Феликс немалым усилием воли вырвался из мягких объятий бархатного кресла, поднялся, потянулся, расправил затекшие от долгой неподвижности плечи. Головизорная передача была такой же приторно слащавой, как и натюрморт на стене. Стебельки-цветочки, жучки-червячки, пухлые младенцы и плотно скроенные крестьянские парочки, мурлыкающие на фоне лесов и речушек под взбитыми сливками облаков на шелковой голубизне неба...
Не сдержавшись, плюнул на сверкающий сосновый паркет. Тут же шустро подкатился шарообразный робот-уборшик, деловито закружил на оплеванной дощечке. Феликсу было лень пнуть как следует чересчур старательную прислугу. Сонная одурь вконец одолела его на этой гнусной планетке.
Заставил себя пройти в тренажерный угол камеры. Физические упражнения отчасти вернули дееспособность, прочистили мозги. Да, в любом другом из миров сейчас, в ожидании приговора, он испытывал бы этакую нервную щекотку, возможно, даже страх. И то, и другое адреналином вспенивает кровь, заставляет ощутить вкус жизни, которой вот-вот ты можешь лишиться.
А здесь, на Корректе, даже эти часы протекали в нелепом сдобном уюте. С тоской вспомнил грязь и вонь тюрем Морвелла и Перы, жутко осклабившегося палача Сиюра с раскаленными добела щипцами в руках.
В свои неполные сорок лет Феликс пережил немало взлетов и падений, опасных и забавных приключений. И главным для него были не столько сокровища и деньги, сколько вот эта игра с опасностью, ходьба по тонкой дощечке удачи над пропастью преград, воздвигнутых законопослушным галактическим сообществом.
Он был объявлен в розыске в большей части обитаемых миров, за его голову назначили внушительную награду, в затылок дышали ищейки Галактопола. Спастись удалось лишь на Корректе, где человеческая жизнь ценилась столь высоко, что о выдаче беглого преступника, которого ожидала смертная казнь, не могло быть и речи.
Об этом мирке он узнал совершенно случайно. Старый виреец, перекупщик краденого, так и не сумел внятно объяснить, отчего же при такой лояльности к преступившим законы иных миров Корректа не превратилась в столицу всех безбашенников и смутьянов Вселенной. Да и Феликс, проживший здесь полтора года, до сих пор не понял этого.
Негромкая музыкальная фраза возвестила о подаче обеда. Из кухонной панели выдвинулись аппетитно пахнущие блюда.
-Черт побери! - вырвалось у Феликса, - знай, что тут такое обслуживание, постарался бы попасть в здешнюю тюрьму гораздо раньше.
Собственно говоря, Корректа встретила его достаточно гостеприимно. Мэр Лоутауна, двухсоттысячного городишки, где располагалась администрация планеты и косммопорт, сдержанно выслушал не слишком убедительные объяснения новоприбывшего о причинах посещения здешних лугов и долин. Серые глаза на обветренном простецком лице излучали спокойствие, когда вернув фальшивую идентификационную карточку, глава города промолвил:
- Нас не интересует Ваше прошлое, но здесь, на Корректе, Вы обязаны подчиняться нашим основным законам: уважение к жизни иного человека и существа, уважение к чужой воле, если она не наносит ущерба другим, уважение к чужой собственности духовной и физической. А если говорить попросту, наше кредо: "Живи и дай жить другому".
Подобные слова Феликсу приходилось слышать не раз. Он привычно кивнул головой и посмотрел на мэра глазами честнейшего человека Галактики.
Денег, заранее переведенных сюда сложнейшим многоступенчатым макаром, должно было хватить на доброе столетие вполне приличной жизни. Но, разумеется, Феликс и не собирался так долго торчать в этом захолустье.
Впрочем, оказалось, что на Кореекте ему нелегко выдержать даже несколько месяцев.
