Антонина Васильевна просыпалась рано, но не вставала, пока муж не включал телевизор. Это означало, что он проснулся. А в комнате мужа была тишина. Осторожно, зная, как плохо муж спит ночами, чтобы, не дай бог, не разбудить его приоткрыла дверь в его комнату.
- Доброе утро! - сказала она, увидев, что муж лежит с открытыми глазами.- Не доброе, болит в груди, - ответил он. - Сделай, горяченького чайку с молоком.
Более шестидесяти лет назад, после окончания института, они получили распределение в Читу, Забайкалье, здесь и пристрастились к чаю с молоком. В то время они не знали, что и англичане пьют чай с молоком, знали, что буряты, которых было немало в Чите, пили чай с молоком. Попробовали, понравилось. Обычно муж сам заваривал чай, никому не доверял. Он обдавал чайник крутым кипятком, потом насыпал столовую ложку индийского чая, заливал кипятком, чайник укрывал полотенцем и ждал пять минут, только после этого наливал в кружку чай, а потом добавлял доверху молока. В последние два года он не выходил на улицу, болели ноги, но по квартире передвигался. Антонина Васильевна пошла на кухню, услышала непонятные звуки, вернулась в комнату, увидела, что муж пытается поднять голову с подушки, задыхается, от хрипов содрогалось всё его тело. Подбежала, схватила за подмышки, подняла, принесла вторую подушку, подпёрла, чтобы мужу легче было дышать, и стала звонить в "скорую". "Очень плохо, задыхается, можно поскорее врача, он участник войны", - говорила Антонина Васильевна, надеясь, что последние слова ускорят приезд скорой помощи. После этого позвонила внучке: "Таня, дедушке плохо, скорее приезжайте!" Телефон был в зале, она не видела мужа за те несколько минут, что звонила, но слышала хрипы. Вбежала в комнату, не зная, чем помочь, но готовая на всё: "Потерпи, Николай, "скорую" я вызвала, врач приедет, поможет". Поправила подушки, подумала, что, может быть, мужу станет легче, если он встанет, сможет вздохнуть полной грудью. "Давай, Николай, попробуем потихоньку встать", - она взяла его за подмышки, потянула на себя, но поднять не смогла. Он был высоким, к своим 87 годам сильно похудел, но никак она не могла поднять его. Услышала звонок в домофон, побежала открывать, распахнула настежь входную дверь, услышала шаги, и закричала, что было сил: "Скорее, скорее, ему очень плохо!" Когда она с врачом "скорой" вошла в комнату мужа, то хрипов не было слышно.
- Только что хрипел сильно, задыхался, - как бы извиняясь перед врачом, сказала она, - а теперь дышит нормально? Но вы послушайте его, такого ещё не было.
Врач, мужчина средних лет, подошёл, потрогал пульс и сказал: "Он умер!" - "Что вы говорите! Он только что хрипел, я на минуту отошла вам дверь открыть, делайте что-нибудь..." В комнату вошли внучка с мужем, Антонина Васильевна, увидев их, закричала: "Костя, помоги деду, надо что-то делать..." - "Умер он", - ещё раз сказал врач, который сидел в другой комнате и что-то писал. "Таня, вы с Костей вдвоём сможете его поднять, ему надо вздохнуть... - упорно говорила Антонина Васильевна, - я вам помогу". Таня с Костей подняли деда, и опять раздалось что-то вроде хрипа.
- Я знала, что он не умер, знала! - закричала Антонина Васильевна. На её крик врач вошёл в комнату, ещё раз пощупал пульс и сказал:
- Это воздух выходит из лёгких, такое случается...
- Нет! Таня, сделай что-нибудь, прошу тебя, дедушка был жив, ещё двадцать минут назад, не может он вот так умереть...
Костя пытался делать искусственное дыхание... "Вы мне не верите?" - спросил врач. "Я вам не верю, - ответила Антонина Васильевна. "Костя, делай, делай, дедушка обязательно очнётся".
"Скорая" уехала, Таня попыталась вывести бабушку из комнаты деда, но та стояла, как каменная, смотрела на своего мужа. Как ей хотелось, чтобы он попросил горяченького чайку с молоком, пусть бы слёг, не ходил, но только бы жил. Она никак не могла поверить, что он умер. Шестьдесят пять лет они прожили вместе. "Как мне теперь жить?" - думала она. И даже, когда его увезли в морг, она никак не могла поверить в случившееся. Сидела на кровати, на которой умер муж, боялась тронуться с места.
- Давай, бабуля, поедем с нами, нужно справки собрать, похороны заказать, венки купить, - сказала Татьяна, решив, что бабушке будет лучше, если она будет с ними, отвлечётся.
- Он участник войны, ему салют положен, - сказала Антонина Васильевна.
- Будет салют! Об этом не беспокойся, давай соберём все документы, - сказала внучка.
Антонина Васильевна стала ходить из комнаты в комнату, пытаясь найти документы: паспорт, удостоверение участника войны, но ничего не могла найти.
- Бабуля, у вас же все документы в стенке всегда лежали, - сказала внучка.
- Конечно, в стенке, не трогай, я сама, у меня что-то с головой, никак не соображу, - Антонина Васильевна забрала из рук внучки документы, села на стул около окна, погладила рукой удостоверение, заплакала и спросила: "Он точно умер, не ошиблись?"
- Бабуля, собирайся, поедем, дел много.
***
- Может, в машине посидишь, а мы с Костей сходим, - спросила Татьяна, когда они приехали в похоронную фирму.
- Нет, я с вами, - она вышла из автомобиля, пошатнулась, её повело в сторону и, если бы не подхватила внучка, то могла бы упасть.
- Ты утром таблетки от давления пила? - спросила Татьяна.
