходу!
- Ну и?..
- Ну и ломиться сразу оттуда, пока она меня не засекла, крыса...
- Да я не об этом! Ты говоришь, узнал. А кто это такая?
Федор встал, чтобы сходить в комнату за сигаретами. Дэйв протянул ему свои. Федор прикурил "на чужбину" и начал рассказ:
- Это еще по осени было. Я тебе вроде тогда рассказывал, а может, нет... В общем, поехал я "кактусов" своих навестить. Мать позвонила, говорит, сварила сборную солянку, то-се, короче, обедать приглашает. Сел, поехал. Вечером уже, назад еду по Рязанке, гляжу, герла стоит голосует. Я останавливаюсь, говорю: "Куда, барышня?" Она говорит, типа, ей любое метро годится. Могу, говорю, до Таганки, мне все равно на Садовое... Гляжу, сама-то ничего так. Она говорит: "Окей". Едем, значит. Познакомились по-быстрому. Ира. Домой из гостей едет. А живет, между прочим, на Авиамоторной. Вот такой вот крюк. Я ей говорю, сам только что из гостей, может давай, красавица, я сейчас возьму шампанского, еще чего-нибудь, поедем ко мне? А она не против, прикинь? Сидит, все хи-хи, ха-ха, то за руку меня тронет, то за плечо. Я тогда еще подумал, Дэйву расскажу, как все было...
Дэйв кивнул:
- Да, чего-то припоминаю... Вроде, у тебя облом вышел?
- Ну, как сказать - облом? Она говорит: "Можно курить?" Я говорю: "Да сколько хочешь". Сигарету ей дал, зажигалку. Она курит, ты понял, и пепел на коврик стряхивает. Пепельницу ей выдвигаю, молча. А она все равно стряхивает на пол...
- А! Ну все, вспомнил! - Оживился Дэйв. - Ты ее выкинул на полпути!
- Мост в Калитниках проехали, я тормознул, говорю: "Вылезай, свинья!" Она не догоняет, думает, шучу. "Быстро!" Ее как смыло. Мне тогда ни к чему было, что она может номер запомнить...
- Ну и чего дальше-то?
- Так это и есть Брыкина! Понял теперь?
- Ага. Значит, она тебя вычислила... Понятно. А чего вызывала?
- А чего тут непонятного - или отыметь меня хочет, или частный извоз мне пришить, чтобы на учет поставить. А я что, бомбила, что ли? Она кстати, мне и не предлагала ни копья... Я в эту инспекцию приехал, нашел ее кабинет. Там табличка, разные фамилии, ну и эта тоже, Брыкина. Фиг спутаешь. Дверь открываю, смотрю - она! За самым первым столом. Я сразу узнал - та самая. А она, знаешь, так, не глядя: "Закройте дверь, подождите в коридоре!"
- То есть она тебя не узнала? - уточнил Дэйв.
- Она даже жало свое не повернула, сидит, чего-то пишет... Я сразу дверь закрыл и на фиг оттуда!
Федор полез в холодильник и вытащил новую запотевшую банку. Дэйв сказал:
- Давай сюда, я открою... вот так! А налоговую эту инфекцию твою надо раздербанить к херам!
- Как это мы ее раздербаним? В каком смысле? - не понял Федор.
- Ну, а чего ты думаешь с ней делать теперь? С Брыкиной со своей?
- Да ничего не думаю. Я этой ихней бумажки в глаза не видел, и вообще по месту прописки не живу...
- Все равно она не отъе...тся. Раз нашла, то достанет!
- Думаешь? Да нет, я могу сказать: "Я тебя первый раз вижу". Мол, не было ничего. Она что, мент, что ли? Следак по особо важным? Скажу, что с кем-то путает, и все!
Дэйв покачал головой:
- Вряд ли покатит. Они, наверное, если захотят, все докажут.
- А что делать? Как ты их дербанить собрался? - раздраженно спросил Федор, на что Дэйв с загадочной улыбкой ответил:
- Есть одна мысль. Ты Соловья помнишь? Алхимика?
- Помню, конечно.
- А телефон его помнишь?
- Нет. Записан где-то... Надо искать.
- Иди ищи его номер. Соловей нас выручит обоих. Это мне только сейчас такая идея шизанула!..
Соловей - это тоже почтенная фигура, еще с тех самых времен. Алик покойный их когда-то познакомил. Еще в школе юный Соловьев имел пристрастие к пробиркам и реактивам. Он учился одно время в "керосинке" - МХТИ, но был отчислен за непосещения военной кафедры (к тому времени Соловей уже вовсю хипповал, и предпочитал заниматься любовью, а не "войной"). Одно время он работал на каких-то аптечных складах, и это делало его незаменимым человеком для всей "системы". Соловей не ограничивался тем, что просто тырил с работы димедрол и эфедрин, он запросто синтезировал и "снежок", и "ледок" в домашних условиях. У себя дома он превратил кладовку в неплохую лабораторию. Много чего умел Соловей. Иногда он просто ошеломлял всех какой-нибудь новинкой.
