Посвящается Йарвену (Сергею Заболотному, Уфа) и Игорю Юрьевичу Красавину
а также - Павлу Колесову, Марии Коновальчик, Светлане Киреевой, Алексею Шамарину - с благодарностью за подаренные образы.
Часть первая
Золотая молодежь
Королевский дворец стоял на высоком холме, и окружавший его огромный парк спускался зеленым полотном до самой реки. Белые стены отражали солнечные лучи; под роскошными старыми дубами и вязами, у мраморных фонтанов еще царила прохлада, но на широких лужайках уже чувствовалось дыхание жаркого Юга во всем его великолепии начала мая.
Пятеро девушек с хохотом гнались за высоким золотоволосым юношей в серо-голубом охотничьем костюме. Пышные юбки колыхались от быстрого бега, позволяя видеть стройные ножки в шелковых чулках. Оглянувшись, юноша запнулся - и с воплем свалился в траву. Да так и остался лежать - хорошенькая, совсем юная девушка с голубой лентой в светлых волосах кинулась на него с визгом и придавила к земле:
- Так ему, ваше высочество! - закричали подбежавшие девушки. - За то, что гонял нас все утро!
Изабель, смеясь, отпустила брата, вскочила, перевела дух, отряхнула светлое платье. Невысокая, пухленькая, с еще не сложившейся фигуркой и детскими ямочками на щечках, она была хороша в этот момент, как все это свежее майское утро. Брат гибким движением поднялся на ноги и чмокнул ее в щеку.
- Молодец! Орден тебе за храбрость!
С притворно сердитым видом Изабель поправила на нем отделанный кружевом воротник, вынула травинки из светлых волос:
- Патрик, тебе завтра двадцать лет, а ты все как маленький. Посмотри, на кого похож! Наклонись-ка!
Высокий Патрик покорно опустился на одно колено перед маленькой сестрой, и она, вытащив гребень из мешочка у пояса, принялась приглаживать его спутанные золотые пряди, отряхивать расшитый серебром камзол, хмуря бровки и ворча. Брат сначала терпел - а потом вскочил, подхватил ее на руки и, не обращая внимания на визг, закружил и осторожно уронил в траву. Тут же, хохоча, ухватил в охапку другую девушку - высокую, красивую, черноволосую. Остальные с криками разбежались.
Трое юношей в тени старого дуба, улыбаясь, наблюдали за ними.
- Его высочество сегодня разошелся вовсю, - с легким неодобрением заметил один - плотный, широкоплечий, с темными волосами и хмурыми черными глазами на скуластом лице. - Как бес в него вселился...
- Последний день, - пожал плечами другой - тонкий, изящный синеглазый красавец. - Завтра ему будет не до забав, Ян, вы и сами знаете.
- Можно подумать, Кристиан, совершеннолетие - это что-то вроде отправки на каторгу, - хмыкнул темноглазый Ян.
- Полно вам, - вступился третий - добродушный, круглолицый увалень. - И так весь последний год его высочество работал как...
- Как раб на галерах, - хихикнул красавец Кристиан.
- Уж эти мне ваши сравнения, - поморщился увалень.
- Марк, а почему бы и нет? - заметил Кристиан. - Вспомните, когда в последний раз мы были с ним вместе на охоте?
- Зимой, если мне не изменяет память, - кивнул добродушный Марк.
- Вот именно. А уроки танцев? Принцесса Изабель уже, кажется, ищет себе кавалера на замену. Да и вам ли не знать, виконт, - обратился Кристиан к Яну, - как нагрузил принца Его Величество...
- Да полно, Марк, я шучу, - примирительно откликнулся Ян. - Не слишком много забот прибавится у его высочества - он и сейчас работает в полную силу. Авторитетно заявляю, что не так уж много Патрик бездельничает...
- Да, Ян, - Кристиан хлопнул его по плечу, - ведь бездельничаете вы вместе...
- ... а трудитесь порознь, - захохотал Марк и увернулся от тычка под ребра.
- Кстати, господа, - спросил Ян, - видели ли вы ее высочество принцессу Эвелину Залесскую?
- Видели, - оживились юноши. - Ее высочество изволили прибыть еще вчера вечером. Кристиан, не вы ли говорили, что...
- Да вот же она! - воскликнул Кристиан - и склонился в поклоне перед неторопливо сходившей со ступеней дворца ослепительно красивой, черноволосой и белокожей девушкой.
Царственным кивком отвечая на поклоны и реверансы всех присутствующих, принцесса Эвелина прошествовала мимо, шелестя роскошным темно-алым платьем с лиловой отделкой. Ища глазами принца, она несколько раз в нетерпении раскрыла и сложила веер из красного шелка, украшенный страусиными перьями, - и тут Патрик и Изабель, хохоча, вылетели из-за раскидистого дуба прямо на нее и, едва удерживаясь на развороте, чуть не сбили красавицу с ног.
- Ай, - взвизгнула Изабель - и осеклась под строгим взглядом принцессы.
- Ох, ваше высочество, простите, ради Бога, - Патрик, все еще смеясь, подхватил Эвелину под руку, помогая удержаться на ногах. - Мы не хотели, честное слово...
Эвелина нахмурилась было, но внезапно смягчилась. Глаза ее, устремленные на принца, потеплели, хотя извинений маленькой Изабель она словно не заметила.
Во всей этой шумной компании не участвовала в веселье лишь одна - худенькая, невысокая девушка, похожая на лисичку остреньким личиком и угловатой фигуркой. Чинно, как и полагается фрейлине, она сидела на мраморной скамье неподалеку, рассеянно покачивая маленькой ногой в зеленой туфельке и грустно улыбаясь. Зеленовато-карие глаза ее, не отрываясь, следили за принцем и Эвелиной. Задумавшись, девушка не заметила подходящей к ней Изабель и вздрогнула, когда та опустилась на скамью рядом.
- Вы опять грустите, Вета? - шепотом спросила маленькая принцесса.
Девушка исподлобья взглянула на нее, кивнула - и вздохнула прерывисто, как после долгих слез.
- Сказать по совести, - шепотом проговорила Изабель, доверительно наклоняясь к уху собеседницы, - мне эта Эвелина страшно не понравилась. Она вся какая-то...
Тут Изабель скорчила гримасу и высоко вскинула вздернутый носик. И так похожа она вдруг стала на Эвелину, так забавно-узнаваемо проступила маска надменности на ее милом личике, что Вета прыснула в ладони и поспешно отвернулась. Изабель звонко расхохоталась - но тут же потупилась под искоса брошенным на нее укоризненным взглядом брата.
