Данихнов В.Б. : другие произведения.

Девочка и мертвецы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Они ведь все хорошие, дяденька. Все! Все хорошие; несчастные, но хорошие; посмотри в эти глупые злые лица, дяденька: они ведь все дети, были детьми, детьми и остались. Как их можно не любить? Разве возможно такое? Ну, посмотри: посмотри им в глаза! Видишь искру? Это та искорка, которая никогда не потухнет. Видишь? Скажи: видишь?"
    Вышла в издательстве "Снежный ком М", 2010.

   Книжка поступила в продажу. Ищите в книжных магазинах вашего города или интернет-магазинах!
  
   Например, тут:
   http://www.labirint.ru/books/254817/
  
  Или тут:
  http://read.ru/id/595342/
  
   На "Озоне":
   http://www.ozon.ru/context/detail/id/5543722/
  

Данихнов В.Б.

(darkstrelok@aaanet.ru)

ДЕВОЧКА И МЕРТВЕЦЫ

  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
   ПЛАЧ НАД ЦИФРАМИ
  
  

Каждый год в России от рук родителей погибает около двухсот детей.

Собственно, вместо двухсот можно вписать любое число.

Это ничего-ничего.

Никто не плачет над цифрами.

  
  
   Глава первая
  
   Катенька связала для сокольничего Феди замечательные варежки. С ромбиками. Федя примерил варежки и обомлел:
   - Хороши! А где ты вязать научилась?
   - Ну-у... - Девочка неопределенно махнула рукой.
   - Красавица ты наша, - умилился сокольничий.
   В сени вошел злой с мороза Ионыч. Затопал сапожищами, сбивая снег, заухал, словно филин. Увидел варежки, бросил:
   - А мне почему не связала?
   - Не успела, дяденька... - прошептала Катенька.
   - "Не уфпела - не уфпела", - передразнил Катеньку Ионыч и приказал Феде: - Выйди, полей.
   - Холодно, Ионыч!
   - Водки тяпни для сугрева и иди.
   Ничего не поделать: Федя тяпнул водки, накинул на плечи медвежью шубу и вышел наружу. Снега намело порядочно. Федя топнул по снежной корке, оставил глубокий след. Вытащил ногу, а сапог застрял в снегу.
   - Непорядочек, - горько усмехнулся сокольничий и в одном сапоге пошел к тарелке. Из снега выглядывал только самый верх непознанного летательного аппарата, этакий серебристый прыщик с тремя лампочками - красной, зеленой и желтой. Горела желтая. Сокольничий открыл дверь в кособокую кладовку, вытащил шланг. Покрутил в руках.
   Закричал:
   - Ионыч!
   Ионыч распахнул заледенелое окно прямо у Фединого носа:
   - Ну чего тебе?
   - Вода горячая есть?
   - Есть, все есть, котел с утра как заведенный работает.
   Федя протянул ему шланг:
   - Подключи, пожалуйста.
   - "Подклюфи, пафалуста", - противным голосом передразнил Федю Ионыч, схватил шланг и исчез в доме. В окошке появилась любопытная Катенькина мордашка. Сокольничий подмигнул девочке. Катенька спросила:
   - Испечь пирожки на вечер?
   - Испеки, родненькая, - попросил Феденька. - К водке пирожки замечательно пойдут.
   - С капусткой или с картошкой?
   - И с капустой, и с картошкой, а еще с яблочным повидлом испеки.
   - Хорошо, дяденька!
   - А ну пшла! - рявкнул Ионыч из глубины комнаты. Девочку как ветром сдуло. Ионыч сунул голову в окно и, слизывая с побледневших от холода губ снежинки, вручил Феде шланг.
   - Давай быстро, пока я не околел на морозе.
   - Ты крепкий, Ионыч, - почтительно сказал Федя. - Не околеешь.
   На душе у Ионыча потеплело от такой похвалы.
   Федя направил шланг на тарелку и открыл воду. Тонкая струйка теплой воды полилась на серебристый прыщик и рядом, растапливая снег. Федя поливал до тех пор, пока не загорелась зеленая лампочка.
   - Ну че? - спросил Ионыч. - Хватит уже! Воду-то экономь.
   - Да все вроде, - сказал Федя, закрывая шланг.
   - А тарелка как? - уточнил Ионыч. - Теплая хоть?
   Федя снял варежку и потрогал тарелку. Тарелка была теплая. Феде показалось, что внутри что-то или кто-то стучит.
   - Теплая, Ионыч!
   - Ладно, пошли водки тяпнем, - решил Ионыч и закрыл окно.
   Федя, кутаясь в шубу, подошел к двери. Сунул ногу в застрявший в снегу сапог, вытащил. В небе что-то протяжно загудело. Сокольничий поднял голову, прикрыв ладонью глаза от падающего снега. По серому небу медленно ползли два темных пятнышка.
   - На юг летят, - пробормотал Федя.
   - Федя! - глухо закричал Ионыч из-за двери. - Где ты там? Поторопись что ли!
   Сокольничий поспешно вошел в дом. Разделся, стал накрывать на стол. Ионыч одобрительно кивнул, снял со стены гитару и попытался взять аккорд. Струна порвалась. Ионыч выругался и метнул гитару в угол. С жалобным мявом из-под треснувшей от удара гитары выползла покалеченная кошка Мурка.
   - Когда ж ты уже сдохнешь, вредное животное! - в сердцах бросил Ионыч.
   Мурка спряталась за комод и стала заунывно мяукать.
   Рассерженный Ионыч подошел к Катеньке. Девочка возилась у плиты.
   - Работаешь?! - рявкнул Ионыч.
   - Малютка наша! - воскликнул сострадательный Федя.
   - Работаю, дяденька, - робко ответила девочка.
   - Отхлестать бы тебя хворостиной, - сказал Ионыч, - да хворостину жалко!
   - Жалко... - грустно кивнула Катенька.
   - Как там стол, Федька? - крикнул Ионыч. - Накрыл уже?
   Федя как раз закончил устанавливать пузырь самогона. Пузырь стал точно посреди стола - симметрично двум граненым стаканам. Ионыч подошел к столу, подвинул колченогий табурет, сел.
   - А огурцы где? Катькаааа!
   - Несу, дяденьки! - девочка тащила к столу здоровенную десятилитровую банку с солеными огурцами.
   - Малютка наша! Уронит же! - Федя всплеснул руками и кинулся Катеньке на помощь, но Ионыч схватил его за рукав, остановил.
   - Не порть мне девчонку. Пусть сама.
   - Эх... - вздохнул Федя.
   - А вот и огурчики, дяденьки. - Катенька с трудом водрузила банку на столешницу.
   - А крышку открыть? - Ионыч приподнял левую бровь.
   Катенька сбегала за открывалкой и, сосредоточенно пыхтя, раскупорила банку.
   - Крышку рядом положь, - приказал Ионыч, доставая вилку: - Ну-с, приступим, помолясь. Ты, Катька, ступай. Тебе, безбожнице, никакая молитва не поможет.
   Катенька, потупившись, побрела на кухню. Федя шепнул ей на ухо: "Про себя помолись. Ионыч не узнает". Обрадованная Катенька кивнула и убежала.
   - Балуешь девку, - заметил Ионыч, грызя огурец.
   - Маленькая она совсем, - жалостливый Федя едва не прослезился.
   - Ничего себе маленькая. За последний год как вымахала!
   Сокольничий пожал плечами. Налил водки себе и Ионычу до краев, щелкнул пальцем по стеклу - стекло обрадовано зазвенело.
   - Я, может, тоже маленький в душе! - заявил Ионыч, хватая стакан: - Но что-то меня никто не жалеет!
   - Я тебя, Ионыч, жалею, - сказал сокольничий. - Я-то знаю, что судьба тебя не баловала! Тяжело тебе, Ионыч, в жизни-то пришлось...
   Ионыч выпил полстакана, утер бороду рукавом, тут же и занюхал.
   - Знаешь о моей жизни суровой, а девку балуешь. Не по-людски это, Федя.
   - Да понимаю я! - Сокольничий отмахнулся и опустошил стакан на четверть. - Сердце у меня доброе, всех пожалеть готов. Даже этих, что летают, хотя их-то чего жалеть...
   - Что такое? - Ионыч нахмурился. - Опять летают?
   - Да вот, только что двоих видал. Порхают, блин, как бабочки. На север упорхнули. В Лермонтовку, это уж наверняка.
   - Сволочи, - возмутился Ионыч, от возмущения тыкая огурцом мимо рта. - Значит завтра-послезавтра опять сюда припрутся.
   - Наверняка. - Федя вздохнул.
   - Не отдадим мы им нашу Катьку! - Ионыч ударил кулаком по столу. - Или ты против? - Он выпучил глазищи на сокольничего. Федя поморщился:
   - Ну что ты, Ионыч, в самом-то деле. Неужели думаешь, я тебя предам, друга моего единственного? После всего того, что ты пережил?
   - Пережил я многое, - согласился Ионыч, успокаиваясь. - Нервный от того стал, озлобленный. - Он допил водку и крикнул: - Катька!
   - Да, дяденька! - послышался далекий Катин голос.
   - Что ты делаешь, негодница?
   - Тесто для пирожочков замешиваю, дяденька!
   - Завтра к нам гости придут, вопросы будут задавать. Знаешь, что отвечать?
   - Да, дяденька!
   - И что же?
   - Скажу, что живется мне с вами очень хорошо, что вы, дяди, добрые и меня любите, работать без нужды не заставляете, не сквернословите и не бьете меня!
   - Главное, с честностью в голосе говори! - рявкнул Ионыч. - А то до полусмерти исколочу!
   - Хорошо, дяденька! - звонко отозвалась девочка.
   - Послушная, - умилился Федя, наливая еще водки.
   - Еще бы. - Ионыч ухмыльнулся и выпил полный стакан.
  
