Когда однажды из владимирской тюряги сбежали трое заключённых, мы и не подозревали, что это событие каким-то боком может коснуться нас.
Вовка Куликов, парень года на четыре старше меня, отправился на турбазу "Ладога" в ближнем пригороде, где не дождавшись вечерних танцев скоропостижно напился в пивнухе и отправился домой. Поскольку денег на лодочную переправу через реку у него не осталось, а дело было летом, он решил форсировать Клязьму вплавь. Для этого вовсе не обязательно было тащиться к переправе, к которой вела затейливо петляя дорога от турбазы, и он решил, петляя при этом ещё более затейно, продраться сквозь лес напрямик к реке.
Едва он покинул турбазу и вступил в сень дерев, раздвигая густые кусты на опушке, как получил по лбу колом от сидевших в засаде беглых уголовников. Очнулся он в трусах и одном носке, с огромной шишкой на лбу. В таком виде он переплыл реку и приковылял домой.
Весть об этом происшествии с быстротою молнии облетела всех ребят, но не добралась до ментов, которые с ног сбились разыскивая беглых уголовников. Стихийно организовавшаяся партия мстителей была в ярости от бесплодных прочёсываний околотурбазных дебрей. Эту ярость пришлось излить на обитателей турбазы.
Так уж всегда получалось, что когда били наших ребят, милиции не видно было нигде на расстоянии пушечного выстрела, но едва победа оказывалась на нашей стороне, то менты не знамо откуда выпрыгивали, как чёртик из шкатулки, и портили весь триумф, отправляя триумфаторов в кутузку. В этот раз получилось так же - всех, кто не успел удрать в лес, покидали в "воронок" и отвезли в городской отдел.
Вскоре из отдела милиции, где наконец-то оценили наш благородный порыв, выехала на турбазу группа захвата с ищейкой. Барбосина уверенно взяла след, не смотря на кромешную темноту, и потащила ментов вплавь через реку, и дальше, вплоть до самых дверей Вовкиной квартиры. Пьяный, ничего не понимающий, Вовка с опухшей от бандитского колья рожей был снова бит, лихо скручен и доставлен в отдел, где его радостно встретили сотоварищи, вступившие на скользкую стезю борьбы с уголовщиной. Отпустили их по домам только утром.
Мне в тот день повезло дважды: я был единственным из моих сверстников, кому удалось затесаться и не быть изгнанным за малолетство из карательного отряда, поскольку я не стал дожидаться окончательного сбора бойцов, а сразу рванул к переправе, где и присоединился под шумок к мстителям в лесу, на другом берегу реки, и во-второй раз, когда я с немногочисленной кучкой более везучих, чем наши задержанные товарищи, ребят, смог удрать от ментов.
На утро, потолкавшись возле незадачливых мстителей, вернувшихся из кутузки, и, с чувством глубокого разочарования, убедившись, что приключений карателям хватило ещё вчера и они не намерены сегодня предаваться благородной мести, я, как самый последовательный защитник общества от посягательств беглых уголовников, всю голову изломал пытаясь найти способ продлить наше вчерашнее приключение. К обеду я почти уже уговорил Ананаса, своего соседа, повторить Вовкин подвиг - переплыть Клязьму и заявиться на нашу улицу в одних трусах и носке, предварительно нарисовав синяки на лице, но тут в городских радионовостях передали нерадостную для меня весть о том, что беглецы пойманы и заключены под стражу. Ананас облегчённо вздохнул и, пока я убитый этой новостью горестно хлопал глазами, быстренько сбежал от меня домой, сославшись на какие-то срочные дела.
2
В отличии от настоящего ананаса, который представляет из себя разросшиеся основания листьев на стебеле и не является плодом, Ананас - мой сосед - "фрукт" был весьма интересный: родившись в деревне, он проучился в сельской школе шесть лет и при этом закончил всего три класса, проведя в каждом классе по два года. Его родители купили часть домика на нашей улице и Ананас стал моим соседом и одноклассником. Проучившись с ним год в четвёртом классе я перешёл в пятый, а мой новый сосед хотел по привычке закрепить усвоенный учебный материал, пройдя весь курс вторично, но город, в отличии от отсталой деревни, располагал специальным учебным учреждением для особо одарённых ребят, взявших за основу своей школьной жизни тезис о повторении, как матери учения, и Ананаса отправили в интернат. Там он оказался сразу в восьмом классе, который успешно закончил через год без всяких повторов.