Потомки земных квакеров и тевьитов не приветствовали чрезмерное увлечение алкоголем, наркотиками, азартными играми. В пабе Феликсу отказали в повторном стаканчике виски. В бакалейной лавке продавали не больше бутылки спиртного в полугодие. На так называемых скачках дозволялось делать лишь минимальные ставки.
Попытка покататься на любимой виндсерфинговой доске закончилась конфискацией оной. А заодно пришлось выслушать лекцию о том, что Лоутаунский залив - естественная среда обитания акул, и существует понятие человеческой ответственности за превращение этих милых созданий в людоедов.
Даже с романтическими приключениями в этом мирке возникли сложности. Когда он вздумал пофлиртовать с одной из местных красоток, ее папаша тут же пригласил новоявленного ухажера на серьезный разговор. Оказалось, что об интимных отношениях ДО свадьбы не может быть и речи. Более того, чтобы просто прогуляться по бережку, держась за руки, молодым людям следует прежде официально обручиться.
Естественно, охота и рыбалка здесь тоже были под запретом. Ошалев от беспросветной скуки, Феликс вздумал пострелять по воробьям из рогатки. Но и эта детская забава закончилась вызовом в центральный комиссариат полиции и серьезным предупреждением.
Безделье, помноженное на ярость, породило неожиданный творческий порыв. Феликс начал писать триллеры, круто замешанные на крови и сексе. Разумеется, местный интернет тут же наложил на них вето. Однако в прочих обитаемых мирах его романы произвели настоящий фурор. Последовали многосерийные и многоденежные голопостановки. Но наиболее ценным оказался персональный визит заместителя генерального директора Головизиконцерна "Драйв", расположенного на славящемся жестокостью своего населения Аресе.
Этот человек был под стать Феликсу и с ним, вроде бы, удалось решить, на первый взгляд , неразрешимую проблему перемены места жительства. Конечно, план был не без риска. Приходилось положиться на то, что концерн достаточно заинтересован в творчестве Феликса. А потому не возьмет на себя труд покопаться в его прошлом и выдать известного преступника роющим землю ищейкам Галактопола.
Стоило понадеяться и на свое всегдашнее везение, ибо поджидавший его на орбите аресский крейсер тоже мог быть вычислен сворой жаждущих феликсовой крови.
Последняя неделя перед вылетом была особенно нестерпима. Он ежедневно приходил в здание космопорта, бывшее по совместительству еще и зданием местного вокзала. Пил кофе на уютном балкончике, зависшем между пятым и шестым этажами. Уже отстраненно наблюдал смешное мельтешение провинциального "перекрестья дорог".
Приятно думалось об огромном шикарном мегаполисе, ждущем и зовущем его. Представлялись прекрасные пылкие и непредсказуемые женщины. Манило чувство опасности, позабытое в этой слишком праведной глуши.
Он посмотрел на часы. До отлета каботажника, нанятого для доставки на орбитальный спутник, где поджидал его крейсер, оставалось полчаса. А через пять минут в воздушной струе нижнего эскалатора должна появиться прелестная девочка, спешащая на занятия.
Ему нравилось смотреть на эту юную особу. Словно ангелочек в вихре множества золотых косичек взлетала она на площадку шестого этажа. Взмахнув подолом синего форменного платья, исчезала в небольшом коридорчике, а затем он видел ее тонкую фигурку , летящую к верхним платформам, где собирались школьные аэробусы. Стройные ножки, видневшиеся снизу под длинной, в пол, юбкой дразнили, вводили его в искушение.
Задорное личико с неправильными, но милыми чертами источало лукавое очарование, казалось, вовсе исчезнувшее на этой планете. При виде этой девчушки у него томительно замирало сердце и возникала почти забытая тяжесть в паху.
Внезапно Феликсу захотелось рассмотреть ее лицо как следует. Он так резко встал, что столик покачнулся и фарфоропластовая чашечка, звякая, покатилась по полу.