С появлением красавицы Эвелины веселье в парке словно заморозили. Смех и веселые выкрики сменились чинными, учтивыми речами, ленточки в растрепавшихся волосах девушек мгновенно вернулись на свои места, пышные юбки шелестели тихо и неторопливо, как то положено правилами хорошего тона. И только принц словно не замечал, что воротник его костюма все еще сбился набок, а в растрепанных золотых волосах так и остались несколько запутавшихся травинок, - он учтиво предложил руку своей даме и, улыбаясь, повел ее к изящной, белоколонной беседке в глубине сада.
- Да уж, ее высочество возьмет принца в оборот, - добродушно усмехнулся Марк. - У нее не побегаешь...
Внезапный порыв ветра пригнул верхушки деревьев, рванул ленты из причесок девушек, вызвав бурю возмущения, и хлопнул открытой оконной рамой где-то на верхних этажах дворца. В одно из высоких, стрельчатых окон выглянула рыжебородая голова; только сеточка морщин вокруг серых глаз на моложавом лице и начинающаяся лысина выдавали возраст.
Его Величество король Карл Третий Дюваль оглядел веселящуюся молодежь и вздохнул едва слышно. Затем прикрыл створы - и обернулся вглубь.
В большой, изящно и строго обставленной комнате негромко переговаривались несколько человек, разных по возрасту и по сложению, отличающихся пышностью одежд. Общим было одно - серебряная нашивка на рукаве, означавшая должность учителей их наследных высочеств. Комната именовалась Малой Залой - в ней нередко проходили рабочие заседания Государственного Совета, в отличие от торжественных, предполагавших большую пышность. Сегодняшний совет, несмотря на свою скромность, тоже имел статус государственного, хотя впрямую никто не объявлял об этом.
Королю Карлу Третьему Дювалю недавно исполнилось сорок девять лет. Высокий и когда-то стройный, а теперь изрядно погрузневший, он, тем не менее, казался моложе своих лет - отчасти из-за сияния золотисто-рыжей бороды и шевелюры (когда-то пышной, а теперь прореженной временем), отчасти из-за размашистых, стремительных движений, которые, впрочем, уже не всегда бывали стремительными. Эту порывистость унаследовали все его дети. Правда, в последнее время король больше предпочитал сидеть, чем стоять, и на коня уже не взлетал, хотя и не вползал, как многие из его вельмож. Как сам он любил про себя говаривать, "есть еще стрелы в нашем колчане", но в последние месяцы в глухие часы предрассветной бессонницы частыми гостями в его покоях стали дворцовые лекари.
Карл, как ни странно, был из тех королей, про кого говорят "от добра добра не ищут". В меру жестокий, но не тиран, в меру добрый но не святой, в меру справедливый, но не обожаемый народом, а так - середина на половину. За годы его правления на страну не свалилось ни одного большого народного бунта, неурожаи были в меру, и урожаи давали запасов тоже в меру. Соседи порой грозились - но до открытой войны дело все-таки не дошло, а потому и финансы не претерпели серьезных потерь. Равно открывались и закрывались театры и тюрьмы, налоги не обрекали народ на голодный вой на пустом подворье, но кормили многочисленных чиновников. Чиновники имели возможность подворовывать - но не чрезмерно. При короле не было сделано ни одного сколько-нибудь серьезного научного или географического открытия, но университет, открытый его предшественником, Его Величеством Карлом Вторым, не закрылся, а продолжал существовать, исправно поставляя свою долю беззаботных голодных студентов в столичный котел... Род Дювалей правил страной почти пять сотен лет, и право их на власть ни разу не было оспорено.
Ветерок, влетавший в полуоткрытое окно, шевелил кремовые с розовым занавеси, пускал солнечные зайчики по стенам, начищенным изящным подсвечникам, цветам, в изобилии украшавшим большую и строгую комнату. Цветы были страстью "маленькой принцессы" Изабель; дворцовая оранжерея, зимний сад, комнаты - все цвело и благоухало круглый год. Несмотря на недовольство королевы - не по чину, мол, занятие. Строгие, с изящными резными спинками стулья были отодвинуты от большого стола с мраморной столешницей, но пустовали. Присутствующие послушно и невозмутимо ждали, пока Его Величество изволит уже насмотреться в окно и почтить их своим вниманием. Его Величество нетерпеливо барабанил пальцами по широкому подоконнику.
Наконец, Карл обвел взглядом собравшихся и сел.
- Что ж, господа, - сказал он, - не будем тянуть время. Вы знаете, зачем я вас собрал...
Все закивали, усаживаясь.
- Не в первый раз, - улыбаясь, заметил лорд Лестин.
- И надеюсь, не в последний, - согласился король. - Завтра у нас праздник, а пока...
Гул голосов мгновенно смолк.
- Начнем. Итак, я хотел бы знать, господа, что сейчас представляет собой мой сын. Наследный, - он подчеркнул это слово, - принц.
На мгновение в комнате стало совсем тихо.
- Кто начнет? - спросил король. - Нет, Лестин, вас я попрошу высказаться последним, вы наставник, кому же лучше знать его высочество, как не вам... Мессир Сьерди?
- Извольте, сир, - заворочался в широком кресле маленький и юркий, как колобок, мессир Сьерди. - Языки, литература, искусство. Сразу скажу - у меня претензий к его высочеству нет. Более того, я очень им доволен. Ваше Величество, да вы и сами могли видеть в последний раз, когда у нас гостил король Залесский - им не требовался переводчик... А вообще - пять языков, притом с неплохим произношением, притом практически свободно, с хорошим словарным запасом. Какой-то лучше, какой-то хуже, разумеется, но в целом... Да, и еще - сир, вы, надеюсь, в курсе, что переводы любовной лирики мессира Альгарри, которые ходят по столице, принадлежат перу принца?
- Не слышал, но весьма рад этому обстоятельству, - сказал король. - Что ж, ясно. Дальше. Бовэ?
- Да, Ваше Величество, - привстал смуглый, черноволосый мессир Бовэ. - Астрономия, математика, основы естественных наук. Я бы не стал выражаться так восторженно, сир, как мессир Сьерди, но серьезных оснований для недовольства у меня нет. Принц, скажем так, имеет некоторые познания в моей области. Но... но душу он не вкладывает в мою науку, увы. Это не его склонность, совершенно очевидно. При любом удобном случае его высочество променяет мои занятия...
- ... на охоту или фехтовальный зал, - усмехнулся король. - Знаю. Знакомо.
По комнате раскатился смех. Король, улыбаясь, погладил бороду. В свои двадцать лет он намного охотнее удирал на охоту, нежели проводил время в библиотеке, и это весьма тревожило его матушку, ныне покойную королеву Эльзу.
