Бесконечное, безупречное, слоистое застывающее, затягивающее ленивыми стеблями утро вытягивает сознание из сна, я открыл глаза. Бывают сны, повторяющиеся, время от времени приходящие события которые были, которые приснились, сегодня был такой, - Мальчик! Мальчик, подойди!
Это были развалины на берегу городской реки, сносили старые дома, то что было когда то улицей спускающейся к реке, сейчас всё это выглядело разворошённым муравейником, отец и его друзья ушли к родственнику обедать, он жил выше, их ещё не сносили, здесь они занимались раборкой на стройматериалы, то что еще можно было забрать. С кирпичом и деревом в те времена было сложно. Они ушли, а я остался один.
Светило солнце, лето было в самом разгаре. Звуки города почти не проникали, в тот анклав спокойного разрушения, лишь далекие звуки звуки трамваев, гудки машин, прорывались сквозь листву деревьев, создававших надежную звукозащиту. Это умиротворяло, создавая особый настрой, когда приятно быть одному, карабкаясь по развалинам домов, спускаясь в подвалы, мысленно настраиваясь на поиски клада, воображая себя исследователем неизведанного.
- Мальчик! Мальчик подойди! Я их сразу не заметил, провал подвала, почти целого дома, мимо которого не раз пробегал, слабо пульсировал бордовым светом, в его глубине стояли двое по виду люди, но свет их так обволакивал, и эта пульсация, не давала, выявить, оценить детали.
- Мальчик! Мальчик подойди! - прозвучал холодный, безжизненный, но совсем не механический голос. Я по началу совсем не испугался, ну мало ли, кирпич и дерево всем нужны, да и лето, солнце, ну совсем не страшно. Только молчаливый взгляд, пульсация света, и неожиданно для самого обнаруженная тишина. Город молчал. Было совершенно тихо, до визга в ушах. И тяжесть медленно поднимающая от ног, вдруг вызвала дикую панику. Люди не выходили, не делали попытки приблизится. Я стоял зачарованной коброй, не смея шевельнуться. Казалось прошла вечность. Швырк. Свет свернулся. Зашумел город, вдалеке зазвучали голоса, возвращался отец с товарищами, подвал пустым зрачком смотрел на меня, или я весь покрытый холодным потом, смотрел на него, но там, никого уже не было.