Я до сих пор помню его куртку, чёрную кожаную, со множеством заклёпок и карманов. Он был высокого роста, худой, но широкий в плечах. У него была коротко стриженная голова и ресницы светлые и пушистые, какого-то персикового оттенка. Лёха был страшный и высокий для нас тогда, и нам казалось, что он преодолевал ступеньки в каждый пролёт этажа одним шагом. Лёха жил на последнем этаже нашей пятиэтажки. В квартире напротив жил мой одноклассник, поэтому мы с братьями иногда ходили на территорию Лёхи. Мы видели, что по мере того, как Лёха превращался из грозы нашего двора в члена бандитской группировки, на голубых стенах лёхиной лестничной клетки начали появляться надписи: "Леша, я тебя люблю". "Лёха, это твой сын". Все это сопровождалось нецензурными ругательствами чёрного цвета, написанными бычками от сигарет, и жирными точками сигаретной смолы на белом подоконнике между этажами.
Я ещё подумала тогда--как можно любить Лёху? Пыталась себе представить, как должна выглядеть эта женщина-монстр. Когда Лёха звонил нам пьяный в дверь, чтобы позвать папу и занять у него денег, я приподнималась на цыпочки, смотрела в дверной глазок, видела эту вытянутую бритую голову и плечи в кожаной куртке, и так и не смогла поставить себя на место женщины, которая написала на стене, что любит Леху.
Однажды Лёха подошёл пьяный к нам с братьями, когда мы играли во дворе. Было ощущение, что его всегда сопровождала неслышимая рок музыка. У нас каждый раз затаивалось дыхание, когда он с нами здоровался. И вот он обратился к моему младшему брату: "Нравятся эти качели? Смотрю, вы тут все время тусуетесь". Мой пятилетий брат робко ответил: "Да". Лёха бодро продолжал: "А хочешь, я их подожгу? Ты видел, как горят качели?" Мы ужасно его боялись и молчали. Тогда Лёха добавил: вечером смотри из окна, как они будут гореть.
Вечером мы сидели в гостиной и смотрели мультики. И вдруг мы увидели отражение огня из окна в экране телевизора. Мы подбежали к окну и увидели, как в нашем дворе буквой "П" полыхают качели. На нас произвело впечатление перемена чего-то очень известного и понятного, как качели, во что-то потустороннее. Но ещё, конечно, и то, что Лёха оказался человеком своего слова.
В этот тихий майский вечер середины 1995 года, шесть маленьких глаз смотрели из окна своей пятиэтажки на горящие качели, которые зловеще полыхали посередине московского двора полуспального района.
С того момента мы долго не видели Леху, а потом мы узнали, что его сильно избили на стрелке, и он вскоре умер в больнице. На стене еще несколько лет оставались надписи о любви к Лёхе, но потом их закрасили во время капитального ремонта.