- Дозволено ли будет мне вставить свое слово? - спросил статный красавец Эжер. Король кивнул. - Лучшего ученика я не желал бы, Ваше Величество. Да вы и сами знаете - на осеннем турнире меч победителя достался его высочеству. При том, что бойцы выходили на арену инкогнито, дабы не проигрывать друг другу по соображениям этикета. С уверенностью могу утверждать, что сейчас принц является первым клинком если не всего королевства, то уж Западного Предела - с гарантией. Кстати, второй клинок - тоже наш, - задумчиво сказал он, - это сын виконта Дейка, но не суть важно... О чем я, собственно. Да, и не менее искусен принц в верховой езде и стрельбе. Танцует великолепно, вы сами видели, сэр Гэлон и наши дамы, - Эжер улыбнулся, - его высочеством очень довольны. Ну, про охоту говорить не стану, вы сами все знаете, сир...
- Хорошо, - довольным голосом сказал король. - Дальше. Марч?
- Охотно, Ваше Величество, - гулко пробасил из угла лорд Марч, грузный, седой толстяк. - История, генеалогия, дипломатия, военное дело. В принципе, я очень доволен принцем в изучении истории и генеалогии. Но вот дипломатия... и ведь что самое обидное, - воскликнул он, - его высочество прекрасно разбирается в, так сказать, предмете. Но почему же он на практике свои знания не применяет? Ведь совершенно же не желает ни управлять людьми, ни подчинять их себе...
- Поддерживаю полностью и безмерно огорчен, - буркнул лорд Лестин. Воспитатель наследного принца, он имел право вступать в разговор с королем. - Ваше Величество, я...
- Погодите, Лестин, - остановил его король. - Погодите, вам говорить последним. Продолжайте, Марч...
- Да, собственно, продолжать-то и нечего. Такое впечатление, что принц вырос не на земле грешной, а в каком-то раю, что ли... где все идеально, все по справедливости. А так ведь не бывает. И невозможно срубить дерева, чтобы щепки не полетели, и нельзя лужу перейти, сапог не испачкав. А он... - Марч помрачнел, - его высочество то есть... то ли не понимает, то ли не хочет понимать...
- Ясно, - буркнул Карл. - Дальше.
- Моя очередь, - вздохнул совершенно лысый мессир Теодор, вертя в руках перо. - Законы, право, экономика, государственное устройство. Сир, я даже не знаю, что сказать. С одной стороны, как и говорил лорд Марч, - поклон в сторону, - его высочество в предмете разбирается. С другой - я уже устал от него отбиваться. И то ему не так, и это не этак. Принц прекрасно осведомлен, какой сложной у нас является государственная машина, и при всем при том горит желанием - не побоюсь этого выражения - изменить все во благо государства. А то, что благо это каждый понимает по-своему, и уж тем более, насколько все завязано... ох. Ей-Богу, у меня иногда возникает ощущение, что передо мной не наследный принц, а... не знаю, - он замялся, - студент какой-то... вольнодумный.
- Да молод еще, - проворчал Марч. - Молод, вот и горит стремлением мир изменить. - Что мы, все в этом возрасте были...
- Все или не все, - возразил ему Теодор, - но его высочество не имеет права на такие заблуждения. Ошибки правителей слишком дорого обходятся государству...
- Да-а-а-а, - протянул король. - Что ж, ладно. Ну, Лестин, теперь вы. С вами Патрик более откровенен и открыт, чем с остальными, вы проводите с ним больше времени. Что вы скажете о принце?
- Я могу сказать, сир, - медленно, взвешивая слова, заговорил коренастый, седобородый лорд Лестин, - что мой воспитанник прежде всего человек, со всеми человеческими слабостями и недостатками. И нельзя об этом забывать. Более того, принц еще действительно очень молод, и большинство его заблуждений свойственны юности, это, так сказать, проходящее...
- Надеюсь, - обронил словно про себя Марч.
- Я в этом уверен. Если говорить объективно, как воспитателю, как наставнику наследного принца, то, разумеется, многие претензии, высказанные здесь, не лишены оснований. Его высочество действительно несдержан, пылок... вспыльчив, я бы сказал, скор в речах и поступках, мечтает переделать мир и превратить его в идеальный, - Лестин усмехнулся. - Не принимает полутонов - либо белое, либо черное, и никакой середины. Презирает ложь, предательство и подлость... но я не скажу, что это плохо, вот в чем дело.
- Не забывайте, что принципы короля и обывателя совершенно различны, - заметил кто-то.
- Да, - согласился Лестин. - Но, положа руку на сердце, разве честь и порядочность уже являются мусором, который валяется на дороге? Разве короли не должны держать слово? А все это Патрик умеет, будьте уверены. Он никогда - никогда, подчеркиваю! - не оставит своих обещаний невыполненными. Он держит слово, кому бы его ни дал. Он презирает лжецов... и, насколько я помню, сам во лжи замечен не был, даже в убыток себе. Он умеет дружить, сир, поглядите на нашу молодежь, они же за него в огонь и в воду пойдут... и не только дамы, - улыбнулся он. - И, как я понимаю, принц умеет любить...
- Вот только не надо про любовь к фрейлинам, - поморщился король. - Или, тем более, к...
- Сир, но вы же понимаете, что это всего лишь физиология? - улыбнулся Лестин. - Его высочество - нормальный, здоровый молодой мужчина, уже не мальчик, со всеми следующими отсюда... в конце концов, это была не моя идея, - тактично напомнил он. - А в Эвелину Залесскую Патрик, по всему, влюблен, и посмотрите - с каким достоинством он...
- Да я еще не начинал, Ваше Величество! Я забыл сказать, что наследный принц еще и добрый, ко всему, и открытый, и смелый... Честное слово, если бы это был мой сын, я гордился бы тем, что воспитал его - таким... - закончил он.
Король задумчиво побарабанил пальцами по столу и попросил:
- Лестин, переверните медаль...
- Извольте, сир. Оборотная сторона такова, - он вздохнул. - Вспыльчив. Несдержан в поступках и речах. Дерзок, и не только с теми, с кем позволяет положение. Совершенно не желает - заметьте, не не способен, а именно не желает! - идти на компромисс. Не отступает от принципов даже там, где это необходимо. Памятлив... я бы не сказал - злопамятен, но не склонен прощать - особенно в тех вещах, которые для него субъективно важны. Очень часто поступает, не заботясь о последствиях. Говорит то, что думает, и не всегда тогда, когда это нужно, чаще наоборот... да вспомните недавний скандал в Государственном Совете! Черное - белое, белое - черное, и никаких полутонов, либо враг, либо друг, но никак не союзник. Согласитесь, сир, это не те качества, которые нужны настоящему королю, - Лестин поклонился.
Король помолчал. Притихли и все остальные.
- Что ж... благодарю вас, господа. Ваши наблюдения и оценки вполне согласуются с моими, и приятно осознавать, что собственного сына я все-таки знаю и, смею надеяться, понимаю. Если вам больше нечего добавить к сказанному...
- Прошу прощения, сир, - поклонился Эжер, - у меня вопрос, но касательно не его высочества, а вашей дочери.
