Аннотация: Homo Religious - культорологический вид homo sapiens. Переводится просто: "человек религиозный".
Джозеф скрипнул калиткой, разделявшей его участок с владениями Родригеса. Неприятный звук заставил морщинистую кисть руки напрячься, отчетливей обыкновенного проступили вены. Облизал ссохшиеся губы. Звук десятилетиями не смазывавшейся калитки уже снился ему в кошмарах. Но Родригес игнорировал замечания Джозефа с невыносимым упорством. "У меня нету времени, нужно сьледить за кукурузой", - говорил он. Родригес растил кукурузу и имел со своего поля всегда завидный урожай. "Тогда и смажь кукурузным маслом, старый дурак!" - кричал Джозеф. "Сям дурак", - шло ему в ответ. На этом дискуссия о скрипящей калитке находила свой безвременный конец. Но в связи с возникшими вновь мигренями, он собирался наконец убедить своего престарелого соседа.
Престарелый сосед улыбнулся гостю всеми своими двадцатью шестью зубами, среди которых не имел места быть один передний, а также левый нижний клык. Печальные последствия первой и последней попытки Родригеса сесть на лошадь.
- Джосефь! День без моего старого пня - не день вовсе! - кинул он в приветствие.
- Можешь говорить просто Джо, - прохрипел с улыбкой на лице.
- Сьто ты, мы же уважаемые люди, не мальцы какие-нибудь! - воскликнул Родригес.
- В твоем возрасте это не обязательно доказывать, Роди, - продолжал улыбаться Джо.
Роди лишь обиженно что-то пробурчал в ответ, но затем вспомнил об элементарном гостеприимстве:
- Присяживайся, - указал на шезлонг. Сам сел по другую сторону от расположившегося между шезлонгами стола. На нем стоял кувшин с лимонным соком, на поверхности которого, подтаивая на солнце, дрейфовали два крупных, неаккуратных куска льда. Похоже, отколупанных с морозильной камеры древнего холодильника. Родригес разлил лимонад в два замызганных стакана и предложил один из них Джозефу. Тот не отказался. С удовольствием отпил еще прохладный напиток.
- Как и всегда, - Роди поводил языком по воображаемому клыку.
- А наркокартели? Давно к нам не наведывались мучачос.
- Ксьтати, да... Серт их разберет. Уже вторую семидневку ружье без дела висит. Может, бизнес в упадке.
- Может и так... - Джозеф задумчиво взглянул на стакан, - Но они ведь недавно в нашем районе. Неужели он так быстро себя исчерпал?
- Ну, у нась тут ничего кроме кукурузы и не продать нормально. А эти ребята сявсем не кукурузой торговали.
- Ты говорил, они у тебя початки воровали?
- Эээ... Говорил?
- Да, во вторник, как я упомню.
- Ну... эээ... Да кто разберет, из чего они свою дрянь месяют? Я не разберу, - пробормотал Роди. Допил лимонад, новый стакан наливать не стал. Задумался, произнес, - Может так быть, сьто они просьто тисе работать стали. Вот у меня сегодня сьтасили пясет кукурузных семян.
- Прям так и пятьсот?
- Даа, прям пясет. У меня же по меськам, как раз по пясет семян в каждом.
- Так бы и сказал, что мешок украли.
- А мало ли, сьто в меське. Там же и одно семечко может быть, и тысяся, а может вообсе не быть семян. Ты бы тогда и сьпросил, ськолько в том мешке семян было. А я тебе сразу и сказал.
- Я бы не спросил.
- Ну и ладно.
Тишина. Джозеф пару раз причмокнул, ощутил вкус лимона. Лицо скукожилось, он улыбнулся. Услышал смешок Родригеса. Старый мексиканец готовил хороший лимонад. Может, вкус ему придавал ни разу не мытый кувшин? Зная Роди, Джо мог смело это утверждать.
- Знаесь, держи сьвой револьвер наготове. Наркоторговцы могут скоро вернуться.
