Аннотация: Никто не просит Вас отвлекаться от любимого пирожка с картошкой ради прочтения этого рассказа.
Извините, но я упал.
"Упавший в люк, смотри под ноги!"
1. Я падал в люк и представлял, как это падение смотрелось со стороны. Идет человек, а потом внезапно исчезает. Прежде, чем оказаться на дне, я успел даже сказать пару неприятных слов в адрес тех, кто несет ответственность за то, чтобы люки были закрыты. И эти слова оказались настолько неприятны, что мне самому стало неприятно от того, что я их знаю. Приземлившись, я отряхиваю штаны. Проверяю, не помялись ли стрелки. Я ведь пол-утра провозился с утюгом, чтобы они идеально рассекали брючины сверху вниз или, если угодно, снизу вверх. Стрелки в порядке. Потом я застегиваю две последние пуговички пиджака. Подозреваю, что они расстегнулись в полете. Провожу руками по бокам и смотрю вверх. Типичная картина. Ничего неожиданного - белый круг. Вот это да, думаю я и достаю из кармана носовой платок. Громко сморкаюсь - вдруг кто услышит и осторожно заглянет сюда. Не могу ведь я глотку надрывать, только чтобы кто-нибудь соизволил помочь мне выбраться отсюда. У людей и без меня хлопот хватает.
Если вы никогда не падали в открытые люки, равно как и в закрытые (тут уж вы точно вы пролете), то, наверняка, вам интересно, как тут вообще. Так вот. Вообще, тут достаточно противно и недостаточно приятно. То есть, тут можно и ночевать. И жить, по сути, тоже можно. Но вот чего здесь точно нельзя, так это танцевать. Хотя я и не любитель плясать, но все-таки остро чувствую, что теперь я полностью ущемлен в этом праве. То есть, вернее сказать, защемлен.
Я немного напуган. Однако истошно визжать я не собираюсь. Подумать только, интеллигентный человек вроде меня, одетый в тщательно выглаженный и чистый костюм, аккуратно подстриженный и выбритый будет горланить из-под земли, взывая о помощи прохожих. Уж лучше я буду сидеть тут и помалкивать до тех пор, пока кто-нибудь случайно сам не заглянет. Осталось только припомнить, когда я в последний раз случайно заглядывал в люки. Если это все же произойдет, и прохожий увидит меня, я окликну его: "Здравствуйте. Простите, что я отвлекаю Вас от Ваших дел, но я бы был очень Вам признателен, если бы Вы посоветовали, как мне выбраться отсюда". Да, я так и скажу. И при этом буду сохранять спокойствие и невозмутимость, как будто ничего и не случилось. Как будто я не нахожусь на несколько метров ниже него. Как будто я обратился к нему на улице, желая узнать, где находится еще какая-нибудь улица. Он, вероятно, сочтет меня ужасно вежливым. А что может быть лучше, чем показаться ужасно вежливым. Просто показаться вежливым и то приятно.
В итоге я сижу на корточках, подперев лицо руками, и смотрю вверх. И в таком положении провожу остаток дня. За это время я еще несколько раз громко сморкаюсь и вежливо откашливаюсь, едва заслышав приближающиеся шаги. Но все без толку. Белый круг над головой тускнеет, темнеет, а потом совсем теряет свои очертания.
Мне ужасно хочется есть. Но это ничего. Я могу долго не есть. Может быть, если никто не поможет мне выбраться, то хоть кинет что-нибудь поесть. Например, бублик. Я люблю бублики. Особенно со сливочным маслом. Это когда разрезаешь бублик пополам и смазываешь обе половинки тонким слоем масла, а потом соединяешь, надавливаешь, чтобы излишки масла вылезли наружу. Но такого я, конечно же, не прошу. Это было бы слишком, учитывая мое положение. А так простого бублика вполне бы хватило.
Стены вокруг меня кирпичные и влажные, поэтому я стараюсь не прислоняться к ним - испачкаюсь еще. А ведь как только я отсюда вылезу, тотчас же отправлюсь на работу. А у нас там намечается что-то вроде банкета. Не могу же я явиться на банкет в грязном костюме. Никак не могу.. Сгруппировавшись, я сижу в центре, но эти проклятые стенки все же достают до меня своими грязными кирпичами. Я вздыхаю. Все мои дела остались там наверху одни одинешеньки. Покинутые мной дела. Их тысячи. Их миллионы. Миллионы дел, которые я должен делать. И не могу. Потому как я здесь, а они там. Я еще раз протяжно вздыхаю. Но не настолько протяжно, чтобы кто-нибудь это услышал. Я ведь совсем не жалуюсь. Да, боже мой, какая ерунда!
