Она сопротивляется и старается до последнего отстоять свое право в нем не участвовать. Аргументы подбираются традиционные, достойные именоваться слоганами: наша традиция не такая, как в Европе и Америке. У них - материальная, у нас - духовная. Мы не можем "приблизить к западным образцам инновационный потенциал отечественной науки". Там все просто - у нас все сложно. Мы не можем перенимать передовой опыт, потому что не можем. Тот, кто стремиться к прогрессу, в конечном счете всего лишь преследует цель "задушить и обескровить отечественную науку". Оно этим самым ведь посягает на святая святых - гуманитариев, а без них будет уничтожена духовность и все остальное, в том числе и точные науки, пойдет прахом.
Выступление директора ИМЛИ Феликса Кузнецова против "Концепции" (статья "Реорганизация или уничтожение") носит все тот же исконный, свойственный только русской интеллигенции ретроградный характер и отстаивает ту же обсуждаемую нами точку зрения: главный враг российских духовных ценностей - история и прогресс. Иронизирую, но положа руку на сердце, разве это не так: да, мы все эти годы работали отдельно от западных университетов ( хоть и претендовали в своем названии (ИМЛИ) на мировой контекст), работали в отрыве и от гуманитарных центров России , мы погрязли в мелочных распрях на уровне "патриот-демократ", мы в своем групповом социальном антагонизме проморгали возможные перспективы нашей науки, мы не подготовили на смену себе энергичных молодых людей со зрелым национальным самосознанием и тем не менее вполне способных решать стратегические исторические задачи, мы плохо модернизировались, мы не выходили на государственный уровень с собственными предложениями, у нас нет собственной полиграфической базы и в средствах массовой информации мы появляемся лишь время от времени, нас никто не видел на телевидении, да, мы получаем зарплату 3000 рублей, в этом отношении мы можем смиряться бесконечно, но мы будем протестовать против того, чтобы нас укрупнили (реорганизовали) и заставили насильно работать на государство, ибо гуманитарные науки опираются на знание, а не на инновации, и политика правительства, что бы оно ни делало - "искусственное и намеренное убиение науки".
Думали ли авторы "Концепции участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки", что они сокращают при этом "количество ученых", работающих в них, ведь заявлено не о сокращении, а о реорганизации и укрупнении?..
Предполагали ли они, что гуманитарии, увидав слово "инновация", испугаются его? Как, - спросят они недоуменно, прочитав статью Феликса Кузнецова, - разве в гуманитарных науках нет инноваций?... Ну надо же! В экономике есть, в педагогике есть, в медицине есть, в библиотечном деле есть - а в гуманитарных науках - нет? Разумеется, они полагали, что в этом отношении гуманитарные науки ничем не отличаются от прочих. Как-нибудь по-новому поставили проблему литературы, вот вам и иннновация. Начали сотрудничество с издателями в Аргентине - ну чем не четкая целевая ориентация? Да, разумеется, жизнь школ и библиотек на 90% состоит из традиционных форм, и лишь на 10 % - из инноваций. Но они эти 10% умудряются так подать, так представить, что растет с каждым годом и престиж профессий, и техническое оснащение, и зарплаты. Что же гуманитарии от науки? Неужели даже каких-то 10 % им для родного государства жалко? А ведь найдутся помимо ИМЛИ и такие, что не только 10, а все 50 % своей деятельности сделают инновационными. Пусть для виду, для показухи, но именно они будут на виду и в фаворе.
Спасибо авторам концепции, что создав ее, они заставили гуманитариев зашевелиться, стряхнуть с себя вековой налет бессмысленной покорности, выйти на открытую трибуну и занять подобающую интеллигентам позицию: открытого противостояния власти. А то когда бы мы еще увидели Феликса Кузнецова на страницах Литературки? Сколько ж может длиться это молчание интеллигенции? - ведь чем тише она говорит, чем меньше показывается на глаза публике, тем наглее и бесцеремоннее становятся попсовые политики и графоманы, работающие с низким уровнем человеческой массы.
Итак, политика Путина в области науки встретила категорический протест ученых фундаменталистов, не желающих переходить на инновации. Все, что не делает государство, с позиций интеллигента - неправильно. Было неправильно, и стало неправильно, и может быть только неправильно. Ни одно государство не сможет в это поверить, а если и поверит, то перестанет существовать, потому что перестанет действовать.
Все эти попытки повернуть вспять - защита самолюбования и фанатического движения наук вокруг собственной субъективности. Научный дух без общественной жизни теряет свое истинное живое содержание.
Многие рассуждают в рамках подобного самолюбования и делают из этого далеко идущие выводы, мол, после конца истории, не имеют смысла споры о пространстве, времени и сущности истории. Народу стали нужны только инженеры, которые будут заниматься лишь новыми технологиями и любое государство поддержит инженера, но у него нет времени слушать споры о понятиях пространства и времени, их свойствах - правители, дескать, уже вправе требовать практического освоения пространства и времени, применения их свойств. Таким образом поддерживая поверхностные и непродуманные реформы, мы отказываемся от абсолютных сфер, которые, по мнению Гегеля, являются составной частью духовной организации государства. Ни одно государство не может без них полноценно функционировать и знать о необходимости их поддержки оно просто обязано.
С другой стороны ситуация во многом определилась тем, что выводы против абсолютных сфер сделали критики. Сначала просвещенная Европа отказалась от метафизики, ни одно европейское государство уже не ждет возникновения выдающейся философской системы - надежды государств на фундаментальность в этом отношении разрушены. Затем то же самое произошло в литературе. Ждать нового Толстого и выращивать его не станет ни один здравомыслящий государственный деятель - критики уже констатировали конец литературы.
Вот теперь представьте: если интеллигенты сами констатировали конец фундаментализма, то какие после этого у них могут быть претензии к государству, не желающему более поддерживать науку как цель-в-себе?
Не обошлось, разумеется, без обмана, и, разумеется, без Европы.
4. 'В сентябре 2003 года Российская Федерация присоедини-лась к Болонской декларации 1999 года. Тем самым Россия взяла на себя обязательства по вхождению в единое образовательное пространство Европы... Речь идет о том, чтобы к 2010 году повысить его конкурентоспособность и привлекательность на мировом рынке... Дипломы российских вузов станут пользоваться признанием в странах Европы'. Дипломы российских вузов и сейчас пользуются признанием. Наше образование, особенно фундаментальная его часть - уникально, а Европе, как известно, нужна именно уникальность - похожих на них, подражающих им они найдут предостаточно и в странах третьего мира. Зачем им будут нужны еще и русские специалисты, если у них есть свои такие же?
К государственным чиновникам нужно идти и настаивать на том, что фундаментализм способствует духовной организации общества. Но при этом предлагать и какие-то инновации, практическое применение собственных достижений. Институт, который упускает свои радикальные сферы, обречен. Очевидно, задуманная реорганизация, если она заставит институты работать на государство, пойдет лишь на благо; те, кто был вовлечен в вялый и бессильный водоворот, вынуждены будут решать проблемы, поставленные эпохой.