   Глава вторая
  
   Тонколицый мужчина в длинной черной шубе и шапке-ушанке приехал на белоснежном вездеходе с черной четырехлучевой звездой на выпуклом боку. Вездеход замер у обочины. Тонколицый, путаясь в шубе, вылез из кабины, что-то сказал водителю и побрел к дому. Сокольничий Федя стоял у двери и меланхолично отливал на снег. Тонколицый подошел и отрывисто приказал:
   - А ну прекратить безобразие!
   - Пардоньте, - извинился вежливый Федя. - Нахожусь прямо посреди процесса. Прекратить не получится при всем желании.
   Тонколицый недовольно поморщился, топнул ножкой в изящном бархатном сапожке.
   Был он низенький и щуплый, но во взгляде ощущался металл; какой-то текучий, опасный металл, вроде ртути.
   - Как ваша мама? - спросил Федя, чтоб хоть как-то завязать разговор.
   - Чего это ты моей мамой интересуешься? - тонколицый с подозрением глянул на него.
   Федя написал на снегу букву "Д" и признался:
   - Из уважительности спрашиваю. С вашей мамой не знаком.
   - Мама в порядке, спасибо, - сказал тонколицый и снова затопал ножкой. Водитель вездехода выпрыгнул из кабины, закурил. Водитель был молодой, прыщавый, с редкими усиками щеточкой, серая вязаная шапка лихо сдвинута набок.
   В окошке появилась любопытная Катина мордашка. Сокольничий шутливо погрозил ей пальцем, и мордашка исчезла.
   - Вы себе ничего не отморозите? - спросил тонколицый с раздражением.
   - Мы, потомки сибиряков, люди морозоустойчивые. - Сокольничий добродушно усмехнулся, дописал букву "Я" и неторопливо, степенно застегнул ширинку: - Вот, пожалуй, и все. Пройдемте в сени... м-м...
   - Владилен Антуанович, - представился тонколицый и шмыгнул носом.
   - Давайте водочки тяпнем, Владилен Антуанович, - задушевно предложил Федя, впуская тонколицего в дом. - Вид у вас неважнецкий.
   - Это несущественно! - бросил тонколицый, цепко оглядывая комнату. - Где хозяин дома?
   - Туточки мы! - С доброй улыбкой на румяном лице в комнату вошел Ионыч. Он вел за руку Катеньку. На Катеньке было новенькое платье в цветочек и добротная теплая шаль. Девочка недоверчиво глядела на тонколицего и жалась к волосатой руке Ионыча.
   - Здравствуйте. - Владилен Антуанович протянул Ионычу руку.
   Ионыч поклонился тонколицему:
   - Пожалуйте к столу!
   - Да я как бы...
   - У нас, сибиряков, все дела решаются за столом, почтенный Владилен Антуанович, - сказал Федя.
   С тонколицего почти насильно стащили шапку и шубу и усадили за стол. Владилен Антуанович с сомнением посмотрел на стакан, заполненный мутной жидкостью. На дне стакана, словно водоросли, колыхались хлебные крошки.
   - Что это? - визгливо поинтересовался тонколицый.
   - Это, мил человек, божественная амброзия, о который вы так много слышали, - заявил Ионыч, подмигивая.
   - Я на службе, мне нельзя, - неуверенно сказал Владилен Антуанович.
   - Ну что вы такое говорите! - воскликнул Ионыч и незаметно толкнул Катеньку в бок. Девочка двинулась к тонколицему с тарелкой свежеиспеченных пирожков в дрожащих руках.
   - Угощайтесь, дяденька! - сказала Катенька и мило покраснела.
   - Лапочка наша! - Сокольничий едва не прослезился.
   - С чем пирожки? - смягчившись, спросил Владилен Антуанович.
   - С картошечкой и капусткой, - сказала девочка. - И с яблочным повидлом тоже есть, вот эти, румяненькие...
   Тонколицый взял пирожок и надкусил. Задумчиво щурясь, пожевал. Вид у него был как у математика, в уме решающего сложную задачу.
   - Пирожок удался на славу, спасибо, девочка, - сказал тонколицый и повернулся к Ионычу: - Так вот, я по делу...
   - А водочки! Водочки-то! - Ионыч засуетился, подвинул тонколицему стакан мутной жидкости.
   - Да какая же это "водочка"? - удивился тонколицый. - Самогон паршивый.
   - Зря вы так. - Ионыч обиженно засопел. - Интеллигентный вроде человек, а такое говорите... Мы для вас старались, Катенька пирожки пекла, я выпивку доставал немыслимыми путями...
   - Очень немыслимыми! - эхом отозвался сокольничий.
   - Хорошо-хорошо! - Владилен Антуанович взял стакан и отхлебнул. Скривился, просипел сквозь зубы:
   - А теперь давайте поговорим о деле.
   - Точно девку нашу забрать хочет, - шепнул Ионыч Феде и громко спросил: - А как же огурчик?
   - Огурчик?
   - Катенька, девочка моя, принеси дяде огурчики, - вежливо попросил Ионыч, незаметно щипая девочку за шею. Катенька помчалась на кухню. В комнате стало очень тихо. Владилен Антуанович нервно топал миниатюрной ножкой по деревянному полу. Тикали настенные часы. Наконец, в комнате появилась Катенька. Пыхтя от усердия, она тащила десятилитровую банку. Федя кинулся девочке на помощь, но Ионыч удержал его за рукав и сам забрал банку у Катеньки.
   - Спасибо, родная, - сказал Ионыч. - Тяжело было?
   - Что вы, дяденька, совсем нет. - Катенька сделала реверанс.
   У девочки дрожали коленки.
   - Какая милая девочка! - Сокольничий потер рукавом заблестевшие глаза.
   - Не обманывай взрослых, лапонька! - сказал Ионыч и погладил Катеньку по голове. - Если тяжело, всегда зови на помощь.
   - Хорошо, дяденька, - прошептала девочка.
   - Я как бы... - начал тонколицый.
   Ионыч насадил огурчик на вилку и сунул пупырчатый овощ в раскрытый рот Владилена Антуановича. Удивленный Владилен Антуанович смачно захрумкал.
   Ионыч, Федя и Катенька напряженно смотрели на сосредоточенно жующего тонколицего. Владилен Антуанович тщательно прожевал огурец, достал из кармана надушенный шелковый платочек, промокнул губы.
   - Ну как? - с придыханием спросил Ионыч.
   - Недурственно. - Тонколицый нахмурился: - Однако ж, пора перейти к делу.
   - А еще огурчика? - Ионыч метнулся к банке.
   - Избавьте! - воскликнул Владилен Антуанович, соскакивая со стула. Ионыч замер с вилкой в руке. - Довольно!
   Тонколицый засунул платок в карман поглубже и нервно облизал губы:
   - Стало известно, что возле вашего дома, уважаемые, две недели назад потерпел крушение непознанный летающий объект, в простонародье - летучая тарелка. Так ли это? Если так, проведите меня к нему. Я хочу немедленно осмотреть вышеуказанную летучую тарелку.
   Федя удивленно крякнул и с надеждой посмотрел на Ионыча. Лицо Ионыча скрывала тень.
   Сокольничий радостно спросил:
   - Так вы не за девочкой нашей?
   - За кем? - Тонколицый удивленно посмотрел на сокольничего.
   Федя прикусил язык. Катенька встала на цыпочки и шепнула сокольничему на ухо:
   - Дяденька, радость-то какая! Не за мной Владилен Антуанович!
   Сокольничий легонько сжал девочкину руку: теперь, мол, все отлично будет.
   - Так что? - Тонколицый, не отрываясь, смотрел на Федю. - Могу я взглянуть на объект?
   Ионыч тяжело, словно противотанковое орудие, развернулся и исчез в соседней комнате. Только занавески колыхнулись.
   - А куда он..? - спросил Владилен Антуанович у Феди. Сокольничий пожал плечами. Ионыч чем-то тарахтел и шуршал - словно что-то искал. Владилен Антуанович заложил руки за спину, качнулся на пятках.
   Притопнул ножкой:
   - Объект в соседней комнате? Он маленький?
   - Небольшой, - уклончиво ответил Федя.
   - А что он? Как вообще?
   - Тепло любит, - признался Федя. - Если зеленая лампочка горит, значит хорошо: нужная температура достигнута. Мы его горячей водичкой поливаем.
   - Горячей водичкой? А внутри объекта что? - Владилен Антуанович сделал страшное лицо и прошептал: - Или кто?
   - Я почем знаю.
   - Что, даже не пытались заглянуть?
   - Не пытались. Как упала тарелочка, так и лежит под окном.
   - Снаружи или внутри?
   - Снаружи.
   - Если снаружи, тогда что этот ваш Ионыч ищет в...
   Ионыч приставил ствол к затылку тонколицего и нажал на спусковой крючок. Полголовы Владилена Антуановича в мгновение ока словно безумный великан отъел. Занавески щедро взбрызнуло темной кровью. Катенька замерла, побелевшими глазами разглядывая шатающийся, притопывающий сапожком труп тонколицего. Девочке показалось, что губы Владилена Антуановича шевелятся, силясь что-то произнести, но только безуспешно царапают воздух. Это длилось ничтожную долю секунды. Тонколицый стал заваливаться прямо на Катеньку. Лишившийся дара речи сокольничий схватил девочку под мышки и оттащил подальше к окну.
   Ионыч вышел наружу. Водитель вездехода успел достать пистолет и направил оружие на Ионыча, пытаясь справиться с дрожащей рукой. Ионыч тщательно прицелился, прищурив левый глаз. Водитель выстрелил и промазал. Ионыч выстрелил и попал - не зря целился. Водитель выронил пистолет, схватился за бок. Пошатнулся, сделал шаг вперед и два назад, поскользнулся и упал. Проломил тонкую корку снега и стал проваливаться в холодную белую кашу.
   Ионыч подошел к водителю, на ходу перезаряжая ружьишко.
   Водитель поднял покрасневшие глаза на Ионыча, спросил, старательно глядя мимо ствола:
   - Чем стрелял?
   - Жаканом, - сказал Ионыч.
   - Больно, - пожаловался водитель. - И обидно как-то. Девке своей сказал, что сегодня пораньше вернусь, в кабак свожу. Годовщина у нас... год как встречаемся.
   - Цены у вас, говорят, подскочили, - помолчав, сказал Ионыч.
   - Да не так что бы сильно, - сказал водитель. Он погружался в снег все глубже и глубже. - Бухло, например, вообще не подорожало.
   - Это хорошо, - сказал Ионыч. - Ты из Лермонтовки?
   - Угу.
   - А шеф твой? Владилен Антуанович?
   - Они вчерась в Лермонтовку прилетели из Толстой-сити... Важная персона!
   Помолчали.
   - А че... че ваще случилось? - спросил водитель. - Чего с Владиленом Антуановичем не поделили-то?
   Ионыч промолчал.
   - С Машкой обидно вышло, - пробормотал водитель. - Нехорошо получилось... я ее пару раз динамил из-за работы, а в годовщину решил сам для себя: хватит девку мучить... хорошая она девка...
   - Прости, браток.
   - Добей уж, - попросил водитель и отвернулся. - Больно...
   Ионыч подумал и не выстрелил.
   Был он человек в сущности неплохой, но садист.
  
