Чунихин Владимир Михайлович : другие произведения.

Письма Урсуле Пётч

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  
  
  По поводу выдающейся "скорострельности" Эриха Хартманна много спорили, и будут спорить ещё долго.
  
  То, что лётчик это был незаурядный, истребитель высочайшего класса, это, думаю, могут отрицать только самые упёртые спорщики. Наивно полагающие, что признать за врагом какие-либо действительные достоинства - это не патриотично.
  
  Нельзя забывать о том, что первоначальная подготовка немецких лётчиков, особенно в первой половине войны была намного лучше, чем у советских. Иногда неизмеримо лучше.
  Дело не в том, что их лучше учили. Дело в том, что их дольше учили. Как следствие, практические навыки рядового военного лётчика у немцев были повыше.
  
  Это только во второй половине войны, когда огромные потери немцев в авиации заставили их перейти на ускоренную подготовку лётчиков, уровень её значительно снизился. Но это характерно, скорее, даже для 1944-1945 годов.
  
  Плюс к этому, существует обстоятельство, прямо влияющее на действительно большую "урожайность" немецких лётчиков. Это различный подход к тактике истребительной авиации у нас и у немцев.
  
  Известно, что наибольшие счета воздушных побед были у "воздушных охотников". А их у немцев было очень большое количество.
  В то же время, у нас их почти не было.
  
  Хотя и у нас не было истребителя, не мечтавшего заняться свободной охотой. А вот воли им в этом особо не давали. Вплоть до трибунала. Хочешь - не хочешь, а изволь прикрыть землю или воздух так, чтобы те, кого ты прикрываешь, не имели потерь. Поэтому, вместо свободного поиска лёгкой (для него) добычи изволь лезть в огонь.
  
  Не легковесное порхание там, где тебе хочется или мёдом намазано. А кровавая страшная работа на общую победу.
  
  Были и драконовские приказы за подписью Сталина, согласно которым истребителям не засчитывали вылеты как боевые, если у прикрываемых ими бомбардировщиков и штурмовиков имелись потери от немецких истребителей.
  
  Вспомним наши истребители, которые то и дело использовались на фронте для штурмовки наземных объектов. Исходя из этих соображений, на Яки устанавливали даже специальные кронштейны для наружной подвески авиационных бомб, что ухудшало, конечно, их аэродинамику. Конструктор Александр Яковлев вспоминал, как резко (и обоснованно резко) одёрнул его однажды Сталин за излишне эмоциональное недовольство этим обстоятельством.
  
  А сколько раз наши истребители использовались от безвыходности в качестве самолётов-разведчиков. Сам Александр Покрышкин свой первый орден (сразу - Ленина) получил как раз за удачную разведку. За сбитые ему к тому времени представление уже завернули, о чём пойдёт ещё речь впереди.
  
  У немцев же всё обстояло совсем иначе.
  
  У немецких авиаторов, в отличие от нас, имелось своё министерство. Люфтваффе было самостоятельным родом войск. Под особым покровительством второго лица в государстве. И, хотя взаимодействие люфтваффе с вермахтом было достаточно гибким и эффективным, особенно в начале войны, именно это обстоятельство делало жизнь немецкой истребительной авиации вольготнее, чем в советских ВВС.
  Но вольготность эта, в конечном итоге, оборачивалась в ущерб делу.
  
  Потому что десятки сбитых Хартманном советских истребителей давали славу лично ему. Но ничего не прибавляли к безопасности немецких наземных войск, военных объектов или коммуникаций.
  
  Обратная, так сказать, сторона медали. Охотники где-то наохотились вдоволь, посбивали цели полегче. А какой-нибудь железнодорожный узел, забитый немецкими эшелонами, тем временем горит после удара "илов" или "пешек". Потому что остался без воздушного прикрытия. Или прикрытие оказалось недостаточным. Поскольку всем хочется поохотиться. А охотиться всегда выгоднее за целями одиночными и слабо защищёнными.
  
  Поэтому большое количество сбитых самолётов противника оставляло за кадром фанфарной хроники и большее количество собственной немецкой наземной техники и войск, а так же бомбардировщиков и штурмовиков, пострадавших от советской авиации.
  
  К концу войны, кстати, немцам тоже пришлось частично перенацелить свои истребители на советские войска или наземные объекты. Именно из-за огромных потерь как раз в своей бомбардировочной авиации. Чему в немалой степени способствовала как раз такая вот тактика применения истребителей.
  
  Тем не менее, всё это, вместе взятое, как раз и говорит о том, что нет ничего удивительного в том, что лучшие немецкие асы имели на своём счету больше побед, чем советские лётчики.
  Только непонятно, чем здесь могут восторгаться почитатели этих самых "белокурых рыцарей".
  
  
  С другой стороны, очевидно и другое. Ясно, что было там огромное количество приписок. Насколько большое, этот вопрос останется открытым навсегда.
  
  Замечу, однако, что много и охотно обсуждаемая у нас аргументация о так называемых "баллах" совершенно неверна по самой своей сути.
  