- Священник с револьвером? Ну и зрелище.
- В Сян-Диего это нормально.
- Богу неугодно, чтобы его служители расхаживали с оружием. Заповеди распространяются и на Сан-Диего.
- Будесь сьледовать сьвоему драгоценному "не убий" и вськоре займесь первое месьто в осереди к райской книге жалоб.
Джозеф повертел между пальцев крестик. Затем отогнул рукав, взглянул на часы. Еще раз отпил лимонад, оставив самое донышко.
- Ладно, мне пора на службу, - встал.
- Бывай, - махнул рукой Роди.
Джозеф взглянул на кукурузное поле. Впечатляющее зрелище. Родригес отдавал кукурузе всего себя. Во всяком случае, с момента их знакомства. Чем занимался его мексиканский сосед в прошлом, Джо не спрашивал. А сам старик никогда на эту тему не заговаривал. Наверное, лучше и не знать, какие скелеты таятся у него в шкафу.
Священник прошел до калитки, отворил ее. Она разразилась страшным скрипом. Джозеф тихо что-то прорычал и тут же перекрестился. Решил не возвращаться к Родригесу. Зачем портить так неплохо начавшийся день бессмысленными спорами?
Джозеф протер глаза холодной водой. Закрыл кран, взглянул в зеркало. Морщинистое, обрюзгшее лицо - ужасающая версия того красавца-археолога, что вел раскопки в Калакмуле. Но годы идут с невообразимой скоростью, унося все присущее прошедшему времени. И заслуги, и красоту, молодость, конечно же. Будучи исследователем, любителем приключений, никогда и не думал даже о священнослужении. Но Богу нужны слуги, он это понял. Иначе людям будет не перед кем замаливать свои грехи.
Погладил лысину, потер пигментное пятно. Доктор сказал, что ничего страшного оно не несет. Но врачи города Сан-Диего никогда не славились особенной квалификацией.
Огляделся, осмотрел комнату священников. Никого кроме него здесь не было - на церковь приходилось крайне мало людей. Он разделял службу лишь с одним священником. Работали два через два. Завтра выходной, хорошо, как раз приезжает сын.
Отворил зеркало - за ним располагалась аптечка. Взял лекарство от мигрени, отсыпал две таблетки, быстро закинул в глотку. Сглотнул. Поморгал, закрыл аптечку, еще раз посмотрелся в зеркало. Закусил нижнюю губу, обнажив имевшие нездоровый оттенок желтого зубы. Надо уделять им больше внимания.
Из зала послышались голоса - начали собираться прихожане. Джозеф вздохнул, про себя повторил сегодняшнюю речь. Подошел к стулу, снял со спинки сутану. Крякнув, надел. Приложил к груди взятую со стола Библию, улыбнулся. Нести слово Господне приятно. Он был уверен, это единственное, что удерживало это место от падения в Ад.
Вышел из комнаты, подошел к трибуне. Положил на нее книгу и раскрыл на заложенной странице. Поднял взгляд на паству. Приход составляли все те же лица, за вычетом восьмерых членов наркокартеля, навещавших церковь каждое воскресенье. Странно, куда они могли запропасть? Может, их голова запретил богослужение? Тогда их дух обречен на вечные страдания.
Сара недовольно осмотрела грязное пятно на тыльной стороне сутаны. Цокнув несколько раз языком, мотнула головой и понесла ее к корыту. Насыпала в воду дешевейшего порошка, который только нашла в магазине, подняла с пола многолетнюю, потрепанную губку и стала вручную оттирать одежду мужа. Джозеф с печалью взглянул на более года не включавшуюся стиральную машину, на которой стояла керосиновая лампа.
- Сара, это же церковное одеяние. Хотя бы для него можно было наконец воспользоваться нормальной технологией. А ты драишь его, будто мы снова вернулись во времена дефолта.