Я и мои однокашники с завистью взирали на Ананаса: мы только что закончили пять классов и стояли ещё только в середине своего школьного пути, а наш вчерашний одноклассник уже этот путь осилил - это было на столько невероятно, что никак не укладывалось в наших умах, тем более, что о своих двукратных отсидках в каждом из начальных классов он нам никогда не говорил и только однажды, много лет спустя, случайно проговорился мне об этом неприятном, видимо, для него факте. Мы просто и не подозревали, что он на три года старше нас, тем более, что ростом он был не крупнее большинства моих одноклассников, а его мысли не выдавали в нём его сверстника, на которых мы смотрели, как на, практически, взрослых людей.
Однажды, в летние каникулы после окончания пятого класса и после того, как Ананас сдал экзамены и благополучно закончил свою школу, т.к. его интернат был восьмилетним, мы сидели с ним в овраге возле костра, над которым подрумянивалась добытая мною ворона.
"Завтра вставать рано, - сказал Ананас, с завистью разглядывая мой лук и стрелы. - Пойду с мамкой в институт поступать".
Брошенная мимоходом фраза заставила меня выронить палку, которой я помешивал угли костра под своей жертвой. Я, конечно, слышал о вундеркиндах, поступающих в институты после пятого класса, но Ананас вовсе на них не походил: он даже путный лук был не в состоянии изготовить и - на тебе - завтра он поступать в институт идёт! То, что его туда за ручку поведёт мама, я воспринял как само собой разумеющееся - во многие места и учреждения без взрослых детям путь заказан. Меня поразила сама мысль о том, что и меня, если бы я не учился хорошо, как последний дурак, а был бы двоечником, завтра могла бы отвести в институт моя мама.
--
В педагогический или политех? - я поспешно выхватил из углей загоревшуюся палку.
--
В НИИСС, - ответил Ананас, переводя свой взгляд с моего индейского оружия на свой
детский лук, от вида которого его рожица сразу стала кислой. - Научно-исследовательский институт, - пояснил он. - Там мои родители работают вахтёрами.
--
И кого там учат? - поинтересовался я.
--
Не знаю... - задумался Ананас. - Мать сказала, что я на слесаря учиться буду.
--
А разве слесарей не в училище учат? - удивился я. - Или ты станешь инженером-
Институт, куда поступил Ананас, оказался довольно странным заведением: выяснилось, что
сессий, которых с постоянным страхом ждала моя старшая сестра - студентка пединститута, там не бывает, как не было там конспектирования лекций и прочих домашних заданий. Зато "учебными" заданиями я снабжал Ананаса сверх меры - наконечники моих стрел приобрели самый хищный вид, а самопалы промышленного производства заставляли дрожать от восхищения и зависти всех наших знакомых пацанов, вооружённых дешёвыми кустарными самоделками. Количество добываемых грачей, ворон и голубей заметно возросло, как и сильно увеличившаяся пропажа соседских кур и уток - мы готовились стать настоящими индейцами.
Но время течёт, всё меняется, - изменялись и мы. Детали, которые я заказывал Ананасу, всё чаще и чаще стали подходить друг к другу - Ананас становился неплохим слесарем, а я перешёл в седьмой класс и, не смотря на духовное родство с Чингачгуком, с предельной ясностью осознал, что индейский налёт на тюрьму, в которую, как я думал, вновь заключат беглых уголовников, - анахронизм. В век космических полётов глупо расчитывать на силу тетивы и самопалы, пусть даже и двуствольные, тем более что история доказала несостоятельность индейского оружия задолго до рождения Юрия Гагарина.
3
И так, Ананас удрал домой, а я, лишившись возможности продлить приключение, от нечего делать, пошёл в овраг. Расположившись на берегу пруда, я занялся подсматриванием за жизнью головастиков. На дне небольшого залива лежала алюминиевая труба, вокруг которой и кипела жизнь будущих лягушек. Эта труба подсказала мне способ отмщения распоясавшимся уголовникам: вытащив её на берег, я с удовольствием обнаружил у себя в руках практически готовый корпус полутораметрового реактивного снаряда. Не хватало самой малости: сопла, стабилизаторов и обтекателя на головной части. С трубой подмышкой я кинулся домой рисовать индейские чертежи. Ещё через пятнадцать минут я уже объяснял вновь потревоженному Ананасу смысл своих каракулей, благоразумно не упоминая преследуемых мною целей.
--
А зачем нам ракета? - поинтересовался подозрительный Ананас.
--
Кошку в космос запустим, - соврал я. - Собака-то в эту трубу не влезет.
--
Ну, не скажи, - просиял Ананас. - Собаки разные бывают: в интернате у директрисы
такой маленький собачонок есть - интерьер какой-то. Так порода называется - иностранный терьер, - пояснил он. - Вредный, гад, - прямо, вылитая хозяйка. Лапки чуть толще карандаша, а сам размером с небольшого котёнка. Таких в эту трубу десяток влезет. Надо будет его украсть, только он кусается, - пригорюнился юный кинолог. - Давай, показывай свои чертежи.