   Глава третья
  
   - Че это с ней? - спросил Ионыч, глядя на побледневшую Катеньку. Девочка прижималась к стене и всхлипывала.
   - Испугалась голуба наша. - Сокольничий вздохнул. Он возил шваброй туда-сюда по полу, собирая кровь и разлившийся рассол. Перевернутая банка с подсохшими огурцами лежала на краю стола.
   - Это еще что? - взревел Ионыч. - Кто банку перевернул?
   - Красавица наша. - Федя снова вздохнул.
   - Так пусть сама и убирает! - Ионыч выхватил швабру у Феди и сунул Катеньке в руки. Девочка попыталась схватить швабру дрожащими ручонками и уронила.
   - Ах, ты негодница! - сказал Ионыч и отвесил Катеньке подзатыльник. - Зря харчи наши проедаешь, дрянь такая!
   Сокольничий вздохнул.
   Настенные часы с кукушкой показали двенадцать часов. Пластмассовая кукушка со скрипом полезла наружу и застряла.
   - Что делать-то будем, Ионыч? - спросил Федя, осторожно переступая тело тонколицего. - Как-то ты так... неожиданно.
   - Тарелка - вещь чудесная, - заявил Ионыч. - Кому попало ее показывать не след.
   - Тут ты прав, конечно, но все равно... неожиданно.
   Ионыч уселся на табурет, взял со стола помятый огурчик, кинул в рот.
   Он неотрывно глядел на Катеньку. Девочка наклонялась, хватала швабру, распрямлялась, роняла швабру, снова наклонялась, брала швабру и так далее. Ионыч и Федя некоторое время заворожено наблюдали за круговоротом Катенькиных действий.
   - Что неожиданно, это ты прав, - сказал, наконец, Ионыч. - Сам от себя таких действий не ожидал. Если вдруг схватят, можно попробовать наврать, что мой поступок был продиктован приказом из тарелки, телепатической силой зеленых человечков. Как думаешь, прокатит?
   - Вышки-то не дадут по любому, - со вздохом отвечал Федя, - а вот на опыты тебя, Ионыч, заберут обязательно. В какую-нибудь секретную лабораторию, чтоб выяснить, как тарелка изменила твой организм.
   - Может, и правда из тарелки приказ пришел? - Ионыч задумался.
   - Ты главное самого себя убеди, - посоветовал сокольничий. - Тогда врать легче будет.
   -Нас еще не взяли, - резюмировал Ионыч. - И мы можем сдернуть подальше отсюда. Эти приехали из Лермонтовки, а мы поедем в другую сторону, в Пушкино.
   - Далеко, боюсь, не уедем, - сказал сокольничий, забирая из слабых Катенькиных рук швабру. Повернулся к Ионычу, чтоб что-то сказать, но не успел: Ионыч вломил ему промеж глаз. Федя отлетел к стене, роняя швабру.
   - Не мужское это дело - со шваброй по дому порхать! - заорал Ионыч. - Девчонку балуешь!
   - Дяденьки, не ссорьтесь, - дрожащим голоском попросила Катенька. Сделала пару неловких шажков к Ионычу, схватилась за черенок швабры.
   - Я помою полы, дядя Ионыч.
   - Сможешь? - брезгливо поморщившись, спросил Ионыч. - Ты ж еле на ногах стоишь.
   - Попытаюсь, дяденька. Ей богу, попытаюсь.
   - Ну, с богом.
   Катенька взяла швабру, подошла к ведру, опустила тряпку в воду. Искалеченный Владилен Антуанович лежал совсем рядом. Катенька избегала смотреть на него. Наступала как можно дальше от тела. Ей казалось, что если она коснется тонколицего, случится что-то страшное.
   Она несколько раз провела тряпкой вокруг трупа, собрала грязь, сунула швабру в ведро.
   Макая швабру в воду, Катенька вспомнила, как когда-то отвлекалась от всяческих невзгод: напевала песенку. Раз за разом пела одну и ту же песню, и ей становилось лучше. В самые ужасные моменты жизни эта песенка помогала, вселяла радость в сердце, возвращала жизнь ловким пальчикам; песенка заставляла маленькую Катенькину душу светиться.
   Девочка тихонько запела:
   - Ай, березка, березка моя...
   - Заткнись! - закричал Ионыч и толкнул Катеньку в спину. Девочка упала прямо на труп и тут же отползла назад, зажимая ладонью рот. - Без песен тошно! - Ионыч повернулся к наворачивающему огурчик Феде и небрежно заметил:
   - Хороший ты человек, Федя.
   - Хороший, - хрустя огурцом, согласился сокольничий.
   - Пойдешь со мной? - постукивая пальцами по столу, спросил Ионыч.
   Сокольничий вздохнул:
   - А куда я денусь, Ионыч? Я с тобой хоть на край света, ты же знаешь.
   - А если я попрошу тебя остаться? - глухо спросил Ионыч.
   - Остаться? - сокольничий замер с половиной огурца во рту.
   - Остаться. Отход наш маскировать. Сдерживать этих, из Лермонтовки, сколько сможешь.
   - Наш отход?
   - Мой, Катерины и тарелки.
   Сокольничий тщательно прожевал огурец, запил рассолом из большой жестяной кружки, вытер замасленным рукавом рот.
   - Ну?
   - Если так надо, то останусь, Ионыч.
   Помолчали.
   - Жалко мне тебя оставлять, - сказал Ионыч. - Да и надо ли? Надолго ты их все равно не задержишь.
   - Я попробую, Ионыч.
   - Стрелок из тебя как из говна пуля, - небрежно заметил Ионыч. Глянул через плечо: Катенька, охая и ахая, возила шваброй севернее трупа.
   - Для начала надо похоронить наших мертвецов, - решил Ионыч. - А то не по-людски как-то.
   - Что ж мы, звери что ли? - согласился Федя, вставая. - Похороним.
  