  К примеру, когда утверждается, что Эрих Хартманн одержал за время войны 352 победы, то имеется в виду именно то, что он сбил 352 самолёта. А не получил 352 балла.
  
  Это совершенно ясно, если посмотреть данные из его личной книжки пилота или других источников. Насколько эта цифра верна или неверна, это вопрос другой. Очевидно, однако, что речь идёт в данном случае ни о каких не о баллах, а о сбитых самолётах противника.
  
  У нас, кстати, была в чём-то похожая система вознаграждения. Не в том смысле, что у нас лётчикам писались какие-то баллы. Но в том смысле, что вознаграждение (в первую очередь, денежное) за сбитый двухмоторный самолёт было ровно в два раза большим, чем за одномоторный.
  
  У немцев тоже за первый давали больше баллов. За второй - меньше. То есть, велась эта балльная система, видимо, в тех же целях, что и в советских ВВС. Для вычислений денежных вознаграждений отличившимся пилотам.
  
  Поэтому, танцевать вокруг этих самых баллов бессмысленно. Баллы - это одно. Воздушная победа - это реально сбитый самолёт противника.
  Поэтому, закрыть этот разговор надо бы раз и навсегда. Чтобы не компрометировать рассмотрение вопроса о действительных приписках в количестве воздушных побед немецких асов.
  
  А они были?
  Да были, конечно, никуда от этой темы не деться. И в промышленных, что называется, масштабах были.
  
  Начну, пожалуй, с разговора о самом популярном аргументе защитников непорочности "воздушных рыцарей рейха".
  
  Пленка фотопулемета.
  У немцев и правда, такой аппарат был установлен на каждом истребителе. И был он отменного для того времени качества. Здесь возразить нечего.
  
  Да, конечно, фотопулемет - штука полезная. Правда, только для того, чтобы определить, попал летчик в цель или нет.
  Не более того.
  
  Ситуации, когда пленка запечатлела, скажем, взрыв или падение атакованного самолета, случались далеко не сплошь и рядом.
  
  Почему?
  А очень просто.
  
  Результативная стрельба велась с расстояний, определяемых такой формулой: чем ближе - тем лучше. На практике это могло быть где-то от 100 метров и ближе. Да еще отвернуть надо от цели, чтобы не врезаться - тоже вычитайте метры.
  Вспомним о скоростях истребителей 2-й Мировой войны, исчисляемым в 600-700 км в час.
  То есть, время стрельбы обычно исчислялось несколькими секундами.
  
  Между тем, взрыв или разрушение цели, или её мгновенное и яркое возгорание в первые же секунды обстрела - это, как правило, было делом исключительно удачи. Даже полное возгорание самолёта происходило спустя некоторое время после попаданий. Если же самолёт начинал дымить и терять высоту, то до падения его на землю могли пройти десятки секунд или даже несколько минут, в зависимости от высоты и угла снижения. А могли и не пройти. Потому что самолёт мог не упасть. Даже в случае повреждения он мог сесть на какой-то площадке. Возгорание могло не произойти, потому что встречный поток воздуха мог загасить разгорающееся пламя. Подобные случаи описывали сами лётчики, попадавшие в такие ситуации. Бывали случаи, когда атакованный лётчик включал форсаж двигателя, что вызывало дымный след за самолётом безо всяких в него попаданий.
  
  Так что, по нескольким секундам обстрела далеко не всегда можно было определить уничтожение атакованной цели.
  
  В лучшем случае, на пленке могло быть видно - попал или нет. После неизбежного отворота от цели, ее дальнейшую судьбу фотопулемет не фиксировал.
  
  Лётчик же тоже, как бы не хотелось любому из них убедиться, что атакованный им самолёт именно упал, должен был в этот самый увлекательный момент смотреть совершенно в другие стороны. Чтобы не попасть под атаку самому. По воспоминаниям лётчиков-ветеранов, тот, кто слишком любовался падающим противником, как правило, долго на фронте не жил.
  
  Держа в памяти это соображение, вспомним также известную формулу Хартманна: "Увидел - решил - атаковал - оторвался", которой он всегда придерживался самым тщательным образом. О чём сам упоминал с нескрываемой гордостью.
  И что же, в таком случае, должен был фиксировать его фотопулемёт?
  
  После боя многие наши самолеты привозили домой пробоины. Как думаете, был отражен факт попадания в них на немецкой фотопленке?
  Конечно же, был. При таком-то замечательном качестве немецких приборов.
  
  И вот, предъявив плёнки с увлекательным кино про свои попадания в цель, какой-нибудь Рудорфер пьет за свои сбитые шампанское, а их, тем временем, механики латают на аэродроме.
  
  Видел в одной книге фотографию Ил-2 после посадки. В плоскости дыра - человек пролезет, полкиля отсутствует, а все остальное - решето из разного калибра пробоин. Но аппарат, тем не менее, приземлился. И даже на своём аэродроме.
  Но уж и "заснят" он был, конечно же, не на одном фотопулемете. С соответствующим количеством немецких "побед". Поскольку атакован он был поочерёдно явно не одним истребителем. Судя по степени избитости.
  