- Дочери? - удивился король. - У вас?
- Да, ваше величество. Принцесса Изабель выразила желание обучаться моей науке. Смею ли я надеяться, что вы дадите разрешение?
- Изабель? - приподнял брови Карл. - Зачем ей фехтование? Верховой езды будет вполне достаточно, Эжер, можете сказать принцессе, что я запретил.
- Как вам будет угодно, сир...
С грохотом сдвинулись стулья, кабинет загудел от шума голосов.
- Лестин, останьтесь, - попросил король, не двигаясь с места.
Несколько минут они сидели в тишине. Сонная весенняя муха звучно билась о стекло, не замечая открытой створки рядом, пока король не встал и не распахнул окно настежь.
- Душно как, - вздохнул он, снова садясь. - Что ж, Лестин... у меня к вам разговор... который должен остаться между нами, кто бы ни интересовался им. Понимаете?
- Я к услугам вашего величества, - поклонился лорд.
- Я хочу задать вам вопрос, Лестин. Странный, быть может...
Карл помолчал.
- Как вы считаете, способен ли мой сын стать настоящим правителем?
- Вопрос требует честного ответа? - тихо уточнил Лестин.
- Разумеется, - нахмурился король.
Лорд помолчал.
- Я отвечу, ваше величество. - Он твердо взглянул в глаза королю. - Я считаю - да, сможет.
Карл шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла.
- При всех его недостатках, - продолжал Лестин, - Патрик умен и умеет держать слово. И такие понятия, как честь и долг, для него не пустой звук. А для правителя это очень важно. Со временем он станет более реально относиться к жизни, романтические идеалы юности уступят место трезвому разуму. Я уверен, что это произойдет, его высочество слишком умен для того, чтобы всю жизнь носить розовые очки.
- Я ведь могу и не дожить... - грустно сказал король в пространство. И потер левую сторону груди. - Могу ведь и не успеть, вот в чем дело...
- Что-то случилось, сир? - быстро спросил Лестин, и в голосе его плеснулась неподдельная тревога.
Карл грустно усмехнулся.
- Это рано или поздно все равно случится. Старость, Лестин, старость. Сегодня утром я понял, что мой сын вырос. А я уже давно не тот пылкий юнец, каким был когда-то. Да что я тебе говорю - ты же сам все помнишь, старый друг... Это грустно - понимать, что твое время уходит...
- Ваше величество, - улыбнулся Лестин, - вам ли говорить о возрасте! В ваши годы рано думать о покое, и вы...
- Не в том дело, что я, - перебил король. - А в том, чтобы Патрик успел, понимаешь? Успел вырасти, набраться сил, обзавестись сторонниками и союзниками. Все, о чем мы говорили сегодня, я сам прекрасно знаю. И знаю, что большинство из этих проблем преходящи. Но нет у нас времени, Лестин, нет, потому что нет никакой гарантии, что я проживу достаточно долго, чтобы... - он шумно вздохнул и умолк.
За окном раздался звонкий смех и нежный перелив флейты. Карл тяжело поднялся - торопливо вскочил и Лестин, - несколько раз смерил шагами комнату, потом снова сел.
- Сегодня утром я имел неприятный разговор с женой, - сказал король, наконец, очень тихо. - Вирджиния недовольна сыном... недовольна настолько, что... что мне это горько слышать. Ей неприятно видеть, что и Патрик, и Изабель взяли от меня гораздо больше, чем от нее. Ей обидно. Ты же знаешь, она никогда меня не любила... - признался он. - Увы, у династических браков, при всех их плюсах, есть один очень большой минус - редко какая пара становится действительно парой, парной, поддержкой. Вот я завтра объявлю о помолвке Патрика и Эвелины... а ведь неизвестно, чем обернется этот брак. Смешно так говорить, Лестин, но я, как и любой отец, хочу видеть свое дитя счастливым. Будет ли Патрик счастлив с этой девушкой? Просто, по-человечески счастлив - как мужчина, как муж и отец... И я не знаю ответа...
- Судя по всему, - слегка неуверенно выговорил Лестин, - их высочества вполне понравились друг другу... разве нет?
- Может, и да, - с горькой усталостью ответил король. - А может, и нет...
Он встал, подошел к распахнутому окну и долго-долго вглядывался в раскинувшийся за окном город - столицу, которую он любил, почти как родное свое дитя.
- Ладно. Что-то я разоткровенничался сегодня... Видно, и правда старею. Грустно мне, - пожаловался он.
- Да... завтра праздник. Двойной, причем, - совершеннолетие принца и помолвка. Господи Боже, двадцать лет! - вздохнул он. - Ладно, Лестин, идите. И... и спасибо вам, мой друг. Спасибо, что вы были со мной откровенны...
* * *
Вета, Иветта Радич, фрейлина ее высочества принцессы Изабель, на вопрос, счастлива ли она, не смогла бы ответить однозначно.
С одной стороны, ей ли жаловаться на жизнь! Месту во дворце, которое она занимала, могли позавидовать многие; отец, граф Радич, обер-камергер, немало потрудился, устраивая дочь фрейлиной в свиту принцессы. Мать и отец любили ее так, как любят лишь поздних детей, рожденных под старость, ставших утешением и радостью, особенно если старший сын - обормот и разгильдяй. Вета получила хорошее образование в закрытом пансионе мадам Равен, хорошо танцевала, а знатность и заслуги отца открывали возможность удачного брака. О чем еще мечтать девице семнадцати лет?
С другой стороны, Вета совершенно точно считала себя несчастной. Она была влюблена. Разумеется, без взаимности. Разумеется, безутешно - как и полагается героиням любимых ею романов. И очень банально, сквозь слезы говорила она себе. Объект ее чувств угадывался без труда. В кого еще может влюбиться юная леди при дворе, если не в его высочество наследного принца?
И конечно же, сам Патрик о чувствах влюбленной фрейлины не имел ни малейшего понятия.
Как это случилось, Вета сама не понимала. Они были знакомы с раннего детства; Вета хорошо помнила худого, лохматого мальчишку, скорого на смех и озорные проделки. Вокруг него постоянно крутилось с десяток приятелей, в числе которых нередко оказывались и наиболее отчаянные девочки из окружения принцессы Изабель - тогда еще младшей, а потому любовно считаемой "малышкой". Брат и сестра всегда были очень дружны, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, а потому и игры у них часто бывали общие. В компании приятелей принца не было свойственной мальчишкам этого возраста жестокости - быть может, оттого, что никогда не был жестоким сам принц. Девчонок не гоняли, но принимали только самых достойных - тех, кто не боялся лазить по деревьям, прыгать с высоты, кататься на лыжах с крутой горки у пруда, ввязываться в бои в снежном городке. Маленькая Вета отчаянностью не отличалась, но ее почему-то принимали - быть может, оттого, что и трусливой она не была, несмотря на внешнюю скромность. Так или иначе, но, уезжая в пансион, Вета сберегла в памяти очень теплые воспоминания о шумной ватаге, заводилой в которой был смешливый длинноносый мальчишка, к которому тогда чаще обращались просто по имени, а не "ваше высочество".