   Глава четвертая.
  
   Похоронили Владилена Антуановича в снегу возле круглого катка за домом. Ионыч снял шапку и пробормотал:
   - Ты уж не серчай, почтенный Владилен Антуанович. Не со зла полбашки тебе отстрелил, ох не со зла, а по строжайшей необходимости. Зато смотри, какое место для могилы тебе выбрали: катайся на коньках хоть каждый вечер, пусть и в призрачном бестелесном состоянии.
   - А можно мне покататься на коньках, дядя Ионыч? - спросила Катенька, зябко кутаясь в дырявое пальтецо.
   - Нашла время, дура. - Ионыч нахмурился. - В такой трагический момент на коньках кататься!
   - Не чувствую я момента, дяденька, - призналась Катенька. - В голове будто туман какой-то, плохо очень соображаю. Кажется мне, что смерть моя приходит. Только из глубины сознания мысль выныривает: хорошо бы перед смертью на конечках покататься.
   - Лапушка. - Федя шмыгнул носом. - Ионыч! Может, разрешим красотульке нашей на конечках покататься?
   - Сбрендил что ли? - Ионыч толкнул Катеньку в руки сокольничему. - Нет у нас времени на всякие глупости. Идите в дом. Собирайте вещички, скоро выезжаем.
   - А водитель?
   - Да он и так похоронен уже. Снега сверху чутка накидаю и порядок.
   Сокольничий взял Катеньку за руку и повел в дом. Ионыч положил лопату на плечо и грузно потопал к вездеходу. Вездеход порядочно присыпало снегом, и он походил на раненого снежного тура, мохнатого и беспомощного. У обочины в снегу темнела дыра. Ионыч подошел к дыре и заглянул внутрь.
   Водителя не было.
   Ионыч уронил лопату, схватил ружье, повел стволом, огляделся.
   Тишина.
   Гладкое белое поле, полоса леса на западе, неглубокий овражек. Поседевший от снега вездеход.
   - В кабине прячешься, дружище? - спросил Ионыч громко. - Выходь, не трону!
   Тишина.
   - Ты пьешь, родной? - спросил Ионыч, осторожно приближаясь к вездеходу. - Хошь самогоном угощу? Отличный самогон, натуральный, не какая-нибудь водочка для хиляков. Настоящий мужик только такое и должен пить, чтоб вкус жизни чувствовать. Жизнь она такая, родной: на вкус дерьмо, но так пьянит, что не захочешь с ней расставаться.
   Ионыч открыл дверцу вездехода, сунул в кабину ствол. В кабине было пусто. Нависал над прикуривателем одноглазый плюшевый мышонок. На сиденье лежала консервная банка. Ионыч взял банку свободной рукой и прочитал: "Бычки в томате".
   - Бычки любишь? - закричал Ионыч, бросая банку в снег. - Может, ты и с выпивкой не дружишь? Тогда вот такое предложение: кувшин с настоем иван-травы. Мужскую силу увеличивает на порядок! Хочешь? Целый кувшин!
   - Хочу, Ионыч, - сказали за спиной.
   Ионыч развернулся и чуть не пальнул. Грязно выругался: перед ним стоял сокольничий.
   - Чего тут делаешь? - со злостью бросил Ионыч.
   - Услышал, как ты шумишь. Думал, помощь нужна.
   - Нужна, - буркнул Ионыч. - Водила куда-то сбежал.
   - Ты же сказал, что он подох.
   - Подох-то подох да не подох, - замысловато ответил Ионыч, схватил Федю за рукав и потащил к яме: - Ну-ка прочти следы. Куда этот стервец ушел?
   - Нету тут никаких следов, Ионыч, - тихо сказал Федя. - Пустая яма в снегу и только.
   Ионыч побагровел:
   - Ты что хочешь сказать, остолоп?! Что водитель мне приснился?!
   - Как можно! - Сокольничий вытянулся, всхлипнул. - Ну как, сам посуди, я мог сказать о тебе такое, Ионыч? Ты ведь друг мой единственный! Это ж ни в какие ворота!
   - Ладно... - Ионыч смягчился. - Но куда этот стервец делся?
   Федя почесал нос:
   - Я подозреваю несколько вариантов развития событий, Ионыч. Быть может, вмешались некие силы, неподвластные нашему пониманию, и...
   Сокольничий говорил и говорил, говорил и говорил, а Ионыч смотрел на его варежки с ромбиками, связанные Катенькой, и жутко завидовал. Ему чудилось, будто варежки насмехаются над ним одним своим существованием. Почему Катенька не связала варежки для Ионыча? Она ведь, подлая, живет за его, Ионыча, счет. Именно он обеспечивает еду, горячую воду и самую современную технику для приготовления сложнейших кулинарных блюд. Отчего же такая неблагодарность?
   - Варежки... - прохрипел Ионыч.
   - Что "варежки"? - ласково спросил Федя.
   Ионыч помотал головой:
   - Не... ничего. Пошли, Феденька, вещи соберем.
   - А водитель как же?
   - Ну он-то без варежек был, - загадочно ответил Ионыч и вошел в сени.
  
