Аннотация: "За столько лет такого маянья..." Так просто, так доверительно и так по-русски...
"С распроклятой судьбой эмигранта..."
Сегодня* исполняется 100 лет со дня рождения русского поэта Георгия Ива'нова. Имя это всё чаще упоминается в размышлениях о поэзии, а стихи - цитируются, хотя и не столь щедро пока издаются. Возможно, не все читатели хорошо знакомы с творчеством поэта и его судьбой; поэтому предлагаю небольшой рассказ о нём.
Первое своё признание на родине Георгий Иванов получил будучи ещё совсем юным стихотворцем. Затем, в течение нескольких лет, он успел выпустить в России не один сборник стихотворений и печатался едва ли не во всех тогдашних, начала века, журналах. Примыкая то к одному, то к другому поэтическому течению, он легко сблизился со многими известными поэтами, в числе которых были Кузмин, Игорь-Северянин, Гумилёв. Последнему он остался верным товарищем на всю жизнь. Ивановым было подготовлено посмертное издание стихотворений Гумилёва, написано много воспоминаний о нём.
Г. Иванов вообще хорошо известен как мемуарист. Однако книги его очерков: "Петербургские зимы" и "Китайские тени", описывающие литературную жизнь десятых годов, относятся скорее к беллетристике, чем к документальной прозе. Не все поняли, что автору важнее создать легенду о том или ином литераторе, а не просто достоверный, но сухой портрет. Отсюда пошло и неприятие этих очерков некоторыми писателями и, как следствие, их открытая неприязнь к Г. Иванову. А жаль, потому что книги эти написаны очень живо, с большой долей юмора и изрядной опоэтизацией их персонажей.
Можно сказать, что поэтическая биография Г. Иванова с самого начала складывалась удачно. Не то - с жизненными обстоятельствами. Да, поначалу и в этом отношении его можно было считать баловнем судьбы. Но две революции, приход к власти большевиков и, особенно, расстрел Гумилёва - вынудили его покинуть родину, как оказалось - насовсем. Но и в первые годы эмиграции Иванов мог позволить себе довольно беспечный образ жизни, хотя в стихах его стали появляться нотки всё большей безнадёжности. А уж после Второй мировой войны, потрясшей всю Европу, и жить стало совсем худо. Вместе с женой Ириной Одоевцевой ему пришлось сильно бедствовать, и порой их положение было почти ужасным. Он писал:
Что ж, поэтом долго ли родиться...
Вот сумей поэтом умереть!
Собственным позором насладиться,
В собственной бессмыслице сгореть!
. . .
Так он и умер - поэтом, русским поэтом: в нищете и одиночестве. Жить им с женой было абсолютно не на что, и кто-то помог им, совсем не старым, пристроиться в дом для престарелых, причём устроенном для мигрантов из самых бедных арабских и латиноамериканских стран. Там, в небольшом местечке Йер-ле-Пальмье на юге Франции, уже не имея сил ни встать с постели, ни даже писать, поэт диктовал жене свои последние, как всегда изумительные по силе, стихи.
А может быть, ещё и не конец?
Терновый мученический венец
Ещё мой мёртвый не украсит лоб
И в foss commune мой нищий ящик-гроб
Не сбросят в этом богомерзком Йере.
Могу ж я помечтать по крайней мере,
Что я ещё лет десять проживу.
Свою страну увижу наяву -
Нева и Волга, Невский и Арбат -
И буду я прославлен и богат,
Своей страны любимейший поэт...
Вздор! Ерунда! Ведь я давно отпет.
На что надеяться, о чём мечтать?
Я даже не могу с кровати встать.
Люди могут ошибаться, поэты - как правило, нет, большие поэты - почти никогда.
Было всё - и тюрьма, и сума.
В обладании полном ума,
В обладании полном таланта,
С распроклятой судьбой эмигранта
Умираю...
Один из его младших друзей, тоже прекрасный поэт, Кирилл Померанцев вспоминает, как вдова показала ему свежую могилу Г. Иванова.
Так в августе пятьдесят восьмого года во Франции на маленьком провинциальном кладбище был похоронен большой русский поэт, тончайший лирик нашей поэзии ХХ века. Несколько лет спустя нашёлся некий богатый человек, который обеспечил перезахоронение, и сейчас могила Георгия Иванова, такая же, впрочем, затерянная для нас, находится на печально знаменитом кладбище Сен Женевьев де Буа.
Стихи же его, равно как и мемуарная проза и критические статьи, на родине совершенно не печатались, а само имя Г. Иванова оставалось напрочь "забытым" целых 65 лет. Лишь в 3-м номере журнала "Знамя" за 87-й год появилась первая у нас подборка его поэзии периода эмиграции. Нужно заметить, что подборка - большая, более пятидесяти стихотворений (составитель - Владимир Смирнов), из которых редкое оставит читателя равнодушным. Чуть позднее появилась книга серии "Литературное наследие", где были опубликованы стихи, мемуары и неоконченный роман "Третий Рим". Издание это сразу же стало раритетом. Были ещё отдельные публикации в разных журналах, правда, уже небольшие. В прошлом году в Санкт-Петербурге были переизданы под одной обложкой две поэтические книги Г. Иванова: "Сады" и "Розы". Наконец, всего пару месяцев назад московским издательством "Согласие" выпущено собрание сочинений Георгия Иванова в 3-х томах, специально подготовленное к столетию со дня рождения поэта.
Так что же такое Георгий Иванов для нас сегодня? Отвечу - поэзия, поэзия в её чистом виде. Не то рафинированное стихотворное мастерство, которому он сам отдавал дань в начале творческого пути и далее которого не смогли пойти некоторые поэты с громкими, даже гремящими, именами. И не то откровенное, вольное по духу и чувству, но порой неровное и надрывное слово поэтов, горячо многими любимых, ставшими выразителями чувств тысяч и тысяч читателей.