- Какие таблетки! Горе такое...
Когда они зашли в похоронную фирму, то Татьяна пожалела, что бабушка с ними. Надо было выбирать гроб, венки. "Как бы ей не стало хуже", - подумала внучка. Антонина Васильевна ходила среди венков, она растерялась, обратилась к мужчине.
- А как это выбирают?
- Доверьтесь нам, мадам, сделаем всё, как положено вашему мужу-герою.
- А откуда вы знаете, что он герой? - спросила Антонина Васильевна и внимательно посмотрела на мужчину.
- Все, кто воевал, герои,- ответил он.
- Я согласна, все, кто пережил войну, тоже герои, - сказала Антонина Васильевна и почему-то вспомнила случай из военного времени. - Можно я вам одну историю расскажу?
- Конечно, - ответил мужчина и предложил Антонине Васильевне сесть на стул.
- Нет, не хочу, я постою. Муж мой со станции ЯЯ Кемеровской области, когда немцы взяли в кольцо МосквуЈ то, может, знаете из истории, что сибирские полки подошли и спасли положение, отбросили немцев от Москвы. Там мой Николаша ноги обморозил, хотя в валенках был. Чуть ноги ему в госпитале не отрезали, но нашёлся врач, вылечил. Я в то время в институте в Новосибирске училась, он в 1942 в наш институт поступил, так вот познакомились, в 1945 поженились. Простите, что долго рассказывала. Я о другом сказать хотела. После снятия блокады Ленинграда, к нам в институт Леночка приехала. Проучилась всего месяц и с ума сошла, стала она за кошками гоняться. И никто ничего не понимал, спрашивали её, зачем кошек пытается ловить? А она отвечала: "Чтобы съесть!" Представляете, что они пережили в Ленинграде? Герои! Все герои! - Бабуля, поедем, - сказала Татьяна.
- Ей выговориться надо, одну не оставляйте, - сказал мужчина из похоронной фирмы. - Когда люди долго живут друг с другом, то потом они теряются, как дети, когда один из них умирает.
Выходя из помещения похоронной фирмы, Антонина Васильевна обернулась и спросила: "А салют точно будет?" - "Точно, это же по закону положено", - ответил мужчина. "Это хорошо, с почестями воинскими, Николаша порадуется!"
***
Антонина Васильевна отказалась ехать к внучке. "Буду дома!" - категорически заявила она. Зная её твёрдый, упрямый характер, никто не стал спорить. Внучка часто звонила, спрашивала, как она себя чувствует, выпила ли лекарства, предлагала приехать, побыть с ней, но Антонина Васильевна отвечала, что побудет одна. Ходила из комнаты в комнату, не знала чем заняться. Не для кого было готовить еду, не просил муж сделать чайку с молоком. В квартире было непривычно тихо. В последние годы муж плохо слышал и включал телевизор на большую громкость. Он включал его сразу, как просыпался и выключал, послушав девятичасовые вечерние новости. Читал газеты под телевизор, мог уснуть, но не дай бог, было выключить телевизор, тогда он начинал ругаться. Уже столько телевизоров сломалось, все они стояли в комнате мужа, один на другом.
- Не надо выбрасывать, мало ли какие времена настанут, - говорил он.- Тогда и будем ремонтировать.
Год назад они купили современный плоский телевизор. Муж внучки повесил его на стену так, чтобы деду с кровати было хорошо видно и он, действительно, не мог не нарадоваться.
- Как показывает! Техника шагнула вперёд. Помнишь, Тося, наш первый телевизор! Ещё такую плёнку цветную на экран накладывали, чтобы в цвете получалось изображение! Спасибо, Костя, угодил старику.
- Николай Иванович, если что надо, говорите, всё сделаю.
- Костя, у нас с бабкой никого, кроме тебя и Тани нет, к кому нам ещё обращаться?
У Антонины Васильевны был свой телевизор, не из новых, но показывал нормально, она не любила смотреть телевизор, ей важно было живое общение, а его оставалось всё меньше. Подружки в последнее время умирали одна за другой. Всегда ходила на похороны, очень переживала. В последний год уже некому было позвонить, только внучке. Сын умер восемнадцать лет назад, внезапно, тромб оторвался. Он жил далеко, в Усть-Илимске. Раздался телефонный звонок в двенадцать часов ночи, Антонина Васильевна спала, звонок её напугал, она схватила телефонную трубку, та выскользнула у неё из рук, тогда она включила свет, взяла трубку и сказала: "Да".
- Витя умер, - услышала, как ей показалось, незнакомый голос.
- Какой Витя? Вы, наверное, ошиблись номером.
- Мама, это я, Наташа, из Усть-Илимска. Витя умер...
- Как это умер? - спросила Антонина Васильевна, ей казалось, что сердце остановилось, что её больше нет на этом свете.
- Пришёл с работы, ужинать отказался, сказал "прилягу", я вошла через час, сначала подумала, что спит, но свет включила, и не понравилось мне, как он лежит, а он уже неживой был. Вызвала "скорую", сказали, что умер уже.
- Мама, как мне теперь без него - невестка плакала в трубку, повторяла и повторяла фразу: "Как мне жить?" Антонина Васильевна с ужасом осознавала, что её единственного сына нет в живых. Витя умер! Она молчала, слёз не было, жизнь, казалось, ушла из неё. Продолжала держать трубку, слышала плач и причитания невестки, но ничего не могла выговорить. В комнату вошла внучка Татьяна, закончив школу в Усть-Илимске, приехала учиться в университет в Читу, жила с бабушкой и дедушкой.
- Что случилось? - она взяла трубку из рук бабушки, услышала плачущий голос матери.
- Мама, это я, бабушка ничего не говорит, объясни, что случилось?