   Глава пятая
  
   Вездеход, на котором приехал Владилен Антуанович, был вместительнее и удобнее Ионычева "Соболя", и Ионыч решил поехать на нем. Совместными усилиями они с Федей загрузили предметы первой необходимости в кузов, сверху разместили тарелку. На тарелке горела зеленая лампочка.
   - Согрелась, милая. - Сокольничий смахнул набежавшую слезу.
   Из приоткрытой двери выглянула кошка Мурка. Жалобно мяукнула, тронула снег, отдернула лапку.
   - Кошку заберем? - спросил Федя.
   - Не отвлекайся на безмозглого зверя, - приказал Ионыч. - Садись за руль.
   - Куда едем, Ионыч? - спросил Федя, усаживаясь. Дрожавшая от холода Катенька сидела рядом с ним и дышала на бледные пальчики. Сокольничий ласково спросил:
   - Чего дрожишь, лапонька? Боишься?
   - Нет, дяденька, холодно мне.
   - Ну это не страшно, - сказал добрый Федя и потрепал девочку по кудрявой голове. - Ионыч, шарфик выделим нашей девочке?
   - Нет, - буркнул Ионыч. - У нее шапка есть.
   Катенька достала из-за пазухи поетую молью шапку, надела. Шапка была маленькая, едва доставала до ушей.
   - Ну как, теплее, лапушка? - спросил Федя.
   - Не очень, дядя Федя, - сказала Катенька. - Но это ничего, ничего...
   Ионыч о чем-то крепко задумался, посасывая папироску.
   - Решено, - сказал, наконец, он, приоткрыл дверцу и выкинул окурок. - Едем в Пушкино.
   - Через Снежную пустыню? - уточнил Федя, разворачивая вездеход.
   Снежные хлопья устроили хоровод вокруг машины. Катенька залюбовалась зрелищем, захлопала в ладоши, но Ионыч схватил ее за ухо, сильно дернул, и она опустила голову, притихла.
   - Через пустыню ближе, - сказал Ионыч. - У Камней с Пяткиным пересечемся. Может, у него и останемся, переждем.
   - Вечереет, - заметил Федя. - Ночевать в поле придется. К Камням завтра к полудню выедем.
   - Значит, согреться надо, - сказал Ионыч и достал из бардачка стакан лапши быстрого приготовления. Дернул красную ленточку у ободка. Стакан зашипел, нагрелся, из-под крышки повалил горячий пар. Ионыч раздраженно бросил: - Китайская поделка... - вытащил из-за пазухи большую деревянную ложку.
   Федя вывел вездеход в поле, включил автоматику и тоже достал стакан горячей лапши. Катенька с немой просьбой поглядывала то на Ионыча, то на Федю.
   Догадливый сокольничий спросил:
   - Ионыч, а как же Катенька?
   - Чего?
   - Ей тоже лапшички хочется отведать! Горяченькой!
   - Хрен ей, а не лапшички, - заявил Ионыч и сел к девочке спиной, чтоб даже горячий пар до нее не доходил.
   - Хотя бы одну ложечку, дяденька... - слабым голосом попросила Катя, дергая Федю за рукав. Сокольничий едва не прослезился.
   - Дашь ей хоть ложку, до полусмерти изобью, Федя, - спокойно сказал Ионыч. - Ты меня знаешь.
   - Знаю. - Сокольничий вздохнул и положил в рот ложку горячей, вкусно пахнущей кунжутом лапши. Катенька с тоской посмотрела на ложку и сжала кулачки. Отвернулась к приборной панели и рассмеялась:
   - А жить-то хорошо, дяденьки! Разве в лапше дело? В жизни дело!
   - Все равно лапши не получишь, - буркнул Ионыч, с подозрением поглядывая на Катеньку через плечо.
   - И не надо, дядя Ионыч! Не в лапше счастье, так ведь, дяденьки? Ну и что, что у меня дырявое пальтишко? Ну и что, что шарфика нет? Подумаешь, замерзла! Зато мы едем незнамо куда, незнамо зачем, но одно точно - едем мы навстречу приключениям! Конец тоске!
   - Это ты себя успокоить пытаешься, - заявил Ионыч обеспокоенно.
   Катенька улыбалась. Улыбалась настолько честно и открыто, что Ионыч даже отложил ложку. Никогда в своей жизни не видел он такой настоящей улыбки. Те улыбки, что он видел раньше, были или перекошенные, или плаксивые, или угодливые, или злые - много улыбок повидал на своем веку Ионыч, но подобной не видывал. И это его пугало.
   - Не по человечески ты себя ведешь, Катенька, - прошептал Ионыч. - Чему радуешься? Тому, что горячего тебе не досталось? Тому, что убегаем от легавых? Тому, что на нашем счету два жмурика?
   Катенька повернулась к Ионычу и того будто обожгло ее улыбкой.
   - Ах, ты... - пробормотал Ионыч. Уронил лапшу на колени, схватил девочку за волосы и впечатал лицом в приборную панель. Повозил по выпуклым кнопкам, с удовольствием ощущая, как пластик царапает кожу. Отпустил девочку, бросил взгляд на мокрые штаны.
   - Коза драная... - пробормотал Ионыч. - Из-за тебя полчашки лапши угробил.
   Катенька подняла голову. Ионыч избегал смотреть на нее: только мельком, украдкой, и тут же отворачивался, прятал глаза. Катино лицо покрывали кровоточащие царапины. Губы были разбиты. На лбу вздувался фиолетово-синий желвак.
   Катенька улыбалась.
   - Это ничего, - прошептала девочка. - Ничего, дяденька. Не больно мне. Совершенно не больно.
   - Заткнись... - прошептал Ионыч.
   - А хотите я песенку спою? - спросила девочка, глотая кровь. - Всяко веселее будет, дяденьки.
   - Заткнись! - завопил Ионыч. - Замолчи, а то хуже будет!
   - Катенька, - испуганно прошептал Федя. - Помолчи, не заставляй Ионыча нервничать. Ишь, раздухарилась, шалунья! Я-то добрый, все тебе прощаю, а Ионыч - воспитатель строгий, сама знаешь...
   Девочка смотрела на Ионыча, не отводя больших голубых глаз, улыбалась и молчала. Кровь на губах и царапины на лице не могли испортить ее улыбку. Ионыч сжал кулак, подался вперед... Но ударить Катеньку не успел: Федя схватил девочку под мышки и пересадил ее к двери, а сам подвинулся к Ионычу.
   Ионыч разжал кулак, просипел:
   - Ты чего, Федя?
   - А давай, Ионыч, радио послушаем! - с притворной радостью воскликнул сокольничий. - Ехать нам еще ого-го сколько, надо развлечься.
   - Ну давай, - буркнул, подумав, Ионыч.
   Федя включил радиоприемник, покрутил колесико настройки.
   Радиоведущий произнес:
   - Радио Снежная Поляна, она же Снежная Пустыня, оно же Снежное Поле, и с вами снова я, ваш бессменный ведущий, К'оля.
   - Что еще за К'оля? - с отвращением произнес Ионыч и выплюнул застрявший между зубами кусочек лапши на лобовое стекло.
   - По имени видно, не русский человек, - вздохнул Федя.
   - Буржуй недоделанный, - подтвердил Ионыч. - Я их, тварей, давил и буду давить. - Он сжал кулак. - Вот этими самыми руками.
   - Знаю, Ионыч. - Федя кивнул. - Уж кому, как не мне, знать тебя.
   Ведущий прочистил горло и сказал:
   - Радио у нас провинциальное, но новости самые натуральные. И от новостей этих, честно вам скажу, у меня волосы дыбом и мурашки по всему телу. Сегодня утром на Снежном поле были замечены целые полчища серых существ... вы понимаете, о ком я. Эти твари движутся в сторону Пушкино, настроены они весьма решительно и недружелюбно. Жителям Пушкино рекомендуется чистить винтовки и натирать сапоги сазаньим жиром - ночка предстоит жаркая...
   - Ох, ты ж... - неопределенно сказал Федя и присвистнул.
   - Ничего страшного, - буркнул Ионыч. - Страху только нагоняет. Перестреляют их всех до единого без потерь - не раз уже такое бывало.
   - Перестреляют-то перестреляют, - согласился сокольничий. - Но мы на пути в Пушкино, и до ночи туда не успеем. Придется в поле заночевать, а эти, серые, тут как тут.
   - Плевать, - заявил Ионыч, сминая стаканчик. - В вездеход они все равно не пролезут.
   - А если...
   - Че "если"? Все пучком будет!
   Федя вздохнул.
   Ведущий продолжал:
   - Но есть и положительное во всем этом: трупы серых обеспечат жителей Пушкино мясом на пару недель вперед, ожидается проведение массовых гуляний на свежем воздухе с танцами и поеданием шашлыка...
   - Убери ты этого придурка нерусского! - взбеленился Ионыч. - Поищи что ли музыку какую-нибудь.
   Федя поспешно повернул колесико настройки.
  
   Глава шестая
  
   Катеньке приснился загадочный сон.
   Приснилось ей, будто сидит она за большим дубовым столом перед пустой тарелкой, а напротив восседает кудрявая женщина в синем сарафане и деревянной ложкой ест мясной соус. Ест и смотрит на Катеньку из-под бровей, изучает.
   А Катенька говорит:
   - Пошли скорей, нас папа ждет!
   Женщина молчит, продолжает есть. Намазывает на толстый кусок ржаного хлеба сливочное масло, сверху кладет несколько крупных горошин красной икры и все это отправляет в рот. Смачно так жует, чавкает.
   Катенька просит:
   - Ну пойдем, пойдем же!
   А женщина ест и ест, смотрит на Катеньку и ест, глядит в тарелку и ест. И не произносит ни слова.
   Катенька умоляет:
   - Пожалуйста!
   Вдруг слышит Катя, за спиной что-то хлопает. Хлоп-хлоп. Точно дождевые капельки по стеклу размазываются. И понимает девочка отчетливо, что теперь можно никуда не спешить. Ей становится очень страшно, и, проглотив страх, как холодную мокрую жабу, она просыпается.
   В кабине стоявшего посреди снежной пустыни вездехода потеплело. Тлел огонек электрической печки. В углу безмятежно храпел Ионыч. Стекла покрылись инеем. В небе, которое казалось сейчас гораздо ближе, чем днем, холодно мерцали редкие звезды.
   Хлоп-хлоп.
   Катенька повернулась к дверце и чуть не закричала от страха: из темноты, словно карпы из студеной воды, выныривали бледные безволосые лица. Слабые обмерзшие ладони хлопали по стеклу: хлоп-хлоп, - словно хотели попасть внутрь погреться.
   - Ай...
   Сокольничий Федя обнял девочку, погладил по голове:
   - Не бойся, лапушка. Они нас не тронут, не достанут. Они как снег, слабые, бледные, из снега появляются, в снег и уходят.
   - Кто это такие, дяденька? - шепотом спросила Катенька.
   Федя вздохнул:
   - Мертвецы это, Катя. Снежная пустыня - место странное, страшное. Люди, которые тут погибли, превращаются в таких вот, сереньких.
   - Если они слабые, может, впустим их погреться? - Катенька с жалостью посмотрела на бледные, полные муки некрасивые лица и коснулась пальчиком холодного стекла.
   Хлоп-хлоп.
   Хлоп-хлоп.
   - Не стоит, девочка моя.
   - Отчего же? - злым со сна голосом поинтересовался Ионыч. - Если негодница так хочет пообщаться с серыми, может, выпустим ее наружу? Вдруг найдутся общие темы. Ну-ка, Федя, приоткрой дверь...
   - Ионыч, как можно!
   Катенька недоверчиво посмотрела на Ионыча. Заныли царапины на лице. Неприятно заболело, заскребло в голове - будто внутрь черепной коробки запустили пугливого мышонка.
   - Не хочешь? Тогда я сам. - Ионыч перегнулся через сокольничего и Катю, потянулся к ручке дверцы. Посмотрел на Катеньку: девочка дрожала.
   - Страшно? - спросил Ионыч почти ласково.
   - Дяденька... - По Катенькиным щекам поползли слезы, похожие на брильянты.
   Ионыч убрал руку, ухмыльнулся:
   - Ну-с? Что-то сказать имеем?
   Катенька вскинула голову и заговорила горячо, страстно:
   - Не страшно, дяденька! Не боюсь я серых людей, только жалость к ним питаю! По глазам вижу: больно им, страшно, не причинят они мне вреда! - и девочка улыбнулась, открыто и искренне. Как тогда, когда кровь глотала. Ионыч вздрогнул.
   - Смелая наша! - умилился сокольничий.
   Ионыч разъярился. Распахнул дверь, ногой отпихнул серых, схватил девочку за воротник...
   - Ионыч! - воскликнул сердобольный Федя. Ионыч гневно зыркнул на него, и сокольничий немедля умолк и отвернулся.
   В кабину проник колючий мороз: подрал, поцарапал Катенькину кожу. Ионыч уставился на девочку. Катенька улыбалась.
   - Боишься?
   Она помотала головой:
   - Нет, дяденька.
   Шепча что-то под нос, шурша остатками ветхой одежды, к кабине двигались десятки серых. Катенька видела страшную боль в черных маслянистых глазах существ.
   - Уверена? - спросил Ионыч.
   - Не боюсь.
   - Не боишься?
   - Не боюсь, дяденька!
   Ионыч вытолкал Катеньку наружу, поставил на снег, сжал сзади за плечи. Катеньку затрясло от холода. Серые приближались. Девочка разобрала шепот одного из них.
   - Слава небу в тучах черных... слава небу в тучах черных...
   - Ионыч! - Федя едва не рыдал.
   - Заткнись!
   Серый со шрамом на правой скуле остановился возле Катеньки. Замерзшие губы двигались со скрипом, как створки заржавевших железных ворот.
   - Слава небу...
   - Это стихи, дяденька? - спросила Катенька ласково.
   Серый поднял руку и легонько хлопнул девочку по щеке. Рука у существа была холодная, сухая, словно бумажная. Черные глаза вдруг посерели. Снежинки падали серому на лицо и не таяли.
   - Вы забыли продолжение? - стуча зубами от холода, спросила Катенька.
   - ...в тучах черных.
   Серый замолчал. Провел пальцем по Катенькиной щеке, отдернул руку. Нелепо передернул плечами. Повернувшись к девочке боком, сделал шаг назад и провалился в снег - с головой. Только неглубокая черная ямка осталась. Из ямки с треском вылетели голубые искры, а потом и они исчезли.
   Остальные мертвецы стали аккуратно обходить вездеход.
   - Как это он... - прошептала Катенька. - Взял и растворился...
   - В Пушкино идут, - пробормотал потрясенный Ионыч. Втащил девочку в кабину и захлопнул дверь.
   - Ионыч... - промямлил Федя.
   - Че?
   - Ты видел?
   - Чай не слепой, - огрызнулся Ионыч. Он с опаской посмотрел на девочку: Катенька сидела с закрытыми глазами и не двигалась. На Катиных ресницах белели снежинки. Лицо ее побледнело, а царапины наоборот покраснели, словно налились клюквенным соком, стали уродливее.
   - Ни разу не слыхал, чтоб серые так просто от добычи отказывались. Думал, конец нашей красавице...
   - Ну конец-то ей не пришел бы, - заметил Ионыч. - Серые слабые, только если толпой навалятся что-то сделать могут... но даже в таком случае я б успел Катерину в кабину затащить и дверь закрыть. - Ионыч несильно толкнул девочку кулаком в плечо. - Слышишь, Катюха? Вытащил бы я тебя!
   - Спасибо, дяденька... - прошептала Катенька.
   - Шутил я так, - Ионыч завозился на месте, устраивая зад поудобнее. - Что, шуток не понимаете?
   - Понимаем! - поспешно заверил сокольничий и укрыл Катю краешком своего одеяла. - Мы-то понимаем, Ионыч! А если кто не понимает, то он полный дурак, и в этом его проблема... - Федя вежливо захихикал.
   Ионыч с раздражением наблюдал, как Федя укрывает девочку, но ничего не сказал.
   - А что он шептал, Ионыч? - спросил сокольничий. - Что-то я не припомню, чтоб серые разговаривать умели...
   - Они и не умеют практически. - Ионыч зевнул, обнял себя под шубой, чтоб согреться. - Обычно одну фразу помнят из прошлой жизни. Строчку из стишка или песенки какой-нибудь. Втемяшилась им в голову эта строчка - они ее и повторяют.
   - Жуткое дело. - Федя покачал головой. - Что-то аж спать расхотелось. Может, тяпнем для успокоения нервов, Ионыч? У нас тут в бардачке водовка есть...
   - А почему бы и не тяпнуть? - живо согласился Ионыч. - После пережитого страха алкоголь не помешает.
   - И девочке нашей нальем! - заявил Федя. - Капельку, для сугреву.
   - Обойдется, - зло бросил Ионыч. - Одеяла с нее вполне хватит. Даже много будет, пожалуй.
   Катенька вздрогнула и открыла глаза. Слабыми ручонками схватилась за край одеяла, стащила с коленок, затолкала сокольничему под зад.
   - Не надо мне одеяла, дяденьки, мне и так тепло!
   - Правильно, - одобрительно прогудел Ионыч, подставляя жестяную кружку. Федя щедро плеснул ему водки. - Можешь ведь по-человечески себя вести, когда захочешь, Катюха!
   - Я пытаюсь... - прошептала Катенька, отворачиваясь к окошку.
   - Вздрогнули! - бодро произнес сокольничий.
   - Пьем, - кивнул Ионыч. Они стукнулись кружками. Выпили, скривились, занюхали.
   - А закусить есть чем?
   - Вот, замерзшие полбуханки бородинского в бардачке...
   - А консервы где?
   - В кузове.
   - Лезть неохота. Может, Катерину отправим. - Ионыч хохотнул. - Ты как, Катюха? Полезешь в кузов за хавчиком?
   - Полезу, дяденька. - Девочка сжала кулачки. - Раз надо, значит полезу.
   - Ладно, сиди, околеешь еще - возиться потом с тобой. - Ионыч допил водку, кашлянул. Вгрызся в ломоть, который от холода стал будто пластилиновый.
   - Водка греет, - заявил сокольничий, сводя зрачки к переносице. - Вот так-то вот...
   - Палюбасу, - грозно ответил Ионыч и приложился к бутылке.
   - Че это ты?
   - Горлышко дезинфекцирую, - заявил Ионыч и протянул бутылку сокольничему: - Ныряй с головой.
   - Ладушки... - Лицо Феди растопила приторная улыбка; мелькнули желтоватые зубы, серебристая коронка. Сокольничий сделал добрый глоток и вернул пузырь Ионычу.
   - Чета мы быстро как-то, - сказал Ионыч, терзая хлеб. - Факуфи.
   - Шо?
   - Тьфу... закуси, говорю!
   Они закусили и выпили. А потом еще выпили и закусили. Нашли в аптечке заначку: полбутылки коньяка и тоже выпили. Хлеб закончился, и они непослушными пальцами собирали крошки с приборной панели и пихали их в рот. Ионыч проглотил последнюю крошку и уткнулся носом в панель. С присвистом захрапел. Федя, совсем обалдевший от алкоголя и духоты в кабине, некоторое время тупо водил пальцем по спидометру, а потом схватился за горло, кашлянул, надул щеки и, закрыв глаза, стал блевать - прямо на Катеньку. Облегчив желудок, он простонал что-то вроде "Красавица ты наша" и рухнул потрясенной девочке на плечо.
  
