В начале девяностых я пару лет проработал сантехником в заводском ЖКО. Среди заводских домов была одна хрущёвка, которую выстроили для специалистов из Англии. Завод ещё во времена моего детства купил у Великобритании цех по химическому производству "английской" плёнки. Собирать оборудование и налаживать производственный процесс были выписаны специалисты из этого Европейского государства. Специально для них и был построен тогда этот дом. Для пущего удобства англичан, первый этаж дома был оборудован под разнообразные службы быта: ателье, фотография, ремонт обуви, парикмахерская и прочее. "Комбинат Службы Быта" - так это тогда называлось. К моменту моего трудоустройства сантехником, англичане уже давным-давно усвистали на свой остров, а дом был заселён нашими гражданами. Пришёл к нам как-то в мастерскую бравый ещё старикан - жилец этого дома - и стал просить нас поменять ему батареи. Он купил где-то новые радиаторы, чуть больше старых, и просил установить их, поскольку его супруга мёрзла зимой. Я и сварщик загрузили на тележку ацетиленовый генератор, кислородный баллон и пошли ставить. Квартира была трёхкомнатная, и поменять нам предстояло четыре батареи, считая и батарею на кухне. Вы много знаете типовых хрущёб с паркетными полами? Я - только одну. Вот эту. Для англичан. Из-за этого паркета, который был положен на обычный досчатый настил, батареи стояли прямо на полу, хотя, разумеется, в соответствии с технологией, висели на крюках, вбитых в стену. Стали снимать первую батарею в дальней комнате. Сварщик отжёг автогеном многолетнюю и многослойную краску на сгонах, и отправился выпить с хозяином квартиры на кухню. Я всё отвинтил и приподнял край батареи, чтобы снять её с крюков и отставить от стены. И тут я заметил, что из-под паркета под батареей тянутся какие-то проводки. Я ухватился за другую сторону батареи, снял её с оставшихся крюков и поставил на пол: на месте, где она стояла, лежал маленький микрофон-"жучок", и проводки от него прятались под паркетом. И такие "жучки" лежали под каждой батареей. Когда пришло время снимать батарею на кухне, (вы же знаете эти нелепые карликовые хрущёвские кухни?), я выгнал пьяненьких собутыльников - старика-хозяина и сварщика - в зал, чтобы пили там. В результате, кроме меня никто этих "жучков" не видел, а я их снял и засунул к себе в карман, выдернув с каждым из-под паркета метра по полтора проводов. Затрудняюсь даже сказать, почему я не сообщил о них деду и Серёге-сварщику. От жадности, возможно. Хотя, микрофоны эти, как потом оказалось, были мне совершенно не нужны. Ведь мужики, несомненно, стали бы претендовать на них. По-уму: деду следовало забрать пару штук, как хозяину. Ну, и мне с Серёгой по одному. А скорее всего, я поступил так по причине внезапно открывшейся мне в очередной раз грандиозной подлости государства нашего и КГБ, как его полномочного представителя. Вы представляете? Это же целый семидеситипятиквартирный домище отгрохали для подслушки недотёп-англичан! И оборудовали для себя целый офис на первом этаже. Это мы, с детства затюканные запретами, привыкли никуда не совать свой нос, а англичане, вовсе не знавшие никаких глупых ограничений в своей вольной стране, запросто могли заскочить в подсобку парикмахерской или ателье вслед за мастером. Вот для этого и была на первом этаже "Фотография", которая занимала, чуть ли не треть всей службы быта, хотя всё действо по выписыванию квитанций и съёмке фотографий происходило на десятке квадратных метров сразу за дверью. За плотно занавешенными окнами "фотолабораторий", куда уж самый отвязный англичанин не сунется точно, боясь засветить фотоматериалы и весь процесс, можно спокойно установить многодорожечные магнитофоны и усадить взвод операторов, следящих за работой аппаратуры. Так этого ещё было мало: КГБ заставило строителей соединить этот дом нелепой аркой из каких-то застеклённых полубалконов-полупереходов с соседним, что дало им в распоряжение ещё пятнадцать квартир для своих операторов прослушки и аппаратуры. Если во всех этих "парикмахерских" и "ателье" кгбэшникам приходилось соблюдать конспирацию, корча из себя завпроизводством и заведующих, то в соседнем-то доме можно было чувствовать себя очень свободно, захватив целый подъезд в своё распоряжение. Я тут же вспомнил, что наш замечательный владимирский писатель Валерий Янковский - отпрыск рода польской шляхты, половину своей жизни проведший в Корее, а с 1945 года ЗК нашего всеобъемлющего Гулага, живёт в точно таком же доме, соединённом с соседним такими же нелепыми балконами-переходами, на которых никогда не видно ни покуривающих людей, ни простыней с трусами для просушки.
Вскоре батареи радиаторов были поставлены и опрессованы на предмет герметичности. После этого я отвёз в мастерскую тележку с газосваркой, вернулся за сварщиком Серёгой и отвёл его домой. Потом я посидел какое-то время в мастерской, переоделся, всё запер и ушёл. Вечером ко мне заскочил на огонёк Гоша Назаренко. С бутылкой. А так, с чего бы он зашёл? Гоша товарищ был деятельный. И в электронике разбирался здорово: хоть электросачок спаять, хоть цветной ящик починить. Вот после первых полста грамм, я и рассказал ему о "жучках" под батареями.
--
И что ты с ними сделал? - оживился Гоша, наливая ещё по пятьдесят грамм.
--
Ничего. В кармане куртки на работе лежат. Я про них ни сварному, ни хозяину не сказал, - ответил я, принимая от него свой стакан.
--
Отдай их мне, - Гоша просительно уставился на меня.
--
Бери. Мне они ни к чему, - говорю. - Притащу завтра.
--
А может, сейчас сходим? - пристал Гоша, хорошо знавший место моей работы. - Это ведь завтра-то мне специально к тебе ехать придётся после работы.
--
Хорошо. Пошли.
Через четверть часа мы уже были у двери мастерской. Я пошарил у притолока и достал ключ от двери. Открыли замок и вошли. Включили свет, я отпер свой шкафчик и засунул руку в карман куртки: "жучков" не было. Я, на всякий случай, проверил другой карман, хотя знал, что никуда их не перекладывал. Пусто. Повернулся к Гоше.
--
Ну, чего титьки-то мнёшь? Давай "жучков-то", да я ещё за бутылкой сбегаю, пока магазины работают, - Гоша полез за деньгами в джинсы.