Но как-то раз у него прямо в руках взорвалась какая-то колба или реторта, и Соловей с серьезными ожогами попал в больницу. А после выписки женился на тамошней медсестре, которая за ним ухаживала без выходных. Женившись, он совсем перестал заниматься наркотой и перешел на кофе. Теперь везде и всюду он таскал в кармане банку растворимого кофе, и время от времени, зачерпнув сухими пальцами щепотку кофейного порошка, сыпал себе на язык. Как люди семечки грызут. Но химические свои опыты Соловей не прекращал и после больницы. Он терпеть не мог слова "химичить", называя это "работой".
Соловей согласился приехать и выслушать истории Дэйва и Федора. Узнав все до последней подробности, он спросил, что от него хотят. Дэйв ответил прямо:
- Бомбы нужны. Одну для козла этого на джипе, и для налоговой одну!
Федор, остолбенев, вытаращил глаза на Дэйва. Соловей, усмехнувшись, "швыркнул" щепотку "Милагры". Дэйв принялся пояснять, что хозяин "Ниссана" не пострадает, так как ночью он будет спокойно спать. А в инспекцию можно заложить устройство с часовым механизмом, чтобы рвануло, когда там никого не будет. Например, в полночь. Федор молчал. Он понял, что Дэйв не шутит. Соловей очень спокойным тоном ответил, что он не может взорвать целое здание. Он сказал:
- Ты представляешь себе хоть, что это за "мама" должна быть? Ее в кармане не пронесешь, тем более наверняка охрана...
Дэйв успокоил его:
- Да ее ни к чему целиком-то взрывать, налоговую эту! Нужно так, знаешь, чтобы потом ремонт делать.
Соловей кивнул и задумался.
А Федору эта затея вдруг начала нравиться. Он решил сходить купить еще пива.
Сидели в тот вечер допоздна. Соловей больше помалкивал, явно что-то уже прикидывая в уме. Уходя, он прихватил электронные часы Федора с калькулятором и будильником, заставив отсоединить пластиковый ремешок. Забрал он также пустую банку из-под "Факса", сказав, что все это пригодится. От Дэйва он потребовал, чтобы тот в понедельник узнал адрес того ублюдка, съездил туда и выведал место парковки его машины, только очень аккуратно. О выполнении доложить немедленно.
Через день Дэйв после работы позвонил Соловью, и, едва тот взял трубку, сообщил:
- Я сегодня был там! Здорово, кстати.
- Привет, Дэйв. Далеко это?
- Аж в Чертанове. Рядом с метро "Южная", в двух шагах буквально.
- Все выяснил?
- Ну, как сказать... видел...
- Ладно. К Федору не собираешься?
- Да можно.
- Ну давай, увидимся у него. Я сейчас выхожу.
- Давай, Соловей!
Сидя у Федора на кухне, Дэйв выкладывал Соловью подробности:
- Значит, живет эта гнида на улице Кировоградской. Тачку я узнал, тот самый джипец. Стоит от крайнего подъезда наискосок.
- Во дворе? - Спросил Федор.
- Ну да, весь под снегом.
- Значит, он и на ночь там оставляет. Сегодня ведь снега не было, - сказал Соловей. И, помолчав, добавил: - Это уже легче.
Дэйв кивнул:
- Да, если машина ночует возле дома, мне будет проще твой фугас подбросить!
- Ты не сможешь. Это мне придется, - без затей ответил Соловьев.
- Да ты чего, Соловей? - оторопел Федор, - правда что ли?
- А он не сможет, - кивнул Соловей на Дэйва.
Дэйв начал протестовать:
- Это я должен бомбу подложить! Ты-то здесь причем?
- Что, хочешь, чтобы она у тебя в руках рванула? Или чтоб не сработала, да?
И Дэйв согласился, не желая спорить с пиротехником. Только поинтересовался, не желает ли Соловей и с налоговой разбираться в одиночку.
Соловей, успокоившись, принял горсть кофе и сказал, что в налоговую инспекцию Федору придется взрывчатку закладывать самому.
3.
В четверг, в два часа пополуночи, Федор прогревал свою машину и скребком очищал наледь со стекол. Дэйв сидел в салоне и хладнокровно покуривал. В начале третьего они выехали из внутреннего дворика и направились в сторону Дмитровки, где жил Соловей.