   Глава седьмая
  
   На рассвете Катенька выбралась из кабины. Cнежное поле щекотали розовые лучи восходящего солнца. Забыв о холоде, о въевшейся в одежду вони, о липких спутанных волосах, Катенька минуту или две любовалась восходом. Но вонь, ставшая ее постоянным невидимым спутником, быстро напомнила о себе. Катя, наклонилась, набрала полные пригоршни снега, натерла голову. Кое-как избавившись от засохшей блевотины, вытерла волосы грязной тряпкой, которую нашла в кабине на полу, поскорее натянула дырявую шапочку. Дрожа от холода и отвращения, сняла пальто и кое-как почистила его. На правом плече осталось большое темное пятно, но пальто и так выглядело отвратительно, поэтому Катенька решила не обращать на пятно внимания. Умыв снегом лицо, она принялась ходить вокруг вездехода и хлопать в ладоши. Постепенно согрелась. На юго-западе, у самого горизонта Катенька увидела серые камни - темные зубчики на фоне белесого неба. За Камнями располагается городок Пушкино, вспомнила Катенька отстраненно. Туда пошли серые. Девочка с горечью подумала, что их, наверно, уже всех перестреляли. А они ведь такие слабые, такие беззащитные...
   Из кабины на карачках выполз Федя. Катенька подбежала к нему, помогла подняться. Взгляд у сокольничего был чумной. Он схватил Катеньку за плечо и жарко прошептал:
   - Катька, я видел, что ты натворила прошлой ночью... полкабины заблевала, даже Ионычу на штанину попала...
   Катенька вздрогнула, удивленно посмотрела на сокольничего.
   Федя нелепо размахивал свободной рукой:
   - Но ты не переживай! Я все продумал! Скажем Ионычу, что ты от страха так обделалась. Что он сам виноват: нечего было тебя серым в лапы сувать!
   Катенька сглотнула и прошептала:
   - Нет, Ионыч не виноват... это я виновата... получается.
   Она засмеялась:
   - Я виновата! Что уж тут поделать...
   - Лапушка ты наша, - просиял сердобольный сокольничий, схватил Катеньку за щеку и ласково потрепал. - Умочка!
   - Спасибо, дядя Федя, - прошептала Катенька. - Что б я без вас делала...
   Сокольничий сделал шаг к вездеходу, облокотился на дверцу, с какой-то исконно русской тоской уставился на тлеющий восход.
   - Вот оно, светило, - прошептал Федя. - Поднимается из снега. Словно тайный град Китеж, что из озера Светлояр поднимется рано или поздно. И сейчас, кстати, можно увидеть маковки церквей в воде Светлояра, но только истинно верующим откроется тайный город... так и светило, не для всех оно... надо веровать, Катенька, и тогда в нашей жизни будет свет, много света!
   Катенька мяла борт пальтишка, дергала обломанную перламутровую пуговицу.
   - Дядя Федя...
   - Да, лапушка?
   Девочка вздохнула и решилась:
   - Но ведь это не я, а вы... вы на меня... и на дядю Ионыча...
   Сокольничий непонимающе смотрел на девочку.
   Из кабины донесся рык Ионыча:
   - Что за дерьмо тут? Что за... Федор, это ты, что ли, наблевал?!
   Катенька втянула голову в плечи. Сокольничий повернулся и закричал:
   - Нет, Ионыч, это Катенька! Сама призналась, что от страха так... мол, серых испугалась, вот желудок и не выдержал! - Федя повернулся к Катеньке и незаметно подмигнул. - Не вини ее, не нарочно она!
   - Дрянь! - не своим голосом закричал Ионыч, выпрыгивая из кабины. - Убью!
   - Да ладно тебе... - пробормотал Федя.
   - Где она?! - закричал Ионыч, вращая красными с похмелья глазищами.
   - Да вот... - Сокольничий показал пальцем на Катеньку. - Ты только сильно ее не наказывай, Ионыч, не нарочно ведь...
   - Я ей покажу "не нарочно"! - взревел Ионыч. Словно дикий вепрь налетел он на Катеньку и отвесил ей могучую пощечину. Девочка зажмурилась. Ионыч хватил ее кулаком по плечу. Катя упала в снег и свернулась калачиком. Ионыч замахнулся ногой, целясь Катеньке в живот, но удар пришелся по рукам, которые девочка выставила вперед. Ионыч плюнул на Катеньку, проворчал что-то матерное и пошел оттирать блевотину со штанины.
   Федя подошел к девочке, помог подняться. Катенька закашлялась. Посмотрела на руки: костяшки на пальцах были стесаны до крови.
   - Ну что ж ты так, лапонька, - шептал жалостливый сокольничий. - Не волнуйся, и тебе как-нибудь удастся увидеть золотые купола Китеж-града, и ты искупаешься в лучах его славы...
   - Не верю я в Китеж-град, дяденька. - Катенька робко улыбнулась разбитыми губами. - Мне мама давным-давно говорила, что это сказка для дяденек и тетенек, которые хотят сбежать от тягот жизни...
   - Ничего-ничего, и сомневающиеся рано или поздно уверуют, - спокойно ответил сокольничий и подсадил Катеньку в кабину. - Там тряпочка где-то есть... приберись хорошенько, вытри все, пока Ионыч не вернулся, ладушки?
   - Хорошо, дяденька. - Катенька кивнула.
   - Умничка, - сказал Федя, развернулся и расстегнул ширинку.
   Стал писать букву "Ф" на снегу.
  