Услышав, что умер папа, она заплакала, сказала, что выезжает в Усть-Илимск.
Дед проснулся, вошёл в комнату.
- Витя умер, - сказала Антонина Васильевна, стала набирать номер телефона сына, трубку опять подняла невестка.
- Наташа, что Витя умер? - спросила совершенно безжизненным голосом.
- Умер...
Она не могла плакать. Николай Иванович сел на стул, слёзы текли из его глаз, он не мог понять, что его сына, к которому они недавно ездили на пятидесятилетний юбилей, больше нет на этом свете. Плакала Таня, а Антонина Васильевна сидела и смотрела в одну точку.
- Бабушка, ты поплачь, легче будет, - прижав её к себе, говорила Таня.
Неблизкий путь до Усть-Илимска Антонина Васильевна преодолела, как во сне. Увидев сына в гробу, вдруг упала на колени и завыла так, что родные напугались за её жизнь. Она не говорила никаких слов, из груди вырывался только вой, страшный, пугающий всех.
На кладбище при прощании, она обняла сына, и никто не мог её оторвать от безжизненного тела.
- Бабуля, надо же хоронить, посмотри, сколько людей пришло, - сказала внучка, Антонину Васильевну встряхнули слова: "Сколько людей пришло..." Она как бы очнулась, посмотрела и удивилась, сколько народу. "Витю любили, а за что его не любить?" - подумала она. На поминках слушала всех внимательно, после каждого выступающего, вставала и говорила: "Спасибо вам!" Портрет сына всегда висел в её комнате на видном месте. Она каждое утро говорила: "Здравствуй, сыночек!", а вечером: "Спокойной ночи, сынок!" Муж не знал об этом, иначе бы начал ругаться. Они не заговаривали о сыне, каждый терпел свою боль, главное - дочка сына, внучка Таня, была с ними. Было ради кого жить.
***
Она искала фотографию мужа, которая ей больше всего нравилась.
- Это нужно для похорон, найди, бабуля, хорошее фото! - сказала внучка, позвонив по телефону.
Стала искать в фотоальбомах, но давно они с мужем не фотографировались, все фото были давние. Муж, сын и она сама смотрели с фотографий такими молодыми, что ей стало не по себе. Спрятала альбомы в тумбочку под телевизором, прошлась по пустой квартире, стало совсем невмоготу. Уже вечерело, соседи должны были вернуться с работы, и она решила зайти к ним, сказать, что прощание в поминальном зале, который был при морге, где теперь лежит её Николаша. Сказала всем соседям по площадке своего третьего этажа, поднялась на четвёртый и пятый этажи. Всем сказала, когда говорила, то голос дрожал, наворачивались слёзы, но вот так, чтобы выплакаться - не получалось. Решила пойти на улицу. Начало февраля выдалось суровым, стояли сорокаградусные морозы. Но холода она не ощущала. Не знала куда идти, шла, и оказалось, что пришла к моргу. "Далеко я зашла", - подумала. В морге светилось только одно окно. Где Николаша спит? Посидеть бы около него, ему холодно", - подумала. Одинокая фигура женщины, стоящей поздно вечером около морга, привлекла сторожа. Мужчина лет пятидесяти вышел на крыльцо и спросил:
- Мамаша, не заблудились?
Она так обрадовалась, что двери морга открылись, стала быстро-быстро говорить:
- У меня муж сегодня утром умер, он здесь у вас...
Она боялась, что сторож станет ругаться, но он, наоборот, спустился по ступеням и подошёл к ней.
- Сколько ему лет было?
- Восемьдесят семь, мы шестьдесят пять лет вместе прожили, так хорошо жили, не знаю, как теперь без него.
- Так тебе теперь и не прожить без него, он всегда с тобой будет, не печалься так, а то зайдётся душа, жить станет невозможно.
- Уже невозможно...
- Надо! У тебя в живых кто остался?
- Внучка, муж её и правнуки Наташенька и Мишенька.
- Так это много, у других никого нет - вот беда.
- Да, - сказала Антонина Васильевна и стала бояться, что сторож сейчас уйдёт, и она останется одна. Растерялась и не знала, в какую сторону идти к дому, а сказать об этом стеснялась, подумает, что бабка из ума выжила.
- Не заплутаете, мамаша, дом найдёте? - спросил сторож.
- Я на улице Бабушкина живу, около центрального рынка.
- Какое сама! Уже восемь вечера, мороз лютует, замёрзнете, заплутаете. Давайте, я вас чаем напою, а там решим, что делать.
В небольшой комнате сторожа она поняла, что сильно замёрзла. Сторож поставил чайник, налил ей горячего чая, поинтересовался: "С молоком?" - "С молоком!" - ответила она.
- Отогрелись?
- Да, спасибо! Вам не страшно здесь работать?
- Я своё отбоялся. Живых надо бояться, а не мёртвых. Провожу вас до дома, пешком дойдёте или на маршрутке поедем?
- Пешком! А вы знаете улицу Бабушкина?
- Я таксистом работал, пока инвалидом не стал, город хорошо знаю.
***
С тех самых пор, когда она впервые у морга испугалась, что не найдёт дорогу домой, Антонина Васильевна далеко никуда не ходила одна. Она не делилась даже с внучкой своими страхами. Но Татьяна поняла: бабушка после смерти деда изменилась. Могла забыть о том, что на плите что-то варится, пока не начинало пахнуть гарью. Вскоре после похорон внучка с мужем заехали к бабушке и, войдя в подъезд, поняли, что-то не так в бабушкиной квартире. Открыли дверь своим ключом. Бабушка спала, а в кастрюле выкипела вода, картошка обуглилась.
Услышав шум в квартире, Антонина Васильевна проснулась и не сразу смогла понять, что происходит.
