Каких только предупреждений не наклеено на двери кабинета Льва Дурова, худрука Театра на Малой Бронной! От "сто раз подумай, прежде чем постучать" до "осторожно, злая собака!". Но в театре мало кто придает значение вывешенным табличкам - все знают и об отличном чувстве юмора Льва Константиновича, и о том, что он просто старается создать видимость своей строгости и жесткости, а на самом деле...
А на самом деле за этой предупреждающей дверью сидит веселый, энергичный, улыбчивый человек. Одно только становится странно, когда к нему заходишь - его кабинет. Потому что назвать кабинетом занимаемое худруком пространство очень сложно, скорее, это небольшая, скромная комната, в которой впритирку стоят рабочий стол, диван, телевизор, кресло, шкаф и вешалка. "А вы чего ожидали увидеть? У меня, кстати, и квартира тоже маленькая, - шутит Лев Дуров. - Эту комнату в театре мне дали лет 10 тому назад, когда я как режиссер начинал ставить спектакли. И за это время я в ней обжился, тут так хорошо и уютно, что когда уже стал худруком, переезжать в положенный кабинет не захотел. Вы даже не представляете, сколько в этом преимуществ, ведь тот кабинет находится рядом с дирекцией, там бы каждую секунду кто-нибудь забегал с вопросом, что я думаю по тому или другому поводу. Здесь же я предоставлен сам себе, вдали от всех сижу, пьесы читаю, захотел отдохнуть - лег, полежал. Пока до меня дозвонятся!!!"
Шутки - шутками, но создается впечатление, что у Льва Дурова совершенно нет амбиций художественного руководителя. И хотя свое дело он делает с любовью и тщательностью, но в любую минуту готов освободить занимаемую должность. "Я жду, когда кто-нибудь другой придет и займет кабинет худрука", - совершенно серьезно говорит он. Но есть и другие причины, по которым Лев Константинович не хочет переезжать из своей небольшой комнаты. Много лет назад в здании Театра на Малой Бронной было общежитие Театра Сатиры, и, скорее всего, там, где теперь работает Дуров, проживал Анатолий Папанов. Но это еще не все! Справа, за стеной, находился кабинет известного театрального режиссера Анатолия Эфроса, у которого актер сыграл одни из лучших своих ролей. Возможно, другой на его месте уже давно занял этот самый кабинет, однако скромность и деликатность актера не позволяют ему это сделать: "Комнату Эфроса я не стал занимать, потому что она для меня святая. Правда, из-за неоднократных перестроек и ремонтов в ней ничего и не сохранилось". Зато что-то удалось сберечь у себя Льву Константиновичу. Во время одного из ремонтов он увидел брошенную в коридоре театра настольную лампу, которая когда-то стояла на рабочем столе Эфроса. Теперь она украшает стол Дурова. Таким же образом в комнате худрука оказалось с потертое черное кожаное кресло знаменитого режиссера. Но самой дорогой вещью для Льва Дурова, по его признанию, является большой портрет Анатолия Эфроса, который висит напротив входной двери как раз над рабочим столом. "Он - мой учитель, человек, который значит для меня очень, очень много. А все остальное, - говорит Дуров, окидывая взглядом другие предметы в кабинете, - приходящее, сегодня есть - завтра нет".
Пожалуй, в этих словах есть доля кокетства, поскольку у Дурова еще немало интересных и дорогих для него вещей. По большей части, это эскизы костюмов, афиши со спектаклей, плакаты из кинофильмов. И обо всем у Льва Константиновича есть отдельная, занимательная история. Вот, например, эскизы костюмов Центрального детского театра, где актер играл пуделя Артамона, Огонь, Говорящую Тучку, Мальчика Дипа. С последним связан такой казус: Дуров всегда любил сам изобретать грим, костюмы, и на свою голову придумал, что Мальчик должен быть в одной набедренной повязке. "Как-то, когда я исполнял на сцене танец с кинжалами, почувствовал, что повязка начала сползать. Пришлось одной рукой ее придерживать, а другой - махать кинжалом. Еле оттанцевал, вышел за кулисы, сказал "ап", развел руками, и повязка упала. Все от меня разбежались, а кто-то даже нажаловался директору театра, мол, Дуров хулиганит. И мне объявили строгий выговор".