  Вот, кстати, еще каверза фотопулемета. Немецкий ас привозит домой пленку, а на ней - в прицеле пять горящих самолетов одного типа. Летчику - большую конфету за пять сбитых самолетов.
  А на самом деле это один упрямый "Иван" дымил, но не хотел падать. И немец пять раз заходил в атаку под разными углами.
  Отличи, попробуй, на пленке один однотипный самолет от другого.
  
  Кстати и в связи с этим. Глядя на список побед Хартманна, бросается в глаза одна занятная деталь. Если за один вылет он сбивал несколько самолетов, то они, обычно, записаны почему-то как однотипные. Ну, один раз. Ну, два. Но это же - как правило.
  
  Например, возьмем 1944 год.
  
  23 января. Сбил 4 самолета. Все четыре - Ла-7.
  29 мая. Сбил 3 самолета. Все три - Ла-7.
  31 мая. Тоже 3. Все три - Аэрокобры.
  4 июня. Сбил 7 самолетов. Все семь - Як-9.
  24 июня. Сбил 5 самолетов. Все пять - Мустанги.
  24 августа. Сбил 10 самолетов. Все десять - Аэрокобры.
  
  Странно, не правда ли? В воздухе собачья свадьба, крутятся иногда одновременно десятки самолётов самых разных типов. А Хартманн, как изюм из булки, выковыривает оттуда поочерёдно именно десять аэрокобр.
  
  
  Между тем, сторонники выдающейся правдивости немецких асов часто упоминают ещё и некую пресловутую анкету, которую должен был заполнить немецкий лётчик в качестве доказательства своей победы. Особый экстаз вызывает у них то обстоятельство, что состояла эта анкета аж из целых 21 (двадцати одного) пункта.
  
  Дескать, 21 пункт - это же целых 21 доказательство истинности КАЖДОЙ победы германского аса.
  
  Полюбопытствуем, что же это была за анкета, и что за вопросы она ставила. В двадцати одном пункте.
  
   1. Время (дата, час, минута) и место падения самолета.
   2. Имена членов экипажа, подавших заявку.
   3. Тип уничтоженного самолета.
   4. Национальная принадлежность противника.
   5. Сущность причиненных разрушений:
   а) пламя и черный дым;
   б) распался ли вражеский самолет на части (назовите их) или взорвался;
   в) совершил ли он вынужденную посадку (укажите, в каком месте фронта и была ли это нормальная или аварийная посадка);
   д) если приземлился за линией фронта, загорелся ли он на земле.
   6. Характер падения (только в случае, если его можно было наблюдать):
   а) в каком месте фронта;
   б) было ли оно вертикальным или он вспыхнул;
   в) если не наблюдалось, то по какой причине.
   7. Участь вражеского экипажа (убиты, выпрыгнули с парашютом и т.д.).
   8. Должен прилагаться личный рапорт летчика.
   9. Свидетели:
   а) в воздухе;
   б) на земле.
   10. Количество атак, которым подвергался вражеский самолет.
   11. Направление, с которого выполнялась каждая атака.
   12. Расстояние, с которого велся эффективный огонь.
   13. Тактическая позиция атаки.
   14. Были ли вражеские стрелки выведены из строя.
   15. Тип применявшегося вооружения.
   16. Расход боеприпасов.
   17. Тип и количество пулеметов, использованных для уничтожения вражеского самолета.
   18. Тип собственного самолета.
   19. Что-либо еще, имеющее тактическую и техническую ценность.
   20. Повреждения собственной машины в результате действий противника.
   21. Другие подразделения, участвовавшие в бою (включая зенитную артиллерию).
  
  Подписывал анкету командир эскадрильи.
  
  И вот, напрашивается вопрос.
  Чем же эта анкета убедительнее всего двух пунктов - подтверждение победы свидетелями в воздухе и подтверждение наземных войск?
  
  Особо хочу здесь остановиться на рекомендации командира эскадрильи.
  Самое, по-моему, пикантное обстоятельство в этом шедевре канцеляризма.
  
  Командир эскадрильи мог и не участвовать в бою. Мог участвовать, но не видеть сбитого. Но рекомендация его (не свидетельство, заметьте) была нужна. В форме подписи под анкетой.
  То есть вопрос ставился не так: сбил - не сбил, а достоин, чтобы записать сбитый или недостоин. Характер нордический - стойкий, или не очень. Хорошо с начальством ладит, или не очень.
  
  И что? А если ты сумел наладить хорошие отношения с этим самым командиром эскадрильи? Или, предположим, сам являешься командиром оной?
  Хартманн, кстати, фактически командовал эскадрильей, начиная с лета 1943 года. Иными словами, сам подписывал заполненные на себя же анкеты.
  
  А до этого долгое время был ведомым у своего командира эскадрильи, обер-лейтенанта Крупински. Иными словами, был наиболее близким ему лётчиком, поскольку должен был оберегать его жизнь. Во всяком случае, именно Хартманн обычно был главным (или единственным) свидетелем, который должен был подтверждать воздушные победы своего командира.
  