- Бабуля, ты же картошку поставила варить, вода выкипела, так и до пожара недалеко, - сказала Таня.
- Я её выключала, - ответила Антонина Васильевна, ей не хотелось признаваться, что она такое допустила. - Я ночью плохо спала, вот меня и сморило.
- Давай, к нам переезжай жить, так ведь и до беды недалеко, - нервно сказала Татьяна, замачивая сгоревшую кастрюлю и открывая окна в квартире, чтобы выветрить гарь.
- Это случайность, у каждого бывает, я никуда не пойду со своей квартиры, здесь дед умер, здесь и я умру, - резко сказала Антонина Васильевна.
Внучка знала бабушку, её было не переубедить, если она что решила.
- Характер твёрдый, нордический, - пыталась разрядить ситуацию Татьяна. - Тогда не ложись спать, пока не проверишь газовую плиту и входную дверь. Договорились?
- Договорились, - ответила Антонина Васильевна. Татьяна открыла холодильник, посмотрела, что опять он забит продуктами. Она не могла часто приезжать к бабушке, после работы надо было ехать домой, сын учился в шестом классе, дочь - в первом. И у неё просто не было времени на бабушку, ей хотелось, чтобы она переехала к ним. Так, она считала, будет лучше и спокойнее всем. Но все разговоры о переезде заканчивались скандалами. Татьяна понимала, что бабушка не знает, куда себя деть от одиночества. Перестала готовить, только варила картошку, яйцо, сардельки. Ничего из того, чем кормила мужа не делала.
- Бабуля, почему суп не сварить, котлет не наделать? - выговаривала внучка.
- Для одной себя готовить не могу! - жаловалась Антонина Васильевна. - Да и не хочу.
- А зачем каждый день в магазин ходишь, покупаешь сыр, творог, колбасу, ты же не успеваешь всё это съесть?
Татьяна попыталась вынуть из холодильника продукты, которые, на её взгляд, надо было выбросить, но наткнулась на яростное сопротивление бабушки. Она оттолкнула Татьяну от холодильника и закричала:
- Не трогай, командуй у себя, здесь всё нормальное, а что не так, то я же не дура, сама разберусь. У меня здесь корм и собачкам, и птичкам.
- Костя, хоть ты скажи! - в отчаянии сказала Татьяна мужу.
- Антонина Васильевна, отойдите от холодильника, дайте я посмотрю.
Бабушка послушно отошла от холодильника и не противилась, когда Костя отобрал просроченные, на его взгляд, продукты в отдельный пакет и сказал Антонине Васильевне: "Я сам собачкам отдам". Почему-то Костю Антонина Васильевна слушалась, она вспоминала, как её муж с уважением к нему относился, как подолгу они вели разговоры, особенно о политике и автомобилях. Оба были заядлые автолюбители. Николай Иванович перестал водить свою "копейку" в восемьдесят два года, не смог пройти техосмотр.
Внучка с мужем собрались уходить, на пороге Татьяна попросила бабушку:
- Не ходи к соседям, особенно на пятый этаж и к тем, что над тобой живут, на четвёртом.
- Почему?
- Бабуля, пойми, ну не те это люди, мешаешь ты им, - Татьяна понимала, что ранит бабушку, но давно хотела об этом поговорить. Эти две соседки жаловались ей на бабушку.
- А что я сделала? Конфеток куплю и иду в гости, больше десяти минут нигде находиться не могу, неужели мешаю? Чего я плохого кому делаю, ответь мне, Танечка! - Антонина Васильевна заплакала, дни тянутся так долго, она не знала, куда себя деть. У Татьяны душа разрывалась от обиды за бабушку, обняла её и попыталась успокоить:
- Люди же разные! Ты лучше мне звони, когда плохо или приезжай к нам, с ребятишками тебе лучше будет, веселее, а вечером мы с работы придём.
- Я тебе и так всё звоню, наверное, на работе начальство ругается? - спросила бабушка.
- Никто не ругается, звони, а к этим не ходи, ходи к соседям напротив - они добрые, - сказала Татьяна и удивилась тому, что оказывается, бабушка отдаёт себе отчёт в том, что звонит ей на работу часто. Сегодня она позвонила 19 раз, начальница отдела уже сделала замечание, просила прекратить личные телефонные разговоры в рабочее время. Татьяна думала, что бабушка забывает о том, что звонила и звонит снова, оказывается, что она всё помнила. И тут заплакала Татьяна: "Ну, родная моя, поедем к нам жить, нельзя человеку одному, мне спокойнее будет", - "Не плачь, поезжайте домой, дети ждут, я справлюсь. Только схожу к соседям надо мной"...
- Зачем? Я же тебя просила не ходить...
- Не беспокойся, я в последний раз.
- Иди, мы тебя подождём!
Антонина Васильевна взяла конфет в пакет и поднялась этажом выше. Татьяна вышла из квартиры в подъезд, стала прислушиваться.
- Здравствуйте, - говорила бабушка, - вот конфеток к чаю вам принесла.
- Антонина Васильевна, вы же чай с нами не пьёте, зачем конфеты носите?
- Так с гостинчиком положено приходить, вот и я... Попьёте без меня, я в последний раз пришла. Хочу спросить напоследок: чего я вам плохого сделала? Чем обидела? Извините меня. Муж мой умер, вы это знаете, плохо мне, вот и заходила с доброй душой, поговорю и опять одна. Не приведи, господь, никому такого... - еле сдерживая слёзы сказала Антонина Васильевна и пошла к себе. Татьяна попыталась вытереть слёзы, чтобы бабушка не видела, но та заметила.
- А у тебя чего глаза на мокром месте? - спросила внучку.
Татьяна обняла бабушку, прижала к себе.
