Я не люблю шутить. Совершенно. Честно. Я считаю себя чрезвычайно серьезным человеком с глубоким и сложным внутренним миром, и ничего смешного тут нет.
Вот когда я родился, я смотрел на вытаскивающего меня акушера и думал о том, что меня ждёт долгая спокойная и счастливая жизнь. Что я стану бухгалтером или юристом... ну, на худой конец, маркетологом. Возьму квартиру в ипотеку, заведу жену, рожу детей и буду ждать пенсии. Но вдруг, когда мои мечтания достигли пика, акушер взял меня за ногу, повесил вниз головой и шлёпнул по заднице. Было больно и обидно. Я тогда еще не знал, что почти такое же действие со мной вскоре проделает и сама жизнь.
Мои мама и папа были редакторами юмористического журнала "Красный перец". С самого раннего детства они вместо сказок читали мне на ночь анекдоты про тёщу, Чапаева и одесситов. После таких чтений я подолгу мучился шутливыми кошмарами, где ко мне приходили Василии Ивановичами с Петьками и заставляли шутить про белогвардейцев.
Ах да, я ведь еще не представился. Меня зовут Вовочка. Нет-нет, не Владимир и не Вова, и не Володя. Вовочка. Это моё полное имя. Вовочка Сергеевич Арбузов.
Когда мне исполнилось шесть и я пошёл в школу, я страстно хотел вступить в кружок художественного бух-учёта или на курсы юрисприденции... однако папа отдал меня в студию юмора и сатиры имени Михаила Задорнова. И пока одноклассники счастливо учили синусы и косинусы, логарифмы и модули, - я страдал на уроках по истории академической шутки и теории смеха. Меня заставили разучить шуточное сольфеджио и поставили мне юмор.
Закончив в шестнадцать лет студию и получив диплом, я, по горло сытый бесконечными школьными и студийными КВН-ами и концертами, облегченно вздохнул. Наконец-то я смогу заняться, чем хочу... все эти годы я по ночам с фонариком под одеялом самостоятельно учил теорию экономики, и теперь надеялся устроиться на работу в какой-нибудь офис. Но не тут-то было...
В апреле месяце мне пришла повестка в "Камеди-клаб". Запаниковав, я сбежал из дома и несколько месяцев скрывался от резидентов "Камеди" в деревне у бабушки. К осени мне всё-таки удалось откосить от клуба, поступив в армию. Это было непросто: на медкомиссии в военкомате все врачи во время осмотра ржали, как кони, аплодировали мне и просили приходить еще. Психолог во время теста чуть не захлебнулся, подавившись чаем от смеха, а окулист начал звонить родственникам, чтоб они приехали и тоже на меня посмотрели. Пришлось дать немало взяток, чтоб уважаемые доктора взяли себя в руки и сделали своё дело. Тогда меня побрили налысо и отвезли в часть.
Но и в армии не было мне покоя! Офицеры каждую неделю звали меня выступать на их гулянках, а деды будили по ночам, заставляли шутить и били, если я отказывался.
Дембельнувшись, я понял, что от "Камеди" отвертеться, видимо, всё равно не удастся, и, скрипя зубами, устроился туда сценаристом.
Отслужив три года, в течение которых неспокойные юмористические моря забрасывали меня то в "Рассмеши комика", то в "Вечерний квартал", то в "Голые и смешные", то в рекламную компанию Олега Ляшка, я всё-таки вышел на свободу.
И вот... с тех пор прошло уже две зимы, а я всё не найду себе места. Подключив все свои связи, я сумел пробиться на должность оператора в колл-центр страховой компании. Казалось бы, вот он, предел мечтаний! Но нет, прошлое не отпускает меня. Коллеги то и дело зовут на пьянки, начальник смеется, называет молодцом и даёт премии; на меня постоянно вешаются какие-то странные женщины, целуют и называют котиком... я устал.
Я силком отучил себя от юмора (смотрите, я за весь этот текст ни разу не пошутил!), но время от времени моё былое Я напоминает о себе и из меня вырывается "заходят француз, американец и русский в бар..."...
И еще каждую ночь я вижу один и тот же сон. Я сижу на синем кресле в пустом концертном зале, а на сцене стоят и смотрят на меня они. Юмористы. Джордж Карлин и Роуэн Аткинсон, Эдди Мерфи и Лесли Нильсен, Петросян и Степаненко, Задорнов и Коклюшкин, Слепаков и Галустян, Жванецкий и Альтов... их тысячи. Все они тянут ко мне забавно скрюченные когти, корчат весёлые рожи и, коверкая голоса, кричат: "Иди к нам!"
Они кричат и зал взрывается хохотом и аплодисментами. И тогда я просыпаюсь в холодном поту и плачу, и прижимаю к себе своего плюшевого розового фламинго Тоню и до утра не могу уснуть.
Сегодня всё это закончится. Я принял решение покончить с собой. Сейчас я обмотаю себя туалетной бумагой, пристегну себя розовыми садо-мазо наручниками к батарее, приму летальную дозу гематогена, сяду и буду конспектировать книгу "Мотивационные тренинги" до тех пор, пока не умру. Пусть смерть моя будет такой же нелепой, какой была и моя жизнь.
Прощайте, друзья! Будьте счастливы!..
...и не смейте, не смейте ржать на моих похоронах, слышите меня?! Не ржать, я сказал! Прокляну!
Хотя чего там, всё равно же заржёте. Ублюдки...
Конец
[Послесловие]
Жизнь Вовочки была спасена усилиями команды врачей 17-й районной поликлиники. Смеялись всей больницей. Ведущий хирург, утирая слёзы, сказал, что это была самая забавная операция за его пятнадцатилетнюю карьеру.
Сам спасённый, несмотря на мольбы журналистов, комментировать ситуацию отказался.