Вернувшись из пансиона, Вета загрустила. Никого из прежних подруг в столице не осталось. Одни, подобно ей, еще учились, другие уже вышли замуж и уехали - разница в два года порой бывает очень велика для девочек, подходящих к порогу новой жизни. Ее снова определили фрейлиной в свиту принцессы Изабель, но Вета даже самой себе не хотела признаться в том, что страшно напугана. Она боялась найти манерную девицу вместо милой хохотушки, надменных франтов вместо прежних приятелей по играм. В пансионе Вету учили этикету и танцам, языкам и рисованию, все это она знала очень хорошо, но была совершенно не искушенной в науке общения с противоположным полом. Мальчики, юноши, мужчины - кто они такие, на каком языке с ними разговаривать? Проведя почти семь лет в обществе исключительно женском, знала она, конечно, немало, но знание это было теоретическим - мало ли о чем болтают в спальне старших воспитанниц, когда потушен свет и полагается спать. Брат Веты давно жил отдельно от семьи. Отец и раньше бывал дома так редко, что они почти не встречались. А прежние приятели остались в прошлом - там, где можно было вместе носиться по парку, играть в снежки и наперегонки скакать верхом. Та жизнь кончилась, а новая еще не начиналась, и Бог весть, какой она будет.
Так или примерно так рассуждала новоявленная фрейлина, бредя по коридорам дворца в первый день своей новой службы. Во дворце, по большому счету, до фрейлин никому нет никакого дела. Принцесса с утра занималась математикой в своих покоях, прочие фрейлины куда-то разбежались, и она шла по узкому коридору, соединявшему библиотеку с фехтовальным залом, в полном одиночестве. И всерьез уже подумывала, вопреки своим обязанностям, укрыться в библиотеке, зарыться в спасительную тишину книг. Там она, по крайней мере, всегда чувствовала себя в своей тарелке. Вета любила читать - к удивленному недоумению большинства своих подруг, полагавших чтение занятием совершенно излишним для девушки. Но как странно и счастливо порой было думать о том, что книги, которые она держит в руках, держали, быть может, много лет назад люди, которых она не знала никогда... какими они были, о чем мечтали, кого любили? Бог весть...
Коридор резко изогнулся и превратился в широкую галерею, выходящую рядом высоких окон на дворцовый сад. Солнечные лучи частой сеткой золотых пылинок пронизывали коридор насквозь, и на минуту Вету охватило ощущение нереальности. Ей показалось вдруг, что она идет по золотому мосту... куда? Навстречу чему-то новому - чему? На мгновение почудилось, что там, за поворотом коридора, в пыльной тени остается вся ее прежняя жизнь - а, в сущности, так оно и было. Тихо было, как никогда не бывает тихо во дворце, и звук ее шагов отдавался под высокими сводами, придавая происходящему привкус странной сказки.
Дверь библиотеки, до которой оставалось всего несколько шагов, распахнулась, и кто-то, нагруженный книгами так, что не видно было лица, боком протиснулся в проем, попытался закрыть дверь ногой, разронял толстые фолианты и вполголоса, но от души чертыхнулся. Вета бросилась помогать, они столкнулись лбами - и посмотрели друг на друга.
Незадачливый книжник покраснел и быстро извинился:
- Простите, леди, я не предполагал, что встречу здесь даму, - и залился краской еще больше. - Хотя меня это, конечно, не извиняет. Хорош принц...
А Вета смотрела на него, на тонкое его лицо с выразительными чертами, всматривалась в сине-серые глаза и понимала, что погибла. Человек, стоящий, вернее, сидящий на корточках перед ней - тот, за кого она может отдать жизнь. За кого будет молить Святую Деву и молиться, прося у Нее счастья - с ним. И что она, наверное, знала это всегда, только не смогла разглядеть сразу в лохматом мальчике свое будущее счастье.
А он и сейчас был лохматым, только волосы его не торчали в разные стороны, как прежде, а пышной золотой шапкой обрамляли лицо. И он смотрел на нее огромными своими глазами чуть удивленно, истолковав, очевидно, ее молчание по-своему.
- Надеюсь, вы не сочтете меня грубияном, леди? Я не задел вас случайно этой кипой?
Вета спохватилась, что слишком долго молчит, и, наверное, ей нужно хотя бы поздороваться.
- Вы - новенькая? - спросил принц, когда они в четыре руки собирали несчастные книги, то и дело соприкасаясь рукавами, отчего Вета замирала и вздрагивала. - Очевидно, фрейлина моей сестры?
Вета посмотрела на него.
- Ваше высочество... вы меня, значит, совсем не помните?
Принц перетащил уже собранные книги на подоконник, отряхнул ладони и осторожно потянул ее за руку, поворачивая лицом к свету.
- Вета? - неуверенно спросил он по прошествии пары секунд. - Иветта Радич?
Она кивнула и присела в реверансе.
- Боже мой, Вета, - Патрик звонко рассмеялся. - Не ожидал вас увидеть - здесь. Вы, значит, вернулись? Как вы выросли... и как изменились! Я вас и не узнал сразу...
- Вы тоже, ваше высочество... - пролепетала Вета.
Патрик замахал руками:
- Прошу вас, не нужно церемоний. Просто - Патрик. Ведь мы же старые друзья, правда?
- Ваше высочество! - раздался сердитый окрик в конце коридора, и из-за поворота вынырнул толстяк в черной с золотом одежде. Вета с трудом вспомнила, что это кто-то из придворных учителей. - Куда вы пропали?
- Простите, Вета, - торопливо сказал принц, - я вынужден откланяться. Сейчас буду выслушивать мораль на тему "вместо того, чтобы прилежно изучать науки, вы, ваше высочество, болтаете в коридоре"... - он хихикнул, - с хорошенькой девушкой. Встретимся вечером, хорошо?
Он ухватил с подоконника стопку книг и зашагал по коридору. А Вета стояла и смотрела ему вслед.
Ей казалось, что все это происходит не с ней. Так не бывает. Единственное, искрой промелькнувшее мгновение счастья - и вот уже он уходит, и всегда будет уходить от нее, вот угораздило же - влюбиться в наследного принца, кто она такая, чтобы быть с ним рядом. Ей не надо многого - только видеть его, говорить с ним, но ведь и это - на бегу, мило и ни о чем. У ее счастья был явственный привкус горечи - им никогда не быть вместе.