  Когда же Хартманн сам стал ведущим пары и у него пошёл бурный рост счёта личных побед, анкеты на самолёты, сбитые уже им самим, подписывал всё тот же Крупински.
  
  Вот интересно. Хартманн начал воевать на Восточном фронте с августа 1942 года. .
  Первые победы давались ему с большим трудом. Свою первую он одержал аж 5 ноября 1942 г. К марту 1943 г. имел на счету 4 сбитых. Тогда-то он и стал ведомым у Крупински.
  
  А вот уже через несколько месяцев сбивать "иванов" Хартманну стало уже просто несравнимо легче: 7 июля 1943 г. Хартманн сбил в течение одного дня 7 советских самолетов (во время битвы на Курской дуге).
  И все же в 43-м году советские летчики еще могли как-то спасаться от немецкого аса. Всего 7 русишшвайнов за день.
  
  Совсем весело Хартманну стало гонять "иванов" в 1944 году.
  Август 1944 г. - сбил в течение одного месяца 78 (семьдесят восемь) советских самолетов. 23 и 24 августа (за два дня) сбил 19 самолетов.
  
  Ну просто никак нельзя не присмотреться к этому зихфриду поближе.
  
  Есть на Милитере книга "Белокурый рыцарь Рейха". Авторы - Рэймонд Ф. Толивер и Тревор Дж. Констебль.
  
  http://militera.lib.ru/bio/toliver_constable/index.html
  
  Естественно, ни одной критической нотки в сторону Хартманна, с полной, светлой и безоговорочной верой во все, сказанное кумиром. Только в превосходных степенях, с восклицаниями и преклонением перед гением.
  
  Но я хочу сказать не о самой книге, хотя почитать полезно.
  
  В конце книги, в главе "Приложения" есть любопытный документ. Называется он "Список побед Эриха Хартманна".
  
  Состоит список из двух частей. Дело в том, что у Хартманна было две летные книжки. В первой были обозначены победы с 1-й по 150-ю. Во второй - остальные, со 151-й по 352-ю. Уцелела только первая книжка - вторая пропала.
  
  Так вот, в первой части "Списка побед..." перечислены победы, взятые из уцелевшей первой летной книжки пилота. Никто из авторов их, конечно, никак не проверял. Они просто переписаны из этой самой книжки.
  Здесь все, вроде бы, в порядке. Указаны номера побед, на каком вылете, дата, время, тип сбитого самолета, место. Вроде бы, всё выглядит солидно.
  
  Правда, никаких подтверждений побед не зафиксировано. Да здесь это и неуместно - в личной книжке доказательства не отражались . Подтверждения должны были фиксироваться в других документах, не личных, конечно. В штабных документах. Там должны были находиться и заполненные анкеты на каждый сбитый самолёт, и пресловутые плёнки фотопулемёта
  
  Мы можем с полным основанием предположить, что вторая (пропавшая) книжка была заполнена столь же парадно-образцово. С таким же подробным описанием каждой победы.
  Поэтому, когда, из-за ее отсутствия, авторы были вынуждены искать подтверждения победам своего кумира в официальном делопроизводстве Люфтваффе, начинается конфуз.
  
  Читаем то, что написали авторы о второй части таблицы, описывающие победы Хартманна, начиная со 151-й:
  "Данные об остальных победах Хартманна взяты из дневника JG-52 или его писем к Урсуле Петч".
  
  Бац.
  
  Мне приходилось встречаться на форумах в разное время с апологетами германских асов.
  Всех их, в числе прочего, объединяет непоколебимая уверенность в том, что каждая победа немецких лётчиков проверялась тщательнейшим образом.
  Тогда же, на фронте.
  Более того, встречал даже мнение о том, что "в течение десятилетий после войны историки очень внимательно изучали КАЖДЫЙ случай "подтвержденной" победы. У Хартмана, при всем его гигантском счете (352 сбитых самолета, из которых 347 на Восточном фронте), до сих пор не обнаружили ни одного прокола. Каждая победа находит подтверждение..."
  
  И вот вам, пожалуйста, яркая иллюстация такого рода исследования. Тех самых историков. Которые "в течение десятилетий после войны" находят подверждение "КАЖДОЙ победе Хартманна".
  
  Наряду со штабными документами, сведений в которых оказалось до обидного мало, господа Толивер и Констебль совершенно невозмутимо использовали в качестве доказательства хартманновских побед... личные письма летчика к своей невесте.
  
  Вспоминается невольно эпизод из "Небесного тихохода", где герой Меркурьева серьёзно рассказывает девчушке из газеты: "Лечу я недавно на бомбёжку на своём трёхмоторном истребителе с двумя моими героическими бортмеханиками..."
  Девчушка ему, правда, не поверила.
  
  Но, как это ни странно, казус с привлечением охотничьих рассказов, адресованных даме сердца - это даже ещё и не самое зажигательное во всей этой истории.
  
  Потому что дальше начинается самое интересное.
  
  Дневник боевых действий любого военного подразделения - это существенная деталь его делопроизводства. Это штабной документ. Именно сюда записываются его победы и потери.
  Так что документ этот более весомый в смысле доказательной базы побед пилота.
  И о чём же говорит этот документ?
  