Всю ночь я провел на корточках. А под утро уснул. Проснувшись, я обнаружил, что весь пиджак сзади стал влажным и грязным, а брюки, хоть и не стали чуть более мятыми, зато стали чуть менее чистыми. Я рассердился, но ничего не смог сделать. Теперь я почти не поднимал головы. И почти что не сморкался и не кашлял. Я просто стоял и смотрел перед собой. И даже ни о чем не размышлял. Хотя нет. Об одном я все же думал. Я думал, что вот было бы здорово сейчас нажать на один из этих кирпичей. Он бы вдавился внутрь, и стены передо мной расступилась, и я очутился бы в подземном царстве, посреди мраморного зала с каменными сводами над головой. А потом увидел бы правителя подземного царства, восседающего на таком же мраморном, как и все остальное вокруг, троне. Он бы кинул на меня брезгливый взгляд. Да, думаю я, именно брезгливый. Какой взгляд еще можно кинуть на человека в грязном вымокшем костюме и растрепанными волосами. Нет уж, лучше я посижу тут, в тесном колодце. А правитель подземного царства пусть восседает на мраморном троне за этой стеной сколько ему угодно и не растрачивает попросту свои брезгливые взгляды. Наверняка, там, в подземном царстве, найдется еще много такого, что заслуживает их в большей степени, чем я. После этого я уже точно ни о чем не размышляю. Хватит, думаю, размышлять. И, размышляю, думать тоже хватит.
2. Пошел дождь. Я снова дико рассердился. Разумеется, из-за моего костюма. И из-за стрелок, разумеется, тоже. А еще меня не радовало то, что из-за такого сильного ливня, на улице станет меньше людей, а, следовательно, шанс того, что ко мне кто-нибудь заглянет, уменьшается. Я опять сказал парочку неприятных слов в адрес тех, кто отвечает за то, что дождь мочит прохожих, которые из-за этого не заглядывают в открытые люки. Дождь шел долго. Я бы сказал точно сколько, но мои часы промокли и остановились. Вода добралась мне до щиколоток. Я все ждал, когда мне станет плевать на мой костюм, ведь испортить его было уже довольно трудно. Я закрыл глаза и попробовал прочувствовать ситуацию. Нет, не плевать. Я все еще дергаюсь из-за стрелок на брюках и из-за пиджака. Вода добралась до колен, она падает мне на голову и плечи крупными тяжелыми каплями и стекает шумным потокам по стенам. В моем колодце теперь так шумно. Мне даже захотелось чуточку потанцевать под этот шум, но, как уже говорилось, я был защемлен в правах. Поэтому я стоял и принимал дождь таким, какой я есть. Неподвижный и ужасно вежливый. Вода добралась до моего пояса, а потом до груди. За пиджак я еще переживал, но вот стрелки меня не волновали теперь вообще. Главным образом потому, что их теперь не было видно.
Я запрокинул голову и посмотрел на небо. Оно было таким, каким оно бывает, когда идет дождь. Я постарался ощутить себя героем какого-нибудь фильма, пережившего много всего в жизни, и теперь обреченно стоящего под дождем в одиночестве, подставляя лицо теплым каплям дождя. Но капли дождя совсем не теплые. К тому же, мне неприятно, когда они барабанят мне по щекам. Поэтому я морщусь и утираюсь рукавом пиджака. Да-да, пиджака. Я его тоже практически не вижу. Вода заливается мне за воротник. А потом она начинает заливаться в рот. И я, как могу, вытягиваю шею.
Кто-то сверху кидает мне окурок. То есть, не мне, а так. Просто в открытый люк. Если бы этот человек знал, что здесь я, ранее упавший и теперь тонущий, то он бы не стал так поступать. Но он не знает. И я тону. Зря я все-таки решил больше не размышлять. Мне бы пригодилась сейчас какая-нибудь нужная мысль. Какая-нибудь хорошая идея.
Когда вода достигает моего носа, я упираюсь руками и ногами в стены колодца и продвигаюсь вверх. Вода прибавляется и плавно поднимает меня все выше и выше. Я отталкиваюсь руками от стен и вскоре высовываю голову из люка. А потом и сам вылезаю наружу.
Я замечаю, как прохожие смотрят на меня, грязного и мокрого. В испачканном пиджаке и брюках без стрелок. Я смущенно опускаю глаза на мокрый асфальт и продолжаю шлепать ботинками. У меня много дел. Еще на работе намечается что-то вроде банкета. Нужно переодеться во все чистое и выглаженное. Надеюсь, на банкете нас будут угощать бубликами. Хорошо бы со сливочным маслом. Это было бы здорово. Кажется, я простыл. Перед самым домом я громко чихаю. Но не настолько громко, чтобы это еще кто-нибудь услышал. На всякий случай я все же робко оглядываюсь.