Никогда. У наследников престола иная судьба, им сватают в жены дочерей иностранных правителей, а не дурнушек-фрейлин. Где были ее глаза? Как могла она влюбиться в того, о ком даже мечтать не положено? Мечтают о принце многие, вот только для этого нужно стать либо прекрасной принцессой, либо Золушкой - не менее прекрасной. Вета не была ни той, ни другой.
Она и вправду не могла считаться красивой. Остренькое скуластое личико с заметной россыпью веснушек, пепельно-серые прямые волосы, не ложащиеся в прическу, глаза - не карие и не зеленые, а что-то среднее... отец говорил: "Когда ты злишься - у тебя глаза зеленые, как у кошки, и зрачки узкие". Плоская фигура с едва наметившимися бедрами и грудью - в семнадцать лет Вета еще не сформировалась и на фоне пышных, вполне зрелых девушек-ровесниц выглядела подростком. Впрочем, откровенной уродиной ее назвать тоже не решались; кроме того, Вета была добра и открыта, хоть и не вполне уверенна в себе. Она любила людей - и люди отвечали ей тем же. По крайней мере, с ней хотели общаться. А еще Вета искренне верила, что счастье ее где-то совсем неподалеку, и вот-вот случится с ней что-то очень хорошее; не всегда ей быть серой мышкой, и найдется и для нее прекрасный принц...
Но пока что принц нашелся не для нее, а для заграничной принцессы Эвелины Агусты Клементины Залесской, всячески выгодной как с точки зрения дипломатии, так и с точки зрения внешности и будущего потомства. Принцесса была высока ростом, имела блестящие, черные как смоль волосы, яркие черные глаза, очень белую кожу и пышную грудь. Они с Патриком неплохо смотрелись рядом - очень разные, но тем и красивы. И, надо сказать, жених привлекательностью - по крайней мере, так казалось Вете - невесте ничуть не уступал. И, похоже, влюблен был в свою нареченную по уши.
Поварившись в дворцовом котле, Вета не была, конечно, столь наивной, чтобы думать, что принц никогда... ничего... и так далее, шепот среди юных фрейлин о нем ходил, уверенно ходил. Но после появления в его жизни Эвелины количество шепчущихся поубавилось. Патрик, кажется, и в самом деле хранил верность своей избраннице.
Так что Вете оставалось лишь тихо рыдать в подушку да краснеть при встречах. И стараться, чтобы смущение ее было не так заметно.
Она и принц сталкивались на дню по двадцать раз, болтали - то на бегу, мимоходом, то неторопливо и обстоятельно, и случалось им скакать рядом на охоте, и в танцевальном зале Патрик нередко удостаивал фрейлину Радич своим вниманием. Конечно, все это по-дружески, открыто и ласково... только по-дружески, вот в чем дело! Вета изо всех сил старалась не показать, что видит в принце кого-то большего, чем просто товарища по детским играм и его наследное высочество, и это даже получалось. И только она одна знала, каких трудов ей стоило не краснеть, когда пальцы их соприкасались в танце; спокойно и обстоятельно доказывать ему, почему вишневое варенье лучше клубничного; смеяться, глядя, как Патрик улыбается кому-то другому, не ей, не ей.
Принцесса Изабель и принц Патрик остались по-прежнему дружны, компании их все так же держались вместе, а потому не проходило дня, чтобы не затевались поездки верхом, увеселительные прогулки, балы, приемы - все это, не считая просто вечеров "поболтать", в которые Изабель и Патрик часто уединялись "пошептаться", предоставляя остальной компании развлекаться самостоятельно. Вета не знала, о чем они "шепчутся".
Судя по тому, с какой нежностью и добротой относился Патрик ко всем выходкам и капризам младшей сестры, по тому, как преданно смотрела на брата Изабель и каким важным являлось для нее его мнение, говорили они наедине о том, что важно и значимо для них - двоих. Делились ли тайнами, строили ли планы на будущее - никто не знал. Но очевидно, что такие тихие вечера стали для обоих отдушиной от суеты и многолюдья дворцовой жизни.
Принц и принцесса внешне походили друг на друга только золотыми волосами и одинаковыми легкими улыбками. В облике их причудливо и по-разному соединились черты отца и матери: Патрик тонкостью черт и изяществом фигуры, пластичностью и легкостью походки пошел в королеву, а цвет и разрез глаз унаследовал отцовский, Изабель же взяла от короля крепко сбитую фигуру и вздернутый нос, очаровательно сочетавшийся с темными миндалевидными глазами матери и ее же ямочками на щеках. И уж несомненно от отца досталось обоим умение радоваться жизни так светло и открыто, что это заражало окружающих. Королева Вирджиния, надменная и суровая, улыбалась очень редко, но так же редко и выходила из себя, внушая детям благоговейный страх перед ее выдержкой и умением владеть собой.
Никогда, ни разу не спускалась Ее Величество вечерами к детям. Принц и все три принцессы посещали ее покои лишь для того, чтобы пожелать матери доброго утра или спокойной ночи, а утешение и любовь обретали друг в друге и в отце. Что думала по этому поводу сама королева, ревновала ли, видя, как тянутся к рыжебородому королю ее дети, оставалось загадкой. Втайне не одна Вета восхищалась железной выдержкой Ее Величества - многие пытались подражать первой леди государства в манерах и хладнокровии. Но умение одинаково ровно вести себя в гневе и радости королеве, кажется, дано было от рождения; среди молодых очень немногие могли похвастаться таким же даром природы - лишь у Патрика и Изабель, да и то очень редко, в гневе так же леденели глаза и таким же тихим и ровным становился голос. И уж никак не свойственно это было Карлу - в гневе Его Величество был слышен в самых дальних уголках дворца.
В отсутствие принца и принцессы компания не скучала, чаще всего разбиваясь на парочки. Его Величество Карл Третий тоже нередко удостаивал своим вниманием забавы молодежи. Раз, а то и два в неделю вечерами он заглядывал в "детский сад", как в шутку называл покои дочери, и, судя по всему, забавлялся от души. Игры в фанты, шарады, загадки - над выдумками и шутками короля хохотали все, и часто бывало, что молодежь валилась с ног от смеха, а Его Величество лишь добродушно улыбался.
Молодой двор, как называли во дворце приближенных принца и принцессы, был очень пестрым как по возрасту, так и по положению. Свита принца насчитывала около полутора десятков человек, и большую часть из них Вета знала с детства. Старшему из них - барону Кристиану Крайку - пошел двадцать четвертый год, младшему - графу Марку де Воллю - не исполнилось и семнадцати. Будущие советники, командиры полков и когорт, министры и интриганы, а пока - беспечные и легкие на подъем мальчишки, не обремененные державной ответственностью. Охоты, балы, хохот и споры до рассвета, ночные скачки верхом и легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Правда, в последние месяцы Патрик заметно отошел от большинства забав - Его Величество, не дожидаясь совершеннолетия сына, так нагрузил его делами, что принц зачастую видел друзей лишь рано утром или поздно вечером. Но груз этот казался пока не столь тяжким. Все еще впереди...