Тот, увидев из окна белую "шестерку" Федора, тут же спустился вниз с картонной коробкой в руках. Судя по той бережности, с которой Соловей нес эту коробку, можно было предположить, что в ней находятся хрустальные фужеры. Дэйв вышел из машины и открыл заднюю дверь. Соловей с величайшей осторожностью пролез на заднее сиденье и положил коробку себе на колени.
- Ну что, все нормально? - спросил Федор.
- Порядок, - ответил Соловей, - давай, Федор, поехали. Только тихонько, не гони и резко не тормози. Следи вообще за дорогой, не дрова везем. Если не дай Бог чего, наши фрагменты по всей Московской области собирать будут!
Федор поежился и повернул ключ зажигания. С черепашьей скоростью машина превозмогла несколько ледяных рытвин и, помигав поворотником, выехала на широкую улицу.
До Чертанова доехали без происшествий. Проехав станцию метро "Южная", Федор спросил у Дэйва, где находится тот дом. Дэйв, не ответив на вопрос, указал пальцем вперед:
- Перекресток проедем, и во-он за той остановкой тормозни. Это чтобы машину поблизости не видели. Мы с Соловьем лучше пройдемся
- Правильно! - сказал Соловей, - так лучше будет.
- А мне, значит, в машине сидеть?
- Да, Федор. И на всякий случай аварийку включи.
- Аварийку-то зачем? Внимание привлекать?
- Ну как хочешь... Все, тормози вот здесь! - Дэйв повернулся к Соловью и спросил:
- Как готовность?
Соловей поправил свою вытертую ондатровую шапку и коротко сказал:
- Все, пойдем.
Дэйв с Соловьевым вылезли из машины, пересекли улицу и пошли в сторону метро, то есть в обратном направлении. Федор провожал их глазами в панорамном зеркале, пока синий пуховик Дэйва и развевающиеся на ветру из-под шапки лохмы Соловья не скрылись между одинаковыми домами.
Джип стоял на своем месте. Ни во дворе, ни в окрестностях не было ни души. Ни звука ниоткуда не доносилось. Во всем доме свет горел лишь в трех или четырех окнах. Перед домом же ни один фонарь не горел. Очень медленно и робко соскальзывали с черно-желто-розового московского неба крупные снежные хлопья.
- Снег пошел снова - это ништяк, - вполголоса сказал Соловей Дэйву. - Следов никаких не будет. Ты иди вон туда, на детскую площадку, и секи по сторонам. А я быстро...
- У-гу...
Дэйв сел на скамеечке возле доминошного стола и надвинул на глаза капюшон. Стараясь ни о чем не думать, он напряженно следил, как Соловей неспешной походкой приближался к джипу. Вот он остановился, перехватил коробку левой рукой. Закурил, двинулся дальше. Дэйв обвел глазами двор и окна и тоже полез за сигаретами цепенеющей рукой. Соловей обошел машину так, чтобы его не было видно из окон дома и присел на корточки возле переднего колеса. Что он там делает, Дэйв со спины не видел.
Прошло мучительных шестьдесят секунд. Наконец Соловей поднялся, отряхнул снег с колен и, засунув руки в карманы, понуро побрел назад. Дэйв на деревянных ногах двинулся ему навстречу. Со двора они вышли вместе. Соловей обернулся и сказал:
- Зря ты. Я же тебе говорил - посидеть надо было минутку, посмотреть. А теперь двое нас, если что...
Дэйв виновато опустил голову. Увидев, что в руке у него по-прежнему зажат потухший окурок, Дэйв щелкнул его в сторону и, поравнявшись с Соловьевым, спросил:
- Ну и чего там? Все как надо?
- А ты думал? Иди потихоньку, не беги... Главное, у него сигналки нет. Или он ее отключил.
- Вот с-с-сука! Не боится, значит. Думает, крутой!.. - нервно усмехнулся Дэйв.
Федор не смог усидеть в машине. Чтобы чем-то заняться, он вышел обмести снег с заднего стекла. Когда наконец в свете редких фонарей он разглядел возвращающихся Дэйва с Соловьевым, он молниеносно запрыгнул в салон и запустил двигатель. Друзья не спешили. Они медленно, даже как будто вразвалочку брели по вымершей улице, как два курортника. Федору на какой-то миг показалось, что ничего у них не вышло. Значит, и паниковать нечего.
Подойдя, Соловей обыденным тоном сказал:
- Глуши, Федор! Постоим, покурим...
Федор потянулся было к замку зажигания со словами "А что случилось?", но заглушить машину не успел. В это самое мгновение грохнул взрыв. Точнее сказать, этот звук напоминал шлепок широченной доской по гигантской подушке где-то возле самого уха. Бросившись в машину, Соловей с Дэйвом дверцы захлопывали уже на ходу.