  Смотрим.
  Разительный контраст с первой частью.
  
  Номера побед и их даты есть, а дальше - ничего. А самое главное, по большей части, не указаны типы сбитых самолетов. Из перечисленных во второй части списка 202 побед Хартманна указаны типы всего 37 сбитых им самолетов: 16 Аэрокобр, 8 Ла-7, 7 Як-9, 5 Мустангов и 1 Як-7.
  Для остальных 165 типы сбитых самолётов не указаны. А ведь в этой эскадре Хартманн провоевал всю войну.
  
  Так что же означают эти странные пропуски в описании побед Хартманна?
  Попробуем понять их причину.
  
  Вариант первый.
  
  Типы сбитых самолетов не отражены в дневнике из-за общего разгильдяйства и пофигизма, царящих в немецких штабах.
  
  Эту версию можно рассматривать, если забыть о том, что немцы всегда были признаны во всём мире главными законодателями в работе военных штабов всех уровней.
  Да и не очень это вяжется, мягко говоря, со знаменитой немецкой педантичностью.
  Думаю, можно исключить.
  
  Вариант второй.
  
  165 побед Хартманна в дневнике эскадры не упомянуты вовсе. Это как минимум. Мы не знаем, какую часть из 37 упомянутых побед (с указанием типа сбитых) авторы взяли из дневника эскадры, а какую - из его писем к своей фройлян.
  
  Против этого тоже есть серьёзное возражение.
  Откуда тогда взяты даты каждой из всех этих самых 165 странных побед? При отсутствии личной книжки восстановить их можно только из дневника эскадры.
  
  А раз так, то это означает, что все заявленные Хартманном победы в дневнике эскадры всё же были отражены на самом деле.
  
  Вариант третий.
  
  Пропуски в заполненных данных на победы Хартманна в дневнике эскадры сделаны сознательно. Причём, обратим внимание ещё раз на то, что пропуски эти сделаны не на все победы, а на их часть.
  Для небольшой части побед типы сбитых самолётов в дневнике указаны, а для подавляющего большинства почему-то пропущены. Но, тем не менее, имеются даты каждой из них.
  
  Так почему в дневнике эскадры вообще могут быть не указаны типы сбитых Хартманном самолётов?
  Не было возможности их опознать?
  
  Тогда зачем вообще нужен 3-й пункт пресловутой анкеты (тип уничтоженного самолёта), если в действительности подтверждения победы немецкого аса вполне спокойно обходилось без него?
  
  И где здесь пресловутые пленки фотопулемета? На пленке тип атакованного самолета профессионал должен определять без вопросов.
  Значит, пленок не было?
  Тогда - как подтверждались победы? Ля-ля самого летчика?
  
  Но если он сбил, но не знает, даже приблизительно - кого...
  
  Неопытных летчиков учат, в первую очередь, распознавать атакованную цель - иначе можно сбить своего.
  Покрышкин в 41-м, не опознав правильно тип цели, сбил свой Су-2. Так чуть не загремел под трибунал. Спасло его то, что не пострадал экипаж сбитого самолёта. Отделался тем, что отозвали представление к ордену, о чём он вспоминал потом с нескрываемой обидой.
  А здесь - 165 неопознанных сбитых самолётов. Может - юнкерсов? Раз неопознанных.
  
  Нет, конечно. Конечно же, на словах Хартманн должен был докладывать, какие именно самолёты он сбивал. Что аккуратно вписывалось ему в лётную книжку.
  
  Таким же образом все заявленные Хартманном сбитые самолёты добросовестно вписывались и в дневник боевых действий. И именно на ту дату, когда он об этом заявлял.
  
  А вот, как можно догадаться, типы сбитых им самолётов указывались здесь только в том случае, когда имелось необходимое тому подтверждение. И не указывались в случае, когда необходимых доказательств не было. То есть, не было ни фотоплёнок, ни подтверждений от наземных войск.
  
  Как хотите, но другого объяснения здесь я не вижу.
  Отсюда-то и появилась для авторов необходимость подтверждать победы с помощью частных писем эпического героя. Из их отсутствия в штабных документах Люфтваффе.
  
  Вот любопытно, а что написано в дневнике боевых действий JG-52 по поводу первых 150 побед Хартманна? Очень интересно было бы посмотреть дневник эскадры и по этому поводу.
  
  Но авторы предпочли его, в этом случае, не трогать (от греха).
  
  
  Напрашивается, конечно, вопрос.
  Какими мотивами руководствовалось командование всех уровней, допуская такого рода приписки в боевой работе своих лётчиков? Ведь трудно представить себе, что подобное явление было секретом для командования люфтваффе.
  
  Можно было бы объяснить это явление потребностями пропаганды. Однако, объяснение это кажется убедительным только на первый взгляд. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на другую сторону фронта.
  
  Кто-кто, а уж Сталин понимал в пропаганде больше, чем кто-либо ещё. Однако, обратите внимание, он даже не пытался начать процесс по созданию дутых советских асов, имевших на счету по 200-300 сбитых немецких самолётов. Хотя и знал, конечно же, об асах немецких и количестве записанных за ними побед. Поинтересоваться пропагандой противника - обычное дело на любой войне.
  