Женщина сверкнула на Джо взглядом так, что его даже передернуло. Но затем вновь обернулась к своему занятию и тихо, будто говоря с конченным дураком, проговорила:
- А вот ты что, да? Вот ты, да? Нет, ну, да? Ты, вот, вообще, вот, думаешь, сколько эта твоя церковь платит за пошив вот этих вот сутан? Да, вот, поди, и больше дяди Сэма не дает, да? Это же дешевка, понимаешь? Год-два носишь дешевку, да? А, вот, сколько мы платим за электричество-то, а? Пятнадцать долларов, а?! Да это три дяди Сэма, три твоих чертовых, прости, Господи, сутаны; чуешь, да, к чему я клоню-то? Только за месяц получается твое годовое одеяние, а? Я не буду за этих жуликов отдуваться, увольте! Не отдам своего дома, не отдам, не отдам... - Сара стала потихоньку уходить в маразм, повторяя и повторяя про свое нежелание делиться каким-то домом с какими-то жуликами.
- Сара! - крикнул на нее Джозеф.
- А? Что? Сам дурак, понял? - очнулась его жена.
- Сутана стоит пятьдесят долларов и церковь выдает нам новую раз в три месяца.
- Тебе это епископ сказал? А ты поверил, да? Ничего ты в этой жизни не смыслишь, понял? Жулье, всюду жулье!
- Сара, крохоборство - грех.
- Да? Я такого в Библии не припомню!
- Потому что ты не читала Библию. Она показалась тебе слишком дорогой.
- И правильно, нет? Если уже слово Божие стоит моих денег, то я сейчас же пойду во двор к Родригесу и брошу свой кошелек в его комбайнер! Почему у нас нет комбайнера, Джозеф?
- По той же, по которой я беру Библию в библиотеке.
- Все по справедливости, разве не так? Жулики, мошенники - вот кто населяет эту поганую капиталистическую страну, гнить ей тысячу раз, да? Вот, не отдам, вот, им денег! Вот никогда! И гроша, вот, ломанного не получат, ага? - женщина умолкла. Седые волосы закрыли морщинистое лицо, полуслепые глаза уткнулись в корыто, - Где ты так запачкался-то, а?
- Проходил мимо индейской территории. Мальчик пробегал с какой-то тарелкой, врезался мне в спину, пролил.
- Вот чего только там эти индейцы варят, а? И не отмоешь, а?
В дверь дома постучали. Джозеф вздрогнул. Он не ждал сегодня никаких гостей. Пошел отворять.
На пороге стоял молодой человек. Темные, короткие волосы с торчащей вперед челкой, которая, словно козырек кепки, закрывала от света голубые глаза юноши. Открытая, домашняя улыбка была обращена к старику. Визитер развел руки в стороны:
- Здравствуй, отец.
Джозеф некоторое количество секунд простоял в недоумении: он ждал сына не ранее, чем завтра, все-таки тот являлся человеком занятым. Но вскоре Джо ощутил распространяющееся от мозга до самых кончиков пальцев ног тепло радостных чувств, что захлестнули его. Он бросился на шею своему ребенку.
- Кристиан, как я счастлив тебя видеть.
- И я тебя, отец, - обхватив плечи родителя, ответил Кристиан.
- Кто там? Мошенники? - встревожилась Сара.
- Это я, мам. Кристиан.
Сутана шлепнулась в корыто, расплескав по полу его содержимое. Зашаркали тапочки ошеломленной матери.
- Ой, Боже... Боже, Боже... Сыночка, неужели это ты? - слезы радости пошли из ее глаз, преодолевая тучи морщин на пути к подбородку, - Ой, ой, ты же вроде только завтра к нам прибывать-то должен был?
- Как вырвался, так и приехал, - Кристиан обнял плачущую мать.
Минуту они не размыкали объятий, но, в конце концов, она отльнула от него, утерла слезы и оглядела с ног до головы.
- Что это за грязь у тебя на вороте?
- Эта?.. Это так, пустяки... - пробормотал он.
