Прости, мой сын, я нЕ дал тебе дом,
Как принято, в родительских пенатах.
Я был сожжён, обретшись в пепла ком,
Когда моя душа была распятой,
Но не сломлёной. Солнечный зенит
Во дне всегда свою оставит метку.
И воздух, если слух есть, он звенит.
И деревА протягивают сетку
Их зелени струящихся ветвей,
Чтоб поддержать, когда нам больно падать.
Я не плодил безумия смертей.
И я не ел, что дурно пахнет - падаль.

Бывает просто горестно брести
Из никуда в такую же берлогу.
Но и в лохмотьях этого пути
Я не предал души, что светом слогу.
Идя вперёд, не знаю, где сложу
Ко сну главы усталой панораму.
За теми, кто губил, я не слежу,
Хотя они за мною тянут яму
В уверенности, что её настил
Меня согреет грозною порою.
Я, видно, что-то в жизни упустил,
Не будучи знаком с такой "игрою".
Но мне не занимать ни сил, ни слёз,
Какие мне сложились по наследству,
Когда я начинал в краю берёз
Своё, но безгранично старым, детство:
Я больше знал, чем виду подавал
Тому, кто к откровеньям не готовы.
Я не слагал свой в жизни идеал -
Я знал, что иллюзорность лишь оковы.

Наверное, рождённый быть один,
Я правом пренебрёг непродоженья.
Теперь, пред снегом сотканных седин,
Я не хочу ничьим быть преткновеньем.
Забудь меня. И Счастье доживи,
Что я ваял в любви своей и ласке.
Ты добеги, мой мальчик, доплыви
До Знаний, что ворвутся вечной сказкой.

Прости меня, я был плохим отцом,
Поскольку не оставил дом и дрЕва.
Но помни то, что  не был подлецом.
И свято, что тебя явило, чрево.