- Нельзя, внученька, расслабляться, разве я думала когда, что надоедать людям буду со своей болью. Ничего плохого я никому не делала, но заходить больше ни к кому не буду.
- Ты не права, соседи напротив хорошие, и ещё по балкону соседи нормальные, мы у тебя есть - ты не одна!
- Ладно, ладно, поезжайте домой, дети одни!
***
Она не обиделась на соседей, но никак не могла понять: чем она им помешала. Раз в день на пять минут заходила, спрашивала, как дела. Ей очень важно было услышать, что у людей всё хорошо, становилось легче от того, что можно словом перекинуться. В ответ она тоже говорила, что у неё всё хорошо и добавляла: "Только Николаши моего нет..." Больше десяти минут она нигде не могла находиться, казалось, что муж может позвать. Умом понимала, что нет его больше на этом свете, но помнила, как он, встречая её из магазина, говорил: "Что-то долго ты ходила, я уже волноваться стал". Она была уверена, что душа его волнуется за неё, и Антонина Васильевна всегда спешила домой. А, придя в квартиру, обойдя её, не могла долго находиться в этой тишине, одевалась и шла во двор, или магазин. Радовалась, если во дворе к ней кто-нибудь подходил, интересовалась, как дела. Иногда кто-то не просто здоровался, а интересовался и её самочувствием, она всегда отвечала: "Нормально, по годам и здоровье". Чем больше болели ноги, тем больше она стремилась ходить. Никогда не умела отдыхать днём, даже если все дела были переделаны, то не ложилась. "Надо двигаться!" - говорила она себе и двигалась. Ходила быстро, молодые за ней не могли угнаться. "Надо медленно ходить, ты гулять должен, а не бегать!" - говорила внучка. И, выходя на улицу, она вспоминала слова внучки, старалась идти медленно, а потом сбивалась на быстрый шаг. Особенно опасно это было зимой, когда скользко. Она несколько раз падала, но удачно, руки, ноги оставались целы.
Вечером собрала еду для соседской собаки. Соседи жили за стеной её квартиры, но в другом подъезде. А балконами квартиры, как говорится, межевали. И даже, когда стеклили балконы, то сделали специальное окошко, чтобы можно было через него общаться, еду для собаки передать. Сосед, тёзка мужа Антонины Васильевны, тоже Николай, мог в это окошко залезть на их балкон. Он дружил с мужем Антонины Васильевны и, когда тот был жив, часто через это окошко перелезал на их балкон. Николай Иванович, Антонина Васильевна любили Николая. Он был невысокого роста, худенький, а жена, Зоя, полная противоположность ему - крупная, полная, но такая добрая. Когда переехали в новый дом из железнодорожных бараков, то сыну Виктору было уже 17 лет, он оканчивал школу, а у Николая и Зои сын только родился. Но по-соседски легко сошлись, дружили семьями, несмотря на разницу в возрасте. Николай любил выпить, не то чтобы часто, но, бывало, напивался. Николай Иванович, когда Николай перелазил на их балкон, приходил в гости, доставал бутылку коньяка, наливал Николаю, себе плескал на донышко рюмки и звал жену: "Тося, ты выпьешь?" Антонина Васильевна не пила, но ради уважения соглашалась, муж и ей наливал, как он говорил пять капель, и сидели они час-другой, пока Зоя не начинала стучать шваброй в окно.
Антонина Васильевна выходила на балкон.
- Пусть домой идёт, с работы звонили, ему завтра в смену, не будет выходного. Я бы тоже к вашей компании присоединилась, да в окошко не пройду, - смеясь, говорила она.
- А ты через дверь заходи! - приглашала Антонина Васильевна.
- Ой, нет, отходилась, с работы приду и ложусь. Лиля на хозяйстве.
Лиля была старшей сестрой Зои, на двадцать лет её старше и на год младше Антонины Васильевны. Раньше жила в Волгограде, у них с мужем был сын. Он неудачно женился, жена пила, бросала маленького сына. Лиля забрала внука к себе, сын женился второй раз, общих детей не было, растил падчерицу. А Лиля с мужем, который прошёл всю войну, нарадоваться не могли на внука Вадима. Муж умер, когда внуку было 20 лет. Сошёлся он с женщиной, Лиле жена внука не нравилась, но виду не подавала. Наоборот, всё делала, чтобы жили, помогала, как могла. Решила даже квартиру разменять, чтобы молодые жили отдельно. Время шло, детей не было, невестка стала пить, Вадим тоже втянулся. Однажды Лиля, заглянув, к ним в гости, застала такую неприглядную картину, что не смолчала. Невестка набросилась на неё с кулаками, сильно побила, вызвали "скорую". Лилю увезли в больницу, сказала, что упала. Когда выписали, то стала чувствовать себя одинокой, никому не нужной. Позвонила сестре в Читу, та предложила переехать к ней. Лиля продала квартиру, половину денег отдала сыну, половину внуку, себе оставила только на дорогу. Решила, что у нее пенсия хорошая, проживет. Сыну и внуку сказала: "Купите себе автомобили, память обо мне будет". Она ехала к сестре умирать, попрощалась с Волгоградом, где прошла вся её жизнь. Сын Александр и внук Вадим уговаривали её не ехать к сестре, Лиле это даже понравилось, подумала, что любят её, но жилья своего уже не было, и под старость лет оказалась вдали от родных мест, у сестры.
