Аннотация: Рассказ построен на чувствах, эмоциях и ощущениях о последних днях войны.
Победа. (Страница из дневника)
Уже две недели снился мне этот кошмар. Каждый раз в нем происходили те же события, но каждый раз добавлялись новые детали, и каждый новый раз ощущения от сна становились все сильнее. И тревожное чувство ожидания, и первый эмоциональный подъем и все, что было после.
А после был бой. Я мне казалось, что мясорубка. Ночь, распоротая сотней ножей авиационных прожекторов агонизировала и харкала кровью. И в этой крови захлебывались мы. Гром артподготовки, разрывающий легкие бег, земля, в которую пытаешься врости, лишь бы остаться в живых. Хотя нет. Об этом тогда не думали. Думали о победе, об успехе операции. Но во сне было по-другому.
Был страх и звериная жажда жить. Зверская жажда жить. Каждый раз, когда рядом рвалась мина при обстреле, мне казалось, что я умру. Когда мы были уже у немецких укреплений, мне казалось, что каждое дуло каждого пулемета, каждой винтовки направлено на меня. Каждый штык ждет только моего тела.
Но каждый раз я стискиваю зубы и иду вперед. У меня полный подсумок гранат, как у самого храброго и самого удачливого из всей роты. Моя задача - чужие пулеметы. На штурме я шел, несмотря на ранение, я не чувствовал его. Во сне ранение каждый шаг превращало в ад, и каждую ночь ад был хуже. Казалось, что прострелили не плечо, а каждую часть тела, и до сих пор расстреливают. И отдельно чувствуется боль от стиснутых зубов. Кажется, еще немного и они сломаются, посыпятся осколками.
Первая линия укреплений, которую мы взяли относительно легко, кажется темным бастионом и тьма захлестывает и утягивает с собой в небытие. Словно идешь по дорожке своей, а справа и слева пули свистят. И тьма эта тебя тянет, чтобы ты свернул. А затем снова вспышки, выстрелы, взрывы и крики.
А потом была вторая линия. Были Зиеловские высоты. И каждый раз во сне это все ближе к бойне или мясорубке. Но бойня и мясорубка лучше. Там ты видишь свою смерть. Здесь она невидима и быстра. Страшна не боль, не гибель. Страшна неопределенность. Страшно, не когда умираешь, но страшно, когда не знаешь - умрешь сейчас или у следующей воронки.
Каждую ночь.
Я помню Белоруссию, помню Варшаву. Мы шли по Европе, чеканя шаг, к победе. Чеканный шаг... Улыбка, парадная форма, цветы - все это лишь при освобождении очередного города. А между этим брюхом по земле. Вставать, падать, идти... И каждую схватку кто-то погибал. Иногда приходили новые. Подкрепления. Их принимаешь тепло, к ним привыкаешь. А потом они снова гибнут. Такие чеканные шаги к победе и такие пропаханные собственным телом поля.
Берлинская операция. Стиснуть зубы дойти, до этого проклятого города и развалить Рейхстаг. И расписаться: "Развалинами Рейхстага доволен. Имя. Дата". Хотя дату и так все будут знать. Но для этого еще последние шаги.
Уже две недели. Нет, больше. Но я не считаю время. Победа все ближе, но доживу ли я до нее. Я каждую ночь умираю и не по разу. Уже полмесяца. Победа все ближе. Все ближе безумие. Из друзей у меня остался лишь Андрей. Андрюха. Андрюшенька. Лица остальных тают, расплываются, осыпаются серой мукой. Вот командир еще... Лишь бы Андрей был жив, он моя последняя нить к миру логичному, упорядоченному, пусть и непростому.
Бред, сны, видения... Мы ведь в Берлине? Но когда же уже победим? В чем дело... Андрей. Его лицо. Я помню, точно его лицо. И губы, красивые такие губы, как будто бы и не совсем мужские. Они шепчут мне: - Победа... Понимаешь? Мы победили... Победа... Победа! И я понял.