  Я думаю, никто не испытывает иллюзий, что Сталин, если бы захотел, не смог бы этого сделать?
  
  Между тем, как нам известно, таких астрономических счетов в советских ВВС не было.
  
  Наоборот, существовали жёсткие условия, установленные советским командованием, ограничивающие возможные приписки личных счетов истребителей.
  
  Маршал авиации Руденко в своих мемуарах писал, что в 16-й воздушной армии, начиная со Сталинграда (то есть с момента формирования), существовал порядок зачета сбитых немецких самолетов, только когда предъявлялись снятые со сбитых самолетов заводские таблички. Обычно - с двигателей.
  
  Ответьте, в связи с этим, на простой вопрос. Чем кадры фотопулемёта о попадании в самолёт противника убедительнее заводской бирки с его двигателя?
  
  Другой пример.
  В 1943 году в 4-й воздушной армии была собрана конференция лучших летчиков. Вот что говорил в своем выступлении Покрышкин (из его воспоминаний):
  
  "Потом затронул другой волновавший нас вопрос: почему летчикам-истребителям не засчитывают тех сбитых немецких самолетов, которые упали за линией фронта, на оккупированной врагом территории? Получалась какая-то нелепость: ставится задача встречать и уничтожать воздушного противника в глубине его обороны, а результаты этих боев не принимаются в расчет. Не случайно многие летчики стараются держаться своей территории".
  
  Ну, хорошо это или плохо с точки зрения стимулирования летчиков, это вопрос сейчас десятый. А вот, с точки зрения строгости к учету сбитых самолетов, чем это требование хуже требований к асам люфтваффе, не предусматривавшим такого ограничения? У них упавшие на нашей стороне засчитывались без вопросов.
  
  Кстати, сплошь и рядом наши летчики сетовали на то, что на самом деле они сбили больше, а засчитано им меньше. Тот же Покрышкин упоминал свои незасчитанные победы. Больше десяти, если мне не изменяет память.
  У дважды Героя Бориса Сафонова, например, на личном счету числилось 22 лично сбитых немецких самолета. Однако, у него же имелось 8 неподтвержденных побед, когда сбитые им немцы падали в море. И они ему не засчитывались.
  
  У немцев, с их "совершенной" системой учета, насколько я понимаю, таких проблем не было.
  Зато было другое. Например, один из самых результативных асов люфтваффе Эрих Рудорфер (222 победы) стал рекордсменом по сбитым за один бой.
  По немецким данным, 6 ноября 1943 года во время боя над Ладожским озером Рудорфер сбил 13 советских машин.
  Ни в коем случае не хочу сказать, что "такого не может быть никогда". Хотя бой длился всего 17 минут, и сбивал их поочередно один и тот же летчик.
  К этому претензий нет. Теоретически здесь нет ничего невозможного.
  
  Вопрос здесь не к описанию этого факта. Вопрос как раз к системе учета воздушных побед. Советской (туфтовой, по мнению некоторых "знатоков") и немецкой (совершенной, по их же мнению).
  Сбитые, по уверению Рудорфера, самолеты упали в озеро. То есть в воду. Утонули.
  
  В соответствии с "совершенной" немецкой системой Рудорферу эти победы засчитали.
  Нашему летчику такую победу не засчитали бы. Из-за "туфтовой" системы учета, требовавшей к предъявлению деталь сбитого самолета (с маркировкой на немецком языке).
  
  И что же, немцы этого не понимали?
  Да понимали, конечно.
  
  Как понимали и наши. Понимали, что никакая пропаганда не сможет оправдать искусственное раздувание результатов отдельных лётчиков. Потому что это неизбежно приведёт к ослаблению боевой работы основной массой лётчиков рядовых. Почувствовав поощрение именно тактики сбивания любой ценой, лётчики полезут в свободную охоту, игнорируя работу основную - прикрытие.
  
  Пример.
  Если истребитель, который должен был прикрывать группу штурмовиков, "потерял" их, а она понесла большие потери, то это могло обернуться для него крупными неприятностями. Вплоть до трибунала. Несмотря на то, что он где-то в стороне сбил немца. Или даже не одного. Формулировка была одна - невыполнение приказа.
  Если же главной нотой в тактике истребителей стала бы охота, то вместо фитиля такой герой получил бы орден. За сбитые. И в результате каждый вылет теряли бы косяками свои "илы" и "пешки". Или держались бы подальше от тех же "юнкерсов", бомбящих наши войска. Потому что желающих не прикрывать, а сбивать где полегче да попроще (и получать за это не взыскания, а ордена), было бы - каждый первый.
  
  Похоже, именно это и останавливало советское командование. При всей любви к пропаганде.
  А вот немцев не останавливало.
  
  Прошу понять мои слова правильно.
  Конечно же, совершенных систем учета не было ни у кого.
  Приписать себе победу (или убедить окружающих, или даже убедить самого себя в этой победе) - самое обычное дело на войне. В любые времена.
  
