Черниенко Игорь Сергеевич : другие произведения.

Написанное в разных местах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.44*5  Ваша оценка:


Общий эпиграф:

Эх, вы сени мои сени, сени новые мои

Да вы реакции такие, нездоровые мои

Эх ты палата номер шесть, стены сводчатые

Стены сводчатые, как есть, все решетчатые

(А. Герасимова)

   На планете клубилась, ползала и роилась жизнь. Еле слышно шелестела или оглушительно ломилась, убегала и догоняла, настороженно озиралась и спокойно глядела с высоты на жертву. Кричала от боли и наслаждения, сыто урчала и спала - спокойным сном сытого хищника или тревожным - пока ещё целой жертвы, оскверняя воздух дыханием, оставляя за собой экскременты. Разлагалась, выделяла углекислый газ и кислород, поглощала углекислый газ и кислород.
   И не ведала - безмозглая - что появился, откуда ни возьмись, разум, построил модели сообществ, расклассифицировал, разложил жизнь по склянкам, гербариям и ячейкам памяти, запечатлел на голограммах, разобрал по атомам и собрал заново.
   И ушёл, будто и не было.
  
  
   13. 03. 97 г., Хабаровск.

Истина размножается спорами?

(статейка, написанная от безделья)

   Иногда кажется, что права человека ведут к деградации человечества. Взять хотя бы право личности на самореализацию (По-моему, такое есть). В условиях, когда в обществе распространены (и культивируются) жизненные идеалы, основанные на инстинктах, право на самореализацию обращается в правило "выживает сильнейший". А разве всегда сильнейший прав?
   Один мой знакомый утверждал что споры - штука бесполезная. Каждый, мол, стремится утвердить свою точку зрения и ничего не может доказать другому. В результате каждый остаётся при своём мнении. И вроде бы он прав, очень часто подобное можно наблюдать в самых различных местах - от лекционных аудиторий до автобусов. Выходит, посрамлены древние мудрецы, утверждавшие, что в спорах рождается Истина?!
   Видимо всё дело в том, что истина рождается тогда, когда оба спорящих стремятся разобраться в предмете спора. Но если хотя бы одному из них нужно не столько разобраться, сколько самоутвердиться, то спор действительно не имеет смысла. На предмет спора такому спорщику наплевать. Ему наплевать даже на собственную точку зрения (не говоря уже о чужой) - она для него лишь средство реализации права на самореализацию, для утоления инстинкта продолжения рода, в конечном итоге.
   Таким образом, свою точку зрения утвердит скорее не заинтересованный в предмете спора, даже если он прав, а более пробивной (сильный). Но такому сильному плевать на истину (некоторые даже утверждают, что истины и вовсе нет!) и степень объективности этого спорщика подчиняется законам теории вероятностей (как редкое событие, разумеется). Такое положение вещей наверняка может привести к деградации всей системы знаний.
   Если заинтересованный, но слабый, решает воспитывать в себе бойцовые качества, то он, как правило, теряет и время и заинтересованность. Сосуществование у человека одновременно и бойцовых качеств и стремления в чём-либо разобраться по - моему слишком маловероятно, чтобы определять всю систему отношений в обществе.
   Представим себе класс на перемене. Жлоб - второгодник затеял спор с хилым очкастым вундеркиндом.
   Вундеркинд:
   "- Логарифм это степень, в которую необходимо возвести основание, дабы получить число"
   А второгодник (которому логарифмы до лампочки, но ведь ему надо самоутвердиться! у него же инстинкты!) веско отвечает:
   "- Твои логарифмы - херня!" - и - бац! - вундеркинду промеж линз!
   Всеобщее ржание. Вундеркинд плачет. Класс единодушно принимает точку зрения второгодника, тем более что от логарифмов так болит голова!
   Допустим, вундеркинд решил дать жлобу сдачи. Пошёл он в спортзал, "качнулся", набрался духу и ка-ак даст жлобу в ухо! Все вундеркинда мгновенно зауважали. Логарифмов никто так и не узнал, конечно, но все теперь понима-ают, что он может отстоять свою точку зрения.
   Идёт вундеркинд домой, в окружении новых друзей, а навстречу ему другой вундеркинд. И говорит второй вундеркинд:
   " - Производная это предел, к которому стремится приращение функции, когда приращение аргумента стремится к нулю."
   А у первого - то вундеркинда, пока он "качался", времени на математику не было! С одной стороны он ничего не понял, а с другой - авторитет падает! Задумается первый вундеркинд , а потом веско, авторитетно скажет:
   " - Твои производные - херня!"
   Вот и получается, что для того чтобы истина рождалась в спорах, нужно менять всю систему человеческих отношений. Да только какой Макаренко это сделает (не требовать же от людей, чтоб они изменились сами!!)
   Вот так, в простых словах и выглядит наш путь к деградации и вымиранию. За ненадобностью.

1.12.1997, Хабаровск.

  
  
  

Из "Дневника Сверхчеловека"

(глава из так и не написанной Дж.ОНом повести)

   ...испортилось ещё больше. Что бы ни случилось, всё поддерживало во мне мрачное настроение.
   Сегодня я не пошёл в институт. Я шастал по городу, летал на Воронеж и на Хехцир и целый день думал - строил модели, анализировал имеющиеся факты, пытаясь понять причину произошедшего. Но так ничего и не надумал.
   Домой я решил отправиться теперь уже почти экзотическим для меня способом - поехать на троллейбусе. Я сел на заднее сиденье, спиной к водителю и рядом со мной тут же села нагруженная дама. Спереди стал бородатый мужчина в странном костюме лилового цвета, и я был надёжно отгорожен от прочих пассажиров.
   На "Выборгской", где в троллейбус всегда садилось много народа, в салон протиснулась массивная бабуля и, заметив меня, ринулась в моём направлении. Видимо она хотела укоризненно встать рядом со мной, но, несмотря на отчаянные попытки, прорваться через "лилового" мужчину, даму и её сумки она не смогла. Я хотел, было узнать, что бабуля думает по этому поводу, но в её голове не было ни одной мысли - она действовала инстинктивно.
   По-хорошему стоило уступить ей место, но меня раздражала эта бабуля. Вернее не столько она сама, сколько её попытки на каждой остановке, при каждом великом перемещении пассажиров пробиться ко мне.
   "Пионеру Николаю ехать очень хорошо" - подумал я.
   Меня вообще всё раздражало. Парочка, лижущаяся у перил путепровода. Дамочка на рекламном плакате, похотливо ковыряющая во рту пальцем "Velikano - станцуем?!". Я вспомнил парня, который говорил своему приятелю "- В "Великано" съём - гвоздец..." и мне стало совсем кисло.
   На самом деле, конечно, раздражал себя я сам. Во истину, безграничные возможности рождают безграничную самонадеянность.
   Опыты по синтезу генов или, переносу их из одних организмов в яйцеклетки (или отдельные соматические клетки) других, с последующим выращиванием из них уродцев быстро мне наскучили. При моих возможностях это не так уж сложно. Мои любимые пауканы, мокрысы, вожураки годились только для того, чтобы пугать ими однокурсниц или слабонервных преподавателей. Чем я и занимался, не без успеха. Моего любимца - борбра даже забрали на живодёрню. А вот изменить организм взрослого существа...
   И мне пришла в голову мысль: если изменить активность имеющихся регулирующих генов, добавить кое-какие структурные, произвести перестройку некоторых органов и тканей какого-нибудь животного, то можно значительно повысить его организацию!
   Для опыта я выбрал дворовую собаку Чапку. Два часа я собирал необходимую мне научную информацию. Полчаса я проектировал перестройки генома, нейронных связей, новые нервные центры и пару желёз. В десять я окончил свои расчёты, попил чаю с брусникой и приступил к своему опыту.
   Я сел в кресло и отыскал Чапку. Она была на крыше, и, судя по эмоциональному состоянию, ела что-то вкусное. Я усыпил её. Для начала я перестроил ДНК нескольких соединительно-тканных клеток так, чтобы они дали начало спроектированным мной железам. На формирование желёз ушло четыре часа. За это время я уточнил кое-какие уравнения и подготовил синаптические связи Чапки к перестройке. Когда железы заработали и выдали первые порции гормонов, я взялся за Чапкин геном. Это была адова работа! Мне нужно было удержать ДНК всех клеток от массовых перемещений транспозонов, которые могли вызвать многочисленные соматические мутации. Мне нужно было вставлять новые структурные и управляющие гены одновременно во все клетки Чапкиного организма! При этом мне нужно было поддерживать жизнь в Чапке, ведь её органы работали фактически вразнобой. Это была поистине самая грандиозная часть моего проекта. И самая опасная для Чапкиной жизни. Здесь мне пригодилась моя способность распараллеливать мышление, и не двух-трёх кратно, а многократно! Кратность все время менялась, и самое трудное было удержать скорость постоянной.
   Потом я перестроил нейронные связи. И напоследок я вложил в Чапкину голову кое-какие специально подобранные мной знания о жизни. Ведь я не хотел, чтобы у меня получилась дебилка. Я составил знания таким образом, чтобы не навязывать человеческое мышление Чапке - ведь это должно было быть совершенно другое сознание. Хотя, наверное, оно не должно было сильно отличаться от человеческого.
   Дальнейшее должно было завершиться без моего участия. Работа была почти закончена. Она настолько утомила меня, что впервые за много дней мне захотелось спать. Было почти уже утро и я, настроив свой организм на подпитку энергией, завалился на диван. До полвосьмого я должен был выспаться, а до института я долетал за четыре минуты. Часам к девяти должна была проснуться Чапка.
   В институте со мной случилось то, в чём виноваты не недостатки моей абсолютной памяти, а доставшийся мне от прежней жизни недостаток - рассеянность. Конечно, можно было бы приплести сюда ещё и то, что я успел привыкнуть к своим способностям, но... В общем, я совсем забыл о Чапке.
   Спохватился только после четвёртой пары. Я попытался отыскать Чапку, но не смог. Это удивило меня - я не мог представить себе ни материалов, которыми можно было бы заэкранировать от меня психические процессы, ни расстояний (во всяком случае, земных), на которых я не смог бы их уловить. Впрочем, Чапка и не могла бы далеко убежать. Я поспешил домой, но тут, как назло, встретил...
   ... произошло так. Сначала Чапка, как угорелая, носилась по двору, подбегая то к собакам, с которыми даже сцепилась пару раз, то к знакомым детям. Она будто пыталась их куда-то позвать.
   Потом она исчезла. Сашка забрался на крышу, куда они с пацанами и затащили Чапку прошлым вечером. Он нашёл её возле коробки из-под телевизора, которую приспособили Чапке под конуру. Рядом с коробкой валялся недоеденный кусок ливерной колбасы, выделенной Чапке добрыми Танькиными родителями. Сашка отыскал Чапку возле бортика на краю крыши. Собака опиралась передними лапами на бортик и смотрела вниз.
   "- Глаза у неё были печальные",- так сказал Сашка.
   Когда Сашка хотел её погладить, Чапка увернулась и отбежала в сторону. Она легла, закрыла глаза и прикрыла голову лапами. Когда Сашка хотел повторить попытку погладить Чапку, она вскочила и залаяла на него (" - Очень странно залаяла..."), делала вид, что собирается укусить ("- Хватала за штанину, а не кусала, будто напугать хотела..."). Потом, как-то вяло отошла от Сашки и легла в прежней позе. Сашка подумал, что она заболела, и решил спуститься во двор, чтобы рассказать о случившемся остальным. Ещё в подъезде он услышал истошный визг перепуганных девчонок.
   Первое что он увидел, выйдя на крыльцо, была Чапка, распластанная на асфальте. Зарёванная Танька сказала ему, что Чапка упала с крыши.
   Судя по всему, Чапка покончила с собой. И причиной тому мой эксперимент.
   На "Павленко" "лиловый" мужчина вышел, и бабуля с торжествующим видом взгромоздилась напротив меня. Но тут вдруг вспомнила, что ей тоже нужно здесь выходить и кинулась к дверям, где столкнулась с другой бабулей. Они ругались до "Ленинградской".
   Я с трудом подавил в себе желание распылить их обеих. Если кого и следовало распылить, то меня самого.
   Проехал свою остановку, и настроение испортилось окончательно.
   Пошёл домой. Дома сотворил себе печенья, попил чайку, как бы нехотя, и решил завалиться спать - второй раз за трое суток.
   Почему она это сделала? Может, я просто создал психически неполноценную собаку?
   Долго не мог заснуть. В голову лезли мысли о Чапке, о раздражавших меня весь день мелочах. Открывал глаза, смотрел на копошащихся в банке пауканчиков, решил, что разведу их в "Великано", и на душе стало немного легче. И тут мне в голову пришла мысль о том, что если пауканы более приспособлены к жизни в городских помещениях, чем...
  

29 - 30. 05. 1998 г., Чумикан.

Алхимик

(экзистенциально-сюрреалистическое, стилизованно-рафинированное)

   Здесь не было очень темно. Но здесь царили вечные сумерки, а после сумерек - я знал - должна наступить темнота. И я бродил по вечно меняющимся лабиринтам своей башни - башни, которой не покидал никогда, то, плутая, то, находя знакомые коридоры и комнаты.
   А когда находил щели в каменной кладке, то смотрел в них и всегда видел одну и ту же ветку сирени. А за веткой... Мелькали какие-то образы, играла музыка, раздавался девичий смех...
  
   Иногда в моей башне начинался пожар. Огонь обжигал меня, но я не сгорал, даже не получал ожогов. Стены и мебель тоже оставались целыми - с них даже не слетала пыль, осевшая за все эти годы. Горели только картины, которые я рисовал от скуки стихи, которые я писал в отчаянии и листки, с формулами которых я не мог не выводить.
  
   Иногда я создавал птиц. Мне казалось, что они красивы. Они были большие, чёрные или тёмно-синие. Но они не могли летать. Я хотел, чтобы они летали, но они не могли летать.
   Новорождённые птицы хлопали крыльями, вытягивались в струну... и опускали крылья. Они горбились, втягивали голову в плечи и долго сидели на дверце шкафа или на спинке огромного кресла моей мастерской. Потом они смотрели мне в глаза. Я не мог отвести взгляд. Их взгляд жёг меня страшнее, чем огонь пожаров. В моей башне становилось темно, и я ничего не видел кроме их глаз. Но я не мог отвести взгляда.
   А потом они уходили. И они всё время молчали. Я очень редко натыкался на них в закоулках моей башни.
  
   Выход из моей башни охранял сторож. Я никогда не видел его лица. Он был высокий, худой и сутулый и у него был арбалет.
   Иногда мне так хотелось выйти, что я забывал свой страх перед сторожем и пытался незаметно прокрасться к выходу. Или лез на пролом. Иногда я отчётливо слышал (или мне всё же казалось?) что снаружи меня зовут... А иногда просто очень хотелось выйти.
   Но он каждый раз замечал меня. И стрелял. Он всегда попадал мне в голову. Боль была такая, что я терял сознание. Когда я приходил в себя, стелы уже не было, но боль оставалась. И не было раны от стрелы. И долго потом я не подходил к выходу, даже если слышал, что меня зовут.
  
   В подземелье моей башни жил зверь. Иногда он просыпался, рычал и тогда я дико хохотал, скакал по лабиринтам, ломал мебель. Если я находил своих птиц, я убивал их. Их мёртвые глаза смотрели на меня, мне было страшно, но я всё равно смеялся.
   Иногда зверь, напившись огненной воды из колодца, выходил из подземелья, и я становился им. Это была радость! Я открывал в стенах бойницы, которые потом никак не мог отыскать, и плевал наружу огнём. И всё снаружи заволакивалось чёрным жирным дымом.
   Потом зверь уходил, и я оставался один. И каждый раз после его ухода начинался пожар, но я никогда не плевал огнём внутрь - только наружу...
  
   Однажды сторож спал. И я вышел наружу! Свет ударил мне в глаза! Он был слишком ярок! Ко мне подошли люди. Одни из них кричали на меня или кидались с кулаками. Я кричал на них, дрался, убегал.
   Вдруг подошли другие - они взяли меня за руку. Они говорили мне что-то... Я понял - это они звали меня. Мне стало страшно. Они весело смеялись.
   Это надо мной!
   Это над моей башней!
   И я вырвался от них. Я кричал на них, а они удивлялись... И смотрели на меня как мои птицы.
   Я замолчал. Одна подошла ко мне и взяла меня за руку. Она что-то сказала мне - я не расслышал что, это было как набор звуков для меня... Её голос был... И вдруг у меня заболела голова. Я думал, что это выстрелил сторож, но понял, что он стоит там, в воротах и в его руках нет оружия. И от его стрел никогда не было так!!!
   Я побежал к воротам. Я ворвался в дверной проём. Сторож закрыл створы, опустил засов и долго смотрел как я бегу по прямому как его стрелы коридору. Я ворвался в самую глухую и тёмную комнату, с самыми толстыми стенами в самом центре башни. Я закрыл двери и глаза. Когда я открыл глаза, наступили красные сумерки.
   Начался пожар.
  
   Если поджечь воду в подземелье, будет врыв.
  
   Почему кричат мои птицы? Почему я стал делать их так много? Почему утех из них, кого я сделал в последнее время, нет крыльев? И как они смотрят на меня! Зачем они так смотрят на меня? Может быть, они думают, что мне лучше, чем им?
  
   Я снова и снова подхожу к щелям в каменной кладке. И всегда вижу одну и ту же ветку сирени. И чувствую запах травы. В разных местах, на разных этажах. Меня зовут.
  
   Я рисую картины, но они сгорают. Я вывожу формулы, но они никому не нужны. Всё это давно известно и никому не нужно. Я пробрался в подземелье. Зверь спал. Я пропитал верёвку водой, опустил один её конец в колодец, а другой поджёг. И поднялся наверх. Вода взорвалась. Башня стала рушиться внутрь себя. Бешено взвыл зверь. Жалобно кричали мои птицы, заживо сгорая одна за другой. Они не хотели умирать. Сгорела последняя. Теперь моя очередь. Когда на меня обрушилось горящее перекрытие, в его свете я увидел что сторож это я.
   И тогда, наконец, наступила ночь.
  
  

30. 05. 1998 г., Чумикан.

  
  

Комплекс неполноценности.

  
   Мне всегда что-то мешало выучить генетику. Даже когда я набирался смелости и брал учебник в руки, я тут же в стыде и панике откидывал его на самую дальнюю полку и шёл к девкам.
   Это было настоящей пыткой. Ощущение собственной неполноценности, зависть к более способным друзьям рвали меня на части, но я ничего не мог с собой поделать.
   Я старался принизить генетику в глазах других. Я говорил:
   -Зачем это надо? Лично для меня тесное общение с девушками, куда приятнее, чем зубрить эти дурацкие формулы и вычерчивать решётки Пеннета. Как и откуда берутся дети, я знаю и без этого.
   -Мальчик - говорил, например Лёша - ты хоть раз проводил анализирующее скрещивание?
   -Проводил! - отвечал я нагло. И стыдливо прятал глаза. Лёшка был настоящим теоретиком - он занимался проблемой формирования популяционной структуры вида и генной инженерией.
   -Ты знаешь - говорил он Славке, участливо глядя мне вслед - по - моему он не знает даже закона Харди - Вайнберга... Славка соглашался с ним, и они вместе жалели меня.
   Славка был простым селекционером, но всё равно, он знал, что ЭТО такое.
  

30. 05. 1998 г., Чумикан.

   ..."-Вы знаете, Галина Петровна, мне предложили другой диплом. Я не буду обращаться к Петру Григорьевичу" ...
   ..."- Дурак ты Сашка... А ведь как хорошо могло быть..."...
   Гудки.
   Сашка закрыл глаза от стыда.
   " Боже! Какой я идиот! Ведь если бы я воспользовался наколкой Галины Петровны, а не гонялся за химерами, быть бы мне в аспирантуре, а не просиживать штаны в этом гнилом институте!
   Если бы ещё на первом курсе я подошёл к Таньке - ведь нравился я ей - как бы всё было здорово...
   Я хочу назад! На первый курс! Пусть время пойдёт назад!"
   Честно говоря, я ничего не знаю о механизмах воздействия депрессий человеческих на пространственно - временной континуум.
   Может это то самое открытие, за которое кто -то получит Нобелевскую премию, может это Демон Истории (упомянутый в какой-то фантастике), а может быть добрый боженька, в которого верят некоторые мои знакомые (а кто сейчас не верит?).
   Но неумолимый закон не убывания энтропии сделал специально для Сашки исключение и время пошло вспять...
   "- Вы знаете, Галина Петровна, мне предложили другой диплом.."
  

1. 06. 1998 г., Чумикан.

Изобретатель

( непостановочная пьеска)

  
  
   "П. В. Симонов (1986) отмечает, что первобытное человеческое сообщество вряд ли представляло собой общество равных и свободных. Изобретение орудий, распределение совместно добытой пищи и другие черты очеловечивания наложились на достаточно сложную и жёсткую групповую иерархию наших животных предков, качественно её трансформируя."
  

( А. С. Батуев, "Высшая нервная деятельность")

  
  
  
  
  
  
  
  
   Действующие лица:
  
   Аукх (Молчун), палеолитический интеллектуал. Умеет считать до пяти и обжигать наконечники на копьях. Любит сырую мамонтятину, Тфуу, думать и смотреть на звёзды.
  
   Тфуа (Ядозубка), самка Аукха. В своё время предпочла его за то, что ей понравилось, как Аукх умно чешет надбровные дуги, когда смотрит на небо.
  
   Хэ-э-экх (Любвеобилец), доминирующий самец.
  
   Члены стада гоминоидов - доминирующие самцы, субдоминанты, самки, детёныши.
  
  

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.

Аукх и Тфуа.

  
   Аукх сидит на полу своей маленькой пещерки. Перед ним палка и плоский камень. Аукх напряжённо думает.
  
   Входит Тфуа.
  
   Тфуа. Ыкх! Аукх - фы! Ня-ням нэа! (Молчун! Почему ты целый день сидишь в пещере и не идёшь на охоту?! Я хочу МЯСА, ты слышишь?! Мне надоело есть гадкие грибы и несытные ягоды с колючих кустов. У меня износилась моя последняя медвежья шкура!)
  
   Аукх недовольно ворчит. Берёт палку и камень, так и эдак прикладывает камень к палке, бросает их, стонет.
  
   Тфуа. Аукх - гэ! Эй р-р Хэ-э-кх, эй Аукх!
   (Ты что, глухой? Я кажется, к тебе обращаюсь! Ты слышишь, у меня износилась медвежья шкура! А, между прочим, недавно Хэ-э-кх подарил всем своим подругам леопардовые! И бусы из разноцветных камешков. Аукх, ты слышишь меня?!)
  
   Тфуа берёт моток воловьих жил, рыбью кость, садится в углу пещеры, шьёт. Проходит некоторое время. Аукх перекладывает палку и камень с места на место, бормочет, ворчит. Тфуа шьёт.
  
   Тфуа (вскакивает с места, кричит). Мэа туа гэк Аукх! Тфуа нэ туа! Хэ-э-кх туа! Аукх нэа! Аукх тьфу!
   (Я больше так не могу! Когда-то я купилась на твою умную рожу, но теперь... Я больше не желаю жить у тебя служанкой, ходить в штопаных медвежьих шкурах, и выслушивать насмешки от подруг настоящих самцов, а не таких ленивых дураков как ты. Ты же не можешь обеспечить меня приличной одеждой и нормальным жильём! У тебя такая маленькая пещерка! Хэ-э-кх обещал мне махайродовую шкуру, если я приду к нему. У Хэ-э-кха большая пещера с дырами на солнечную сторону. Я иду к нему, слышишь? И если ты проиграешь - а ты проиграешь Хэ-э-кху на поединке, то я стану его подругой. Хэ-э-кх это настоящий самец, не то, что ты!).
  
   Тфуа швыряет в Аукха моток воловьих жил и выходит из пещеры.
   Аукх хватает моток на лету, смотрит на него с минуту. Потом издаёт радостное восклицание, разматывает жилы и привязывает камень к палке.
   Аукх взмахивает палкой и камень слетает с неё. Аукх издаёт протяжный, полный боли и отчаяния вопль.
  

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.

Аукх и Хэ-э-кх.

  
   Аукх сидит перед палкой, камнем и мотком воловьих жил. Входит Хэ-э-кх.
  
   Хэ-э-кх. Аукх, плю. Хэ-э-кх туа Аукх, плю, дум-дум, па туу.
   (Ты! Я пришёл вызвать тебя на поединок за подругу. Поединок будет сегодня, перед закатом. Ты ведь ещё ни разу не дрался со мной? Ну ладно. Тфуа красива и я буду добр к тебе. Я не буду бить тебя слишком сильно, и ты за это сделаешь мне много копий с хорошими наконечниками).
  
   Аукх задумчиво вертит в руках камень.
  
   Хэ-э-кх. Аукх, плю дэа плю? Хэ-э-кх ста, плю. Аукх нэа-а, па туу! Аукх кхы, плю!
   (Чем это ты тут занимаешься? И почему ты молчишь, когда с тобой говорит сильный? Ты слышишь? Это Я с тобой говорю! Ты знаешь, я могу ударить тебя ещё до поединка и попробуй не сделать мне хороших копий! Эй, ты слышишь меня?! Ну, ладно. Сиди тут. Я побью тебя перед всем племенем, я опозорю тебя! А копья лучше начни делать сейчас.).
  
   Хэ-э-кх выходит.
  

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.

Аукх и Хэ-э-кх.

  
   Вечер. В пещерке темно. Аукх бьёт маленьким камнем по большому камню.
   Входит Хэ-э-кх.
  
   Хэ-э-кх. Аукх пф! Нэ дум-дум пф, плю. Аукх тьфу, плю.
   (Ты не пришёл на поединок, Аукх! Ты трус. Я презираю тебя, все презирают тебя, но все понимают, что ты, вообще-то поступил правильно, ты остался цел. Как мои копья?)
  
   Аукх прекращает бить камнем по камню, отшвыривает маленький камень в сторону. На большом камне получились по две выщерблены, с одной и другой стороны.
  
   Хэ-э-кх (хватает Аукха за шерсть на груди). Аукх тьфу! Нэ пык! Аукх тьфу тьфу! Хэ-э-кх пыа эк, плю. Тыа, плю.
   (Аукх, ты дурак! Ты осрамился, да ещё и не сделал копья! Я приведу сюда всех. Мы будем долго плевать в тебя, и топтать тебя, а потом изгоним вон! ЖДИ!!!)
  
   Хэ-э-кх выходит.
  

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ.

Аукх, один.

  
   Аукх привязывает камень к палке, (жилы попадают в выщерблены). Аукх машет получившимся предметом. Камень держится крепко.
   Аукх радостно кричит. Он пляшет, скачет по пещерке, бьёт предметом по стенам, кричит "тюкк, тюкк... (каменный топор, каменный топор...)"
  
   Аукх. Тюкк эва-а... эва р-р, эва ккрак...
   (Топор-хорошая вещь! Хорошо бить зверя, хорошо рубить дерево. Ай да Аукх!)
  

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.

Аукх, Хэ-э-кх, гоминоиды.

  
   Внезапно у входа раздаётся шум, крики, гомон. Входит Хэ-э-кх, за ним несколько других гоминоидов.
  
   Хэ-э-кх. Хэ-э-кх пуф! Тфуа - эва-а-а... Тэк, плю. Аукх тьфу, па туу.
   ( Я привёл всех! Тебе конец. Тебя побьют и выгонят. Ты ничего не стоишь. В твоей пещере поселят моего друга. Между прочим, Тфуа оказалась хорошей подругой... Начнём, ребята.)
  
   Внезапно Аукх бьёт Хэ-э-кха топором по голове. Хэ-э-кх падает. Стадо визжа и причитая разбегается.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ.

Аукх и Тфуа.

  
   Некоторое время Аукх сидит на корточках перед телом Хэ-э-кха и смотрит как из раны на голове вытекает кровь. Потом Аукх обмакивает в кровь палец и рисует на стене большого гоминоида с топором в руке ("- Аукх..."). Топор опушен. Под топором Аукх рисует маленького скорченного уродца("- Хэ-э-кх...")
   Когда рисунок окончен, Аукх встаёт с корточек и делает шаг назад и смотрит на рисунок. Потом он смеётся.
   Входит Тфуа в шкуре махайрода и ожерелье из камней. Аукх поворачивает голову в её сторону.
  

Занавес.

08. 06. 1998 г., Чумикан.

Фантастический боевик.

  
   Вначале были уничтожены базы ВВС НАТО, России и других стран. Затем с лица Земли были стёрты базы морской пехоты, десантников, флота, ракетчиков... танкисты и пехота уничтожались в последнюю очередь.
   Мириады микроботов выискивали отставных морских пехотинцев, ветеранов-вьетнамцев, афганцев, чеченцев, "Бури в пустыне", Боснии и Герцеговины и, выделяя активные окислители, оставляли от них пустое место.
   Затем были очищены от людей крупные города, провинциальные центры, городки, городишки, посёлки, деревни, зимовья.
   Всё было окончено в полчаса.
   Стояли города - живи, не хочу, шахты, рудники, нефтяные скважины, фабрики, заводы, сельскохозяйственные и лесные угодья...
   Но пришельцам ничего этого не было нужно. Они развернули свой корабль и улетели.
   Спали мёртвым сном генералы, прикованные к пультам управления своими сверхсекретными ракетами и лазерными пушками. Спали мёртвым сном бравые офицеры, журналисты, фермеры, супермены-шестидесятники - все кто мог полезть с автоматом против генератора силовых полей.
   Спали мёртвым сном стивены спилберги, роджеры земякисы, евгении гуляковские и анатолии звягинцевы, которые так и не узнали, что такое НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ обида.
  

05. 06. 1998 г., Чумикан.

Золотой век.

  
   Президент, краснея и запинаясь, выступал перед Народом. Глаза его были полны слёз и, даже дураку было понятно, что слёзы эти искренни. Он извинялся. За всё.
   У дверей Генерального Прокурора толпились финансовые воротилы, коррумпированные чиновники и уголовные авторитеты, но Прокурор не принимал. Он только что закончил записку и оттягивал затвор именного пистолета. Ему было стыдно.
   Гопники бегали по улицам в поисках своих жертв. Заметив скромных, очкастых парнишек, гопники падали перед ними на колени, плакали, отдавали им деньги. А когда деньги заканчивались, снимали с себя куртки, часы, свитера, золотые цепочки и отдавали ошалевшим от неожиданности парнишкам.
   Бугаи-второгодники подходили к тщедушным и низкорослым своим одноклассникам и стояли перед ними, пунцовые, не зная, что сказать.
   Солидный доктор наук сидел под облезшим потолком, за расшатанным столом, в обнимку с тощим человеком, одетым в старый вылинявший пиджак и засаленные брюки. Доктор наук заливался пьяными слезами, каялся, рассказывая, кто помог ему пролезть в аспирантуру вместо бывшего друга - ныне вышеописанного тощего и дворника, да как он делал свои диссертации. Убиваясь о не принесённой дворником науке пользе.
   Подлые парни и жестокосердные девицы спешили на кладбища к своим жертвам.
   И тогда я понял, что это сон.
  

28 сентября 1998 г. бухта Иннокентия.

Результат.

  
   Весёлый молодой человек в белом халате открыл дверь в клетку. Бурое, обезьяноподобное существо выползло из неё, ворча и озираясь. Существо стало возле клетки, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
   -Ну, здравствуй! - сказал Человек.
   -Привет... - буркнуло существо.
   -Садись, вот стул.
   -Угу...- существо боязливо присело на краешек, опасливо поглядывая на Человека. Существо помнило, хотя и смутно, как Человек то кормил его, то бил током. Оно не знало, чего ждать от Человека сейчас - ни красная, ни зелёная лампочки не зажигались.
   -Теперь, сказал Человек, - ты достаточно разумен. Теперь это все твое.
   Человек показал на ряды книжных полок, мерцающие в углу огоньки приборов, пульты вычислительных машин.
   -Ты очень долго был животным, но мы сделали из тебя разумное существо. Бери. Пользуйся. Учись. И ты станешь таким же как я.
   -А халат дашь? - живо спросило Существо.
   -Ну, бери...
   Человек улыбнулся, снял с себя халат и дал его Существу.
   -Теперь это! Существо показало на запястье Человека. На запястье были часы.
   -Но...- растерянно сказал Человек- ты ведь даже не умеешь пользоваться...
   -Ты сказал: "учись"!
   -Это мои!
   -Я тоже хочу!
   -Ну ладно. Будем считать, что это подарок тебе, в честь окончания первой стадии эксперимента и начала его на новом уровне!
   Человек снял с себя часы и отдал их Существу.
   Существо очень обрадовалось. Оно что-то благодарно буркнуло и нацепило часы на лапу. Потом, уверенной походкой Существо подошло к одному из столов, схватило очки и нацепило было их на нос, но очки Существу не понравились. Существо отшвырнуло их в сторону и уселось за широкий дубовый стол. Отпихнув в сторону клавиатуру, оно весело-требовательно заявило:
   -Есть!
   -Ты рад, что теперь у тебя есть часы? - спросил Человек. - Теперь давай я научу тебя ими пользоваться. Вот смотри: эта стрелка...
   -Есть давай!
   -Есть ещё рано. А ты должен вести себя приличнее! Ты теперь не просто Существо, но Разумное Существо! Ты должен быть терпеливее и тянуться к знаниям. Давай я научу тебя пользоваться часами.
   Существо втянуло голову в плечи, выпятило нижнюю губу и обиженно засопело.
   -А когда есть будет не рано?
   А вот это ты сможешь узнать по часам.
   Осознав, что стрелки на круге как то связаны с едой, Существо усердно принялось за работу. Через два часа кое-что Существо поняло и даже научилось считать до двенадцати.
   Человек остался очень доволен.
   В положенный срок принесли обед. Существо обрадовано хрюкнуло, сорвало крышку с кастрюльки, в которой был суп, схватило кастрюльку обеими лапами и, нацелилось было выпить в один глоток, но укоризненный возглас Человека остановил его.
   -Как ты себя ведёшь?! - возмутился Человек.
   -А что? - испуганно удивилось Существо.
   -Ты всё время забываешь, что теперь ты разумен! Во-первых, ты должен быть сдержаннее. Во-вторых, ты должен соблюдать элементарные санитарно-гигиенические правила. И, наконец, ты просто должен вести себя прилично! Вот смотри. - Человек взял с подноса небольшой половник - вот это половник. Ты должен налить им суп в тарелку, взять в правую руку ложку и есть суп ложкой!
   -Но они же очень маленькие! Мне мало этой тарелки!
   -Нальёшь ещё... Теперь. Котлету и кашу ты кладешь в другую тарелку и ешь их вот этим - называется вилка.
   Существо глубоко вздохнуло и под руководством Человека принялось наливать суп в тарелку. Потом оно послушно взяло в лапу ложку и, сделав страдальческое лицо, приступило к еде.
   -Ну, вот и молодец! - сказал Человек. - Ешь пока. Адаптируйся. А я приду попозже. Дела у меня!
   Человек вышел. Существо отшвырнуло ложку в сторону и одним глотком выпило суп из тарелки. Выплюнув куриную кость, оно обеими лапами схватило кастрюльку и в один приём отправило всё её содержимое себе в пасть. Потом, откинув в стороны крышки с других кастрюлек, оно радостно взвизгнуло, и стало хватать одновременно обеими лапами кашу и котлеты.
   Съев таким образом второе, существо запихнуло себе в пасть конфеты, прямо в бумажках и, запив всё это потоком чая из термоса (поморщившись - чай был горячим), откинулось на спинку стула. Окинув взглядом помещение, Существо заметило в углу диван. Соскочив со стула, опрокинув его при этом, в два прыжка преодолев расстояние, разделявшее стул и диван, Существо плюхнулось на диван. Существо показало длинный лиловый язык двери и, закрыв глаза, блаженно улыбнулось.
  
   Биолог шёл по длинным, гулким коридорам и улыбался. Перед мысленным взором его стоял Город. Серебристые, полупрозрачные, дымчатые строения тонули в жёлто-зелёно-красной листве. Хрустальные нити путепроводов и линий связи опутывали его. И люди...
   Биолог пожимал руки или поднимал свою руку, приветствуя друзей. Вот Химик - он работает над синтезом белка. Вот из распахнутых дверей валят клубы сигаретного дыма - там два Физика получают "термояд". Вот промчался по направлению к своей лаборатории Кибернетик - его очередной прототип Разумной Машины снова путает французские глаголы и русские деепричастия. В актовом зале читают стихи. И звучит музыка.
   Все они страшно заняты. Все они строят Город и будут жить в нём. И когда Существо выберет, что же ему интересно, найдёт себе дело по душе, оно тоже включится в эту работу. В одной из лабораторий биолог увидел лаборантку Галю. Он покраснел и ускорил шаг.
  
   Шло время. Существо привыкло пользоваться столовыми, постельными и туалетными принадлежностями. Под руководством Человека оно проходило курс средней школы.
   Существо не хотело учиться, доставляя этим немало огорчений Человеку. В среднем учебный процесс шёл на "тройку". Человек утешал себя тем, что многие талантливые и даже гениальные люди в школе учились плохо. Эйнштейна, вон, даже из школы выгоняли, за неуспеваемость.
   Облик Существа заметно менялся. Шерсти поубавилось, осанка выпрямлялась, утончились (относительно) черты лица.
   Теперь у него появилось имя - Сергей. А так как отцом его был самец Никанор, звали его Сергей Никанорыч.
   И ещё. Новоявленный Сергей Никанорыч вдруг сделал открытие, занимавшее его куда более открытий научных. Оказывается жизнь, это вовсе не то, о чём пишут в учебниках по биологии. И вообще в учебниках. На деле всё куда интереснее. И называется "жЫзнь".
  
   Биолог вместе с Кибернетиком стояли у доски. Биолог писал какие - то уравнения, чертил схемы и что - то втолковывал Кибернетику. Кибернетик думал. Потом оживлялся, стирал ладонью значки или целые строки, писал и чертил что - то своё. И так с самого утра.
   То, чем занимались Биолог и Кибернетик, называлось "решать комплексную проблему". И, разумеется, значение ее было ничуть не меньшим, чем теория относительности.
   Изредка в монотонное бубнение Биолога и Кибернетика вмешивался насмешливый голос - это Химик или Физик поднимали голову от шахматной доски и подавали ядовитые замечания. Тогда задумывались Биолог и Кибернетик одновременно. Спор заходил в тупик.
   Дверь отворилась - вошёл Никанорыч и жалобно посмотрел на человека.
   - Я занят, раздражённо ответил тот.
   - Ну только одно задание... оно такое трудное... а всё остальное я сам...
   - Я работаю!
   Кибернетик отряхнул с халата мел и протёр очки
   - Слушай, ладно. Помоги человеку...
   -Человеку!
   -... хоть какое - то полезное дело сделаешь.
   - Полезное Дело!
   - Всё равно нужно отдохнуть и решать на свежую голову - сказал Физик.
   Химик кивнул головой.
   Человек тяжело вздохнул, положил мел на тряпку.
   - Ну, пойдём...
   Комната, которую занимал Никанорыч, изменилась. Книг поубавилось, исчезли приборы - Никанорыч заявил, что для жизни ему это не нужно. Осталось только несколько популярных книг по физике, математике, биологии. На этом настоял Биолог.
   - Ты учишься уже на третьем курсе, - упрекал Биолог Никанорыча, - и всё это время я делаю тебе домашние задания! А ведь я не экономист! И как ты только умудряешься сдавать сессии?
   Никанорыч опустил глаза и незаметно усмехнулся.
   - Между прочим, - продолжил Биолог, - скоро будут нужны экономисты. И проблемы, которые встанут перед ними - то есть вами - будут совершенно не похожи на современные! Такие проблемы никогда раньше не встречались в мировой практике! Будут разработаны абсолютно новые теории, и между прочим, если ты хочешь принять в этом участие, ты должен знать математику! Почему ты никак не соберёшься сходить в наш экономико-математический центр?
   - Времена меняются...
   - Ты к чему это?
   - Да так... ты поможешь мне?
   --> [Author:п?И?"Ц?'к?i] Биолог махнул рукой и сел за стол.
   - Вот смотри...
   Биолог стал объяснять Никанорычу задачи. Никанорыч стоял рядом и кивал головой. Постепенно Биолог увлёкся. Он схватил ручку и принялся лихорадочно писать и чертить в черновике.
   Никанорыч отошёл от стола. Он причесался и переоделся.
   - Вот эта кривая "спрос - предложение" означает что...
   Никанорыч раскрыл тетрадь с записанными в ней заданиями и положил её на стол, рядом с Биологом. Потом он побрызгался одеколоном, тихо вышел и закрыл за собой дверь. Его ждала лаборантка Галя.
  
   Вернулся Никанорыч часа в три ночи. Биолог спал за его столом, положив голову на руки, и улыбался во сне.
   Никанорыч заглянул в черновик. Все задания были сделаны. Он усмехнулся. Быстро переписав всё каллиграфическим почерком в тетрадь, вычертив карандашиком диаграммы и графики, Никанорыч лёг спать.
  
   Когда по внутренней позвонил Сергей Никанорович, Биолог сидел перед компьютером, запустив пятерню в седую шевелюру.
   - Зайдите ко мне, будьте любезны, - сказал Сергей Никанорович и отключился.
   Биолог поморщился.
   "Наверняка какую-нибудь гадость затеял", - подумал он, - "пора бы прекратить всё это. Да поди, попробуй, прекрати..."
   - Выгонять будет. Вот увидишь, - сказал Кибернетик. Теперь и отсюда...
   Биолог вышел в коридор. Через несколько шагов он прислонился к стене. Вынул из кармана валидол и положил под язык таблетку.
   Сергей Никанорович был гладкий, солидный и весёлый. Когда Биолог вошёл, Сергей Никанорович писал что-то в организаторе золотым "Паркером".
   - А, это ты... Дело у меня к тебе. Освободить надо помещеньице. Нашёл я одного клиента, сдадим мы ему комнатку.
   - Но Сергей Никанорович! (Биолог тщательно выговорил это "Никанорович"). Нам же негде будет работать!
   - А меня волнует? Вы бы хоть полезным чем занимались, а то... формулы в компьютер вводите, тьфу... Короче. Завтра у меня презентация. И крайне желательно, чтобы помещение было свободно. О барахле вашем я сам позабочусь. А работать вы можете и дома - вы же учёные. - Сергей Никанорович довольно рассмеялся.
   - Слушай ты.., - тихо сказал Человек и сжал кулаки, - ты что, забыл, кто ты? Кем ты был? Кто создал тебя?
   Существо оторвалось от записей и, на какое - то мгновение, застыло с "Паркером" в руке. И в это мгновение в его карих глазах мелькнул страх. Но тут же его лицо вновь обрело самодовольное выражение. Нижняя губа оттопырилась, на Человека снова смотрел Сергей Никанорович.
   - Я всё помню. Я помню бананы. Я помню ток. Я помню клетку. Я помню, как ты выпустил меня из неё и сказал: "учись, и ты будешь таким же как я". И я учился. Только не тому, чем ты пытался напичкать мою голову, а настоящему - жизни! И теперь я знаю куда больше тебя! Пока ты спорил с такими же как ты у доски, я спал с Галкой! Пока ты чах над своими формулами и микроскопами, я заводил полезные знакомства! Пока ты мечтал о своём Городе, Кампанелла недобитый, я делал деньги! Пока ты медленно подыхал, я жил! Жил, понимаешь?
   И я не стал таким как ты, нет. Я стал гораздо лучше тебя! Да, я благодарен тебе. Если бы не твои сумасшедшие опыты я бы не имел того, что у меня есть. И я даже готов платить тебе маленькую пенсию.
   - Хватит! Ты - результат эксперимента. И ты отрицательный результат. Опыт не удался, я прекращаю его. Отправляйся обратно в клетку, сейчас же!
   - Ха! Да с чего ты взял, что я результат опыта? Да тебя же посадят, за похищение. Да и попробуй, затащи меня в клетку, - вдруг зашипело Существо, - получишь промеж глаз, вмиг всю ботанику забудешь!
   - Я докажу! Я покажу тебе! - крикнул Человек и кинулся к двери.
   - Постой, - сказал Сергей Никанорович, - у меня есть подарок для тебя.
   Он открыл ящик стола и достал из него старые часы. Снисходительно улыбнувшись, он протянул их Биологу.
   - Помнишь, что ты говорил о новых экономистах? Ты был прав!
   Биолог выскочил из кабинета и с силой захлопнул за собой дверь.
   Он бежал в лабораторию.
   В лаборатории он кинулся к сейфу с документацией. Биолог перерыл все, что в нём было.
   Документации и лабораторного журнала по Опыту Биолог в сейфе не нашёл.
  
   - Уважаемые дамы и господа!, - сказал Сергей Никанорович, - Я очень рад видеть здесь всех вас! К сожалению, наши учёные друзья не смогли присоединиться...
   Двери напротив докладчика открылись. В дверях стоя Биолог.
  
   Он толкал перед собой стенд на колёсиках. На нём был белый халат. Он был весел. Докладчик удивлённо уставился на него. И гости удивлённо поворачивали головы в его сторону. Человек повернул рукоятку влево.
  
   Вспыхнула красная лампочка! И что - то заставило Существо содрогнуться, отдёрнуть руки от кафедры, сжаться в комок! А лампа горела! И гости скорчились, сжались, заверещали, упали под столы!
   И вдруг вспыхнула зелёная лампа!
   Рот Существа наполнился слюной. Она потекла струйкой изо рта, закапала на модный галстук, свежую белую сорочку... Гости накинулись на еду. И официанты накинулись на еду! И охранники! И музыканты!
   Существо перепрыгнуло через кафедру, кинулось, было, к столу, но вдруг оно увидело...
   Что это перед типом в белом халате?
   Такое родное?!
   Такое знакомое?!!
   Кормушка!!!
   Существо кинулось вперёд. Но что это? Куда он увозит Её? Как заманчиво горит зеленая лампа... Боже, какой цвет!
  
   Человек поставил стенд в угол клетки, и когда существо кинулось к кормушке, вышел из клетки и закрыл за собой дверь.
  
   Человек запер клетку, усмехнулся и поправил на руке часы.
   - А ведь, пожалуй, я был не прав. Опыт - то, удался...
  
  
   28 - 30 сентября 1998 г. бухта Иннокентия.
  

Рай.

   " - Нам всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное!.. И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам - пауки, вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещиться..."

(Ф. М. Достоевский, "Преступление и наказание".)

  
  
  
  
   Пять шагов в ширину.
   Шесть в длину.
   И сколько времени прошло непонятно. И что снаружи - не видно. Сквозь затянутое снаружи клеёнкой окно проникает рассеянный свет, но интенсивность его не меняется - как будто за окном утро.
   Но времени прошло много, Кирилл чувствовал это. Он не хотел ни есть, ни спать. Он либо ходил по своей келье, либо сидел на табуретке. Или валялся на топчане, закрыв глаза в полудрёме. И ещё на столе лежали сигареты - единственная отдушина. Откуда они брались? По Кирилловым прикидкам, он выкурил уже пачки три, а единственная пачка, лежавшая на столе, всё не кончалась.
   Каморка была похожа на добротный балок - Кирилл видел такой, когда был с отцом у рыбаков. Деревянные стены, деревянный пол, деревянный потолок... в одной из стен - окошко. У левой, если стоять лицом к окну, стены - топчан, на топчане матрац и подушка без наволочки. Под окном, возле топчана - стол. Рядом с ним - грубо, но крепко сколоченная табуретка. И всё. Двери не было.
   Как он попал сюда? И что всё это значит? Кирилл долго ломал голову над этим. Но он ничего не мог вспомнить и ничего не мог сообразить.
   Он только помнил, что переходил дорогу на красный свет, и автобус... кажется, это был красный "Икарус". Значит пригородный...
   Он помнил ещё, что будто бы увидел себя со стороны. Видел себя, лежащим лицом вниз, видел кровь на асфальте. Толпу, сбирающуюся к его телу, подъезжающие серый "УАЗик" и "скорую помощь". А потом очнулся на топчане - целый и невредимый.
   Что это было? Вид себя со стороны был невероятен, он мог оказаться просто сном или бредом. Но если это правда? Что же это, выходит, он попал на "тот свет"?
   "Никогда не верил в эту чушь, - думал Кирилл, - но постоянное освещение, двери нет... конечно, это можно было бы устроить, но зачем? Я же не шпион, не гений, изобретающий оружие... и потом - я не хочу спать, не хочу есть. И сигареты. Значит, я в загробном мире? Интересно, рай это, или ад? Или чистилище?
   На рай мало похоже. Невидно ни кущей, ни яблок. Ад? Но где тогда черти, сковородки и всё прочее? Чистилище?"
   Кирилл пересел с кушетки на табуретку и закурил.
   "Так. Что праведник должен испытывать в раю? Вечное блаженство. А грешник в аду? Вечные муки. Душевные, прежде всего. Моё состояние вряд ли можно назвать блаженством. Скука. Да, конечно. Тоска жуткая. Четыре стены, топчан, табуретка, табуретка, топчан, четыре стены".
   Кирилл вскочил с табуретки и стал ходить по комнате - шесть шагов вдоль, пять поперёк. Можно ещё пройти по диагонали.
   Значит всё -таки ад? Но что он такого сделал? Он был атеистом, но ведь он ничего такого не сделал!
   Он ничего не сделал.
   Кирилл сел на топчан и отбросил окурок.
   Интересно, подумал Кирилл, сигареты появляются, а окурки не исчезают. Весь пол уже завален окурками. Так ведь, их скоро до потолка наберётся.
   "Я ничего не сделал, - подумал Кирилл. - Я всё время чем-то увлекался, вынашивал какие - то идеи, мне кто-то нравился, но это заканчивалось ничем".
  
   Кириллу никогда не нравился образ, который его сверстники примеривали на себя и срастались с ним. Это был образ, выдранный из американских фильмов про американских школьников и студентов. Кирилла это раздражало (но он не подавал виду). Он желчно смеялся над сверстниками (про себя) и называл их "тинэйджерами". И стал бороться с этим. По - своему. Для себя.
   Он принял мрачный вид. Одевался предельно просто, в свитер и джинсы. Был внешне холоден и неразговорчив, обходил стороной дискотеки и увлекался математикой. Он даже исповедовал одно время, какую - то свою идеологию - что,-то вроде анархизма. Во всяком случае, он отрицал прозападные вкусы и настроения своих сверстников и никогда не смеялся над анекдотами про Ленина.
   Но высказывать это вслух...
   Он не мог. Ему было страшно. Или это была банальная лень?
  
   Кирилл достал сигарету. Интересно. Пачка как будто всегда довольно плотно набита - в ней словно не хватало двух - трёх сигарет. Кирилл закурил, посмотрел на зажигалку. Она была заполнена на три четверти.
   Кирилл нажал на кнопку и долго держал её нажатой, глядя на пламя. Он докурил сигарету, зажёг другую, не гася зажигалки. Выкурил так ещё сигареты три - газа в зажигалке не убавлялось.
   Кирилл погасил зажигалку, бросил её на стол. Он посмотрел на свои руки. Ногти он стриг за день до того, как попал под автобус, с тех пор они не выросли. И щетина не росла. Хотя, какая там у него щетина...
  
   Четыре с половиной года Кириллу нравилась Вика. Всё то время, что они учились в одной группе.
   Он думал: вот подойду к ней завтра, и скажу... что? Он неделю ломал над этим голову. Пригласить её... куда? Кино - банально, до пошлости, театр - слишком круто, смеяться будет...
   У Вики за это время было (как минимум) двое парней. А на четвёртом курсе она прижалась к Кириллу плечом, во время пары - они сидели рядом. Он обрадовался. Вот теперь-то...
   Но мелькнула мысль - а вдруг показалось?! И эта мысль, показалось или нет, не давала ему покоя год. До последнего дня он думал об этом.
   А ещё он сам нравился девушкам. Кто-то прижимался к нему во время танцев и заводил откровенные разговоры, кто-то названивал по телефону... он поддерживал разговоры (это он умел), а телефонные звонки его раздражали. Кто-то из них нравился Кириллу, но он надеялся, что завтра точно подойдёт к Вике... и он боялся их. Он вообще боялся посторонних.
  
   Кирилл вскочил с топчана и снова принялся ходить по каморке.
   "Как тигр в клетке... дешёвый литературный штамп... странно. Почему я, человек начитанный и соображающий ничего не могу? Может быть всех этих Булгаковых, Достоевских и всякие там Вонненгутов - Бредбери должны читать другие люди? Которые чем - то занимаются, куда-то ездят, у которых феноменальное количество знакомых? Им всё так здорово удаётся. И они быстро сходятся с людьми"...
  
   А Кирилл боялся посторонних.
   Как-то раз, курсе на втором, отец (в воспитательных целях, надо полагать) взял его с собой. К рыбакам. Сначала - по реке на теплоходе, потом часов пять на катере.
   Забрались далеко. Вот тогда-то они с отцом и оказались в балке, похожем на эту каморку. Только там было два топчана и "буржуйка". И дверь, разумеется.
   - Располагайтесь, - говорил им зав базой, носивший банальную фамилию Сидоров, - оставляйте вещи тут, у нас не воруют. Только, если узнают, что вы где-то водку прячете... - Сидоров скорчил мину, которая, по его мнению, должна была выразить весёлую многозначительность.
   Он относился к категории "Хороших Мужиков", тех самых, что когда-то были "Уматными Пацанами". Все считали их такими. В том числе и они сами.
   Кирилл с отцом оставили сумки в балке и пошли, вслед за Сидоровым в контору. В конторе уже сидели фирмач из города, который приехал с Кириллом и его отцом, и местный рыбинспектор. На столе уже стоял небольшой тазик, с мантами из сохатины, икра, какое - то мясо и водка.
   Кириллу тоже налили, но Кирилл не любил водку в то время. Он выпил рюмку и ушёл в другую комнату, в которой был телевизор. Телевизор показывал плохо, в основном помехи. У Кирилла поднялось настроение и одновременно клонило в сон. Кирилл ушёл в балок. Было холодно и по дороге хмель вышел, а спать захотелось ещё больше. Кирилл упал на топчан и уснул.
   А утром отец, фирмач и рыбинспектор куда-то уехали. Видимо, это было решено ночью, потому что отец собирался оставаться здесь.
   И Кирилл остался один. Он и пятьдесят абсолютно незнакомых человек. Пятьдесят человек, с которыми у Кирилла не было никаких общих интересов, с которыми ему до такой степени не о чем было говорить, что эти люди казались просто фактором среды. Неблагоприятным фактором агрессивной среды.
   В балке было электричество - на базе был свой генератор. Кирилл привёз из дому магнитофон и задачник по высшей математике.
   Две с половиной недели он запирался в балке, слушал инфернальную музыку и решал задачи. И курил. И ещё наливался чаем.
   Он старался как можно реже выходить наружу, как можно реже встречаться с людьми. Насколько это возможно на тесной базе. И в столовую ходил либо раньше всех, либо после того, как все поедят.
   Однажды к нему заглянул Сидоров - Кирилл не запер дверь, а Сидоров и не думал стучать.
   -Чем ты тут занимаешься? - спросил Сидоров, и уставился на задачник.
   Кирилл положил задачник названием вниз, на испоганенную формулами тетрадь.
   - Дифы решаю. Музыку слушаю.
   Динамик дурным голосом орал что-то суицидально-галюциногенное. Кирилл и не подумал сделать потише.
   - Ты бы хоть сходил, рыбу погрузил немножко, что ли...
   - А зачем?
   - Как зачем?! Силу бы накачал...- Сидоров сделал движение "а ля цирковые силачи", - с ребятами бы пообщался.
   - Спасибо, неохота.
   - Так ты что, так и сидишь тут ни с кем не общаешься? - Сидорову явно нравилось это слово, ставшее модным в последнее время. Кирилл терпеть не мог этого слова.
   - Почему? С соседями. Иногда. - а на самом деле Кириллу хотелось сказать "да пошёл ты...".
   - Ну-ну...- протянул Сидоров и вышел. Вскоре все на базе знали, что "у Макарыча сын - сумасшедший математик".
   Потом за Кириллом пришёл катер. Отец просил, чтобы Кирилла доставили на нём до теплохода.
   Сидоров позвал Кирилла. Они вошли в контору - Сидоров должен был что-то отдать ему для отца. Когда коробку запаковали в сумку, Кирилл собрался было выйти, но Сидоров остановил его. Усадил Кирилла за стол, напротив себя и спросил, участливым тоном:
   - Слушай, у тебя что, какие-то проблемы?
   - Какие проблемы?
   - Ну, ты сидишь, читаешь свою математику... нет, я понимаю, ты, может быть, любишь учиться, но сто тебе эта наука? Ты бы лучше жизни учился. С ребятами, вон... тёлки приезжали, с ними надо было шевелиться... ведь нужно общаться, знать всех по именам, тебе легче жить будет...
   Он долго ещё говорил, но Кирилл не слушал. Он только улавливал общий смысл и смотрел на Сидорова пустыми глазами. Всё кипело в нём, ему хотелось выкрикнуть: "Сволочь! Да математика единственное, что существует стоящее в этом поганом мире! Который делают таким ты и тебе подобные! Ты же вор! Вор! Икру, ублюдок, машинами вывозишь, рыбинспектору и ментам платишь!"
   Но он не кричал, а слушал. Кирилл не был уверен в том, что Сидоров не прав. Ведь и его, Кирилла папаша занимался здесь чем-то не очень чистым. А папа Кирилла кормил и одевал - совсем уже, так сказать, другая история получается. И Кирилл сидел, слушал Сидорова, смотрел на него пустыми глазами и мял в руках ремень от сумки.
  
   Кирилл снова закурил. Руки дрожали. Воспоминания накатывали волнами, одно гнуснее другого.
   Нет, подумал он, нужно отвлечься. Нужно забыть. Нужно придумать какое-то занятие.
   Кирилл взял в руку сигаретную пачку, повертел, осмотрел со всех сторон и оторвал верхнюю часть. Это действительно была почти полная пачка, не хватало трёх сигарет. Он стал курить сигареты одну за другой и наблюдать за пачкой. Количество сигарет уменьшалось - Кирилл выкурил уже больше половины.
   "Интересно, подумал Кирилл, значит, я всё - таки смогу выкурить её всю. А ещё интересно, что от такого количества сигарет мне не становиться плохо. По идее, я уже должен был весь пол заблевать. А впрочем, я же и не ел ни черта...".
   Кирилл затянулся, поднял лицо к потолку и выпустил кольца. Когда он опустил глаза, в пачке снова не хватало только трёх сигарет. Кирилл посмотрел на неё осоловело, и бросил недокуренную, тлеющую сигарету на пол. Он хотел, было пересчитать окурки, выкурить ещё пол - пачки, потом снова пересчитать окурки, а потом высыпать сигареты на пол, но передумал. Слишком хлопотно. И курить надоело. Магнитофон бы, как тогда, у рыбаков. И задачник по "вышке"...
  
   Кирилл любил математику. Он перерешал задачи по вышке (а так же по термодинамике, сопромату, ТММ) почти всей группе. И делал это не по слабости характера, а потому, что ему нравилось решать задачи. Ему нравилось, что его считают умным. И он испытывал смешанное чувство раздражения и гордости и снисходительной жалости, когда кто-нибудь из девчонок, чаще по двое - трое подходили к нему и жалобными голосочками говорили: "Кирюша, пожа-алуйста, помоги решить (ты реши вместо нас в черновичке, а мы пока посидим, а потом перепишем) задачку...
   Преподаватели любили его. И Пётр Михайлович даже советовал ему подойти к одному преподавателю с другого факультета, которого Кирилл не знал и никогда не видел раньше. И ещё ему казалось, что эта работа недостаточно глобальна для него. Но бросить всё и ехать куда-то в другой город, поступать в университет... у него возникала такая мысль курсе на втором - третьем. Но не всерьёз, а так, в мечтах. Он не верил никогда, что способен на такой поступок. А тогда уже был четвёртый курс.
   К тому человеку он так и не подошёл. Писал какой-то банальный диплом у Инны Сергеевны.
   До "госов" оставалось три месяца.
  
   Кирилл сорвался с места и забегал по келье. Да что же это такое! Это наказание. Это, несомненно, ад. Наказание за бездействие. За его страх. Если бы он что-то сделал, приносил пользу, он был бы в раю. Если бы он убивал, воровал, прелюбодействовал (или это и не грех уже?) - был бы в аду.
   Он должен, должен вырваться отсюда!
   Но как? Выломать дверь? Это можно, было бы что ломать. Что же делать? Как выйти? Да как же я сюда попал?! - думал Кирилл.
   Он схватил табуретку и со всей силы швырнул её в окно. Окно зазвенело, но не разбилось. Кирилл стоял некоторое время, шумно дыша, с ненавистью глядя на него. Потом схватил табуретку и стал изо всей силы бить в окно углом сиденья. Стекло звенело, стуча о пазы тонкой деревянной рамы, страшно прогибалось, но не разбивалось.
   Кирилл устал. Впервые за всё время, что находился здесь. Он поставил табуретку и сел на топчан.
   "Да что же это! - от бессильной злобы, обиды и отчаяния Кирилл плохо соображал, - что я такоё слабак, что и окна табуреткой разбить не могу? Да. И всегда им был. И человека, какого человека - ублюдка! - ударил впервые, когда мне было двадцать. И разбил ему нос".
   Кирилл достал сигарету, повертел её в пальцах и сунул обратно в пачку.
   Наказание результатом - думал Кирилл. Где-то Он читал об этом. Есть такой принцип в педагогике. Не абстрактная "двойка" или "пятёрка", а именно - результатом.
   Не учился в школе как следует - вырос дураком. И ни черта у тебя нет. Сидел в четырёх стенах с тринадцати лет - заработал ксенофобию. Жил как идиот и, пожалуйста, - оказался здесь.
   "Наказание результатом. А что для меня могло бы быть хуже, чем собственно результат моей жизни? Закончил бы я институт и что? В аспирантуру я бы хер попал, и терзал бы себя потом, что не пошёл к тому мужичку. Фиг бы нашёл себе работу. Или, может быть, устроили бы меня статистиком в органы. И просиживал бы штаны. Жалел бы о Вике. И о тех девчонках. И спивался бы потихоньку. Я и так уже к водке неравнодушен.
   Но есть и другое. Мне не нравилась жизнь. Меня раздражала борьба за существование. То, что для того, чтобы что-нибудь сделать, одного ума и таланта недостаточно, нужно обязательно унизиться, доказать кому-то, что ты не верблюд. Или перегрызть кому-нибудь глотку, а уж этого я и совсем не умел.
   Мне не нравилась жизнь. И я не любил людей.
   Мне было плохо, даже когда я был дома, с родителями и сестрой. Лучше всего мне было тогда, когда родители уходили, а сестра шаталась во дворе, со своими женихами.
   Тогда, можно было лечь на диван, положить руку на глаза и лежать в полудрёме. И ничего не делать, ни о чём не думать.
   Это бывало так редко! И я мечтал об этом. И ещё мне хотелось курить, а курить в квартире было нельзя. И не нужны мне были в этот момент никакие девки, ни даже математика.
   А ведь сейчас я так и могу сделать. Я могу лечь на топчан, закрыть глаза и лежать так бесконечно долго. И будет тишина... и можно будет закуривать время от времени".
   Кирилл лёг, вытянулся, положил руку на лицо и блаженно улыбнулся. "Всё-таки это рай - подумал он - всё-таки это рай...".
  

6.03. 99., Хабаровск.

  
  

Алгебра.

   Сидел на скамейке, слушал шелест листьев на деревьях или скрип снега под ногами прохожих...
   Бесцельно шатался по улицам, глазел по сторонам, или угрюмо глядел под ноги, в зависимости от настроения...
   Смотрел телевизор, слушал музыку и читал, читал...
   Учился, готовился к семинарам, сдавал сессии, писал курсовые...
   Все операции - над одним днём. А множитель - 1827 - вынес за скобку.

23.04.99 г., Хабаровск.

  

Амнезия.

   - Нет, ничего не могу вспомнить! - кричал пациент, - ну хоть что-нибудь, что-нибудь!
   - Успокойтесь, - говорил врач, - ничего страшного. Вы немного устали, Вам нужно успокоиться.
   И он говорил успокаивающие слова, убеждая, что всё в жизни к лучшему, он должен быть в гармонии с собой, принять себя таким, какой он есть...
   Человек успокаивался, только вздрагивал, всхлипывал, говорил плаксивым голосом:
   - Но как же так? Я ничего не помню. Я ничего не могу вспомнить... Столько времени прошло, а в памяти только эти стены... Только четыре стены! Только четыре стены!!!
   Человек снова кричал, и врач вызывал санитаров, а те делали человеку укол. Человек успокаивался, ложился на кровать, бормотал: "только четыре стены... ничего не помню...". Потом засыпал.
   Трудно с ним - думал врач. Никакая психотерапия не берёт. Ничего, говорит, кроме четырёх стен не помню. А что он кроме них видел?
  

23. 04. 99 г., Хабаровск.

  
  
  

--------
Примечания к "Изобретателю"
   Экологический и этологические термины. Означают, что данная особь занимает высокое положение среди своих сородичей в стаде, деме и т.п. Не путать с доминантными и субдоминантными генами, фенотипами.
   Диалоги даются на праязыке, которым пользовались наши мохнатые предки; в скобках - перевод.
  
   Экологические и этологические термины, означающие, что данная особь занимает высокое положение в стае, стаде, деме и. Т.п.
  
  --
Оценка: 6.44*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"