Поэзия Георгия Иванова - это и мастерское, да, стихосложение; и способность видеть и чувствовать; и боль человеческого сердца; и дар сдержанного, целомудренного поэтического слова, как будто автор обращается вовсе и не к пытливому читателю, но хочет быть услышан Богом.
Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно...
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны -
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны...
Мало кому даётся столько выразить в стихотворении из восьми строк, пользуясь притом самыми обыкновенными словами, доходящими почти до банальности. Начав как искусный версификатор, Иванов вполне мог бы, кажется, и далее пользоваться всем поэтическим инструментарием, входящим в арсенал стихотворца. Но нет, не пользуется, ибо словесная игра сама по себе вовсе не является целью поэзии, и не в ней раскрывается душа человека. Г. Иванов не стремится поразить читателя яркой, но часто ли нужной, новизной. Вот что пишет о нём уже наша современная поэтесса Лариса Миллер:
"Чем же они берут - его стихи? В чём разгадка их силы? В том, наверное, что поэт извлекает звук безошибочным нажатием на болевые точки. Отсюда и скупость выразительных средств. Зачем они ему?"
Да, поэт пишет спокойно, почти буднично, но читатель всегда увидит, что' за этим стоит.
Ничего не вернуть. И зачем возвращать?
Разучились любить, разучились прощать,
Забывать никогда не научимся...
Спит спокойно и сладко чужая страна,
Море ровно шумит. Наступает весна
В этом мире, в котором мы мучимся.
Или вот:
Всё туман. Бреду в тумане я
Скуки и непонимания.
И - с учёным или неучем -
Толковать мне, в общем, не о чем.
Я бы зажил, зажил заново
Не Георгием Ивановым,
А слегка очеловеченным,
Энергичным, щёткой вымытым,
Вовсе роком не отмеченным,
Первым встречным-поперечным -
Всё равно какое имя там...
В конце тридцатых у Г. Иванова вышла небольшая книжка под названием "Распад атома", нечто вроде "поэмы в прозе", получившая известность довольно скандальную. Автора не совсем справедливо упрекали и в неуважении к признанным святыням, и в прямой порнографичности. Но вот Зинаида Гиппиус писала, что в этой книге "не открывается новое: в ней только по-новому открывается вечное". Эти слова, пожалуй, можно отнести и к поэтическому наследию Г. Иванова.
За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть отчего прийти в отчаянье.
И мы в отчаянье пришли.
- В отчаянье, в приют последний,
Как будто мы пришли зимой
С вечерни в церковке соседней,
По снегу русскому, домой.
"За столько лет такого маянья..." Так просто, так доверительно и так по-русски. И сразу видишь, что совершенно не важно, какое именно маянье и сколько лет - пять или пятьдесят, важно лишь то, что - всё, почти невыносимо, а жить как-то ещё надо. И чувствуешь: вот она, сила поэзии.
Но земная жизнь имеет свои сроки. И обязательно заканчивается. Отчаянье нарастает, нарастает и... преобразуется. Во что? Опять же - в поэзию. Но и не только. Похоже, сама душа готовится к своему преображению и ей просто необходимо ещё кое-что успеть.
Если б время остановить,
Чтобы день увеличился вдвое,
Перед смертью благословить
Всех живущих и всё живое.
И у тех, кто обидел меня,
Попросить смиренно прощенья,
Чтобы вспыхнуло пламя огня
Милосердия и очищенья.
Это стихотворение появилось в самые последние дни поэта, меньше чем за неделю до кончины. А ещё в одной из своих критических статей он писал: "Дело поэта - создать "кусочек вечности" ценой гибели всего временного - в том числе нередко и ценой собственной гибели".
Вот так, ценой гибели всего временного, сначала через "сгорание в собственной бессмыслице", потом через вспышку "пламени милосердия и очищения" - и создавался Георгием Ивановым "кусочек вечности", именуемый поэзией. И удавалось это ему - удивительно просто.
Ликование вечной, блаженной весны,
Упоительные соловьиные трели
И магический блеск средиземной луны
Головокружительно мне надоели.
Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится -
И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.
...Зимний день. Петербург. С Гумилёвым вдвоём
Вдоль замёрзшей Невы, как по берегу Леты,
Мы спокойно, классически просто идём,
Как попарно когда-то ходили поэты.
На этом и останавливаюсь, а то, кажется, стихи Георгия Иванова я мог бы приводить бесконечно. Именно он оказался для меня из тех поэтов, которые "уже всё за всех сказали". И за меня - в первую очередь.
В. Цивунин.
30, 31 октября 1994 г.
____________________________________
* Эта статья писалась для областной газеты "Красное знамя" (Республика Коми), где и была напечатана 11 ноября 1994 г., в день столетнего юбилея поэта. Готовя к публикации в "Самиздате", чуть изменил прежнюю концовку, которую позднее обнаружил столь общей с концовками многих других статей о поэте того, юбилейных года (видимо, сами стихи Иванова наводили). -- 6 ноября 2004 г.
** Сейчас положение, в сравнении с периодом десятилетней давности, явно изменилось. Появляются и специальные работы о творчестве Г. Иванова. Одну из них я (совершенно случайно) обнаружил в интернете всего несколько дней назад. Отлично, кстати, написана: и по человеческому отношению, и по профессиональному уровню (жаль, подписана малоговорящим псевдонимом). Найти её можно здесь: http://termitnik.org/kritika/24/ Очень рекомендую. - 11 ноября 2004 г.