  И наши, бывало, приписывали. И немцы. Все люди, всем славы хочется.
  Что здесь делать квадратные глаза?
  
  Но в том-то и дело, что у нас, чтобы липовать с воздушными победами, надо было систему их учета ПРЕОДОЛЕВАТЬ. А немцев их система к этому прямо ПОДТАЛКИВАЛА.
  
  Подумать только, - рекомендация командира эскадрильи.
  
  Поэтому, позволю себе утверждать, что упомянутые приписки на Восточном фронте немецкое руководство допускало сознательно.
  В отличие от Западного фронта, где оно их только терпело, чтобы не очень обижать воевавших там летчиков сравнениями с их коллегами на Востоке.
  
  Почему?
  Думаю, ответ заключается вот в чём.
  
  На Западе немцы воевали в воздухе с противником, которого они "официально уважали", если можно так выразиться. По крайней мере, любому здравомыслящему немцу, как на фронте, так и в тылу, должно было быть понятно, что при всём превосходстве немецкой техники, западная техника, если и уступает в чём-то немецкой, то ненамного (авторитет технически развитых стран). Подготовка летчиков Англии, Франции, США тоже ненамного уступала немецкой (это должно было помниться еще со времен 1-й Мировой войны).
  
  Поэтому, потери немецких летчиков в боях на Западе вопросов у немцев не вызывали. И руководству рейха ничего объяснять было не надо. Ни армии, ни обществу.
  
  На Востоке была совершенно иная ситуация.
  
  Как-то, при обсуждении этой темы, обычно почему-то упускается из виду весьма существенное обстоятельство.
  Гитлеровское государство было государством, имевшим господствующую расовую идеологию. Государство это было официально расистским. Без понимания этого понять в тогдашней Германии ничего правильно нельзя.
  
  Славяне были на государственном уровне объявлены неполноценной расой. Это было не просто каким-то необязательным, пусть и расхожим мнением. Это было провозглашено первыми лицами рейха как одна из основ восточной политики германского государства.
  
  Однако, с началом Восточной кампании оказалось вдруг, что люфтваффе в России начало нести потери не меньшие, чем на Западе.
  
  Как объяснить германскому народу такие потери своей авиации от тупых недочеловеков, бородатых комиссаров в зипунах, летающих на примитивных фанерных самолетах?
  
  Объяснить можно было только так, как это и объяснялось: потеряли один - сбили десять, потеряли десять - сбили сто.
  
  Я не думаю, впрочем, что речь могла идти о прямом заказе или банальном сговоре. Вроде как вызывает того же Хартманна Герман Граф и говорит - ты завтра напиши, что сбил десять "Иванов", я тебе подпишу. Дело обстояло, скорее всего, несколько иначе. Попроще. Да и житейски побудничнее.
  
  Просто-напросто, германское командование молча закрывало глаза на приписки своих подчинённых. Что наиболее... продвинутые из них, не замедлили прочувствовать. И, естественно, воспользоваться этим замечательным обстоятельством. Во всю ширину своего воображения.
  
  Что же касается денежных премий за сбитые, то их можно было спокойно списать как расходы по ведомству пропаганды. Немцы ограбили богатейшие страны Европы, так что средства у них имелись.
  
  В заключение, в качестве иллюстрации выдающейся правдивости немецких лётчиков, хочу предложить ознакомиться с отрывком из мемуаров самого великого аса третьего рейха, пилота бомбардировщика "Ю-87" Ганса-Ульриха Руделя. Написано это было им не по принуждению и предназначено для самого широкого круга читателей. Западных, разумеется.
  
  Итак, насладитесь.
  
  http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/index.html
  
  "...В конце октября начинается наступление по всему этому сектору, сначала следует удар к северо-западу и северу в направлении Кечкемета. Его цель ясна: вызвать коллапс нашей линии обороны на Тиссе и ринуться вперед по равнинам к Будапешту и Дунаю. Иван очень активен в воздухе. Оказывается, что он занял целый ряд аэродромов в окрестностях Дебрецена и мы снова вступаем в бой с численно превосходящим нас противником. Мы ослаблены потерей ряда самолетов, сбитых зенитками, а также плохо поступающими припасами и новым пополнением, которое оставляет желать лучшего. Советы не могут поставить себе в заслугу наше затруднительное положение, они могут лишь благодарить своих западных союзников, которые серьезно нарушили наши коммуникации в ходе атак четырехмоторных бомбардировщиков на города и железнодорожные станции. Остальное довершает патрулирование железнодорожных линий и дорог американскими истребителями-бомбардировщиками. Из-за нехватки людей и техники у нас не хватает средств для защиты наших транспортных магистралей. С немногими оставшимися в строю самолетами моего полка, включая противотанковые, я часто летаю на боевые вылеты к юго-востоку от Кечкемета. Численность боеспособных самолетов настолько сильно уменьшилась, по причинам, которые я уже упомянул, что однажды я вылетаю один, в сопровождении четырех ФВ-190 для атаки вражеских танков в этом районе. Когда я приближаюсь к цели, я с трудом верю своим глазам: на большом расстоянии, к северу от Кечкемета по дороге движутся танки, это русские. Над ними, как виноградная гроздь висит густой зонтик советских истребителей, прикрывающих эту ударную группу. Один из сопровождающих меня офицеров знает русский и тотчас же переводит мне все, что может разобрать. Советы опять используют для своих переговоров нашу частоту. Они кричат друг на друга и создают такой страшный шум, что окажется просто чудом если кто-нибудь из них сможет понять то, что ему говорят. Мой переводчик в 190-м может разобрать примерно следующее:
  