Он оказался в коридорчике буквально за минуту до того, как девочка, весело выпрыгнула из воздушной струи на сиреневую полоску металлополирена. Синие глаза удивленно и доверчиво посмотрели на высокого мужчину, преградившую ей дорогу. И Феликс вдруг совершенно потерял голову. Буквально обезумев, обхватив золотоволосую голову и зажав рвущийся крик одной рукой, другой жадно шарил по едва оформившейся груди, Затем затащил легкое, оцепеневшее от ужаса тело в небольшую подсобку, где выключенными стояли несколько запасных роботов.
Даже месяц спустя, в тюремной камере, вспоминая произошедшее, Феликс не сожалел о содеянном, помешавшем ему покинуть Корректу. Он испытывал ни с чем несравнимое наслаждение, даже мысленно возвращаясь в те сладостные мгновения.
Это хрупкое существо получило сполна за все, что ему довелось вытерпеть на ее омерзительной планете. Когда мужчина, наконец, оторвался от своей жертвы и поднялся, девчонка лежала неподвижно - смятый синий лоскуток, обрывок еще вот только недавно кипящей искрометной жизни. Ее сиявшие прежде глаза были пусты и бессмысленны.
Феликса арестовали уже на выходе к посадочной площадке.
- Запоздали всего-то на полчаса, ребята. - глумливо сказал он, усмехаясь мрачным стражам порядка. Но даже это не сработало. То, за что на другой планете, его растерзали бы в клочья на месте, от этих пентюхов потребовало месячной разборки. Ибо, как твердили они, жизнь любого человека священна. И выносить приговор следует обдуманно и взвешенно.
... Так стоит ли бояться этого приговора, снова повторил себе Феликс, вновь водворяясь в бархатное кресло. Что могут сделать мне эти кретины? Ничего страшного, ничего такого, что нельзя было бы изменить с помощью моего и аресского золота.
Дверь отворилась, его позвали на выход.
В переполненном зале суда Феликс беззаботно скользнул взглядом по суровым лицам. И только судья был бледен, роняя роковые слова:
-... приговаривается к Бессмертию.
Подсудимый подумал, что ослышался. Он поднял голову. Женщина в первом ряду, кажется, бабушка золотоволосой девчонки, охнула, прижав ладоно ко рту. Остальные тоже смотрели на Феликса с неприкрытым ужасом.
- Это, что у вас так называется смертная казнь, поинтересовался он у полицейских поднявших его со стула.
- Смертной казни у нас не существует, - сухо ответил один из них.
В путь к Бессмертию его провожал сухопарый пастор в наглухо застегнутом черном пиджаке, оттененном белой полоской воротника сорочки под горло. Этот субъект оказался поразговорчивее. Однако, и его объяснения были весьма туманны.
Судя по словам священника, ученные Корректы ( в этом захудалом мирке нашлись и таковые!) обнаружили удивительное физическое пространство, которое можно было использовать, даже не понимая его сути.
- Что-то вроде "облака" в интернете, - священнослужитель нервно поправил безукоризненный белый воротничок, - служит человечеству тысячелетия, а толкового научного объяснения так и не получило. Иномирье какое-то! Вот так же и Край Вечной Весны.
- Название фигуральное ? - поинтересовался Феликс.
- Отнюдь, там действительно бесконечная весна. Деревья в цвету и все такое...
- Ну просто рай! - хмыкнул арестант.
- Не играйте святыми словами, - строго оборвал пастор, - Далеко не рай, всего лишь край вечной весны и бессмертия.
- Всего лишь? - осужденный потешался от души, - Да о подобном человечество мечтало с начала времен!
- Люди часто не понимают сути своих фантазий, - ответ звучал глухо и печально.
- А у вас самого никогда не возникало желания остаться там навсегда?
- Там! Нет, ни за что на свете! Ни за что не коснусь той проклятой земли!
- А другие, те, кто сопровождает приговоренных, отвозит им пищу.