"Как же глупо! - думал Федор, безжалостно давя на газ, - надо было отъезжать тихо-мирно, так нет, им козлам, убедиться надо... А вообще, Соловей - артист!"
Поплутав немного по ночным улицам, единственно для самоуспокоения, Федор нарушил молчание:
- По домам, что ли?
- Да моя Катька по-любому скажет, что я ночевал у нее, - ответил Дэйв. - Так что лучше, Теодор, поехали все к тебе, надо бахнуть за такое дело... Ты как, Соловей?
- Я тоже считаю, надо!
- ...выяснится в ходе расследования...
Бывшая жена Федора не успела договорить фразу. Федор, наткнувшись на нее при "перелистывании" каналов, сразу выключил телевизор. И почти тут же раздался телефонный звонок. Это был, естественно, Дэйв:
- Федор!!! Видел?!!
- Ты о чем?
- Да Машки твоей репортаж!
- Ты же знаешь, что я...
- Короче!.. Разнесло в дрожжи! И никого не задело, только, говорят, несколько окон в здании. Все!! Я еду!!!
Некоторое время задумчиво послушав гудки, Федор положил трубку. Затем подумал, не позвонить ли Соловьеву, но решил, что он-то точно в курсе.
Снова включив телевизор, Федор по новой принялся шарить по каналам в поисках новостей, но тщетно. Он решил подождать до начала следующего часа. Но Дэйв приехал быстрее. Пожав Федору руку, он с видом юбиляра выслушал поздравление.
Они включили телевизор на кухне и между делом допивали вчерашнее. Дэйв нагнетал эпатаж:
- Ты бы видел! Весь "Ниссан" перекосило, перекорежило, даже не верится...
- Значит, теперь только на свалку?
- Да само собой! Сам увидишь, должны по телеку повторить.
Дождавшись вечерних новостей, Федор этот репортаж записал на кассету. Не ради бывшей жены, конечно. Просто его Дэйв попросил, мол, на память.
Потом звонили Соловью. Он тоже все это видел. Дэйв пытал его, чем он может его отблагодарить.
- Циклодолу мне с пургеном купи, - буркнул с досадой Соловей.
- Будет тебе вагон циклодола и тележка пургена, чтоб я сдох! Соловей, родной! Давай мы сейчас к тебе подъедем?
-Ко мне не надо, - ответил Соловей вполголоса, - жена сегодня выходная. Лучше я сам, ждите меня...
4.
- ... И все это дело мы положим вот в этот оранжевый пакет, понял, Федор?
- А почему именно в оранжевый?
- Потому что оранжевый - приметнее, чем обычный белый, - объяснял Соловей.
- Не понял!.. Зачем мне с этим приметным пакетом мелькать-то?
Соловей устало вздохнул:
- Объясняю еще раз, по порядку. Мы берем оранжевый пакет и кладем туда всякий триппер - пустые пачки, газету скомкаем, апельсинов начистим, банок пивных... И эту банку тоже, из-под "Факса". А в ней типа бычки всякие, понял?
- Ну примерно, - кивнул Федор.
- Слушай дальше. Если кто этот пакет найдет, откроет, - ну и что? Кто-то мусор выкинул. Типа, до помойки не донесли. Кто в нем копаться будет?
- Никто не будет.
- Правильно. А сам пакет этот оранжевый ты запихнешь в обычный, в простой. В случае чего, у тебя был белый пакет, а не оранжевый. А там незаметно...
- А-а! Все, догнал!
- Погоди, Федор, не перебивай. Значит, достанешь этот оранжевый пакет и незаметно куда-нибудь надежно его притыришь. Лучше всего за батарею засунуть...
- Класс! - резюмировал долго молчавший Дэйв, - Их еще и зальет до кучи!
Соловьев с важным видом насыпал себе на ладонь кофе на добрую заварку и опрокинул в рот. Федор с Дэйвом поморщились. Прожевав и сглотнув, Соловей поморщился тоже и хрипло проговорил:
- Ох ты! Когда-нибудь движок даст клина... Слышь, Федор, чего ты там говорил про охрану?
- Да там такая охрана - застрелиться. Дедушка сидит на вертушке и всех пропускает, когда приемный день. А в остальные дни - по ксивам.
- Точно?
- Да я ж там был два раза - вот тогда вот и вчера.
- А приемный день, говоришь, завтра?
- Ага, вторник и четверг. Завтра там народу должно быть немереное количество.
- Почему это? - спросил Дэйв.
- А конец года!
- Понятно...
Соловей встал и подошел к окну. Поглядев рассеянно во двор, он обернулся к Федору и с кивком сказал: