Аннотация: Хотели бы вы побывать в Великом Устюге, резиденции Российского Деда Мороза? Вот и люди в этом рассказе тоже хотели...
Рейс "Вологда - Великий Устюг"
Андрей Семёнович Пахолков грузно сошёл со ступенек вологодского автовокзала, направляясь к своему автобусу. Несмотря на то, что автобус уже давно стоял на остановке, пассажиры всё ещё толпились у закрытых дверей, ожидая водителя. А тот, досадуя, что именно его отправили в такой долгий рейс, сначала не особенно торопился забрать путёвку в кабинете администрации, затем, так же не торопясь, пошёл к автобусу, захватив из зала ожидания вокзала бесплатную рекламную газетёнку. Помимо неинтересных ему объявлений о ремонте и продаже автомобилей там были ещё анекдоты на темы машин и вождения. Надо же хоть немного поднять настроение перед дальней дорогой?
Поглядев на старый красно-чёрный венгерский "Икарус", который ему выдали на этот раз, Андрей Семёнович ещё больше приуныл. Проведя уже более двадцати лет за рулём, он, конечно же, накатал много километров на автобусах этого класса, но это раньше! Сейчас "Икарусы" посылали, например, до Грязовца, Сокола, на худой конец Череповца, но тут же предстояло проехать 450 км! Это же девять с половиной часов пути! Ведь есть же в запасе списанные японские и немецкие автобусы, которые администрация скупила по дешёвке и теперь старается выдать за новые. Несмотря на их старость они комфортабельнее большинства новых российских. Хорошо хоть "ЛиАз" не дали...
Пахолков открыл дверь, зашёл внутрь и тут же закрыл её за собой, оставив ни в чём не повинных пассажиров мокнуть под накрапывающим дождиком в ожидании контролёра. Стоило ему только снять ветровку и повесить её за водительское кресло, как в дверях автовокзала показалась синяя униформа Марины Петровны. Надо же какую бабушку отправили его провожать, подстать автобусу. Как только она подошла, водитель открыл дверь. И почти сразу же включил печку. В свои пятьдесят лет он что-то стал чувствителен к сквознякам. Несмотря на начало октября, уже было довольно прохладно. Будь на небе солнце, в эти десять-двенадцать градусов тепла Андрей Семёнович чувствовал бы себя вполне комфортно, но вот когда такой ветер, и дождь, и слякоть.. Мерзкая погодка, одним словом. Кондуктор тем временем начала проверять билеты, подслеповато рассматривая каждый. Она делала это так долго и тщательно, что Пахолков даже искренне посочувствовал пассажирам. Отогнав эти не свойственные ему мысли, водитель попытался втиснуть себя между рулём и спинкой кресла. В такие моменты он начинал задумываться, а не злоупотребляет ли он пивом? К счастью, такие моменты были весьма краткими, в остальное же время Андрея Семёновича вполне устраивали его сто восемь килограммов при метре семидесяти шести роста.
В то время как водитель заполнял собой своё кресло, в салон начали заходить пассажиры. Как всегда первые забежали две бабушки, одна в фиолетовой болоньевой куртке, вторая - в серой. Эти спешили, несмотря на то, что автобус даже и не собирался трогаться, и у них были гарантированные места по билетам. За ними зашёл молодой мужик в чёрной косухе, с каплями наушников в ушах. У него были коротко стриженные очень светлые волосы, поэтому издалека он казался лысым. Затем зашли мужчина с ворчащей женщиной и маленькой девочкой, наверное, семья. Потом были несколько мужчин и женщин, парочка молодых людей, сразу же забравшихся на последние сиденья, и цокающая каблучками дамочка с фокстерьером. Пахолков раздражённо цыкнул: не любил он этих гавкающих созданий у себя в машине. То ли дело кошки. Хотя, если попадётся какая особо мяукающая - тоже свет туши. Лучше чтобы вообще никакой живности в автобусе не было.
Андрей Семёнович потёр давно небритый подбородок и нажал кнопку закрытия двери. Со второго раза ей удалось прижаться плотно. Пятясь от остановки, водитель заметил, как Петровна перекрестила удаляющийся автобус. Глупый жест, Пахолков не верил в Бога, так же как и в инопланетян, привидений и прочую фантастическую чушь. Он глянул на приборную панель, на часы. 9:20 утра. Весьма, надо сказать, промозглого утра. Говорят, что уезжать в дождь - хорошая примета. Но Пахолков относился к приметам так же как к Богу.
Автобус неторопливо перебирал шинами по мокрому асфальту, иногда переваливаясь на выбоинах. Он выбирался на северо-восток, на дорогу, ведущую на Тотьму. Мотор урчал ровно, по крайней мере, на сорока километрах в час. Мерно поскрипывали дворники, растирая капли по стеклу. Андрей Семёнович потыкал толстым пальцем в магнитолу, выбирая "Премьер". Лучше слушать его, чем гул разговоров пассажиров за спиной. И какой конструктор придумал отделять водителя от салона одной только шторкой за спиной?
Под "Високосный год", доносившийся из динамиков, автобус катился в Великий Устюг. "Интересно, почему люди выбрали именно такой способ путешествия?" - подумал водитель. Он слышал, что до Устюга летают самолёты, пусть только два раза в неделю, и пусть билет раза в два, а то и в три дороже, чем на автобус, но зато добрались бы в десять раз быстрее. А теперь придётся тащиться девять с лишним часов в не особенно удобном автобусе. Конечно, наверное, часть пассажиров выйдет в Тотьме, часть в Никольске, но ведь будут и те, что до Устюга поедут. Мазохисты какие-то..
Выехав на трассу, Пахолков перешёл на третью передачу, выжав до 60 километров в час. Можно было попробовать и семьдесят, но пока это не требовалось. Да и опасался он за мотор старичка "Икаруса", для которого 80 был с трудом достижимый предел. Тише едешь - дальше будешь. И дольше. Путешествие явно удлинялось ещё минут на тридцать.
В 9:40 пролетели знак Вологды. Через полтора часа минули Кадников, вскоре после этого свернув на Чучково. Оставляя Сухону по правую руку, понеслись к Тотьме. Понеслись - это, конечно, сильно сказано, но всё же скорость была терпимая. Дорога была в хорошем состоянии, и поэтому автобус не сильно водило из стороны в сторону. Андрей Семёнович откинулся назад, руля одной рукой. В час часа дня прибыли в Тотьму. Там Пахолков сделал десятиминутную остановку, давая пассажирам сделать кое-какие дела, закупиться недостающими продуктами или просто хоть немного размяться. Кажется, погода налаживалась, хотя небо было по-прежнему низкое и серое. Вскоре поехали в направлении Никольска. Дорога стала похуже, пришлось чуть снизить скорость, пересекая Бабушкинский район. Несмотря на это, в Никольске были уже в четыре вечера, ехать было легко, словно дорога сама ложилась под колёса. Пахолков повеселел. В городе он забежал в соседствующий с автовокзалом хлебный киоск, купил пару слоёных трубочек со сливками и сгущёнкой и бутылочку минералки. Постояв только пять минут, автобус поехал к Великому Устюгу. Извивающаяся как змейка дорога спустя час привела его в Кичменгский Городок. От него автобус ждал уже практически прямой путь на Устюг. К семи - пол восьмого вечера уже должны были быть в городе. Оставался последний отрезок пути.
Начало темнеть, в северо-восточной оконечности Вологодской области осень чувствовалась весьма ощутимо. Здесь она уже сорвала всю листву с деревьев, выхолодила ветки, высосала из них всю жизнь. И теперь они зябко дрожали на ветру, тянулись многочисленными изломанными пальцами к автобусу. Небо, серое, однотонное, без просветов, глухой крышкой накрывало леса сверху, прижимая к земле, не давая распрямиться, свободно вздохнуть. Грязь разлеталась из-под колёс автобуса, перекрашивая его бока в тёмно-коричневый цвет. Встречных машин было мало, а идущих тем же курсом вообще не было. Андрей Семёнович включил фары ближнего света. Окружающие леса, мимо которых проезжал автобус, ещё больше потемнели, словно в недовольстве нахмурились, а может, сжались плотнее от страха.
На пол пути от Кич. Городка до Великого Устюга мотор зачихал, закашлял и умер. Автобус затормозил на мосту через какую-то речушку, или это был просто глубокий овраг. Пахолков подумал про себя, что подобного он ожидал давно, выбрался из-за руля, открыл ящик с инструментами, взял рукавицы и, не обращая внимания на заворчавших пассажиров, вышел из автобуса. Обошёл его сзади, открыл мотор. Долго вглядывался внутрь, пытаясь понять, что же не так. Вроде всё было нормально. Погладил такие же светлые, как и волосы, усы. Спрятав огонь зажигалки в кулаке, закурил. Наплевав на технику безопасности, посветил зажигалкой на мотор. Теперь стало понятно: все внутренности автобуса покрывал мокрый песок вперемешку с грязью. Андрей Семёнович покурил, глядя, как сизый дымок сигарет сливается с тёмным небом. Освещённый изнутри автобус чужеродной махиной высился над тёмным оврагом, окуная в его недра свою едва видимую тень. Лиственные деревья ободранными столбами торчали по краям дороги, между ними теснились былинки осин. Судя по синей с белыми буквами надписи "Голубовка", здесь всё-таки протекала речка. Хотя её даже не было видно. Зато, благодаря полной тишине, можно было услышать журчание этого ручья. Всё вокруг заполнял удивительный запах чистого, незагазованного воздуха. Пахолков выдохнул последний клубок едкого дыма, щелчком отправил окурок в речку и пошёл в салон за щеткой. Ничего другого он пока придумать не мог. К освещенному салону добавились тревожно мигающие жёлтые огоньки габаритов.
Минут пятнадцать водитель вычищал все доступные изгибы и щели двигателя от грязи. Работал он не торопясь, планомерно, педантично стараясь не пропустить не сантиметра, вдруг именно он окажется важным? Зябкая осень пробралась даже под ветровку, холодя вспотевшую за долгие часы дороги спину. Время от времени Андрей Семёнович распрямлялся и со стоном потягивался, разминая поясницу.
Стемнело ещё больше. Деревья, подстрекаемые ветром, зашептались, затёрлись ветвями друг о друга, кивая то в сторону темнеющего неба, то в сторону перемигивающегося поворотниками автобуса. Несмотря на проделанный путь никто из пассажиров не вышел из автобуса, что размяться или покурить. Пахолков уже несколько раз, вместо того чтобы продолжать работу, оглядывался, обходил автобус, рассматривая окрестности, пытаясь понять, что же его беспокоит. Скоро со стороны Устюга стало доноситься урчание мотора и через несколько минут у автобуса остановился старый ГАЗик. Водители пообщались, добавив в картину осеннего вечера немного мата. После того как они уделили внимание дорогам, начальству и правительству, к щётке Пахолкова присоединился маленький автомобильный пылесос. В шесть вечера автобус удалось завести. Мотор сопротивлялся, кашлял, выражая своё несогласие дышать грязью с песком, но вскоре понял, что лучше подчиниться, и басовито зарычал. Фары зажглись посильнее, отрезая кусок дороги от остального мира. Предупреждающие столбики на мосту вспыхнули красными огоньками, словно глаза животных. Андрей Семёнович выключил свет в салоне, взамен подсветив проход между кресел синими лампочками "под неон", расположенными у самого пола. Автобус, практически слившийся с тёмным лесом, тронулся, шаря по дороге фарами. Осторожно он начал набирать скорость, уносясь всё дальше и дальше к Великому Устюгу.
Овраг, по которому бежала Голубовка, постепенно становился всё глубже, за счёт вырастающих по обеим его сторонам холмов. С вершины ближайшего из них был прекрасно виден пустой мост. На холме стояли Звери. Сильные, молодые, сытые. Века назад их предки охотились в этих местах на оленей, кабанов, доказывали свою удаль в схватках с медведями. Теперь же люди проредили леса, вывели всех животных, но не лишили Зверей развлечения. Новому поколению стало нравиться охотиться на двуногих, в попытках обхитрить их они показывали, чего стоят. Сейчас можно было бы напасть на людей у оврага, но так было бы скучно. Гораздо веселее догнать их в бряцающей железом повозке, гнать двуногих, наслаждаясь страхом, переходящим в смертельный ужас, дать им чуть-чуть надежды, а затем выгрызть их свежее сладкое мясо из смердящего металлом панциря. Именно такие забавы теперь прельщали Зверей.
"Икарус", как ни в чём не бывало, бежал по дороге, крохотный огонёк в море окружающей темноты. Область замирала, усыпляемая свистом ветра между костей лесов, укрывалась зябким темным беззвёздным небом. Автобус вдруг стал уютным домиком. Ровно гудел двигатель, однообразная дорога сама ныряла под передний бампер, хотелось спать. Пахолков стал предвкушать, как они приедут в город. Не считая небольшой волокиты при пересечении моста через Сухону (по части отлаженности процесса, она схожа с въездом на платную дорогу где-нибудь на Диком Западе), Устюг имел очарование тихого уездного городка. Автовокзал находился на северной оконечности города, а окружная дорога обходит его с запада. Ловко придумали его жители, чтобы транзитный транспорт не мешался на улицах.
Что-то опять заставило забеспокоиться Андрея Семёновича. Прислушивающийся к работе двигателя водитель уловил, что звук как-то изменился. Неужели опять встанет? Звук становился всё чётче, и он понял, что дело не в автобусе. Машина ехала, будто подгоняемая летевшим ей в след долгим волчьим воем. От него становилось как-то не по себе.
Задумавшийся Андрей Семёнович едва успел вильнуть в сторону, когда фары выхватили из темноты какое-то животное, стоявшее на дороге. То ли волк, то ли собака успела увернуться от колёс только в последний момент. Водитель приглушённо выматерился. Дорожникам следовало расставлять знаки, предупреждающие о диких животных. Как-то раз на маршруте Вологда-Грязовец он чуть на лосёнка не наехал, теперь вот опять такая же история. Пахолков сбросил скорость до 40, решив, что следующие пару километров он проедет помедленнее. А то потом бампер выправляй...
В "Икарус" что-то ударило. Заднее стекло автобуса взорвалось осколками, ветер рванул короткие занавески, истошно закричала девушка, сразу же закрыв рот ладошками. Но рыдания прорывались даже сквозь пальцы. Истошными воплями ей ответили остальные женщины, мужчины отстали он них не сильно. Водитель обернулся и тут же снова вперил взгляд в дорогу. В то время как руки дёргали рычаг, переходя на следующую передачу, перед его взором мелькала картинка. Одного мгновения ему хватило, что бы разглядеть катившуюся с деревянным стуком по проходу оторванную голову парня, с бледным застывшим, словно у пластмассового манекена, лицом. И кровь, чёрными в синем свете мазками пятнающую салон.
Наращивая скорость, Пахолков старался держаться посередине дороги. Глянув в зеркала бокового обзора, он так похолодел, что перестал чувствовать конечности. В неярком свете красных габаритов у боков автобуса бежали какие-то плешивые лобастые волки. Редкая тусклая шерсть, покрывавшая мертвенно серую кожу не скрывала играющих под ней мышц. "Бешеные! Бешеные волки! Но как им удаётся сохранять такую скорость?!" - в ужасе подумал водитель. Один из волков подбежал ближе к "Икарусу". Андрей Семёнович дёрнул руль, виляя, и двускатные задние колёса перемололи едва успевшее взвизгнуть животное. Остальная стая завыла. Через разбитое окно их злоба просачивалась в салон, забираясь каждому пассажиру в душу, вонзаясь иглами в сердце.
Автобус рванулся, как подстёгнутый, волки отстали, но водитель не снижал скорости. "Только бы доехать, только бы доехать, только бы доехать"- как заклинание твердил Пахолков. "Икарус" мотало из стороны в сторону, пассажиры дёргались, подпрыгивали на неровностях, судорожно вцепившись в подлокотники и спинки кресел. Обезглавленный труп сломанной куклой трясся сзади. Девушка рядом с ним уже не рыдала. Она только тихо, но безостановочно скулила, как побитый щенок. Автобус летел, царапая шинами асфальт, пробивая фарами себе путь через мрак. Глаза водителя искали впереди отклика, вспышки такого же света. И не находили.
Они проехали длинный поворот, проходивший почти по берегу какой-то реки. Возможно, это был Юг, но Андрей Семёнович не задумывался об этом. Сжав руль, что есть мочи, вонзив ногу в педаль газа, он гнал вперёд, к Устюгу, к посту ДПС, к людям с оружием. Сердце его работало через раз, отказываясь биться, когда Пахолкову казалось, что он опять слышит что-то постороннее. То ли двигатель забарахлил, то ли снова этот жуткий вой. Спустя мгновение водитель понимал, что это ему только кажется, сердце начинало биться, но лишь до следующего момента.
Неизвестно, сколько прошло времени, но впереди величаво разлилось море жёлтых огней. Таких тёплых, таких домашних. Андрей Семёнович понял, что не видел в своей жизни более прекрасного зрелища, глаза подёрнулись слезами. Наконец-то...
В борт "Икаруса" словно ударил артиллерийский снаряд. И следом за ним второй. Автобус вздрогнул, качнулся в бок, выровнялся. Стёкла захрустели, затянулись паутинами трещин и лопнули, впуская в салон чудовищ. В уши Пахолкова грянул хор из криков, плача, рычания, рёва и воя. Машина, подобно терзаемому живьём животному пролетела мимо поста ДПС, провожаемая мёртвыми пустыми зрачками тёмных окон, пронеслась по удивительно пустому мосту через притихшую Сухону и приблизилась к городу. Но дорога пролегала вне его. Устюг был рядом, невероятно близко и в то же время абсолютно недосягаем. Такие тёплые родные огни теперь холодили бесчувственным электрическим светом, который не разгонял мрак, не дарил надежду на спасение, а лишь усиливал тьму, делая её сочнее, глубже. Город отвернулся, спрятался за своими огнями, за каменными стенами, не сделал ни единой попытки помочь, чтобы не дай бог, на него обратили внимание.
Крики в салоне становились всё тише, заглушались, умолкали, умирали. Пахолков глянул в зеркало заднего вида и встретился взглядом с парой жёлтых глаз, чужеродных на волчьей морде. Ибо то был внимательный разумный взгляд уверенного в себе существа. Чудовище заметило, что на него смотрят, в ярости оскалилось и опустилось на четыре лапы. Больше Андрей Семёнович не смел повернуть головы. Всё что угодно, только бы их не видеть. До сведённых мышц шеи он глядел вперёд, гоня автобус к вокзалу, хотя теперь в этом не было смысла. Водитель знал: Зверь подбирается к нему сзади, медленно и неотвратимо как смерть. И снова глаза застлало, но уже не слезами, а чем-то иным. Чем-то тёплым, что потекло по шее, забираясь под рубашку, растекаясь по груди и животу. Острая боль кольнула плечо. Водитель не отреагировал. Боль возникла в бедре, на голове, в руках, заполняя всё тело.
На последнем издыхании автобус уткнулся лбом в стену автовокзала, кроша кирпичи, и так замер в объятьях ночи.
Утро омыло остов "Икаруса" мелким холодным дождиком. Вода скатывалась с крыши, проходилась по разодранным бокам, где сквозь содранную краску проглядывал блестящий металл стальных костей. Она стекала со стеклянных клыков разбитых окон, обгоняя тягучие красные капли. Кровь смешивалась с дождём и растекалась по всей привокзальной остановке, с трудом всасываясь в землю.
Только вечером люди отважились заглянуть внутрь растерзанного автобуса. Бурая, засохшая кровь покрывала салон от пола до потолка. Она навсегда въелась в ткань пассажирских кресел, ржавчиной запятнала тусклое железо поручней, окрасила стёкла в новый кошмарный цвет. Но следователи не обнаружили там ни единого клочка одежды, ни одного тела. Лишь две руки с лохмотьями разорванных сухожилий, намертво вцепившиеся в руль.
Октябрь, 2006