Лучшим другом принца был Ян Дейк, сын виконта Рауля Дейка, занимавшего при дворе какую-то совершенно незаметную должность, но известного одиннадцатью детьми, из которых десять - дочери. Виконт был богат, но подрастающие девочки грозили в ближайшем будущем изрядно уменьшить его состояние. Злые языки шептались о том, какие надежды возлагал виконт на сына в будущем; действительно, месту Яна при особе принца можно было позавидовать. Никто не знал, что думает по этому поводу сам молодой виконт - со стороны казалось, будто шепотки и слухи занимают его меньше всех остальных. И уж тем более не обращал на это внимания Патрик. Дружба этих двоих была действительно дружбой, какая складывается иногда у очень разных меж собой людей. Неторопливый, обстоятельный и рассудительный Ян и смешливый, легкий на подъем, открытый Патрик не имели, кажется, ни одной общей черты, но изгибы их характеров удачно дополняли друг друга. С недавних пор третьим к этому дуэту присоединился Марк де Волль, самый младший в окружении принца, но серьезный и спокойный не по годам.
Среди фрейлин принцессы Изабель - девушек от тринадцати до восемнадцати лет - были как дочери старинных, прославленных знатностью и достоинством родов, так и девочки из семей совсем небогатых, взятых ко двору не столько за заслуги родителей, сколько по чьей-то неведомой протекции. На самом деле, фрейлин, конечно, было намного больше, но многие - склочные и завистливые девицы - пришлись не по сердцу веселой и ласковой Изабель и не входили в "круг избранных", собиравшихся вечерами в покоях принцессы. Самой яркой и неординарной личностью в свите считалась, несомненно, Жанна Боваль - высокая, очень яркая и жизнерадостная брюнетка, затмевающая красотой почти всех девушек дворца. Самая старшая, восемнадцатилетняя, последнее время Жанна гораздо больше времени проводила с молодыми людьми из окружения принца, чем с фрейлинами; прекрасная наездница, она не пропускала ни одной охоты или верховой прогулки, не отставала от мужчин ни на шаг, звонко смеялась и явно отдала бы предпочтение принцу - когда бы он уделил ей хоть чуточку больше внимания.
В последнее время, однако, Изабель явно выделяла из большинства фрейлин незаметную Вету, Бог весть почему; принцесса делилась с ней некоторыми своими секретами и - так уж получилось - стала невольной хранительницей сердечной тайны своей фрейлины.
Совсем уж детским садом, по выражению Его Величества, считался пятилетний принц Август - троюродный брат их высочеств, боковая ветвь рода, и две шестилетки-близняшки, младшие дочери короля, курносые колобки Агнесса и Бланка. Эти трое малышей хвостиком таскались за старшими и очень ловко умели удирать от нянек в им одним известном направлении.
Что рассказывала брату Изабель о своих подругах, неизвестно. Но маленькая принцесса (маленькой ее считали по-прежнему с подачи брата) на диво умела хранить чужие тайны. Если, конечно, ее об этом предупреждали.
Изабель-то как раз и нашла Вету в один уже декабрьский день в зимней оранжерее. Четыре месяца минуло со дня их первой встречи с принцем, но отношения ни на йоту не изменились. Патрик видел в ней лишь подружку по прежним играм, фрейлину сестры, девушку, с которой можно приятно побеседовать - в том числе и на "умные темы", - но не более. Он держался равно дружески, ласково и открыто со всеми, но если раньше, по слухам, то одна, то другая фрейлина удостаивалась чуть более пристального внимания, то со времени появления в его жизни Эвелины не стало даже этого. А Вета боялась даже намекнуть ему о своих чувствах. Гордость и воспитание заставляли ее молчать. Что сказал бы отец, узнав, что она "вешается на шею мужчине"? Тем более, если этот мужчина - его наследное высочество.
Потому и сбежала она от развеселой компании, играющей в снежки во дворе, потому и спряталась в этом безлюдном уголке дворца - чтобы погрустить вволю над своей неудавшейся жизнью. В этот день Патрик был свободен от дел; пользуясь возможностью, он веселился вовсю, явно отдавая предпочтение Жанне Боваль. Та от всей души кокетничала, польщенная вниманием принца. Впрочем, возможно, что она просто походила внешне на невесту Патрика, и тот, глядя на нее, мог вспоминать надменную улыбку и черные волосы своей Эвелины.
В огромной оранжерее, сплошь заставленной растениями, было тепло и тихо. Так странно было видеть этот островок лета в заснеженный декабрьский день. В последнее время Вета часто приходила сюда; здесь всегда было тихо и как-то по-особенному уютно, здесь можно было и поплакать вволю, пока не видит никто, и помечтать, глядя на диковинные растения.
Спрятавшись под раскидистыми листьями какой-то заморской ярко-зеленой пальмы, прижавшись лбом к стеклу, Вета молча смотрела на занесенный снегом двор. Яркими пятнами мелькали на белом платья девушек, снежная пыль висела в воздухе. Внезапно входная дверь негромко стукнула; Вета обернулась было испуганно - и вздохнула с облегчением, увидев, что это всего лишь Изабель.
- Что случилось, Вета? - тихонько спросила принцесса, подходя. - Вы исчезли... я так и подумала, что вы прячетесь здесь. Я заметила, что вы давно уже грустны и о чем-то думаете. Вас что-то тревожит?
Вета посмотрела на нее - и опустила голову.
- Какие-то неприятности? - так же тихо предположила Изабель. - Я же вижу, как вы страдаете... Я могу помочь?
Вете очень хотелось ответить, что все в порядке, и помощи не нужно, но... но в глазах принцессы светилось искреннее участие и готовность помочь.
- Случилось.
- Если не секрет, Вета, что же?
- Влюбилась, - ровным голосом сообщила Вета, глядя в сторону.
Вета запнулась. Сказать? Или не надо? Наверное, лучше не надо... но тяжесть, лежащая на душе уже несколько месяцев, так измучила ее, что не было сил носить все это в одиночку.
- Секрет, да? - понимающе спросила принцесса.
- Не знаю, - вздохнула Вета. - Может, и не секрет. А смеяться не станете?
- Да вы что! - возмутилась принцесса.
- В его наследное высочество принца Патрика, - сообщила Вета с горьким смешком.
У Изабель распахнулись глаза.
- Правда?
- Правда...
- Да-а-а, - протянула принцесса озадаченно и совсем по-взрослому. - И давно?
Вета всхлипнула. По атласу платья скатилась прозрачная капля, оставив темное пятнышко.