- Дай, сюда, свин. Хомячил, поди? Вот и заляпался, да? Давай сюда, а то вы ведь городские грязнущие не ходите, да? - Кристиан снял кофту, отдал матери, - Ты посмотри-ка, точь-в-точь, как у тебя на сутане, а? Пятна-то такие же, а? Теперь вас обоих фиг отстираешь.
Кристиан протянул отцу местную газету.
- Вот, приобрел в киоске, может тебе будет интересно.
На первой полосе сиял заголовок: "Убит вождь местной колонии коренных американцев". Джозеф видел его пару раз, но лично знаком не был, так что не видел в этой смерти ничего особенного. И на похоронах он будет не при делах, у индейцев свои обычаи. Все же, он перекрестился за упокой души отошедшего вождя и положил газету на стол.
- Надолго ты к нам? - спросил он у сына.
- Где-то на неделю.
- Мало. Но от тебя уже столько времени ни слуху, ни духу. Рад, что Господь позволил нам хотя бы этот промежуток времени провести вместе.
- А я-то как рад, - мужчины улыбнулись друг другу. Джозеф принялся показывать сыну дом.
Субботний день начался неспокойно. Джозефа разбудили жуткие мигрени. Голова болела настолько, что казалось, мозг сейчас потечет из ушей, а мир навеки расплывется уродливыми красками и никогда больше не восстановится в нечто целостное. Джо скатился с кровати и опорожнил желудок. Стал царапать пигментное пятно, ждал, пока отступит боль. Когда окружение приняло более-менее статичный вид, встал, прошелся до ванной, достал из аптечки лекарство от мигрени. Принял двойную дозу. На время отключился.
Очнувшись, еле сдержал еще один рвотный позыв. Но вызван он был не самочувствием, а реакцией на царящий в доме смрад. Это развонялась масса, которой Джозеф залил пол при пробуждении. Почему Сара не убрала?
Опершись на раковину, Джо с хрустом в коленях занял вертикальное положение. Не дыша носом, обошел жилье. Ни жены, ни сына. Где они?
Взглянул на часы. Девять часов. А встал он еще раньше. Куда они могли уйти? Сара вообще предпочитала не покидать дом, чтобы не наткнуться на жуликов и мошенников. Может, осмелела в присутствии Кристиана?
Направился к выходу, необходимо было подышать свежим воздухом. Но дверь оказалась заперта снаружи. Тщетно дергал ручку, стал пинать косяк, но прекратил, как только почувствовал головокружение. Отошел от дверного проема к окну. Постарался поднять. Тоже закрыто. Что за чертовщина творится?
Посмотрел, что творится во дворе. Там, к его удивлению, было трое человек. Один из них - Роди. Оставшихся он не знал, но оттенок кожи, наряд, телосложение говорили об их прямой принадлежности к индейскому народу. Они о чем-то спорили, однако окно не пропускало звук: слишком тихо говорили. Тихо, но, судя по выражениям лиц, совсем не за мир. Дебаты продолжались около минуты, придя к своей кульминации. Родригес прокричал так, что Джозеф смог расслышать:
- Вы психи! Это сюдовисьный бред, вы не посьтупите так!
Провозгласив это, он ухватил за ворот одного из индейцев. Второй среагировал незамедлительно. Выхватив из кармана "перо", он ткнул им под ребра старого фермера. Тот вскрикнул, ослабил хватку и упал. Парочка убежала.
- Роди... - в ужасе прошептал Джозеф. Происходящее казалось отчаянным бредом. Он был совершенно уверен, что это лишь последствия мигреней, безумные галлюцинации. И все же, он решил подыграть этим галлюцинациям.
Дрожащими руками, схватил стоявший поблизости стул и врезал им что есть мочи по окну. Стекло разлетелось тут же. Джозеф подбежал к комоду, достал из ящичка черного цвета коробку. Откинул крышку, схватил револьвер, быстро зарядил барабан. Патроны дважды выпали из рук, он терял время. Нужно было торопиться, Роди мог еще оставаться в живых!