   Глава восьмая
  
   У Камней паслось стадо снежных туров.
   Подросток в унтах и пушистой шубе следил за травоядными животинами. У ног хлопца сидел крупный белый пес - полосатый язык наружу. Собака с подозрением наблюдала за чужаками. Ионыч затруднился определить породу собаки, но решил, что это неважно - главное, псина здоровая и опасная да еще и с острыми костяными рогами на лысой макушке. Снежные туры бродили кругами вокруг подростка и его пса; пухлыми красными отростками всасывали в могучие мохнатые тела серую травку, росшую у подножия теплых камней, - зачастую вместе с корнями.
   Федя остановил вездеход в тени высокого треугольного камня, вышел. Ионыч вытолкал из кабины Катеньку и вылез сам. Развязным шагом подошли к пастуху.
   - Где Пяткин? - спросил Ионыч строго.
   - Я - Пяткин, - сказал хлопец, вытирая сопливый нос.
   - Марик, ты? - Ионыч всплеснул руками. - Я ж тебя махонького знал! Вырос сорванец! - Похлопал его по плечу. - Радость-то какая!
   - Я вас помню, - буркнул Марик, поглаживая рычащего пса по голове. - У вас ферма возле Лермонтовки.
   - Да-да! - воскликнул Ионыч, с тревогой поглядывая на собаку. - А дедушка твой где?
   - Простудился деда, - сказал Марик. - Дома сидит.
   - Мой старый друг Пяткин. - Ионыч покачал головой. - Заболел... беда-то какая!
   - Никакой он вам не друг, - заявил Марик. - Вы у деда триста рубликов два года назад в долг на неделю брали, до сих пор не вернули.
   - Вот как раз и отдам должок! - нашелся Ионыч. - Верну и мгновенно удалюсь, чтоб зря старика Пяткина не тревожить...
   - Не удалитесь, - сказал Марик.- Сами знаете.
   Они как по команде посмотрели на восток. Небо на востоке темнело, клубилось, щедро сыпало жгучими синими искрами.
   - Через час бурю сюда принесет, - буркнул Марик. - Пару полных суток из дома носу не высунешь - окатит, снесет.
   - Эх... - пробормотал Ионыч.
   Федя и Катенька молча стояли в стороне. Девочка смотрела на Марика и завидовала ему: на мальчишке была чистая теплая одежда, на лице - ни следа побоев. К тому же с ним рядом находился замечательный белый пес, с которым у Марика наверняка очень теплые отношения, а Катенькина Мурка осталась дома, голодная и одинокая. Девочка заволновалась; хотела даже попросить Ионыча повернуть обратно, чтоб забрать кошку, но побоялась обеспокоить дядю - он столько пережил, вдруг сердце не выдержит? - и промолчала.
   - Садитесь в вездеход, - решил, наконец, Марик. - И тихонько езжайте за нами... Балык, ачу!
   Пес помчался вперед.
   - Что еще за "ачу"? - шепнул Ионыч Феде.
   Сокольничий пожал плечами:
   - Какой-то местный диалект. Село, что с них взять!
   - Идиоты деревенские! - Ионыч хохотнул. - Быдло. - Резюмировал.
   Ионыч, Федя и Катенька залезли в вездеход. Сокольничий завел мотор. Стадо двинулось вперед, широкими утиными лапами вминая снег в податливый серозем. Марик подгонял туров гортанными выкриками, пес Балык носился по полю, как лохматая комета, и громким кашляющим лаем возвращал отбившихся животных в стадо.
   Ионыч сказал:
   - Не доверяю я этому Марику. Как бы не сдал.
   - Прав ты, Ионыч. - Сокольничий вздохнул. - В наше жестокое время никому доверять нельзя.
   - Деда его помню, - сказал Ионыч. - Тот еще черт, хитрый. До сих пор о долге помнит и внуку напоминает, ишь ты.
   - Им только деньги подавай, - сокрушенно покачал головой Федя. - Буржуи недоделанные.
   - Стадо-то какое! Смотри, Федя: голов двести будет, зуб даю. Богач этот Пяткин.
   - Богач, а триста рублей взад требует, собака мелочная.
   - Верну я ему рубли, - буркнул Ионыч, - ничего не поделаешь. Пусть подавится, пес шелудивый.
   - Если бы не ураган, - вздохнул Федя.
   - Если бы не ураган, к вечеру были бы в Пушкино. И триста рубликов сохранили бы.
   Ионыч достал из-за пазухи фляжку с самогоном, приложился. Бросил взгляд на притихшую Катеньку, со злостью бросил:
   - А ты чего молчишь, вертихвостка?
   - Просто... - прошептала Катенька.
   - Че, оголец понравился? - Ионыч захохотал. - Втюрилась в свиненка?
   Катенька вспыхнула, отвернулась.
   - Глупости говорите, дяденька.
   - Покраснела голуба наша! - по-доброму засмеялся Федя. - Стесняется!
   - Выпорю, перестанет стесняться, - пообещал Ионыч, раздражаясь. - Или тяжелой работой нагружу, чтоб стесняться некогда было. А то совсем обленилась, коза драная.
   Вездеход приблизился к ферме. Мальчик погнал стадо к круглому длинному зданию, похожему на самолетный ангар. Здание это было теплицей, где снежные туры - полуживотные-полурастения - во время бури закапываются в землю, распускаются и превращаются в подобие пальмы с белой лохматой кроной и красным мясным стволом.
   Вездеход свернул налево к окруженному полукругом камней двухэтажному дому с множеством пристроек и башенок.
   - Хорошо устроился, - заметил Ионыч с завистью. - Прямо у теплых камней дом отгрохал. Не дом, а дворец! У него там, небось, в самый лютый мороз жарко как в печке.
   - А что, от камней, правда, тепло исходит? - спросила любопытная Катенька.
   - Нечего глупые вопросы задавать, - буркнул Ионыч. - Понятное дело, исходит. Халявный энергоноситель, камни эти.
   Вездеход въехал в гараж.
   Ионыч приказал:
   - О том, что случилось, ни слова. Едем, мол, в Пушкино, Катьку в школу устраивать. Катерина, поняла?
   - Поняла, дяденька.
   - Вот и отлично. Выходим.
   Они оставили вездеход в глубине гаража, между ящиками с охотничьим инвентарем и канистрами с мазутом и побрели к выходу. У ворот ждал крепкий бородатый мужчина в унтах, как у Марика, в длинной шубе с прорезиненным меховым капюшоном. Нижняя часть лица мужчины была замотана шерстяным шарфом.
   - Пяткин, старый друг! - закричал Ионыч. - Давно не виделись, приятель!
   - Давненько, - согласился Пяткин. Голос из-под шарфа звучал глухо, как из глубокой ямы. - Ты, я слышал, должок, наконец, решил вернуть.
   - Со мной твои рублики, - кивнул Ионыч. - Давно хотел возвратить, да дел было невпроворот. А тут Катьку наметили в школу отдать - довольно неучем расти - поехали в Пушкино, да к тебе по пути заглянули. Дай, думаю, навещу старого товарища и долг заодно верну, а то стыдно уже задерживать. Хотя ты, конечно, не скупердяй, ты у нас человек широкой души, из-за мелочи переживать не станешь, да только разве могу я спокойным оставаться, когда неоплаченный долг на сердце тяжким грузом висит!
   Пяткин мельком посмотрел на Катеньку. Девочка улыбнулась и поклонилась ему. Пяткин взглянул на Федю:
   - Друг твой?
   - Друг, - представился сокольничий, протягивая Пяткину мозолистую руку. - Зовут Федя. По профессии сокольничий.
   - Ну, здравствуй, Федя. - Пяткин пожал сокольничему руку, еще раз оглядел компанию и сказал: - Что ж, раз такое дело, пожалуйте в дом, бурю переждете. Через полчаса тут форменное светопреставление начнется.
  
  
   Продолжение в данный момент можно найти только в бумажном виде.
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"