У сестры была трёхкомнатная квартира. Дочь Татьяна оказалась непутёвой, рано вышла замуж, родила двух дочек, потом загуляла, ушла из дома, оставив детей на попечение бабушки и дедушки - Зои и Николая. Одна внучка уже вышла замуж, у неё был ребёнок, жила со свекровью. А Полине было только 18, она училась в техникуме. Лиле выделили отдельную комнату. Шесть лет прожили нормально, дружно. Лиля скучала по сыну, внуку, особенно, конечно, по внуку. Звонила им, интересовалась делами. Сын звонил по праздникам и ещё поздравлял мать с днём рождения. Внук тоже звонил, когда ему требовались деньги. Жаловался бабушке, что никак не может найти работу, автомобиль на деньги, подаренные Лилей, он не купил. "Не до автомобиля, бабуля, жить на что-то надо", - оправдывался Вадим. Лиля отправляла со своей пенсии Вадиму то три, то пять тысяч рублей, сестра её ругала, говорила, что так он никогда за ум не возьмётся. Но Лиля отказать не могла. Маленького роста, худенькая, перенёсшая несколько операций на желудке, она так мало ела, а из одежды ей вообще ничего не надо было, поэтому жалела внука, не могла не помогать ему.
- Пьёт Вадим! - говорила Зоя. - Я в тот раз с ним поговорила и, ясное дело, что пьяный был. Тянет у тебя деньги.
- Эта стерва, его жена, пьёт, так и он пристрастился. Ты же помнишь, каким Вадим был! В рот не брал, руки золотые, голова работает, институт закончил. Если бы женщина хорошая попалась, то и жизнь повернулась иначе. Не уехала бы и я...
- Лиля, если сам человек не хочет бросить пить, то ему никто не поможет. Давай, съезди в Волгоград, получи от жены Вадима ещё раз по морде!
- Годы не те, чтобы ехать, тебе меня хоронить придётся.
Но случилось так, что Лиле пришлось хоронить свою младшую сестру Зою. У неё был сахарный диабет, ей стало плохо на улице, прохожие вызвали "скорую", спасти не удалось. Такая внезапная смерть Зои ударила по всем членам семьи. Николай после похорон запил, пытался повеситься, Лиля почувствовала неладное, ночью зашла в его комнату и закричала, что было сил, сама она ничего бы не смогла сделать, а вдвоём с Полиной вытащили его из петли. После этого он возненавидел Лилю, стал выгонять её из дома. А идти её было некуда.
***
Лиля стояла на балконе, когда Антонина Васильевна вышла подышать воздухом перед сном.
- Лилечка, сейчас собачке косточки принесу, подожди, не уходи.
- Я и не ухожу, - она заплакала. Антонина Васильевна подошла ближе к окошку между балконами. - Что случилось?
Лиля тоже подошла к окошку и тихо стала рассказывать: - Гонит меня Николай из квартиры. Такая ненависть ко мне, мол, я старуха, жива, а Зоя умерла. Я же не виновата, я готова была вместо Зои умереть, но что теперь делать не знаю...
- А ты ко мне переходи жить, - предложила Антонина Васильевна, - вместе двум старушкам лучше, мы с тобой и в магазин сходим и еду приготовим, чайку попьём, поговорим.
- Ты серьёзно? - обрадовалась Лиля, она сегодня молилась, просила Бога послать ей человека навстречу, чтобы помог в сложной ситуации.
- У тебя вещей много? Собирай, я приду, помогу донести. Николай дома?
- В ночь пошёл на работу. Вещей немало. Одежда и зимняя, и осенняя, обувь, а так у меня нет ни кастрюльки, ни тарелки, я же к сестре ехала умирать, кто же знал, что так получится!
Антонина Васильевна быстро оделась. Она три раза сходила в соседний подъезд, принесла на свой третий этаж вещи Лили. Не почувствовала даже одышки. Зато Лиля поднималась тяжело, вошла в квартиру, села на табуретку в прихожей. "Отдышусь, чайку попьём, а потом уже вещи разберём", - сказала она. - "Чего торопиться, времени у нас много, потихоньку вещи разберём", - ответила Антонина Васильевна, включая электрический чайник. Она суетилась, ей так хотелось повкуснее накормить Лилю.
- Ты что забыла, что у меня желудка нет? Сколько понаставила...
- А ты понемножку того, другого поешь. Таня с Костей у меня не угощаются. Я давно никого не кормила. Николаша умер восемь месяцев назад, с тех пор, считай, и не готовлю. Для себя не хочется. Сосиску или сардельку сварю, творог - вот моя еда.
- Нет, я без супа не могу, будем супчик варить, - отвечала Лиля.
- Будем! - сказала Антонина Васильевна, на душе у неё впервые за последнее время стало спокойно, появилось чувство, что она нужна.
- В какую комнату ты меня определишь? - спросила Лиля.
- В ту, что с балконом, там диван большой, удобный, шкаф есть, но, если тебе не нравится, то любую выбирай. Пойдём, покажу тебе квартиру, а то чаще общаться приходилось через балкон.
- Ты забыла, Тося, я у тебя была несколько раз, когда Николай Иванович был жив, а потом, помнишь, на сорок дней его поминали здесь...
- Да, смотри - выбирай комнату.
- Ты в зале обитаешь? В комнате Николай Ивановича ничего не изменилось... Мне нравится та, что с балконом, хорошая, удобная, спасибо Тося, что приютила. Боюсь, Таня твоя возражать будет.
- Таня? Это же моя квартира и документы все на меня после смерти Николай оформлены. Причём тут Таня?
- Но завещание-то на Таню?
- Так это завещание, а я пока жива...
- Посмотрим...
Лиля любила смотреть телевизор. Вдвоём они сумели перенести телевизор из комнаты Николая Ивановича в комнату Лили. Но изображение было плохим, сами наладить не смогли.
- Сегодня уже поздно, завтра Косте позвоню, он всё умеет, поможет.
Антонина Васильевна принесла для Лили чистое постельное бельё, подушку, одеяло, ей приятно было заботиться о ком-то.