Защелкнул барабан, резво выскочил в окно. В результате, чуть не подвернул ногу, картинка перед глазами вновь завертелась. Чуть прихрамывая, понесся к лежащему на газоне Родригесу. Тот истекал кровью, но, судя по стонам, держался. Джозеф наклонился к нему.
- Ты как?
- Идиот... - пробурчал старик, указывая на ранение.
- Проклятье... Эй! - он окликнул даму, проходившую мимо участка, - Позвоните в 911, человек ранен!
На счастье, дама послушалась и спешно достала из сумочки телефон. Вскоре она уже говорила с диспетчером службы.
- Джо... - тихо воззвал к другу Родригес.
- Слушаю, - в волнении, Джозеф наклонился ниже.
- Твоего сина назначают новым вождем колонии...
- Чего? - не понял Джо.
- Не знаю, посему... Они обратились к религии майя. Будет жертвоприносение. Твоя жена - жертва.
- Чего... Что? Что за бред?! Это... Это чушь полная! - Джозеф перешел не крик, происходящее уже никак не укладывалось в рамки привычной реальности. Это точно галлюцинации.
- Джо! - с диким испугом в глазах вскрикнул Родригес. Раздался женский визг. Джозеф обернулся и встретился лицом к ботинку с одним из сбежавших индейцев.
Солнечные лучи вызвали страшную вспышку боли в голове Джозефа. Он даже вскрикнул, быстро закрыл только что открывшиеся глаза. Опять стал тереть пигментное пятно. Сознание постепенно приходило в норму. Медленно разлеплял веки. Сщурился от необычайно яркого солнца. Оно не было Сан-Диеговским, знойным и палящим. Сеяло скорее свет, чем жар. Слепящее светило мексиканского штата Кампече. В свое время Джозеф был с ним очень хорошо знаком. И уже не надеялся вернуться. Во всяком случае, не при таких обстоятельствах.
Присел, пошире раскрыл глаза. А затем они сами раскрылись так широко, как только могли. Джо очень хорошо знал это место. Оно являлось домом его юности, главным, чтобы в его жизни, чему посвятил свою молодость. Древний город майя Калакмуль.
Он вспомнил каждую деталь, каждое здание, назначение всех построек, все легенды, все ритуалы местного поселения. Джозеф не открывал это место, но был учеником открывателя Лунделла, который своему ученику оставил исследования Калакмуля в наследство. Сколько времени Джо посвятил этому некогда могущественному, защитил огромное количество работ, составил столько документов о народе майя.
О их религии.
Джозеф вскочил; вскружилось сознание, заныл копчик. Ощупал карманы: револьвера нет. Забрали. Стал вспоминать слова Родригеса. Либо это продолжение невообразимого видения, либо продолжение кошмара наяву. Взглянул на раскинувшуюся перед ним пирамиду. Она имела немалую высоту - сорок пять метров. У первой ступени на коленях по обе стороны сидели двое индейцев. Перед каждым из них лежало по сердцу. Джозефу стало плохо. Что за фарс творился на его глазах?
Еще через десять ступеней сидели еще два индейца с сердцами. Глаза у них были закрыты. И так повторялось каждые десять ступеней, до самого конца. А в конце возвышался силуэт человека, в котором Джо признал своего сына. Сердце екнуло. Он стал подниматься. Коренные американцы не выразили ничего против.
Так он и шел, чуть не теряя сознание, с жуткой одышкой, то и дело оступался, преодолевал огромную лестницу. Лишь благодарил Бога за то, что индейцы не выбрали храм высотой в сто сорок метров: в Калакмуле есть и такой.
Наконец, Джозеф пришел к вершине и без сил упал на колени. Дышал так тяжело, как никогда в жизни, сердце наковальней било по ребрам. А силуэт Кристиана выглядел все таким же размазанным. Как и все остальное.
- Здравствуй, отец.
- Крис.. стиан... - старик еле переводил дыхание, - Что?.. Как... ты можешь быть вождем... Это же... по наследству...