Через неделю корпус снаряда был готов, и мы спрятали его в малиннике - самой густой и редко посещаемой части моего сада. Спички в окрестных магазинах были скуплены до последней коробки, а с железной дороги были принесены несколько сумок кристаллической серы и каменного угля, куски которых во множестве валялись вдоль полотна дороги, попадая туда из дырявых товарных вагонов. Процесс изготовления ракетного топлива, который я не описываю во избежание плагиата, каким-то чудом не лишил нас глаз и пальцев - ракета была снаряжена и даже приобрела боеголовку с взрывателем моей конструкции. Ананас, уже мечтавший увидеть космонавтом "интерьера" своей школьной мучительницы, повозмущался для приличия, но согласился с переориентацией космической ракеты в военный боевой снаряд, поскольку ему, как и мне, нравились всякие взрывы.
--
А ты, почему только сопло к ракете приварил, а стабилизаторы не приделал? - попенял
я Ананасу, притягивая хомутами "оперение" к снаряду.
--
Так ведь догадаются, что мы ракету делаем, - начал оправдываться Ананас. - Мастер
участка - зверь, хуже моей школьной директрисы и её интерьера вместе взятых.
--
Так, а зачем же это надо скрывать? - возразил я. - Надо было сказать, что ты для
родной школы макет для уроков астрономии делаешь. Как мы теперь в кустарных условиях соостность и углы между стабилизаторами выдержим? От этого точность попадания проиграет.
--
А куда это ты собрался попадать? - насторожился трусоватый Ананас.
--
По тюрьме бабахнем, чтоб у этих гадов, что Вовку в лесу раздели, окна повылетали! -
признался я. - Раз мы тогда их в лесу не поймали, то это ещё не значит, что их можно простить.
--
Нас же самих за это в тюрьму посадят! - напугался Ананас. - Давай лучше Иркиного
кошака в космос отправим. Этот гад повадился на грядку с огурцами в туалет ходить и всю рассаду у матушки повыкапывал. И ещё он о парник с помидорами когти точит. Батя замучался плёнку латать.
--
Никуда нас не посадят, - возразил я. - Во-первых: бабахнем по тюряге с Красной горы,
а это, как минимум, по прямой два километра. Никто и не поймёт откуда ракета и кто её запустил, если, конечно, не трепаться и делать всё тихо. Во-вторых: Иркиного кота ты мог бы и более доступными способами истребить. Если хочешь, я могу на прокат свой лук тебе дать. Или давай капкан на него поставим.
--
Какой капкан? - заинтересовался Ананас.
--
Обычный, которым зверей ловят. Я вчера в Добром селе с Витькой по сломаным домам
лазил и в одном сарае нашёл несколько капканов и четыре резиновых утиных чучела. Видимо, там раньше охотник жил.
--
Из лука я в него не попаду, да и жалко мне его, а вот капкан поставлю: посидит в
капкане и передумает в наш огород потом лазить, - решил Ананас.
Так и сделали. Не успел я поставить на огуречной грядке капкан, как через полчаса в нём уже орала попавшаяся матушка Ананаса. Попалась она в него прямо рукой, когда поправляла грядку после нашей установки ловушки. Ананасу всыпали, а у меня стало на один капкан меньше.
4
Установив ракету на направляющем жёлобе, сколоченном из досок, и направив её с максимально возможной точностью на тюрьму, я зажёг фитиль и присоединился к Ананасу, прятавшемуся за бугром. Ананаса била дрожь и его глаза выдавали крайнюю степень испуга.
--
Нас посадят! - промямлил он.
--
Не трясись ты раньше времени, - успокоил я его. - Может она прямо на старте
взорвётся и никуда не полетит. Сопло-то на глазок сделано, без расчётов, которых я не знаю, да и топливо не известно как себя поведёт.
--
Так она прямо тут может бабахнуть? - ещё больше напугался Ананас и попытался
убежать.
--
Стой! - я вовремя повалил его на землю.