- Бессмертным не требуется еда, - серые глаза на бледном лице смотрели с состраданием, - бессмертие не только дает, оно и многое отнимает. Никто по своей воле не ступает на землю Края Вечной Весны. А тем, кто ступил, уже нет возврата. Теле и радиосигналы проходя туда и обратно. Благодаря ученым, первыми попавшими туда и, собственно говоря, пожертвовавшими собою во имя науки, есть возможность наблюдать за жизнью обреченных на Бессмертие, и этого хватает для того, чтобы никто в здравом уме не пожелал себе подобной участи.
Сухопарый человечек внезапно словно отшатнулся от подопечного, отскочил в сторону. Вокруг осужденного возникло кольцо холодного белого пламени, взметнулось под потолок и мгновенно опало. Он даже не успел испугаться, а лишь потрясенно озирался вокруг.
Все было именно так, как говорил пастор. Ясное безмятежное небо, под цветущими деревьями на мягкой зеленой траве возлежат обнаженные мужчины и женщины. Многие дамы фигуристы и очень хороши собою. Но, к своему изумлению, новоявленный Бессмертный не почувствовал и малой толики возбуждения от созерцания этих красоток.
- Представьтесь, новоприбывший, - пророкотал медлительный бас. Крупный увалень среднего возраста расхохотался, услышав ответ, - Феликс! Насколько помнится, означает - "счастливый". Действительно, счастливчик! Сподобился примкнуть к нам, Бессмертным!
Раздались смешки-хохотки. Народ неспешно переползал поближе к пополнившему их ряды. Феликсу стало неприятно от сгрудившихся вокруг голых тел и насмешливых глаз, в которых разгорался огонек легкого интереса и какого-то ленивого вожделения. Нет, не было и намека на плотские желания. Толпа жаждала развлечений, клоунады, стриптиза души новичка.
- Так с чем вы к нам пожаловали? - продолжил басистый, - за что расплачиваетесь способностью вечных мучений.
- Не слишком то вы похожи на великомучеников, - отпарировал разозлившийся Феликс.
- Смотря что понимать под мучениями. -задумчиво обронила кареглазая девушка с капризно изогнутыми губами, - разве не случалось вам желать боли и опасности, когда вокруг царили скука и покой.
- Вот то-то и оно, -хмыкнул атлетически сложенный блондин. Но тут приключений не ждите. Бессмертному не требуется продолжать свой род, соответственно, не нужен...- он сделал непристойный жест, - еда и питье разве для физических упражнений или длительных походов. Только к чему они. Везде здесь одно и то же. А чтобы лежать на травке и вести неспешные беседы, достаточно здешнего солнышка. Впрочем, есть такие, что идут, ползут или катятся дальше, просто так, чтобы как-то себя занять, да и тесновато здесь у самых врат, а Край, судя по всему, бескраен, безмерен.
- И даже с ума тут сойти невозможно, - плаксиво пожаловалась рыжеватая пышечка.
- Да, уж, - процедил немолодой индивид с приличным проплешинами, - в Краю Вечной Весны, организм работает, как часы, никакого тебе отмирания клеток, никаких болезней...
- Вернее бы назвать это местечко Клоакой для человеческих отбросов Вселенной,- юноша с тонким лицом закинул руки за голову.- Забавно, никого из нас не поразило, что полиция так легко позволила нам добраться до проклятой Корректы.
- Ну ладно, хватит пережевывать одно и то же!- рявкнул басистый увалень. - А вы. молодой человек, не тяните, рассказывайте, ведь скучища-то смертная.
Крохотная пичужка перепорхнула с ветки на ветку. Сотни глаз проводили ее движение, какое-никакое разнообразие. И Феликс всей кожей, всем нутром ощутил, как заполоняет его жуткая безнадежность Иномирья Бессмертия, где легче и проще быть растением или пичугой, чем здоровой, но в сущности, совершенно пустой оболочкою человека.