На вешалке в кабинете Дурова вместо современной городской верхней одежды висят два загадочных мундира. И о них у Льва Константиновича есть история: оба - со спектакля "Женитьба", в одном из них, новом, парадном, Дуров должен был играть. Но непонятно почему, роль не ладилась, актер уже не знал, что делать. Как он потом узнал, даже Эфрос сказал: "Жалко мне Левку, это первая его неудача!" Но когда до премьеры оставались считанные дни, Дуров понял, в чем дело: роль не шла из-за костюма, который просто-напросто сковывал движения. Актер тут же попросил гримеров наклеить ему какие-нибудь усы и найти поношенный мундир со старыми сапогами. Отыграв пролог спектакля в нарядном костюме, Дуров быстро переодевался в старый мундир и снова выходил на сцену. Так все и встало на место - роль сдвинулась с мертвой точки, и с тех пор два мундира висят рядом друг с другом...
Из многочисленных афиш, висящих на стенах кабинета, есть одна с секретом: никто не может теперь сказать, за что в советские времена ее запретили. А на ней написано: "Михаил Козаков, Леонид Броневой, Лев Дуров... и Анатолий Эфрос приглашают вас в театр на "Женитьбу". Оказалось, афишу запретили за то, что эта компания не может приглашать на "Женитьбу", мол, это не их частная лавочка, а государственный театр. И как ни объясняли властьпредержащим, что это такая форма обращения к зрителю, не помогло! Об афише спектакля "Что тот солдат, что этот" Льву Дурову тоже есть что вспомнить: "В одно время Эфрос соединил под своим началом два театра - Бронную и Ленком. И мне почти год не давал ролей, мол, я свой, подожду. А потом пришел замечательный режиссер Михаил Туманишвилли и стал ставить со мной "Что тот солдат, что этот". Но незадолго до премьеры я, стоя на коленях, неловко повернулся и раздробил себе коленную чашечку. Ужас! Премьера под угрозой, другие актеры тут же начали предлагать режиссеру свои услуги, но он в ответ: "Хоть год, хоть два, но буду ждать Дурова". Когда я это услышал, пришел на репетицию с гипсовой ногой. Потом она мне надоела, и я сам этот гипс расколол. Правда, с тех пор нога у меня побаливает, связки так и не закрепились..."
Без сомнения, все эти истории Льву Константиновичу впору записывать. К тому же в кабинете стоит печатная машинка "Ундервуд", в рабочем состоянии. Только Дуров использует ее не по назначению, точнее, вообще не использует. "Просто все знают, что я - ужасный барахольщик, и дарят мне подобные вещицы", - признался он. Ему, как "барахольщику", очень нравится один подарок от зрителей, который висит над входной дверью. Это - небольшой листок, на нем фотография актера в буденовке и слова: "Мандат. Выдан товарищу Дурову в том, что он состоит начальником отдела военной разведки... Данное удостоверение В.Ч.Р.К. разрешает товарищу Дурову право ареста всех подозрительных лиц по его усмотрению для немедленного препровождения в группу дознания В.Ч.Р.К. Дзержинский". После революции подобные мандаты выдавались "особо надежным гражданам", а в наши дни поклонники Дурова, зная его чувство юмора, сделали ксерокопию с документа и вклеили его фотографию... Есть и еще одни подарок с юмором в кабинете худрука - большая картина (прототип "Охотников на привале"), которую Дурову вручили на 70-летие от передачи "Белый попугай". "Они мне ее подарили как старому треплу, - комментирует Лев Константинович. - На ней я изображен в трех ипостасях и травлю байки сам себе. Помню, Гафт долго не мог написать на меня эпиграмму, а потом придумал: Актер, рассказчик, режиссер,/Но это Леву не колышет,/Он стал писать с недавних пор,/Наврет, поверит и запишет..." Но, как нам показалось, Лев Дуров рассказывал только правду. Была только одна неправда - предупреждения на входной двери о скверном характере обитателя. "Конечно, это шутка", - сказал на прощание худрук, но вдруг достал из угла рабочего стола шпагу и сделал выпад: "Обороняйтесь!"