- О, у меня это спрашивать не следует. Вот, задай вопрос ей, - сын отошел в сторону. Зрение Джозефа проясналось по мере возвращения его пульса к нормальному ритму. Он распознал жену. Но не мог ей обрадоваться, так как ее положение не просто его испугало, но пронзило ужасом происходящего все естество, приводя разум в состояние паники.
- Сара? Сара! Боже! - попытался встать, но вспышка головной боли остановила.
- Что? Джозеф? Зачем тебе мои деньги? Почему я должна давать тебе из своего кармана? Ты же священник, тебе разве мало платят? Церковь тебя надувает? Конечно надувает, но ты ведь не веришь мне, да, богобоязненный придурок? - тихо бредила она. Кристиан печально вздохнул.
- Несчастная маразматичка.
- Не говори так о своей матери! - прорычал Джозеф.
- О, это далеко не самое оскорбительное, что можно о ней сказать. Спрашиваешь, как я мог стать вождем? Думаю, под всей несусветной чушью, что изрекла моя мать, она имела ввиду: "Джозеф, я редкостная шлюха и отдалась вождю индейской колонии, когда нашем браку исполнилось десять лет".
- Я ушам своим не верю, как ты можешь такое...
- Мой настоящий отец - вождь Гоятлай. Я, что удивительно, его единственный сын. Может быть, конечно, это как-то связано с тем заговором, который я устроил еще год назад, подговорив всех членов колонии против вождя и остальных его наследников, но точной причины не знаю, даже не догадываюсь.
- За... говор?
- Я так и сказал. Применил развитый жизнью в городе дар убеждения, заставил их поверить в то, что являюсь единственным достойным занять пост Гоятлая. Два остальных сына испугались быть убитыми и сбежали. А от отца я избавился на днях.
- Зачем тебе управлять индейской колонией? - Джозеф начинал верить в царивший на его глазах бред.
- Я много времени проводил с твоими работами. Они меня зацепили. Особенно те, что касались религии майя. Ты тогда еще не преклонялся перед христианским Богом, не мог определиться со своими взглядам на религию. Но вера майя тебе явно прельщала, это читается в каждой строчке. И мне она тоже понравилась, более чем. Когда я узнал, что ты стал католическим священником, вспомнил о тех твоих записках и моем впечатлении от них. Очень долго перечитывал, выяснил все подробности. Ты не задумывался, насколько индейцы майя были умнее вас? Подумай: современные люди верят в некоего вызывающего подозрения созидателя мира, который за шесть дней сотворил все сущее, при это оставшись незамеченным, лишь пару раз давал уверовавшему в его силу человечеству знак, хоть доказательств тому и нет, а сейчас почивает на лаврах, наблюдая за людьми, контролируя не только миллиарды жизней, но и вообще все-все на Земле да по воскресеньям выделывает чудеса, которые, правда верующие не замечают, так как томятся в церквях. Но майя верили не в плод своего воображения, а в зримые, осязаемые, реальные, лишь порой абстрактные вещи: горы, долины, пещеры, реки, звезды, деревья, дни - все имело своего бога. Так просто, но так гениально.
- Это совершенная глупость, Кристиан, глупость и язычество! Пещеры и деревья не могут быть могущественнее Бога!
- Во всяком случае, они существуют. И действительно влияют на жизнь человека. Поэтому мне и важна их симпатия.
- Важна их что?
- Симпатия, глухой пень. Каждому богу этих земель я принесу жертву в виде сердец членов мексиканского наркокартеля.
- Так вот куда они запропастились...
- Да, злые наследники индейцев майя - отличные бойцы. Картель был подавлен в течение пары часов. Но это все для богов поменьше. Главный сюрприз я приберег для бога Солнца, - Кристиан хищно взглянул на бредившую себе под нос Сару, - принесенная в жертву мать точно докажет ему мою преданность.
Джозеф заплакал. Дрожал, страшно дрожал, стонал хрипло, утирая слезы с опухших глаз. Он не понимал, где ошибся в воспитании сына. Как из любимого мальчика выросло такое чудовище? Что он сделал такого, чтобы Господь наказал его таким зверским способом?
