Алекси резким движением включил воду на полную мощность. Опершись руками на края раковины, он поднял голову и увидел в треснутом грязном зеркале свои пустые глаза. В них не было ничего, ни чувств, ни эмоций, ни желаний. Аллу смотрел в свои глаза, словно в чьи-то чужие и совершенно ничего не понимал. Внутри он чувствовал такую же пустоту, что и снаружи, как будто и не было никогда ни воспоминаний, ни мыслей - только туманное пространство, словно перед зеркалом сейчас стояло что-то пустое и равнодушное.
В голове крутилась лишь одна мысль: "Почему?". Почему они оставили его? Одного, на Рождество... Как они посмели? Янне... самый близкий, казалось бы, человек, и тот оставил его, уехав на праздник к матери.
Алекси было не к кому ехать, и увязаться за Янне он так просто не мог. Чувство одиночества наполняло его, точно пивная струя стакан в руках у бармена.
Уборная уже поплыла перед глазами, и Алекси оказался посреди тёмной пустой комнаты, где каждый вздох, казалось, отдавался гулким эхом от серых стен. Депрессия.
С потолка капала вода, которая образовывала на полу грязные лужи из уничтоженных надежд и растоптанных чувств. Почти вся поверхность пола была покрыта осколками битого стекла. В углу лежала потрёпанная новогодняя утварь: Санта-Клаус с оторванной головой, безногие олени, Дева Мария с изуродованным маленьким Иисусом на руках...
Аллу подошёл поближе и протянул руки, и хотел было дотронуться до старой рождественской фурнитуры и - замер на месте, тупо уставившись на свои руки. Татуировок, которые у него раньше точно были - уже не осталось, а вместо них на руках красовались только бинты, пропитанные свежей кровью. Пальцы были раскромсаны, как будто он пытался покрошить их в миксере. Каждая рана источала маленькую капельку крови, эти капельки образовывали узор на руках Алекси, всё более и более плотный. Пока, наконец, не покрыли кисти полностью.
Алекси почувствовал, как его голова закружилась, предметы приобрели смазанные очертания, а на барабанные перепонки давила нарастающая музыка. Это точно была музыка Children Of Bodom, но она звучала медленнее и мрачнее, словно уменьшили скорость воспроизведения.
Алекси обхватил голову руками и от боли закрыл глаза.
Снова их открыв, Аллу опять столкнулся со своим отражением в зеркале.
Белый кафель туалета больно давил на глаза, всё точно так же, как тогда, когда он зашёл сюда.
Вздрогнув от своих фантазий, отголоски которых до сих пор стояли у него перед глазами, Алекси развернулся и уверенными шагами вышел в реальность, украшенную блёстками и мишурой, в лучших рождественских традициях, и затянутую белой плотной пеленой сигаретного дыма.