- С первого дня, как только увидела его... уже четыре месяца. Ни о ком другом и думать не могу... и поделать с собой ничего не могу, - шептала она, вытирая мокрые щеки ладонями. - Сил моих больше нет... Он мне по ночам снится, днем от встречи до встречи живу. А он... его высочество... меня даже не замечает. Я понимаю, что глупо это, что смешно, что я ему не пара, но... ничего не сделаешь, это сильнее меня...
Изабель обняла ее, осторожно погладила по голове, стараясь не помять прическу.
- Зачем же плакать...
- А что мне еще остается? - выкрикнула Вета, вырываясь. - Что? Даже если я ему все расскажу, что за этим последует? Ваше высочество, вам ли объяснять! Ведь у него невеста есть...
- Есть, - тихо согласилась Изабель. - Правда, помолвка еще не объявлена, но это вопрос времени...
- Вот видите. Разве я могу? Вот представьте, в вас влюбился бы сейчас... - она запнулась, - ну, вот хотя бы лакей ваш. Вы бы восприняли его всерьез?
- Но, Вета, - возмутилась Изабель, - вы-то не лакей!
- А что толку? - горько проговорила Вета. - Все равно мне... я ему не пара.
Принцесса вздохнула. Оборвала, не глядя, лист с ближайшего куста фиалок и спросила:
- А Патрик-то знает о ваших чувствах?
- Нет, конечно...
- Может, ему сказать?
- Что вы! - вскинулась Вета. - Ваше высочество, прошу вас - не надо...
- Ну, ваше высочество... как вы себе это представляете? Вот приду я к нему и скажу: так, мол, и так, люблю я вас, принц. И что дальше? Да он посмеется надо мной!
- Патрик никогда ни над кем не смеется, - строго возразила Изабель. - Он благороден и...
- Я боюсь, - прошептала Вета. - Боюсь...
- А лучше мучиться в одиночку?
Вета усмехнулась сквозь слезы.
- Предлагаете нам мучиться вместе? И вам не жалко брата, ваше высочество? -пошутила она невесело.
- Жалко, - твердо сказала Изабель. - Но вас мне тоже жалко, Вета. А хотите, я с ним сама поговорю?
- Да что вы, Вета! Знаете... я подумаю, как вам помочь. А пока, - принцесса улыбнулась, - вы, если хотите, можете в любое время говорить со мной о Патрике. Я ведь знаю, как это тяжело - когда никому рассказать не можешь...
Так горько и по-взрослому устало прозвучали эти слова от всегда смеющейся пятнадцатилетней девушки, что Вета задумалась невольно: а что ее гнетет? Неужели есть где-то человек, тронувший сердце наследной принцессы? Будь к ней, милостив, Боже, не дай ей влюбиться в того, с кем вместе не быть им никогда...
Весь тот день Изабель не отпускала от себя несчастную фрейлину ни на шаг, особенно ласково разговаривала с ней, угощала пирожными, старалась развеселить. Остальные, не понимая причин такого внимания, лишь перешептывались недоуменно. Вета видела, что фрейлины не воспринимают ее всерьез; так, серая мышка, мало ли что там она себе думает. Она не блистала особенными талантами ни в чем, кроме разве что, танцев, не обладала ни ярким темпераментом Жанны, ни умением искрометно шутить, как Маргарита Этескье, ни неистощимой фантазией на шалости, как сама принцесса. Так с чего бы вдруг? Эти шепотки и косые взгляды еще больше задевали девушку; она старалась не показывать виду, гордо держа голову прямо, но каждый взгляд, каждое слово, произнесенное за ее спиной, резали ножом. Ей казалось, что все уже знают, как эта вот нескладеха влюбилась в принца. И все смеются над ней.
Тем вечером в покоях принцессы собралось, как обычно, около полутора десятков человек. Не слишком большая комната, выходившая окнами на запад, не казалась тесной; молодые люди сидели на нешироких диванах, обтянутых нежно-кремовой тканью, в низких старинных креслах, а кое-кто и прямо на полу, на разбросанных там и тут вышитых подушках. Короткий зимний день давно угас, сквозь узкую щель в светлых портьерах заглядывала в окна почти полная луна. Нежно пела флейта в руках Жанны, то тут, то там звенели голоса и смех, но обычного искрометного веселья не было - быть может, оттого, что притихшей и задумчивой была в этот вечер сама Изабель. Она свернулась клубочком, подобрав ноги, на маленьком диванчике и негромко беседовала о чем-то с Марком де Воллем. Вета, по обыкновению, спрятавшись в угол с рукоделием, не спускала упорного взгляда с принца.
Патрик тоже казался сумрачным и усталым, неохотно отвечал на вопросы и почти не улыбался. Молча сидел в глубоком кресле, прячущемся в широкой нише, вертел в руках неоконченную вышивку сестры и невидящим взглядом смотрел куда-то в пространство. Вета только сейчас заметила, как осунулось его лицо, какая упрямая складка пролегла меж бровей, и острая жалость сжала ее сердце.
Изабель тоже с тревогой поглядывала на брата и, наконец, пробравшись к нему и тронув за плечо, обеспокоенно спросила:
- Ты здоров?
- Да, не беспокойся, - негромко ответил принц. - Устал немного...
- Что-то случилось? - не отставала сестра.
Патрик слабо улыбнулся:
- Нет, что ты... Я же говорю - просто устал. Успокойся...
Улыбка эта успокоила принцессу, она присела рядом на ручку кресла и погладила Патрика по руке.
- Где ты был так долго?
- Да так... разное... с документами сидел...
- Что, ваше высочество, тяжела доля наследного принца? - попробовал было пошутить Артур ван Херек.
Патрик поднял на него взгляд и спокойно ответил:
- В самый раз.
- Такова судьба, - перебила принцесса и скорчила уморительную рожицу. - За право носить вот это, - она дотронулась до вышитого на рукаве брата герба, - можно и поработать.
Принц шутливо дунул сестре в лицо - разлетелись пушистые локоны, Изабель дернула его за ухо.
- Взаимный обмен любезностями состоялся, - констатировал с притворной серьезностью Марк, а Изабель, оглянувшись, показала ему язык.
- Фи, ваше высочество. Как неэстетично, - укоризненно протянула Жанна.
- Смотри, увидит когда-нибудь матушка, - предостерег Изабель брат. Принцесса показала язык и ему и рассмеялась.
- Все собираюсь спросить - как вам в Совете, ваше высочество? - спросил Кристиан Крайк, подходя к ним и опускаясь прямо на пол.
- Нормально, - пожал плечами принц. - Сижу, молчу. Слушаю. Разбираюсь, вникаю. Я пока там на положении вот этой леди, - он постучал пальцами по мраморной фигурке одной из древних богинь (Вета так и не выучилась различать, какой именно). - Или вот этой, - он кивнул на полосатую кошку, которая терлась пушистым боком о его ноги. - Все слышу, все понимаю, а вот сказать - увы. Пока права голоса я не имею.