Кристиан выхватил из-за ремня острый кинжал. Взял стоявшую у плиты, на которой висела Сара, миску с зернами кукурузы.
- Четыреста пятнадцать штук. Я так и не осознал до конца, почему именно столько семян жертвовали богам майя. Но не буду нарушать ритуал.
Он шагнул к матери, ухватил за запястье. Она не сопротивлялась, рука повисла в крепкой хватке. С видом предвкушения, поднес кинжал к ладони женщины и с наслаждением сделал глубокий надрез. Сара завопила страшно, задергалась. Кристиан быстро поднес к кровоточащей конечности миску с зернами, орошая их кровью. Когда все семена приобрели кровавый оттенок, он зашел за плиту, с тыльной стороны на которую как раз падал свет.
- Это на закуску, Бог, - поставил посуду на свет солнца, вернулся обратно, - Барс, теперь подай меч.
Подошел один из индейцев и передал Кристиану крупный, умело выкованный клинок. С довольной миной парень тронул его острие.
- А вот и основное блюдо! - громогласно воззвал он к своему божеству. Меч вошел в живот женщины. Дикий совершенно вопль женщины разнесся над Калакмулем, кровь стыла в жилах мгновенно, кто-то из майя вздрогнул.
- НЕТ! Не-ет! - страдальчески кричал Джозеф, надрывая голосовые связки. Но не в силах был даже встать. Наоборот, упал без сил. Однако сознание сохранял. К своему ужасу.
Кристиан стал вести меч кверху. Женщина истошно вопила, но это нового вождя племени лишь задорило. У его ног разрасталась лужа крови. Он продолжал резать, пока не дошел до грудины. Затем он вытащил из не желавшей умирать Сары свой меч, бросил его перед собой. И сделал то, что вышло за все границы понимания Джозефа: запустил руку в рану матери. Секунд пять возился, наконец свирепо улыбнулся и рванул руку наружу. В кисти было зажато старое, изможденное сердце. Оно еще продолжало биться. Пару секунд широко раскрытые глаза замолчавшей Сары наблюдали за этим тошнотворным биением. И сникла.
- Вот, Боже! - Кристиан вскинул руки к Солнцу, - Твоя жертва! Прими сердце женщины, породившей меня! Я стану твоим верным слугой, вознесу тебя еще выше, чем ты есть! - обернулся к индейцам, - Теперь я ваш вождь! Да здравствует народ Майя!
Он бросил перед рыдающим Джозефом сердце жены и револьвер. Стал спускаться, ведя за собой свой народ. Страшная боль разрывала не только голову, но и все внутренности Джозефа. Он не мог поверить во весь этот кошмар. Не мог.
Не видел револьвера, сквозь слезы смотрел только на сердце Сары.
- Рад видеть вас в нашей церкви, отец Питер, - обратился священнике к епископу.
- Разделяю вашу радость, отец Валентин. Где же отец Джозеф? Я надеялся его увидеть.
- Боюсь, он ушел из церкви. Сказал, что хочет заняться поисками себя. Вы ведь знаете о смерти его жены?
- Да, Царствие ей Небесное. Это странно, обычно, теряя любимого, мы находим для себя утешение в вере.
- Думаю, он разделил для себя понятия религии и веры.
Отец Питер помолчал, затем произнес:
- Я видел ваше служение. На нем было лишь двое прихожан. Раньше ведь было больше?
- Да, приходили десятки людей.
- Почему такое падение интереса?
- С приходом нового вождя индейской колонии среди местных стала популярна религия племени майя.
- Боже, сохрани наши души. Так быть не должно.
- Не должно. Люди должны верить в Бога, а не в какие-нибудь деревья.
Епископ не ответил. Так, в молчании, он покинул церковь. Отец Валентин перекрестился и отправился выслушивать исповеди двух своих прихожан, умы и сердца которых еще не захватила религия индейцев майя.