Лиля обняла её, заплакала: "Не думала, что кому-то ещё пригожусь, спасибо тебе, Тося". Она почему-то всегда звала Антонину Васильевну "Тосей", как звал её покойный муж. Ведь надо было "Тоней", а они звали её "Тосей". И Антонина Васильевна подумала, что это Николаша с того света позаботился о ней, послал ей Лилю.
Утром их разбудил домофон. Антонина Васильевна накинула халат, взяла трубку и спросила: "Кто?". - "Это Николай, Лиля у вас?". Пока Николай поднимался, Антонина Васильевна постучала в комнату Лили.
- Слышала я, Тося, Николай пришёл, как бы драться не стал...
- Как это драться? Старух что ли бить? Я ему покажу, пойду молоток найду, если что, то его тюкну.
Николай вошёл, увидел, что маленькая Лиля и высокая, худая Антонина Васильевна выстроились в прихожей, ожидая от него неприятностей.
- Антонина Васильевна, неужели вы меня молотком огреете?
- Если Лилю тронешь, то и огрею. Неужели со старухами воевать будешь?
Лиля стояла с дуршлагом, больше ничего подходящего на кухне не нашла.
- Я извиниться пришёл, Лиля, пойдём домой. Знаешь же, что пьяный я дурак, не буду больше.
- Это ты уже говорил...
- Никуда она не пойдёт, у меня места много, я её не обижу.
- Я у Тони буду жить! - твёрдо сказала Лиля. У Антонины Васильевны отлегло от сердца, а то она стала бояться, что опять останется одна.
- Может, нальёте? У меня сегодня выходной.
- Ещё тебе наливать! Глаза бы мои на тебя не смотрели, - сказала Лиля, и дуршлаг не опустила.
- Лиля, пусть выпьет, я ему тогда покупала, он не допил, там рюмки две остались, - миролюбиво сказала Антонина Васильевна и, положив молоток на стол, открыла секретер в стенке, где стояла недопитая бутылка вина.
- Лиля, давай за примирение, извини меня, - сказал Николай, усаживаясь в кресле около журнального столика.
- Ты же знаешь, я не пью, Тося тоже, мы тебе не компаньоны.
- Лиля, за компанию, понемножку, не пить же человеку одному, - попросила Антонина Васильевна.
Собрали на стол, Николай почти не ел, сказал, что кусок в горло не лезет, плакал, говорил, что не может забыть Зою. Старушки утешали его, говорили надо жить, помогать внучкам и правнучке.
- Хоть молоток со стола уберите, а то обидно, неужели, Лиля, я тебя хоть пальцем тронул?
- Нет, но кто тебя знает, так ко мне подскакивал, что боязно. Как выпьешь - дурь из тебя и идёт.
***
Внучка, узнав, что Лиля живёт у бабушки, возмутилась, не стесняясь Лили, громко выговаривала:
- Давай, всех бездомных собери, её родня выгнала, а ты подобрала.
Такого поворота Лиля не ожидала. Вся её маленькая, худенькая фигурка затряслась, она не смогла удержать в руках чайник с водой, вода разлилась по кухне.
- Мне теперь что за вами обеими ухаживать? - не унималась Татьяна, сетуя на разбитый чайник.
Лиля еле дошла до своей комнаты, села на диван. Мысли в голове путались: "Ехать в Волгоград? Квартиры своей нет, жить с внуком или сыном невозможно из-за отношений с невестками. Руки на себя наложить? Не по-божески. Она даже в страшном сне не могла себе представить, что в свои восемьдесят семь окажется без крыши над головой, с двумя сумками своих вещей. Кто же думал, что сестра, которая была моложе её на двадцать лет, умрёт раньше её? Схлынула первая волна отчаяния, она стала прислушиваться, что происходит в квартире. "Тосю подвела, и ей из-за меня досталось", - думала она. Услышала голос Тоси:
- Таня, ты не указывай, как мне жить. Когда это ты за мной ухаживала? Я что лежачая? Слава богу, на своих ногах, материально от тебя не завишу, мне государство пенсию платит хорошую. Ты раз в неделю приедешь на машине, хвостом вильнёшь, и через двадцать минут тебя нет. Я не обижаюсь, у тебя дети. А я пока живая, или раньше времени меня закопать хочешь?
- Бабушка, что ты говоришь, опомнись!
- Это ты опомнись! Завещание по квартире на тебя написано, но я-то живая, пока моя квартира, я в ней хозяйка. Точка! Разговоров на эту тему больше не будет. Не хочешь меня навещать - не надо, но только я из ума не выжила, управлять мною не получится.
- Я забыла, что ты у нас генеральша! С тобой не поспоришь, ты всегда права! - ответила Таня и ушла, сильно хлопнув дверью.
- Ещё сильнее хлопни! - вдогонку внучке сказала Антонина Васильевна, закрыла входную дверь и вошла в комнату Лили.
- Чего сжалась, как чужая? Это и твой дом, не бойся никого. Это моя квартира, никто не указ.
- Тося, я тебя такой не видела! У тебя характер!
- А как бы я без характера жизнь прожила? Много бед было...
- А почему Таня тебя генеральшей назвала! Николай ведь у тебя инженером-железнодорожником был?
- Когда я работала, то на железнодорожной форме, может помнишь, на рукавах звёздочки были. У меня была должность начальника службы движения железной дороги и звёздочка, соответствующая генеральской, если по-военному считать. Так что Николай тут не при чём, я сама генеральшей была.
- А муж?
- У него поменьше должность была, ревновал, злился...
- Не бил?
- Поднимал руку, было, когда в железнодорожных бараках жили с печным отоплением, то один раз сжёг в печи всю мою одежду - платья, костюмы, пьяный был, утром проснулся, понял, что сделал, прощения просил. Денег тогда мало было из-за его пьянок, заняла я у соседки двадцать рублей, он пошёл в магазин платье мне покупать, всё-всё сжёг и форму мою генеральскую. Долго ходила в том платье! Но жизнь мы прожили хорошую, вспоминаю - плохого не помню. Когда вспоминаю, как одежду сжёг в печке, то даже радуюсь - любил, ревновал. У меня, Лиля, он был первым и единственным мужчиной, но у него любовницы были, знаю... Только что теперь об этом. Нет его! Как я рада, что ты теперь будешь со мной.
- А Таня не выгонит?
- Я ей выгоню! Даже не думай!
- Мы с тобой совсем старые.
- Но на своих ногах, сами готовим, стираем, в магазин за продуктами ходим. Конечно, квартиру я уже не могу убрать, как раньше, да и бог с ней, как можем, так и живём.
***
Жили они хорошо, бывало, ссорились, но не зло, а чтобы пар выпустить. Антонина Васильевна не любила, когда Лиля бралась пылесосить квартиру, боялась, что запутается в проводах, упадёт, ноги у Лили болели. Она всю жизнь проработала на железной дороге, обходчиком.
- Как ты такая маленькая, худенькая справлялась с такой тяжёлой работой?
- А что было делать? Образования не получила, родители рано умерли, помочь было некому, закончила железнодорожное ФЗУ. Я, хотя и маленькая, а жилистая.
- Всё, бросай пылесос, я сама закончу.
- Раскомандовалась, генеральша! Всё по-твоему должно быть?
- Я ж тебя жалею...
- А я тебя...
Трудно было зимой в сорокоградусный мороз, когда гололёд ходить в магазин за продуктами. Боялись упасть.
- Иди осторожно, Тося, нам нельзя падать, кто ухаживать будет?
- Я-то осторожно иду, сама смотри под ноги.
Антонина Васильевна была, как говорится, легка на ногу. После смерти мужа ходила только в большой магазин, который находился в десяти минутах ходьбы от дома. Супермаркет был дорогой, но ходить дальше она боялась, срабатывало чувство самосохранения, боялась не найти дорогу домой, она помнила, что тогда у морга, не смогла сориентироваться. Лиля, держа под руку Антонину Васильевну, чувствовала опору, они медленно доходили до магазина, покупали необходимое и возвращались домой.
- Мы, наверное, со стороны смешно смотримся! Две старухи: одна маленькая, другая высокая, еле плетёмся, чуть не обнявшись, поддерживая друг друга...
- Пусть доживут до наших лет и на своих ногах будут в магазин ходить, готовить, - отвечала Антонина Васильевна.
С переездом Лили Антонина Васильевна стала спокойнее, ушло одиночество, все её заботы сосредоточились на Лиле. Появился распорядок дня. Вставали в восемь утра, готовили завтрак. Варили кашку на молоке, делали бутерброды с маслом, а потом с удовольствием пили чай с молоком и с шоколадными конфетами.
- Тоня, а я у тебя поправилась! - сказала Лиля.
- И я поправилась! Может, меньше нервничать стали? - отвечала Антонина Васильевна.
- Лиля, я же никогда в жизни, даже, когда сын был маленьким, днем прикорнуть не могла. Характер у меня моторный. А ты ложишься отдохнуть днём, я стала ложиться, чтобы тебя не беспокоить и засыпаю. Это же для здоровья полезно. Ты для меня лучше любого врача, у меня теперь редко бывает высокое давление, потому что ты о таблетках напоминаешь...
- Тося, ты мне роднее родни, иногда кажется, что знаю тебя всю жизнь.
- И мне так кажется...
***
Но в душе Лиля всё время тревожилась, она очень боялась Татьяны. Внучка Антонины Васильевны приезжала с мужем раз в неделю, проверяла холодильник, на что Антонина Васильевна реагировала весьма бурно.
- Я у тебя холодильник не проверяю, что ты у меня командуешь?
- Бабуля, хочу убедиться, что продукты есть, - спокойно отвечала Таня.
- Мы же каждый день в магазин ходим, покупаем всё, что надо, не голодаем, не беспокойся.
- А я беспокоюсь, хорошо бы тебе к нам переехать!
Таня сказала это громко, чтобы Лиля услышала, А Лиля, затряслась вся от этих слов. "Надо в дом престарелых идти, - впервые подумала она. - Какие там документы нужны? А то останусь на улице".
Татьяне очень хотелось забрать бабушку к себе, получить её согласие на продажу квартиры и начать строить дом в пригороде. Её муж был инженером-строителем и мечтал о загородном доме. Она и сама понимала, что в пригороде будет лучше, воздух свежий, можно территорию благоустроить так, что и грядки будут, и зелёная лужайка. Муж всё время говорил с ней об этом.
- Она в доме до ста лет доживет! Мы ухаживать будем, с детьми ей веселее, чем одной. А если сляжет, мы же к ней не наездимся, всё равно к себе забирать надо. Лиле тоже под девяносто, нам, что и её досматривать?
Татьяна была полностью на стороне мужа, но бабушка упёрлась и ни за что не хотела переезжать к ним. С тех пор, как Лиля поселилась в квартире, бабушка, это отмечали все, как бы помолодела, сил прибавилось. Она всегда отличалась лёгкостью на ногу, а тут готова была горы свернуть. Тане она теперь звонила домой вечерами, на работе не беспокоила. И Татьяна решила доставать Лилю потихоньку, чаще говорить и погромче, что заберёт бабушку к себе.
Через балкон Лиля попросила Николая узнать, какие документы необходимы для устройства в дом престарелых. Она не сомневалась, что её возьмут, всё-таки вдова участника войны!
- А что Антонина Васильевна тебя гонит? - спросил Николай.