Звон будильника эхом отдаётся в глубоком каменном гроте комнаты.
Ваня садится на кровати, потягиваясь и сонно моргая, хлюпая слипшимися ресницами. Последние полчаса сквозь чуткую дремоту он предвкушал этот разрушительный звук, но всё равно оказался к нему не готов. И снова не запомнил свои сны - только месиво из общих деталей: железная дорога, солнце, Шотландия (её вчера показывали по телевизору, когда папа смотрел какой-то документальный фильм) и огромные стопки книг до самого неба. Из этого не сложишь общую картину, как из нескольких осколков вазу не соберёшь.
Ваня вздыхает не по-детски, расправив плечи, будто крылья, и ползёт через квартиру в ванную - сонно, по-птичьи присесть на стиральную машинку и, сгорбившись по-карличьи, нагнувшись к текущей струйке воды, чистить пёрышки, пытаться разлепить глаза. Ване всегда трудно засыпается и просыпается. Иногда его за это даже ругают. Не понимают, глупые, что по-другому у него не выходит.
После пытки холодной водой - кухня, возмущённое клокотание чайника на плите, поставленная перед самым носом тарелка с вязкой и липкой кашей. Ваня щурится, разглаживая её ложкой, и каша кажется ему похожей на сугробы за окном. Снег валит уже четвёртые сутки. На обочинах наросли снежные горы по пояс взрослому, а третьекласснику - так и вовсе по макушку. Ребята радуются, родители беспокоятся, уборочные бригады бездействуют - всё равно, сколько снег ни убирай, с неба падает новый. Окутанный белой пеленой, будто заключённый в кокон, город застывает и засыпает. Всё реже на дорогах появляются машины, да и пешеходов на улицах словно бы всё убывает и убывает.
Ване стыдно признаться, но него пугает снег.
С трудом пропихивая в себя кашу, он ставит тарелку в раковину и тенью скользит в темноту комнат - одеваться, натягивать тёплую куртку, выходить на жалящий щёки мороз. Ноги беспомощно вязнут в неубранном снеге, размешанном сотнями сапог, - приходится выходить заранее, чтобы успеть доползти до школы ко звонку. Разве что тяжёлые учебники ещё придают некоторое ощущение правильности и праведности миссии - почти что крестовый поход.
О нём Ваня тоже слышал из передачи.
Снег ложится на плечи, облепляя и замедляя шаг.
Кажется, будто снежинки зовут сонными голосами уютно устроиться среди них и отдохнуть.
Страшно, страшно; Ваня ёжится и пытается бежать, чуть не увязнув в снегу и не свалившись в снег. Везде он, везде его белое царство. На улице негде укрыться, нет ни одного расчищенного клочка. Остаётся только, беспомощно барахтаясь, грести по снежным дюнам к уютно подсвеченному изнутри, будто пряничный домик, зданию школы. Ваня нечасто радуется при виде него, но сейчас - как раз такой случай.
В классе тепло, скучно и ещё более сонно.
Остальные ребята резвятся и скачут на переменах, даже на уроках шушукаются всё время и передают записки. Но Ваня не любит зимы. Он - будто стрекоза, цепенеющая от холода. Может только сидеть, поблёскивая крылышками, и смотреть в окно, за которым всё падает и падает на землю скопище снежных алмазов. Будто новые и новые пополнения для коварной белой армии десантируются с облаков.
Мальчики танцуют, вскочив на парты, пока учитель вышел. Мальчики дёргают девочек за жиденькие косички и показывают язык. Мальчики кажутся Ване обезьянками, которых кто-то по ошибке выпустил из зоопарка. Хочется только сидеть и смотреть, сидеть и смотреть, как снег за окном то мельчает, испугавшись, что его разоблачили, то тяжелеет и безбоязненно валится крупными хлопьями.
Тихая, тонкая девочка, безмолвно сидящая через парту от Вани, на первой, подаёт голос:
- Скоро нас совсем засыплет.
Она тоже смотрит на снег и совсем не смотрит на Ваню. Водолазка с наполовину отвалившимися стразами очерчивает её ручки-прутики. Ваня косится украдкой, но не торопится отвечать. Он чувствует почти ревность - девочка заметила то, что до этого замечал только он один. Но всё же снисходительность главного эксперта по проблеме со временем позволяет ему раскрыть рот:
- Это не простой снег.
Девочка не удивляется и не кричит - она удовлетворённо кивает:
- Я знаю.
