Петр Петрович Мастодонтов и Ванесса Львовна Затлер жили в одном подъезде с незапамятных времен: он на первом, она как раз над ним - на втором. Примерно столько же и тянулись их взаимная неприязнь и недовольство друг другом. Началось все с сущей мелочи.
Была у Петра Петровича собачка Тяпочка. Досталась она в наследство от покойной жены, так что Петр Петрович в Тяпочке души не чаял. Бывало, оденет Тяпочке на лапки кожаные башмачки, попонку вязаную застегнет, чтобы не продуло, да и гуляет с ней возле дома. И всех старушек эта Тяпочка, да пуще того заботливый хозяин Петр Петрович, в благоговение приводили, окромя Ванессы Львовны.
Как-то раз Тяпочка, не дотерпев до улицы, опустошила свой благородный собачий кишечник прямо в подъезде - на коврик Ванессы Львовны. Бестолковая собачонка вместо того, чтобы по лестнице вниз бежать, почему-то рванула наверх и успела нагадить, пока Петр Петрович квартиру запирал. Петру Петровичу неловко стало, позвонил в дверь соседки, чтобы извиниться за Тяпочку (собачка старая, с кем не бывает), а Ванессы Львовны как назло дома не оказалось. Ничего, - подумал Петр Петрович, вечером зайду и извинюсь. Только вечером к Петру Петровичу внук пришел, а потом у Тяпочки случилось несварение желудка - никак ее было не оставить. Так Мастодонтов к Ванессе Львовне и не зашел.
А Ванесса Львовна вернулась в тот день поздно, но очень довольная собой и покупкой новых ботиночек. Такие они были удобные и мягкие, что в магазине снимать не захотелось, так и пошла в них прямо до того злополучного коврика, где Тяпочка нехитрые собачьи делишки справила.
Новые ботинки вместе с приподнятым настроением были испорчены, а хуже того, что Ванесса Львовна решила, будто Петр Петрович все это нарочно подстроил. Он же, известно, мужлан неотесанный, и собака у него такая же невоспитанная. Когда к Ванессе Львовне приходили на дом ученики и играли на фортепьяно божественные вальсы Штрауса, или даже ноктюрны Шопена, не говоря уже о технически сложных этюдах Черни, эта мерзкая собачонка начинала безобразно подвывать. И делала она это столь немузыкально, ни разу не попав за все это время в такт, что нежные ушки Ванессы Львовны закладывало ватой как в самолете ТУ-154, а растянутые в приветливой интеллигентной улыбке губы складывались для мысленного произнесения грубых ругательств, чуждых тонкому музыкальному слуху старушки.
В свою очередь Петр Петрович эти самые ругательства озвучивал на полную катушку, не стесняясь подвывавшей рядом Тяпочки. Вся эта какофония звуков, не сдерживаемая старыми перекрытиями и тоненькими перегородками, гуляла и вибрировала, впитываясь в деревянную мебель и скрипучие, давно некрашеные полы, заставляла дребезжать тарелки в посудном шкафу; и даже чайная ложечка мелодично звякала на три четверти о край стакана, из которого Петр Петрович имел обыкновение пить чай с лимоном.
...Уже отгремела, отхлопала новогодняя ночь, осыпала кружочками конфетти лестницу в парадном, пропитала свежим, хвойным ароматом крохотную гостиную и натруженные клавиши, когда у Ванессы Львовны приключилась неприятность. Заметила она эту неприятность не сразу, а лишь когда пошла на кухню, чтобы поставить чайник и положить в круглую вазочку горсть шоколадных конфет. Неприятность сия, издавая тонкие некультурные звуки, фонтанчиком била из водопроводной трубы. Ванесса Львовна, спасая тапочки, устремилась в гостиную, где прижатая массивным телефонным аппаратом, лежала записная книжка с фамилиями и номерами нынешних и бывших учеников. Панически перелистав всю книжку, Ванесса Львовна, к своему огорчению не нашла там ни одного сантехника или хотя бы слесаря. Бывшие ученики были сплошь высокоинтеллектуальных и благородных профессий, никак не вязавшихся в мыслях Ванессы Львовны с дырявыми трубами и разводными ключами. А фонтанчик между тем набирал силу и постепенно трансформировался в артезианскую скважину, бодрящую свежесть и бездонность которой в полной мере прочувствовал на себе живущий этажом ниже Петр Петрович.