  "Вызываю всех Красных соколов - одиночная "Штука" с двумя длинными полосами собирается атаковать наши танки - мы уверены, что это тот самый нахальный нацист, который расстреливает наши танки - с ним несколько фоккеров. Атаковать эту "Штуку", а не фоккеров - его нужно обязательно сбить!"
  
  Во время всей этой суматохи я уже давно снизился к земле и произвел атаку. Один танк горит. Два ФВ-190 вьются надо мной пытаясь отвлечь несколько Ла-5. Двое других прилипли ко мне, маневрируют вместе со мной, они не собираются оставлять меня одного, что обязательно произойдет, если они ввяжутся в воздушный бой с иванами. Двадцать или тридцать Ла-5 и Як-9 сейчас обращают на нас свое внимание, предположительно авианаводчик, который направляет действиями истребителей, находится где-то совсем рядом с танками, потому что орет как недорезанный: "Вперед, вперед, сбить этого гада! Вы что, не видите, что один танк уже горит"? Для меня это самое очевидное подтверждение победы. Каждый раз, когда один из них атакует, я делаю резкий разворот в тот самый момент, когда он направляется ко мне, его скорость не позволяет ему следовать моим маневрам и это сбивает ему прицел. Затем я разворачиваюсь и захожу сзади, хотя он от меня довольно далеко. Мне жаль тратить мои противотанковые снаряды, я стреляю в него из 37-мм пушек, конечно, лучше бы их использовать позже против других танков. Но даже если я сейчас промахнусь, тот парень, которому предназначались мои снаряды за то, что он не следил за своим хвостом, получит шок когда увидит, как эти огненные шары промелькнут совсем рядом. Вновь один из тех, кого я обстрелял, кричит: "Оглянись - будь осторожен - ты что, не видишь? Нацист стреляет в тебя". Он орет так, как будто уже был сбит. Другой пилот, наверняка командир это части, говорит:
  
  "Мы должны атаковать его одновременно с разных сторон. Сбор над деревней, куда я сейчас направляюсь. Мы обсудим, что тут можно сделать"..."
  
  
  Прошу меня извинить, но я остановлюсь на мгновение. Очень уж хочется посмаковать момент, читая уверения Руделя в том, что двадцать или тридцать истребителей, не зная, как подступиться к практически одинокому и беззащитному "лаптёжнику", отрывают за околицей теоретическую конференцию.
  
  О чём ему подробно рассказывает рояльнокустовой синхронный переводчик, внимательно слушающий и педантично пересказывающий радиопередачу с одного из четырёх истребителей сопровождения. Имея на хвосте тридцать истребителей противника.
  
  И ещё.
  Обратили внимание?
  "Для меня это самое очевидное подтверждение победы". То есть, между строк можно понять так, что Рудель ударил по колонне один раз и сразу стал уходить как можно скорее и как можно дальше. Потому что видит результаты своей работы не своими глазами, а слышит о ней со слов авианаводчика.
  Проговорился, однако. Но сам этого не замечает и продолжает красочный рассказ.
  
  "...Тем временем я атакую другой танк. До сих пор они не пытались прятаться, уверенные, что надежно защищены своими истребителями. Вновь один танк вспыхивает. Красные соколы кружат над деревней и ужасно орут, они все хотят высказаться, как лучше всего сбить мой Ю-87. Авианаводчик на земле в ярости, он угрожает, спрашивает, видят ли они, что горят уже четыре танка. Вот они снова возвращаются и на самом деле атакуют с разных направлений, я рад, что подбив пятый танк, израсходовал мой последний снаряд, поскольку если бы эта игра продолжалось и дальше, было бы трудно надеяться на счастливый конец. Все это время по мне струится пот, хотя стоит очень холодная погода, волнение греет лучше любой меховой куртки. То же самое справедливо и относительно моего эскорта. Лейтенанты Бирман и Кинадер меньше боятся что их самих собьют, чем того, что они не справятся с обязанностью защитить меня, тем не менее, еще более вероятно, что иваны могут сказать и о себе то же самое, если они не смогли сбить "Штуку" с полосами, как это им было приказано, они по крайней мере могли бы приняться за фоккеров. Мы направляемся домой, Иваны какое-то время идут за нами, потом поворачивают обратно. Еще какое-то время мы слышим укоры наземного офицера-аваианаводчика и Красных соколов, которые приносят свои извинения...".
  
  Конфетка.
  "Красные соколы, которые приносят свои извинения".
  
  Ну чем эта поэтичная зарисовка не письмо Руделя к своей фройлян?
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"