И в голосе этом звучит столько неколебимой уверенности, что Ваня, которому её-то как раз и недостаёт, тянется через опустевшую на перемену парту, протягивая бледное крылышко для рукопожатия:
- Меня зовут Ваня. А тебя?
- Лера, - девочка откидывает со лба жидкое золото чёлки и неожиданно-крепко отвечает на приветствие. Звучит традиционная детская формулировка, возможно, самое сильное и самое недолговечное в мире заклинание приворота: - Давай дружить.
Ваня мешкает - дружить с девчонкой, ещё чего не хватало. Но в голубых глазах Леры проплывают снежинки, будто большие белые медузы, и он решается:
- А давай.
Остаток дня они смотрят на снег вместе. Всё так же безмолвно, разделённые непреодолимым расстоянием в целую парту, но с осознанием своей важной исследовательской миссии. Ване приятно, что есть кто-то, кто поддерживает его в этом безмолвном мятеже. Несколько раз он даже позволяет себе снисходительную полуулыбку. Лера без слов одалживает ему белый карандаш, чтобы нарисовать в пустой тетрадке опасные и манящие снежные заносы. И пускай не видно. Они как скрытая угроза - Ваня-то знает, что всё равно они там и никуда не денутся, что бы ни говорили вокруг.
После уроков и после продлёнки они выясняют, что им по пути домой.
У Леры большая голубая шапка с помпоном, то и дело закрывающая её большие голубые глаза. Тонкие ножки-прутики дрожат в колготках, но, кажется, ей до дома недалеко. Ваня косится на такое бесстрашие перед лицом зимы почти с завистью и молчит, пока Лера по крупинкам собирает всё, что им известно.
- Снег выпал три дня назад. И с каждой минутой его всё больше. Он везде, и он падает прямо из космоса. Возможно, каждая снежинка - это маленькая космическая тарелка, - Ваня относится к таким поспешным заявлениям с почти взрослым скептицизмом, но на всякий случай всё-таки стряхивает с плеч успевший нападать на них белый слой.
- Если так, тогда нас уже захватили.
Лера выглядит впервые испуганной, и Ваня чувствует гадкое удовлетворение.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Ничего.
- Тогда надо спешить, - маленькие ножки решительно ускоряются. На носы сапог налипли белые комья снега, точно помпоны у клоуна на туфлях. Ваня смеётся, глупо и тревожно, но едва поспевает за маленькой девочкой, с отвагой первооткрывателя продирающейся сквозь метель. - Надо закрыться дома, занавесить окна, сесть у батареи и ждать, пока всё закончится.
Ваня хочет заметить, что их всё равно всех съедят, но не может, - теперь жутковато становится уже ему самому. Снег идёт, а вокруг идут люди и совсем не подозревают, что их в любой момент может не стать. Быстрым шагом двое детей доходят до поворота.
- Увидимся завтра, - решительно бросает Лера и, собираясь манёвренно завернуть за угол, спотыкается и обрушивается в снег, поднимая вокруг вихрь белой пыли.
Сугроб над её головой смыкается без следа.
Не остаётся торчать даже кончиков туфель.
Ваня некоторое время стоит и ждёт, когда она выпрыгнет с криком, явно в попытке напугать. Затем несколько боязливо погружает кончик перчатки в снег, силясь нащупать там что-то - кого-то, ведь Лера же только что стояла здесь, с ним, и её смешные косички торчали из-под шапки. Но ах, нет, воспоминание тает и становится зыбким; у Вани хорошая фантазия, как повторяют ему всё время родители, даже слишком хорошая, и он спрашивает у самого себя, сколько слов сказала ему Лера за этот день.
Мало, слишком мало.
И все - созвучные с его мыслями.
Нет, должно быть, он её выдумал.
Точно так же, как Володю - в прошлый снегопад.
И Виталика - год назад.
Ване кажется, снег утробно воет, с чавканьем облизывая его беззащитные пальцы. Спешно их выдёргивая из сугроба, мальчик, меся ногами побуревшую кашу и отчаянно буксуя, бредёт домой. Закрыть дверь, задёрнуть шторы и сидеть спиной к батарее, старательно прорисовывая в тетради портрет каждой снежинки откуда-то взявшимся в пенале белым карандашом. А то мало ли...
По телевизору вчера между передачей про Шотландию и взрослой передачей, которую Ване никогда не разрешают смотреть, сказали, что куда-то пропадают люди.