В этот момент фитиль добрался до горючей смеси: раздалось громкое шипение, перешедшее в утробный рёв и ракета, обдав нас вонючим смрадом, унеслась вдаль. Я вскочил, силясь разглядеть что-нибудь сквозь дым и пыль. Первое, что я увидел - это падающие ниже по склону горы и посверкивающие на солнце стабилизаторы, которые отвалились от ракеты. Сама ракета безумно металась по небу над тракторным заводом, градусов на сорок пять правее намеченной цели и километрах в четырёх от нас. Думаю, что не отвались у неё стабилизаторы, она благополучно перелетела бы весь город и упала бы где-нибудь в районе реки Колокши, километров за двадцать, - слишком мощный получился у неё двигатель. А теперь, оказавшись без руля и ветрил, она выписывала в небе над городом каббалистические знаки. Саму её видно не было, был виден только белый шлейф дыма. Потом она мгновенно оказалась над нами и нас опять оглушил её вой. Я инстинктивно бросился на землю рядом с Ананасом, но рёв уже ослаб и где-то вдали бумкнуло - сработал взрыватель. Я быстро вскочил, пытаясь по дымному следу установить место её падения. След исчезал где-то в километре от нас над коллективными садами у оврага рядом с моей улицей. Всё действо заняло не более десятка секунд.
--
Вставай! - сказал я Ананасу. - Где-то в нашем овраге шандарахнуло.
--
Как это нас не убило? - удивился медленно приходящий в себя Ананас.
--
Вставай быстрей! - начал поторапливать я его. - Пойдём её поищем. Интересно на неё
посмотреть, что с ней стало?
Через пятнадцать минут мы уже лазили по родному оврагу в поисках останков нашего снаряда. Ещё минут через двадцать овраг был исследован вдоль и поперёк - ракеты в нём не было.
--
Может быть она в пруд грохнулась? - высказал своё мнение Ананас.
--
Если бы она упала в пруд, мы бы взрыва не услышали, - возразил я. - Помнишь, сколько
мы наш пруд не взрывали - удар по земле, волдырь на воде или фонтан метра на три, если не слишком глубоко, пригоршня уклеек, а звука почти никакого. Неиначе она до оврага не долетела и взорвалась в коллективных садах, - определил я. - След над садами обрывался.
--
Ты собираешься белым днём в сады залезть? - понял мои мысли осторожный Ананас.
--
А что ты предлагаешь? - спросил я. - И залезать, кстати, не обязательно - подумают
ещё, что мы ягоды собрались воровать. Давай спокойно через ворота зайдём.
--
Я предлагаю забыть про эту ракету и по домам. Я, из-за твоей реактивной бомбы,
специально отгул на работе сегодня взял и меня уже ноги не держат, а завтра опять на
работу идти, - заканючил Ананас. - Да и не собираюсь я ни в какие ворота заходить - сторож нас с тобой как облупленных знает! И мужик, в которого ты с испуга из самопала пыжом пальнул на прошлой неделе. Забыл?
--
Да, с мужиком встречаться совсем желания нет, - согласился я. - Он нас на первой же
осине вздёрнет. А, может, - предложил я, - за самопалами сходим? С ними будет спокойнее ракету искать.
- Ты уже совсем трёкнулся: сначала чуть пол города ракетой не разнёс, - возмутился Ананас, - а теперь собрался вооружённый налёт на коллективные сады устроить? Делай что хочешь, а я пошёл домой! - решительно заявил он. - Я не собираюсь в тюрьме гнить. Пойду сегодня же в военкомат и попрошусь в армию.
- В какую армию? - удивился я. - Сыны полков только во время войны были, да и те были сироты, а у тебя оба родителя живы.
--
Мне в августе уже девятнадцать лет будет, - возразил Ананас. - Я могу и без
усыновления обойтись: солдатом пойду! Матушка всю прошлую осень в военкомат бегала, чтоб меня в армию не забрали, но лучше уж в армию, чем с тобой в тюрьму! - и тут он поведал мне о своих повторных отсидках в каждом из трёх начальных классов.
Я был так потрясён возможностью остаться без верного друга, что совсем забыл про ракету и стал уговаривать его не уезжать. Но Ананас был непреклонен: в армию и никаких вариантов! Растеряно бормоча какую-то чепуху, чтобы его успокоить, я семенил за размашисто шагавшим домой Ананасом. Настроен он был решительно и никакие уговоры не помогали. По инерции я проскочил вслед за ним в калитку его огорода и налетел на его спину: Ананас резко встал. "Мама родная! Меня предки убьют!" - промямлил он. Парник, предмет гордости Ананасовского отца, был изодран в клочья, а его задняя часть рухнула. Останки парника были украшены обрывками помидорной ботвы. Метрах в трёх от руин, на грядке с огурцами, валялась искорёженная и разорванная взрывом ракета. Покрутив её останки в руках, я закинул их через забор в свой огород. "У неё топливо над садами кончилось, поэтому там след и обрывался, а её по инерции в твой огород унесло" - констатировал я. Катастрофа была полная: поставить парник мы ещё могли, но плёнки на его реставрацию у нас не было, как не было помидорных кустов, чтоб восполнить их недостачу.
На следующий день мать Ананаса сама повела его в военкомат.