Оставив мечущуюся от ужаса Тяпочку в одиночестве, Петр Петрович поднялся к зловредной соседке, чтобы раз и навсегда решить вопрос с дребезжащими ложечками, тарелками, льющейся с потолка водой и старушкой, мучающей своей игрой несчастную больную собаку.
Навстречу ему птичкой выпорхнула Ванесса Львовна и, тоненько всхлипывая: "там, там...", потянула Петра Петровича на кухню. Мастодонтов мгновенно оценил ситуацию. Отодвинув мусорное ведро, засучив рукава, со словами "Гой еси Русь водопроводная!" он перекрыл стояк. Оторвавшись от порядком заржавленного крана, Петр Петрович, оставаясь на корточках, снизу вверх посмотрел на Ванессу Львовну. В силу сложившихся обстоятельств, та не успела отвести глаза, и в полной мере прочувствовала на себе спокойный, тяжелый мужской взгляд. Сосед изучал ее долго и вдумчиво, начиная с затейливой прически и заканчивая намокшими тапочками. Глубоко вздохнув, Мастодонтов начал подниматься, становясь все выше и шире, пока не занял полкухни. В какой-то миг Ванесса Львовна испугалась за себя - ей вдруг мучительно захотелось ткнуться лицом в эту широкую грудь, и немножечко всплакнуть от переживаний. От такой мысли она закрыла глаза, боясь пошевелиться. Меж тем Мастодонтов, отодвинув в сторону бесполезную соседку, спустился к себе, принес ящичек с инструментами, и, чуть покопавшись, несколькими мощными движениями поставил на трубу хомут. Ванесса Львовна тем временем окончательно пришла в себя, и невольно залюбовалась Мастодонтовым, совершенно бесстыдно разглядывая его сзади, отмечая каждое движение. А движения у Петра Петровича были сильные и уверенные, явно не дилетант, - с удовольствием подумала Ванесса Львовна, - вон как у него все ловко получается... Дилетантов она терпеть не могла. Пока Мастодонтов возился с трубой, бывшая учительница музыки сунула ему тайком в оттопырившийся карман пиджака горсть шоколадных конфет.
- Ну, вот и все, хозяйка. Принимай работу. - Обернулся к Ванессе Львовне Петр Петрович.
Ванесса Львовна намывала на кухне полы и думала о том, что надо бы завтра выловить из супа большую мозговую кость и отнести Тяпочке. Мужчины, они ведь суп готовить не умеют, где им правильное мясо выбрать. Небось, кормится одними полуфабрикатами, - вздохнула старушка. Потом она пошла в гостиную, аккуратно сняла с фортепиано ажурную салфеточку, пальцы ловко забегали по клавишам, а Ванесса Львовна предалась мечтам...
Петр Петрович вернулся к Тяпочке в бодром расположении духа, его почему-то не смущали отсыревшие обои и неприятная лужа, образовавшаяся в углу кухни. Он отдал Тяпочке два кружка колбасы, снял старенький пиджак, который надевал, когда выходил на лестницу покурить, и обнаружил в кармане конфеты.
Наверху забренчало фортепиано. Тяпочка подняла морду и мерзко завыла. И тут Петр Петрович, который в жизни не сказал Тяпочке грубого слова, щелкнул ее по морде и грубо рявкнул:
- Цыц, понимала бы чего!
И, смягчив голос, добавил:
- Она ведь натура тонкая, нежная. Это понимать надо.